Рунная магия

Рагнарёк. Конец света. По словам Ната Парсона, Великая Чистка Безымянного, единая титаническая попытка избавить Творение от зла и принести огнем, льдом и Бедствием Совершенный Порядок в миры. Выжил только род Ноя, по крайней мере так говорится в Хорошей Книге. Остальные уцелевшие — демоны и еретики, обманувшие смерть, — были низвергнуты в Нижний мир, дабы ожидать Конца Всего.

С другой стороны, Одноглазый рассказывал ей о пророчестве оракула и о последней великой битве Древнего века, о том, как Сурт-Разрушитель соединился с Хаосом и выступил против богов в Асгарде, как флот мертвецов на гробах-кораблях отправился ему на помощь из царства Хель.

В той последней битве боги пали, по горло в колдовстве и крови: Один, Последний Генерал, проглоченный волком Фенриром; Тор-Громовержец, отравленный ядом Мирового змея; однорукий Тюр; златозубый Хеймдалль; Фрей-Жнец; Локи…

— Но если они были богами, — спросила тогда Мэдди, — как могли они пасть? Как могли умереть?

Одноглазый пожал плечами.

— Все смертны.

Но вот перед ней стоит Локи и рассказывает совсем другую историю: о том, как павшие боги не погибли, но уцелели — ослабленные, разбитые, всеми забытые — и мечтали о возвращении, пока Хаос катился по Девяти мирам, сметая все на своем пути.

Прошли годы, установился новый Порядок. Его храмы выросли на руинах родников, курганов и стоячих камней, некогда посвященных старой вере. Даже сказки были запрещены («От забытого до убитого — один шаг», как говаривала Полоумная Нэн), и в конце концов марш Порядка вытоптал старые пути почти до небытия.

— И все же ничто не вечно, — бодро произнес Локи. — Времена меняются, народы приходят и уходят, перемены свойственны миру, как приливы — морю.

— Одноглазый говорит то же самое.

— Море без приливов скоро застоится, — продолжал Локи. — Так и мир, перестав меняться, закостенеет и погибнет. Даже Порядку нужно немного Хаоса. Один знал это, когда впервые приютил меня и дал клятву побратима. Остальные его не поняли. Они с самого начала из кожи вон лезли, чтобы выгнать меня. «У него в крови Хаос», — говорили они, но охотно пользовались моими талантами, когда им было выгодно. Они презирали обман, ненавидели ложь, но с радостью вкушали их плоды.

Мэдди кивнула. Она понимала, о чем он. Чужаков — людей с дурной кровью — постоянно винят и никогда не благодарят. О да! Она прекрасно его понимала.

— Когда Один приютил меня, — рассказывал Локи, — он прекрасно знал, кто я такой. Огонь нельзя приручить. Что с того, что я пару раз сорвался с привязи? Я спасал их шкуры чаще, чем кто-либо из них знает. И где благодарность? А в самом конце, — Локи снова криво, но с удивительным обаянием усмехнулся, — кто кого предал? Разве я виноват, что вышел из-под контроля? Я всегда просто следовал зову своей природы. Но несчастные случаи никто не отменял. Кое-что пошло не так. Настроение было не очень; крошечное, вполне объяснимое разногласие в трудное время. Внезапно обнаружилось, что старые друзья не так уж дружелюбны, и я начал подумывать о том, чтобы смыться, пока все не успокоится. Но они явились за мной и неуклюже отомстили. Наверное, ты слышала как.

— Вроде того, — ответила Мэдди, которой была известна несколько иная версия. — Но мне казалось… вроде бы я слышала, что ты убил Бальдра Справедливого.

— Не убивал! — сердито рявкнул Локи. — В смысле, никто не доказал, что я убил. Как насчет презумпции невиновности? Кроме того, он считался неуязвимым. Разве я виноват, что он им не был? — Его лицо снова потемнело, глаза загорелись злобой. — Один мог остановить их, он был Генералом, к нему бы прислушались. Но он был слаб. Он предвидел приближающийся конец и хотел собрать побольше народу на своей стороне. Так что он закрыл глаз — прошу прощения за каламбур — на происходящее и отдал меня в руки врагам.

Мэдди кивнула. Она знала эту историю — по крайней мере, ее часть: как асы приковали Локи к скале, как Скади-Охотница, которая всегда его ненавидела, подвесила змею, чтобы та капала ядом ему на лицо, как удача отвернулась от асов с того дня и до Конца Света и как Локи вырвался на свободу в канун битвы, чтобы принять участие в последовавшем разрушении.

Совершенно ясно, что Локи ни о чем не жалеет. Он так и сказал Мэдди, когда говорил о последнем сражении асов — битве, которую Одноглазый называл Рагнарёк.

— Наверное, я мог бы их спасти, если бы в конце они держались меня. Кто знает, может, я сумел бы даже повернуть битву вспять. Но они сделали выбор. Он сделал выбор. И мир кончился, и вот где мы. Мы — скудные остатки — прячемся в пещерах или плетем жалкие заклинания, стараясь понять, что пошло не так.

Мэдди кивнула. Голос Одноглазого пронесся в голове, предупреждая, что это Локи — Локи! — и что ни в коем случае ни очарование, ни лесть, ни обман не должны заставить ее потерять бдительность. Девочка вспомнила слова Одноглазого о том, что очарование сопутствует детям Хаоса, и решила делить надвое все, что Локи говорит ей.

Однако рассказ Локи был опасно правдоподобным. Он объяснял столь многое из того, что Одноглазый не хотел обсуждать, хотя кое-что все равно было сложно понять, особенно манеру Локи говорить о богах как о людях — уязвимых, ошибающихся, осажденных. Мэдди выросла на рассказах об асах, научилась считать их друзьями, втайне мечтала о них, но даже в самых безудержных фантазиях не представляла, что когда-нибудь встретит одного из них, будет говорить с ним как равная, прикасаться к существу, которое жило в Асгарде, которое стоит перед ней с таким человеческим рубцом на переносице, — рубцом, который оставила ее собственная мысль-стрела…

— Значит, ты… бессмертен? — наконец спросила она.

— Никто не бессмертен, — покачал головой Локи. — Просто некоторые живут дольше других, вот и все. И чтобы выжить, приходится меняться. Почему, как ты думаешь, моя руна перевернута? Или почему перевернута руна Одина, если на то пошло?

Мэдди глянула на рунную метку на его руке. Кен, Огонь, по-прежнему мерцала на ней, фиолетовая на бледной коже. Могущественный знак, даже перевернутый. Мэдди сама использовала его достаточно часто, чтобы знать, что его носителю нужно выказывать почтение, но не доверие.

— И каким образом твоя руна стала перевернутой?

— Очень болезненным, — ответил он.

— Вот как, — сказала Мэдди.

Повисла пауза.

— Ладно, а кто такие Горящие? Горящие, Горячки, без разницы…

— Что ж, все мы теперь Горячки. — Локи пожал плечами. — Как и все, кого коснулось Пламя. Демоны, как сказал бы твой пастор. Конечно, я всегда был Горячкой — что поделаешь, дитя Хаоса, — но для Генерала это, должно быть, непросто, ведь он всегда был повернут на Законе и Порядке. — Локи усмехнулся. — Наверное, ему непросто принять, что, по крайней мере для новых богов, для Ордена он теперь враг.

— Новых богов?

Локи кивнул, на этот раз не улыбаясь.

— То есть все это тоже реально? Безымянный и то, что Нат Парсон читает по Книге Бедствия?

Локи кивнул.

— Так же реально или воображаемо, как любой из нас, — произнес он. — Ничего удивительного, что твоему пастору так не нравятся старые пути. Он знает врага, не сомневайся. И он, и такие, как он, не будут в безопасности, пока не вычистят нас из Девяти миров, пока не забудут все сказки, не подчинят все чары, не погасят всех Горящих до последней искорки и огонька.

— Но… я Горящая, — сказала Мэдди, разжимая руку и глядя на свою собственную рунную метку, которая светилась, как уголек.

— Это так, — согласился Локи. — Вне всяких сомнений, с такой-то руной. Неудивительно, что он помалкивал о тебе. Ты совершенно уникальна и для него дороже любого сокровища, как и для меня и для любого другого, кто сумеет привлечь тебя на свою сторону.

Рунная метка Мэдди пылала, змейки тонкого пламени бежали от нее к кончикам пальцев.

— Оракул предсказал тебя, — продолжал Локи, зачарованно наблюдая. — Он предсказал новые руны для Нового века, руны целые и несломанные, которыми можно будет переписать Девять миров. Твоя руна называется Эск, Ясень, и, когда Одноглазый увидел ее на твоей руке, он, должно быть, решил, что настал день рождения и Новый год, вместе взятые.

— Эск, — тихо повторила Мэдди, сплетая пальцами огненную «колыбель для кошки». — По-твоему, Одноглазый давным-давно это знал?

— Уверен, — сказал Локи. — Ведь это ему, Одину, сделали пророчество.

Какое-то мгновение Мэдди размышляла над этим.

— Зачем? — спросила она. — Чего он хочет? И что такое этот… Шепчущий, который нужен ему прямо позарез? Оракул говорил о нем?

