Ровно в полночь

31

Вокруг было темно, рот мой полон слизи, по голове скребли грубым напильником. И где-то глубоко внутри — боль. Боль, которую нельзя беспокоить — а вдруг она уйдет, хотя понятно будет, что никуда она не денется. Зато можно уснуть. Лечь спать и, может быть, умереть.

От такой мысли я сразу очнулся. Если я умирал, то пока я еще не умер. Я попытался перевалиться на бок — и вспышка боли пробежала по всему телу, как по бикфордову шнуру.

Я затих и боль превратилась в тупое жжение возле желудка и тяжесть в ногах. Боже, только не в живот, только не дыра в желудке и молочная кашка до конца жизни. Можно найти врача, который залепит царапину от пули и стерпит сказку про несчастный случай; но о ранении в живот донесет обязательно.

Но, по крайней мере, я снова думал как Канетон. И если уж речь об этом, почему от ранения в живот парализовало ноги? Повернув голову, я увидел, что на моих ногах лежит чей-то труп.

Тогда я осторожно огляделся. Лежал я у ступенек, ведущих в дот, чуть впереди валялся тип, меня подстреливший. Фары «роллс-ройса» не горели.

Кто-то прыгнул в траншею, громко хлюпнув в луже. Я пошарил в грязи в поисках «маузера». Харви спросил:

— Кейн, вы живы?

— Не знаю, — сердито буркнул я. Шок прошел, и я разозлился. В основном на себя.

Он сбросил труп с моих ног.

— Ваша работа? — спросил я.

— Да. Вы были заняты — раскланивались перед зрителями.

— Вы же были метрах в пятидесяти, — возразил я, — с такого расстояния из вашего револьвера никогда…

— Меньше удивляйтесь тому, что умеют другие, и вам куда реже буду простреливать голову.

Я буркнул:

— Желудок, черт возьми, желудок, — но Харви, не обращая на меня внимания, прошел мимо и перевернул упавшего в траншею бандита лицом вверх.

Мне пришло в голову посмотреть, куда меня на самом деле ранили. С левой стороны, чуть пониже ребра, была залитая кровью дырка — выходное отверстие пули. Я умудрился дать подстрелить себя в спину. Пошарив пальцами по спине, я обнаружил отверстие поменьше под лопаткой.

Тут я решил, что желудок не задет и легкие тоже, — раз нет проблем с дыханием. И заметил, что Харви сел рядом со мной корточки.

— Перебило ребро, — сказал я. — Видимо, пуля скользнула по ним снаружи. Мы почти добрались. Осталось совсем немного.

— Вы сюда добрались, — поправил он, — и вам нечем особенно хвастаться. Если хотите знать, Элайна там нет. Он засел со «стеном» в другом доте.

Я и не ожидал, что нам удалось разделаться с Элайном.

— Элайн тут не останется, если поймет, что мы не отступим. Теперь перевес не на его стороне, а он — профессионал.

— Играете в Канетона, да? — Харви сделал шаг назад. — Посмотрим, что вы запоете, когда встанете на ноги.

Я глубоко вздохнул, что оказалось ошибкой, и принялся за дело. Оно отняло немало времени и крови и походило на подъем на небоскреб, когда маленькие чертики топорами рубили мне ребра. Но в конце концов я устоял, правда тяжело опираясь на стену.

Харви заметил:

— Всю работу делает стена.

— Мы его оттуда выкурим, — прорычал я, дыша почаще, чтобы меньше болели ребра. — Принесите из машины канистру с бензином.

— Лучшие способы борьбы с дотами, — продолжал он скептически смотреть на меня. И тут вдали раздался крик. Мы оглянулись назад, где темный склон поднимался к шоссе. Замелькали огни — как будто люди бежали с факелами.

— Про полицию я и забыл, — задумчиво заметил Харви. — Если вернемся, то окажемся в той же Швейцарии. — Он повернулся ко мне. — Вы вроде как отрезали путь к отступлению, да?

— Принесите канистру.

— Где вы будете?

Я мотнул головой.

— На той стороне дороги.

Он кивнул и поспешил назад по ходу сообщения.

Чертики вновь застучали по ребрам, когда я пролезал сквозь арку перехода, но я справился. Дальше — восемь футов вдоль стены траншеи до поворота к передовой линии, где находился второй дот.

Встав на колени, я осторожно заглянул за угол.

Узкий черный глаз дота смотрел на меня.

Я поспешно убрал голову. Дот контролировал не только переход, но и траншею тоже, чтобы остановить забравшегося в нее врага. То есть меня.

Если Элайн еще там.

— Элайн, — негромко крикнул я. — Это я, Канетон. Все кончено, Элайн.

Дот молчал.

