Рунная магия

Коридор не был ровным, через неравномерные промежутки нырял вниз, иногда пересекал ручьи, иногда сужался до расселин, через которые Мэдди приходилось протискиваться. Прочтя руны задом наперед, она закрыла за собой вход в тоннель, и теперь только руна Беркана на кончиках пальцев помогала проникать в темноту.

Через несколько минут, однако, девочка обнаружила, что коридор стал немного шире и что его земляные стены начали сменяться твердой, почти гладкой поверхностью. Продвинувшись еще глубже внутрь холма, Мэдди поняла, что это скала, какой-то темный и блестящий минерал, на его поверхности время от времени сверкали выходы кристаллов, точно пучки иголок.

Через тридцать минут пол в основном сменился на ту же самую гладкую скалу, фосфоресцирующие полосы усеяли стены, так что путь был неярко освещен.

Повсюду, словно спутанная паутина, висели цветные следы-подписи, их было слишком много, чтобы сосчитать или узнать. Многие из них хранили остатки магии — заговоры и чары, заклятия и руны, — увидеть их было не сложнее, чем колеи от телеги на грязной дороге.

Мэдди бросила Юр, Защитницу, чтобы остаться незамеченной, хотя и не сомневалась, что из такого множества заклятий часть предупреждений сработала. Она мрачно задумалась, какой же паук живет в столь замысловатой паутине, и ее мысли вернулись к Одноглазому и тому другу или врагу, которого он боится и который может лежать и ждать в сердце холма.

Что она ищет? Что Одноглазый знает о сокровищах Древнего века?

Что ж, сказала себе Мэдди, есть лишь один способ узнать, и уже то, что она забралась под холм, волнующе само по себе — пока, по крайней мере. Она задумалась, как глубоко ведет коридор. В тот же миг у ее ног разверзлась пустота, и без дальнейшего предупреждения узкие стены оборвались с обеих сторон, открыв гигантское подземное ущелье, простиравшееся лабиринтом тоннелей, множеством пещер и залов далеко за пределы поля зрения Мэдди.

Пораженная, Мэдди долго стояла без движения. Коридор закончился крутой лестницей, высеченной в скале; лестница вела вниз, в широкую галерею, которая местами пересекалась с другими дорожками и устьями пещер, там и сям врезавшихся в стены ущелья, а также с тем, что находилось на дальней стороне и походило на висячие мосты, подсвеченные факелами или фонариками.

Мэдди ожидала увидеть одну пещеру, может, даже один коридор. Однако здесь были сотни, нет, тысячи пещер и коридоров. Со дна ущелья доносился рев воды, и, хотя, несмотря на фонари, было слишком темно, чтобы увидеть саму реку, Мэдди решила, что поток широкий и быстрый; его шум напоминал рев волка, у которого глотка набита камнями.

Здесь тоже хватало заклинаний и следов-подписей; сюда еще протягивало свои зеленые пальцы освещение; стены были усеяны зернышками слюды, и везде, где по ним текли струйки воды, раскинули усики мускусные цветы — блеклые, печальные лилии Подземного мира.

— О боги, — сказала Мэдди. — Откуда же мне начать?

Что ж, во-первых, побольше света. Подняв руку, она бросила Сол, Солнце, — кончики ее пальцев вспыхнули, и крошечные кристаллы, врезанные в ступени и стены, сверкнули неожиданным блеском.

Этого было слишком мало, чтобы осветить обширное пространство впереди, но даже так Мэдди стало немного легче, хотя бы потому, что теперь было меньше шансов свалиться с лестницы. Одновременно ей показалось, что она заметила нечто у локтя, нечто, что мигом отпрянуло в тень, стоило загореться свету. Почти не раздумывая, девочка бросила Наудр, точно сеть, и вытянула ее щелчком пальцев.

— Снова ты! — воскликнула Мэдди, увидев свою добычу.

Гоблин плевался, но вырваться не мог.

— А ну прекрати! — прикрикнула Мэдди и посильнее стянула руну.

Гоблин скорчил рожу, но замер.

— Так-то лучше, — сказала Мэдди. — Вот что, Сма-ракки…

— Пфф, — фыркнул гоблин.

— …я хочу, чтобы ты остался со мной. И чтоб на этот раз не смылся, ясно?

— Пфф! — повторил гоблин. — Столько суеты из-за жалкого глотка эля.

И тем не менее он не шевелился, а только смотрел на Мэдди янтарными глазами, обнажив заостренные зубы.

— Зачем ты следил за мной?

Гоблин пожал плечами:

— Из любопытства, наверное.

Мэдди засмеялась:

— А может, потому, что я знаю твое имя?

Гоблин промолчал, но глаза его вспыхнули.

— «Кого назвал, того связал». В этом все дело, верно?

И снова гоблин промолчал.

Мэдди улыбнулась своей неожиданной удаче. Она не знала, сколько времени продержится ее власть над ним, но если у нее будет союзник — пусть и поневоле — в Подземном мире, возможно, выполнить задание будет проще.

— Так что слушай, Сма-ракки…

— Меня зовут Сахарок, — мрачно сообщил гоблин.

— Что?

— Сахарок. Глухая, что ли? Сокращенно от Сахарок-и-кулёк. Ясно? Ты ж не думаешь, что мы только и делаем, что говорим людям свои истинные имена?

— Сахарок-и-кулёк? — повторила Мэдди.

Сахарок насупился.

— Нас всех называют таким образом, — сказал он. — Сахарок-и-кулёк, Пек-в-короне, Озорник-рядом-с-ветром. Я же не смеюсь над твоим именем!

— Извини, Сахарок, — произнесла Мэдди, стараясь сохранить серьезность.

— Ладно. Проехали, — с достоинством изрек Сахарок. — Так чем именно тебе помочь?

Мэдди наклонилась ближе.

— Мне нужен проводник.

— Тебе нужно головку полечить, — возразил гоблин. — Едва Капитан узнает, что ты здесь…

— Ну так постарайся, чтобы он не узнал, — приказала девочка. — Вряд ли я смогу сама найти здесь дорогу…

— Слушай, — начал гоблин, — если ты за элем пришла, так я его верну, без вопросов…

— Не за элем, — отрезала Мэдди.

— Тогда за чем?

— Не знаю, — призналась она, — Но ты поможешь мне это найти.

Потребовалось несколько минут, чтобы убедить Сахарка, что у него нет выбора. Но гоблины — существа простые, и он понял, что чем раньше Мэдди получит желаемое, тем быстрее уберется с его пути.

Однако ясно было, что гоблин чрезвычайно благоговеет перед тем, кого называет Капитаном, и Мэдди вскоре поняла, что лучше ей не ставить своего нового союзника перед выбором из двух хозяев.

— И кто он, этот твой Капитан?

Гоблин шмыгнул носом и посмотрел в сторону.

— Да ладно, Сахарок. У него же должно быть имя.

— Ну да.

— И?..

Гоблин выразительно пожал плечами. Этот жест начался на кончиках волосатых ушей и прокатился по всему телу до когтистых лап, заставив зазвенеть каждое колечко на кольчуге.

— Зови его Небесный Скиталец, если хочешь, или Пламя, или Кривой Рот, или Соколиный Глаз, или Песья Звезда. Зови его Весельчак, зови его Осторожный…

— Не надо прозвищ, Сахарок. Его настоящее имя.

