Сколько я не видел Кьярру? Несколько дней, недель? Меньше всего задавался этим вопросом.
Чувствовал себя паршиво — девчонку всю жизнь таскали от одного именитого дома к другому. Использовали, словно куклу, в политических играх.
Казалось, что сам превращаюсь в тех же паршивцев, которых осуждал.
— Волнуешься? — Трепет не ушел от глаз Бейки. Не знал, что ей ответить, просто покачал головой.
Все сомнения разом рассеялись, стоило мне услышать детское и непринужденное приветствие.
— Максим! — Она не забыла ни меня, ни тех суматошных дней под нашим крылом.
Девчонка бросилась в мои объятия, словно родная дочь. Доверительно взяла за руку.
— Ты пришел меня проведать?
Неоднозначно кивнул, не зная, что еще говорить.
Над ней хорошо поработали. Не знаю кто, но свой хлеб ели не зря — стараниями психологов она все больше походила на обычного, жизнерадостного ребенка.
— Комната. Моя, — потащила за собой, делая акцент на последнем слове. Глянул на Бейку, та улыбкой велела не сопротивляться.
Подчинился. Ждал кукол и игрушек. Вместо них Кьярра выбрала убранство в серых тонах.
Ириска была мудра: проводила сканирование окружения. Видеокамеры торчали едва ли не из каждого угла — наследница царенатского престола была под постоянным присмотром.
— Мне про тебя рассказывали, — легко проговорила малышка.
— Надеюсь, только хорошее?
— А ты много делал плохого? — склонила голову набок, будто филин. Вместо ответа пожал плечами. Пробежался взглядом по книжным полкам: что нынче модно у молодежи?
Те ломились от историй про словочаров и некро-паломников.
Забавно. Хотел бы знать, что за истории под обложками? О чем поют авторы мира, где магия — обыденность?
— Ты уже не считаешь меня рабом?
Кьярра густо покраснела, застыдилась себя прошлой.
— Извини. Я тогда маленькой была. И глупой.
— Думаешь, сейчас выросла? — позволил себе добрую насмешку, но царенатская принцесса все равно обиделась. Надула щеки, фыркнула, разве что не отвернулась.
Надо было исправлять положение… Подошел, приобнял ее, потрепал по волосам.
— Не обижайся, это же просто шутка.
— Просто не люблю вспоминать, какой была, вот и все.
— Твоей вины-то в этом нет. Тебя такой с самого рождения растили.
Кьярра выдохнула, прыгнула на кровать: та протестующе заскрипела. По-детски принялась болтать ногами.
— Ну да. Мне все здесь так говорят. Иногда помогает. А ты зачем приехал?
Боялся этого вопроса, что огня. Но отвечать надо было. Выдохнул, припал на колено.
— Нам надо будет вернуть тебя в Царенат.
Ждал разного.
Бури эмоций, слез, неприятной детской истерики. Вместо того взяла наполовину собранный кубик-рубика, принялась вертеть в руках. Приуныла, больше не глядя на меня р словно я в одночасье исчез.
Меньше всего люблю женское гнетущее молчание. Кьярра словно знала о том, потому дарила от щедрот… Сел на краешек, кровати, она обиженно отодвинулась. Ну, другого ожидать было сложно.
— Я плохо себя вела, да?
— О чем ты?
— Мне все говорили, что если буду капризничать — отправят домой.
Качнул головой. Как же ей легко оказалось управлять: местные манипуляторы наверняка млели от счастья.
— Нет.
— Тогда почему? Я туда не хочу! — отложила игрушку в сторону, на меня все еще не смотрела. Я же был уверен, что Бейка поднялась на пост охраны, следит за нами вместе со всеми.
— А почему туда не хочешь?
Девчонка ответила не сразу. Будто выбирала, что сказать.
— Там все не так. Все как будто живые, а на деле кукольные. Фальшивые улыбки, фальшивые взгляды, и сами… будто из пластилина.
Кивнул: так вот, значит, почему в ее комнате нет ни намека на кукол — она успела насмотреться на три жизни вперед. Больше не хотела…
— А здесь все наоборот. Тут живыми не кажутся… — Она подошла к экрану визора, щелкнула по кнопке. Перед нами вспыхнуло изображение с улицы. Сарказм хмыкнул: разве можно было ждать другого?
Разве что канала с бесконечными мультиками…
Установить окно в ее комнате не решились, как и расположить его с краю здания. Мы были в самом центре.