— Мэдди, — заулыбался Локи, — оракул — это и есть Шепчущий.

В пещере была спрятана фляжка темной медовухи. Локи дал Мэдди глотнуть, а остальное выпил сам за рассказом.

— Шепчущий, — начал он, — это древняя сила, древнее даже самого Генерала, хотя Одину не нравится, когда об этом напоминают. История Шепчущего берет начало в самом рассвете Древнего века, в первых войнах Порядка и Хаоса, и — если спросишь меня — она бросает тень на обе стороны. Конечно, твой покорный слуга был совершенно нейтрален в то время…

Мэдди скептически подняла бровь, и Локи обиделся:

— Я не понял, тебе интересна эта история или нет?

Девочка кивнула.

— Ладно. Давным-давно, в дни юности Генерала, Асгард был цитаделью Совершенного Порядка, в нем и искорки магии не было. Ваны — чародеи с границ Хаоса — обладали огнем и годами вели войну с асами, пока не поняли, что победителя в ней не будет. И тогда они обменялись заложниками в знак доброй воли. Асам достался Ньёрд с детьми, Фреем и Фрейей, а ванам — Хёнир, хороший парень, но не слишком сообразительный, и хитрый старый дипломат Мимир, который воровал их чары, давал советы и втайне шпионил для асов. Но ваны скоро поняли, что приютили пару шпионов, и в отместку убили Мимира и послали его голову обратно в Асгард. Однако Генерал уже получил то, что хотел: руны Старого алфавита, буквы древнего языка, создавшего мир.

— Язык Хаоса, — вставила Мэдди.

Локи кивнул.

— Воровство пришлось Хаосу не по нутру. Так что Один с помощью своих новых сил оживил голову Мимира и волшебством заставил ее говорить. Мало кто возвращается после смерти, и то, что они говорят, обычно стоит послушать. Смерть наделила старого Мимира даром прорицания, бесценным для Генерала. Но дар достался дорогой ценой. Один заплатил за него глазом. Что же до Мимира, или Шепчущего, как называл его Один… — Локи прикончил медовуху, — не думаю, что он тогда особо о нас беспокоился, так что я бы не рассчитывал сейчас на его расположение. Я пытался поговорить с ним, но он всегда меня недолюбливал, даже в прежние дни. А насчет того, чтобы вытащить его отсюда…

— Но чего же вы от него хотите? — поинтересовалась Мэдди. — Почему он так важен?

— Мэдди, милочка! — Локи начал терять терпение. — Шепчущий — это тебе не безделушка какая-нибудь. Это оракул. Он многое знает. Он предсказал Рагнарёк и много чего еще, что мне не мешало бы знать в то время. Если бы Один повнимательнее отнесся к его пророчеству, а не пытался доказать, что оно неверно, то, может, Рагнарёк закончился бы иначе.

Локи помолчал, давая Мэдди обдумать его слова.

— Но теперь-то он на что, этот Шепчущий? — спросила она.

— Второй шанс, — Локи криво улыбнулся. — Слушай, Мэдди, Один вложил в то старое заклинание половину себя. Другая половина Генерала находится в самом расцвете сил. Подумай, что он может сделать, обладая Шепчущим. Силы, которых ты и представить не можешь, только и ждут, чтобы их выпустили на волю. Силы из царства Хаоса. — Он вздохнул. — Но чертова штука себе на уме и не обязана сотрудничать. Тем не менее есть ребята, которые отдадут все на свете, лишь бы наложить на него лапы. Разумеется, есть и другие, которые отдадут все, чтобы им помешать.

— Боги, — сказала Мэдди.

— Аминь, — согласился Локи.

Он добавил, что нашел Шепчущего, когда ходил на разведку лет эдак через сто после конца войны. Вокруг царили резня и Хаос. Многие пали: одни исчезли навеки, другие были погребены подо льдом, третьих пожрали костры Хаоса. Выжившие были низвергнуты в Нижний мир, но Локи, как всегда скользкий, умудрился спастись.

— Ты сбежал из Черной крепости? — спросила Мэдди.

Локи пожал плечами.

— Со временем.

— Как?

— Долго рассказывать, — ответил Локи. — Скажем, я нашел… другое прибежище в Нижнем мире. И именно там обнаружил Шепчущего, хотя вскоре понял, что он для меня бесполезен. Он узнал меня, разумеется, но лишь насмехался и оскорблял. Он не одолжил мне и искры магии и, уж конечно, не стал прорицать. Я думал, может, вытащить его из ямы да поторговаться с кем-нибудь из выживших асов…

— Выживших асов? — быстро повторила Мэдди.

— Слухи, всего лишь слухи. Мне казалось, что Один еще ошивается рядом. Несомненно, мне пошло бы на пользу, если бы я смог принести ему Шепчущего. И конечно, вернув Генерала на свою сторону, я защитился бы от нападок бывших коллег, которые точат на меня зуб. Или даже молот.

Локи рассказал, что с тех пор много раз пытался достать Шепчущего из его пламенной люльки. Но до сих пор не нашел способа разбить чары, что держали его в огненной яме, — чары, пережившие Рагнарёк, чары, с которыми его перевернутая и оттого ослабевшая магия не в силах была бороться.

Потерпев неудачу, Локи сделал холм неприступным, собрал армию гоблинов, сплел паутину чар, создал лабиринт коридоров, чтобы спрятать Шепчущего от мира.

— А может, ему лучше остаться защищенным, — заключил Локи. — Разве что Один дал тебе какую-нибудь подсказку? Чары, инструмент, может, слово?

— Нет, — ответила Мэдди. — Ни единого заговора.

Локи с досадой покачал головой.

— Тогда забудь о нем. Это все равно что ловить луну на удочку.

Мэдди чуть-чуть подумала.

— Так, по-твоему, это безнадежно? — наконец спросила она. — Действительно нет никакого способа вытащить Шепчущего?

Локи пожал плечами:

— Не сомневайся, я пробовал. Если Генерал хочет поговорить с ним, ему придется спуститься сюда собственной персоной.

— Возможно, — задумчиво произнесла Мэдди.

— Знаешь, ты могла бы сказать ему кое-что. Рагнарёк кончился. Для Порядка мы все враги. Возможно, нам стоит пересмотреть отношение друг к другу. Похоронить злобу. Начать заново.

— Ты предал асов, — возразила Мэдди. — И ты рехнулся, если думаешь, что они когда-нибудь примут тебя обратно.

— Асы! — Неожиданно ее слова попали в точку; мгновение глаза Локи пылали неприкрытой яростью. Его цвета тоже вспыхнули, из призрачно-фиолетовых стали огненно-алыми. — Они только и умели, что использовать меня, когда им это было удобно. Едва замаячит беда, сразу ноют: пожалуйста, Локи, придумай что-нибудь. А как только все кончится: убирайся к себе в конуру. И даже спасибо не скажут! В Асгарде меня всегда держали за второй сорт, и никто из них не давал мне забыть об этом.

— Но ты сражался против них в Рагнарёк, — сказала Мэдди, которая начала питать к этому опасному типу куда больше симпатии, чем отваживалась признать.

— Рагнарёк, — с издевкой повторил Локи. — А на чью сторону я, по их мнению, должен был встать? У меня не было стороны. Асы отвергли меня, ваны всегда ненавидели, а для Хаоса я был предателем, заслуживающим смерти. Никто не принял бы меня, так что я, как обычно, заботился о себе любимом. Ну ладно, может, и свел пару счетов по пути. Но я считаю, что все это в прошлом. Генералу нечего меня опасаться.

— Да что ты говоришь? — не поверила Мэдди.

Локи криво улыбнулся.

— Мэдди, — начал он, — последние пятьсот лет я в основном прячусь в Подземном мире. Ну ладно, это не Черная крепость, но хорошего тоже мало. Здесь темно, здесь воняет, здесь полным-полно гоблинов, и мне постоянно приходится быть настороже… Кроме того, если я правильно прочел знаки, очень скоро настанет время, когда никто из нас не будет в безопасности. Тогда даже самой глубокой норы не хватит, чтобы спрятаться от врагов.

— И что?

— И то, что я устал прятаться, — сказал Локи. — Я хочу домой. Я хочу снова увидеть небо. И что важнее, хочу, чтобы Генерал растолковал всем, кто может до сих пор таить на меня злобу, что я официально вернулся на сторону богов.

Он замолчал, лицо его стало задумчивым.

— Грядет война. Я чувствую это, — произнес Локи. — Мне не нужен оракул, чтобы это узнать. Орден вышел на марш, несет Слово всем Срединным мирам. Один это знает. По моим сведениям, последние лет сто он провел, курсируя между этим местом и Краем Света, отслеживая прогресс Ордена, пытаясь узнать, сколько времени у нас осталось. Полагаю, что нисколько. Вот почему нам нужен Шепчущий. Что до меня, — Локи усмехнулся и отставил бутылку, — Мэдди, я ничего не могу поделать. Хаос у меня в крови. Если идет война, я хочу сражаться.

Мэдди долго молчала.