Гоблин скорчил рожу.

— По-твоему, он мне его называл?

Какое-то время Мэдди напряженно размышляла.

Одноглазый предупредил ее, что, возможно, не он один интересуется тем, что лежит под холмом, и паутина чар, на которую она наткнулась по дороге, подтвердила его подозрения. Но капитан гоблинов, скорее всего, и сам гоблин или, не исключено, большой пещерный тролль. Может ли он быть одним из тех, о ком говорил ее друг? Что-то не похоже — не гоблин сплел те заклинания.

И все же, подумала Мэдди, стоит побольше разузнать об этом Капитане и о том, насколько он опасен. Но Сахарок был досадно уклончив; в его голове удерживалось не больше мыслей, чем у кошки, и, как только разговор заходил о том, где именно, как именно и почему, он попросту терял интерес.

— Какой он, твой Капитан? — спросила девочка.

Сахарок нахмурился и поскреб в затылке.

— Кажется, это называется «изменчивый», — сказал он. — Да, точно, именно это слово я пытался вспомнить. Изменчивый и мерзкий. И еще хитрый.

— В смысле, как он выглядит? — настаивала Мэдди.

— Лучше молись, чтобы его не увидеть, — мрачно посоветовал Сахарок.

— Прекрасно, — ответила Мэдди.

В молчании они пошли дальше.

Согласно легенде, под Срединными мирами все поделено на три уровня, связанных одной великой рекой. Подземный мир — это обитель горного народца, гоблинов, троллей и гномов. Под ним расположено царство Хель, традиционно отданное мертвым, затем Сон, один из трех великих притоков Речного Котла, и наконец, у самой двери Хаоса, — Нижний мир, иначе известный как Черная крепость, где Сурт-Разрушитель охраняет врата и сами боги не имеют власти.

Конечно, Мэдди уже знала это. Уроки Одноглазого исчерпывающе описали все вопросы географии Девяти миров. Но девочка и не подозревала о чудовищном размахе Подземного мира, о бесконечных коридорах, тоннелях, нишах и норах, которые составляли изнанку холма. Здесь были трещины и расщелины, прорези и закоулки, выемки и берлоги, боковые ходы, склады, дорожки и провалы, червоточины и трущобы, кладовые и погреба. После какого-то времени, которое показалось часами поисков, волнение Мэдди оттого, что она и вправду ходит по легендарным залам, заметно улеглось. Она начала понимать, что даже с вынужденной помощью Сахарка вряд ли сможет обшарить хотя бы сотую их часть.

Гоблинов они увидели только на верхнем уровне Большой галереи. Существа с кошачьими мордами, золотыми глазами и беличьими хвостами, одетые в кольчуги, лохмотья и кожу, они не обращали особого внимания ни на Мэдди, ни на ее спутника.

Гоблины были не единственными обитателями этого уровня. Спеша по переполненным коридорам, Мэдди проходила мимо дюжин других созданий, таких же занятых и невнимательных, как сами гоблины. Там был народец тоннелей с кожей цвета глины, с большими челюстями и крошечными глазками без ресниц, горный народец, небесный народец, лесной народец и даже двое человек под капюшонами, вороватых, с мешками товаров на плечах и посохами в руках.

— Да, мисс, всегда кто-нибудь да торгует с добрым народцем, — подтвердил Сахарок, когда Мэдди заметила людей. — Ты же не думала, что одна смогла найти дорогу сюда, а? Или что Око — единственные ворота под холм?

На нижних уровнях народу было меньше, да и заклинаний тоже. Там располагались кладовые, погреба, ночлежки, продуктовые склады. Мэдди уже проголодалась и хотела было заглянуть в них, но вспомнила, что слышала слишком много историй о том, как неразборчивы гоблины в еде, и решила не рисковать. Порывшись в карманах, Мэдди нашла яблочный огрызок и горстку орехов, чем и перекусила, хотя особо не наелась; об этом решении ей позже придется пожалеть.

Они пошли вниз, к реке, и там наконец нашлись каменные проходы, набитые трофеями и добычей. Помня, что сказал Одноглазый, Мэдди бросила Беркану и принялась за работу. Но среди паутины крошечных заклинаний и подписей, пересекающих тоннели, среди узлов с перьями, сундуков с лохмотьями, кастрюль и сковородок, сломанных кинжалов и разбитых щитов она не увидела и следа чего-нибудь похожего на сокровище Древнего века.

Гоблины, конечно, жуткие скряги и в отличие от гномов тащат все, что плохо лежит, невзирая на стоимость. Но Мэдди не унывала. Она не сомневалась, что найдет Шепчущего где-то среди этого барахла. Довольно странное имя для сокровища, подумала девочка, но потом вспомнила другие названия: кольцо Одина, Копатель; его копье, Разящее Страх; молот Тора Мьёлльнир, Крушитель, — и сказала себе, что сокровища Древнего века часто носили столь загадочные имена.

Поэтому Мэдди продолжала искать среди старых матрасов, высохших скелетов и разбитой посуды, среди камней и палок, среди кукольных голов и непарных туфель, среди шулерских костей и накладных ногтей для ног, среди обрывков бумаги и безвкусных китайских орнаментов, среди грязных носовых платков и забытых любовных стихов, среди потертых восточных ковров и потерянных учебников, среди безголовых мышей.

Однако, как и предупреждал Одноглазый, она не нашла ничего ценного: ни золота, ни серебра, ни даже медного грошика.

— Здесь ничего нет. — Гоблин становился все нетерпеливее по мере того, как они зарывались в чрево холма. — Здесь ничего нет, и к тому же здесь небезопасно, чтоб его!

Мэдди пожала плечами.

— Если б я знал, что ты ищешь… — продолжал Сахарок.

— Скажу, когда найду.

— Ты даже не знаешь, как оно выглядит, верно? — спросил он.

— Заткнись и смотри себе под ноги.

— Ты не знаешь, ха-ха-ха!

Мэдди вслед за Сахарком погружалась все глубже и глубже в холм, побаиваясь, что гоблин прав. Холм — рай для старьевщика, по самую кромку набитый бесполезным мусором. Здесь нет ничего, похожего на сокровище; ничего волшебного, ничего драгоценного, ничего мало-мальски напоминающего описание Одноглазого.

К тому же Мэдди было ясно, что Сахарок не меньше озадачен поисками, чем она сама. Он упорно отрицал, что под холмом спрятано хоть какое-то сокровище, и, поразмыслив, девочка начинала верить ему. Гоблины толком не ценят богатства и одинаково охотно украдут сломанный чайник, полкроны или бриллиантовое кольцо. К тому же Мэдди не могла представить, каким образом сокровище Древнего века — вещь столь важная, что Одноглазый годами пытался найти ее, — могло бы столь долго оставаться в лапах Сахарка и его друзей.

Нет, чем дольше Мэдди думала об этом, тем менее вероятным ей казалось, что добрый народец тут замешан. Тайна — если она вообще есть — лежит глубже, чем логово гоблинов.

За прошедшие часы девочка дважды бросала Наудр на своего товарища поневоле, и эффект каждый раз был чуть слабее. Она ужасно проголодалась и пожалела, что не воспользовалась продуктовыми складами гоблинов, но теперь они остались далеко позади. Голод, усталость и напряжение оттого, что приходилось постоянно контролировать гоблина, вновь и вновь бросать Сол и незамеченной пробираться сквозь лабиринт заклинаний, начали оказывать свое действие. Чары Мэдди слабели, словно свет лампы, в которой кончается масло и которая скоро погаснет.

