Русская идея от Николая I до Путина. Книга IV-2000-2016 - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Александр Львович Янов (Глава 11 МОСКВА И РОССИЯ) #12

Глава 11 МОСКВА И РОССИЯ

Едва ли кто-нибудь всерьез усомнится, что одно дело — вбросить, так сказать, в общественное сознание дерзкую гипотезу о том, что всего несколько лет назад в Москве произошла РЕВОЛЮЦИЯ, и совсем другое — эту гипотезу обосновать. Будущие историки, я уверен, еще напишут об этой революции тома, а мы пока можем судить о ней лишь по масштабам РЕАКЦИИ, которую она вызвала. По глубине раскола страны на «крымна-шистов» и скептиков, на тех, кто поддался шквалу оголтелой пропаганды и кто не поддался. В этом смысле, то есть по силе реакции, события 2011 года сопоставимы разве что с последствиями столь же неудавшейся европейской революции 1848-го. Тогда реакция тоже расколола старые дружбы, надежные, казалось бы, союзы, даже семьи.

Особая трудность здесь в том. что большинству участников революции 2011-го, свидетелей, если хотите, времени, сейчас даже в голову не приходит, что недавно они были революционерами. Несомненно, мирными, радостными, уверенными, что кошмар кончился и они — в свободной стране. И вокруг, куда не кинь взгляд, море хороших интеллигентных лиц. Было это или не было?

Но нет. не убеждает их даже глубина отчаяния, в которую многих из них погрузила неудача. И действительно трудно, почти невозможно поверить в невероятную метаморфозу, пережитую этими людьми на протяжении каких-нибудь нескольких месяцев. Только перечитывая «Былое и думы» Герцена, пережившего другую неудавшуюся революцию, можно это понять. Но кто сейчас читает такие книги?

Я готов признать, что в девятой и десятой главах не упомянул многих деталей, предшествовавших революции-2011 и за ней последовавших. Читатели, упрекнувшие меня в этом, безусловно, правы. Правы, в частности, по поводу моего молчания о таком явлении, как Стратегия 31 в 2009 году, парадоксальным образом объединившем, задолго до обсуждаемой здесь ситуации, в митингах и пикетах на Триумфальной практически всех представителей российской оппозиции. Это так. Замечу только, что единство это продержалось недолго. И понятно почему. В конце концов, Лимонов заявил о «предательском рейдерском захвате Стратегии 31 правозащитниками» и публично советовал Алексеевой «принять цианистый калий». И Прилепин, конечно, там же, среди организаторов. Согласитесь, организовать Сопротивление в компании Лимонова и Прилепина было безнадежно.

Не упомянул я также растянувшееся на километры «стояние к поясу Богородицы», хотя людей там действительно собралось не меньше, чем на Болотной и на Сахарова. Только сомневаюсь я в том, что именно на «древнее языческое мракобесие» опирается сейчас Путин. В сегодняшней России, увы. достаточно более современных и более мощных резервов архаизации страны, на которые он мог бы опереться. Во всяком случае, язычество не помешало ни революции Пятого года, ни Февралю 1917-го, ни горбачевской перестройке, ни ельцинской революции 1991-го.

Вообще-то много чего я, и правда, не упомянул. Большей частью того, что и без меня было сказано-пересказано. Например, что после пика политической революции 24 декабря она стала «движением больше художественным, чем политическим» (вспомнить хоть 26 февраля 2012-го, когда, прямо по Булату Окуджаве, «взялись за руки друзья», окружив Москву по Садовому кольцу). Но об этом Лев Рубинштейн уже написал. И после него кто только не употреблял по этому поводу слова «карнавал»!

Л. С. Рубинштейн Борис Акунин

Не упомянул, что, как во всякой революции, тогда «держал слово товарищ лозунг» (вспомните популярный парафраз «стратегии эскалации» Навального «мы будем приходить, пока они не уйдут» или «Путин еще 12 лет? Спасибо, нет»). Но разве эти детали добавили бы что-нибудь существенное к логике моей аргументации?