— Ну так скажи ему это, — наконец предложила девочка.

— Что, встретиться с ним наверху? — удивился Локи. — Ты, наверное, выжила из своего жалкого умишка.

— Ты серьезно считаешь, что Одноглазый сам спустится к тебе?

— Ему придется, — возразил Локи. — Если ему нужен оракул. У него он выведает все секреты, планы и стратегии Ордена. Без него ему войну не выиграть. И уж конечно, он не позволит оракулу попасть в руки другой стороны. — Локи усмехнулся. — Так что, видишь, Мэдди, у Одноглазого нет выбора, кроме как принять мои условия. Приведи ко мне Одина, и я дам ему поговорить с Шепчущим. Без этого я, если честно, не поставлю на Генерала, когда сюда явится Орден.

Мэдди нахмурилась. Как-то слишком гладко получается. Она уже испытала на себе обаяние Локи, но его репутация была хорошо известна, а побуждения — на редкость прозрачны. Девочка посмотрела на него и увидела, что Локи наблюдает за ней с опасным блеском в горящих глазах.

— Ну? — спросил он.

— Я тебе не верю, — сообщила Мэдди.

Локи пожал плечами.

— Я привык. Но почему бы и нет? Ты сильна. Ты уже побила меня однажды.

— Дважды, — уточнила Мэдди.

— Какая разница, — сказал он.

Мэдди немного подумала. Она поняла — довольно поздно, — что в действительности имеет мало представления о силах Локи. Конечно, она побила его — или нет? Битва была нечестной. Она застала его врасплох. А может, он позволил ей застать себя врасплох, подумала она. Может, это тоже было частью его плана.

Мысли Мэдди понеслись вскачь. Что она знает о Шепчущем? Локи сказал, что это оракул. Сила Древнего века; старый друг Одноглазого, враг Хаоса. Локи сказал, что Шепчущий ненавидит его, только и делает, что насмехается над ним. Но Одноглазый говорил, что Шепчущий сам придет к ней, и внезапно девочка подумала: а что, если Локи тоже как-то узнал об этом?

Что, если Локи направил ее по ложному пути? Если вовсе не собирался спасать Шепчущего, а лишь пытался удержать его?

Может ли быть такое, что Локи сам поймал Шепчущего в огненную яму, не сумев заставить работать на себя?

В конце концов, огонь — его стихия. Что, если все это — лишь тщательно подстроенная ловушка с целью заманить Одноглазого в Подземный мир, где у Локи были столетия на подготовку к их возможному последнему поединку?

— Ну? — нетерпеливо поторопил Локи.

Что ж, слишком поздно тратить время на вопросы. «Вчерашний эль — всего лишь утренняя моча», — говаривала Полоумная Нэн. Мэдди полагала, это значит, что если кто-то и вытащит ее из передряги, то уж никак не королевская гвардия.

— Ну?

Мэдди вздохнула. В голове ее потихоньку начал складываться план, довольно отчаянный, но ничего другого она не могла придумать за такой короткий срок.

— Хорошо, — сказала Мэдди. — Но сначала ты должен мне показать.

— Что показать?

— Шепчущего.

Следуя за Локи, стараясь не выпускать его из виду, Мэдди вернулась в зал с огненной ямой. Он легко и радостно согласился на требование девочки, но цвета его чуть потускнели, указывая на то, что он вовсе не был доволен. Мэдди знала, что Локи хитер (хитрость — его второе имя), и если он уже заподозрил, что именно она хочет сделать, нет никакой возможности предугадать его реакцию.

Они пробрались на подветренную сторону ямы, укрываясь за уступом скалы, пока гейзер не иссяк. Затем, во время короткого затишья между двумя выбросами, Локи шагнул вперед и встал на краю колодца.

— Держись подальше, — велел он Мэдди. — Это может быть опасно.

Мэдди смотрела на неподвижно стоящего Локи; его цвета пылали неожиданно ярко, а мизинец и безымянный палец на правой руке раздвинулись руной Юр.

По его лицу тек пот, кулаки были сжаты, глаза плотно зажмурены, словно в ожидании болезненного испытания. По крайней мере, сейчас он не притворялся. Девочка чувствовала усилия, которые прилагал Локи, видела дрожь его мышц и напряжение в каждой части его тела, когда он, натянутый как струна, ждал Шепчущего.

Даже когда гейзер начал снова просыпаться и тихий ропот превратился в приглушенный грохот, Локи не пошевелился, он ждал, невзирая на опасность, терпеливо, как рыбак, подстерегающий форель.

Прошли уже две минуты, и Мэдди слышала, как готовится извержение, словно неистовый рев в горле великана.

Потом, почти незаметно, Локи пошевелился.

Если бы Мэдди не смотрела во все глаза, она, возможно, все пропустила бы, поскольку стиль работы Локи очень отличался от ее собственного. Под руководством Одноглазого Мэдди научилась ценить осторожность и аккуратность превыше всего, убеждать руны, а не швырять их, обращаться с ними бережно, словно иначе они могут взорваться.

Но Локи был стремителен. Балансируя, точно канатный плясун, на краю ямы, из которой бил вверх столб пара, он поднял голову и как-то странно и быстро покачал рукой. Одновременно он сменил простое обличье на пламенное — лицо его почти скрыли танцующие языки огня — и осыпал столб рунами, точно пригоршней шутих.

У Мэдди не было времени прочитать их все. Ей показалось, она узнала Иса и Наудр. Но что это за похожая на крылатку клена руна-челнок, снующая сквозь кипящий поток, или та, что разбилась на дюжину сверкающих осколков, едва коснувшись пламени?

Однако времени задаваться вопросами не было, поскольку гейзер выстрелил. Столб пара ударил в свод, подбросив каменные обломки в выжженный воздух. Внутри столба Мэдди увидела нечто, зависшее на мгновение в мощном потоке огня и пара и вылетевшее, словно пробка из бутылки. Она наполовину услышала, наполовину почувствовала молчаливый зов этого нечто —

«?»

«?»

когда оно снова рухнуло в яму.

Локи в пламенном обличье укрылся за обломком скалы. Там он принял свою истинную форму. Лицо его раскраснелось, волосы слиплись от пота, от одежды несло гарью. Тем не менее он казался веселым, его глаза сверкали после схватки сверхъестественным огнем. Он повернулся к Мэдди.

— Ну что, видела?

Девочка тревожно кивнула, вспоминая, как нечто быстро выскочило на поверхность, как проникал сквозь него свет и как это нечто позвало ее…

— Это был Шепчущий. Ох! — вскрикнул Локи, дуя на обожженные руки.

— Но он живой!

— В некотором роде — да.

Теперь Мэдди видела, как дорого ему обошлось усилие: несмотря на беспечный тон, Локи дрожал и задыхался, цвета его потускнели.

— Я и правда ему не нравлюсь, — сообщил он. — Хотя, если честно, сомневаюсь, что он любит хоть кого-то из нас. Что же до того, чтобы вытащить его отсюда, — ты сама видела, каково это. Если Один хочет посоветоваться с оракулом, ему придется нелегко.

Повисло молчание. Мэдди глядела на огненную яму, а Локи восстанавливал дыхание. Затем девочка осторожно встала. Она чувствовала, что близится новое извержение; скорее ощущала, чем слышала, как под чудовищным давлением разбегаются под ногами огненные трещины.

— Что ты делаешь? — спросил Локи. — Ты не поняла, что я сказал?

Мэдди шагнула к огненной яме. Внизу булькало жидкое пламя. Локи последовал за ней, ему стало не по себе, но он умело это скрывал — не считая его цветов, которые выдавали тревогу и усталость. Что бы он ни сделал с Шепчущим, это отняло у Локи большую часть чар, и Мэдди намеревалась использовать данное преимущество.

Она остановилась на краю ямы.

— Смотри под ноги, — небрежно посоветовал Локи, — если, конечно, не спешишь оказаться в Подземном мире.

— Секундочку, — попросила она, заглядывая в огненную глотку.

Яма готова была вот-вот взорваться. Мэдди чувствовала запах прачечной; тонкие волоски в ее носу начали потрескивать. Глаза жгло, руки дрожали, когда она тоже изобразила руну Юр.

— Осторожнее, Мэдди, — предупредил Локи.

На дне ямы заревел горячий воздух, подземная река хлынула в поток кипящего камня. Через секунду пар заполнит яму, через две поднимется столб раскаленного газа и пепла.

Мэдди лишь надеялась, что правильно выбрала время.

Она балансировала на самом краю огненной ямы. Камни под ее ногами были скользкими от серы и стекловидных остатков многих, очень многих извержений. Она попыталась вспомнить, как Локи проделал это, балансируя на краю, словно канатный плясун, как руки его перебирали руны с такой быстротой, что Мэдди едва успевала разглядеть их до того, как они тонули в облаке пара.

Локи стоял прямо за ее спиной. Кожу девочки покалывало от его близости, но она не осмеливалась обернуться: Локи не должен видеть, что она замышляет. Внутри ямы пламя топки посветлело, став из оранжевого желтым, из желтого почти белым. Когда сила начала собираться, Мэдди полностью сосредоточилась на Шепчущем.

