— У нас не принято спрашивать и расспрашивать о том, кто ты, откуда ты и как тут очутилась. Наши правила: ты берешь себе новое имя и начинаешь новую жизнь, — сказал долговязый юноша, со светлыми волосами и глазами, но очень смуглой кожей. — Агат, к вашим услугам. С Чароит ты уже знакома. Это — та красавица, — он послал девушке воздушный поцелуй, — на что та явно не ответила, — которая тебя встретила. Ее спутник, наш друг, Оникс, угрюмый малый, но как лучник просто незаменим. Это, — Агат указал на девушку, в пряди волос которой, были вплетены разноцветные нити. Ее глаза были оливковыми, а нос напоминал птичий клювик, — Это наша умница Берилл. Если бы не Бер, то мы бы давно умерли от голода. Так, кто у нас еще забыт? Как же так! Это Алмаз. Он просто хороший парень… Не обижайся… Какое ты себе имя возьмешь, девочка?
— Я хочу оставить свое. Мне оно и так нравится. Меня зовут Алетиш.
Девица по имени Чароит хмыкнула, кто-то едва улыбнулся, Оникс просто не обратил внимание.
— Думаю, пора объяснить нашей подруге, о том, куда она попала, и как можно покинуть это место, — сказал Агат, кивая на стену. На стене была вырезана огромная карта. На ней было множество странных обозначений, крючков, палочек, символов, — Перед тобой Черная карта. Данная крепость расположена тут. А вот тут начинаются земли Серого Дома, а вот тут — Черного дома. Вот здесь еще земли людей Анвеора. Собственно, вот и вся география. Это наша будка. Мы — цепные псы, которые должны вовремя гавкнуть, если появится угроза от Дома Тьмы.
— А что это за петельки и круги? — спросила Алетиш, глядя на сплошные отметки.
— И сразу переходим к вопросу «Как отсюда выбраться?» Отвечаю: «Никак. Только смерть освободит тебя от обязанностей собаки». А эти значки — это пометки о гиблых местах. Короче, где помечено черным, там живет смерть. Вот тут вообще у нее резиденция. «Сад Зверя», замечательное место для длительных прогулок в одиночестве. Вот тут на пограничной полосе между Серым и Черным королевством логово Черных Трапперов, ренегаты со всех земель, обиженные и озлобленные, собрались на этой полосе ничейных владений и организовали место, куда хорошо ходить невооруженным и перед едой. Говорят, что они любят человечину. А какая у них одежда из дубленой человеческой кожи — носить, не сносить. А вот тут, где просто черным-черно — это подступы к резиденции Лорда Дивайна.
— А как вы узнаете, что там опасно? — спросила Алетиш, брезгливо вспоминая слова о «человечьей коже».
— По трупам, — Агат показал браслет, на правой руке, — А это — такая магическая штучка, ошейник, который не дает нам никуда уйти. Нас найдут везде. Снять, сразу предупреждаю, невозможно. Только вместе с кистью… Чем собственно иногда на досуге занимается его Черное Высочество. Он, поди, уже с сотню таких насобирал.
— Больше, — мрачно буркнул Оникс.
И с ним никто не стал спорить.
— Есть будешь? — спросил Агат, протягивая кусок хлеба и солонину.
Алетиш брезгливо взяла в руки темный, достаточно черствый сухарь и кусок вяленного, жесткого мяса.
— Чего скуксилась? — спросила Чароит, — Тоже мне, принцесса отыскалась. Ешь, что дают.
И Алетиш стала грызть свой сухарь.
— Размочи его, — тихо сказала девочка с цветными прядями, которую назвали Берилл, — протягивая железный ковш с водой.
Комната была небольшая, с камином и деревянной мебелью. Обставлена она была более чем бедно, но главное, что была чистою, сухой и теплой. Оникс достал какой-то камень и стал сосредоточенно обтачивать наконечник стрелы. Берилл собирала крупные бусины на нить, чередуя их по цвету и периодически прикладывая к шее, отмечая пальцами то место, где по ее мнению можно закончить плетение. Алмаз качался на стуле, мурлыкая нескладную мелодию. Агат подсел поближе к Чароит и стал что-то рассказывать, на что та морщила нос и делала вид, что ей это жутко не нравится.
Алетиш доела и села молча в углу.
— Чар, покажи ей ее комнату… Девочка…эээ…. Алетиш устала, ей надо отдохнуть после дороги, — сказал Агат. Судя по манере поведения, тут распоряжался именно он.
Чароит молча сделала знак, и Алетиш пошла следом. Пройдя совсем немного, Чароит толкнула одну из дверей и, сунув в руки Алетиш огарок свечи и огниво, сказала:
— Обживайся. Теперь это все твое.
Алетиш долго не могла высечь искру. Она била кремнем о кремень, но ничего не выходило. Она так и стояла на пороге темной, пугающей комнаты без окна.
Сообразив, наконец, что ничего у нее не получиться, девочка решила вернуться и попросить помощи. Когда она подошла к двери, то услышала голоса:
— Она мне, определенно не нравится. Какая-то заторможенная, — сказала тихо девушка.
— Вспомни себя, когда тебя сюда привезли. Ты вообще не разговаривала, — сказал юноша.
— Меня смущает, — Алетиш услышала знакомые надменные интонации, — Ее манера поведения. Ведет себя, как принцесса какая-то. Ничего сама сделать не может. Сейчас она прибежит заплаканная и попросит, чтобы мы помогли ей зажечь свечу. Неумеха.
— Чар, тебя должно было смутить совсем другое… — сказал юноша, — Вы видели во что она одета? Почему никто не обратил внимание на ее одежду? Она одета в цвета Серого Дома. Это не может быть простым совпадением. Серый и красный — это цвета Лорда Шаэссы. Она явно не простолюдинка. Меня это сильно настораживает. Неужели Лорд Шаэсса прислал сюда своего человека?
— Ой не знаю… Если бы сюда послали шпиона, то вряд ли его бы одевали в цвета Дома Тени… — сказала Чароит, — Агат, я не думаю, что это — шпион. Но манера держаться и одеваться…
— Ты что-то имеешь против нее?
— Нет, просто она меня раздражает и все.
— А вы заметили, — вступил в разговор еще один голос, — что на ней нет браслета?
— Как нет?
— А вот так! На правой руке точно нет. А на левой я не успел посмотреть…
— На левой нет. Она сидела ко мне левым боком.
В комнате воцарилась тишина. И тут Агат сказал:
— Редкая птица залетела к нам. Узнать бы о ней побольше… Ну, детки, кто пойдет втираться в доверие?
— Я — пас! — сказал кто-то из юношей.
— Я не мастер таких дел, — подал голос еще один юноша, — Мне убивать проще. Тем более красиво я не умею. Не обучен.
— Лучше, чтобы это была девушка, — заметил Агат.
— Я готова это сделать, только с вас причитается, — надменно ответила Чароит.
Чего сидишь на полу? — спросила Чароит, подходя к Алетиш, которая так и не решилась войти в темную комнату.
Знакомиться пришла? — буркнула Алетиш, — В доверие втираться?
А тебе какая разница? Не век тебе под дверью сидеть… Давай огниво! — скомандовала Чар, протягивая руку, — Тьфу ты, отсырело….
Чертыхаясь Чар стала бить камнем о камень, но тот так и не хотел давать искру. Она отвернулась, а потом протянула горящий огарок.
Дверь скрипнула, и тусклый свет свечи обнажил убожество обстановки. Несколько деревянных стульев, сбитый грубый стол и кровать. На кровати красовалось огромное бурое пятно.
— Что это? — спросила Алетиш, прищуриваясь.
— А ты как думаешь? — глухо ответила Чароит, — Ничего, отстираешь, не принцесса…
— Кровь? — одними губами пошевелила девочка.
— Нет, варенье… Ну ты и… Тьфу!
— Чья? — с ужасом спросила Алетиш, поднимая двумя пальцами ветхую простыню.
— А тебе какая разница? Радуйся, что не твоя. Можешь сейчас постирать. Нет… Не высохнет… Дождь…
Она впихнула в руки Алетиш огарок, и медленно пошла по коридору.
Девочка, оставшись одна, растерянно смотрела на очертания человека. Тот, кто лежал здесь — умер. Она чувствовала запах смерти. Положив руку на простыню, она увидела чужую мучительную агонию. Девушка, чуть старше ее лежала прямо тут. Она видела ее слипшиеся волосы, потрескавшиеся губы и мутный взгляд. У девушки не было руки и кровавой розой зияла открытая рана живота. Она медленно умирала, так и не приходя в сознание. На губах клекотала и вздувалась алыми пузырями кровавая пена, которая сменялась сукровицей, текущей в уголках рта. На животе девушки лежала промасленная тряпка, а рука была на уровне локтя перетянута кожаным ремнем. С культи капало что-то желтоватое. Гной! Цвет лица ее был землистый…
Алетиш согнулась и села на плиточный пол. Она в ужасе смотрела на свою абсолютно здоровую руку и беззвучно открывала рот, глотая воздух. Набравшись мужества, она схватила простыню, свернув ее в комок и пошла по коридору. Она почувствовала, как звук барабанящих капель постепенно приближался. Девочка вышла во внутренний двор. Дождь почти прекратился. Лишь скупые последние капли оставляли в грязных лужах свои круги.
Алетиш увидела колодец. Она бросила ведро вниз, и цепь застрекотала, отматывая расстояние до воды.
— Ну, как дела, — спросил Агат, появляясь из ниоткуда.
— Скажите этой дуре, что мы пьем из этого ведра! Пусть не вздумает стирать в нем! — сказала Чароит, наблюдая за тем, как Алетиш вытаскивала воду.
Оникс, стоявший рядом, недовольно хмыкнул:
— Предлагаю — не помогать. Пусть сама учится. Мы тут не слуги, чтобы за принцессами ухаживать.
Берилл, кивнув на Алмаза, ответила:
— Мы только «за»! Пусть работает.
— Лоханка — там, — кивнула из-под навеса Чароит.
В грязи стояла старая деревянная лоханка.
— Ой, убожество… Ума нет — чужого не добавишь! Ну кто так наливает? Ты половину воды расплескала! Утлая! Да и кто стирает в дождь?
Алетиш обвела злобным взглядом присутствующих, стиснула зубы и продолжила стирать.
— Пойдем, народ! Тут смотреть нечего! — Оникс мрачно кивнул в сторону крепости.
Алетиш бросила простыню с воду и подняла, глядя как струи воды стекают вместе с кровью. Поморщившись от брезгливости, Алетиш повторила действие. Пятно ничуть не уменьшилось. Оно поблекло, но кровь, словно навсегда въелась в серый лен. Размахнувшись, девочка швырнула скомканную простыню в лоханку и едва успела отскочить от противных брызг.
— Я тебе щелока принесла. Потри, оно сойдет, — тихо сказал кто-то за спиной. Во дворе стояла Берилл, воровато озираясь.
Алетиш посмотрела на нее с недоверием.
— Я… мне… неловко… Ну… ты не подумай! — сказала Берилл, краснея. — Просто я не хочу, чтобы кто-то с кем-то ругался. Я ничего не могу сделать. Они просто злятся на то, что анвеориты загубили еще одного человека. Когда я сюда пришла все вели себя не лучше. Яшма так вообще со мной месяц не разговаривала…
Берилл внезапно замолчала, глядя на кровавую воду в лоханке.
— Когда я пришла… Это было… Это было… Давно… Тут жили совсем другие люди. Пожалуй Чар и Оникс остались, а остальные…. Меня привезли на телеге, я помню… Было такое пекло, что мне ужасно хотелось пить, но никому не было дела. Я потом сидела у колодца и обливалась водой, так как на протяжении всей дороги мне не дали даже глотка воды.
— Разве так можно? — спросила Алетиш, присаживаясь на камень. Берилл села на фундамент разрушенной колонны. Дождь стекал по ее волосам, принося что-то похожее на облегчение.
— Ну… Еще и не такое возможно… Знаешь, в жизни всякое бывает… Поверь, я видела вещи пострашнее окровавленной простыни. Мы жили в отдаленном поселении, у подножья гор. Однажды случилось зимой так, что снег оградил нас от внешнего мира. Мы думали, что он быстро растает, но он пролежал три месяца. Наши запасы быстро иссякли.
Берилл помолчала. Она нервно теребила прядь волос и смотрела на то, как капли дождя оставляют круги на воде.
— Люди стали голодать. Голод… — Берилл сглотнула, — Ты знаешь, что когда урчит что-то там внутри, то это значит, что пора кушать. Ты знаешь, что если не поешь целый день, то становишься слабой. Если ты не поешь два и больше дня, то ты начинаешь думать только о еде… А потом… Даже если пытаешься отвлечься, то все равно думаешь о еде. Представляешь, что сейчас за печкой найдешь старый плесневелый сухарь и съешь его. А во рту даже слюны нет. А потом кушать уже не хочется… И ты понимаешь, что умираешь… Так говорила мне сестричка… Она не хотела кушать… Мы… мы… ее… Ну после того, как она… Знаешь, что это такое?
Алетиш вздрогнула.
— Это такое чувство… счастья… Ты ешь… ты снова ешь… А потом осознаешь… Я помню, как лежала и думала… Чувство тяжести в желудке и тошнота… А губы липкие… От жира… Мы перезимовали… Она была не последней… После этого я хотела отмолить свой грех перед Анвеором. Я сбежала из дома, поскольку стены после этого стали мне ненавистны. Я прибежала в храм и рыдала у его статуи. Я просила простить меня… Я не хотела с этим жить… Я просила забрать мою жизнь… Жрецы сказали, что я могу искупить вину перед Анвеором. Мне надели браслет и привезли сюда. С тех пор я всегда слежу за тем, чтобы у нас была еда. Я расходую запасы экономно, на случай, если что-то случится с поставками. Я не позволю такому повториться. Может, я — никудышный воин… Но я живу здесь для того, чтобы искупить мою вину. Представь себе… Столько лет прошло, а мне все еще страшно вспоминать. С тех пор я не ем мяса вообще. Я предпочитаю грибы, коренья, хлеб… Я дала клятву Анвеору, что никогда не съем ни кусочка мяса. И выполняю ее.
— Ты была не виновата, — неловко начал Алетиш, подавляя приступ тошноты. — Мне, вот вообще рассказать нечего…
— Знаешь, как я хочу забыть! Лучше так, чем… чем… — вспылила Берилл и тут же замолчала, поджав губы.
Алетиш смотрела с сочувствием на человека, которому пришлось пережить такое. Легкое чувство голода, которое зародилось в желудке девочки, пропало, сменившись комком в горле.
— Мне и рассказать почти нечего. Когда я очнулась, со мной был человек. Он мне очень-очень дорог. Это было совсем недавно. Но то, что было до этого, я просто не помню… До этого была темнота. Вот и все воспоминания.