Понимание того, что начался откат революции, пришло уже в марте 2012-го. Первым, кажется, его заметил Илья Яшин: «Мы думали, что будет спринт, оказалось-марафон». И еще тогда этот марафон толковали, как бы покорректнее выразиться, преувеличенно оптимистически, чтоб не сказать двусмысленно. Не поняли, что он всерьез и надолго. Борис Акунин писал: «Меня не пугают грядущие тягости, без которых редко обходится изгнание авторитарного правителя, исчерпавшего свою актуальность. Даже хорошо, что он будет упираться и цепляться за кресло. В процессе борьбы с несостоявшимся пожизненным диктатором сформируется, окрепнет, самоорганизуется гражданское общество. Пускай посопротивляется, это на пользу делу». Возможна ли более жестокая ошибка?

Даже отдаленно не предвидели, что в процессе этого сопротивления гражданское общество будет раздавлено. Не представляли, как легко поведется страна на переход Путина к внешнеполитическим эскападам (во имя «величия России», конечно), к классовой и культурной войне. Не думали, что его Kulturkampf так быстро приведет к архаизации страны. Не думали, хотя исторических примеров было достаточно, начиная с царствований Николая I (после восстания декабристов) и Александра III (после Великой реформы). Еще и потому не думали, что ОТОЖДЕСТВИЛИ Москву и Россию. Одним словом, серьезно не готовились к сопротивлению реакции.

Вот пример, обобщающий все эти «не». Я об оценке Навального, когда «марафон» уже начался: «Сейчас говорят, что протесты ничего не достигли, но они победили путинскую Россию, путинско-медведевскую Россию». Правда, он тут же спохватывается: «Увы, но в том числе и протесты привели к войне на Украине». В двух коротеньких фразах — три грубых ошибки.

1. Если протесты и впрямь «победили путинскую Россию», то как объяснить, что арестованных уже в мае 2012-го протестантов приговаривали к длительным срокам за «организацию массовых беспорядков» и против самого Навального в том же году были возбуждены сразу три уголовных дела, а на дворе гуляла жесточайшая реакция? Короче, как объяснить, что «побежденная» путинская Россия вела себя как победительница? А впереди были еще 85-процентные рейтинги Путина…

2. Не бессмыслицей ли звучит определение «путинско-медведевской» России? Слов нет, правление Медведева было фальстартом. Но без него разве поняло бы общество, что путинская «стабильность» на самом деле — не более чем стагнация? Или что «рокировка» была непристойной сделкой, оскорбительный цинизм которой, собственно, и развязал революцию 2011-го? Другими словами, без расколовшего элиту медведевского правления разве была бы возможна сама эта революция (если, конечно, не свести ее к «протестам»)?

3. Не понял Навальный и того, что война на Украине была вовсе не нечаянным следствием «протестов», а единственным на тот момент способом, посредством которого Путин мог консолидировать свою новую (архаическую) социальную базу после того, как в декабре 2011-го «передовая часть общества» наглядно продемонстрировала свою ненадежность. После того, как он убедился, что только расколов страну и архаизируя ее, только возродив Русскую идею, он может удержать власть.

Но главное, чего не приняли в расчет ни Навальный, ни Акунин, ни Рубинштейн, ни другие мыслители и лидеры оппозиции, не в этом. Главное в том, что изгнать авторитарного правителя, исчерпавшего свою актуальность, без поддержки России столица НЕ МОГЛА. Оппозиция Пятого года ясно это понимала, потому и организовала октябрьскую ВСЕРОССИЙСКУЮ забастовку. И добилась, таким образом, какого-никакого народного представительства. Оппозиция 2011-го исходила из того, что Москва тождественна России, — и закончила свою революцию «взбесившимся принтером». Так в самом ли деле они тождественны? Отчего, в таком случае, Россия, если можно так выразиться, оказалась «на ты» с Русской идеей, а Москва все-таки «на вы»?

Москва-не Россия?

Вопрос не так прост, как может показаться. И поскольку от ответа на него зависит стратегия оппозиции на период, условно говоря, от октября Пятого года до Февраля 1917-го, думаю, он заслуживает подробного обсуждения (на которое попросту не хватило места в девятой и десятой главах). Закавыка здесь в том, что на него есть два ответа — простой и сложный. В провинции (в регионах, как принято теперь говорить) большинство сегодня предпочтет простой: нет, конечно, Москва — не Россия, между ними пропасть. Такая же, как между сословиями.