«Если ты позовешь его — он придет к тебе».

Она чувствовала это, слышала у себя в голове…

«?»

А потом и сама выкрикнула, не словами, а чарами — тем, что Локи называл языком Хаоса. Мэдди никогда не учила этот язык и все же чувствовала, как он связывает ее с Шепчущим, сливается с ним, точно ноты в давно забытом аккорде.

Наконец она увидела в глубине ямы что-то похожее на колыбель для кошки, сотканную из света, замысловатый узор, в котором много, очень много рун и подписей вновь и вновь пересекались все более запутанными нитями.

«Сеть», — подумала она и во второй раз ощутила ответ — мерцание, зов — того, что висело в яме. Сеть, совсем как та, которой Локи ловил рыбу…

«!»

И эту сеть она собиралась использовать против него. Но руны Локи вели нечестную игру, искажались и вертелись в ее пальцах. Наудр, Связующая; Турис, Колючка; Тюр, Воин; Кен, Огонь; Логр, Вода; Иса, Лед.

Руны Локи — ловушка для Локи. Даже потянув за них, девочка чувствовала, как они движутся, выбиваются украдкой из ряда, ждут, когда она на мгновение ослабит внимание.

— Мэдди! — крикнул Локи из-за ее спины, и ей не нужно было рун, чтобы почувствовать его страх.

Он коснулся рукой ее плеча. Мэдди покачнулась, с тревогой думая о яме возле ног. Достаточно подтолкнуть, подумала она…

Девочка снова позвала то, что было в пламени, и по пещере эхом разнесся крик. Мэдди дернула сеть со своей добычей из чар вверх, к себе, вон из ямы. И в тот же миг ударил гейзер. Пар гигантским раскаленным молотом вылетел из узкого отверстия. На мгновение все стало белым. Запах прачечной наполнил пещеру, Мэдди окутал обжигающий плащ. В ту же секунду Локи отшатнулся, и одновременно Мэдди бросила сеть, не в Шепчущего в его огненном столбе, а прямо за спину, в лицо Локи.

Он не успел защититься. Мелькнули руны Старого алфавита: Наудр, Турис, Тюр и Ос, Хагал и Кен, Иса и Ур. Сеть упала, туго спеленав Локи, точно рыбу, затем Эск, личная руна Мэдди, швырнула Обманщика через пещеру. Огненный столб вырвался на волю, осыпав обоих пеплом, серой и осколками вулканического стекла.

Этот взрыв был мощнее всех предыдущих. Он отбросил Мэдди на двадцать футов, девочка упала на колени, наполовину оглушенная. За ее спиной извержение достигло вершины: зола и пепел наполнили воздух, горящие камни падали вокруг. Что-то тяжелое рухнуло на землю всего в нескольких ярдах от того места, где она стояла.

— Локи?

Голос Мэдди безжизненно отразился от влажных стен. Наполовину ослепнув от обжигающего пара, задыхаясь, она улеглась рядом с плоским камнем. Непривычное действо почти истощило ее чары. Если бы он напал прямо сейчас, она в ответ могла бы бросить разве что заклинание.

— Локи? — позвала она.

Тишина.

Через минуту извержение утихло, пещеру наполнили сернистые испарения. Мэдди рискнула осмотреться, но в болезненно-желтой дымке ничего не было видно.

Затем, когда туман рассеялся и стали очевидны размеры ущерба, Мэдди поняла, почему она ничего не видела. Потолок над ними частично обрушился, яму завалило камнями. Одна особенно большая глыба, ближний край которой был утыкан обломками сталактитов, лежала поверх всей кучи, как кулак в латной рукавице.

А Локи?

А Шепчущий?

Ни того ни другого не было видно в развалинах пещеры.

Прошло еще несколько минут, прежде чем Мэдди смогла встать. Она покачивалась, смахивая золу с волос. Перед глазами все по-прежнему плыло из-за взгляда в огненную яму. Лицо и руки горели, как от солнечных ожогов.

Еще раз затрясло и успокоилось, после чего пещера показалась зловеще тихой. Пыль струилась с разбитого свода на гигантскую гору камня и валунов, окончательно скрывая тот конец пещеры, в котором очутились Локи и его сеть.

«Поздравляю, Мэдди, — сухо произнес голос в ее голове. — Ты стала убийцей».

— Нет, — прошептала Мэдди, ужаснувшись.

Разумеется, она не хотела причинить ему вред. Просто удержать на расстоянии, не подпускать к себе, пока будет звать Шепчущего. Но все случилось так быстро! У нее не было времени измерить свою силу. И если теперь по ее вине он лежит здесь, размазанный этим каменным кулаком…

Теперь не только испарения из ямы мешали Мэдди дышать. Груда камней, столь похожая на курган Древнего века, почти полностью забила пещеру. Девочка нерешительно направилась к ней. Вопреки всему какая-то часть ее верила, что Локи может оказаться пойман, но невредим, и она судорожно принялась переворачивать камни поменьше в тщетных поисках обрывка рукава, сапога, тени…

Подписи.

Ну конечно! От досады Мэдди готова была ударить саму себя. Дрожащей рукой бросив Беркану, она мгновенно отыскала его безошибочный огненный след. Ни одна световая подпись не похожа на другую, ну а подпись Локи, как и Одноглазого, была необычно сложной и живой.

Живой!

Хороший следопыт знает возраст волка, на которого охотится; знает, хромает ли тот, с какой скоростью бежит и когда убил в последний раз. Мэдди была менее искусна, но все же заметила обрывки сети и следы мысли-руны, которую бросила.

В той последней руне заключалась чудовищная сила, достаточная, чтобы обрушить свод, пока Мэдди тащила Шепчущего из ямы. Части Эск, как осколки взорвавшейся бутылки с имбирным элем, усеивали пол в том месте, где руна ударила, пришпилив Локи, точно бабочку, прежде чем свод обрушился на него.

Но потом…

Вот же он, этот цвет, против всякого здравого смысла ведет прочь из груды камня. Не старый след, не обрывок, а подпись, бегло написанная характерным светящимся фиолетовым цветом на скале.

По ее блеклости Мэдди поняла, что Локи старался спрятаться, но то ли он был слишком слаб, чтобы скрыть свой цветной след, то ли падающие камни совершенно отвлекли его, потому что вот она, подпись, вне всяких сомнений, ведет к выходу из пещеры.

Там Мэдди и нашла Локи. Он лежал за большим камнем, прикрыв лицо рукой, пальцы которой все еще были раздвинуты руной Юр, Защитницей. Локи лежал очень тихо, на камнях вокруг была кровь — слишком много крови.

Сердце Мэдди подскочило в груди. Дрожа, она опустилась на колени, протянула руку и коснулась его лица. Кровь вытекла из узкого пореза над бровью. Должно быть, камень ударил Локи, когда он бежал, если, конечно, это не тот же самый камень, что выбил из него дух. И все же Локи был жив.

От облегчения Мэдди громко захохотала, но призадумалась, услышав, как зловеще грохочет эхо в развалинах пещеры.

Локи жив, напомнила себе девочка, но как только очнется, он станет вдвойне опасен. Здесь его территория. Одни боги знают, что ему подвластно. Ей надо выбираться, и поскорее.

Мэдди огляделась. В пещере по-прежнему резко пахло огненной ямой, но после того, как дождь из обломков прекратился, стало прохладнее. Девочка увидела, насколько близка была опасность: кусок вулканического стекла размером с кабанью голову пролетел по воздуху, промазав на пару дюймов, и лежал у ее ног, все еще светясь.

Мэдди бегло оценила ситуацию. Дело дрянь: у нее ничего не вышло, она потеряла Шепчущего, ее сила истощилась, она погребена в тоннелях Подземного мира, и между ней и поверхностью — многие мили коридоров и галерей.

И все же, подумала Мэдди, план был хорош. Он должен был сработать. На мгновение между ними установилась связь. Шепчущий должен был ответить на ее зов. Он почти ответил… но, как говаривала Полоумная Нэн, «кобылка почти никогда не приходит первой».

Мэдди в отчаянии огляделась вокруг. Во имя всего святого, что ей теперь делать?

— Убей его, — произнес голос сзади.

Пораженная, Мэдди обернулась.

— Давай. Он заслужил.

Это был мужской голос, сухой, довольно суетливый и неодобрительный, как у Ната Парсона в середине проповеди. Но поблизости никого не было; вокруг волновались красноватые тени, огненная яма дышала.

— Где ты? — прошептала Мэдди.

— Просто убей его, — повторил голос. — Окажи мирам услугу. Лучшей возможности тебе не представится.

Мэдди посмотрела налево, посмотрела направо, но никого не увидела.

Неужели она это вообразила? Неужели она так одурманена дымом и испарениями? Что-то внутри ее тихо, но настоятельно убеждало бежать, говорило, что гейзер вот-вот снова выплеснется, что она уже наполовину отравлена испарениями из огненной ямы и что если она не выберется на более свежий воздух, то рухнет в обморок. Но все это сейчас казалось неважным. Настолько проще забыть обо всем, закрыть глаза и ни о чем не думать!

