Ружемант 5

Глава 22

Пришел в себя на койке.

Вскочил как после жутчайшего из кошмаров, ощутил на себе мягкое прикосновение рук Белки. Ната с Айкой ей помогали. Чуть дальше одиноко стоял статный старик, угрюмо старавшийся не смотреть в мою сторону.

«Генерал Контьянти?» — спросил у Ириски. Та не стала таить правды, выложила как на духу.

Его войска по мне не стреляли, потому что не успели занять площадь: машины мятежника Равиззо там оказались раньше. Но это еще не значило, что он не пытался меня убить, как раз напротив.

Его удержала Кьярра — не как ребенок, но как правительница. Ослушаться принцессы генерал не посмел.

С ним всего лишь пятерка бойцов, все остальные механоиды. Да уж, не стоит удивляться, что в героях у них бронемаг.

Сделал того, чего не делал уже, казалось, добрую сотню лет. Проверил уровень: тот перевалил за две сотни. Древо умений ждало свежих ассигнаций, застоявшиеся умения жадно потирали ручонки.

Потом распределю.

Какая-то добрая душа приволокла мне «Арес» — тот сообщил, что мне удалось раскрыть еще его два аспекта.

Любопытство терзало, но подождет. Окинул собравшихся взглядом — все живы, никто не ранен, Кьярра цела. Контьянти выступил ко мне желая разговора.

— Вы невероятны, дипломат Потапов.

Кивнул в ответ, принял похвалу как должное.

— Долгое время я не верил тому, что рассказывал Скарлуччи. Что в гневе вы подобны титану. Он вас ненавидел, но уважал. Кажется, теперь я понимаю почему.

— Это не остановило вас от попытки меня убить.

Контьянти побледнел, но постыдно отступать не спешил.

— Узрев вашу мощь, я испугался. Я стар — признаться в страхе за свою жизнь уже не зазорно. Поначалу не понимал, почему вас выбрали на должность дипломата, отправили сюда. Говоря нашим языком — сосунка сунули в военную форму и без подготовки выкинули на поле битвы…

— Теперь думаете иначе?

— Не стану скрывать, так и есть. Может, ваш Император в самом деле был прав, говоря, что вы гарант будущего мира. Не хотел бы иметь удовольствие сражаться против вас.

— За вас ведь это делают машины.

— Разве я не говорил, что стар? Помню еще и другие времена…

Я посмотрел на Кьярру — та, отбросив официоз, мило болтала с Белкой.

— Генерал, почему вы ей служите?

Он как будто оскорбился моему вопросу, подбоченился.

— Хотите сказать, что слишком юна?

— Хочу сказать, что в мире мало взрослых, готовых встать под власть юной девочки.

— Вы мыслите критериями современности. Несмотря на относительную стабильность вашего нынешнего режима, ваша молодежь смотрит в сторону демократии. Выборы-президенты… Вы слышали новости, Потапов? О том, что творится в вашей стране?

Он остановил попытавшегося встать меня дружеским жестом.

— Мы снаряжаем самолет вам домой, Потапов. Не знаю, сможете ли вы долететь, мягких посадок не обещаю, но быструю возможность добраться до дома предоставлю. На вашей родине вооруженный бунт. Вы наверняка знаете о связях дипломата Вербицкого и наших спецслужб. Скарлуччи отзывался о нем как о надежном союзнике. Так вот, его никто не поддержал. Он пытается взять власть вопреки воле народа.

— Что вы хотели этим сказать?

— Монархия, юноша. Мы верны не столько царям и владыкам, сколько традициям и устоям. И уж всяко заботились об образовании юной особы. С младых ногтей на трон. Не ваши спецслужбы, так барон Равиззо или кто из аристократической братии провернули бы фокус с ее внезапным политическим возвращением.

Я нахмурился.

— Вы знаете о том, кто ее курирует, и вас это не смущает?

