Роуэн, Шаран и Норрис ушли из деревни на рассвете, когда рев Дракона возвестил начало нового дня. Темной лентой убегала вперед протоптанная букшахами тропа. Вдоль русла замерзшей Реки, через рощу, она вела к Горе и там терялась среди деревьев, что росли у подножия ледяной великанши.
Роуэн и его спутники надели старинные плащи из шкур букшахов. Старуха Ланн не обманула: плащи были действительно очень теплыми и удобными, несмотря на то что Роуэну и Шаран они были явно длинноваты. Ланн пришлось немного укоротить их, иначе ребята спотыкались бы на каждом шагу.
Норрис взял меч, который ему вручила Ланн, и посох, чтобы опираться на него в пути, — ведь он все еще хромал. Шаран несла шкатулку с шелками — девочка наотрез отказалась оставить ее в деревне.
— Я — хранительница шелков, — упрямо повторяла она, когда Норрис и Ланн пытались отговорить ее от этой бредовой затеи, — и знаю, что ни при каких обстоятельствах не должна расставаться с картинами.
Выйдя из деревни, Роуэн и его спутники миновали безмолвную мельницу, огромное колесо которой вмерзло в застывшую Реку. Они шли все вперед и вперед, изредка присаживались отдохнуть, но почти не разговаривали. Роуэн знал, что солнце, должно быть, уже высоко, но его лучи не могли пробить пелену густого тумана. Снежная дымка заволокла окрестности. Было очень холодно.
Когда путники подходили к Горе, деревьев стало больше, тропа сузилась, и было видно, что букшахам пришлось петлять между кустами.
Вокруг высились огромные ели, напоминающие суровых стражей. Под тяжестью снега их лапы гнулись к земле. От морозного воздуха саднило горло. А впереди белела злая Гора.
Роуэн брел вперед, глядя под ноги и стараясь ни о чем не думать. Теплый металл медальона согревал, и, сам того не желая, он вдруг сжал его в руке.
«Когда узнаешь, что это, станешь таким, как я».
Вдруг до его слуха донеслось тихое журчание. Роуэн поднял голову — в просвете между деревьями он увидел трех странников в плащах из шкур букшахов. Они наклонились набрать воды из родника, бившего из отвесной скалы у подножия Горы. Вот один выпрямился, принялся отвинчивать крышку старой фляги и вдруг обернулся. Лицо его стало сосредоточенным — он смотрел прямо на Роуэна.
Опять это лицо! Роуэн будто гляделся в зеркало, но в темных глазах его двойника таилась тревога, они будто что-то высматривали, будто кого-то искали…
— Поглядите, вон там начинается Река, — послышался голос Норриса.
Роуэн зажмурился, а когда снова открыл глаза, призрачные фигуры уже исчезли. Теперь он видел только утес. Из него бил родник, впадающий в озерцо, которое лишь наполовину было затянуто льдом.
Норрис отстегнул флягу и нагнулся зачерпнуть воды. Роуэн подошел к утесу, но остался стоять в стороне, в то время как Шаран тоже склонилась к воде, чтобы наполнить свою маленькую фляжку.
— Роуэн, что с тобой? — спросил Норрис, поглядев на друга. — Ты будто привидение увидел.
Роуэн подумал: «Что из того, что сейчас я не сдвинусь с места и не подойду к воде? Это будет глупо — я просто попытаюсь себе доказать, что посещающие меня видения не имеют никакого отношения к будущему, но что толку спорить с неизбежным?»
Роуэн шагнул к роднику, отвинтил крышку старой фляги, наклонился и набрал воды. Потом выпрямился и, сам того не желая, оглянулся на то место, где стоял всего несколько минут назад. Конечно, он никого не увидел — только лапы укрытых снегом елей, кружащийся снег да их собственные следы, что вели к деревне.