— А ну прекрати! — резко приказал голос. — Ты что, совсем тупая? Смотри вниз, девочка, смотри вниз!

Мэдди опустила взгляд.

— Ниже.

— Но здесь ничего… — начала Мэдди и тут же замолчала.

Глаза ее расширились, когда она увидела — по-настоящему увидела — то, что с грохотом приземлилось почти у ее ног и все еще светилось жаром своей огненной колыбели.

— Ну наконец-то, — усталым тоном произнес Шепчущий. — А теперь, если можешь, приложи еще капельку усилий и хотя бы пни за меня этого мерзавца.

Насколько было известно, коридоры под холмом Красной Лошади никто никогда не наносил на карту и не пересчитывал. Даже Капитан не знал их все: хоть он и использовал холм столетиями в качестве убежища и места сбора для гоблинов, но не был ни создателем его, ни хранителем всех его секретов.

Ходили слухи, что если спуститься достаточно глубоко, то можно пройти по Стронду до самого Нижнего мира и до Черной крепости, что стоит на реке Сон, но никто не знал, правда ли это, — кроме, быть может, Капитана, но всякий гоблин, достаточно тупой, чтобы спросить его о подробностях, заслуживал печальной участи.

Сахарок-и-кулёк дураком не был. Однако он был любопытен — возможно, более любопытен, чем того требовала осторожность, — и видел множество странных вещей, которые отчаянно пытался исследовать. Все началось с девчонки, которая знала его истинное имя и спустилась туда, куда ни один гоблин не отваживался забраться, но где время от времени пропадал Капитан и откуда он возвращался в дурном настроении, пропахший дымом.

Потом эти события в Надземном мире. Обычно они мало занимали Сахарка. Гоблины не любят хлопот, если, конечно, не сами их причиняют, и частые визиты на холм Красной Лошади, предпринимаемые властями и пастором, будоражащим округу, располагали к тому, чтобы спокойно сидеть под землей.

Но на этот раз Сахарок почувствовал: зреет что-то посерьезнее обычного напряжения между людьми и фейри. Пошли всякие слухи, и всадник на нагруженном жеребце галопом мчался к Хиндарфьяллу. К тому же попахивало чем-то вроде ладана и горелой стерни, а полчаса назад Капитан вернулся с очередного набега с головой, замотанной тряпицей, и с нехорошим блеском в глазах. Он поставил стражу на уши, заперся у себя и рявкал на всех гоблинов, которые осмеливались приблизиться.

Сахарку хватило ума не лезть ему под ноги. Он поступил так, как и всегда в подобных обстоятельствах: укрылся в дальнем уголке и приготовился откушать кекс с изюмом, зрелый сыр и маленький бочонок сногсшибательного бренди, припрятанные несколько недель назад. Но едва только гоблин устроился поудобнее, как услышал голоса, и один из них, который он сразу узнал, принадлежал Мэдди.

Его долг понятен — остановить девчонку. Таковы были приказы самого Капитана, ясные как божий день, а Капитан умел быть очень неприятным, если его приказы не выполнялись.

Но с другой стороны, тот, кто способен заставить Локи нервничать, явно не по зубам Сахарку-и-кульку. Береженого бог бережет, так что лучше сидеть себе тихо и попивать бренди.

Отличный план. И он бы сработал, думал позже Сахарок, если бы не проклятое любопытство. Когда-то оно привело его к девчонке и вот опять взяло верх, заставило его красться в тенях, стараясь услышать, о чем говорят голоса.

Спор, похоже, был в самом разгаре.

Мэдди очень скоро обнаружила, что Шепчущий вовсе не благодарен за свое освобождение. За часы, прошедшие после ухода из пещеры, пока она несла его в перевязи, сделанной из куртки, девочка множество раз прокляла себя за то, что столь преуспела.

Одноглазый был прав, думала она. Шепчущий и на вид, и на вес совсем как кусок камня. Комок стеклянистой вулканической массы — может, обсидиана, а может, какого-то кварца. Но если приглядеться поближе, то можно увидеть лицо: выдающийся нос, брюзгливый рот, глаза, светящиеся умом и злобой.

Что же до его личности… Все равно что общаться с вредным стариком. Ему все было не по душе: слишком маленькая скорость передвижения (но если Мэдди ускоряла шаг, тоже было плохо), болтовня Мэдди, молчание Мэдди и особенно то, что идут они к Одноглазому.

— К этому боевому ворону? — возмутился Шепчущий. — Я ему не принадлежу и никогда не принадлежал. Воображает, будто он все еще Генерал. Думает, что может взять и снова начать отдавать приказания.

Мэдди, которая слышала это уже несколько раз, промолчала. Вместо разговоров она постаралась сосредоточиться на дороге, которая была каменистой и разбитой.

— Заносчивый, как всегда. Да кем он себя воображает, а? Всеотец, так его…

— Наверное, ты предпочел бы остаться в огненной яме, — пробурчала Мэдди себе под нос.

— Что-что? Повтори!

— Что слышал.

— А теперь послушай меня, — заявил Шепчущий. — Сомневаюсь, что ты знаешь, с кем имеешь дело. Я не просто камень, ясно? В неправильных руках могу взорваться, как граната.

Не обращая на него внимания, Мэдди продолжала идти. Это было непросто. Шепчущий был тяжелым, тащить его было неудобно, и всякий раз, помышляя об отдыхе, она воображала Локи, разозленного, отдохнувшего, жаждущего мести, и представляла, как он бежит за ней по коридору. Она прятала свой след как могла, регулярно пользовалась руной Юр или возвращалась назад. Она надеялась, что этого хватит, чтобы задержать или запутать Локи, но точно не знала.

Шепчущий не упустил шанса посетовать на ее милосердие.

— Надо было убить его, пока была возможность, — произнес он в двенадцатый раз. — Он был беспомощный, без сознания, полностью в нашей власти. Ну пусть не убить, так хотя бы бросить, чтобы сдох от испарений. А ты что сделала? Ты спасла его. Вытащила на свежий воздух. Перевязала голову. Практически уложила в постельку. И что дальше? Стакан молока и яйцо всмятку?

— Может, хватит уже? — раздраженно спросила Мэдди.

— Ты пожалеешь, — пообещал Шепчущий. — От него нам будут одни неприятности.

Надо отдать ему должное, подумала девочка, причин для обид на Обманщика у него хватает. Пока они поднимались в Надземный мир, Шепчущий доставал Мэдди списком жалоб на Локи длиной в столетия, начиная с того, как тот пришел в Асгард и учинил разгром, и кончая тем, как он вернулся через сотню лет после Рагнарёка в самое неожиданное место — катакомбы Универсального города в далеком Крае Света.

— Что он там делал? Не знаю. Но от него добра не жди, ежу понятно. Пусть он и ослабел из-за перевернутых рун, но оставался все таким же хитрым, черт бы его побрал, и наверняка знал, что я где-то рядом с…

— Знал? — переспросила Мэдди.

— Ну конечно, — прошипел Шепчущий. — Знал, где я обрел наконец покой и уснул на века. И что же он сделал? Этот мерзавец меня разбудил!

— Но откуда он знал, где ты?

Вопрос Мэдди вызвал вспышку злобного света.

— Что ж, учитывая, что я нынче несколько ограничен в передвижениях, полагаю, он просто искал в развалинах, пока…

— Развалинах чего? — уточнила Мэдди.

— Асгарда, разумеется! — рявкнул Шепчущий.

Мэдди уставилась на него.

— Асгарда?

Конечно, она слышала, что Небесная цитадель пала во время Рагнарёка. И изучила столько историй о ней, что почти верила, будто своими глазами видела ее золоченые залы и Радужный мост через все небо.

Шепчущий засмеялся.

— Что? Один тебе не сказал? Дальний конец моста упирался в Край Света. Естественно, люди никогда не имели об этом понятия. Они не могли пройти по нему и видели его, только когда одновременно лил дождь и светило солнце, но даже тогда считали явлением природы, вызванным необычными погодными условиями. Но Песья Звезда знал — я говорю о Локи, — он нашел меня и отнес сюда, в самый центр миров, в место, где сходятся линии великой силы. Локи связал меня рунами и обманом и поклялся, что освободит меня, если я дам ему то, что он хочет.

— Но чего же он хочет? — спросила Мэдди.

И снова Шепчущий зашипел себе под нос:

— Он хочет вернуть свое истинное обличье. Хочет перевернуть свою руну обратно. Не преуспев, он решил использовать меня, продать другому асу или вану в обмен на свою презренную шкуру. Но оказалось, он слишком хорошо поработал. Ему было никак не достать меня из ямы. Силы, что пленили меня, — силы Сна, Смерти и того, что за ними, — держали крепко, и Локи мог лишь стоять на страже около меня, надеяться и молиться, что я никогда не спасусь. Это длилось веками. — Шепчущий сухо хохотнул. — Если это не дает мне права на месть, то ваш Новый век еще более жалок, чем я думал.

К этому времени они дошли до верхних уровней, Мэдди видела все больше следов гоблинов. Их цвета мерцали на ее пути, их лапы истоптали красный земляной пол. А когда девочка обнаружила, что еще и слышит их, то остановилась.