Собственно, в России так было всегда. Первыми, кто поставил вопрос о ВОССОЕДИНЕНИИ страны, были, если помнит читатель, еще декабристы (см. главу 2 в первой книге, кстати, 14 декабря 2015 года исполнилось 190 лет со дня их восстания — не праздновали, удивительно ли?). Они, естественно, имели в виду освобождение крестьян и их форсированное просвещение, примерно как в первые годы после большевистской революции: мы-не-рабы, рабы-не-мы (впрочем, и овладевших букварем в НОВОЕ крепостное рабство загнали).

Осуществима ли была мечта декабристов — в том состоянии, в каком общество и власть находились после их поражения? Сомневалась в этом даже Анна Федоровна Тютчева, Жанна д’Арк, если хотите, тогдашней Русской идеи. «Я не могла, — писала она в дневнике, — неоднократно не задавать себе вопрос: какое будущее ожидает этот народ, высшие классы которого проникнуты глубоким растлением, низшие же классы погрязают в рабстве, в угнетении и систематически поддерживаемом невежестве?»

Во времена Александра II самодержавие освободило крестьян, оставив их (в этом и была, как мы помним, двойственность Великой реформы) в рабстве общинам и в том же легендарном невежестве. Тютчева была права: у империи царей не было будущего. Советская власть зверски раскрестьянила Россию и ликвидировала неграмотность. Но военно-имперская, по сути, самодержавная государственность осталась — вместе с «глубоким растлением высших классов».

У постсоветских режимов до малых городов и вымирающих деревень руки не дошли. В результате и в XXI веке 38 % населения страны живет без газового отопления, без канализации («удобства на дворе») и без современного образования. Это я к тому, что вот вам первый — исторический — резерв архаизации страны, доставшийся «авторитарному правителю, исчерпавшему свою актуальность», еще от Николая I. Пропасть между сословиями по-прежнему зияет, а столица как была островом благополучия посреди материка нищающей России, так им и осталась.

Как понимает читатель, пока что я излагаю аргументацию тех, кто настаивает, что Москва — не Россия. И аргументов у них полна коробочка. Благосостояние острова сопоставимо с южнокорейским, зарплаты выше, чем в Польше, миллиардеров не меньше, чем в Нью-Йорке, а значительная часть материка живет, как в Гаити. Остров богаче Шанхая или Стамбула, а пара часов езды от него — и ты в Порт-о-Пренсе. Отрезанный от материка экономически, остров отрезан от него и культурно.

Картина, однако, сложнее

Во всем этом много правды. И как тут не поверить, если, даже согласно официальной статистике, 23 % населения России живет ниже минимального прожиточного уровня, составлявшего тогда где-то девять тысяч долларов на год (я отвечаю только за порядок цифр), а какой-нибудь Алексей Миллер зарабатывает в Газпроме 250 миллионов (!) долларов в год и еще несколько миллионов в советах директоров других корпораций (куда только он все эти миллионы девает)? Все так, не возразишь. Однако нарисованная выше картина устарела уже во времена Милюкова и Струве. Просто потому, что иначе было бы невозможно организовать всероссийскую забастовку в октябре Пятого года. И свелось бы все, как в 2011-м, к митинговой революции в столице, и никакого бы царского Манифеста 30 октября не было.

Значит, уже тогда столица не была культурным островом, безнадежно отрезанным от невежественного материка. Тем более столетие спустя, когда на материке есть большие и гордые университетские города, как Самара, Казань, Екатеринбург и Иркутск, Новосибирск или Томск, не говоря уже о «порфироносной вдове» Петербурге, — со своей культурной средой, со своим средним классом и интеллигенцией. Или «торговые города», как Владивосток и Калининград, где предприимчивое население научилось жить независимо от государства. Все это-ресурсы модернизации и, стало быть, оппозиции 2011-го, ресурсы, которые ей, в отличие от ее единомышленников в Пятом году, и в голову не пришло пустить в дело.

