Роза Черного Меча

1

Англия. Год 1156

На тонком побеге шипов было больше, чем листьев. Без единого бутона, растеньице выглядело совсем неприкаянным на голой земле — просто какой-то сухой черенок, ничем не заслуживающий забот, которые так щедро на него расточались. Но это было все, чем еще могла одарить леди Розалинда своего маленького брата.

Когда она опустилась на колени, лицо у нее было бледным и спокойным. Не думая о пятнах, которые останутся на ее бледно-голубой верхней тунике от налипших комков грязи, девушка целиком сосредоточилась на своем занятии: выкопала в тучной черной земле ямку нужного размера, а потом добавила туда изрядную порцию хорошо перепревшей соломы из конюшни. Тыльной стороной ладони леди Розалинда отерла заплаканное лицо. На щеке остались грязные разводы, но он не прервала работы.

Она не удержалась и пару раз всхлипнула, пока устанавливала кустик в лунку, стараясь расположить его точно посредине, а когда она снова подгребла к кустику землю, которую раньше извлекла из лунки, она уже безудержно рыдала. Перепачканные руки с безнадежно обломанными ногтями двигались все так же уверенно и проворно. И только после того как она плотно примяла почву вокруг корней, она отряхнула землю с рук и застыла в неподвижности, скорбно уставившись на одинокий холмик, отмеченный теперь чахлым колючим кустом и каменной могильной плитой.

Поодаль от нее, неловко сжимая в руках шапочку-капюшон, стоял с непокрытой головой юный паж Клив и с жалостью наблюдал за своей госпожой. Поколебавшись, он приблизился к ней с деревянным ковшом в руках, наполненным водой из садового колодца.

— Теперь мне можно полить его, миледи? — спросил он вполголоса.

Розалинда подняла глаза на пажа. Несмотря на собственное всепоглощающее горе, она чувствовала, что юноша тоже глубоко опечален смертью маленького Джайлса. Клив напряженно щурил глаза, изо всех сил борясь с подступающими слезами, и Розалинда горестно улыбнулась ему.

— Я бы хотела сделать это сама.

Клив безмолвно передал девушке ковш, и Розалинда заметила озабоченное выражение на его обычно бесстрастном лице. Для нее не было тайной, что все в доме считают ее поведение в высшей степени странным и потакают ей только по одной причине: они просто не знают, что еще делать. Когда Розалинда сказала леди Гвинн, что хочет посадить розовый куст на могиле Джайлса, глаза ее бедной тети вновь наполнились слезами, она вытерла их, плотно сжав губы, и кивнула в знак согласия. Когда Розалинда сообщила Кливу, что сделает все сама — она не хотела, чтобы в этом участвовал кто-либо, кроме нее, — тот также выслушал ее пожелание и беспрекословно подчинился. Но сейчас, заботливо поливая водой саженец, она не могла расстаться с ощущением никчемности этой последней дани единственному брату. Розовый кустик ничего не менял. Никакие усилия не вернут Джайлса к жизни.

Она прижала к груди пустой ковш. Джайлс мертв. Его сожгла лихорадка, три мучительных дня трепавшая хрупкое тело мальчика. Джайлс умер, несмотря на ее отчаянные попытки спасти его. Никогда еще Розалинда не чувствовала себя столь одинокой. Сначала не стало матери. Потом — из самых благих побуждений — ее лишили отца. И вот теперь Джайлс. Несмотря на великую доброту дяди и тети, Розалинда не могла избавиться от ощущения, что ее все бросили.

Клив беспокойно пошевелился. Почувствовав его замешательство, Розалинда медленно вздохнула, приходя в себя.

— Пройдет время, и здесь будут цвести розы, — тихо проронила она скорее для собственного успокоения, чем для Клива. — Знаю, сейчас этот кустик выглядит совсем жалким, но к концу лета… — У Розалинды перехватило горло, и она с усилием отвела взгляд от сиротливой могилки.