Начиналась самая опасная часть пути. Здесь негде спрятаться. Во время длинного подъема на верхний уровень ее опасно долго будет видно на каменной лестнице. Но другой дороги наружу Мэдди не знала, все остальные пути вели в лабиринт кладовок и сокровищниц, изрешетивших холм. А внизу текла река — грохочущая темнота, в которой не было спасения.

— Почему мы остановились? — спросил Шепчущий.

— Тихо! — велела Мэдди. — Я думаю.

— Что, заблудилась? Мог бы и догадаться.

— Я не заблудилась, — разозлилась Мэдди. — Просто…

— Я же говорил, что надо было убить Локи, — сказал он. — На его месте я забежал бы нам за спину, устроил бы засаду, поставил бы по банде гоблинов на каждом углу и…

— Ладно, что ты предлагаешь? — рявкнула Мэдди.

— Я считаю, что надо было его убить.

— Очень своевременно! — фыркнула она. — Я-то думала, ты оракул. Разве ты не должен знать будущее или что-то там еще?

Шепчущий засветился неприкрытым презрением.

— Послушай, девочка, боги платили — и дорого — за мои предсказания. Генерал отдал глаз, знаешь ли, но это было давным-давно, и он заключил сделку. Что до тебя…

— Глаз я не отдам, — поспешно вставила Мэдди.

— Милосердные боги, девочка! На кой он мне?

— Тогда чего же ты хочешь?

Шепчущий засветился еще ярче.

— Послушай, — повторил он. — Ты мне нравишься, девочка. Ты мне нравишься, и я хочу помочь. Но ты должна слушать меня и внимать. Твой старый друг Одноглазый постоянно врал тебе, чтобы привести сюда. В последние семь лет он старательно пичкал тебя полуправдами и измышлениями, что было особенно пагубно для той, кем ты являешься…

— А кем я являюсь?

Шепчущий засветился ярче, чем когда-либо, и Мэдди увидела искры рунного света, похожие на светляков, заключенных в вулканическое стекло. Они танцевали, завораживали, и в голове у Мэдди приятно затуманилось, словно она выпила теплого эля с пряностями. Это чары, сказала она себе, отмахнулась от приятного чувства и наставила на Шепчущего рогатку Юр, но тот продолжал самодовольно светиться, словно его хитрость удалась.

— Прекрати, — приказала Мэдди.

— Просто демонстрация, — сообщил Шепчущий. — Я говорю, ибо должен и не смею молчать. Твоя руна сильна, сама знаешь. Еще до Рагнарёка я предсказал появление подобных рун. Я понимаю, почему Одноглазый послал тебя сюда. Не хотел рисковать своей шкурой.

Мэдди молчала. Она остерегалась Шепчущего, и все же он подтвердил кое-что из слов Локи. Разумеется, Локи нельзя доверять, но оракулу…

Может ли оракул лгать?

— Один хочет начать войну, — вещал Шепчущий. — Второе Бедствие, чтобы изгнать Орден раз и навсегда. Тысячи умрут по единому слову.

— Это пророчество? — спросила Мэдди.

— Я говорю, ибо должен и не смею молчать.

— Что это значит?

— Я говорю, ибо должен…

— Ладно-ладно. Что еще ты видишь?

Сердце Мэдди бешено колотилось; за каменным лицом Шепчущего танцевали и вертелись огни и цвета.

— Я вижу армию, готовую к битве. Я вижу Генерала, стоящего одиноко. Я вижу предателя у ворот. Я вижу жертву.

— Нельзя ли поточнее?

— Я говорю, ибо должен и не смею молчать. Мертвые пробудятся в залах Хель. И Безымянный восстанет. И Девять миров погибнут, если не пробудятся Семь Спящих. И Громовержец вырвется из Нижнего мира…

— Дальше! — торопила Мэдди.

Но цвета Шепчущего внезапно потускнели, он снова стал почти похож на камень. Мэдди поняла, что рядом кто-то есть: вороватое движение в тенях, тихий хруст гравия на полу. Она резко проговорила заклинание: «Повернись, в руках очутись», сплела руки руной Наудр, потянулась во тьму и выдернула из нее нечто маленькое, с мохнатыми ушами, золотыми глазами, в кольчуге с головы до пят.

— Снова ты! — недоверчиво воскликнула Мэдди.

Любопытство Сахарка в конце концов довело его до беды.

— Убей его, — приказал Шепчущий.

Мэдди посмотрела сверху вниз на оцепеневшего гоблина.

— Что, шпионил?

— Убей его, — повторил Шепчущий. — Не дай ему уйти.

— Не буду, — отрезала Мэдди. — Хватит с меня твоих кровожадных просьб. Я знаю этого гоблина, он был моим проводником.

Шепчущий раздраженно хмыкнул.

— И что с того? Хочешь, чтобы он доложил о нас?

Сахарок осторожно покосился на Мэдди и спросил:

— А что докладывать-то? Я ничего не знаю и знать не хочу. Вообще-то, — на него снизошло внезапное вдохновение, — я, кажется, потерял память, ничего не могу припомнить, знаешь ли. Так что тебе нечего беспокоиться насчет того, что я мог слышать. Иди своей дорогой, а я тут полежу тихонечко…

— Так я ему и поверил, — заявил Шепчущий. — Он все слышал.

Сахарок принял обиженно-изумленный вид.

— Я знаю, — согласилась Мэдди.

— Тогда чего ты ждешь? У нас нет выбора. При первой же возможности он доложит своему хозяину. Просто убей его, будь хорошей девочкой и…

— Замолчи, — велела Мэдди. — Никого я убивать не стану.

— Вот слова истинной дамы, — с облегчением похвалил Сахарок. — Ты же не станешь слушать эту гадкую штуку. Ты хочешь тихо-мирно вернуться к Оку Лошади. Что толку оставаться тут дольше, чем необходимо, правда?

— Заткнись, Сахарок. Ты отведешь нас в Надземный мир.

— Что? — рявкнул Шепчущий.

— Ну, очевидно, мы не можем оставить его здесь, и нам надо найти безопасный выход из холма. Вот я и подумала…

— Ты услышала хоть что-нибудь из того, что я тебе сейчас говорил?

— Ну… — замялась Мэдди.

— Я только что сделал важное предсказание, — напомнил Шепчущий. — Ты представляешь, как тебе повезло? Я четыреста лет просидел в той чертовой огненной яме, Песья Звезда каждый день таскался ко мне, однако я и словечка не проронил.

— Но разве ты не должен рассказать все это Одноглазому?

Шепчущий фыркнул.

— Что толку? В прошлый раз глупец позволил себя убить.

В этот миг они услышали звуки. Что-то бухало вдалеке, прямо над головой, слишком размеренно, чтобы быть случайностью, и посылало ударные волны по всему полому холму, отчего каменные стены дрожали.

Бам-бам-бам!

Бам-бам-бам!

— Что это? — спросила Мэдди.

— Неприятности, — ответил Шепчущий.

Звуки напомнили Мэдди пушечные выстрелы, а Сахарку — народец тоннелей за работой. Что-то копают или, возможно, взрывают, а теперь добавился еще и шелест песка, оседающего на лестницу с потолка.

— Что это, Сахарок?

Гоблин, как обычно, пожал не одними плечами, а всем телом.

— Похоже, это рядом с Оком Лошади. Наверное, опять ваши приперлись. В последнее время люди поднимают чертовски много шума.

Мэдди гадала, сколько времени провела под землей. День? Два?

— Но нам надо наружу. Можно ли обойти холм Красной Лошади?

— Можно-то можно, но окружная дорога неблизкая, почти до самых Спящих, и…

— Хорошо. По крайней мере, она безопасна.

Безопасна, думал Сахарок. Безопасна? Его пугала сама попытка соединить безопасность и Спящих в одном предложении, даже в одном абзаце. Но сделать вид, что наверху ничего не грохочет, было невозможно, к тому же чуткие уши гоблина начали различать и другие звуки: поступь тяжелых лошадей, скрип колес и, время от времени, лязг металла по металлу…

— Эхе-хе, — проронил Сахарок.

— Что такое?

— Похоже, они пытаются забраться внутрь.

В его голосе звучал скептицизм: за пятьсот лет осады (так он это воспринимал) людям ни разу не удалось хоть на щелочку приоткрыть парадный вход в Подземный мир, однако вот они, в прямом смысле пробивают себе дорогу в скалу.

— Капитану это не понравится, — сказал Сахарок. — Все это ему очень не понравится.

На краю леса Медвежат сидел Локи. Голова у него все еще болела. Пламя — его имя, и пламя — его характер, и в Подземном мире Локи дал ему волю, ругаясь на множестве языков и ломая множество маленьких ценных предметов, которым не повезло оказаться поблизости.

Он знал, что ошибся. Он недооценил Мэдди, и не один раз, что простительно, а дважды, что непростительно. Он был беспечен и самодоволен. Он был обманут — девчонкой! — и, что, разумеется, хуже всего, он позволил ей уйти с Шепчущим.