Сахарок прекрасно понимал это, и его золотые глаза светились, когда он без устали трусил по одному коридору за другим, заводя девочку все глубже и глубже под холм, подальше от складов, в темноту.

Мэдди опрометчиво следовала за ним. Паутина следов-подписей, которая так поразила ее на верхних уровнях, почти истаяла, оставив лишь один неизменно яркий и мощный след, который превосходил все остальное и подогревал ее любопытство. Он был необычного цвета — бледного, горящего фиолетового оттенка — и освещал темноту, без конца пересекаясь с самим собой, словно кто-то проходил здесь много-много раз. Мэдди шла по этому следу. Ей хотелось пить, тело одеревенело от усталости, но растущее возбуждение и надежда мешали ей заметить, что ее чары слабеют, а глаза гоблина затаенно поблескивают.

Они шли через большую пещеру с высокими сводами и сталактитовой люстрой, вбиравшей мерцание рунного света Мэдди и отбрасывавшей его обратно тысячей игл огня и тени. Сахарок забежал вперед и машинально нырнул под выступающий камень, на который Мэдди налетела с разбегу, чуть не задохнувшись.

— Помедленнее! — крикнула она.

Но Сахарок, похоже, не услышал. Мэдди рванула за ним, подняв руку, чтобы осветить его след, но лишь увидела, как этот паразит исчезает за мерцающими кристаллами извести.

— Постой, я сказала!

На бегу Мэдди поняла, что начинает видеть более ясно. Где-то впереди горел свет — не рунный свет, не подпись, не холодное освещение глубоких пещер, а теплый, рыжий, уютный свет.

— Сахарок! — крикнула девочка.

Но гоблин то ли не слышал, то ли притворялся, что не слышит. Ответа не последовало, не считая эха ее собственного голоса, такого тихого и ужасно потерянного, которое стеклянно заметалось между огромными сталактитами.

Внезапно по земле пробежала дрожь. Мэдди покачнулась и вытянула руки вперед, чтобы не упасть. Пыль и каменные обломки, смещенные случившимся, забарабанили по спине. Едва Мэдди выпрямилась, как пошла вторая волна толчков, девочку швырнуло к стене, и в тот же миг с потолка шлепнулся кусок скалы размером с телячью вырезку.

Мэдди инстинктивно бросилась в соседний тоннель. Сталактиты, словно копья, падали со свода главного зала, будто вся гора содрогалась до самых корней. Но хотя Мэдди осыпало пылью и каменными осколками, крыша тоннеля выдержала, и, когда толчки — показавшиеся Мэдди рокотом далекой лавины в Семи Спящих — затихли, девочка высунула голову из тоннеля и осмотрелась.

Мэдди, разумеется, все знала о землетрясениях. Дело в том, что Мировой змей у корней Иггдрасиля — по крайней мере, так всегда утверждала Полоумная Нэн — вырос слишком большим, не помещался в Нижнем мире и сбрасывал кольца в реку Сон. Когда-нибудь, говорила Нэн, он станет таким большим, что обернет мир кольцом, как некогда до Бедствия, прогрызет корни Мирового древа насквозь, заставит Девять миров обрушиться один за другим, и тогда Хаос навеки воцарится над всем.

Нат Парсон говорил другое. Если верить ему, землетрясения вызваны метаниями заключенных в темницах Нижнего мира, где нечестивые (в смысле, старые боги) лежат в цепях до конца дней.

Одноглазый отрицал и это и говорил о реках огня под землей и лавинах горячей грязи, о горах, кипящих как чайники. Но такое объяснение казалось Мэдди наименее вероятным, и она была склонна полагать, что эту сказку он выдумал, как и многое другое.

Тем не менее девочка не сомневалась, что толчки вызвало землетрясение, и оставила безопасное укрытие тоннеля с огромной осторожностью. Сталактитовая люстра частично обрушилась, осыпавшись грудой предательских осколков в центр зала. В остальном вокруг было тихо и безмолвно, лишь вдалеке метались отголоски эха да оседала пыль, поднятая с дрожавших стен.

— Сахарок! — крикнула Мэдди.

Ответа не было, но ей послышалось какое-то шарканье далеко справа.

— Сахарок!

И вновь нет ответа. Мэдди шагнула в коридор, ей показалось, что она увидела гоблина, лишь на мгновение, в сотне шагов впереди, затем он юркнул под сломанную арку и исчез.

Мэдди снова быстро бросила Наудр, но потеряла концентрацию из-за землетрясения; свет слабел, собственные ноги внезапно показались ужасно далекими. Девочка слишком поздно поняла, что попалась на самую старую удочку гоблинов.

Сахарок и не собирался ее куда-то вести. Наоборот, ни разу не выказав непокорности, он позволял ей все глубже и глубже спускаться в опасные ходы под холмом, ожидая, когда она лишится сил и ее власть над ним исчезнет. И тогда он воспользовался возможностью и сбежал, оставив ее одну, усталую и заблудившуюся, в обрушившихся коридорах Подземного мира.

Мэдди повезло, что она была благоразумной девочкой. Любая другая на ее месте попыталась бы найти дорогу среди неосвещенных коридоров, двигаясь на ощупь все глубже и глубже в извилистые недра холма, или принялась бы звать на помощь. Неизвестно, кто явился бы на ее зов из темноты.

Но Мэдди поступила иначе. Даже напуганная, она сохраняла присутствие духа. Ее чары истощились, да, и это плохо, но она почти не сомневалась, что сон восполнит их — сон и пища (если она сможет ее раздобыть). Короткий тоннель, теплый, с песчаным полом, по которому проходила девочка, показался достаточно безопасным. На ощупь она снова отыскала его и устроилась на отдых.

Мэдди не представляла, который был час. В Надземном мире, наверное, ночь, а может, и утро. Но здесь не было дней, и время жило своей собственной жизнью, тянулось, словно ткацкая нить через станок, из которого выходит лишь темнота.

Несмотря на изнеможение, Мэдди была уверена, что не уснет. Каждые несколько минут пол под ней дрожал и с потолка летела пыль. Были и другие звуки — шорохи, шуршание, которые рисовали в ее воспаленном воображении гигантских крыс или чудовищных тараканов, чирикающих над упавшими камнями. И все же усталость взяла верх над страхами. Свернувшись клубком на полу и укрывшись курткой, Мэдди уснула.

Наверное, прошло часа три, или пять, или даже двенадцать — понять было невозможно. Девочка чувствовала себя отдохнувшей, Сол мгновенно засияла на кончиках пальцев. Хотя Мэдди проголодалась и здорово одеревенела от лежания на полу, она ощутила прилив радости и облегчения, оттого что вокруг вновь вспыхнули цвета.

Она встала и выглянула из тоннеля. Темнота заполнила не все пространство. Освещения на стенах на этом нижнем уровне не было, но рыжее свечение из пещер стало заметнее, словно облако спустилось и смешалось с пламенем. Фиолетовый след-подпись, за которым Мэдди шла так долго, сиял ярче, чем прежде, ведя к далекому мерцанию.