Мне могут возразить: свыше 40 % населения сегодняшней России-это бюджетники, они напрямую зависят от государства, что минимизирует ресурсы оппозиции. И речь не только о чиновниках и пенсионерах, но и о тех, кто в других условиях мог бы принадлежать к среднему классу, о медиках, например, или учителях (не случайно же чуровская гвардия состоит главным образом из учительниц). Речь также о цитадели военно-промышленного комплекса на Урале, куда безотказно, как в советские времена, текут нефтегазовые триллионы. Вот и второй, куда более грозный, резерв архаизации страны, включая мужиков, готовых ехать усмирять «клоунов с Болота» во имя стабильности оборонного заказа…

Все верно, в путинской России ресурсы оппозиции и впрямь ограничены. Тем более ей следовало дорожить тем, что есть. Была ли, в принципе, у оппозиции возможность, спросит читатель, превратить московскую революцию в общероссийскую? Не знаю. Но не застань она оппозицию врасплох, начни оппозиция к ней готовиться хотя бы с 2008-го, когда впервые после Ельцина услышала из Кремля, что «свобода лучше, чем несвобода», может, и была. При минимальной организации, с лозунгом, способным заинтересовать ВСЕ разнообразные регионы России, независимо от их частных проблем, и главное, при ЖЕЛАНИИ их заинтересовать. Таком желании, по крайней мере, какое было в Пятом году. Тем более что в нулевые XXI века на вооружении оппозиции был интернет-могущественное средство мобилизации, о каком тогда и мечтать не могли.

Ошибка

Но если в принципе такая возможность была, а оппозиция ею не воспользовалась, то нет ли у нас оснований считать, что тогда и впрямь была совершена ошибка? Нет, не роковая, к счастью, но жестокая, за которую многие заплатили тюрьмой в России и жизнью на Украине, в Сирии, в Египте, и не счесть тех, кто заплатил тяжелейшим разочарованием в будущем страны. Такая ошибка, какую следует обязательно принять во внимание и не повторять впредь-после Путина. Для того и пишу.

Я давно не езжу в Россию и вообще никуда не езжу (возраст уже, знаете, не тот), и не мог бы говорить об этом с такой уверенностью, если бы не книга молодого британского журналиста, объехавшего буквально всю страну: от Калининграда до Петропавловска-Камчатского и Биробиджана, и пообщавшегося, кажется, со всеми: от Навального до мэра Калуги и якутских предпринимателей. Я уже знакомил с ним читателя, это Бен Джуда, автор книги «Fragile Empireе. 2012». Большей частью я с ним спорил из-за мнений его и прогнозов. Но сейчас речь о фактах и людях. А в этом смысле он бесценный источник. И надежный.

Вот его диалог с Навальным, которого он именует не иначе как героем нашего времени, резко противопоставляя его старым, отжившим, по его мнению, вождям оппозиции. Но это мнение, диалог с «героем» важнее:

— Говорят, вы базируетесь исключительно в Москве?

— Я базируюсь в Москве.

И сразу следует жалоба иркутских студентов (Бен и с ними беседовал): «Столько раз оставляли сообщения на сайте Навального, просили приехать, выступить в университете. Не ответил ни разу». Визовый режим с бывшими мусульманскими республиками его, видите ли, заботит, а настроения иркутских студентов ему до лампочки. В ту же копилку-разговор с протестным активистом Максимом Кацем, энтузиастом велосипедных дорожек в Москве. «Регионы? Что я знаю о регионах? Я — москвич. У них свои проблемы». И вернулся к велосипедным дорожкам. Это о желании столичных оппозиционеров превратить свое движение во всероссийское.

Можно было бы сказать «ноль желания», но выделяется Филипп Дзядко — единственный из собеседников Бена в Москве, кто и впрямь озабочен Россией: «Советская власть разрушила связи между нами. Не будет Россия здоровым обществом, пока не станет ОДНОЙ страной». Не знаю, читал ли Дзядко декабристов, но, кроме него, идейных преемников общероссийского протестного дела в Москве сейчас, похоже, нет.

Митинг во Владивостоке 14 декабря 2008 г.

Между тем регионы начали протестовать задолго до Москвы. Еще в 2008-м поднялся Владивосток. Нет, не против режима, против произвола. Дума проголосовала за запрет импорта подержанных «японок» (автомобилей с правым рулем). А на этом импорте держалась вся экономика города. Десять тысяч человек вышли на площадь (пропорционально населению — столько же, сколько в Москве на Болотную). Лозунг: «Единая Россия, вали в Россию!» Местный ОМОН отказался разгонять митинг, не пошли против своих. Прислали ОМОН из Москвы, который тут же почему-то прозвали «викингами». Разгоняли митинг жестоко, дубинками по головам, как не позволили бы себе в столице на глазах у иностранных журналистов. Несколько сот арестовали, посадили.