— Я пойду… — тихо сказала Берилл, вытирая лицо, — Мне пора. Я не хочу этого говорить, но… постарайся никому не говорить, что мы с тобой разговаривали… Потом поймешь почему… Мне очень неловко… Я не могу ничего сделать. Ты изначально повела себя неправильно. Нужно было… Ну как тебе сказать… Не задирать нос, наверное… Жаль, что я не успела тебя предупредить…
— Это я вела себя неправильно? — изумленно перебила Алетиш. — Вы сами набросились на меня!
— Ну… Просто тут все озлобленные… Вы в детстве играли «в палку»?
— Не знаю… — надулась Алетиш.
— Ну… Игра есть такая… Двое держат палку, а третий проходит под ней, стараясь не коснуться. Палку опускают все ниже и ниже. Нужно прогнуться, чтобы под ней пройти… Представь, что они держат палку, а ты прогибайся, чтобы под ней пройти. Чтобы прогнуться, нужно забыть о гордости. Гордые люди ходят прямо, с высоко поднятой головой… Но в этой игре так не принято. Чтобы выиграть — нужно просто быть не таким гордым… Это — мой совет. Тебя жизнь не била, а меня била, поэтому я знаю… Я пошла… Пора готовить ужин.
Алетиш терла простыню, а потом долго выкручивала. Руки ее ныли в локтях и запястьях, но она продолжала выжимать воду. Потом девочка долго искала, куда бы повесить ее, чтобы она высохла…
Дождь прекратился, на небе появился кусочек радуги.
Пока простыня сохла на ветру, шлепая мокрым концом по белому мрамору, Алетиш сидела и думала. Прогнуться… Кто для меня эти люди, чтобы перед ними не показывать свою гордость? Они мне не хозяева! Если не хотят со мной разговаривать — пусть молчат. Мне как-то все равно!
— Поступай, как знаешь, — сказал внутренний голос. — Это — твой выбор и твои шишки. Получай их побольше… Так накапливается жизненный опыт.
— Они меня и так унизили… — сказал сама себе Алетиш. — Я не хочу, чтобы они считали меня тряпкой. Берилл тут ничего не решает. Она — старательная, исполнительная, но уважают ли ееза это?
— Ты — просто решила пойти по пути наибольшего сопротивления. Гордость легко сломать…
— Пусть ломают. Чего ты вообще лезешь ни в свое дело? — возмутилась Алетиш. — У меня хоть будет, что ломать…
— Мне кажется, что они так не думают. Я не в том смысле, что у тебя ее нет… А в том смысле, что они просто озлоблены собственной участью, которая, увы, незавидна… Это просто злость… Но не на тебя, а на сам факт, что тебя тоже обрекли на такую жизнь. По крайней мере, они так думают. А ты, по сути, человек — никчемный. Глупый и бесполезный. Ты — не воин, и это — факт. Ты ничего не умеешь. Ты ничем полезной им не будешь. Кстати, а ты не подумала, что это все — идея Шаэссы. Не думаю, что Анвеориты просто так решили бы от тебя избавиться… Ты просто ему надоела, вот и все. Ты вела себя глупо, поэтому и поплатилась. Кто щебетал безумолку? Кто капризничал и вел себя, как ребенок? Чего ты хотела этим добиться? Он просто устал от тебя, и решил избавиться…
Алетиш гордо молчала. В глазах ее стояли кровавые слезы, и она боялась лишний раз моргнуть, чтобы не дать им скатиться по щекам. — Зачем ты мне это говоришь? — спросила она, пытаясь сдержать рыдания. — Твоя боль делает тебя сильнее… И меня… Но пока я тебя покидаю. Постарайся не наделать глупостей. Время нашей битвы еще не настало, — сказал внутренний голос и умолк.
— Пойдем… — сказал Агат, беря ее за локоть, — Мы больше не будем так над тобой издеваться. Это была проверка.
Алетиш вздрогнула.
— Что с тобой? — испуганно спросил Агат, показывая себе на глаза.
— Ничего, — буркнула Алетиш, вытирая кровь.
— Я поговорил со всеми. Они больше так не будут…
— Я никуда не пойду…. - прошептала девочка.
— Гордость — это хорошо. Я тоже был гордым. И благодаря своей гордости я тут. Потом расскажу… Пойдем. Там Берилл приготовила чудесный ужин. Пойдем… Хватит дуться Внезапно Алетиш почувствовала боль. Агат отдернул руку, потирая ее и пристально глядя на девочку. — Что-то ты не такая, как все… Как ты это сделала? — спросил Агат, ловя ее за рукав. — Никак! Я ничего не делала! — сердито сказала Алетиш. — Это ты сделал мне больно! — Ну и дела… — рассеянно протянул Агат, внимательно изучая девочку. — Я не бил тебя, и больно тебе не делал…Просто хотел немного успокоить, вот и все, но ты вернула мою магию так, словно я тебя не успокоить, а пытать решил! — Ты что — маг? — Ну ты даешь… Я был послушником при Храме Анвеора. Даааавныыым-даааавно. Нас учили истории этого мира и магии. — И как ты очутился тут? Небось, тоже слезливую историю расскажешь? — А! Она была у тебя? Дивайн ее побери, она меня опередила! Не бойся, я никому не скажу, что ты умеешь. А тем более буду молчать, что кто-то из наших уже пытался втереться в доверие. Моя история коротка. Мой приятель увлекся научными открытиями. Очередными триумфом его духовного прозрения стало то, что Анвеор, исходя из старинных рукописей, которые хранились под замком, всего лишь — обычный человек. Анвеору удалось убедить людей последовать за ним. Никакой Белой Ладьи не было. Он забрал все артефакты у трех домов. Где-то украл, где-то выпросил… А потом сумел убить бога и занять его место. Ну и дальше в том же духе. Людям он внушил, что они — избранные, прошедшие сквозь звезды, и они поверили ему. Мой друг был одержим узнать правду об этом путешествии. Мне было жаль бедолагу, ибо, как я понимал, он повернулся окончательно. И я не сказал никому о его духовных поисках… Мой друг с пеной у рта доказывал, что доктрина — ложна. Что он лично видел книги и рукописи, подтверждающие это. Я, конечно, не верил. Я не пошел и не сказал об этом никому… Но тайное стало явным, и моего приятеля сожгли у черного Анвеора, а меня пытались заставить вытирать статую… А! Ты не знаешь… Там, в подземелье Храма стоит статуя. Она где-то в человеческий рост. Это Анвеор, чьи руки сделаны вот так, словно он тебя обнимает. Тебя к ней привязывают и сжигают, если ты в поисках истины зашел слишком далеко. Мне предложили отмыть его, в качестве наказания за молчание. Я отказался. Гордым был. Вместо смерти меня отправили сюда.
— А убежать отсюда невозможно? — с надеждой спросила Алетиш. — Для нас все кончено. Мы — псы. Наше дело — вовремя гавкнуть. Когда начинается заваруха на границах и когда происходит что-то странное. Пойдем. Нас все заждались. Я высушу простыню магией. Или подсушу. Я всего лишь — подмастерье. Меня подбросили к храму еще ребенком. Говорят, что положили корзину прямо на руки Анвеора. Ты видела такую статую. Она называется «Анвеор Благословляющий, Милость небесную Дарующий». — Может и видела… А тот, кого сожгли… Почему ты его не убедил? — спросила Алетиш, — Почему не сказал, что он — не прав. — Я не хочу сейчас говорить об этом. Потом расскажу. Пойдем, а то как-то неуютно на улице стоять. Простынку захвати, она почти сухая, — Агат взял за руку Алетиш, так, чтобы не касаться открытых участков кожи девочки, и бережно повел ее сумрачными коридорами. — У нас свечей мало… Нам не прислали в прошлый раз… Поэтому мы тут в темноте. Но мы тут все наизусть знаем. И ты потом привыкнешь. Вот. Входи первая, — сказал Агат, проталкивая Алетиш вперед к огню. В комнате все сидели почему-то на полу. Молчаливый Алмаз запивал из железного ковша, Чароит расчесывала и сушила у огня волосы, Берилл снова что-то плела из бусинок, Оникс просто дремал. — Ты голодна? — спросил Агат, подталкивая девочку к столу. Там в миске стояла похлебка, которая пахла вполне сносно. — Ешь, — сказала Берилл, протягивая деревянную ложку. Алетиш с жадностью накинулась на незамысловатую еду, стуча ложкой по тарелке. Агат вышел на середину комнаты и сказал: — Играть сегодня будем? — Мне не хочется… — фыркнула Чар. — Тебе никогда не хочется, а потом азарт просыпается, — буркнул Оникс, — Я — играю. Все равно делать нечего. Берилл, вытирая руки тряпкой, кивнула. Алмаз поднял руку. Агат выдохнул и сказал: — Поясняю для непосвященных. Суть игры заключается в том, чтобы угадать то, что я загадываю… — Давай лучше в «правду или ложь»? — протянула Берилл. — Я прыгать сегодня не хочу. Тем более, что в прошлый раз желания были просто отвратительными! — Давайте в «правду-ложь»… — согласился Агат. — Алетиш, тут суть такова. Кто-то говорит фразу и указывает рукой на того, кто должен ответить. Тот отвечает: «правда», если это правда. Или «сказка», если это — вымысел. Я, как обычно, — ведущий. Поехали! — Нет! — возмутился Оникс. — С тобой нам не тягаться. Ты знаешь намного больше нас. Давай в… — Хватит! Давайте посидим молча! У меня башка раскалывается! — бросила Чар. — Агат, расскажи нашей… короче, Алетиш, что мы из себя представляем. И нужно прикинуть, чем она может быть нам полезна… Предлагаю передать ей Черную карту. Кто «за»? — Все и единодушно… — сказал Оникс, — А с чего ты тут возомнила себя главной? — А ты чего лезешь? Рот закрыл! Понял! — лицо Чароит стало жестоким и неприятным. — Так! — скомандовал Агат, — Не ссорьтесь! Нам всем немного осталось! Так будем играть или нет? — И ты пошел к Дивайну! — огрызнулась Чар, вставая из-за стола, и выходя из комнаты. — А с ней такое часто бывает? — спросила Алетиш, которая почувствовала себя намного комфортнее в отсутствие Чароит. — Частенько. Она по титулу герцогиня… Она сбежала из-под венца с каким-то напыщенным аристократом и отправилась на поиски приключений, — сказал Оникс, расслабляясь. Отсутствие Чароит действовало на него благотворно. — Давайте расскажу сказку, а потом разойдемся спать. День сегодня пережили и слава Анвеору! Так вот… Случилось это давным-давно. У храма Анвеора сидела нищенка в старых лохмотьях с протянутой рукой. У нее на костлявых руках лежал маленький ребенок. Он надрывно плакал от голода, но никто не подал ни кусочка хлеба, ни мелкой монетки… Она все сидела и умоляла прохожих сжалиться над ней и над ее ребенком. Но сердца людей были черствыми, словно камни, из которых был построен храм. Нищенка сидела и просила. Она готова была расцеловать ноги каждого, кто подаст хоть краюху черствого хлеба. Она поднимала глаза к статуе Анвеора и просила его, чтобы нашелся добрый человек, который протянет руку помощи, но даже статуя была глуха к молитвам. Стемнело. Ребенок на руках затих, и нищенка успокоилась немного, думая, что он заснул. Но материнское сердце почуяло беду, ибо сердце матери чувствует, когда перестает биться сердце ребенка. Она посмотрела на умиротворенное личико мертвого чада и молча заплакала. Она положила его на руки Анвеору, но чуда не случилось. Женщина до утра баюкала мертвого ребенка, а когда встало солнце, то нищенка, посмотрев в его желтый, равнодушный глаз прокляла Анвеора. В ту же минуту она обратилась в серую волчицу. Волчица бережно взяла острыми зубами ребенка и исчезла. С тех пор в ЭнгъЯрде ходит легенда о том, что перед рассветом огромная худая волчица крадет из колыбелей маленьких детей. Говорят, что она уносит их к себе в нору, а там они умирают. Бывает, что она растерзает их прямо в колыбельке. Она зубами его рвет, а сама плачет. И это будет продолжаться до тех пор, пока ребенок не назовет ее «мама». — Ну ты даешь! У тебя каждый день новая история! Ты их сам придумываешь? — спросил Алмаз. — Просто, когда я был послушником, мы всегда рассказывали на ночь друг другу истории, поэтому я знаю их еще много… — Я спать хочу… — зевнула Берилл, — Алетиш, возьми свечку. Я тебе ее сейчас зажгу, а ты постарайся беречь ее от сквозняков. Они тут повсюду. Твоя комната слева по коридору. Простыню не забудь. Алетиш побрела по коридору, заслоняя свечку от сквозняка. После стирки ее руки были сухими и жесткими. Огонь плясал, отбрасывая причудливые тени на каменные стены. Она толкнула дверь и осветила комнату. Комната пахла чем-то чужим. Кем-то чужим. Запах еще не выветрился. Она бросила простыню прямо на кровать, наскоро разгладив ее руками. Лежа в сумраке, она разглядывала резной потолок, и пыталась уснуть. Алетиш боролась с мыслью о том, что стоит потушить свечу, как мертвый хозяин комнаты вернется… А потом внезапно девочка почувствовала себя такой одинокой, что даже сжалась от мысли, что никому не нужна… Шаэсса… Черным цветком внутри нее стала расцветать горечь. Знает ли он, где она? Придет ли он сюда? Девочка представила, как обнимает его и ей стало как-то легче. Нужно просто представить, что он рядом. И тогда не страшен никакой призрак, никакая боль. А потом она подумала о розовых глазах, которые так манили и так ее пугали. Ничто с ними не могло сравниться. Ничто и никто. Когда она подумала о розовых глазах, то по спине скользнула рука. Это кто-то принес покрывало. Ей стало тепло и уютно. Кто-то потушил свечу и осторожно закрыл дверь.
Глава XI. Видение
Глава XI. Видение
Глава XI. Видение
Алетиш проснулась рано утром, когда во дворе стоял туман. Было прохладно, и она зябко кутаясь, шла к колодцу. Напившись вдоволь, она вернулась в свою комнату. Про одеяло — это был не сон. Кто-то и впрямь принес ей теплый, пусть и старый плед. На столике лежал гребень, плетеный браслет, маленький кинжал, резная ложка. Улыбнувшись подаркам, она провела кинжалом по стене и под старой штукатуркой обнаружилась фреска. Немного поскребя в уголочке она увидела, что это — большая картина. Взявшись за работу основательно, она отскоблила большую часть штукатурки, обнажая картину. У картины не хватало лица. Либо безвестный художник его не дорисовал, либо оно осыпалось в незапамятные времена. Алетиш долго смотрела в серое пространство, а потом ее осенила идея. Ей нужно чем-то себя развлечь. Она сбегала в общий зал и вытащила из камина несколько угольков. Но сразу рисовать она не решилась. Нужно было сначала потренироваться. Она провела угольком по стене, предварительно проверив, не сокрыто ли под штукатуркой нечто, представляющее художественную ценность. Она нарисовала глаз, который на удивление получился красиво. Над глазом она попробовала нарисовать бровь. Бровь не получилась. Пришлось все стирать. Она снова нарисовала глаз. А потом осторожно попыталась нарисовать бровь. Пришлось немного подтереть рукой, а в целом было очень похоже. Но вскоре это занятие ей наскучило, и девочка отшвырнула уголек в дальний угол комнаты.
