Ровно в полночь

2

Мерседес Меллони никогда не существовало, что меня не удивляло и не огорчало. Это имя придумал Рон Хопкинс, полагая, что такая марка поможет продаже одежды, которую шила его фирма. У него были и мысли получше, насчет того, как ловчее сбывать свой товар, и по этой причине он нуждался в советах, которые я мог предоставить.

Казалось, безумие: английская фирма готового платья устраивает выставку мод в Париже. Но Рон не за тем гнал через Ла-Манш самолет с тряпками и манекенщицами, чтобы пострадал его счет в банке. Он уверен был, что французы отданы на милость или высокой моды больших и дорогих фирм, или маленьких ателье без всяких претензий. А потому они не могли устоять перед соблазном дешевой и одновременно остромодной одежды.

Показ организован был в зале большого отеля на Монпарнасе. Рон принял нас издали за министров или крупных знатоков моды, метнулся навстречу, но узнав меня, сразу окрысился:

— Опаздываешь, дружище.

— Противник тоже. — Я их представил: — Анри Мерлен — Рон Хопкинс, он же Мерседес Меллони.

На Роне был темно-зеленый жилет со светло-зелеными лацканами, в одном торчала розовая орхидея, — так, по его мнению, должен был выглядеть гомосексуалист в сплошь гомосексуальной компании парижских кутюрье и завсегдатаев модных салонов. Вглядевшись внимательнее, вы понимали, что он больший англичанин, чем ростбиф, и меньший гомосексуалист, чем мартовский кот.

— Места для вас оставлены в первом ряду. Не вздумайте меня предать, ясно?

Злорадно ухмыльнувшись, мы зашагали по чужим ногам к своим местам. Аудитория состояла в основном из женщин. Из тех, кто состарился, так и не растолстев, или растолстел, не успев состариться. Мерлин уже обзавелся программкой:

— Номер тридцать семь, — прочитал он, — «Весна жизни». Прелестное название. Сам мэтр назвал эту модель просто «Весна». Ваш Хопкинс исключительно точно понимает психологию женщин того упадочного возраста, которым он рассчитывает всучить свою стряпню. Когда окажется, что платье — точная копия нашего, ему придется выложить миллион франков.

— Точной копии не будет, — возразил я.

Мерлен продолжал изучать программку.

— А эта жуть зовется платьем для коктейля?

Манекенщица в темном приталенном платье замерла на помосте. Мерлен недоуменно спросил:

— Какого оно пола?

На лице девушки застыла пренебрежительная улыбка. Я поморщился. Конечно, она худа, но не настолько же… И вслух заявил:

— Очень сексуальна. Готов заняться ею здесь же и сейчас.

Похоже, мое предложение девушку не вдохновило. Мерлен пожал плечами.

— Для англичан нет ничего кроме секса. Секс с модой вообще никак не связаны. Если в Англии изнасилуют женщину, все подумают, что виной тому модное платье. Вы совсем отвыкли от Франции, Канетон. — Он покачал головой.

— Подождите с выводами, пока не разберемся, кто кого. Что у вас для меня за предложение?

Мерлен поспешно прошептал:

— Нужно переправить клиента из Бретани в Лихтенштейн. Ему могут помешать. Любым путем, включая оружие. Хотите помочь?

— Как он собирается передвигаться? Поездом? Самолетом? И сколько заплатит?

— Двенадцать тысяч франков, почти тысяча фунтов. Лучше, пожалуй, машиной — больше выбор маршрутов, к тому же граница… Вы не забыли, где Лихтенштейн?

— За Швейцарией, между ней и Австрией. А что джентльмен делает в Бретани, если собрался в Лихтенштейн?

— Сейчас он еще на яхте в Атлантике. Раньше завтрашней ночи до берега не доберется. Все очень просто. Вы забираете его в Бретани и отвозите в Лихтенштейн. Проблема в том, что противникам тоже известно, где он находится и как важно ему поскорее попасть в Лихтенштейн.