Сахарка не было и в помине, не считая подписи, слишком тусклой, чтобы от нее был какой-нибудь прок. Не исключено, что, вернувшись, он поднимет тревогу, но тут уж ничего не поделаешь. Нет, подумала Мэдди, единственное, что ей остается, — это идти вниз, за фиолетовой подписью, и надеяться отыскать что-нибудь съедобное. В последний раз она ела давным-давно и очень скудно.

За пещерой коридор раздвоился, один из проходов, что пошире, был залит все тем же неясным отсветом пламени. Не раздумывая, Мэдди пошла по нему. Здесь было теплее, чем в нижних пещерах. Девочка спускалась все ниже, наклон был легким, но ощутимым. Ей начинало казаться, что откуда-то снизу доносится звук, похожий на тихое «хишшш» в раковинах, которые Одноглазый привозил ей с берегов Единственного моря.

Подойдя поближе, Мэдди поняла, что звук непостоянен. Он нарастал и затухал, словно приносимый порывами ветра, с промежутками минут в пять. Еще появился запах, который становился все сильнее по мере того, как она приближалась к его источнику; странно знакомый запах прачечной, иногда с привкусом серы. Стены коридора покрылись пленкой пара, пол стал скользким, а это значило, что она уже совсем рядом.

Но все равно Мэдди пришлось идти еще почти час, прежде чем коридор закончился. За это время по земле несколько раз прокатилась слабая дрожь, но вреда не принесла, шипение становилось все громче, было душно от дыма и пара. Сияние стало ярче — ярким, как солнечный свет, но более красным и менее ровным, достаточно ярким, чтобы затмить все цвета, если таковые и были.

Теперь Мэдди шла к свету. Когда коридор оборвался, она обнаружила, что стоит в пещере, которая была больше, чем девочка когда-либо видела или воображала.

По ее прикидкам, шириной пещера была с милю, свод терялся высоко в тени, неровный пол был покрыт золой. Через пещеру бежала река — в дальнем конце виднелось отверстие, в котором исчезала вода. В центре красовалась круглая яма с топкой посредине — несомненно, она-то и была источником красноватого света.

Мэдди шагнула в пещеру. Раздалось шипение, и огромная струя пара, словно закипел миллион чайников, вырвалась из огненной ямы, заставив девочку отступить в безопасность коридора. Запах прачечной стал сильнее; сернистый пар окутал Мэдди обжигающим саваном, все трещины и коридоры Подземного мира заревели и завизжали, словно трубы гигантского органа.

Это продолжалось с минуту, а может, и меньше. Потом все закончилось.

Только через полчаса Мэдди осторожно подползла к яме.

Выбросы случались через равные промежутки времени — около пяти минут, по расчетам Мэдди. Она быстро научилась узнавать признаки их приближения и прятаться от опасности в укрытие. Но даже там приятного было мало, этот воздух был почти непригоден для дыхания. Вскоре рубашка и волосы Мэдди пропитались паром и потом и прилипли к коже. Девочка подумала, что это, должно быть, подземная река, может, даже река Сон, текущая в Нижний мир. Ведь она упирается в Речной Котел, где стихии бьются друг с другом за власть и в конце концов вместе вырываются наружу струей перегретого воздуха.

Тем не менее в голову Мэдди не приходило желания сдаться. В огненной яме что-то было, какая-то сила, которая тянула ее уверенно, точно рыбу на крючке. Дело верное, говорила она себе, хотя с такой силой еще никогда не сталкивалась. Что бы это ни было, оно было совсем близко. Мэдди приходилось усмирять нетерпение и по дюйму продвигаться вперед.

Вновь выстрелил гейзер. Мэдди была уже меньше чем в двадцати футах. Взрывная волна ударила девочку по пояснице и начала затухать. Воспользовавшись этим, Мэдди преодолела отрезок каменистого пола, отделявший ее от цели. Она шагнула на край колодца и, прикрывая лицо полой куртки, заглянула в сердце ямы.

Оно оказалось меньше, чем ожидала Мэдди, не шире фута, идеально круглое, словно водяной колодец. Ее обманула яркость пламени внутри. Девочке повезло, что она прикрыла лицо, потому что все начало расплываться перед ее глазами, как случается с теми, кто глядит на полуденное солнце.

Кузница Джеда Смита была жалкой свечкой по сравнению с этим; здесь металлы и камни булькали, как похлебка, внизу, в тысяче футов от края ямы. Серная вонь донеслась до Мэдди на волне столь раскаленного воздуха, что волоски в ее носу закрутились, а на голых руках вздулись волдыри.

Она смогла выдержать меньше пяти секунд. Но за эти секунды Мэдди разглядела сердцевину горы, сверкающую ярче солнца. Она увидела сток, через который вытекала река, и борьбу сил в чреве ямы. Девочка увидела еще кое-что в этой огненной глотке — что-то размытое, что сложно увидеть, но что заговорило с ней так же ясно, как подписи, за которыми она следовала по коридорам.

Оно было небольшим, размером с арбуз, и относительно круглым. Оно походило на светящуюся каменную глыбу, подвешенную неведомыми силами в глотке ямы.

Конечно, достать что-либо из такого укрытия практически невозможно. Даже самый опытный скалолаз не сможет достать это: даже если он как-то сумеет уберечься от пламени, гейзер вышибет его из ямы, точно пробку из бутылки, до того как он одолеет хотя бы половину расстояния.

Кроме того, и ежу понятно, что оно крепко схвачено: гибкая паутина чар и рун держала его сильнее, чем самая прочная из цепей.

Пока Мэдди наблюдала, камень засветился еще ярче, словно уголек под мехами кузнеца. Ей в голову ударила мысль, столь же абсурдная, сколь и тревожная: «Оно видит меня». Глядя в яму, девочка почти поверила, что сама тоже слышит его мощный, безмолвный зов, ввинчивающийся прямо в мозг.

«Мэдди! Ко мне!»

— Шепчущий.

Девочка начала отползать, задыхаясь, едва не падая в обморок от жары, вновь прячась за камнями и в ямках. В тот момент она больше ничего не могла сделать. Единственная ее надежда — восстановить силы и попытаться придумать какой-нибудь план, а если не получится — найти дорогу к Красной Лошади и уверить Одноглазого (как бы его ни разочаровало то, что она не смогла принести Шепчущего), что никому и никогда не удастся завладеть Шепчущим.

На краю пещеры было прохладнее, воздух, хоть и ядовитый, больше подходил для дыхания. Там Мэдди собралась с силами, подождала, пока глаза заново привыкнут к темноте. По бокам были пещеры поменьше, некоторые — просто ниши, другие — размером с хорошую комнату, такие могут стать отличным укрытием от толчков и выбросов.

В одной пещере Мэдди нашла струйку чистой воды и с жадностью напилась, ведь жажда начинала мучить ее почти так же сильно, как голод.

В другой девочка увидела жилу тускло-желтого металла толщиной почти со свою руку.

А в третьей, к немалому удивлению, она обнаружила незнакомца, который стоял, прислонившись к стене и наставив ей прямо в лицо заряженный арбалет.

Секунду или две Мэдди не понимала, что делать. Стоявший в тени был бесформенным и нематериальным. Все, что она видела, — это его глаза и прорезь мерцающего неясного света на месте рта. Но хотя в голове у девочки была каша, руки точно знали, что делать. Она инстинктивно подняла их и, не раздумывая, со всей силы бросила Кен, Живой Огонь, в лицо незнакомца.