— Дальновидность, юноша. Пока вы крутите ей в согласных с нами интересах, мы в одной упряжке. Мы не оставим попыток перевербовать девочку под свои стандарты, но видит бог — перемирие было необходимо нам всем. Что будет дальше: покажет время.

Закрыл глаза, покачал головой: восстание Вербицкого не шло из головы. Вспомнил, как вместе с Кэлиссой трясли несчастную гопоту и серьезных мафиози, пытаясь вызнать о двухсотом протоколе. Тысячи перевернутых архивов, и ничего!

Корил самого себя за глупость — зачем Вербицкому так много техники? Не нашей, царенатской. Ведь по всему выходило, что двухсотый протокол должен был быть активирован во время успешного наступления Царенатского бронетанкового кулака.

Получилось как всегда иначе: «протокол двести» был создан для вооруженного восстания внутри страны.

Старик оказался хитер: людям доверять нельзя. Вспомнил, как одного из наших бойцов нашли после без головы — тот самый бывший летчик. Вербицкий оставил все на попечение машин…

— Что дальше будет с мятежом?

— Дальше? — Контьянти будто не понимал, о чем я. Потом кивнул в ответ. — Пока вы были без чувств, мятеж был полностью подавлен.

— У мятежников не было достаточно сил?

— Отнюдь. Но ваше вмешательство обратило их полчища в опустошенные, недвижимые машины. Словно ангел Господень.

Транспортник-великан высился перед нами. Гордость царенатского военпрома и инженерной мысли. Будь здесь Сейрас, изошла бы на слюной от одного только вида.

Я восхищаться машиной желал меньше всего на свете: Контьянти терпеливо ждал, пока сканирую ее на предмет взрывчатки, после случившегося прекрасно понимал мое недоверие.

Ната последовала моему примеру: электроника прошла оценку на предмет наличия вирусов и возможности удаленно-ручного управления.

Машина была полностью автономна и готова к взлету. Заправлена — большую часть всей конструкции занимали топливные баки.

— Он нужен был для почти мгновенной доставки техники к полю боя, — пояснил генерал. Я оценил внутреннее убранство, скривился.

— Здесь же почти нет места. — Готов был поклясться, что тот транспортник, на котором нас с Фел спасал граф Кшиштоф, была куда вместительней. Контьянти развел руками.

— Это одна из причин, почему вы не видели их раньше, дипломат Потапов. Не пошли в серию из-за нецелесообразности. Но не разбирать их же теперь, верно? С десяток образцов остался в моем распоряжении.

Мы пожали друг другу руки на прощание. Ната заняла навигаторское кресло: несмотря на то, что управление было автоматическим, машиной можно было управлять вручную.

— Мы ведь еще встретимся? — совершенно по-детски ткнулась мне в руку Кьярра. Пребывание в Российской Империи сказалось на ней в хорошем ключе.

— Обязательно, — сглотнул горечь расставания. С кем? Она ведь мне почти никто, но ощущения были, будто оставляю родную дочь голодным акулам.

Транспортник взревел реактивными турбинами, унося нас прочь. Кьярра провожала нас взглядом. Думал, она расклеится, глядя нам вслед. Растеряет собранное в кулак величие, разревется. Нет. Все-таки ее слишком хорошо готовили…

Попытался связаться с Бейкой почти сразу же, как выпала возможность, — тщетно.

— Мы еще не за пределами глушащего пузыря.

— Ты изменила траекторию полета? — спросил как само собой разумеющееся. Девчонка кивнула.

— Тоже не доверяю этому улыбчивому поганцу Контьянти. Заложенный им маршрут может лежать на пути целой плеяды «Гадюк». К чему рисковать?

— Поддерживаю. По каким данным нас ведешь.

— Со спутника.

— Так, значит, ты можешь пробиться сквозь глушащую блокаду? — пришел в недоумение. Ната покачала головой в ответ.

— Нет. Но поймать сигнал со спутника отсюда в состоянии.

— А этот самый пузырь… он что же, до самого космоса простирается?