Особой проблемы я тут не видел, во всяком случае, не на двенадцать тысяч франков.

— Могу представить только две причины поездки в Лихтенштейн, — заметил я. — Одна — за новыми почтовыми марками, которые там выпускают. Другая — учредить компанию для уклонения от уплаты налогов. Ваш знакомый на филателиста не похож.

Мерлен хихикнул.

— Его зовут Мэгенхерд.

— Деньги его я знаю, его самого — нет.

— Его мало кто знает в лицо. Есть только одно фото для паспорта, снятое восемь лет назад и не во Франции.

— Я слышал, он имеет отношение к компании «Каспар АГ».

Мерлен развел руками.

— О таких много чего говорят. Понимаете, я не могу рассказать всего. Может быть, он сам решит… Но ему грозят немалые убытки, если срочно не попасть в Лихтенштейн.

— Давай повторим: я на машине подбираю Мэгенхерда в Бретани, везу в Лихтенштейн, по пути защищаю от разных наемных убийц. Очень просто. Но почему ему не двинуться самолетом или поездом, под защитой французской полиции?

— Ах, да, тут есть еще проблема, — он смотрел на меня с невеселой улыбкой. Им интересуется французская полиция.

— Да ну? И отчего же?

— Дело об изнасиловании. На Лазурном Берегу прошлым летом.

— Там на это еще обращают внимание?

Мерлен ухмыльнулся.

— Обвинение выдвинули только после того, как Мэгенхерд покинул Францию. Пришлось посоветовать ему не возвращаться.

— Не помню, чтобы газеты особо шумели.

Он пожал плечами.

— Летом на Лазурном Берегу изнасилование — дело обычное. Но все-таки преследуется по закону.

— Как-то не хочется спасать насильника от правосудия.

— Возможно. Но полиция не знает, что он появится по Франции, так что помех не будет. А вот конкуренты понимают, как нужно ему срочно оказаться в Лихтенштейне.

— Опять же, нет проще способа замазать человека, чем заявление об изнасиловании.

Манекенщица проплыла мимо нас, выставив вперед бедра и голову, словно кариатида на Нотр Дам. На ее пальто из шотландки затеяли войну кланы Кэмбеллов и Макдональдов.

— А частный самолет? Тогда ему не придется рисковать на границе.

Мерлен вздохнул.

— Аэропорты хорошо охраняются, а на маленьком самолете, который может сесть на любой поляне, от Бретани до Лихтенштейна не долететь. И все хорошие пилоты — люди честные, а плохие… — он опять пожал плечами. — Мэгенхерд не летает с плохими пилотами.

Какой-то смысл тут был. Я кивнул.

— Где я возьму машину? Не напрокат и не краденую?

— Полиция не конфисковала машины Мэгенхерда, и даже не знает, что ключи у меня. Какая вам больше понравится: «фиат-президент» или «ситроен ДС»?

— «Ситроен», если он нормальной расцветки.

— Черный. Самый неприметный.

Я кивнул.

— Вы с нами?

— Нет, я встречу вас в Лихтенштейне. — Он улыбнулся девице в пальто цвета крови и краем рта спросил:

— Телохранитель понадобится?

— Если возможна перестрелка — да. Тут я не мастер. Говорят, Элайн с Бернаром все еще лучше всех. А после них — американец Лоуэлл. Можете нанять кого-то из них?

Мерлен покосился на меня.

— Вы их знаете? — Он явно не ожидал, что я назову трех лучших телохранителей Европы.

— Анри, у меня хватает клиентов. И многие из них не хотят получить пулю в спину.

Он кивнул.

— Я и забыл, что с Элайном и Бернаром вы знакомы еще с войны.

Так и было. Ребята славно повоевали в Сопротивлении и когда война кончилась, без дела не остались. Я слышал, они всегда работали вместе и не ограничивались только охраной клиентов. Но чтобы заполучить их на свою сторону, я был готов пренебречь моральной стороной дела.