Мэдди не могла объяснить, почему выбрала именно эту руну, но эффект оказался немедленным и сокрушительным. Руна ударила ее возможного врага точно хлыст, тот с воплем уронил арбалет и упал на колени.

Мэдди была потрясена не меньше его. Она действовала чисто инстинктивно, без злобы и желания навредить. И теперь, лучше разглядев противника, с удивлением поняла, что это не гигантский супергоблин, как ей показалось, а худой рыжий парень немногим выше ее.

— Вставай, — сказала Мэдди, отбрасывая арбалет в сторону.

— Мои глаза, — пробормотал незнакомец, не опуская рук. — Мои глаза.

— Вставай, — повторила она. — Покажи мне лицо.

На вид ему было не больше семнадцати. Его рыжие волосы были стянуты на затылке, обнажая резкие, но довольно приятные черты, искаженные болью и страданием. Из глаз текли слезы, на переносице вздулся нехороший рубец там, где ударила мысль-стрела, но, к облегчению Мэдди, серьезных повреждений видно не было.

— Мои глаза… — В отблесках далекой огненной ямы они мерцали странным зеленым светом. — Боги, что меня ударило?

Совершенно очевидно, это был не гоблин, но Мэдди с первого взгляда поняла, что он и не из долины, хотя в его манерах или одежде не было ничего чужестранного. Немного оборван, быть может, как если бы бродил по диким местам; кожаная куртка вся заляпана, подметки ботинок протерлись.

Незнакомец медленно встал, щурясь на Мэдди и подняв одну руку на случай нового нападения.

— Кто ты?

Акцент выдавал в нем инородца — северянина, быть может из Райдингза, судя по цвету его волос.

Мэдди, которая сначала испугалась при виде его, сейчас, к своему глубокому удивление, почувствовала облегчение. Увидеть другого человека после того, как столько часов она одна бродила по пещерам, — нежданная радость, даже если незнакомец не разделяет ее.

— Кто ты? — резко повторил он.

Мэдди назвалась.

— Так ты не с ними? — Он дернул головой в сторону верхних уровней.

— Нет. А ты?

— Ты — Горячка, — сказал незнакомец. — Я вижу твои чары.

— Горячка? — Мэдди посмотрела на свою рунную метку и увидела, что та тускло мерцает на ладони. — А, ты об этом. Она не причинит тебе вреда, честно.

Девочка видела, что незнакомец не убежден. Каждый мускул его казался напряженным, словно он не мог решить, бежать или сражаться, но глаза его неотрывно смотрели на руку Мэдди.

— Все нормально, я не буду тебя заколдовывать. Как тебя зовут?

— Зови меня Везунчиком, — ответил парень. — И держись подальше.

Мэдди села на камень у входа.

— Так сойдет?

— Пока да.

Мгновение они смотрели друг на друга.

— Твои глаза еще болят?

— А ты как думаешь? — рявкнул он.

— Извини, — произнесла Мэдди. — Я думала, ты хочешь меня пристрелить.

— Могла бы и спросить, а не сразу бить в морду.

Он осторожно потер пострадавший нос.

— Я знаю рунный наговор, который поможет.

— Нет уж, спасибо. — Похоже, он немного расслабился. — А что ты вообще тут делаешь?

Мэдди помедлила лишь мгновение.

— Я потерялась, — сказала она. — Я вошла через Око Лошади и заблудилась в тоннелях.

— Зачем ты пришла?

Мэдди снова помедлила и решила поведать полуправду.

— Разве ты не знаешь? — начала она. — Весь холм — это одна гигантская сокровищница. Золото, оставшееся с Древнего века. Разве не за ним ты сюда пришел?

Везунчик пожал плечами.

— Я слышал сказки. Но здесь ничего нет. Ничего, только мусор и гоблины.

Мэдди узнала, что он прячется в тоннелях около двух недель. Парень вошел в Подземный мир с другой стороны гор, из-за Хиндарфьялла, по дороге несколько раз избежал плена, пока не наткнулся на шайку гоблинов, которые схватили его и отвели к Капитану.

— К Капитану? — ужаснулась Мэдди.

Он кивнул.

— Здоровенная злобная тварь. Решил, наверное, что я вроде шпиона. А когда я сказал ему, что всего лишь подмастерье стеклодува из Райдингза, он разъярился и поклялся, что голодом выбьет из меня правду. Он запер меня в норе на три дня.

На третий день Везунчику повезло. В полу камеры он обнаружил закрытый решеткой выход в канализацию, через который и умудрился спастись. Голодный, грязный и напуганный, он стащил, сколько смог, еды со складов гоблинов, после чего отыскал путь в относительно безопасное место, где с тех пор и прячется, питаясь рыбой, свежей водой из реки и остатками наворованного.

— Я пытался вернуться наверх, — заключил он, — но теперь все гоблины под холмом за мной охотятся. Хотя сюда они не придут. — Он смотрел за спину Мэдди, на пылающую огненную яму. — Этот сброд никогда так далеко не заходит.

Но девочка думала совсем о другом.

— Еда? — спросила она. — У тебя есть еда?

— Ты что, голодная?

— А как по-твоему?

Мгновение Везунчик словно сомневался. Затем пришел к решению.

— Ладно. Нам сюда.

И он провел ее по краю огненной пещеры к тому месту, где темная река, стремительно текущая из отверстия в стене, была частично запружена обвалом.

— Подожди здесь, — велел он Мэдди.

Везунчик подбежал к краю реки, запрыгнул на груду упавших камней и скачками исчез в темноте.

На секунду Мэдди встревожилась — оттуда, где она стояла, казалось, что Везунчик просто бросился в бурное течение. Но потом она его увидела. Он стоял на плоской отмели примерно в середине потока, вокруг бурлила белая вода. Наверное, он знал об отмели, подумала Мэдди, и все равно это опасный поступок. Любой рыбак вам скажет, что речная рыба больше всего любит быструю воду, и Мэдди не удивилась, когда через несколько секунд Везунчик наклонился и резко дернул что-то у ног.

Это оказалась ловушка, искусно сплетенная из лески или бечевки. Везунчик изучил ее содержимое, забросил сеть на плечо и вернулся, быстро и ловко прыгая по подводным камням. Пока он был занят этим, Мэдди пристально следила за ним через Беркану — магическое кольцо пальцев. Девочка постаралась, чтобы он не заметил: не хотела его пугать. «Никому не доверяй», — сказал Одноглазый, и Мэдди решила удостовериться, что этот помощник стеклодува — именно тот, за кого себя выдает.

Беркана подтвердила то, что она и так уже чувствовала. Везунчик не отбрасывал вообще никаких цветов. Ее первое, мимолетное впечатление — что она увидела кого-то старше, выше, с горящими глазами и кривой усмешкой — оказалось лишь игрой света и ее собственных страхов. Когда Везунчик подошел к краю воды, держа на плече улов, Мэдди с облегчением вздохнула и позволила себе наконец расслабиться.

Добычу они поделили пополам. Везунчик показал Мэдди, как готовить рыбу. Рыба была кислая на вкус и костлявая, с огромными слепыми глазами, но Мэдди слопала свою порцию до крошки, облизывая пальцы и тихонько попискивая от голода и удовольствия.