Три года спустя, на выборах-2011, во Владивостоке славно прокатили «Единую Россию». Все усилия чуровской команды не принесли «Едру» больше 29 %. Но московскую оппозицию, когда настал ее черед выйти на площадь, там не поддержали. С какой стати? В их трудный час они в своих рядах протестную Москву не видели. Совсем другую Москву они тогда видели. В образе «Единой России» предстала она перед ними. И в образе «викингов». Обернулась, прямо по блоковским «Скифам», «своею азиатской рожей». Короче, ОДНОЙ протестной России, говоря словами Дзядко, в 2011 году не существовало. И практически та же история случилась в 2010-м в Калининграде. Там население живет челночной торговлей с пограничными Литвой и Польшей, и когда присланный из Москвы губернатор произвольно повысил цены на подержанные машины из ЕС, люди вышли на площадь. И опять Москва предстала перед ними в образе ОМОНа, не оппозиции.

И впечатление от этой истории осталось там то же, что во Владивостоке: не режим третирует их, как туземцев в колониях, а Москва. И возненавидели люди Москву! Даже в Якутске местные предприниматели жаловались Бену, скрипя зубами, что все инвестиционные проекты достались понаехавшим из Москвы. Так поддержат они после этого Москву, когда выйдет она на площадь? Или подумают: у них там свои, московские, разборки, «свои проблемы» (вспомним Максима Каца), нам-то что за дело? Боюсь, именно так воспринималась декабрьская революция 2011 года в регионах.

О лозунге

Посмотрим на эту ситуацию в огромной фрагментированной стране, не связанной ничем, кроме обиды на Москву, хотя бы глазами Дзядко. Под каким знаменем поднимутся люди, отделенные друг от друга целым континентом. ВМЕСТЕ, как одна страна? Что общего во всех их разных, в принципе, чисто экономических проблемах? Я думаю, то же самое, что подняло людей на всероссийскую забастовку в октябре Пятого года: ПРОИЗВОЛ. Похоже, это единственный общий знаменатель всех обид и унижений. Если так, то от оппозиции требовалось лишь показать, что это не произвол каких-то продажных чиновников или «Единой России», и тем более не Москвы, а произвол СИСТЕМЫ ВЛАСТИ. Так она устроена, эта власть, что иначе функционировать не сможет, даже если захотела бы. В Пятом году XX века эта система называлась в просторечии «самодержавием», в XXI веке называется «режимом Путина». Произвол — синоним режима.

Все остальное, включая вездесущую коррупцию, нищету, олигархов и насилие ОМОНа, — следствие режима произвола. Важно помнить, что столетие назад, когда столичная оппозиция объяснила это людям во всех концах страны, лозунг «Нет произволу самодержавия!» сработал — и Россия, пусть на исторический миг, действительно почувствовала себя ОДНОЙ страной. И победила. В исторических анналах эта победа осталась под именем революции 1905 года.

Да, победа тогда была неполной. Политическая элита страны по-прежнему была очарована Русской идеей, Босфор и военное «величие России» по-прежнему не давали ей спать, и царь как Верховный главнокомандующий позволил втянуть страну в роковую для нее войну. Но этотурок сегодняшняя оппозиция, думаю, хорошо выучила. И когда в следующий раз настанет для нее решающий час, условно говоря, час Февраля 1917-го, она не даст обмануть себя снова. Тем более что Путин уже сейчас вынужден делать все что может, чтобы скомпрометировать Русскую идею. Именно неудавшаяся революция 2011-го вынудила его так усердно работать на то, чтобы предотвратить возможные будущие ошибки оппозиции. И все равно без декабристского лозунга «Нет произволу!», единственно способного воссоединить страну, в следующий раз не обойтись.

* * *

Бен Джуда заканчивает главу «Декабристы» цитатой из разговора со своим героем Навальным: «Каждый раз, когда меня арестовывают, я спрашиваю у полицейских, почему вы это делаете? Разве вы не знаете, что Путин — вор? И каждый раз получаю один и тот же ответ: “Никогда лучше не будет, брат. Никогда лучше не будет…” Он пожимает плечами: “Так люди думают”».

Навальный прав, конечно, так люди в России думают, особенно в эпоху реакции. Но прав он лишь отчасти. Люди думают так еще и потому, что оппозиционная Москва в свое время мало что сделала, чтобы хоть часть из них думала иначе.