— Если залететь повыше, то выберемся из него. Но может не хватить топлива. Контьянти не солгал — машину строили для шустрой переброски техники на огромные расстояния. Но ты и сам заметил — места тут с гулькин нос, а топлива уходит едва ли не на половину «Дровосека».

Ну, с последним она явно загнула, но понимал, о чем говорит.

— До дома точно долетим?

— На такой скорости? Естественно. Будем через час, может быть, полтора. А вот как нас там встретят…

— То есть? Контьянти лично заявил мне, что народ не поддержал начинаний Вербицкого. Да и верные Императору полки…

— Верные Императору полки стоят поближе к Москве. Уверена, ведут ожесточенный бой. Но весть о мятеже внутри Царената на месте стоять не будет, тоже распространится. На границе не знают, что мы возвращаемся в этом корыте. А если и знают, каков шанс, что не наткнемся на полк, верный деньгам Вербицкого?

Скольких же ему удалось купить? Насколько глубоко коррупция разъела страну?

— Тогда, может, предупредим наших сразу же, как покинем этот самый чертов глушащий пузырь?

— Как? Вылезешь, напишешь белым на корпусе «мы свои»?

— Передадим в эфир? — У меня на уме были менее экспериментальные предложения.

— Будь ты командиром зенитного подразделения, что бы сделал? Во время мятежа в стране?

Заскрипел зубами — в самом деле, приказал бы машине разворачиваться и убираться восвояси, пока есть возможность. Иначе бы сбил…

Вот почему генерал говорил, что мягкой посадки не обещает.

— Далеко нам до границы?

— Считай, что почти уже. Полчаса пролетели, до Москвы чуть больше…

— Значит, сейчас начнется?

Бросил взгляд на динамик переговорника. Грохот, через мгновение поразивший уши, дал понять — наши не собирались размениваться на переговоры. Айка вскрикнула — машину прошило насквозь очередью, что картон. Ворвавшийся сквозняк теребил волосы, бил в лицо. Подскочил к связующему пункту сам — какие у нас там частоты для связи?

Ириска вклинилась в бортовой компьютер, все сделала сама. Я старался, чтобы мой голос звучал как можно уверенней.

— Огонь по своим, предупреждаю: вы ведете огонь по своим!

Отвечать мне не спешили. Заскрежетал зубами — пока диспетчер расшифрует сказанное мной, пока передаст начальству, а то примет решение…

Натка повела транспортник в сторону: машина резко заложила вираж, нас разве что не затрясло. Умнее всех оказалась изначально пристегнувшаяся Белка.

— Они стреляют! — Ната была где-то на самом краю истерики: вряд ли представляла свою смерть вот так. Зенитный огонь наших батарей всколыхнул небо. Десятки глаз ловили наше суденышко в перекрестье, безжалостно стискивая гашетку.

Стоило отдать инфо-фее должное: взяв машину под управление, она на удивление хорошо справлялась с ней. Без должной подготовки-то и обучения…

Когда стреляют все, хоть кто-нибудь, да зацепит. Транспортник в который раз тряхнуло. В ноздри ударил дух едкого дыма. Ириска тут же принесла «радостные» вести — мы падаем!

— Повторяю, вы ведете огонь по своим! С вами говорит имперский дипломат Максим Потапов, код двести сорок «б», дробь шестнадцать, ноль семьдесят три, вы слышите?

— Потапов? Который герой? — Голос, раздавшийся из динамика, меньше всего походил на дружелюбный. — Пошел ты на хрен, Потапов!

В этот самый миг мне показалось, что заглянул в глаза самой смерти.

Набатом бил в ушах голос Контьянти: мягкой посадки не обещаю, посадки не обещаю, не обещаю…

— Ната, сможешь нас выровнять?

— Нет! — в отчаянии выкрикнула она. По бортам замолотили ветки деревьев: падали в лесок. Треск удар, грохот и дикая тряска — вот, значит, что видят перед смертью пилоты?