День был совсем скучным. Агат куда-то исчез, а с ним и Алмаз. Берилл что-то готовила в большом котле, напевая странную песню. Оникс вообще попадался на глаза редко, а Чароит сидела перед зеркалом и заплетала волосы. Она их сначала заплетет, а потом распустит, а потом снова заплетет. Пару раз, блуждая по коридорам, Алетиш натыкалась на закрытые двери, старые фрески с некогда красивыми картинами. На одной из них был нарисован мужчина с белоснежными волосами, прямым носом и огромными глазами. Он стоял на фоне звездного неба, а нога его подпирала белоснежную лодку. Из рук его сочился свет, а на голове блестел венец. За спиной у него были белоснежные крылья, которые он раскрыл, словно птица. — Анвеор, Снизошедший по небесной милости, Возрадовавшийся миру новому, — прочитала Алетиш. Анвеор ей почему-то не нравился, и она, достав уголек, зарисовала его лицо. Он почему-то был ей противен. Особенно после рассказа Агата. Если бы Анвеор был и впрямь великим, то он не был бы жестоким по отношению к людям. Она прикоснулась к нему и в голове мелькнула странная картинка.
Анвеор говорил с ней, обращался к ней. В голосе его была отстраненность, словно она — вещь, которую уже использовали, а теперь не знают — выбросить или оставить.
— Я не могу выполнить обещание. Ты мне еще пригодишься.
А потом она увидела смерть. Анвеор пронзает кинжалом свою грудь.
Девочка еще долго сидела и смотрела на Анвеора и никак не могла понять, почему он это сделал. Когда она вернулась в общий зал, то увидела, что все сидели молча. На длинной лавке, в гордом одиночестве сидел Агат. У него на щеке была длинная ссадина, а куртка на локте была изодрана в клочья. Ее поприветствовали долгим и неприязненным, как ей показалось, взглядом. А потом Агат молча встал и протянул уголек, а потом подвел к карте и ткнул пальцем. — Поставь точку. За Алмаза, — Агат сглотнул. — Где? — спросила Алетиш, глядя на выцветшую картинку. — Прямо тут. Разрушенный город теперь не безопасен. — А что там? — спросила Алетиш, рисуя дрожащей рукой крестик. — Там старые-престарые руины Андбранта. Этот город был построен Светлыми и долгое время были их столицей. Под Андбрантом есть еще один город. Это очень древнее место. О таких городах складывают легенды. Там такие необычные дома и много полезных вещей. Они высоко ценятся среди людей Анвеора, а особенно их любят маги. Оникс иногда продает наши находки, а потом покупает еду и разные полезные вещи. Иначе мы бы тут с голоду померли. Агат развернул котомку и высыпал на стол несколько престранных вещиц. — Вот из содержимого этой маленькой штуки получается яд. Его обычно выдавливают. Это нужно делать аккуратно, потому как эта гадость — едучая. А вот — легкая колба или фляга. Она прозрачная, но ее невозможно разбить. Это как стекло, только не такое прозрачное и легкое. Вещь крайне удобная. Ее можно использовать, как флягу. Видишь, какая тут крышка? Она закручивается. Эта фляга настолько дорогая, что не каждый может себе ее позволить. Многие Анвеориты считают, что именно такие вещи и привели мир к катастрофе. Многие хотят заполучить такую штуку и раскрыть секрет ее создания, но, увы, если у кого-то ее найдут, то его сожгут на костре. Но богатеи готовы выложить целое состояние за такую штукенцию. Их закон не касается. Он для нас, простых смертных… А Алмаз погиб тут. На него вдруг откуда не возьмись выскочила какая-то дрянь. Я даже не успел ее разглядеть. Поэтому никому соваться туда не советую. Отслужил свое, цепной пес. — Собаке — собачья смерть, — грустно сказал Оникс. — Мы все — псы. И у нас одна судьба. И смерть на всех — одна. Собачья. Но с этим можно жить. — Алмаз, пусть Анвеор хранит твою душу на пути к горящим звездам! — сказала Берилл. Она разлила по кружкам кисловатую брагу. И все осушили кружки. Агат достал старую лютню и стал играть, периодически не попадая по струнам, но это никому не мешало плясать и веселиться. Волосы облепили лицо, когда Чароит потянула Алетиш на стол. Берилл уже танцевала рядом. Они плясали, выбрасывая коленца, периодически хватаясь друг за друга, чтобы не упасть. Они задыхались от истерического хохота. А потом, пошатываясь, они слезли и сели на скамью, обмахиваясь руками. Потом Алетиш стало клонить в сон. А потом она открыла глаза и почувствовала, что все разошлись. Она встала, едва держась на ногах, и побрела в комнату. В комнате было прохладно и сыро. Но в постели было неожиданно мягко и уютно. Девочка легла на кровать и почувствовала, как мир грез уносит ее куда-то прочь от страшного, мрачного места. И тут она услышала голос: — Неблагодарная тварь, не забывай, что это — наше общее тело. Еще раз выпьешь эту дрянь, и я убью тебя.
**** Тем временем Лорд Доминатор Серого Дома сидел в кресле и пристально смотрел на зеркало, словно гипнотизируя его взглядом. От напряжения он закусил губу. Иногда он вставал и ходил, меряя шагами комнату. Потом выкручивал себе пальцы. Что-то терзало Лорда Шаэссу. Что-то отравляло его существование. Периодически он, прищурившись, смотрел в одну точку, словно пытаясь что-то разглядеть. — Милорд, вы ужинать будете? — спросил мужской голос из-за двери. — Нет, — процедил Шаэсса, едва сдерживаясь. Потом чуть мягче добавил: — Может, позже. — Что с вами, мой лорд? — спросил голос, — Вам что-нибудь нужно? — Убирайся вон! — крикнул Шаэсса, прикрыв голову руками. Ему было неприятно. Они никогда раньше не давал такую слабину. Он никогда не показывал своего гнева своим слугам, а тут сорвался. Как мальчишка. И все из-за нее. **** Проснувшись затемно от неуемной жажды, Алетиш почувствовала во рту неприятный привкус. Она так резко встала, что у нее закружилась голова. Пришлось сесть и прийти в себя. Отдышавшись, она снова встала, опираясь на стену. В голове все путалось, в глазах плыло. Девочка угрюмо брела по коридору. А потом услышала странные звуки, как будто кто-то плакал… — Не мое дело, — подумала Алетиш, — Где этот проклятый колодец? Плакать могла девушка. Это Берилл. Наверное, она сильно любила Алмаза… Поэтому и не хотела плакать при всех. Но потом ее взгляд упал на приоткрытую дверь, и она увидела двоих. Они целовались… Парочка бросила мимолетный взгляд на дверь, и тут Он резко вышел, ничего не говоря. В высокой фигуре Алетиш узнала Агата. Девушкой оказалась Чароит. Она взглянула на Алетиш и неприятным голосом сказала: — Чего приперлась? — Я не знала, что у вас любовь. Я шла к колодцу… Я… не хотела… — робко ответила Алетиш. — Иди сюда, — скомандовала Чароит, — У меня есть вода. Нечего тебе на улицу посреди ночи выходить! На будущее — запасись всем необходимым днем. Ночь — не наше время. Ночью правит Зло. — Спасибо, — сказала Алетиш, отпивая глоток. — Не за что, — буркнула Чароит. — Не думала, что вы с Агатом так любите друг друга… — Любите? Наивная! Это — не любовь. Поцелуй — это еще не любовь. Хотя, я тоже сначала так думала. Когда жила во дворце со своей семьей. Я была наивной и впечатлительной девочкой. Я восхищалась красотой цветов, облаков, старинными колоннами, морем… Мне нравилось, как летят листья с деревьев прямо в море, и как качаются на воде, словно тысяча маленьких корабликов. За мной ходила моя няня. Она всегда говорила мне, что листья — завидуют птицам, потому, как те могут летать. А хитрые птицы знают, что осенью все листья полетят, и закружит их ветер в последнем танце. Но листья не верят им и шуршат, шуршат о чем-то своем… Так и людям… Кому-то дано летать всегда и высоко, а кто-то летит один раз в жизни. И этот полет будет стоить ему жизни. Я гуляла старинными парками, мне показывали могилы моих великих предков, а я смотрела, как завороженная, ибо многие из них были всего лишь кенотафами… Пустыми могилами. Только памятники. Но я не об этом… Там всегда было так красиво и я мечтала о том, что моя жизнь будет самой счастливой. Я читала много книг и мечтала о своей сказке. И я полюбила. И до сих пор люблю. Правда, мы никогда не сможем быть вместе!
— Почему? — удивилась Алетиш.
— Потому, что тот, кого я люблю всем сердцем и всей душой — умер много веков назад, — грустно сказала Чароит.
— Ты серьезно? — Да. — Как можно любить человека, которого ты ни разу не видела? — спросила Алетиш, глядя на кулон, который она только что сняла с шеи. Точнее ей показалось, что цепочка сама соскользнула. — А разве это имеет значение? — фыркнула Чароит, — Люблю и все. Если бы не любовь, то я бы давно погибла. — А Агат? — Алетиш была удивлена. — А что Агат? — удивилась Чароит. — Понимаешь, иногда бывает так тоскливо и одиноко. Иногда хочется быть кому-то нужной. Хоть на мгновенье. Ты не знаешь, вернешься ли завтра или останешься отметкой на Черной Карте. Вот и хочется чего-то приятного. Когда он тебя обнимает — страх проходит. Когда он тебя целует — отступает смерть. Если ты завтра умрешь, то пусть жизнь будет прожита так, как ты хочешь. Это наша последняя точка, с нее нет возврата, нет и пути вперед. Только смерть. Рано или поздно. И вот когда Агат меня целует, я представляю себе того, кого действительно люблю. Ты любишь кого-то? — Не знаю, — тихо сказала Алетиш — Как так? А… понятно… Просто не хочешь об этом говорить… — Чароит улыбнулась. — Просто я не знаю, что такое любовь… Может, я и любила кого-то когда-то, но я не помню… Чароит удивлялась все больше и больше. А потом задумчиво произнесла: — Мне кажется, что с тобой что-то не то… Вроде бы и руки две, и ноги две и голова одна. Посмотришь на тебя и скажешь, что обычная девочка, но что-то меня смущает. Ты какая-то странная. Ты не обиделась? — Да нет, — пожала плечами Алетиш — А сколько тебе лет? — Не знаю. Я не помню ничего, — грустно сказала Алетиш. Ее саму волновало то, что она ничего не помнит из своего прошлого. — Да не расстраивайся ты так, у тебя еще все впереди. Может, тебе повезет больше чем всем нам. Знаешь, любовь способна изменить жизнь, — Чароит бесцеремонно обняла Алетиш, словно они давно были подругами.
Алетиш положила свою руку поверх руки Чароит и внезапно ее что-то ударило. Это был не ответ на магию. Нет. Что-то другое… Приступ тошноты внезапно накатил, не отпуская. Слабость и дрожь заставили ее тело вздрогнуть.
— Король… Не живой и не мертвый… Туман… Туман… Везде туман… Мне холодно…. — она шептала, задыхаясь одно и то же.
Алетиш сползла на пол. Она смотрела невидящими глазами на Чароит.
— Что с тобой? Отвечай! Не молчи! — трясла ее Чароит.
По щекам Алетиш потекли алые ленты слез. Полуоткрытые губы твердили одно и тоже: «Смерть… Дыхание смерти… Туман… Он будет твоим… Будет… Но ты умрешь… Как умер он…. Он уже ждет тебя…»
Алетиш посмотрела, как на ее ладонь капнула первая капля крови. С удивлением она посмотрела на нее, а потом провела руками по лицу. Руки ее были в крови.
Чароит молчала и с ужасом смотрела на рыдающую кровью девочку. Она лихорадочно соображала, что нужно делать. Это — болезнь? Вдруг это — чума? Тут чума была лишь один раз… Но у чумы совсем другие симптомы. Это магия? Или проклятье? Почему из глаз кровь? Спросить Агата? Он должен знать?
— Ты не знаешь ТАКОЙ боли. Смерть уже здесь. Она стоит над каждым. И ты будешь последней! Мне нужно уйти отсюда! Я приношу смерть! Я принесу вам смерть! — выкрикнула Алетиш, задыхаясь.
— Тебе лучше отдохнуть… — испуганно сказала Чароит.
Алетиш взяла себя в руки, вытерла лицо и медленно побрела в комнату. Чароит подняла странный кулон, который остался лежать на полу как раз на том месте, где сидела девочка. Девушка внимательно на него посмотрела, и глаза ее расширились от ужаса. Она его узнала.
Алетиш снилась огромная книга, закрытая, словно сундук на замок. Что написано в ней? Положа руку на черно-серебрянную обложку, можно прочитать все до последней буквы. Книга называлась «Смерть и жизнь во единой плоти». Начиналась книга словами: «Я, Дилерия, кровью своей лист сей написавши, клятву даю, что неподобающие руки не возьмут эту книгу, а если и возьмут, то проклятие обрушится на них холодной могильной плитою. И скует смерть молчанием уста их, книгу сию осквернившие. И скует смерть холодом руки ее державшие. Моя кровь — слово мое».
— Не бросай книгу… — сказал голос.
— А если меня проклянут? — спросила Алетиш.
— Это ритуальная формула. Она всего лишь оберег для непосвященных.
Положи руку. Я прочитаю ее тебе.
— Всю?
— Нет, только то, что ты должна знать…
— А если я не хочу знать всего, что там написано? — устало проговорила Алетиш.
— Но это отгадка…
— Зачем мне отгадка, если я не знаю загадки? — пожала плечами девочка.
— Эта отгадка нужна не тебе… Ты всего лишь посредник. Ты просто должна запомнить, что я тебе прочитаю…
— Я чувствую тлен на губах… Я чувствую приторный запах смерти… И холод, когда холодеет даже сердце… Я смотрю во тьму, а тьма смотрит в меня… Она что-то ищет… Я не хочу читать эту книгу, которая в моих руках расползается трупной зеленью. Кожа с обложки слезает, обнажая кости… Это очень темная книга… Что мне нужно знать из этой книги?
— Она откроет тебе правду о бессмертных… — голос затухал в сознании.
Алетиш открыла глаза, но увидела лишь темноту, а запах стоящий в комнате был воистину ужасен. Как она раньше не замечала, что в ее покоях осталось чужое дыхание?