Везунчик молча смотрел, как она ест. Грязная работа — ловить, готовить и есть рыбу — во многом растопила лед между ними, парень оставил угрюмость и стал довольно дружелюбным. Мэдди решила, что он не меньше ее был рад найти в тоннелях союзника. А то, что он две недели выживал здесь один, говорило о его мужестве и находчивости.

Девочка узнала, что за это время он нашел еду и способ ее готовить, отыскал источник хорошей питьевой воды и место, где можно мыться, узнал, где лучше всего воздух и где удобнее всего спать. Еще он составлял план тоннелей, одного за другим, пытаясь отыскать способ выбраться на поверхность, не проходя по Большой галерее, но пока безуспешно. И все это сам, без единого заклинания.

— А что ты будешь делать, если пути наверх не найдется? — спросила Мэдди, когда он завершил свой рассказ.

— Рискну, наверное. Время от времени они снимают охрану. Но этот их Капитан… Не хотел бы я снова на него наткнуться!

Мэдди выглядела задумчивой. Капитан… ей по-прежнему казалось, что она что-то упустила, и она никак не могла понять, что именно.

— А как насчет тебя? — продолжал Везунчик. — Как ты нашла дорогу сюда? И откуда столько знаешь об этом месте?

Хороший вопрос! Пока Мэдди размышляла над ним, Везунчик наблюдал за ней с полуулыбкой, глаза его горели зеленым в отблеске огней.

— Колись давай, — сказал он, увидев ее колебания. — Может, я и не Горячка, но это еще не значит, что я дурак. Я видел твои чары и знаю, что они значат. Ты пришла сюда не просто так. И не надо мне лапшу на уши вешать насчет сокровища под холмом. Здесь нет сокровища, и ты это знаешь.

Итак, он не поверил ее рассказу. Поразмыслив, Мэдди перестала удивляться. Он слишком умен, чтобы быть обманутым. В некотором роде это успокоило девочку. Ей может понадобиться союзник в пещерах, а знания и изобретательность Везунчика наверняка пригодятся.

«Никому не доверяй», — сказал Одноглазый. Но конечно, она должна как-то все объяснить, и к тому же если капитан гоблинов действительно враг, то ничего страшного, если она расскажет Везунчику кое-что.

— Ну? — резко спросил он. — Ты мне веришь или нет?

— Дело не в том, что я тебе не верю… — начала Мэдди.

— Ну да, — произнес Везунчик. — Не надо быть Горячкой, чтобы понимать, что почем. В смысле, я кажусь тебе подозрительным? Конечно, я ведь ловил тебе рыбу, показал, где можно пить и…

— Пожалуйста, Везунчик…

— Тебе-то хорошо, верно? Ты в безопасности. Можешь выбраться отсюда, когда захочешь. А мне тут сидеть, пока не поймают. И правда, с какой стати тебе мне помогать? Я всего лишь помощник стеклодува из Райдингза. Какое тебе дело до того, что случится со мной?

С этими словами он повернулся к ней спиной и замолчал.

«Никому не доверяй». Даже теперь настойчивые слова Одноглазого звенели в ушах Мэдди. Но Одноглазого-то здесь нет. Одноглазый послал ее под холм без предупреждения и подготовки, полагая, что она точно знает, как надо действовать. Но такого никто из них не предвидел. И что ей теперь делать? Бросить Везунчика на произвол судьбы?

— Везунчик, — обратилась она к нему.

Он сгорбился. Даже в мерцающем свете Мэдди видела, что он дрожит.

— Ты напуган, — заметила она.

— А то! — согласился Везунчик. — Хочешь — верь, хочешь — не верь, но пункта «расчленение гоблинами» в моем списке дел на неделю не было. Но если ты мне не веришь…

Мэдди вздохнула.

— Ладно, — перебила она. — Я тебе верю.

Оставалось надеяться, что Одноглазый поймет.

И Мэдди рассказала все целиком — все, что собиралась рассказать, и многое, чего не собиралась. Она говорила о своем детстве, об отце, о Мэй, о миссис Скаттергуд и нашествии крыс и насекомых в погреб (в этом месте Везунчик громко захохотал), о своих мечтах и желаниях, о своих страхах. Он был хорошим слушателем, и, когда Мэдди наконец замолчала, чувствуя усталость и сухость во рту, она не без удовольствия поняла, что никому и никогда, даже Одноглазому, не открывала так много, как этому пареньку.

— Итак, — сказал он, когда Мэдди закончила. — Ты открыла холм. Нашла дорогу сюда. — (Почему-то она не рассказала Везунчику о Сахарке.) — А теперь еще отыскала своего Шепчущего. Что дальше?

Мэдди пожала плечами.

— Одноглазый велел принести его.

— Всего-то? — Парень усмехнулся. — А он не подсказал тебе, как это сделать? Например, при помощи волшебной веревки или огнеупорного заклинания.

Мэдди молча покачала головой.

— Это же магия, верно? — спросил Везунчик. — Какая-то безделушка из Древнего века, вся обвешанная языческими рунами. С чего ты взяла, что она безопасна, Мэдди? С чего ты взяла, что не разлетишься вдребезги, как только возьмешь ее в руки?

— Одноглазый меня бы предупредил.

— Если бы сам знал.

— Ну, он же знал, что сокровище здесь.

— Гм. — Везунчик, похоже, остался при своем мнении. — Просто все это кажется странным. То, как он послал тебя сюда одну.

— Я же тебе сказала! — рассердилась Мэдди. — Так было безопаснее.

Повисла довольно долгая пауза.

— Дай мне договорить, — попросил Везунчик. — Мне кажется, твой дружок-путешественник многого тебе не рассказал. Сперва он говорит, что под холмом золото, потом — что это сокровище Старого мира, но не уточняет, какое именно, и наконец посылает сюда одну, ни словом не предупредив об опасности… В общем, ты когда-нибудь слышала сказку об Аладдине и волшебной лампе?

Мэдди начала закипать.

— Одноглазый — мой друг. Я ему доверяю, — огрызнулась она.

Везунчик пожал плечами.

— Твое дело.

— Никто не заставлял меня сюда идти, знаешь ли.

— Мэдди, он пичкал тебя сказками о Подземном мире с тех пор, как тебе исполнилось семь. Я бы сказал, он хорошо тебя вышколил.

Кулаки Мэдди сжались самую малость.

— Что ты имеешь в виду? Что он лгал мне?

— Я имею в виду, — сообщил Везунчик, — что есть много причин, чтобы посадить дерево. Можно просто любить деревья. Можно нуждаться в укрытии. Можно знать, что в один прекрасный день тебе понадобятся дрова.

Лицо Мэдди побелело от злости. Она сделала шаг вперед, рунная метка на ладони внезапно вспыхнула и из красновато-коричневой стала яростно-алой.

— Ты не знаешь, о чем говоришь!

— Послушай, я только сказал, что…

В одно мгновение руку Мэдди охватил огонь; колючий клубок рунного света взлетел с ее ладони. Это была Турис, Колючка, самая злая из рун, и Мэдди чувствовала, как она жаждет кусать, жалить, лягать причину ее ярости…

Встревоженная, девочка метнула ее в стену. Турис без толку взорвалась, оставив в воздухе резкую вонь горелой резины.