Шепчущий. Трижды проклятая штуковина. Именно поиски оракула, а не страх перед людьми на холме выгнали Локи из его крепости, хотя теперь, наблюдая за холмом с подходящего дерева, он чувствовал себя не в своей тарелке при виде людской толпы, собравшейся вокруг Ока Лошади.

Туда явились констебль, мэр в форменной шляпе, несколько сотен мужчин и женщин, вооруженных вилами и тяпками («Как грубо», — подумал Локи), выводок невоспитанных детишек, несколько землеройных машин, запряженных быками, и, разумеется, пастор, который нарядился в праздничную рясу, уселся на белого коня, взял с собой подмастерье и вслух читал из Книги Бедствия.

Все это само по себе было не так уж необычно. У людей время от времени начинались волнения, в основном из-за плохого урожая, падежа скота или вспышки холеры. Как правило, люди винили фейри во всех несчастьях, с годами родилась легенда, и теперь большинство деревенских, как и Нат Парсон, верили, что холм — обиталище демонов.

Локи никогда этому не препятствовал. В целом страх удерживал людей в отдалении, и, когда они выступали против гоблинов (примерно раз в двадцать лет), размахивая знаменами и реликвиями, клянясь выжечь паразитов раз и навсегда, они редко задерживались надолго. Двух-трех дней — и одного-двух заклинаний поэффективнее — обычно хватало, чтобы остудить их пыл. Кроме того, Око было надежно заперто. Запечатанное рунами, оно исправно противостояло любой попытке людей пробраться внутрь.

И все же на этот раз Локи было немного не по себе. Землеройные машины — что-то новенькое; за все годы, проведенные под холмом, он ни разу не видел такого большого и хорошо организованного сборища. Что-то случилось и распалило их. Набег, что ли? Какая-то шутка, выкинутая гоблинами в его отсутствие? Слишком поздно он сказал себе, что надо уделять больше внимания происходящему в Надземном мире, в особенности следить за пастором. Но, как всегда, приходилось отвлекаться на Шепчущего. Энергии этой штуке, похоже, было не занимать. Долгие годы большая часть сил Локи уходила на то, чтобы держать оракула в узде. А затем явилась Мэдди, и все внимание переключилось на нее.

И вот результат — кошмарная неразбериха.

Локи вздохнул. Трудно было выбрать худшее время для утраты Шепчущего. Локи не особо боялся людей. Пусть его чары перевернуты, он все равно не стал беспомощным. Даже машины — не такая уж угроза, им потребуются недели, а может, и месяцы, чтобы достать его.

Чего он боялся, так это их фанатизма, который сам по себе быстро погас бы, но в подходящее время да с подходящим лидером, который пробудил его, разворошил его, раздул его, накормил молитвами и Бедствием…

Разумеется, Локи слышал рассказы. Он сплел действенную шпионскую сеть с центром в своей крепости в Подземном мире и знал, что в последние несколько сотен лет слово из Края Света становится все сильнее, — слово Ордена, последователей Безымянного. Нарастает противоборство между людьми и фейри, что грозит величайшей Чисткой, Священной войной, которая сметет фейри с лица всех миров.

В Крае Света, если верить слухам, построены соборы, высокие, как горы, большие, как города, в них экзаменаторы держат суд, а их подмастерья свиток за свитком копируют бесконечные взывания на разукрашенном пергаменте.

В Крае Света правит Орден. Дурную кровь практически вычистили, с гоблинами и прочими паразитами разбираются эффективно и беспощадно. Если в Крае Света овца или корова родилась с рунной меткой, все стадо без промедления режут, если же — Законы милосердны — метку носит человеческий ребенок, его отбирают и передают под опеку экзаменаторов и никто о нем больше не слышит.

Были и другие рассказы о холмах и курганах, некогда посвященных старым богам, а теперь избавленных от своих истинных хозяев и заново освященных в преддверии Великой Чистки. И еще более мрачные рассказы о демонах, пойманных и связанных силой Слова; о визжащих демонах, посланных на плаху и костер; о демонах, которые с виду походили на мужчин и женщин, но в действительности были слугами врага, а значит, не имели душ, которые стоило бы спасать.

В Крае Света молитвы были принудительными, по воскресеньям нельзя было работать, мессы служились два раза в день и любого, кто не хотел их посещать — или делал что-либо еще такое же неестественное, — ждали Экзамен и Чистка в случае отказа вернуться на праведный путь.

Конечно, думал Локи, Край Света очень далеко от сонной долины Стронд, но многочисленные информаторы все громче говорят о приходе экзаменаторов. Об этом шептались на дорогах. В Подземном мире доносили, что даже Райдингз заражен слухами и рассказами.

Рассказами о Слове, о силе, данной лишь наиболее высокопоставленным священникам (хотя Локи легко мог распознать заговоры, и, насколько он мог судить, их формулы — обычные заговоры под слоем новой краски). Рассказами о Безымянном, который, если верить Книге Бедствия, восстал из мертвых во время Конца Света и придет вновь в час нужды, чтобы спасти праведных и поразить нечестивцев.

Локи не сомневался, что попадет в категорию нечестивцев. Новые боги поносят его как демона, старые презирают как предателя. Его положение всегда было шатким. Теперь, утратив Шепчущего — единственного козыря в неважном наборе карт, он ничего не сможет предложить, когда настанет время расплаты.

Он должен вернуть оракула, думал Локи, до того, как его заполучит Генерал. Шепчущий, конечно, предугадает это, и Мэдди будет настороже. И все же, размышлял Локи, еще не все потеряно. Он знает все выходы из холма Красной Лошади и может незамеченным высматривать беглецов из своего лесного убежища. В Подземном мире, не имея данных, куда они идут, он потерял бы их среди тысяч тоннелей, что пронизывают холм, но здесь, в Надземном мире, цвета Мэдди и Шепчущего будут светить, как маяки, на мили вокруг. Конечно, это же относится и к его собственным цветам, и все же риск того стоит, думал Локи. Кроме того, при первом же риске он может открыть ход внутрь холма и за несколько секунд очутиться в безопасности под землей.

Зоркие глаза Локи обшаривали всю долину, от холма Красной Лошади до Фарнли-Тьяса, Фоджес-Поста и Фетлфилдса и даже до Хиндарфьялла, где далекий дымок горящего стога или костра заволок горизонт. По-прежнему ни следа подписи. Но он не сомневался, что Мэдди скоро появится. Он смотрел и ждал, не торопясь, — прошли десятилетия с тех пор, как он в последний раз осмеливался выйти в Надземный мир, поэтому, несмотря на безотлагательное дело, он невольно наслаждался солнечным теплом и синевой неба.

Стояла добрая осень, но она почти закончилась, и впереди маячила долгая, суровая зима. Локи чуял ее приближение: дикие гуси улетели, поля оголились после оживленного жнивня, стерня горела, чтобы уступить место новым посевам. Где бы Мэдди и Один ни собирались встретиться, они не осмелятся высунуть нос из долины в такое время. Пока что на дневном солнце тепло, но резкий привкус в воздухе скоро превратится в лед, и потянутся долгие, медленные пять месяцев до пробуждения весны.

Пробуждения! Мысль с внезапной уверенностью вспыхнула в голове Локи, и он замер, уставившись на подернутое дымкой небо, далекий перевал и семь пиков, что охраняли долину. Он знал, что об этих пиках ходят разные слухи. Многие из них он распустил сам, чтобы отвлечь внимание от ледяных залов под горами и от семи их смертоносных обитателей, что дремали под древним камнем.

Спящие!

— Нет. Они не посмеют!

В тревоге Локи заговорил вслух, и птицы с чириканьем вспорхнули с кустов при звуке его голоса. Он их едва ли услышал. Он заскользил вниз по стволу дерева, так что листья и кусочки коры посыпались дождем на лесной ковер. Да нет, думал Локи, конечно они не осмелятся! Сам Генерал так и не осмелился — после Рагнарёка он больше не мог притворяться, что Спящие в его власти.

Разве что Один знал кое-что, чего не знал Локи. Какой-нибудь новый слух, какое-нибудь предвестие, какое-нибудь знамение, которое его шпионы не сумели распознать. Возможно, в конце концов Один посмел.

Локи лихорадочно соображал. Если бы Спящие проснулись, думал Локи, конечно, он уже знал бы. Их присутствие породило бы эхо и смятение во всем Подземном мире. Значит, пока нет причин паниковать. Генерал в первую очередь тактик, и он не станет рисковать и освобождать Спящих, не удостоверившись прежде в своей абсолютной власти над ними.

Но с Шепчущим в руках…

По земле прокатилась далекая дрожь. Наверное, это землеройные машины… хотя какое-то мгновение Локи был уверен, что почувствовал что-то другое, похожее на судорогу, которая пробежала по поверхности долины, как по шкуре старого пса. Его затрясло.

Нет-нет! Время еще должно быть…

Если Спящие проснутся, ему конец.