Глава XII. Вылазка
Глава XII. Вылазка
Глава XII. Вылазка
Их любили не больше чем цепных псов. Их кормили точно так же, как ногой пододвигают похлебку или опасливо бросают корку хлеба к собачьей будке. Их ненавидели и держали на привязи. Их били, как бьют ногой собачонку, не вовремя подавшую голос. И они поджимали хвосты в страхе и бессилии. Они забивались в угол и рычали, оскалив клыки, когда к ним тянулись чужие руки. Они в полубезумном исступлении лизали руки хозяина, если он погладил по голове и жалобно выли на луну, пытаясь выразить невыразимую печаль. Они дрожали в глубине будки, когда чуяли запах волка. Они были похожи на дворняг. Они и были дворнягами. Их зубы были остры, но они не могли перегрызть свои цепи. Они были похожи на цепных псов, с одной лишь разницей — когда-то они все-таки были людьми.
- Алетиш, — кто-то тряс ее за плечо. — Что ты вчера мне сказала?
— Вчера? — спросонья переспросила девочка.
— Ну да, — над ней склонилась Чароит. Глаза у нее были уставшими, с черными тенями под ресницами.
— Я не помню… — созналась Алетиш, протирая глаза.
— Так, ты или придуриваешься, или и вправду не помнишь? Ты мне такого наговорила, что я после этого всю ночь не спала…
— Наговорила? — спросила Алетиш.
— Ты хоть имя свое помнишь? А мое? — раздраженно спросила Чароит.
— Вроде… — промямлила девочка.
— Так помнишь или «вроде…»?
— Помню, а зачем тебе это? Я не помню только, что вчера рассказывала. Мне так плохо… Я вообще мало что из вчерашнего помню…
— Ну, слава Анвеору, а то я уже подумала, что ты у нас ведьма… Будущее предсказываешь и всякое такое… Пойдем, я тебе сегодня покажу кое-что интересное. Мы пойдем патрулировать границы, а ты можешь пойти с нами.
Они оделись и позавтракали. Агат, Чароит и Оникс уже ждали ее у выхода.
— Смотрите, что я с кухни умыкнул! — радостно играя яблоком, сказал Агат, — Трофей.
— Дурак, у Берилл все рассчитано, а ты яблоки воруешь, как маленький, — надулась Чароит.
— Может, я для тебя его умыкнул? — улыбнулся Агат.
— Тогда совсем другое дело, — согласилась Чароит, ловя брошенное ей яблоко. — Вкусное… Алетиш, тебе отрезать? Сейчас возьму нож и поделюсь.
— Нет, не надо… Я не люблю яблоки… — поспешно ответила Алетиш.
— Тогда я съем одна… И ни с кем не поделюсь. Вот.
Оникс молча двинулся вперед.
— А почему Оникс идет впереди? И почему с нами не пошла Берилл? Почему мы все не можем идти рядом? — спросила Алетиш.
— Потому, что идти нужно друг за другом. Это позволит остаться в живых хотя бы оставшейся части отряда. А Берилл — слишком ценна для нас, чтобы рисковать ее жизнью! — грубо ответил Оникс.
— Ты поменьше разговаривай… Оникс — лучший пасфаиндер, которого я знаю, но и он не всегда может вовремя сориентироваться, — сказал Агат шепотом.
— А чего тут бояться? — точно так же шепотом спросила Алетиш.
— Тут ничего… Пока… — громко чавкая сказала Чароит.
— Тс! Чар! Андбрант ты тоже еще два новолуния назад называла безопасным… — сказал Агат.
— Да хватит вам! Нечего ребенку страсти рассказывать! Тут пока граница людей Анвеора. Тут отродясь ничего, кроме диких зверей не водилось… — возмутилась Чароит.
— А дикие звери разве безопасны? — спросила Алетиш.
— Там где есть звери, нечисть не водится… Точнее наоборот. Звери не будут водиться в очень плохих местах. В гиблых… На Черной Карте ты их сразу узнаешь по отметкам.
— А чего нужно бояться? — совсем тихо спросила Алетиш.
— Смерти, — сказала Чароит, глядя, как Оникс вышел на пустынное место.
Вокруг была сухая трава. В сухостое попадались синие глаза цикория, желтые пасти львиного зева, серебристые кусты полыни и желтые соцветия пижмы. Все это пахло чем-то свежим, совсем не опасным. Крупные пушистые шмели жужжали, деловито летая с цветка на цветок. Один из резвых кузнечиков прыгнул на рукав куртки Алетиш. Она взвизгнула и отпрыгнула от неожиданности, пытаясь стряхнуть козявочку. Дыхание осени почему-то не тронуло эту землю.
— Чего орешь, как ненормальная? — спросил Оникс.
— Что-то на меня село!!! — простонала девочка, пытаясь рукой сбить упрямого кузнечика.
— Кузнечик, — смахнула его Чароит. — Их тут много… А какой тут ветер…
Он не пахнет Тьмой, как восточный… Он пахнет жизнью… И свободой.
Ты чего такая угрюмая? Что-то случилось?
— Нет, ничего, — задумчиво сказала Алетиш. Внутри нее сидела странная боль. Она не должна им говорить. Они ее посчитают сумасшедшей.
— Вот видишь, — сказал внутренний голос, — Ты уже начинаешь понимать, в чем отличие между тобой и ими… Ты ведешь их к погибели… И ты это прекрасно знаешь… Только они об этом не знают… Да и не зачем им знать? Не так ли? Почему ты не расскажешь им всю правду?
— Я… не знаю, как сказать… — промямлила Алетиш. И тут резкий голос Оникса вывел ее из состояния задумчивости.
— Ты это прекращай! Идет, как зачарованная, а потом вытаскивай ее из вонючей трясины! — рявкнул Оникс, протягивая палку Алетиш. Сама девочка стояла посредине огромного, но неглубокого болота. Она была по пояс в мутной коричневой грязи.
— Это такая полянка-обманка. Чарусой называется, — сказал Агат. — Они иногда встречаются в самых не походящих местах. Прямо в лесу. Глядишь — полянка, цветы на ней растут, красивые… А потом — хлюп! И ты в воде! Новички часто сюда попадают. Когда ты с кем-то, то это не опасно, но если ты одна, то это становится смертельной ловушкой. Чаруса не любит расставаться со своей жертвой.
— Я же тебе говорила, что нужно обойти, а ты идешь, словно очумелая прямо в болото, — Чароит сидела на краю чарусы и обрывала лепестки очередному цветку.
— Ты вообще какая-то странная! — констатировала факт Чароит, выбрасывая очередной стебелек.
— Это не я, а вы — странные! — огрызнулась Алетиш, хватаясь, что есть мочи за узловатый сук.
— Мы? Изволь объясниться! — со смехом глядя на грязную девушку, сказал Агат.
— Да — вы! Называете себя в честь камней, всегда таинственные, всегда злые!
— Мы — злые? Агат, ты слышал? Злые! — рассмеялась Чароит. — Мы пришли и нам дали эти имена не просто так! Каждое имя несет в себе отпечаток личности. Твердый и прямолинейный Алмаз мог процарапать любую броню. Ему не было равных в обращении с тяжелым оружием. Оникс — черный камень. Таинственный и мистический. Его еще считают колдовским, не так ли?
— Спроси у нее, о том, откуда простые крестьяне знали о таких драгоценностях? Особенно об их свойствах? — шепнул ей внутренний голос.
— Откуда вы, ребята, знаете о таких камнях, которых в жизни не видели? — вызывающе спросила Алетиш.
— Из книги. Она написана на другом языке. Только описание камней на нашем. Насколько я знаю — это ритуальный язык Домов, — сказал Агат. — Вернемся, я тебе ее покажу. Она очень старая. Мы бережем ее, как самую ценную реликвию. Каждый пришедший сюда считал своим долгом попытаться расшифровать ее содержание. Но успехов не достиг никто. Ничего, кроме страницы с камнями, я не смог прочитать.
— Ребята! Есть предложение! — сказала Чароит.
— Ну?
— Мы с Алетиш пойдем к Мертвому Озеру по кромке Мертвого леса, а вы идите дальше. Встретимся вечером в Ракушке. Да! И по Черной границе не шибко разгуливайте!
— Ты ее хоть предупреди… А то новички пугаются… И еще… Не забудь напомнить мне вечером про книгу. И еще… Будь осторожна. Сейчас небезопасно даже там, где раньше было спокойно, — сказал Агат, перекладывая часть еды из своего тюка в тюк девушек. — Не ходите по тропе. Обходите ее. Если придется заночевать в Мертвом Лесу, то умоляю, спите по очереди…
— Я как будто маленькая… — улыбнулась Чароит.
— Нам пора, — нахмурился Оникс, — Я чую, что ветер меняет направление.
И они разошлись. Алетиш шла, хлюпая грязными сапогами по земле. При каждом шаге они смачно чавкали, оставляя за собой грязные следы. Чароит шла осторожно, словно танцевала.
— Мертвым лес стал после страшной битвы, которая была тут много веков назад. Три Дома встретились на поле битвы. Кровь лилась рекою, и Свет уже предвкушал победу, как вдруг Серый Дом отказался вмешиваться в битву. Свет еще надеялся на помощь людей Анвеора, и помощь была на подходе. Серый Дом вышел из битвы, а Свет стал теснить Тьму. Тогда Доминатор Черного Дома Лорд Дивай нанес последний удар. Он превратил это место в одну большую могилу. Мертвые стоят на границе владений. Они защищают, судя по поверьям, мир от Тьмы, которая живет там… Они — вечные стражи… Смотри! Я ненавижу Дивайна!
— Все его ненавидят… — ответила Алетиш.
— У меня есть повод его ненавидеть. Именно он уничтожил того, кого я люблю. Это случилось много веков назад.
— Как это так? — удивилась Алетиш, — Если это случилось так давно, то Дивайн должен был умереть?
— Он — бессмертный, — сказала Чароит, — Время не властно над ним. Ну вот, мы пришли!
Алетиш увидела полуистлевшие трупы, сидящие, словно стражники. На них были старинные кольчуги, шлемы с изображением белой ладьи. Рядом валялись пробитые щиты, стрелы, прямо с древками, разбитые мечи и сломанные луки. Покойники смотрели пустыми глазницами на девушек, которые прошли мимо них.
— Это те, кто покинул границу Сада Зверя. Стоит их туда вернуть, как они снова оживут.
— Смотри! Тут есть озеро… Не глубокое, но кристально чистое… Вода тут — просто серебряная… И всегда теплая… — сказала Чароит, раздеваясь.
Она сбросила с себя всю одежду и коснулась ногою водной глади.
— Чего стоишь, грязнуля?
— Они смотрят… — кивнула Алетиш на мертвых, которые сидели прямо у озера под сухими ивами. — А еще в воде… Тоже мертвые…
— Ну и что? — фыркнула Чароит, заходя в воду по пояс. — Мне это даже нравится… Есть в это что-то завораживающее… Они, покрытые паутиной и пылью, иссохшие и окоченелые смотрят на то, как ты, живая и теплая окунаешься в прозрачную воду, как ощущаешь легкое дыхание смерти, словно мурашки по коже. Они смотрят и завидуют тебе, а ты тем самым смеешься над смертью. Она ходит рядом, ищет, высматривает, а ты играешь с ней. Мне нравится видеть свое отражение в их щитах. Мне нравится играть со смертью.
— Ладно, — сказала Алетиш, стягивая с себя куртку и штаны… Сапоги она сняла сразу… Вода и впрямь была теплой. Словно до Дня Урожая.
В серебристой воде не водилось ни одной рыбешки. На дне валялись щиты и иногда в иле попадались белоснежные черепа.
— Согласись… В смерти есть что-то загадочное… Плыви сюда! Да ней бойся! Они не кусаются! Отнесись к этому проще… Смерть — это неизбежно…
— А каков он, Лорд Дивайн, Доминатор Черного Дома? Тот, который избежал смерти? — спросила Алетиш, присаживаясь на огромный щит.
— Он… Я его ни разу не видела… Но говорят, что у него лицо, как у статуи… Говорят, что он очень красив… Пора вылезать! Здесь можно отдохнуть.
Задремав на щите, рядом с выстиранной одеждой, Алетиш снова увидела книгу.
— Ты все-таки хочешь узнать о бессмертии? — спросил внутренний голос.
— Я хочу понять, что происходит! — сказала Алетиш.
— Хорошо, я дам тебе подсказку. Но только одну.
Глава XIII. Черный принц
Глава XIII. Черный принц
Глава XIII. Черный принц
Лорда Дивайна, Доминатора Дома Тьмы снова терзали воспоминания. Перед его взором ярко и четко вставали перед картины прошлого.
Это были странные обрывки, словно кто-то вырывал страницы книги, уничтожая целые главы, а то, что осталось, представляло довольно смазанную картину. Лорд Дивайн не любил свои воспоминания. Слишком часто он анализировал их и переживал снова и снова, видя все свои ошибки. Он не любил ошибок. Дивайн вспомнил Леди Дилерию. Первую встречу он запомнил навсегда. Его привели в Черный зал, где уже стояла высокая женщина, изумительной красоты. Ее волосы были пепельными, а глаза — синими. На ней было черное платье, украшенное большой сапфировой брошью у самого подбородка. Кроме броши на ней не было ни одного украшения. Дед Дивайна. Доминатор Дома тьмы, мать Дивайна Леди Девона, ее муж и брат Лорд Девлин смотрели на Леди Дилерию с таким уважением, что было сразу понятно, насколько Она могущественна и влиятельна.
— Подойди сюда, маленький принц, — спокойно сказал она, перебирая воздух пальцами.
— Какая интересная зверюшка… А ты кусаешься? — спросила Дилерия, словно не помня о том, что перед ней принц крови.
— А глазки, как у крыски-альбиноса. Только чуть-чуть бледнее.
Дивайн молчал. Ему было меньше десяти лет, но он прекрасно понимал, что подобное оскорбление он простит только после того, как перешагнет через ее труп.
— Нет, — сказала Дилерия. — Я не буду его учить.
И никто не стал ей перечить. Доминатор тихо вздохнул, глядя на внука.
Ярость тихо нарастала в Дивайне. Он, словно наполнял чашу гнева тьмой, чтобы выплеснуть ее на эту ведьму. В отличие от других волшебников его чаша казалась бездонной, но это было не так. Она была просто больше, чем у других. Он чувствовал, как его тело медленно дрожит от напряжения, как холодеют губы и кончики пальцев… В зале повисла звенящая тишина и к его пальцам потянулись нити тьмы. Они свивались, как ленты до тех пор, покуда не сжали туго кисти рук.
— Как ты смеешь… — произнес тогда Дивайн, глубоко вдыхая разряженный воздух. Он готов был обрушить удар, но она лишь улыбнулась.
— Обучение уже началось. И это был небольшой экзамен. Ты успешно прошел его. Но есть вещь, которую ты должен знать. Ты собираешь силы только тогда, когда тебе это нужно. Это неправильно. Силы должны быть у тебя всегда. Когда ты собираешь силы — ты уязвим. Это принцип боевой магии. Не давай волю своему гневу. Внутри тебя должно быть ледяное спокойствие и сила.