Мерлен заметил:

— Насчет них не обещаю, но с Лоуэллом я свяжусь. Вы с ним знакомы?

— Никогда не видел. В Америке он служил в Секретной Службе, верно?

За океаном эта служба — совсем не то, что в Европе. В Америке они занимаются охраной президента и его семьи. Значит Лоуэлл прошел хорошую школу. Но почему покинул службу? Может быть, не понравилось рисковать жизнью ради власти?

— Я поручу Лоуэллу встретить вас в Кемпере.

— Мы стартуем оттуда? Тогда может вы и машину отправите туда? До Лихтенштейна я доеду за сутки, но лишний день сидеть за рулем не хотелось бы.

— Сделаем. — Мерлен довольно покосился на меня. — Похоже, вы взялись за дело, Канетон? Можете объяснить, почему?

— Двенадцать тысяч франков — вот вам объяснение. — Ответил я слишком быстро, и потому уже спокойнее добавил: — При условии, восемь тысяч я получу вперед и вдвое больше, если сяду за решетку.

Мерлен кивнул.

— И еще одно, — сказал я. — Вы — адвокат Мэгенхерда. Мне нужна гарантия, что он никого не насиловал, и что так рвется в Лихтенштейн, чтобы сберечь свой капитал, а не ограбить других.

Он улыбнулся, словно сытый кот.

— Вы стали моралистом? Желаете сражаться за истину и справедливость?

— Я почему-то думал, — отрезал я, — что тем и занимался, когда мы познакомились в войну.

— В войну с моралью проще, — он вздохнул, — но я даю вам слово: Мэгенхерд не совершал насилия и не охотится за чужими деньгами. Вы сами поверите, когда познакомитесь с ним.

И тут же Мерлен взорвался.

— Это же платье мэтра! Это… это воровство! Ваш Хопкинс — жулик и шпион!..

Когда он выпустил пар, я заметил:

— Согласен, сходство есть, но есть и различия.

Правда, я лично их не видел.

— Какие там отличия! Это платье мэтра! Вашему Хопкинсу до поры такие штуки прощались. Но теперь он попался.

Я задумчиво произнес:

— Сомневаюсь, что Хопкинс сдастся без боя.

— Хорошо, будет вам бой! — Он зашагал к выходу. Манекенщица двигалась по помосту вровень с ним.

Мерлен с Хопкинсом застряли в дверях, стараясь не глядеть друг на друга. Я улыбнулся обоим и обратился к Мерлену:

— Простите, мне нужно переговорить с клиентом.

— Посоветуйте ему этой же ночью перерезать себе глотку или завтра срочно добыть денег побольше. Ладно, я позвоню. — Он ухмыльнулся и зашагал прочь.

Хопкинс спросил:

— Так наши дела? Как полагаете, есть у него основания подать иск?

— Нет. Но я притворился встревоженным, так что они попытаются поднажать. — Я взглянул на часы. — Возможно, обратится к прессе. Время у него есть.

— Великолепно! — Рон, ухмыляясь, хлопнул меня по плечу.

— Когда-нибудь вы зарветесь, Рон, и получите по шапке.

— Но я обязан это делать. А если им надоест, и они перестанут поднимать шум — что тогда?

— Тогда никто в Париже не станет покупать ваши тряпки.

— Верно, дружище, — уныло кивнул он. — С этикеткой «Paris» можно продать даже угольный мешок. Поймите правильно — я преклоняюсь перед Парижем. Здорово у них получается. Но дело не в том. Работать хорошо — это еще не все. — Он махнул рукой в сторону проплывавших мимо манекенщиц.

Я пожал плечами.

— Тогда за чем же дело? Смените имя на Рона Париса и поставьте свое имя на этикетку.

Он уставился на меня, потом едва не задушил в объятиях.

— Силен, дружище! Не зря я тебя нанял вместо всяких адвокатов. Слишком уж много развелось у них законов.