На улице не происходило ровным счетом ничего. Просто прохожие, просто машины…
Острый глаз царенатской принцессы видел дальше и больше. Проследил за ее взглядом: она не без любопытства смотрела, как бездомный подкармливает плешивого котенка. Младший из бригады строителей задумчиво дымил сигаретой, утопая в будних думах. Торговка в цветастой цыганской юбке зазывала прохожих глянуть ее нехитрый товар.
Я помнил Царенат, как народ рабодержцев. А еще вспомнил их диковатые обычаи — представить что-то подобное в стерильности их общества было почти невозможно.
— Тебе здесь нравится?
Девчонка кивнула. Я продолжил.
— Может, пришло время сделать так, чтобы у тебя дома было точно так же?
Она прищурилась, не понимая, о чем я. Разве ей не говорили, только пугали? Впервые начал сомневаться в профессионализме местных психологов.
— Разве забыла, кто ты? — Она задумалась лишь на миг, потрясла головой. — Ты принцесса Царената. Твой народ нуждается в тебе.
— Знаешь, сколько раз я слышала это дома?
Кивнул, не без этого — ничего нового ведь не придумал.
— Догадываюсь. Но всякий раз тебе не давали самой и шага сделать. Сейчас будет по-другому, обещаю.
— А… а ты поедешь со мной?
Выдохнул, посмотрел в любопытствующую линзу камеры: что сказать-то?
Вспотел почти как на первом свидании: нелегко отказать ребенку.
— Не смогу.
— Боишься? — Вместо закономерной обиды она тут же ударила следующим вопросом.
— Вовсе нет. Но если я, ты, много других людей хотим, чтобы в Царенате не только избранным, всем жилось хорошо, есть и те, кто хочет обратного — обратить все то, что ты видишь, в сборище рабов.
— Ужасно. — Не думал, что она так быстро со мной согласится. Как и придет к выводу, что родной ей уклад жизни не лучший. — Но почему? Мне думалось, превратить здесь всех в рабов хотят только у меня дома…
— Хотел бы знать, малыш. Хотел бы знать…
— Так, значит, ты пришел, чтобы попрощаться со мной? — В ее глазах стояли слезы. Было стыдно перед чужим, в-общем-то, мне ребенком. Явился, чтобы деликатно выдворить из страны. Уговорить не плакать, когда потащат против воли…
Качнул головой, прогоняя мерзость мыслей.
— Не попрощаться. Тебя отвезут снова во Вратоград.
— Разве там что-то осталось?
Признавать правоту ее вопроса было тяжко: в самом деле, после боев и «Дровосека» от сектора остались разве что рожки да ножки. Частично уцелели лишь окраины города: вражеские СМИ бесновались, отчаянно заявляя, что нам удалось захватить лишь развалины.
Нужно же им было что-то врать про нашу победу…
— Осталось. Люди.
Она вновь склонила голову набок, ничего не понимая. Я продолжил пояснять:
— Твои люди, Кьярра. Мужчины, женщины, старики и дети. Там ведь не только те жили, кого держали в рабстве. Были и другие.
Задумчиво склонилась: словно даже не раздумывала о подобном.
— Сейчас они находятся у нас.
— Как пленники?
Попытался подобрать слово лучше — и не смог. Вместо того просто покачал головой.
— Нет, не пленники — люди. Их кормят, снабдили жильем. Быть может, они живут не так вольготно, как прежде. И нет желающих по щелчку пальца чистить им сапоги, но живут. Как люди — никто их не заковал в кандалы, не швырнул на рудники…
— Вы удивительные. — Кьярра не удержалась от похвалы. — Я бы на вашем месте поступила так, как сказал ты. В кандалы и на рудники — чтобы ощутили, чтобы прочувствовали…
— Плохо желать страданий другим, — заметил я, — даже если другие желали их тебе. Потому мы и боремся — не для того чтобы обратить других в безвольных рабочих, но чтобы все могли быть людьми. Хотя бы на нашей земле.
— А я нужна, чтобы помочь сделать так повсюду?
Выдохнул: ох и не простят же мне кураторы этого проекта того, что собираюсь сказать…
— Нет. Не нужна и даже не необходима. Рано или поздно мы найдем способ отстоять право жить так, как хочется…
Кьярра ухнула в пучину непонимания. Едва ли не с пеленок ее убеждали в особенности. Теперь человек, которому она верит больше остальных, приплыл на драккаре разбитых надежд и говорит обратное.