Дилерия не любила мужчин, поэтому все эксперименты она ставила на особях мужского пола. Она была неизменна… Ее черное, наглухо закрытое платье, синяя брошь, и длинные пепельные волосы делали ее одной из самых красивых женщин Дома Тьмы. Дилерия принадлежала одному из самых древних родов семей первого круга. Ее талант, как цветок селекционеры, выводили много сотен лет, путем близкородственных браков. Она была прекрасна хрупкой красотой и ужасна в своем могуществе.
Когда Дивайну было пятнадцать лет, она взяла его на поле боя. Перед битвой она сказала:
— Природа магии зависит от солнца. Помни об этом. Светлые подпитываются солнечным светом. Они любят магию огня, света. Солнце увеличивает мощность их заклинаний. Самые сильные заклинания получаются тогда, когда солнце в зените. Серые любят сумерки. Их магия — магия уходящего солнца или восходящего. Как только начинает смеркаться или светать — это их пора. Они — непревзойденные мастера иллюзий. Они, конечно могут использовать светлую магию, но в отличие от Светлых, Серые — более слабые. Их излюбленное оружие — туман, сумрак и все, что связано с обманом зрения. Вопреки распространённому мнению Тьма о том, что Тьма — это отдельная субстанция, Тьма на самом деле — это отсутствие света. Мы умеем использовать отсутствие света и делать из него реальную силу. Когда существовал единый Дом, каждый род искал свою силу. Основатели Дома Тьмы нашли силу, там, где ее не додумались искать другие. Поэтому — мы особенные. Мы понимаем магию Света, но Свет не понимает магию Тьмы. У нас всегда есть преимущество. Ты — венец творения Дома Тьмы, его надежда и проклятие. У тебя магия течет в крови, твою силу можно сравнить с силой всего магического совета. Но… Твоя сила тоже имеет предел. Ты знаешь, сколько сил ты отдашь битве? Магия — это живая субстанция, и она сама ищет себе пищу. Она будет выедать тебя изнутри, до тех пор, покуда ты не умрешь. Тебе нужно следить за тем, чтобы она не стала питаться твоей душой. Магия — это зверь. Зверя нужно кормить. А душа — это его излюбленная пища.
Дилерия надела на лицо бархатную полумаску и пошла сквозь войско Тьмы. Они падали на колени и целовали подол ее платья, шепча, о том, что Леди Дилерия с ними. Она шла медленно на передовую. Дилерия дала знак, и тут же вокруг нее и Дивайна образовался круг воинов, закованных в тяжелые доспехи с массивными черными щитами.
— Смотри, мой мальчик, что я делаю. Это самое верное. Я не буду отвлекаться на щит и направлю все силы в удары… — сказала из-под полумаски Дилерия.
— А когда они умрут? — спросил Дивайн.
— На их место придут тысячи других. И так до полной победы или смерти. Они будут защищать меня до самого конца.
Это было страшное зрелище. Когда в тебя летят тучи стрел, а рядом падают люди, заслоняя тебя собой и корчась в агонии в твоих ногах. Они верили в нее, и она не подвела. Когда силы ее были на исходе, Дилерия покачнулась, а потом оперлась на плечо Дивайна. Постояв немного, она притянула его к себе и поцеловала. Он почувствовал, как она черпает его силы и не сопротивлялся. Дивайн знал, что ей они нужнее. Это не тот поцелуй, к которому привыкли все. Это самый эффективный способ пополнить свои силы за счет кого-то, у кого они еще остались. Один берет, другой отдает. Это было страшное и восхитительное чувство. Чувство, будто из воронки груди вырвался страшный ураган. Дилерия оторвалась от губ принца, тяжело выдохнула и ударила, последний и решающий раз.
После битвы она зашла в шатер и тяжело упала в резное кресло. Дивайн молчал. Дилерия резко сдернула маску и посмотрела ему в глаза. Дивайн успел заметить страшные шрамы на бледных щеках. Через секунду шрамы исчезли, как наваждение.
— Когда-то давно я была замужем. По приказу Доминатора, я стала женой одного мага… Его звали… А впрочем, тебе его имя ничего не скажет… Он был очень ревнив, и чтобы никто на меня не посмотрел, изуродовал мне лицо. Он резал меня ножом. На живую… А потом бросил мне зеркало и сказал, что так будет лучше. Когда я поняла, что он убил мою любовь, я убила его тем же ножом. Но как жить женщине, с таким лицом? И я стала учиться магии. У покойного супруга была огромная библиотека, тысячи древних рукописей и старинных фолиантов. Я читала все книги запоем, выискивая крупицы искусства. Я собирала их, как собираю цветы на лугу. Глупое сравнение, но я составляла букеты из тьмы. И тогда я нашла одно заклинание. Оно не требует много сил и постоянного контроля. Это — маска, которую никто не сможет ее отличить от настоящего лица ни на вид, ни на ощупь. Я хотела убрать рубцы, но кинжал оказался древним артефактом, и шрамы от него не заживают никогда. Именно этим кинжалом раньше клеймили магов-отступников, чтобы они не могли избавиться от клейма. Я нашла заклинания маски. Со временем я настолько привыкаю к нему, что считаю, что это и есть мое истинное обличье. Мальчик мой, ты — самый красивый из тех, кого я видела в своей жизни в своем истинном обличье. Но ты — не человек. И даже я не могу сказать кто ты. С возрастом ты станешь просто красавцем. Ты будешь прекрасным, но люди не поймут твоей красоты. Им привычнее их убогие стандарты. Надень прекрасную маску на лицо и стальной обруч на сердце. Это станет для тебя залогом успеха. Ты — принц. Гнев — это твоя слабость. Человек, сумевший вывести тебя из душевного равновесия — в чем-то сильнее тебя. Запомни это. В гневе ты уязвим, как никогда. Жаль, что я не смогу быть с тобой всегда.
— А мне и не нужно, чтобы ты была всегда, — спокойно сказал Дивайн. — Ты будешь со мной до тех пор, пока мне это выгодно.
Дилерия рассмеялась, откинув голову:
— Я горжусь тобой. Ты станешь замечательным правителем. Со временем придет то, что я не смогу тебе дать сейчас.
Через три года она умерла. Дивайн даже не сожалел об утрате и не скорбел над телом. С каждым годом он понимал, что внутри него поселилась пустота. Она пришла от понимания того, что этот мир скучен. Скучным мир был лишь потому, что Дивайн застрял здесь навсегда. Все его мировоззрение отталкивалось от той мысли. Он никуда не торопился и никуда не спешил. Изредка его что-то отвлекало от невидимой войны с пустотой. В такие моменты ему казалось, что пустота побеждена, но потом она возвращалась и занимала все новые позиции. Интерес постепенно отступал, а пустота завоевывала новые рубежи. Возвращалось прежнее равнодушие, а вместе с ним и странная тоска. Казалось, что Дивайн ненавидел свою вечность. Но это было не правдой. Он ее любил. В его понимании «смерть» — это всего лишь дверь, которая закрыта исключительно для него. Иногда он хотел заглянуть за грань, чтобы быть точно уверенным в том, что ничего не теряет, будучи бессмертным. Иногда ему казалось, что жизнь обманула его, и что именно смерть — вечная награда, которую, он, почему-то не заслужил. Но когда он смотрел на предсмертные муки других, он убеждал себя в том, что смерть — это проклятье, которого ему удалось избежать. Он держал власть в вечных, сильных руках. Что еще нужно государству? Что еще нужно правителю?
Дивайн знал, что государство — это его бремя. Это его ноша, которую он должен нести вечно. Он знал о своей стране все. Сам мог написать ее подробную историю. Черный принц мог сказать, сколько железа поставляют рудники Ильсура в месяц, и насколько выросла площадь посевов в Иноире. Дивайн знал численность войска, вплоть до единиц. И это иногда угнетало.
Но однажды произошло то, что вывело Дивайна из душевного равновесия надолго. У Дома Тени родилась девочка. Такая же, как и он. Она благополучно вышла замуж за владыку Дома Теней. Ее звали Шализ. Будучи королевой, она мечтала иметь наследника, но ее дети рождались мертвыми или умирали сразу после родов. Но она нашла способдать жизнь наследнику. И наследник выжил. Дивайн знал об этом способе, но ее решение не одобрял. Он знал, что у бессмертных не может быть детей.
Однажды после тяжелой победы Дивайна над Светлыми, его Темное высочество было удостоено визитом правящей четы Серого Дома, вместе с их маленьким сынишкой. Дивайн прекрасно знал, что Шадор попытается оторвать себе половину земель, доставшиеся Дивайну после победы, прикрываясь тем, что всегда был на его стороне. Так же он знал, свой ответ. Дивайн был принципиальным и злопамятным. Он мог бы отказаться их принять, сославшись на любое обстоятельство, однако ему было интересно посмотреть на ребенка. А еще его всегда забавляло то, какие уловки находит Серый Дом ради того, чтобы получить желаемое. Его Темное Высочество с удовольствием наблюдал, как испокон веков Доминаторы Серого Дома выкручиваются, подлизываются, угрожают, блефуют, осознавая, что бессильны. Взгляд Дивайна в таких случаях красноречиво давал понять, насколько смешны их попытки. Принц не любил глупость и демонстрации, он не любил пустых разговоров и подобострастия. Это ему изрядно приелось, за два полных тысячелетия.
Дивайн знал, что они приедут на рассвете. Но в его планы не входило встречаться с ними раньше вечера. Ибо днем он предпочитал спать. Отдав распоряжение устроить гостей с максимальным комфортом, принц, поймал себя на мысли, что вместо любопытства он испытывает отвращение. Он сидел, подобрав под себя ноги, в широком кресле, перебирая в руках крупные черные ониксовые бусы, как вдруг в Скрытый Зал вошел бледный как смерть слуга. Он шепотом сказал Дивайну что-то, что заставило его резко подняться. Плавно и неспешно он двинулся в сторону сада. Слуга шел сзади, склонившись к земле, отчаянно оправдываясь… Принц Тьмы зажмурился от яркого солнца, сощурив глаза, он увидел такую картину. Светловолосый мальчишка в сереньком камзоле, обрывая одну за другой роскошные розы. Вокруг уже валялись лепестки, которые поднимал ветер. Дивайн подошел к нему и сделал незаметный жест рукой. Она из колючек впилась ребенку прямо в ладонь. Вместо того, чтобы разревется на весь парк, мальчишка вытащил шип из руки, и с садистским удовольствием согнул одну из веток розового куста и наступил на нее ногой в сафьяновом сапожке.
— Кто дал тебе право? — медленно растягивая слова, проговорил Дивайн. Рука ребенка схватила стебель против воли, и стала сжимать его.
— Ты не имеешь права! Я — принц! Я делаю все, что мне заблагорассудится! — гордо сказал ребенок, пытаясь разжать собственные пальцы. Буквально на несколько мгновений его лицо изменилось. Золотые волосы превратились в черные, а глаза стали розовыми.
— Здесь ты делаешь то, что я тебе скажу, принц, — жестко сказал Дивайн.
— С какой стати? — мальчишка даже не пытался вырваться. Дивайн теперь был точно уверен в том, что Шализ сошла с ума. Ей удалось сделать ребенка бессмертным.
— С той, что это мои владения. А теперь сделай милость, покинь мой сад, покуда я лично не наказал тебя, лишив Серый Дом наследника престола, — холодно проговорил Дивайн. Ребенок взглянул ему в глаза. У самого зрачка они снова были алые, как кровь, а у границы радужки — синими, как небо. Дивайн все понял.
— Меня зовут Шаэсса, я будущий доминатор Дома Теней. И ты, кем бы ты ни был, не имеешь права мне угрожать, — чувством собственного достоинства произнес проказник, пытаясь сдержать слезы. — Отпусти меня!
— А ты попроси. На коленях.
Шаэсса встал на колени, с вызовом глядя прямо в глаза Черному Принцу.
— Слушай меня внимательно. Очень внимательно. Ты только что сделал большую ошибку. Но я не взыщу. Пока что. Запомни. Это был первый и последний раз, — Дивайн положил свою руку поверх детской руки, а потом сжал ее, сорвав злосчастную розу с куста. Шаэсса всхлипнул.
— Вот она — твоя роза. На ней — твоя кровь. Ты виноват в ее смерти. А она виновата в твоей боли. Вы почти квиты. Вот только ей уже все равно, а ты будешь мучиться, вспоминая ее. Кому из вас легче? Мне пришлось сорвать розу твоими руками, чтобы не чувствовать боли. Запомни это навсегда.
— Я с тобой поквитаюсь. Я тебе никогда не прощу. Поверь мне, — сказал Шаэсса, потирая сдавленную кисть. — Я подарю тебе розу, которая принесет тебе столько боли, что ты себе представить не сможешь!
— Постарайся дожить до этого дня, Шаэсса, принц Теней, — отрезал Дивайн, двигаясь в сторону замка. Его ноздри раздувались, а брови хмурились. Судьба Шализ предрешена.
Когда вечером Дивайн вошел в зал, Шализ сидела в кресле, положив тонкие руки на подлокотники. Шадор стоял, глядя в черное, резное окно. Рядом с матерью, положив руку на спинку кресла располагался Шаэсса.
— Шаэ, где ты так поранился? — с интересом спросила мать, разглядывая руку сына.
Дивайн посмотрел на ребенка, слегка сощурив глаза. Шаэсса ответил ему некрасивой улыбкой, выворачивая свою руку из рук матери:
— Я играл в саду, мама, — спокойно сказал он, кивая на Дивайна, — А кто это, мама?
— Это Доминатор Дома Тьмы, Черный принц, Лорд Дивайн. Поприветствуй его, мое сокровище, — улыбнулась Шализ. У нее были розовые глаза и темные волосы, как у Дивайна. Шадор, отец Шаэссы был светловолос и голубоглаз.
— Очень приятно! — с такой искренней улыбкой сказал Шаэсса, что у постороннего наблюдателя не возникло бы и мысли о том, что это очаровательное создание недавно говорило не совсем красивые вещи, при не совсем красивых обстоятельствах.
В подобных ситуациях, те, кто оказались на месте Дивайна, обычно начинают улыбаться так же искренне, всячески пытаясь поддержать игру. Или же наоборот злятся, что со стороны тоже выглядит глуповато. Дивайн поступил проще:
— Я крайне польщен, — абсолютно равнодушно сказал он, присаживаясь в кресло, специально приготовленное слугами для него, — А теперь, малыш, сход. поиграй куда-нибудь, пока мы с твоими родители поговорим.
Шаэсса лучезарно улыбнулся, но в его глазах плясали злые огоньки:
— Мамочка, а можно я останусь… Я боюсь этого замка…
— Шаэ, сокровище мое, сходи в сад, — мать нежно коснулась рукой плеча непоседливого сына.
— Я не хочу в сад! — топнул ногой Шаэсса, разыгрывая скандал. — Я никуда не пойду! Останусь здесь!
— Хорошо, милый, не ходи, — согласилась мать, пытаясь усадить ребенка себе на колени.