— Прямо в яблочко, — одобрил Везунчик. — Ну как, полегчало?

Но Мэдди повернулась к нему спиной. Да кем, во имя Девяти миров, он себя возомнил? Он всего лишь случайная пешка в этой игре, наблюдатель, достаточно смекалистый, чтобы войти в Подземный мир, но недостаточно умный, чтобы выбраться из него. Всего лишь подмастерье стеклодува, лишенный магии и волшебства.

«И все же, — подумала Мэдди, — что, если он прав?»

Она метнула на Везунчика взгляд через плечо и заметила, что тот с любопытством наблюдает за ней. «Вот брошу его здесь, — размышляла она, — и поделом. Пусть сгниет под землей или попадется в лапы гоблинам. Ничего другого он не заслуживает». Девочка резко встала и направилась ко входу в пещеру.

— Куда это ты собралась? — спросил Везунчик.

— За Шепчущим.

— Что, сейчас?

— Почему нет?

В голосе Везунчика появилась тревога.

— Да ты рехнулась! — Он схватил девочку за руку. — Уже поздно, ты устала и понятия не имеешь…

— Ничего, — отрезала она. — Я куда умнее, чем тебе кажется.

Везунчик горестно вздохнул.

— Мэдди, прости, — пробормотал он. — Прости меня и мой рот. Брат всегда говорит, что не худо бы его зашить.

Мэдди сверкнула глазами и пошла дальше.

— Мэдди. Пожалуйста. Не уходи. Я не хотел.

Теперь в его голосе звучало раскаяние.

Мэдди поняла, что смягчается. С какой стати ему было все принимать на веру? Его мир так отличается от ее мира, и вполне естественно, что он засомневался. У него нет магии, он ничего не знает о Шепчущем и, что более важно, не знает Одноглазого.

Но вот вопрос: знает ли Одноглазого она сама?

Сомнения, которые пробудил Везунчик, было не так-то легко отодвинуть в сторону. Молча поужинав остатками рыбы, Мэдди поняла, что устала, но отдохнуть не может. Пока Везунчик спал без задних ног, она напрасно пыталась поудобнее устроиться на каменистом полу, так как снова и снова возвращалась к одним и тем же мыслям.

«Есть много причин, чтобы посадить дерево». Так зачем Одноглазый посадил дерево? Зачем научил ее столь многому и все же так много от нее скрыл? И главное, откуда он может что-то знать о сокровище, потерянном после Зимней войны?

За ее спиной мирно спал Везунчик. Мэдди не понимала, как он может спать на такой безжалостной жаре, когда звуки Нижнего мира грохочут, словно гром, и эхом разносятся вокруг. Тем не менее он спал, уютно свернувшись в углублении скалы, положив под голову свернутую куртку, слегка подергиваясь, словно ему что-то снилось.

Возможно, он привык к жаре. Подмастерье стеклодува, должно быть, долгие часы топил печи, раздувая и поддерживая огонь, чтобы плавить стекло. Кроме того, он был удивительно изобретателен — для подмастерья — и имел время, чтобы привыкнуть к неудобствам.

И все же, когда Мэдди об этом подумала, она поняла, что, хотя Везунчик знает о ней очень многое, она не знает о нем почти ничего. Что он делает под холмом? Судя по его словам, он провел здесь две недели, а то и больше — серьезное нарушение договора об ученичестве, за которое его накажут по возвращении. Зачем подмастерье стеклодува явился сюда? И, что намного важнее, как подмастерье стеклодува сумел пробраться в Подземный мир?

В нескольких футах от нее спал Везунчик, сама невинность. Мэдди простить себе не могла, что не расспросила его, даже не подумала об этом до сих пор. Дел и без того хватало. К тому же у Везунчика не было магии, не было чар. Беркана подтвердила это — Везунчик не оставлял следа.

Но теперь даже это беспокоило Мэдди. Она постаралась в точности вспомнить, что увидела, когда Везунчик с сетью вернулся с камней. Конечно, она что-то должна была увидеть, по крайней мере его цвета. Везунчик молод, силен и умен. Он должен оставлять за собой четкий, яркий след-подпись. Но даже через Беркану цветов видно не было. Ни отблеска, ни искорки.

Мог ли он как-то спрятать их?

Какая тревожная мысль! Это значит…

Резко сев, Мэдди подняла руку и снова бросила Беркану, на этот раз сосредоточившись изо всех сил, глядя в рунное кольцо в поисках чего угодно… чего угодно необычного.

Подмастерье стеклодува спал, прижав одну руку к боку, другую распластав по скале. Теперь девочка увидела его подпись, яркую, буйно-фиолетовую, — она судорожно мерцала, пока парень спал.

Мэдди вздохнула с облегчением. Просто нервы, вот и все. Нервы и ее собственные страхи, заставляющие бояться собственной тени. Она опустила взгляд…

И уставилась на его левую руку — должно быть, он ослабил бдительность во сне. Три руны, словно тонкие хвосты цветного пламени, бежали по его ладони: Юр, Защитница:

и, перекрестно, Беркана и Ос, составное заклинание, защита на время сна:

Вот и вся его невинность, думала Мэдди. Одни боги знают, кто есть Везунчик на самом деле и почему он лгал, но кое-что о новом друге стало ясно. Никакой он не подмастерье.

Он Горячка, совсем как она.

Большинство рун можно нейтрализовать, либо перевернув, либо бросив другую руну, чтобы погасить эффект. Мэдди, обнаружив, что прячет на руке Везунчик, решила, что Тюр может сломать его защиту. Конечно, это до некоторой степени зависит от силы его чар, но у Мэдди было преимущество. К тому же сейчас его сопротивление должно быть минимальным.

Стараясь не побеспокоить спящего, Мэдди встала и молча бросила руну. Затем резко подтолкнула ее, заставив сработать.

Его заклинание мигнуло, но не поддалось.

Мэдди еще раз подтолкнула руну и одновременно бросила Беркану. Руны исчезли — и перед Мэдди открылось лицо, которое она уже встречала и которое теперь, когда она видела его истинные цвета, казалось неожиданно знакомым.

Его обличье не слишком изменилось. Примерно тот же вид и телосложение, разве что ростом повыше. Но он был старше, чем казался раньше, и даже во сне в его чертах было меньше невинности и больше коварства. Появились приметы, которых прежде не было. Рунная метка —

Кен, перевернутая, на голой руке. Рот Везунчика крест-накрест пересекали тонкие бледные шрамы, чересчур правильные, чтобы быть случайными.

Рука Мэдди упала. Слишком поздно она все поняла; слишком поздно вспомнила, что говорил Сахарок; слишком поздно вспомнила слова Одноглазого.

«Ммм… друг, — говорил Одноглазый. — Старый. Стал предателем в Зимней войне. Я думал, он мертв, и, наверное, так и есть, но у таких, как он, девять жизней, и он всегда был…»

— Везунчиком, — прошептала Мэдди, белея как полотно.

— В точку, — подтвердил Везунчик, открывая горящие глаза. — Но ты можешь называть меня Капитаном.

Он двигался быстро, очень быстро для человека, только что очнувшегося от глубокого сна. Но, к удивлению Мэдди, не попытался ударить ее, а только прыгнул к выходу из пещеры, так что мысль-стрела, которую девочка метнула в него, размазалась по стене, обрушив водопад каменных осколков.