Воображение рисовало спецназ, что уже грохочет сапогами в надежде остановить меня от других неосторожных слов. Ну и отвратительная же сцена получится…
Предпочел о таком не думать.
— Но разве ты сама не хочешь мира?
— Мира? — Девчонка часто захлопала глазами. Кивнул, подтверждая свои слова.
— Да. Чем мы занимаемся? Стреляем друг в дружку? Строим машины, чтобы давить, перемалывать, раскатывать других? Не пора ли это остановить, как думаешь?
— Пора! — Она не посмела разочаровать меня в лучших чувствах. Вновь погладил ее по голове в качестве награды: молодец, хорошая девочка!
— А вот тут уже без тебя не обойтись. Ты знаешь, кто я?
Нахмурилась, была не готова к такому вопросу.
— Командир отделения? — Девчат она не забывала. Кивнул ей в ответ.
— Так и есть. Пойдешь под мое командование? — дождался, когда малышка неуверенно кивнет, продолжил: — И первой твоей задачей станет внедриться, стать хорошей принцессой для своих людей. Привести нас всех к долгожданному миру. Идет?
Она задумчиво посмотрела на оттопыренный мной мизинец, не зная, что делать дальше.
Выдохнул, улыбнулся, рассказал ей о детской традиции мириться и заключать договора таким способом: она легко включилась в игру…
Она проводила меня до самого выхода. Нам не мешали, но я знал: любое резкое движение с моей стороны кончится плачевно. Незачем было сердить хмурых секьюрити…
Рассталась со мной как маленькая леди. Заверила, что только что заключенный договор в силе и она будет следовать своему обещанию. На том и порешили.
Бейка появилась из-за угла здания — сколько она там простояла? И когда успела там оказаться? Решил, что обойдусь без ответов. Чувствовал себя как никогда паршиво: вспомнил, какую популистскую чушь нес, какими мыслями забивал детскую голову — стало не по себе.
Оратором мне, может быть, не стать, но способности к подобному точно есть.
— Есть закурить? — спросил, сам не зная зачем. Бейка обошлась без лишних вопросов; протянула пачку, дала прикурить.
Я тут же закашлялся.
— Я был хорош?
— Как ненавязчиво ты жаждешь похвалы, просто диву даюсь…
Постояли у машины, Бейка присоединилась ко мне. Курить у нее получалось не в пример лучше моего.
— Что теперь будет?
— С ней? Или вообще? — хмыкнула командующая, пожала плечами. — Ну ты же сам только что подписал ее на то, о чем говорил.
— А без меня никак нельзя было обойтись? Зачем все это — психологи плохо с ней работали?
Бейка выдохнула.
— Мы это уже обсуждали по дороге сюда. Садись, новости последние посмотри: там немало хорошего.
Отчаянно на это надеялся. Оглянулся на монумент здания за нами: в самом центре осталась маленькая девочка. Только что своими словесами я уговорил ее ринуться в самое горнило политических битв за будущий мир. Вспомнил, как читал в детстве греческие мифы. Герои казались мне игрушками богов. Возмущался: на месте Геракла я бы плюнул на все, что предлагали, и пошел своим путем. Был мал, наивен и глуп: герои делали то, что должны были делать, иначе просто было нельзя.
В пору лихой юности как-то упрекнул друга-ботаника, Миху, что собирает контрактникам гуманитарку: носки, печенье, теплые одеяла. Смеялся: пока он тратит жалкие копейки на то, чтобы помочь, олигархи жиреют, разъезжая на мерседесах. Тогда он сказал, что ему все равно — он хочет спасти как можно больше своих ребят. Потому что по-другому он не мог.
Прав ты был, Миха, как никто другой. Иногда делать приходится то, что не должен, но просто по-другому не в состоянии. Совесть не позволит…
— Это не последняя твоя встреча с ней. Она будет возвращаться: вечно торчать ей там не разрешат, да и без надобности.
— Будете меня толкать к ней раз за разом?
— А разве ты сам не рад еще раз увидеться с ней? Чем-то ты ей запал в душу, Потапов. То ли в нужный момент рядом оказался, то ли показал что-то такое, что произвело на нее большое впечатление. Народ здесь неделями ее шлифовал и не добился того результата, что ты сумел всего одним разговором.