— Нет, возьму и пойду! Чтобы тебе, мама, было стыдно за то, что прогоняешь родного сына!
Шализ страдальчески посмотрела на мужа, который сделал вид, что ничего не замечает. Дивайн, подставил руку под подбородок, и занял самую удобную позу зрителя. Он пытался понять, что именно хочет эта маленькая тварь, устраивая такие сцены. Черный принц понял несколько вещей. Это уже не ребенок. В оболочке ребенка сидит взрослый, достаточно подлый и хитрый индивид. Шализ души не чает в ребенке, а Шадор его боится. Что ж, расклад интересный, только это пока что ему не пригодится. Но в обозримом будущем… Да, именно его, Шаэссу, ждал Дивайн эту вечность. Третий бессмертный. Это значит, что Шализ скоро умрет. И явно не своей смертью. Дивайн знал одну истину: ничто не происходит просто так. Эта встреча в саду — не случайна.
Тогда Серые запросили часть земель Света, в то числе и «Сад Зверя». Несмотря на то, что никакие полезные ископаемые там обнаружены не были, да и особым плодородием тот край не отличался, Дивайн насторожился. Он понял, что Серые готовятся к войне. Надеются, что после битвы с Домом Света Дивайн ослаблен и не сможет дать отпор. Но они хотят знать природу той магии, поэтому хотят изучить ее. Отказ не заставил себя долго ждать.
А потом Дивайну привели шпиона. Это был юноша, жалкого вида. На руке у него болтался серебряный браслет, а в глазах читалась ненависть к Черному принцу. Его швырнули на обсидиановый пол прямо под ступени трона. Дивайн долго думал, глядя на этого щенка, скулящего от боли на уровне его черных сапог, когда инфорсеры пытались выудить из него хотя бы слово. Но мальчишка молчал. Наемники раскалываются быстро, а этот — фанатик. И тогда Дивайн взял в руки нож. Черная рукоять шипами впилась ему в ладонь, а лезвие резало и рвало человеческую плоть. Черный принц мог сделать это магией, однако тогда бы он не получил того удовольствия, которое приносил ему вкус чужой крови и запах чужой смерти.
— Посадите тело на кол, и выставьте у границ, — сказал Дивайн, вертя в окровавленных пальцах серебряную безделушку. Он подошел к останкам и присел на одно колено, поднимая за волосы мертвое тело:
— А ты говорил, что браслет снять невозможно.
Черный принц встал, наступив сапогом на отрезанную кисть.
Глава XIV. Тайна
Глава XIV. Тайна
Глава XIV. Тайна
Задыхаясь Алетиш вскочила, ощупывая свое тело. Она толком не могла понять, что реально, а что нет. Девочка порвала нить странного сна, так и не досмотрев его. Впервые она оказалась сильней. Это — сон. Странный сон. Странный сон о том, как она идет по белому снегу, не оставляя следов. Вокруг была пустота и холод. Внезапно она остановилась. Перед ней стоял Шаэсса. Он тихо произнес:
— Ты должна уничтожить бессмертного. Для этого тебя создали.
— Я? — удивилась Алетиш.
— Да, ты, — ответил Шаэсса. Он был серьезен и спокоен.
— Почему я должна это делать? — спросила Алетиш.
— Потому, что ты мне обещала достать звезду с небес.
Алетиш почувствовала, что ее тело рассыпается в прах. Она с ужасом смотрела на свои руки и видела, как они осыпаются на снег серой пылью. Девочка проснулась.
Но это был всего лишь сон. Странный сон. Который означал что-то важное.
Лорд Шаэсса сидел на подоконнике своей комнаты. Он пристально смотрел в сад, где гулял ветер, срывая серебристые листья с могучих древних деревьев. Лорд дышал на стекло и что-то рисовал. Потом стирал. И снова. Он думал.
Девочка… Девочка скоро ее судьба решится. Если бы он знал, что с Советом все получится так просто, то бы взял ее с собой. Точно взял. Ему спокойней, когда она рядом. Он бы не думал о ней ежеминутно. Он бы успокоился. Она… Она — бесценна… Она — самое дорогое, что у него есть… А-ле-тиш… Словно ветер шипит в кронах деревьев. Алетишшшшш…. Откуда это странное имя? Ведь ее звали иначе. Ее настоящее имя — Блисс. Блисс — это колокольчик в траве. А Алетиш — это холодный ветер в пустом саду. Какая разница? Разница между звонким колокольчиком и ветром, гуляющим в руинах?
Шаэсса посмотрел на портьеру, которую шелохнул легкий сквознячок. Столько лет одно и то же. Это так утомляет. Несмотря на то, что видимые враги упокоились вечным сном, невидимых врагов может быть намного больше, чем он, Шаэсса, предполагал. Главный его принцип — недооценить врага — проиграть, переоценить — выиграть. Серому Королю было свойственно переоценивать опасность.
В нервном порыве он внезапно вскочил на ноги и уверенно пошел к двери. Открыв ее ногой, встревожив охрану, которая испуганно переглянулась, Шаэсса двинулся по коридору. Со стен на него взирали все его многочисленные родственники, половину имен которых Шаэсса не помнил, другую половину он не хотел знать. У него была хорошая память на лица, но плохая на имена.
— Почему я должен по своей воле похоронить себя под грузом царственных забот? — стиснув зубы, шипел Шаэсса, Серый Король. — Почему никто не может сказать мне: «правильно ли я поступаю?». Почему никто не скажет: «Шаэсса, ты — ошибаешься. Это — невозможно». Почему я один должен думать и решать за всех? Почему я не могу решать только за себя? Почему я не могу заняться своими делами, а вместо этого должен решать государственные проблемы? А вдруг я ошибся? Почему девчонка не выходит у меня из головы? Я хочу ее видеть здесь и сейчас. Сейчас! Но я не могу отменить свое решение. У меня так мало времени.
Схватив с полки толстый фолиант, в металлической шкатулке с замком тонкой работы, Шаэссы открыл ее своим ключом. Маленькая серебряная птичка на замке наклонилась к ключу и дернула крылом, открывая тайну. Ветхие, исписанные таинственными знаками страницы цвета слоновой кости могли рассыпаться прямо в руках от малейшего прикосновения, но они были пропитаны магией. Благодаря магии они проживут еще тысячелетия даже в самых не бережных руках. Шаэсса не был привязан к вещам. Но былитакие вещи, к которым Лорд Теней относился очень бережно. Это были книги. Эта книга не была исключением. Ловко пробежав глазами по черным буквам, Шаэсса снова и снова перечитывал свои заметки на полях. Его летящий, неразборчивый подчерк переплетался с чужими отметками, сделанными поверх других отметок, более ранних.
«… и оное тело, разум не имело. Камень магией слаб был. Оный камень был обычным. Тело оное кричало истошно и ползало по полу, аки дитя малое. Хладным оно на ощупь было, и смерть его незамедлительно настигла…»
— Это я знаю, — Шаэсса искал ответ на мучивший его вопрос, листая записи. — Вот, нашел!
«Среди реликвий, ранее не упомянутых, но Анвеором обманом заполученных, есть браслет, ранее принадлежавший Дому Света. Сила этого браслета не изучена, но Светлые ценят эту вещь превыше других… Браслет был утерян после того, как Дом Тьмы нанес сокрушительное поражение Дому Света». На полях была надпись: «Браслет пропал после битвы». И еще одна надпись гласила: «Я приду по зову сердца»
Следующий отрывок, который перечитал Серый Король, был написан на листочке. Это была страница из другой книги, многократно сложенная, да так, что на ветхой бумаге были видны перегибы.
Он внимательно перечитывал каждую строчку, проговаривая ее, словно молитву:
«Смерть Анвеора вознесла его над смертными… Разорвав узы, его с жизнью связывающие, он возвысился. И в час битвы, он явится по зову верных слуг своих!»
Сколько раз Шаэсса продумывал эти слова. Он буквально впивался в каждое слово. И если его догадка верна, то нужно поспешить.
Алетиш сладко зевнула, потянувшись на плаще. Под ее головой лежала мягкая котомка… Как она так уснула, что и не заметила? Чароит мирно сопела рядом, перетянув на себя большую часть шерстяного одеяла. Одежды, развешанная на копьях и щитах уже высохла, вот только обувь была немного влажной. На горизонте стояли сизые тучи. Они висели на небе, готовые в любой момент прохудиться над полоской леса. Черные птицы чертили небо совсем низко.
Чароит открыла глаза и внимательно посмотрела на небо.
— Ох. Не нравится мне эта гроза… Определенно не нравится… Смотри, как птицы низко летают… У нас выбор — поспешить обратно или заночевать тут. Если мы заночуем тут, то нужно уйти от озера. Если пойдем обратно, то нас застанет дождь. А мало ли что несет в себе эта странная туча… Тем более, над нашей тропою совсем нет птиц. Что тоже знак плохой… Ну так что?
— Я не знаю… — протянула Алетиш, задумчиво глядя на небо.
— Короче. Ты решила остаться… Правильно, но опасно. Я ночевала тут всего пять раз. Мне Агат показывал, где лучше всего разбить лагерь.
— Ну, раз так мы так решили… Тебе виднее. А почему нельзя вернуться? — спросила Алетиш
— Так ты хочешь вернуться? — резко сказала Чароит.
— Я такого не говорила. Я спросила, почему лучше остаться? — огрызнулась Алетиш.
— Потому, как на тропу наползает туман… Смотри, там, где сухие деревья растекается молочное марево… Обычно он висит на ветках клоками, но сейчас растекается и наползает. Туман опасен. Здесь туман — это совсем-совсем нехороший знак. Он, зараза, словно живой… И Дивайн его знает, что охотиться в тумане… Как по мне, так тут из двух зол «ночлег» — меньшее.
— А сюда дождь не придет? — спросила Алетиш, одеваясь.
— Нет. Сюда дождь никогда не придет. Здесь никогда не бывает дождя. Никогда не меняется время года. Здесь все, даже деревья — мертвые. Мертвая трава, мертвые птицы, мертвые… Короче, все мертвое… Это из-за того, что давным-давно некто применил тут страшное заклятие, время остановилось… Пойдем, я тебе покажу безопасное место для ночлега. Там на возвышенности, к которой ведет полсотни ступеней, есть пара разбитых колон, а среди них есть небольшая возвышенность. Оттуда хорошо обозревать местность. А вдруг кто-то затаился в темноте…
— Ой! У Меня от твоих рассказов просто мурашки по коже… — вздрогнула Алетиш, — Давай вернемся. Мне страшно.
— Ты еще не то увидишь… — мрачно пообещала Чароит, — Но вернуться — опаснее. Это я тебе говорю точно. Мы заночуем на возвышенности. А то неизвестно что из-под земли откопается и начнет охотиться. Брррр!
Они прошли мимо мертвых тел, мимо черных стволов деревьев… Все казалось Алетиш странно знакомым, словно она уже проделывала этот путь. «Да-да-ри-да-дам» — пел навязчивый колокольчик в ее голове… Она шла, словно пританцовывая. Пой, колокольчик, пой, маленький… Путь во тьме становится светлей…
И тут Чароит резко дернула ее за рукав, показав на белое облако тумана, затаившегося под развесистым деревом…
— Нужно поторопиться… — задыхаясь, сказала Чар, прибавляя шагу.
Посреди небольшой полянки размещалось странное сооружение, словно кто-то разрушил дворец, но оставил одну лестницу и одну комнату, без стен. Ловко взобравшись на самый верх, Чароит отдышалась:
— Фу! Здесь немного спокойней.
На площадке находилось нечто похожее на высокую мраморную плиту, абсолютно гладкую и пустую. Плита была похожа на алтарь, только на нем не было никаких знаков.
— Здесь по преданию, собирались похоронить Доминатора Светлого Дома Анфаэля Раиля… Гробницу воздвигли Люди Анвеора в память о «Черном Дне». Легенда гласит, что уже после того, как битва закончилось, и здесь воцарилась Тьма, Люди Анвеора на свой страх и риск пришли сюда. Точнее это были рабы, которых Анвеориты пригнали силой, не снабдив необходимой защитой. Ни один Анвеорит сюда бы не сунулся. Они пригнали каменщиков, привезли мрамор, чтобы увековечить подвиг Светлого Дома в веках… Из тумана к ним явился Мертвый Доминатор Светлого Дома… Он попросил, чтобы, когда гробница будет достроена, они его позвали… В легенде сказано, что если построить гробницу мертвые обретут вечный покой. А пока гробница строится, Мертвый Король будет охранять каменщиков от нежити… И мертвецы стали нести почетный караул, вокруг строительства. Рабы, которые резво начали стройку, дабы побыстрее ее закончить, быстро поняли, что неплохо устроились… Постепенно темпы стройки замедлились, аж до тех пор, покуда стройка остановилась вовсе. Анвеориты исправно поставляли провизию, мертвецы несли караул, а рабы почувствовали, что как только они все достроят, их снова заставят батрачить на Орден. Каждую ночь приходил к ним Светлый Король и спрашивал: «Достроена ли усыпальница?», и каждый раз слышал, что «Осталось совсем немного… Еще один камень положить и все…» Так продолжалось аж до тех пор, покуда однажды рабы не проснулись от страшных звуков. Исчез караул, и они остались один на один с ползущей из тумана нежитью. Они жгли костры. Они читали Молитвы Свету, но каждый день кто-то из них пропадал бесследно… Это продолжалось до тех пор, покуда не остался один из обезумевших от страха рабов. Он стал искать тот оставшийся камень, который нужно было поставить, для того, чтобы закончить работу… Но не успел…
— Ты хочешь меня напугать? — тихо спросила Алетиш, растирая озябшие руки.
— Это — история. Историю нужно знать. Чтобы не допускать ошибок в будущем. А вообще история — это такая интересная вещь, что понимай ее как знаешь. Вот всегда удивлялась… Вроде одно и то же событие, а каждый видит его по-разному. Но историю пишет победитель. И я бы добавила, что делает он это кровью побежденного, — задумчиво проговорила Чароит.
— А ведь туман сгущается… И как-то жутко тут… Холодно и неприятно… — пробурчала Алетиш, обнимая колени. — Когда мы будем спать?
— Ха! А кто тебе сказал, что мы будем спать? — насмешливо спросила Чароит.
— А что мы будем делать?
— Смотреть в оба… Костер разводить нельзя. На него приходят… Нельзя громко разговаривать. Только шепотом. На голоса тоже приходят…
— Кто? — простонала Алетиш.
— Нежить… Они двигаются тихо… Почти бесшумно… Словно появляются из тумана… Знаешь, когда появилось это место, все, кто умер много веков на зад и был похоронен в этой земле, все кто оказался в плохом месте с плохое время, все стали неупокоенными. Не всем удалось за много веков сохранить остатки разума. Тем, кому удалось сохранить себя, мы называем их Мертвыми. Мертвые охраняют границы, не давая выйти нежити за пределы Сада Зверя. Мертвые несут караул уже много столетий. Когда думаешь об этом, почему-то становится страшно. Представь себе, что тебя обрекли вечно делать одну и ту же работу, подарив вечность, но отняв свободу. Но они сами взяли на себя такую миссию. Они преданы идее. А если есть идея, то легче жить. Одно дело, когда ты умираешь за идею, а другое дело, когда — просто так.