Мэдди снова подняла руку, двигаясь к выходу, чтобы отрезать ему путь к бегству. На этот раз Везунчик не пытался бежать, он необыкновенно быстрым движением пальцев вызвал руну Кен, бросил ее — не в Мэдди, а в себя самого — и исчез (по крайней мере, так ей показалось), оставив только тонкий пороховой след там, где стоял, — след, который поспешно метнулся к выходу из пещеры.

Фиолетовая подпись не отставала. В тот же миг Мэдди вызвала Логр, Воду, и швырнула ее в огненный след, отчего тот резко остановился и наполнил воздух густым паром.

Через мгновение Везунчик материализовался, промокший до нитки и задыхающийся. Руна Логр вновь задрожала на кончиках пальцев Мэдди, готовая ударить. Везунчик медленно встал с поднятыми руками.

— Еще раз, и я тебя прикончу, — пообещала она.

— Да ладно тебе, Мэдди. Я думал, мы друзья.

— Ты мне не друг, — отрезала Мэдди. — Ты лгал.

Везунчик скорчил рожу.

— Разумеется, я лгал. А ты чего ожидала? Подкралась, вмазала по физиономии чем-то вроде гибрида кувалды и молнии, допросила, а потом… потом сказала, что вы большие друзья с Одноглазым, не с кем-нибудь…

— Значит, я права, — сказала Мэдди. — Кто ты?

Он сбросил маску, стоя перед ней в своем настоящем обличье. И снова показался Мэдди знакомым, хотя она была уверена, что никогда не встречала его. Быть может, видела в рассказе или на картинке из книг Одноглазого. Но она знала его, вне всяких сомнений, знала эти глаза.

— Послушай, я в курсе, что ты не доверяешь мне. Но Одноглазый очень многого тебе не открыл. А я расскажу, если хочешь.

— Кто ты? — снова спросила девочка.

— Друг.

— Нет, ты не друг, — возразила Мэдди. — Ты тот, о ком меня предупреждали. Вор. Тот, кто явился за Шепчущим.

— Вор? — Он засмеялся. — Мэдди, у меня столько же прав на Шепчущего, сколько у всех остальных. Даже больше, чем у некоторых, вообще-то.

— Тогда зачем ты лгал мне?

— Лучше спроси себя — зачем он тебе лгал?

— Одноглазый тут ни при чем, — отрезала Мэдди.

— Да неужели? — Выдержать взгляд Везунчика было сложно; его голос был тихим и странно убедительным. — Он знал, что я буду здесь. Спроси себя почему. Что же до Шепчущего — ты до сих пор понятия не имеешь, что он такое, верно?

Мэдди медленно покачала головой.

— И что он делает.

Она снова покачала головой. Везунчик засмеялся. Какой легкий и приятный звук, ужасно милый, невероятно заразительный. Мэдди улыбнулась в ответ и только потом поняла, в чем фокус. Она находится под воздействием чар!

— Прекрати это, — резко сказала девочка и бросила пальцами Юр. Раскаяния в Везунчике не наблюдалось. Даже под защитной руной что-то в его улыбке вызывало отклик. — Я тебя знаю, и Одноглазый тебя знает.

Везунчик кивнул.

— Он говорил тебе, что я предатель?

— Да.

— И что я переметнулся, когда у него дела пошли худо?

Мэдди снова кивнула.

Нет, в нем явно есть что-то знакомое; что-то, что она обязана вспомнить. Девочка изо всех сил старалась, но Везунчик говорил мягко и убедительно.

— Ладно, — продолжал он. — Выслушай меня. Спорим, что этого тебе старина Одноглазый не сказал. — Его улыбка стала жесткой, глаза в темноте горели зеленым пламенем и коварством. — Знай же, Мэдди: мы братья.

Глаза Мэдди изумленно распахнулись.

— Побратимы, присягнувшие друг другу на крови. Ты знаешь, что это значит?

Девочка кивнула.

— И все же он готов был нарушить клятву, предать брата ради блага своего дела, своей войны, своей власти. Ну как, хороша верность? Ты и правда считаешь, что тот, кто хотел принести в жертву брата, хоть на мгновение задумается, прежде чем принести в жертву тебя?

Мэдди казалось, что она тонет. Слова накатывали на нее, и она беспомощно тонула в них. Но даже во время борьбы с заклинанием ее вновь укололо мгновение узнавания, ощущение, что стоит только вспомнить, откуда она его знает, — и все встанет на свои места.

«Думай, Мэдди, думай».

Она снова вызвала защитную руну. Юр вспыхнула на кончиках пальцев, затмевая убедительные чары Кен.

«Думай, Мэдди. Думай».

Этот голос. Эти глаза. Серебристая сетка шрамов на губах, словно давным-давно кто-то чем-то очень острым…

Наконец она вспомнила старую сказку о том, как Обманщик поспорил с народцем тоннелей — умелыми кузнецами, сыновьями Ивальди — насчет того, кто искуснее, и поставил свою голову против их сокровищ. Обманщик проиграл, но, как только голову начали отрезать, он завопил: «Голова ваша, но шея — нет!» — и, вот так перехитрив их, ушел с добычей.

Обман разозлил карликов, и, чтобы отомстить, они зашили Локи рот. С тех пор его улыбка такая же кривая, как его мысли.

Локи. Обманщик. Как же она не сообразила? Она столько знала о его проделках, видела его лицо в дюжине книг. Одноглазый предупредил ее, как сумел; даже Сахарок звал его Кривым Ртом. А главная улика — вот она, на руке.

Кен. Живой Огонь. Перевернутая.

— Я знаю, кто ты, — сказала Мэдди. — Ты…

— Что имя? — усмехнулся Локи. — Носи его, точно плащ, выверни, сожги, выброси и одолжи другое. Уж Одноглазый-то знает об этом все; спроси его.

— Но Локи умер. — Мэдди покачала головой, — Умер на поле брани в Рагнарёк.

— Не совсем. — Он скорчил рожу. — Знаешь, оракул много чего не предсказал, и старые сказки часто искажаются при пересказе.

— Но в любом случае прошли сотни лет, — не унималась Мэдди. — Это же был Конец Света!

— Ну и что? — нетерпеливо возразил Локи. — В первый раз, что ли, или в последний? Клянусь бородой Тора, Мэдди, неужели Одноглазый ничему тебя не научил?

— Но разве это не значит, что ты… — Мэдди окончательно запуталась. — В смысле, асы… разве они не были… богами?

Локи небрежно махнул рукой.

— Богами? Ну и чему тут удивляться? Кто угодно может стать богом, главное — набрать побольше верующих. Даже не обязательно обладать какими-то силами. В свое время я повидал театральных богов, богов-гладиаторов и даже богов-сказителей. Мэдди, вам, людям, везде мерещатся боги. Чтобы не стыдно было не думать своей головой.

— Но я считала…

— «Бог» — просто слово, Мэдди. Как «Горячка». Как «демон». Просто слово, которым люди называют то, чего не могут понять. Переверни его — получится «гоб». Звучит ничуть не хуже.

— А как же Одноглазый? — спросила Мэдди, хмурясь. — Если он твой брат… — в изумлении она вспомнила еще кое-какие из тех старых историй, — значит, он…

— Ну да, — криво усмехнулся Локи. — Отец асов. Генерал. Старина Один собственной персоной.