Ровно в полночь

6

В четыре утра по обсаженной деревьями аллее мы въезжали в Ван — самый крупный городок из тех, что мы миновали за последний час.

— С вашей стороны в кармашке есть путеводитель, — сказал я Лоуэллу. — Найдите городскую почту. Я позвоню Мерлену.

— Зачем?

— Он просил, поддерживать контакт. И может что-то разузнать о случившемся в Кемпере.

Покопавшись в картах, он сказал:

— Поверните вдоль сквера. Почта справа через двести метров.

Я остановился возле темной телефонной будки и заглушил мотор. Тишина нахлынула неожиданно, словно затопив все вокруг, и я покачал головой: для такого путешествия, как наше, слишком рано вздрагивать и нервничать по всякому поводу. Потом вышел из машины под дождь.

Будка оказалась не заперта, и немного погодя мне даже удалось разбудить телефонистку и всучить ей парижский номер Мерлена. Ответил затем заспанный женский голос.

— Это Канетон. Могу я поговорить с Анри?

После паузы я услышал:

— Он вам позвонит через несколько минут. Какой у вас номер? Я назвал номер телефона в будке, повесил трубку и вернулся к машине. Там проскользнул на сиденье, закурил и сообщил Харви:

— Он позвонит сюда.

Мэгенхерд спросил:

— Для чего вы звоните?

— Расскажу, что случилось с его человеком в Кемпере, и узнаю, что он об этом думает.

Телефон в будке задребезжал, и я кинулся туда.

— Мсье Канетон?

— Анри? Плохие новости: ваш кузен в Бретани совсем плох.

— В самом деле. Как это случилось?

— Неожиданно. Совершенно неожиданно. Что я должен делать?

— Как он?.. За ним присмотрят?

— День — другой…

— Тогда, по-моему, вам стоит закончить свои дела. Вы в Ване?

— Да. Меня беспокоит, что болезнь может оказаться заразной. Вы не слышали, он не контактировал с каким-нибудь… заболеванием?

— Ничего не слышал. Но утром выясню. Вы мне позвоните?

— Обязательно.

Я вернулся в машину и завел мотор.

— Он ничего не знает. Тут мы можем повернуть к Рену и потом к Ле Ману — по северному маршруту. Но дороги там не очень… Так что направление не стоит менять до самого Нанта.

Большой желтый трейлер прогромыхал мимо нас, сотрясая землю.

Харви бросил:

— Давайте трогаться. Скоро на дороге будет не протиснуться.

Шоссе стало прямее, покрытие лучше. Местность в свете фар казалась живописнее. Мы почти миновали Бретань.

Все молчали. Только в темноте светились огоньки сигарет Харви да девушки на заднем сиденье. Наступил самый трудный час перед рассветом, когда чувствуешь, что нет сил продержаться еще один день. Когда больные, утомленные бесконечной ночью, прекращают борьбу. И когда профессионалы устраивают засады.

Но засады не было. В пять часов мы уже кружили в лабиринте Канта, огибая центр через северные пригороды.

Харви спросил:

— Как с бензином?

— Неважно. Но, пожалуй, до Анже дотянем. Мы проехали всего двести пятьдесят километров.

Девушка спросила:

— Мы остановимся поесть?

— Купим что-нибудь в Туре.

— Зачем столько ждать?

— Тур — город туристов. Там нас вряд ли запомнят.

Тьма вокруг стала редеть. На фоне светлевшего неба проступали дома и деревья. Дальний свет фар потускнел, даже дождь перестал — видимо, мы его обогнали.

Когда стало совсем светло, я повернул зеркало заднего вида, чтобы впервые рассмотреть наших клиентов.

Мэгенхерду было около пятидесяти, и выглядел он соответственно: тяжелое квадратное лицо с недоверчивой гримасой. Но никаких морщин на высоком лбу, никакой седины в черных густых волосах. Он был похож на бронзовую статую начала века, реалистическую по силуэту, но упрощенную и стилизованную в деталях, чем тогда старались показать, что есть Подлинное Искусство. Очки в массивной темной оправе, рыжеватый плащ очень простого покроя.

Девушка была совсем в другом духе. Лицо ее одновременно казалось невинным и надменным — и редко кому эта комбинация так шла. Строгий овал бледного лица, тонкие брови крутыми дугами от мягкого карандаша. Длинные каштановые волосы распущены по плечам как у Греты Гарбо в роли королевы Кристины. Мисс Джермен крепко спала.

Она никак не сочеталась с Мэгенхердом, хотя я мог быть и не прав. Понятно было, для чего она нужна ему в приемной. Причем хотелось верить, что только там. Наверняка она умела здорово отшивать простых миллионеров, не задевая их самолюбия. От нее такое всегда стерпят.

По крайней мере на манто из щипанного котика она заработала. Из-под манто виднелась белая блузка. Я покосился на Харви, повернул зеркало на место и снова осмотрел шоссе. В Анже мы были около шести — пришлось снизить скорость из-за верениц тяжелых трейлеров.

Теперь можно было выбирать маршрут до Тура: по главному шоссе, ведущему на север, или дорогой вдоль реки. Учитывая время дня, я решил, что трейлеры мешают куда больше, чем рыбаки, и мы помчались вдоль Луары.