— Прошу вас, миледи, пойдемте. Позвольте мне проводить вас к леди Гвинн и лорду Огдену. Ваша тетушка только и думает о том, что вам непременно нужно отдохнуть… — Клив нерешительно шагнул к девушке. — Здесь все закончено, пора возвращаться домой.

Розалинда повернула к нему бледное сосредоточенное лицо, и паж замер: лучистые глаза блестели сильнее обычного, их светло-зеленые с золотом зрачки искрились слезами.

— Ты прав. Здесь все кончено, — с тоской в голосе произнесла она. Девушка отрешенно стерла грязь, прилипшую к рукам; неясная мысль, ускользавшая от нее последние два дня, приобрела четкость. — Мне больше не нужно заботиться о моем маленьком братце. А значит, и в самом деле нет никакой причины дальше оставаться здесь, в Миллуорт-Касле, правильно? — Розалинда вздохнула и снова перевела рассеянный взгляд на руки, странно испуганная пришедшим к ней пониманием того, какое решение она должна принять. — Джайлсу уже ничем не поможешь. Пора возвращаться домой.

— Домой? — Клив отважился подойти ближе. — Но, миледи, ваш дом здесь. Вам незачем уезжать отсюда. Господи, ведь леди Гвинн будет в совершенном отчаянии, если вы с ней расстанетесь. И во всяком случае, до тех пор, пока ваш отец не узнает о смерти господина Джайлса… — Паж осекся и быстро перекрестился. — Вот ему сообщат, и он решит, что делать дальше, а до тех пор вам нечего и думать о том, чтобы покинуть этот дом. Нет, об отъезде и речи быть не может, — заявил он непререкаемым тоном.

Розалинда откинула со щеки густую прядь темно-каштановых, отливающих медью волос.

— И кто же, если не я, должен сообщить лорду Стенвуду о потере сына? Разве не та, кому он доверил своего единственного прямого наследника? — Она снова повернулась лицом к невысокому холмику с неказистым розовым кустом, под которым лежал теперь ее брат. Розалинда хорошо помнила прощальные слова отца, обращенные к ней, хотя в те далекие годы она была еще очень мала. В первый раз он произнес их, когда уезжал, оставив ее в Миллуорте с младенцем-братом. За восемь долгих лет, миновавших с той поры, отец всего несколько раз заезжал навестить их, и каждый раз он повторял эти слова.

«Хорошенько заботься о брате, — говорил он. — Береги его».

И Розалинда изо всех сил старалась выполнить отцовский наказ, ведь Джайлс был очень слабеньким. Но она не справилась. Ей не удалось уберечь мальчика, хотя она делала все, что было в ее силах.

Вновь к глазам подступили слезы, и Розалинде было трудно разобраться, чем они вызваны: печалью о брате или необъяснимым страхом перед встречей с отцом. Но, так или иначе, не приходилось сомневаться: этой встречи все равно не избежать. Устремив в пространство невидящий взгляд, она решительно заявила:

— Сделать это должна я. Именно я должна известить отца, что его наследник мертв.

Розалинда окинула взглядом уютную комнату, где прожила последние восемь лет. Здесь был ее дом; теперь уже Миллуорт-Касл казался ей родным домом, а не тот замок, в котором она родилась и жила до одиннадцати лет. С тех пор как умерла мать, леди Гвинн и лорд Огден заменили ей родителей. Они открыли перед испуганной девочкой и ее новорожденным братом не только двери своего дома, но и свои сердца. Когда при родах умерла мать, Розалинде стало казаться, что она лишилась сразу обоих родителей, потому что отец превратился в раздражительного и непонятного для нее человека, и неизвестно, чего можно было ждать от него. Как только младенец достаточно окреп для переезда, их отправили жить в Миллуорт-Касл. Леди Гвинн пригрела детей своей единственной сестры и все эти годы пестовала их, словно родная мать. Джайлс не знал других родителей, кроме леди Гвинн и лорда Огдена. Едва ли ему казался отцом молчаливый, вечно хмурый посетитель, который за все это время только трижды наведался в Миллуорт. Но Розалинда не забывала своих настоящих родителей. Краткие визиты отца, ожидаемые с такой радостью, оставляли в душе только боль. Его отчужденность, граничившая с жестокостью, каждый раз бередила старые раны. Снова ее охватывало ощущение заброшенности, и Розалинда становилась глухой ко всему, кроме своих терзаний.