Вдруг краем глаза над верхушками деревьев Роуэн увидел ярко-желтое пятно. Оно приближалось к путникам, все четче выделяясь на фоне мрачного темно-серого неба. Вскрикнув, Роуэн выхватил нож и вскочил на ноги.
— Что это?! — в ужасе воскликнула Шаран.
Но ярко-желтое пятно уже было почти прямо над ними. Вдруг оно замедлило свой полет и стало резко снижаться. Роуэн ахнул, разглядев тоненькую фигурку в плаще из шкуры букшаха.
Он узнал Зеел.
В немом изумлении Роуэн глядел на девушку, на ярко-желтого воздушного змея, волочившегося за ней по снегу. Он слышал радостные крики Шаран и Норриса, но сам не мог произнести ни слова.
— Роуэн, ты не ждал меня? — смеясь, спросила Зеел. Она сложила шелкового змея и перекинула его за спину. — Ты разинул рот, как рыбка, которая водится в стране водяного народа! Но если серьезно, ты знал, что я прилечу?
Роуэн наконец нашел в себе силы ответить.
— Нет, — прошептал он. — Мне такое даже не снилось. Почему ты здесь? Как ты узнала где мы?
Зеел подошла к Роуэну и сжала в своих ладонях его руку.
— Бродники кочевали по земле водяных людей, — начала объяснять она. — На рассвете Хранитель Кристалла призвал Огдена в свою пещеру и рассказал ему о видении, которое явилось вам обоим. Огден быстро вернулся в лагерь, рассказал обо всем мне, и я тут же отправилась в путь.
«…Четвертый — летать» — эти слова снова зазвучали в душе Роуэна, а ведь сперва он думал, что эта строка сулит ему, Шаран и Норрису шанс каким-то образом избежать опасности. Однако Роуэн ошибся, как ошибался и тогда, когда думал, что он сам, переносящийся в своих сновидениях в будущее, и есть тот четвертый, о котором шла речь в пророчестве Шебы.
Но вот он — четвертый, о котором говорила колдунья: сильная высокая Зеел, старый друг Роуэна. И именно ей, приемной дочери Огдена, суждено стать четвертой в их обреченной на гибель команде.
«Почему мы должны расставаться с лучшими и храбрейшими?» Роуэн помнил печаль старой Ланн, когда она задавала судьбе этот бессмысленный вопрос.
Он почувствовал, как Зеел сжала его руку в своей.
— Пролетая над долиной, я видела черную дорогу и ринцев, идущих к побережью, — сказала девушка. — Я приземлилась в деревне, но не нашла там никого, кроме старой вояки Ланн и погруженной в оцепенение Бронден. От Ланн я узнала, что ты с Норрисом и Шаран по оставленному букшахами следу отправился к Горе. Роуэн! Почему, уходя, ты не позвал меня с собой?
— Потому… потому что наш путь будет полон опасностей, — начал Роуэн.
— Я знаю! — воскликнула Зеел. — Именно потому я здесь.
В разговор вмешался Норрис.
— А я всегда думал, что для бродников наши зимы слишком холодны! — воскликнул он. — И я слышал, что вашему народу запрещено подниматься на Гору.
Норрис давно знал эту девушку — еще с тех пор, как Роуэну, хлебопеку Аллуну и Зеел удалось пробраться в столицу зибаков и освободить его, Аннад и Шаран. Мужественная Зеел восхищала Норриса.
— Все это правда, — отвечала Зеел, улыбаясь и сверкая белоснежными зубами. — Но, Норрис, разве ты забыл? По рождению я не принадлежу к племени бродников. В моих жилах течет кровь зибаков. Я — найденыш, выброшенный волной на прибрежный песок. Огден нашел меня и удочерил. Я могу делать то, что запрещено другим бродникам. Если нужно, могу подняться на Гору. Мне нипочем жестокие морозы, хотя… — Зеел поежилась, — так холодно мне еще никогда не бывало. Хорошо, что Ланн дала мне этот теплый плащ с капюшоном.