— Но ты же сама говорила, что мертвые не могут выйти за пределы этого места? — спросила Алетиш.
— Мертвые — не могут, а нежить — может. Я ответила на твой вопрос? — сказала Чароит, вглядываясь в туман.
— Ага, — сонно промурлыкала Алетиш, — Очень интересно…
— Та-а-ак! Не спать! — змеей прошипела Чароит, дергая девочку за плечо. — Думаешь, я просто так разговариваю? Думаешь, мне охота философствовать на ночь глядя? Думаешь, я не хочу вздремнуть? Я стараюсь говорить, чтобы никто из нас не уснул. Можешь говорить ты. Я послушаю. Расскажи что-нибудь!
— Я не знаю, что рассказать… Могу рассказать о снах, которых мне снятся… Они такие странные… А еще я хотела рассказать об одном человеке, который для меня много значит…
Чароит внимательно посмотрела в глаза Алетиш. Она знала имя этого человека. Тем временем в окрестностях раздался леденящий душу вой, а потом шорох и скрип. Девушки вздрогнули и стали пристально вглядываться в туман. Из серого сумрака на них смотрела высокая фигура. Она медленно вышла на поляну. Это был мужчина в сверкающих доспехах. С того места, где застыла от ужаса Алетиш можно было разглядеть неестественно бледную кожу, посиневшие губы и холодный, гордый и надменный взгляд. Его чело венчала светлая корона с огромным сверкающим драгоценным камнем.
— Зачем ты пришла сюда снова? — хрипло спросил мертвец, глядя на застывшую и бледную Чароит.
— Мы… вынуждены были остаться тут на ночлег… — дрожащим голосом ответила девушка.
— Ты знаешь, что бывает с теми, кто забредает сюда? — мрачно произнес покойник. — Неужели смерть не страшит тебя?
— Я заплачу кровавую дань! — поспешно сказала Чароит, доставая кинжал и готовясь сделать надрез на ладони.
— Дань? Разве это — дань? — усмехнулся мертвец. — Нет, дитя, кровью в этот раз тебе не откупиться.
— Что Вы предлагаете, Анфаэль, Доминатор Дома Света? — дерзко и надменно спросила Чароит. — Не подобает Дому Света пить человеческую кровь.
— Не по своей воле я стал таким. Именно теплая человеческая кровь позволяет мне почувствовать вкус настоящей жизни, — грустно сказал покойник, — Мы с тобой уже виделись, помнишь? Ты приходила с другими. Где они сейчас?
— Лежат в холодной и сырой земле… — с вызовом сказала Чароит.
— Вот как… Им повезло больше, чем мне.
— Ты знала, что он придет? — прошептала испуганная Алетиш, дергая Чароит за рукав. Она начала понимать, что они остановились тут не случайно. Чароит все подстроила. И теперь им угрожает опасность.
— Отстань! Не до тебя сейчас! — шепотом окрысилась на нее Чароит.
Мертвец улыбнулся.
— И что ты предлагаешь? — громко спросила Чароит.
— Сначала спустись…
Чароит ловко спрыгнула с пьедестала на землю.
— Спустилась? И что дальше? — осторожно поинтересовалась Чароит, переминаясь с ноги на ногу. Было слышно, как дрожит ее голос.
— Подойди ко мне ближе! — спокойно приказал Белый Король.
— Ну что вы, Ваше Величество… Я постою тут… Верить Вам — себе дороже… — нервно усмехнулась Чароит, не шелохнувшись. Было видно, что она почему-то хочет подойти к нему, но страх и здравый смысл мешает ей сделать это. Внутри девушки шла нешуточная борьба, что отражалось на ее лице. Оно было напряжено до предела.
— Клянусь жизнью, что не причиню тебе вреда, — сказал мертвец, глядя в ее большие испуганные глаза.
— Вы — мертвы, Лорд Анфаэль. Вам клясться нечем, — голос Чароит звучал уверенно, но было видно, как дрожат ее руки.
— Ах, нет смысла мне напоминать о том, о чем я знаю столько лет. Тем более такую дерзость в присутствии моих слуг мне трудно простить, — Мертвый Король кивнул в туман, где в белом мареве шевелились едва различимые силуэты. — Дерзость должна быть оправдана. Или искуплена. В твоем случае она не оправдана. В качестве искупления я прошу поцелуй. Трудно смотреть на то, как ты каждый раз насмехаешься над смертью. Не велика цена для прекрасной и легкомысленной девушки, посмевшей заглянуть в пустые глазницы смерти. Почему ты оглядываешься, красавица?
Чароит оглянулась на Алетиш, и гордо вскинув голову, пошла навстречу к Мертвому Королю.
— Я знаю, зачем ты приходишь сюда. Я это понял сразу.
Чароит замедлила шаг, изящно подав руку Мертвому Королю. Его ледяные пальцы сомкнулись на ее запястье.
Он осторожно прикоснулся к ее щеке, но она не вздрогнула, лишь поджала губы. А потом, сглатывая комок в горле, произнесла:
— Я смотрела на Ваш портрет… Я видела Вас на картинах, Анфаэль Раиль Последний Доминатор Светлого Дома. На Вас были белоснежные доспехи, в солнечных лучах он казались просто ослепительными… В руках Вы всегда сжимали сверкающий меч. Я помнила Вас таким из старинных книг, которые читала во дворце отца. Вы были моим героем. Я мечтала Вас увидеть. Я никогда не представляла, что Вы вот так просто возьмете меня за руку.
Чароит закрыла глаза. По щекам побежали слезы.
— Как мне страшно… Как страшно прикасаться к вечности… Я люблю Вас, — выдохнула Чароит, — Я всю жизнь любила только Вас. Образ, который я храню в своем сердце, придавал мне силы в трудную минуту.
И она медленно скользнула вперед, запечатлев жаркий поцелуй на холодных мертвых губах.
Покойник медленно разжал руку, отпуская ее, словно в танце.
— Я не думал, что ты это сделаешь. Я хотел тебя наказать, а наказал сам себя. Я хотел сбить твою спесь и самодовольство… А лишь почувствовал надежду. Надежду на то, что это — сон, который длится много веков. И я скоро проснусь. Проснусь от твоего поцелуя. Ты так похожа на ту, с чьим именем на устах я умирал.
Чароит молчала, кусая губы. Мертвый смотрел на живую, а живая не могла отвести глаз от мертвого.
— Я выполню обещание, — наконец проговорил Король. — Тебя никто не тронет. Ты можешь приходить сюда, сколько вздумается. Если тебе будет угрожать опасность, то я смогу защитить тебя… Я буду защищать тебя. И каждый воин, который остался мне верен, будет защищать тебя.
Чароит захлебнулась рыданиями и упала на колени.
— Не нужно плакать, — нежно сказал мертвец, поднимая руку, чтобы прикоснуться к девушке, но в последний момент рука бессильно опустилась вниз, он развернулся, чтобы уйти в туман.
— Не уходи… — простонала Чароит, — Я нарочно пришла сюда. Я искала встречи с тобой, я… готова умереть прямо сейчас!
— Цени то, что у тебя есть. Цени жизнь. Я не ценил ее никогда. Я думал, что нет ничего хуже смерти. Я ошибся. Глупая, неужели ты плачешь из-за меня? Я не позволю тебе просто так умереть. Знаешь, что такое полужизнь? Это — вечные муки. Чтобы не сойти с ума у тебя должно быть что-то, что придает твоему существованию смысл. Лучше я сохраню память о тебе. Вечную память. Я не хочу, чтобы ты лишалась земных радостей, ради вечности, проведенной со мной в проклятом тумане… — задумчиво произнес Светлый Король. — Я и мой род уже давно оплаканы. Скажи мне свое имя.
— Эланор Крослетт. Я и мой род тоже уже давно оплаканы. Меня похоронили при жизни, и в глазах людей, я такой же покойник, как и ты.
— Крослетт? Значит, я знаю, кто ты. Мы с твоим очень дальним родственником стояли вместе здесь, когда свершилось наше проклятье. Я думал, что его род оборвался так же, как и мой.
— Нет, мы, оставшиеся представители династии, бежали из Абмонда под защиту Серого Дома, когда там полыхало пожарище войны. Ты мог бы догадаться по моему имени. Я помню историю своей семьи… — произнесла Чароит, задумываясь, — Мы переметнулись на сторону Шализ Харцблайнт, Отверженной Королевы и поэтому Дивайн пощадил нас, когда убивал все перебежчиков Дома Света. По личной просьбе королевы.
- Дивайн Эндор… Он оказался сильнее, чем мы предполагали. Но близится новая война. Я это чувствую. Исход этой войны решит судьбу мира. Жаль, я не смогу свети старые счеты с Доминатором Дома Тьмы. Исход не ясен, но… Сможешь выполнить мою просьбу?
— Все, что угодно… — сказала Чароит.
— Знаешь, что это такое? — спросил мертвец, показывая браслет на своей руке.
Чароит отрицательно мотнула головой.
— Это — один из великих артефактов. Некогда он принадлежал Светлому Дому, а позже перешел к Людям Анвеора. Его передал мне король людей Анвеора перед тем, как окончательно сойти с ума. Он был хорошим человеком, который верил в то, что Свет победит. Теперь он — один из нежити. Мы — те немногие, которые сохранили разум, ибо поставили себе цель — защитить мир от того, что прячется в тумане. Покуда у нас есть смысл жизни, мы будем вечными стражами. И только нам под силу защитить живых от мертвых. Я чувствую, что время пришло. Я отдаю браслет тебе.
Мертвец отстегнул с запястья сверкающий драгоценными камнями браслет и надел его на тонкую руку Чароит.
— Возвращайся ко мне. Живая или мертвая, — тихо сказал король, исчезая в тумане, — Я буду ждать тебя, Эланор!
Чароит медленно поднялась к Алетиш. Из глаз ее текли слезы. Она посмотрела на браслет, в туман, потом на испуганную Алетиш.
— А ведь и правда… Я всегда представляла, что я была рядом с ним прямо посреди битвы… — сказала она задумчиво, ложась на одеяло. Тонким пальцем она изучала каждую грань браслета. — На него можно выменять многое… Интересно, а свободу на него можно купить? Наверное можно… И свободу, и славу, и дом у моря… Даже целый дворец… С фонтанами и аллеями. Но я заплатила за него больше, чем смогут мне дать за него. Я бы могла отдать его анвеоритам, но я подумаю. Мертвый Король дал мне право решить судьбу этой вещи. Я могу оставить ее себе, а могу спрятать так, чтобы никто не нашел. Как бы ты поступила с таким подарком?
Алетиш, словно зачарованная, смотрела на браслет и внезапно ответила:
— Эту вещь ищут… Она бесценна… Ее обменяют дважды… Один раз на смерть, второй раз на право обладать другой очень дорогой… вещью…
Девочка сжала кулаки, и ее лицо исказилось от боли:
— Змей и Сокол ищут браслет… Они убьют любого, кто им обладает.
— Как у тебя это получается? — спросила Чароит.
— Что? — дернула головой Алетиш, словно очнувшись.
— Ты говоришь странные вещи, а потом не помнишь, что ты говорила… — сощурила глаза Чароит.
— Какие вещи? — удивилась Алетиш.
— Про смерть, про какого — то Змея, про Сокола, про… В основном только про смерть… Ты — вещунья?
— А я откуда знаю? — пожала плечами Алетиш. Почему-то ей было грустно.
— Знаешь, видеть будущее — здорово. Если бы я видела свое будущее, то возможно, все случилось бы по-другому. Я почти ничего почти не видела в жизни, кроме сада, кареты, парка, библиотеки и своей комнаты. Я читала книги, мечтала, училась правильно себя вести, ухаживать за собою. У меня было три служанки. Представляешь, я даже имена их забыла… А меня звали… Меня звали Эланор. Виконтесса Эланор Кросслет. Все вокруг было таким красивым, утонченным и изысканным. Я читала книги и надеялась, что когда-то они станут красивой сказкой — сказкой моей жизни. Больше всего я восхищалась одной книгой, где рассказывалось о последней войне Света. Она была запрещена, но в библиотеке моего отца было много запрещенных книг, да и я не предавала этому значения. Я читала ее много раз, восхищаясь мужеством Светлого Короля. Я понимала, что он давно мертв, но не раз мечтала о том, как стою рядом с ним в той битве, как мужественно разделяю с ним его страшную участь. Эту книгу я хранила под подушкой, часто перечитывая на ночь. Я любовалась его портретом и целовала украдкой… А сегодня… Сегодня Боги посмеялись надо мною… Мы могли бы пройти в Улитку. Пришлось бы понервничать, но я бы вывела тебя… Но Агата рядом нет, и я захотел посмотреть… Мы ночевали тут несколько раз, но рядом всегда был Агат… Или кто-то другой… Я бы не хотела, чтобы они были свидетелями моей слабости. А сегодня все так странно совпало.
— Что ты чувствуешь? — спросила Алетиш, прислонившись к белоснежному постаменту спиной.
— Не знаю. Мне как-то грустно… И почему-то дрожат руки… Смотри… Я… Не знаю почему я еще жива? Такое чувство, что я уже умерла… Жизнь кажется для меня коротким сном… Как тогда, когда моего отца обвинили в государственной измене. Его казнили, а меня прислали сюда. Мать моя выпила яд, узнав, что ей предстоит умереть в бедности, после того, как по вине отца у нас отберут все имущество… Отец и вправду замышлял убийство короля. Он был очень-очень влиятельным человеком и мог бы не допустить заговора, но тогда на него надавили, подкупили и обманули. Он готовил покушение тщательно… Его, очевидно, предали. Мама тогда поцеловала меня… Мне было четырнадцать лет. А потом протянула бокал с вином… Я выпила три глотка и почувствовала, как что-то страшное твориться внутри. Словно внутренности сворачивает неведомая сила, а потом сжигает и разрывает на части… Горло сдавило, по телу побежала дрожь. Я упала на кресло и почувствовала, как мои руки холодеют. Мутным взглядом я смотрела, как рядом умирает мама. Она дала мне тот же яд, что и выпила сама. У нее кровь горлом пошла, а я лежу и бессильно смотрю, как она умирает, и умираю сама. И тогда я подумала о том, что есть вещи, ради которых стоит жить. Пусть это будет полу-жизнь, пусть это будет четверть-жизнь, пусть даже ничтожное существование, но я буду жить. И я выжила. Чудом. Меня выходили. Я часто задыхаюсь во сне, меня иногда тошнит кровью, но я — живу. А после встречи с Мертвым Королем я нашла то, что искала. Я бы могла сейчас взять кинжал и разрезать себе вены, истечь кровью на белых мраморных плитах, и быть с ним в его вечности. Но… Я должна кое-что закончить перед тем, как умереть… Алетиш, пообещай мне, что если я погибну, то мое тело принесут сюда. Если на тот момент ты будешь жива… Ну мало ли…
— Хорошо, обещаю… — кивнула Алетиш и уснула. Мертвый Король сдержал слово. Этой ночью никто не потревожил их сон.