— Скоро остановка для заправки, — объявил я. — Придется разговаривать с людьми — в кафе и прочих местах. Надо выбрать, кто кого изображает.

Харви спросил:

— Вы сойдете за француза?

— Если только не попросят паспорт. Любой француз свято убежден, что никто на свете не в состоянии правильно говорить на их языке, им никогда и в голову не придет, что непринужденный собеседник — иностранец.

Харви вздохнул:

— Мой акцент слишком бросается в глаза, так что лучше мне вообще не говорить по-французски. Простой турист из штата Айова, впервые раз в Европе — диковинных старых местах…

Я кивнул и посмотрел на Мэгенхерда.

— Какой у вас паспорт?

— Австрийский, но живу в Швейцарии.

— Фамилия ваша?

— Конечно.

Ничего другого я и не ожидал, но меня это беспокоило.

— Будете говорить по-английски, — решил я. Произношение его оставляло желать лучшего, и на англичанина он вовсе не походил — по крайней мере на мой взгляд. Но с французским ресторатором могло и сойти… — Но если придется показать паспорт, не говорите ни по-английски, ни по-французски. Незнание языков сделает вас зауряднее.

Он хмыкнул — явно не понравилась идея насчет заурядности, но все же понял, в чем тут смысл.

— Мисс Джермен?

— У меня английский паспорт, но я достаточно прилично владею французским.

— Лучше оставайтесь англичанкой. И держитесь как можно высокомернее. У вас это получится. Если будут искать секретаршу, подозрений не вызовет герцогиня.

— Я буду вести себя, как сочту нужным, — какой голос!

— Превосходно.

И что получилось? Английский бизнесмен с подругой из высшего света, американский турист и друг — француз за рулем. Логики не просматривалось, но все лучше чем пара наемников, тайно переправляющих в Лихтенштейн австрийского воротилу и его секретаршу.

Я специально развернулся, чтобы въехать на заправку с востока, якобы мы из Парижа едем к атлантическому побережью, заказал полный бак, и пока сонный парень возился с колонкой, вышел из машины размяться. Харви выскользнул с другой стороны, быстро огляделся, потом привалился к переднему крылу. Я обошел машину, впервые оглядев ее при свете. Царапин, вмятин нет, резина новая, так что тут проблемы не грозят.

Харви вдруг произнес:

— Приятное местечко — эта Франция. Только вот еда чертовски заковыристая. Отдал бы все на свете за цыпленка с бобами. Ей — Богу!

Я был готов его убить, но пришлось подхватить реплику: парень у колонки смотрел на нас.

— Вы шутите? Или в самом деле тоскуете по своему городишке в Айове?

— Где дорогой мой старикан-папаша качается в своей качалке, обдумывая, как бы нагреть индейцев на нефтеносные земли.

Я подмигнул парню и кивнул на Харви.

— Американец… Ему не нравится французская кухня.

Парень уставился на Лоуэлла, словно тот сбежал из зоопарка, и пожал плечами.

Я сунул ему пятьдесят франков и сел в машину. Пока мы морочили голову всего лишь заспанному парню у колонки, но все-таки начало положено.

Развернулся я только за заправкой и выехал на шоссе, минуя ее. К половине седьмого за грязными тучами на востоке появились желтые проблески. Но солнце так и не появилось.

За парой армейских грузовиков, в неурочное время куда-то спешивших, перед нами открылся громадный пилон, признак близости Тура. Потом уже показались башни кафедрального собора и новые районы, нас окружили пролетарии на тарахтящих по всей дороге мопедах.

— Где перекусим? — спросил Харви.

— На рынке. Там кафе уже открыты.

Мы миновали мост, опять затесались между мотоциклистов и въехали в старый город. Там было полно грузовиков с фруктами и рыбой. У площади де Аль я свернул в переулок и остановился.

Харви выскочил на тротуар, жестом велев Мэгенхерду с девушкой не покидать машины. Вокруг уже кишел народ.

— Толпа нам ни к чему, — буркнул он.

Я пожал плечами.

— Толпа — наша защита.

— Защита — я.

Мэгенхерд с мисс Джермен выбрались из машины, я закрыл дверцы на ключ.

Небольшая площадь замыкалась облезлыми унылыми домами с пестрыми обрывками прошлогодней цирковой рекламы на стенах. Вдали виднелось кафе, но ели там, похоже, только стоя. Я повел свою команду за угол. И через несколько шагов мы обнаружили другое кафе — тесное, полутемное, но теплое и уютное. Протиснувшись мимо мужчин в заляпанных комбинезонах и кожаных фартуках, за стаканчиком обсуждавших результаты скачек, мы нашли свободный столик в углу.

Примчался гарсон, не глядя в нашу сторону принял заказ — четыре кофе с круассанами — и исчез.

Мисс Джермен поморщилась.

— Я бы хотела со сливками.

Мэгенхерд перебил:

— По какому маршруту будем двигаться дальше?

— Прямо на Женеву, насколько получится. Позади четыреста пятьдесят километров, до швейцарской границы еще шестьсот.

— Когда мы будем в Лих…

— Без названий, пожалуйста.

Он поморщился.

— Мистер Кейн, не слишком ли осторожны?

— Понятия не имею. Мы не знаем, когда и какие могут нас ждать неприятности. Так что мне приходится перестраховываться. Если ничего не случится, мы должны там быть к девяти — десяти часам вечера.