Зеел задумчиво погладила мех букшаха:
— А Ланн изменилась. В былые времена она бы ни за что не позволила кому-нибудь из бродников (я уж молчу о зибаках!) надеть плащ, принадлежавший жителю Рина, но сейчас она мне его безропотно отдала, прибавив, что он как раз для меня.
— Это из-за пророчества Шебы, где говорится о четверых, которым суждено последовать за букшахами, — пробормотал Роуэн. — Но знаешь, Зеел, там ведь еще говорится о том, что мы станем добычей огня и льда.
Зеел кивнула, но улыбка ее погасла.
— Знаю, — сказала она. — Хранителю явилось то же видение, что и тебе, и о пророчестве он тоже знает. Я, как только услышала ужасные слова, сразу же поняла, что мне суждено разделить вашу участь. С тобой я хоть на край света пойду.
— Нет! — простонал Роуэн.
Зеел воскликнула с горячностью:
— Роуэн, наша земля в опасности! Почему ты думаешь, что только жители Рина должны стать жертвой Горы, если та жаждет мщения? Я добровольно последовала за тобой, Хранитель Кристалла и Огден благословили меня на этот шаг. Воздушный змей помог мне быстро добраться до вас. Я — представитель водяного народа и племени бродников и рада тому, что могу принять участие в этом походе.
Светло-голубые глаза Зеел встретились с испуганным взглядом Шаран. Девушка обернулась к Норрису, а затем снова посмотрела на Роуэна.
— Мы — части единого целого, — сказала она, — и каждый из нас должен выполнить то, что ему предназначено судьбой. Каждый незаменим. Пока неизвестно, что кому предстоит сделать, но скоро все выяснится. И пусть свершится то, чему суждено свершиться.
Следы букшахов вели вдоль подножия Горы. Путники миновали неприступные утесы восточной оконечности ледяной великанши и двинулись к ее южным склонам. Однако спустя некоторое время следы вновь повернули, и на этот раз — вверх.
Путники остановились, и их окружило ледяное безмолвие. Ни ветерка, ни шороха. Справа нависла неприступная громада Горы — она будто ждала, что будет дальше.
— Ну ладно, — сказал Норрис, потирая руки, — сейчас посмотрим, кто на что способен!
Роуэн удивленно поглядел на друга. В глазах отважного Норриса не было страха. Гордо откинутая назад голова, широкие плечи, прямая осанка. На губах — радостная улыбка.
«Так, наверное, в прежние годы выглядела старуха Ланн, когда готовилась к схватке с зибаками, — подумал Роуэн. — Бесстрашный и сильный Норрис — гордость Рина».
За спиной у Роуэна послышался шорох. Сзади стояла Шаран. Она глядела на неприступную Гору со страхом, дрожащими руками прижимая к груди шкатулку с шелками.
Роуэн подумал о полных жизни и трепещущего света ярких картинах Шаран. Она была продолжателем дела предков — создательницей прекрасных полотен, исполненных правды и невыразимой прелести.
«Конечно, — подумал он, — ведь Шаран тоже дочь своего народа. Она — плоть от плоти Рина. Не того Рина, каков он сейчас, но Рина прежних веков — земли счастливого племени, еще не испытавшего ига зибаков, где художники жили вместе с воинами, а нежность и красота ценились так же высоко, как смелость и отвага».
Вдруг разрозненные мысли, как кусочки мозаики, сложились в единую картину. Внезапно Роуэн все понял.
Нас четверо… Мы — части единого целого…
Шаран и Норрис — живое свидетельство прошлого народа Рина, живое доказательство правдивости той истории, о которой рассказывают шелка.
Роуэн привел их в долину Рина.
А Зеел помогла ему сделать это.
«Гора разгневалась и наказывает нас».
У Роуэн от ужаса подкосились ноги.