Разве что он вернет себе Шепчущего…

Локи усиленно размышлял. Если Мэдди направляется к Спящим, значит, самый быстрый путь — под землей. Ей понадобится четыре часа, чтобы добраться до места, — итак, у нее хорошее преимущество, зато Локи изучил Подземный мир как никто другой. У него есть короткие ходы через холм, которых никто больше не знает, и, если повезет, он сумеет обогнать девчонку. А если нет, то, по крайней мере, сделает все, чтобы Один не пробрался под землю. Так что Генералу придется отправиться в горы поверху, что займет вдвое больше времени, и по весьма ухабистой дороге. Значит, Мэдди и Шепчущий останутся одни.

Локи усмехнулся. Он знал, что в честной схватке у него не будет шансов, но он не привык сражаться честно и не имел намерения учиться сейчас.

Что ж, тогда…

Щелчком пальцев Локи кинул Юр на землю и приготовился вернуться в Подземный мир.

Ничего не произошло.

Дверь, которая должна была скользнуть в сторону по его команде, осталась запечатанной.

Локи, хмурясь, еще раз бросил руну.

Дверь по-прежнему отказывалась себя обнаруживать.

Локи бросил Турис, потом Логр, Воду, и, наконец, Ур, Могучего Быка, руну грубой силы, что было равносильно тому, чтобы нетерпеливо заколотить по двери ногами.

Ничего не вышло. Дверь оставалась закрытой. Локи сел на лесной ковер, злой, озадаченный, задыхающийся. Он вложил в эти руны все свои чары. Даже если дверь была магически запечатана, что-то все равно должно было произойти.

Значит, она под какой-то защитой. Локи изо всех сил бросил Беркану.

По-прежнему ничего. Ни вспышки, ни искорки. Дверь не просто была закрыта, ее словно вовсе никогда не существовало. Та дрожь, вспомнил Локи. Он принял ее за работу землеройных машин. Может, так оно и было, но теперь, подумав как следует, он понял, что ошибся. Это было эхо могущественных чар — одного-единственного заклятия, как это ни невероятно; и Подземный мир изменился, полностью закрывшись от возможного вторжения.

Локи постарался прикинуть, какого рода опасность могла вызвать подобный ответ.

На ум приходило только одно.

Вот теперь ему стало страшно. Он заперт вне Подземного мира, один, с врагами с обеих сторон. Времени нет, Спящие уже могли проснуться, и с каждой потерянной секундой Мэдди и Одноглазый все ближе друг к другу. Решение было опасным, но другого выхода он не видел. Ему придется отправиться за ними по земле.

Локи пробормотал заговор, бросил Кен и Райдо. Если бы кто-нибудь очутился рядом, то очень удивился бы, увидев, как юноша со шрамами на губах и с тревогой на лице съежился, усох, сбросил одежду и превратился в маленькую коричневую хищную птицу, которая секунду или две смотрела вокруг яркими, совсем не птичьими глазами, затем взлетела, дважды обогнула холм по расширяющейся спирали, поднялась в восходящих потоках воздуха и направилась к Семи Спящим.

Но никто обладающий истинным зрением не был бы, конечно, обманут ни на минуту. Слишком хорошо различим был ее фиолетовый след.

Нат Парсон наслаждался собой. Дело было не только в праздничной рясе или в ощущении, что все смотрят на него, величаво восседающего на белом коне. И не в пристальном внимании гостя из Края Света, который наблюдал за ним (с восхищением, как надеялся Нат) со своего поста у Ока Лошади. И не в благородном звучании собственного голоса, раскатывавшегося по холму, не в реве землеройных машин, не в дыме костров или ярмарочных шутих, которые трещали и сверкали. И даже не в том, что надоедливая девчонка наконец-то получит свое — и она, и чужак. Нет, все это было приятно, но корни счастья Ната Парсона уходили глубже.

Конечно, он всегда знал, что рожден для величия. Его жена Этельберта тоже видела это — вообще-то именно она уговорила его предпринять то долгое и опасное паломничество в Край Света, чтобы затем пробудиться для сурового долга веры.

Никто не отрицает, что Нат был поражен совершенством Универсального города, его монастырями и соборами, его впечатляющими галереями, его законами. Нат Парсон всегда почитал Закон — то, что Закон представлял собой в Мэлбри, — но Край Света окончательно открыл ему глаза. Впервые Нат узрел совершенный Порядок — Порядок, насажденный всемогущим духовенством в мире, где быть священником, даже деревенским пастором, означало снискать невиданные доселе власть, уважение и страх.

И Нат обнаружил, что ему нравится обладать властью. Он вернулся в Мэлбри с жаждой большего и последующие десять лет при помощи все более суровых проповедей и зловещих предостережений о грядущих ужасах собирал под своим крылом все больше почитателей, последователей, поклонников и учеников, в тайной надежде, что однажды его могут призвать на бой против беспорядка.

Но Мэлбри была тихим местом, и жизнь в ней текла вяло и сонно. В ней и обычные-то преступления случались редко, что же до смертельных преступлений — таких, какие позволили бы ему воззвать к епископу, а то и к самому Ордену, — то они были делом неслыханным.

Лишь однажды Парсон применил свою власть, когда черно-белая свиноматка была приговорена к смерти за неестественные деяния. Но его начальство с сомнением отнеслось к данному случаю, и лицо Ната рдело как свекла, когда он читал ответ Торвала Бишопа из-за перевала.

Торвал, разумеется, был из Райдингза и пользовался любой возможностью высмеять соседа. Неприятно. С тех пор Нат Парсон искал случая сравнять счет.

Если бы Мэдди Смит родилась на несколько лет позже, часто говорил он себе, ее можно было бы счесть ответом на его молитвы. Но Мэдди уже исполнилось четыре года, когда Нат Парсон вернулся из Края Света, и если новорожденное дитя еще можно было взять под опеку, то тут нечего было и пытаться — пришлось переделать Закон Края Света под нужды прихожан, дабы не навлечь недовольства Торвала Бишопа и ему подобных.

И все же он следил за девчонкой Смита и оказался прав: от такого вопиющего преступления, как это, Торвал не смог отмахнуться. Нат встретил гостя из Края Света с чувством долгожданного удовлетворения.

Нату здорово повезло. Замечательно было уже то, что экзаменатор из Края Света согласился осмотреть его скромный приход. По счастливой случайности, этот самый экзаменатор (приехавший с официальным поручением в Райдингз) находился всего в дневном переходе от перевала Хиндарфьялль, что выходило за рамки самых смелых надежд Ната. Ведь это значило, что можно не ждать недели или месяцы, пока чиновник приедет из Края Света, — экзаменатор доберется до Мэлбри всего за сорок восемь часов. Также это значило, что Торвал Бишоп не сможет вмешаться, как бы ему ни хотелось, — и уже одного этого хватало, чтобы наполнить сердце Ната Парсона праведным ликованием.

Экзаменатор сказал Нату множество хвалебных вещей: превознес его преданность долгу, выказал лестный интерес к мыслям Ната насчет Мэдди Смит, ее дружка, одноглазого коробейника, и артефакта, который они называли Шепчущим, — о нем Адам узнал из их разговора на склоне холма.

— И с тех пор никаких следов ни мужчины, ни девочки? — спросил экзаменатор, оглядывая холм светлыми глазами.

— Никаких, — ответил пастор. — Но мы все равно найдем их. Даже если нам придется сровнять холм с землей, мы найдем их.

Экзаменатор одарил его одной из своих редких улыбок.

— Не сомневаюсь, брат, — сказал он, и по спине Ната прокатилась сладостная дрожь.

«Брат, — подумал он. — Ты можешь на меня рассчитывать».

Адам Скаттергуд тоже наслаждался собой. За короткое время, прошедшее после исчезновения Мэдди, он почти полностью забыл то унижение, которому подвергся в руках ведьмы, и чем большая суета поднималась, тем больше он мнил о себе. Для мальчика с таким ограниченным воображением Адам поведал очень многое, подогреваемый Натом и своим собственным желанием утопить Мэдди раз и навсегда.

Результат превзошел все их ожидания. Рассказы повлекли поиски, волнения, визит епископа, экзаменатора — экзаменатора, без шуток! — а теперь еще и изумительную смесь ярмарки и охоты на лис, с Адамом в роли юного героя дня.

Адам бросил быстрый взгляд через плечо. На холме было четыре машины, четыре гигантских сверла из дерева и металла, каждую из которых тащили два быка. Из четырех просверленных дыр, по две с каждой стороны Лошади, летели комья красной глины. Вокруг дыр копыта животных протоптали в земле такие глубокие борозды, что очертания Лошади почти стерлись, но Адам все равно видел, что вход запечатан надежно, как всегда.

Бам-бам-бам!

Одно из сверл снова налетело на камень. Быки напряглись и заревели. Нат Парсон возвысил голос над скрежетом механизма. Прошла минута, другая. Быки не останавливались, сверло сделало пол-оборота, и — крак! — механизм завертелся вхолостую.

Двое мужчин подошли к животным. Третий забрался в дыру, чтобы оценить вред, нанесенный сверлу. Оставшиеся машины неумолимо продолжали работать. Ната Парсона неудача оставила равнодушным. Экзаменатор предупредил его, что может понадобиться время.