Джайлсу все это было непонятно. Леди Гвинн при виде слез Розалинды лишь бросала мимоходом ласковое слово, а потом старалась внушить девочке, что та хочет слишком многого: ведь нельзя же ожидать, что столь могущественный рыцарь, как сэр Эдвард лорд Стенвуд станет открыто проявлять свои нежные чувства. Мужчины попросту считают это слабостью, объясняла она.

Но Розалинда знала, что это не так. Она помнила, как отец носил ее на плечах, несмотря на протесты смеющейся матери. Она помнила, как отец вырезал для нее из дерева двух смешных лошадок — жеребца и кобылку. И еще пообещал жеребенка. Тот день, когда он дал ей это обещание, во всех подробностях запечатлелся в ее памяти.

Мать лежала в комнате наверху, в муках рожая сына, а ее муж и дочь с тревогой ожидали исхода в главной зале.

День подошел к концу, вечер перешел в ночь, и их радостная надежда уступила место беспокойству, а потом и невыразимому ужасу. Дитя наконец появилось на свет, крошечное и хилое: почти не надеялись, что ребенок протянет ночь. Но мать, жизнерадостная красавица леди Анна, тихо угасла, не сказав ни слова на прощание мужу и дочери. Ни жалоб, ни стонов не услышали приставленные к ней женщины. Она просто соскользнула в небытие, оставив после себя мрак, который скорее всего до сих пор окутывал Стенвуд.

Розалинда тяжело вздохнула и потерла воспаленные глаза. Может быть, именно безмолвный уход матери так подействовал на отца: ему не было дано даже попрощаться с женщиной, которую он боготворил. И его сердце ожесточилось, закрылось для всего мира, даже для собственных детей.

Как же он воспримет эту последнюю потерю, раздумывала Розалинда. Как он поведет себя, когда она как снег на голову явится перед ним с такой страшной вестью? Хотя отец никогда не выказывал и намека на какие-либо чувства по отношению к ребенку, ставшему причиной смерти его жены, Розалинда была уверена, что новый удар поразит его в самое сердце. Она знала, что, несмотря на внешнюю неприступность, отец очень заботится об их благополучии и о будущем своего наследника. Именно поэтому он послал их в Миллуорт. Розалинда должна была как следует обучиться всему, что подобает уметь леди, а Джайлс, когда достаточно подрастет, — тому, что должен знать мужчина и рыцарь. Розалинду ожидала участь примерной жены для достойного рыцаря, а Джайлсу предстояло унаследовать Стенвуд-Касл и окружающие замок земли.

Однако годы шли, а отец оставался глух к призывам леди Гвинн выбрать мужа для Розалинды. Он все откладывал и откладывал дело, причем без всякой видимой причины. Добрая леди Гвинн досадовала и возмущалась; по ее убеждению, сэр Эдвард попросту не хотел верить, что Розалинда уже вполне взрослая для замужества.

В глубине души Розалинда была даже рада этому: она не испытывала ни малейшего желания покинуть дом, ставший для нее надежным приютом, и перебраться под чей-то чужой кров. В Миллуорте она была счастлива. Конечно, она сознавала, что рано или поздно ей придется вступить в брак с каким-нибудь лордом, которого выберет для нее отец, но предпочитала не задумываться о столь отдаленном будущем. Розалинде была по сердцу жизнь в Миллуорт-Касле: она охотно обучалась всему, что полагалось знать и уметь будущей хозяйке замка, и притом еще принимала участие в уроках, которые давали Джайлсу. В результате она научилась прекрасно читать и писать, и даже угрюмый монах, занимавшийся с мальчиком, с трудом мог поверить, что девушка способна так хорошо считать. Совершенно неподобающие познания для леди, то и дело повторял он. Впрочем, у леди Гвинн всегда имелось наготове испытанное средство, чтобы задобрить его — лишняя порция сластей из кухни, — и год проходил за годом в мире и согласии.