Глава XV. Ультиматум
Глава XV. Ультиматум
Глава XV. Ультиматум
Утро было молочно-белым, словно окутано маревом тумана. В воздухе пахло дождем, а дорога совсем размокла. Изредка срывались с неба крупные капли, но тучи продолжали висеть свинцовым занавесом на горизонте, изредка пропуская солнечный свет. Постепенно островки света расползались по небу, и становилось светлее.
— Смотри! На небе радуга… — хрипло сказала Чароит, показывая пальцем в небо. Она плохо спала всю ночь, поэтому мечтала дойти быстрее до Улитки и уснуть.
— Красиво… — задумчиво протянула Алетиш, — Только она тает…
— Ничто не вечно на земле, — скептически заметила Чар, перепрыгивая лужу, — Дивайн бы побрал эту мокрую траву! Уже раз пять чуть не упала…
На горизонте реяли птицы, вокруг было спокойно и тихо.
— Ну наконец-то тихие денечки… — сказала Чароит, — Может эта осень будет теплее… А вообще осенью я чувствую себя отвратительно. Такое чувство, что я сплю на ходу. И постоянно зеваю… Хочешь, сказку расскажу? Просто вспомнила и все такое….
— Давай! — обрадовалась Алетиш. Ей давно хотелось послушать что-то интересное.
— Однажды осенью Серая птица села на дерево, устав от перелета. Она смотрела блестящим глазом на серое осеннее небо, на стаи птиц, улетавших на юг, как услышала голос:
— Счастливая… — прошелестел кто-то рядом.
— Кто ты? — удивленно осмотрелась Серая Птица.
— Я — всего лишь лист. Нас много, тысячи и тысячи. Тысячи братьев и сестер шелестят на ветке.
— С чего я буду с тобой разговаривать? — надменно спросила Серая Птица, — ты мне не интересен… Я даже внимания на вас не обращаю.
— А я всегда смотрю на Вас с восхищением! — сказал Лист. — Вы так много видели, так далеко летали… Расскажите мне о дальних краях! Расскажите мне, что такое полет…
— Полет… — задумчиво ответила Серая Птица, — Полет — это лучшее, что можно себе представить. Ты расправляешь крылья и отдаешься ветру… А он подхватывает тебя…
— Ах, как красиво… Жаль, что я никогда не взлечу… Я буду провожать вас взглядом и шелестеть во след от зависти.
Птица посмотрела на Лист:
— Ты не можешь взлететь потому, как ты очень крепко держишься за ветку. Отпусти ее и ты взлетишь! Как я!
Птица вспорхнула с ветки и махнула крылом на прощание.
Порыв ветра поднял ее в воздух и она, расправив крылья, устремилась в небеса.
А Лист посмотрел ей во след, и Ветка его отпустила. Ветке стало жалко, ведь Лист так грустил, а она просто не могла видеть своего ребенка печальным. Ей захотелось подарить ему свободу, отпустить его.
— Прощай, — сказала Ветка. — Не забывай нас, когда взлетишь высоко!
Счастливый Лист оторвался и взлетел. Его закружило ветром, и он закричал Птице:
— Не улетай! Подожди меня! Я теперь тоже умею летать!
Он смотрел на Ветку снизу-вверх. Она стала ему неинтересной и скучной. Тогда он подумал, что другие листья так много теряют, просиживая всю свою жизнь, уцепившись за что-то, что, по его мнению, не стоит и мига его свободы…
— Подожди! Я с тобой! — кричал Лист Птице.
Но порыв ветра покружил его и бросил на траву. Птица его даже не слышала. Ей было не до него… Ей предстоял путь на юг.
— Странная сказка. Только в чем ее суть я никак не могу понять. В чем же ошибся Лист? — спросила Алетиш, поправляя потрепанный манжет курточки.
— Ну… Суть в том, что не всем дано летать. Кто-то летает всю жизнь, а кто-то всего лишь раз… Я так думаю.
— Мне показалось, что все немного не так. Наверное, это — глупо, но суть сказки такая: чтобы мечта исполнилась нужно чем-то пожертвовать. Чтобы подняться ввысь, нужно отдать самое ценное, что есть у тебя — жизнь. Есть мечта, за которую не страшно отдать жизнь.
— Отдать самое ценное… Может быть, — вздохнула Чароит.
Они подошли к Улитке с Востока. Холодные глубокие лужи расползлись грязными озерами, обнажая скользкие кочки.
— Ну как обычно! Везде почти высохло, а у нас по колено грязи! — выругалась Чароит.
Прыгая по кочкам, они добрались до входа. Во внутреннем дворике их встретила Берилл. Он облегченно вздохнула, глядя на девушек. Берилл не любила ждать, не любила оставаться одна, но воином она была никудышным, а хозяйкой — бесценной, поэтому ее никуда не пускали.
Агат, увидев Чароит, заметно расслабился. Сказать по правде, то у него отлегло от сердца, ибо его воображение уже рисовало страшные картины, и он, чтобы не сорваться на Берилл, с остервенением точил меч. Оникс просто разглядывал Черную Карту, внимательно изучая особо гиблые места. Чароит одарила присутствующих равнодушным взглядом и села на свое место.
Берилл принесла деревянные миски и поставила их на стол, по-хозяйски вытерев руки о самодельный фартук. Она единственная из женщин в Улитке носила что-то наподобие платья.
— Рыба! Берилл! Ты вообще с ума сошла! — проворчал Оникс. — Я ее на дух не переношу. Она воняет!
— Тоже мне принц отыскался! — буркнула Берилл, — Харчами сидит и перебирает! Не ешь рыбу? Ешь хлеб, грибы, пей воду! Или готовь сам! Не нравится — готовьте сами!
— Берилл! — сказал тихо Агат.
— Отстань! — выкрикнула Берилл, вытирая фартуком лицо.
— Да хватит уже психовать! — грубо крикнула Чароит.
— Им не нравится, как я готовлю! Им не нравится, рыба! Им не нравится, а больше кушать нечего! Мы умрем от голода, если будем харчами перебирать!
— Ну успокойся! Никто от голода не умрет! Если совсем туго будет — выйдем на охоту! Если охоты не будет — обменяем находки на провиант! Да что ты, в самом деле? — спокойно сказал Агат, гладя рыдающую Берилл по спине.
Алетиш потянула Чароит за рукав:
— А почему Оникс рыбу не есть? Она вкусная, но только костлявая…
Чароит прожевала и шепотом ответила:
— Он родился в семье рыбака. На завтрак, обед и ужин у них была рыба. Семья была очень бедной. Они поставляли рыбу к королевскому столу, но отец любил выпить, и семья частенько голодала. Однажды отец стал гоняться за матерью Оникса с ножом. Он так частенько делал, когда выпивал. Но в этот раз все закончилось плохо, и он зарезал ее. Оникс дождался, пока он уснет и перерезал ему горло. Вспорол, как рыбье брюхо. Так он всегда говорит. Потом Оникс долго прятался от правосудия и попал сюда почти с эшафота.
— А почему Берилл плачет?
— Она набивает себе цену. Это называется так. Раз в месяц у нее случается истерика и все по одному сценарию. Мы уже привыкли.
Алетиш замолчала. Их можно было понять… Это — дворовые собаки. Не важно — породистые они или нет. Не важно, у кого какие зубы, но все они тут одинаковые. У других людей бывает какая-то надежда на просветление, какая-то радость в жизни. У псов ее нет. Они паясничают, закатывают истерики, играют, смеются до упаду, плачут навзрыд, любят и ненавидят, но это не более, чем способ почувствовать себя людьми. И непонимание, которое закралось в душу Алетиш, тоже можно понять. Как можно смеяться, зная, что у тебя только один исход, только одна судьба? Как можно относиться к смерти, как к обыденности? Нет! Нельзя поддаваться всеобщему настроению. Оно обманчиво. Они не знают другой жизни, кроме серых размеренных будней цепных псов. Они видели все и ничего.
Алетиш думала о том, что в ее сердце постепенно уходит вся радость, все краски. Ей становилось как-то странно, как-то «одинаково». И как-то до боли тоскливо. Тем более, что она стала замечать, что по утрам у нее садится голос. Потом он постепенно приходит в норму, но утром снова он хриплый и грубый.
— Простыла. Обычное дело, — говорила Чароит.
Алетиш верила. Верила, что «простуда» — это несколько дней в постели и мятный отвар. Правда это мало помогало, но Алетиш исправно заваривала себе мяту и пила ее в надежде на скорое выздоровление.
Дурное расположение духа Шаэссы подкреплялось неизвестностью. Чего он больше всего не любил, так это — неизвестность и бессилие. В данном случае в его жизни присутствовало и то, и другое. Неизвестность порождала бессилие, а бессилие — неизвестность. По подсчетам Лорда Доминатора Серого Дома прошло уже около недели, с тех пор, как он расстался с девочкой. Амулет не выходил за пределы Улитки, что уже радовало… Неужели у кого-то возникли сомнения, что Лорд Теней делает что-то просто так? Сощурив глаза, Лорд Теней посмотрел на зеркало, и оно на удивление засветилось…
— Великие умы думают одинаково… — облегченно выдохнул Лорд Теней, глядя в зеркало. Но ничего, кроме отражения он не видел. Отражение его королевского величества словно плыло мутной воде. Не зря говорят, что зеркала — это застывшая вода одной реки… Злая колдунья — чародейка заморозила водную гладь, чтобы взглянуть на себя, а потом, увидев себя, разбила реку на множество осколков. Если правильно плыть по магической реке зеркал, то можно пристать к любому берегу.
— Я отказываюсь, — сказал спокойный хриплый голос. — Мне твои игры ни к чему.
— Почему сразу «мои»? — обиженно возразил Шаэсса.
— Я передумал и сделаю все по-своему, — неумолимо сказало зеркало тоном, не терпящим возражений.
— Изволь объяснить свою позицию! — Шаэсса начинал терять терпение.
- Я сделаю так, как посчитаю нужным!
— Это — нечестно… — с наглой улыбкой произнес Шаэсса, — Меч победителя куется в одиночку? Не так ли?
Зеркало промолчало и стало обычным.
— Ее кто только не смотрел… — сказал Агат, перекладывая пыльный фолиант на колени Алетиш. Внутри книги были странные символы, переплетенные узором из картинок. Непонятные знаки, какие-то круги, точки, крючки.
— Я оставляю ее тебе… Я пойду… — сказал Агат, поглядывая на задумчивую Чароит. — Кстати, картинки там красивые. Ближе к середине.
Но не картинки заинтересовали Алетиш. Листая книгу, она знала то, о чем написано на каждой странице, но делиться своими познаниями она не стала. Оглянувшись по сторонам, девочка стала читать. Точнее она только слушала, как кто-то внутри нее читал все это вслух.
«Среди камней есть живые камни. Они отличаются ощущением тепла, когда к ним прикасаешься. Если долго держать в руке такой камень, то можно почувствовать пульс. Словно сердце трепещет в руке подобный камень. Он похож на аметист, но по чистоте и твердости не уступает алмазу. Прочностью многократно превосходит. Цвет его колеблется от темно-розового до палевого. Если приказать обычному человеку вытащить его из груды других аметистов, то он никогда не ошибется. Камень любит человеческое тепло и сам тянется к нему».
Алетиш пролистнула несколько страниц и внезапно остановилась. Ее привлекло слово: «слияние». Читая с начала абзаца, она водила пальцем по тонкой странице.
«Камень живой может сливаться с душой человека. Некоторые чародеи, проводившие эксперимент с малыми условно-живыми камнями, наблюдали странные изменения у подопытного. Существуют три формы сосуществования: отторжение, слияние и поглощение. В случае отторжения жертва обречена. Душа отторгает камень, а человек сходит с ума. В случае слияния личность человека частично утрачивается. Черты характера камня накладывают отпечаток на личности человека. Поглощение происходит в случае, если душа оказывается слабее. От личности не остается ничего. Каждый камень уникальный по своему характеру. Он может думать, у него есть память, но он лишен чувств. В случае поглощения он просто забирает оболочку и убивает душу. Живые камни редко преобладают над душой. Такие камни называют Даром. Получив такой Дар, любой Дом становится сильнее. Дары использовались для выравнивания ситуации, когда нарушается шаткое равновесие в балансе сил. В Темные Времена любой Дом мог рассчитывать на то, что появится существо, созданное из камня и плоти, которому суждено обладать силой и бессмертием. Этот симбиоз приводил к тому, что тело обретало бессмертие, а душа была обречена на вечную битву».
Алетиш прочитала это и задумалась. Она кое-что вспомнила.
«Но есть камень, который является полной противоположностью Живым Камням — Неживой Камень или Мертвая Звезда. Он — один единственный в своем роде. Неживой камень любит мертвые тела. Душа должна покинуть свою обитель, но жизнь должна еще теплиться в новом хозяине. Тогда дух камня освободиться от оправы и станет новой душой. Попытки воссоздать Неживой Камень успешными не были. Неживой камень обладает силой отражать…»
Где-то вдалеке послышался глухой гулкий шум, словно кто-то тащит что-то тяжелое по каменному полу.
А потом в дверном проеме появился Оникс. Он молча схватил Алетиш за руку, швыряя книгу в камин. Огонь лизнул обложку, и книга загорелась, распадаясь огненными страницами.
— Оникс! — возмутилась Алетиш, — Что ты наделал!
— Рот закрой! — грубо перебил ее Оникс, ногой открывая дверь и выталкивая Алетиш в коридор.
— Я не поняла, почему ты так со мной обра…
— Еще одно слово и я тебе пасть закрою! — злобно сверкнул глазами Оникс. — Перебирай ногами!
— Отпусти! — Алетиш дернула руку, и пронзительно закричала.
Оникс схватил ее за руку, притянул к себе и зажал рот.
От такого унижения девочка разозлилась и схватила Оникса за волосы и потянула вниз:
— Пусти, идиотка! — вскричал Оникс, вырываясь.
Алетиш извивалась и тоже пыталась вырваться.
— Идиотка, мы теряем время! Быстро отпустила меня и молча беги за мной! Иначе ты сдохнешь тут, как собака!
— Что ты сказал? — прошипела Алетиш.
— Так! Вижу, что нормального языка ты не понимаешь! — Оникс ударил ее ногой в голень. Ноги девочки подогнулись и она, охнув от боли, упала на руки Ониксу. Тот взвалил ее на плечи и, ругаясь, двинулся по коридору.
На улице раздались пронзительные крики.
— Кто это? — спросила Алетиш, плача от боли.
— Берилл, — отрезал Оникс.
Оникс бросил девушку на каменный пол какой-то незнакомой комнате, в которую почему-то вело много дверей.