Землянка, цигарка, стол.

Сколько раз подобное снилось в прошлом? Кажется, весь первый год, как стал наемником, а после приелось-забылось.

Дед-фронтовик ждал меня на разнос. Хмурил седые брови, дышал куревом в пышные усы — спрашивал, как я посмел? Он в мои годы ради страны, не ради денег готов был сражаться. А мне подавай диван помягче, вино поигристей, шлюшку пофигуристей. Не слушал моих доводов, что голодный солдат плох, а сытому есть за что воевать, есть что терять, ради чего возвращаться.

Призрак гневался и уходил прочь.

Сегодня был не старик.

Заскрипела дверь, впуская меня внутрь: тепло печи окатило жаром даже сквозь телогрейку. Лишь благодаря ей можно было познать, какой же на улице дубак.

Сидящий передо мной мужчина был мне не знаком. Сознанию казалось — где-то видел его, но лишь мельком, одним глазком. Он поднял на меня взгляд, кивнул на стул напротив приглашая сесть.

Чашка горячего чая явилась из небытия, удобно легла дужкой в руку.

Я хотел спросить, что происходит — слова не давались языку. Еще один сон, еще одно воспоминание? Сейчас, на краю погибели?

Выходило, что так.

Видел воспоминания каждой из Восьми — судьба была к ним жестока. Старшина-ружемант, старавшийся создать из оружия девчонок нечто, что впитает в себя злобу войны вместо них: такая, кажется, у него была цель?

Тогда это чье?

Он посмотрел мне в глаза, и я сразу же узнал собрата.

Ружемант.

Могущественный, не поддающийся измерению уровня. Это я-то аватара оружейного бога? На фоне этого молодца я сопля.

— Вот мы и встретились, ружемант. — Гадкий, скрипучий голос вгонял в спокойствие, усыплял бдительность, помогал расслабиться. Поддался на его уговоры, откинулся на спинку стула.

— Мне думалось, никто не сможет прочитать, никто не отважится…

— Зачем? — Вопрос прорвался сквозь пелену моего молчания. Сам не понял, как так получилось. Он осмотрел меня с ног до головы, но уже по-другому.

Выдохнул.

— Мне не хотелось, чтобы их помнили.

— Для этого оставлял послания, заключенные в руж-волнах? Чтобы что?

Вспомнил, как Кэлисса говорила, что ей любопытно — какое сокровище ждет на выходе того ружеманта, что распахнет все тайны? Как бы она сейчас была разочарована…

— Я вкладывал в эти послания попытку упредить. Подобные Восьми будут всегда. Девочки, мальчики, старики и дети с горящими сердцами и отвагой в груди.

— Попытка не удалась. Мы, как и прежде, воюем.

Он обернулся, ответил мне улыбкой.

— Когда-то думал, что война не меняется. Каждый день одни и те же серые будни: стрелять, убивать, пеленать раненых в лубки перевязок. А еще пугает, что когда в очередной раз слышишь про убитого товарища, понимаешь, что слезы давно кончились. Должно быть горько, скверно и мерзко на душе, а вместо этого попросту холодно. Потому что однажды так уже было, однажды тебе уже приносили такую весть… а потом выясняешь, что уже не однажды. Ты попал в извечное колесо.

— Когда-то? Сейчас так не думаешь?

— Не думаю. Потому что рано или поздно перед тобой появляется человек, которого правда боишься потерять. Он тебе не друг, не родственник, но чуешь: не станет его и твой мир окончательно схлопнется. Сойдешь с ума. Я убивал сотни, если не тысячи людей. Руки… да что руки? Я весь в крови по самую макушку. А вот девчата… было в них что-то иное.

— В парнях все хуже? — Ода женственности чем-то напоминала мне Бейкины размышления.

Старый ружемант ухмыльнулся в ответ, расхохотался.