Но теперь всему этому пришел конец.

Розалинда в последний раз провела рукой по расшитому шелком покрывалу, украшавшему ее высокую деревянную кровать. Вместе с леди Гвинн она долго корпела над ним. Что ж, может быть, в один прекрасный день она вернется в этот уютный уголок, утешала она себя. Может быть, даже очень скоро.

Но, говоря по правде, Розалинда не верила в это. Она ехала в Стенвуд-Касл по велению долга. А что будет потом — она не могла и представить.

— Тебе нет никакой необходимости уезжать, — еще раз попыталась уговорить Розалинду леди Гвинн. — Еще не поздно передумать: лорд Огден напишет обо всем сэру Эдварду и пошлет гонца с этим письмом.

— Я должна рассказать отцу сама, — твердо возразила Розалинда. — Он доверил мне заботу о Джайлсе…

— Заботу о Джайлсе он доверил мне и лорду Огдену, — перебила девушку добрая леди. — Ты сама была почти ребенком, да и сейчас мало чем от ребенка отличаешься. — Тон ее смягчился, и она нежно сжала ладонями бледные щеки племянницы. — Такова воля небесного Отца нашего, это Он взял к себе Джайлса, Розалинда. Неисповедимы пути Господни.

Розалинда взглянула в ласковое лицо тетушки — хотелось бы и ей иметь такую же непоколебимую веру. Да, она понимала, что тетушка права; ей и самой никогда не пришло бы в голову усомниться в Божьем промысле… до того как умер Джайлс. Но теперь ее вера не была так тверда. Она вздохнула и слегка улыбнулась:

— Как бы там ни было, на этот раз я еду домой. Даже если я не нужна отцу, хозяйство замка наверняка нуждается в женской руке.

Розалинда знала, что против этого довода тетушка возражать не сможет, поскольку сама не раз высказывала ту же мысль. Так или иначе, пожилая леди смогла лишь улыбнуться племяннице и в последний раз ободряюще похлопать ее по щеке.

— Будь хорошей девочкой, — напутствовала она Розалинду, а слезы струились по морщинистому лицу. Она заботливо заправила волосы девушки, заплетенные в косу, в капюшон шерстяного плаща. — Будь умницей и помни все, чему тебя научили.

— Я ничего не забуду, — заверила Розалинда тетушку и крепко обняла ее. — Спасибо вам. Спасибо за все… — Ее голос прервался, потому что в этот момент она осознала, что действительно уезжает. — Я не подведу вас, — прошептала она сквозь слезы.

— Если бы ты и захотела, то вряд ли смогла. — Леди Гвинн издала короткий горестный смешок.

— И не бойся отца, юная леди. — Лорд Огден неловко обнял ее, а затем поспешно отступил, смущенный тем, что позволил себе так расчувствоваться. — Он тяжелый человек. Вероятно, характер у него не такой, какой бы предпочла молодая девушка вроде тебя. Но он твой отец, а ты знаешь, что такое дочерний долг.

— Да, знаю, — чуть слышно ответила Розалинда. — Я не обману ваших ожиданий.

Она с грустью улыбнулась своим воспитателям. Сможет ли она когда-нибудь отблагодарить их за все то добро, что они сделали ей и Джайлсу? Она вгляделась в их удрученные лица и прикусила нижнюю губу: глубокая печаль наполнила душу. Как же ей будет не хватать их!

Потом к Розалинде подвели ее чалую лошадку, помогли сесть в седло, и вот уже все были готовы тронуться в путь. Лорд Огден отдал несколько последних указаний всадникам в полном вооружении, которым было поручено сопровождать ее. Розалинде следовало ехать в середине отряда, ни в коем случае не обгоняя спутников и не отставая от них. Поскольку ее постоянная служанка была беременна, сопровождать молодую госпожу отправили другую, которой это было совсем не по нутру; но Розалинда попросила отпустить с ней в Стенвуд еще и Клива. Лорд Огден не смог отказать племяннице, и сейчас щуплый юноша, направив своего крепкого конька поближе к лошади Розалинды, ободряюще взглянул на нее:

— Все будет хорошо, миледи. Вот увидите. — Он блеснул зубами, явно возбужденный перспективой переезда в новый дом. Клив никогда не бывал за пределами владений Миллуорта, если не считать одной короткой поездки в Эбингдонское аббатство. А на этот раз впереди было целых пять дней путешествия на восток в Стенвуд, и Клив не мог сдержать восторга. Уже по одной этой причине Розалинда была довольна, что взяла его с собой. И вот наконец маленький отряд выстроился: двое рыцарей перед ней, двое — за ней, а позади еще пара двухколесных повозок, где, помимо служанки, размещались вещи Розалинды и съестные припасы на дорогу.

— Похоже, тебе так же хочется уехать, как мне — остаться, — обратилась она к пажу. — Неужели тебе совсем не жаль уезжать из дома?

— Мне — нет, — ответил он сразу. — Но вам-то нет никакой нужды ехать, леди Розалинда. Совсем никакой. Гонец мог бы доставить депешу вашему отцу. Разве обязательно, чтобы сэру Эдварду обо всем сообщили именно вы?

— Да, обязательно, — ответила она. — Кроме меня, у отца не осталось никого. Джайлс был поручен моим заботам, и я обязана сообщить, что не смогла уберечь его.

Розалинда замолчала, и юноша решил, что лучше ее не тревожить. Со временем она сумеет освободиться от гнета печали, которая тяжелым камнем лежит у нее на сердце. Когда леди Розалинда прибудет в родительский дом и передаст отцу горестную весть, ей станет хоть чуточку легче. Один из рыцарей указал Кливу его место в строю, и он направил туда своего конька, но темно-карие глаза юноши были прикованы к сосредоточенно-печальному лицу его молодой госпожи.

Как это не похоже на нее — быть такой мрачной и подавленной. Клив видел, как она убивается по умершему брату, и его терзала мысль об ужасной несправедливости посланной ей кары. По его убеждению, леди Розалинда была самой красивой, самой замечательной девушкой во всей Англии. И уж во всяком случае — прекраснейшей из всех, кого он видел. И не только из-за блеска ее длинных густых волос, цветом напоминавших красное дерево, и мерцания необыкновенных золотисто-зеленых глаз. Любая другая девушка наверняка просто исходила бы тщеславием, имея такую стройную, но отнюдь не сухопарую фигуру. Любая другая кичилась бы таким лицом с тонкой белой кожей, нежно розовеющей на щеках.

Но его госпожа прежде всего думала о других — не о себе. Она видела красоту во всем, что ее окружало. Она находила добродетель там, где другие прошли бы мимо. И в то же время она никогда не замечала того, что так и бросалось в глаза и ему, и всем другим: она сама была драгоценным камнем среди простой речной гальки, бриллиантом в окружении камешков попроще. Там, где проходила она, солнце светило ярче, трава была зеленее и птицы пели звонче.

Что за поэтический вздор, одернул себя Клив. Да, он чуть было не влюбился в леди Розалинду, подобно большинству мальчиков-слуг в Миллуорт-Касле, потому что она ни перед кем не заносилась и для каждого у нее находилось приветливое слово. Но ей девятнадцать лет, а ему всего лишь шестнадцать, да и на что вообще мог надеяться простой паж, когда речь шла о такой высокородной леди? Он был счастлив находиться близ нее, когда мог хоть чем-нибудь ей услужить. Пусть она была недостижимо далека от него — это лишь увеличивало его преклонение. Для леди Розалинды он был готов на все.

Клив не отрываясь смотрел на девушку. Розалинда выпрямилась в седле, и от резкого движения с головы у нее соскользнул темно-зеленый капюшон. Ясный свет прохладного утра заиграл в темных волосах, образуя вокруг ее головы какой-то ореол, и Клива ослепила ее хрупкая красота. Даже в ее голосе послышались ему переливы ангельского пения, когда она промолвила спокойно и негромко:

— Не стоит терять время. Путь не близок, и отец должен узнать, что произошло.