Я забрался на ступеньку у стены, нашел место, где сквозь кусты и мешки с песком был виден дот, и стал ждать. В лунном свете грязновато-белого цвета дот высился холодный и невозмутимый, как обратная сторона Луны.

Ты еще там, Элайн? Разве ты не помнишь, что даже лучшая позиция может превратиться в ловушку? Ты же профессионал, черт возьми! Ты обязан был убраться оттуда. Отступиться, если дело не пошло…

Одна амбразура полыхнула огнем. Одиночная короткая вспышка — стрелок явно знал, во что метит. Харви, видимо, добрался до машины.

Я дважды выстрелил и пригнулся, чертыхаясь: выстрелы вызвали переполох среди полицейских, спешивших по траншеям от шоссе.

За спиной послышался шум и Харви прошептал мне на ухо:

— Я принес. Откуда бросать?

— Бросать буду я. Прикроете, когда я выскочу из-за угла: тот кусок траншеи от него просматривается.

Харви, не отпуская канистру, холодно спросил:

— В чем дело? Вам что, мало?

— Я его достану. Дайте канистру!

— Слушайте, герой, нет времени похваляться храбростью. И все только для того, чтобы получить пулю в лоб. Прикройте меня.

Я отрезал нам путь к отступлению, а выручать приходилось ему. Я кивнул.

— Не начинайте, пока он в меня не выстрелит.

— Ладно. Куда бросать? На крышу, чтобы бензин стек и перекрыл амбразуру?

— Элайна этим не остановишь. Бросайте внутрь.

Он взглянул на меня, потом спросил:

— Бензин в самом деле можно поджечь выстрелом?

— Да.

Харви осторожно прошел по уступу у стены до угла. Я подождал, пока он займет позицию, поднял голову над бруствером и стал постреливать, целясь в амбразуру. Первый выстрел поднял пыль рядом, второй угодил прямо внутрь. С расстояния восьми метров, имея «маузер» с прикладом, можно работать как хирург скальпелем. Третья пуля тоже легла точно.

«Стен» полыхнул огнем, пули разбрызгивали мокрый песок и стучали по дальнему скату траншеи.

Элайн забыл и другое правило — позволил себя отвлечь. Я переключил «маузер» на автомат и пустил очередь, взметнувшую пыль у амбразуры и от отдачи прописавшую стену снизу вверх. «Стен» умолк.

Харви времени не терял. Сняв заранее крышку с канистры, он прыгнул к доту. Я увидел, как над парапетом поднялись его голова, плечи и большая канистра вверх дном, извергавшая струю бензина.

И лоб в лоб он столкнулся с выскочившим наружу Элайном. На миг они оказались так близко друг к другу, что Элайн не мог пустить в ход свой «Стен», а у Харви револьвер был за поясом. Они тут же отпрыгнули в разные стороны. Харви бросил канистру и схватился за револьвер. Элайн взмахнул «стеном» и сшиб Харви с ног, тот скатился по ступенькам. Я вытянул руку с «маузером» как можно дальше вперед и нажал на курок. Элайн нырнул вниз, выпрямился и хладнокровно навел «стен» на траншею.

Харви выстрелил.

Вспышка — и Элайна охватило пламя. Даже сотню раз видев, как вспыхивает бензин, сотню раз поджигая сам, все равно поражаешься скорости вспышки и не веришь своим глазам. Видимо, Элайна облило бензином, когда он налетел на канистру, залило и ступеньки. И теперь полыхнуло все.

Он не стал стрелять в Харви, а весь в пламени, стоя в море огня, прикрывая глаза обожженной рукой, стал короткими очередями стрелять по «роллс-ройсу». Многое он забыл, но не то, зачем его сюда послали.

Харви выстрелил еще раз.

И объятый огнем Элайн, не выпуская извергающего пламя автомата, скатился по ступенькам и с шипением рухнул в лужу на дне траншеи.

Я уронил голову на песок парапета и почувствовал себя совершенно больным.

С Харви мы встретились на дороге. Он шел медленно и устало, обожженный, грязный и мокрый. Позади в траншее еще полыхало, за моей спиной полицейские с факелами были всего в паре сотен метров. Но это нас не волновало. Торопиться было некуда.

Харви совершенно мертвым голосом заметил:

— Похоже, мы выиграли войну.

Я кивнул и приготовился выслушать все, что он думает о моих блестящих идеях.

Но он только выдавил:

— Я не отказался бы выпить.

— Я тоже.

Мы пошли к «роллс-ройсу», который остановился сразу за передовой линией траншей. Я сказал:

— Кусачки у меня в саквояже. Впереди наверняка тоже колючая проволока.

Харви их достал, шагнул вперед, но остановился.

— Вначале Бернар, теперь Элайн, — его голос все еще звучал безжизненно. Он еще ничего не почувствовал. Пока.