— Должен признать, ты умеешь спросить, парень. Но ты отчасти прав — мне тяжко было увидеть жизнь в мальчишках, потому что до того не хотел смотреть. Восемь? Статуи в столице и по всей стране? Разве они первые? Триста спартанцев, девяносто десантников…

Не стал спрашивать, откуда и как он знает про шестую роту псковского десанта. Оправдался тем, что это предсмертные, невесть почему затянувшиеся флуктуации мозга.

— Героически отдавшие жизнь будут всегда. Можно будет веками глядеть в мраморные лица их изваяний и спрашивать — зачем? Что их сподвигло, заставило, не дало поддаться страху и попросту бежать, забыв обо всем. Они будут молчать — вовсе не потому, что мрамор безмолвствует или им нечего сказать. Просто их подвигу оправдание не нужно.

Он сделал едва заметное движение: мир перед глазами разом переменился. Испарилась избушка, пред глазами возник мрачный лес. Снег хрустел под сапогами, пятки пробирало кусачим холодом. Хотелось закутаться в тонкую ткань куртки, словно в кокон.

— Узнаешь? — Ружемант кивнул на исполинскую фигуру. Яркая вспышка застыла в моменте. Пробитые бензобаки хлестали топливом, но прозрачно-зеленоватые струи застыли в моменте.

Зарождался взрыв.

— Это же…

— Да-да. Транспортник. Тот самый. Заглянем? — рукавом протер миниатюрной окно иллюминатора. Мне ком подкатил к горлу — он что, хочет показать кровавое месиво из меня самого?

Месива еще не случилось. Натка, сорванная с места, летела виском навстречу острому углу. Падение попросту сломает ей шею. Расставив руки в стороны, будто надеясь удержать равновесие, широко раскрыла рот Айка. Лопнул держащий Белку ремень, обещая ей жестокое свидание со стеной.

Все не имело смысла: пламя вот-вот сорвется с места, слизнет их тела, обратит в пылающие головешки.

С ног до головы продирало жутью от одной лишь мысли об этом.

Не было только меня: словно провалился в небытие.

Ружемант, глядя на меня, ухмыльнулся.

— Хочешь это исправить?

— Спрашиваешь!

Казалось, он надо мной издевается. Словно после моего ответа хлопнет в ладоши, и мир заиграет новыми красками. Физика откажется подчиняться собственным законам, отменит взрыв.

— Ты спрашивал, для чего я оставлял руж-волны? Что за сообщение, какую награду. Я пытался донести читавшему, что стоит беречь жизни тех, кто тебе дорог. Они пришли умирать, но не хотят умирать. Твоя награда, парень, — это заклинание. Шанс.

— Шанс? — переспросил, ничего не понимая. Ружемант кивнул.

— Шанс. Спаси их, вытащи из бурлящей пожарищем плети корпуса. Сделай то, чего не удалось мне. Шанс…

Он начал таять в воздухе. Я рванул к нему — его объяснения туманны и ничего не говорили.

Поздно: он оставил после себя лишь дымку морозного воздуха. В голове застучал таймер: секунды сменяли одна другую.

Ошалело рванул в душный, еще нагретый салон. Мир понемногу приходил в движение: краем глаза замечал, как Натка сдвинулась. Еще мгновение, ее голова коснетяя угла, услышу мерзкий хруст и…

Схватил ее за руку, потащил на себя: она оказалась до бесконечного легкой, словно пушинка. Вышвырнул ее наружу — безвольной куклой вошла в снег.

Было не до нежностей: Айка отправилась за ней следом. Неумолимый счетчик дурным голосом гоготал в голове: паршивый же предсмертный сон! Но кем буду, если не спасу их хотя бы в нем?

Дольше всего провозился с Белкой — зацепилась одеждой за подлокотник. Затрещала кофточка, торчком стояли замерзшие от холода коричневые соски.

С ней подмышку покинул нутро транспортника. Приземлился наземь — в коленях отдало болью.

Теперь, закрыв глаза, подумал, можно и умирать…