Узкая тропа, проложенная букшахами, извивалась между утесами. Роуэн шел впереди, за ним — Норрис и Шаран, а позади — Зеел.
Путь был труден для всех, но особенно для Норриса, ведь у него сильно болела нога. Шаран тоже очень устала, но ни брат, ни сестра не просили об отдыхе. Начинало смеркаться, и все понимали, что до наступления темноты нужно выбраться из скалистого ущелья.
Скалы, окружавшие их со всех сторон, становились все выше и выше, огромные утесы закрывали собой небо. Тропа превратилась в еле заметную узкую стежку, петляющую меж черных скал. На утесах, что высились, как отвесные стены, Роуэн заметил длинные царапины. Он догадался, что это следы от рогов букшахов: для огромных животных тропка была слишком узкой.
Сердце Роуэна учащенно забилось — ему показалось, что вдруг задрожал волшебный медальон.
— Не нравится мне это место, — мрачно сказала Зеел. — Мы тут как в западне. Если кто-нибудь выскочит нам наперерез, и бежать будет некуда.
Норрис с ней согласился. До Роуэна голоса друзей доносились будто издалека. Тропа резко свернула, и внимание его поглотило странное зрелище — Роуэн знал, что никто, кроме него, этого видеть не мог. Впереди, совсем недалеко от них, огромные скалы образовали высокую арку. Из арки лился голубоватый свет. А там, за аркой, кто-то был, кто-то двигался.
Роуэн пригляделся и смог различить темную фигуру в тяжелом плаще, развевающемся на ветру, за ним вторую, третью, четвертую. Странники в длинных плащах куда-то спешили, объятые голубоватым светом. Они шли быстро, один за другим, почти бежали…
Они боялись. Роуэн явственно ощущал это. Их страх стал его собственным страхом.
«Торопитесь! Не отставайте друг от друга! И не смотрите…»
Мурашки побежали у него по коже, но через несколько секунд фигуры странников уже растаяли в воздухе.
Роуэн прислонился к скале. Колени его дрожали. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Он отчетливо видел, что неприступные утесы и правда образовали высокую арку — оттуда и впрямь лился голубоватый свет. Роуэн услышал удивленные возгласы друзей: Зеел, Норрис и Шаран поравнялись с ним и тоже увидели волшебное сияние, но Роуэн не мог вымолвить ни слова.
Ему было ясно, что за высокими скалистыми сводами таилось что-то ужасное. Чтобы унять дрожь, Роуэн схватился за выступ в скале.
— Что это?! — воскликнула Шаран. — Что это за место? Что нам делать?
Роуэн внезапно ощутил жар, исходящий от медальона. Он дернулся от жгучей боли и попытался вытащить медальон из-под рубашки, но оторвать его от кожи ему не удалось. Металл становился все горячее, и чем яростнее Роуэн тянул за шнурок, тем сильнее впечатывался в его тело раскаленный медальон.
Роуэн сжал руками горло, закричал и упал на снег. Норрис, Шаран и Зеел кинулись к нему, но что они могли сделать, что? Раскаленный кусочек металла, висевший у него на шее, проник в его плоть — все тело горело, кости плавились, а горло будто наполнилось пылающими углями. Роуэн задыхался, бился… Он хотел было снова закричать, но ни звука не вырвалось из искаженного судорогой рта.
Вместо крика из его горла вырывались пламя, дым и пылающие угли. Извиваясь в смертной муке, он вдруг понял, что это не угли, нет… это ужасные слова. Роуэн услышал скрипучий голос, читающий стихотворение, но не сразу осознал, что это стихотворение читает он сам.
В этой пещере мудрый — слепой,
Главное — справиться с головой!
Вода из источника — вот что спасет,
Ведь ненависть в чистой душе не живет.
Едва последнее слово сорвалось с его помертвевших губ, Роуэн закрыл глаза. Больше он ничего не помнил.