— Так что же, сейчас я самый главный миротворец в стране? Может, мне из ружемантов в дипломаты податься: осталась там где машина Скарлуччи? Сменю класс — и вперед!
Бейка прыснула в кулак, покачала головой.
— Смотри, в Вербицкого не превратись. Он тоже с хороших намерений начинал.
Пропустил насмешку мимо ушей, постучал по виску. Проснувшаяся Ириска побежала искать последние новости.
Сеть тряслась от очередной сенсации: к Вербицкому нагрянули с проверкой из спецслужб. Старик отказывался комментировать проявленный к нему интерес, как и кадры свежих находок. Фабрика новостей СМИ с федеральных каналов заработала во всей своей красе. Не без приукрашиваний, но не теряя хватки: на еще одной вертолетной площадке обнаружился подземный арсенал. Представители Вербицкого прятались и убегали от вездесущих репортеров, давили из себя деланые улыбки разодетые в официальное адвокаты. Грозили исками, но это их не спасало.
— Работает, Потапов. Кажется, нам удалось прижать эту жабу. Он строил свою империю годами, а начинает терять власть за какие-то недели.
Радости это не вызывало. Я задумчиво потеребил подбородок: может, стоило сбавить обороты? Все развивалось стремительно и быстро, а это редко шло на пользу.
— Тоже думаешь сдать немного назад, а?
— Есть такое. — Скрывать смысла не было.
Бейка посмотрела куда-то перед собой. Ей редко удавалось взять паузу и притормозить уже взятый разгон.
— Может быть, ты и прав. Но, боюсь, от нас уже ничего не зависит.
— Ты ведь понимаешь, что Вербицкий так легко не оставит это? Почему им вообще заинтересовались только сейчас? Раньше никому не приходило в голову проверить его склады?
— Проверяли, но закон был на его стороне. Частная собственность. Да и как знать, где и что искать? Вы сами-то не на первом попавшемся складе подземные этажи обнаружили. Ну а заинтересовались… Помнишь, что вы там устроили?
Кивнул. Адское пламя, чуть не пожравшее нас с головой. Чудо, что всем удалось выбраться живыми. Что я тогда подумал — «загорелся Кошкин Дом»? Зажмурился, пытаясь прогнать злое наваждение прочь.
— Пожар привлек внимание: его же тушили не силами местной охраны. Вызвали пожарных, а дальше сам догадаешься. Вербицкий там попытался все оцепить своими силами и купленной полиции, но та ничего против сил ФСБ сделать не в состоянии. У тех и полномочий, и методов больше. Сам догадаешься, что там нашли?
Кивнул: только что в новостях прочел.
Специалисты всех мастей и эксперты выуживали останки недавних боевых машин. «Сделано в Царенате» красовалось на некогда лощеных бортах. Судебные представители готовились открывать уголовные дела, выбирая статьи.
— Теперь Вербицкий не отвертится?
— Шутишь? Этот найдет способ выйти сухим из воды, но репутационные потери просто колоссальные: от такого просто так не отмашешься. Многие концерны отказываются иметь с ним дело до того момента, как пройдут разбирательства. Иные были куда категоричней, окончательно разрывая уже оформленные и будущие контракты.
— Вау. Мне думалось, его величество рубль куда больше правит умами людей.
Бейка хмыкнула, давая понять, что недалек от истины.
— Так и есть. За сверхприбыли здесь все еще порвут в клочья. Вот только их можно делать и без Вербицкого.
— Он говорил, что иначе: много что на нем не держится.
— И не лгал. Экономика в ближайшее время ухнет в рецессию — будут искать другие пути осуществления задумок, обращаться к иным производителям. Да и Вербицкий-старший через месяц-другой попросту заведет дочерние, как будто не имеющие к нему отношения компании.
— Все напрасно, хочешь сказать?
— Отнюдь, Потапов. Мы ведь только начали топить бриг его надежд. Продолжим в том же духе, и последние островки его империи пойдут на дно. В конце концов, инвесторы могут прийти к выводу, что деньги можно зарабатывать и без такой сомнительной фигуры, как он.
Кивнул: да уж, слыхал про подобное. Старику сейчас точно не позавидуешь.
— Дальше что будем делать?
— Заляжем на дно. Восстановимся. В конце концов, отвезем тебя на церемонию награждения. Костюм-то у тебя остался?
— Кажется, висит в шкафу с прошлого раза, — ответил улыбкой.
— Значит, едем за ним…