Они стали подниматься вверх по склону. Арсен внимательно вглядывался в женцы, иногда, сердито ворча, поднимал с земли то сухой черенок, то камешек, а то просто прикасался пальцами к курчавящимся листочкам на побегах. В такие минуты он напоминал детсадовскую воспитательницу, заботливо поправлявшую бантики на головах своих питомцев.
Елена и не заметила, как они поднялись на вершину холма.
– Устала? – спросил Арсен.
– Немножко.
– Это с непривычки, ты еще не научилась ходить по нашему бездорожью. – Он снял с себя пиджак и расстелил на траве. – Посиди немножко. Вон какая вокруг красота.
Отсюда, с высоты, действительно открывалась великолепная панорама, раскинувшаяся на добрых полсотни верст. Глубокая долина, изрезанная прихотливыми изгибами реки Тартар. Внизу по обеим ее берегам стелились огороды приречных сел, а за ними – горные цепи, сменявшие одна другую, теряясь в сизой дымке. На склонах гор четко были видны пашни и поля убранных хлебов, кукурузы, картофеля, огороды… И леса, леса, неохватные, взбегающие по склонам до отмеренной им природой точки высоты, где они внезапно кончаются, а дальше начинаются тучные альпийские луга у подножия Мрава-сар, на которых пасутся невидимые отсюда многочисленные стада крупного и мелкого скота.
– Даже в глазах зарябило, столько красок… – немного удивленно проговорила Елена. – Теперь я понимаю, почему ты не мог оставаться у нас…
– У меня еще и работа, Лена, что бы я делал у вас? – широко улыбнувшись, добавил Арсен. – У вас же не растет виноград.
– Ты тоже присядь. Ты, наверное, очень любишь свою работу?
– Совершенно не представляю себе, – сказал Арсен, садясь рядом с ней, – не представляю, что бы я делал, если б у меня ее отняли… Наверное, жизнь показалась бы мне никчемной… Звучит, правда, громко, но… в общем, ты права, я ее очень люблю.
– А меня? – Лена с веселой шаловливостью обвила руками его шею. – Попробуй скажи, что меня любишь меньше!
– И что ты сделаешь?
Она вдруг прижалась губами к его шее.
– Господи, я, наверное, с ума сойду или наложу на себя руки, если ты меня разлюбишь!..
– Тебя что-нибудь тревожит, Лена?
– Нет, – ответила Елена, задумчиво глядя на долину, до краев наполненную солнцем. – Только бы ты всегда был возле меня… тогда я ничего не буду бояться…
Арсен не ответил, он понял: Лена ничего не забыла, помнит каждую мелочь, хотя и делает над собой усилие, чтобы забыть. Посидев еще несколько минут, он встал.
– Поехали?
– Да! Куда?
– На полевой стан виноградарей.
– А где это?
– Вон там, возле реки.
Взявшись за руки, они стали спускаться к машине. Потом ехали медленно, Арсен время от времени останавливал машину, они выходили и вместе шли вдоль виноградных кустов, прочно державшихся на проволочных шпалерах, протянутых в три яруса. Мощные, скрутившиеся, словно толстые морские канаты, стволы были увешаны крупными кистями дозревающего черного и белого винограда, лишь слегка прикрытого разлапистыми листьями, едва начавшими желтеть здоровой естественной желтизной, хотя до осени был еще месяц. Просто они уже сделали свое дело, остальное было за солнцем.
– Красота-то какая. – Елена в восхищении бегала от одного куста к другому, нетерпеливо прикасалась к тяжелым гроздьям, ощущая под пальцами странную прохладу насквозь пронизанных лучами утреннего солнца ягод.
Арсен задумчиво смотрел на нее, явно чувствуя, что в эту минуту их роднит – его и Елену. Это был почти мистический восторг перед волшебством животворящей Природы, способной создавать подобное совершенство. Это было его, Арсена, собственное чувство, его преклонение перед божеством, именуемым природой. Но преклонение раскованное, высвобожденное Еленой от ежечасных, повседневных бытовых мелочей, как раскаленный уголь от пепла, и возрожденное в своей девственной чистоте.
– Честно говоря, я и сам не знаю ничего прекраснее.
Он, конечно, был прав. Равнодушно смотреть на виноградные кусты было невозможно. В них чувствовалась совершенно особая, своеобразная красота, которую трудно описать словами. Строгая четкость зеленых рядов напоминала четкость воинских полков, замерших перед началом торжественного парада. И в то же время они странным образом ассоциировались в сознании с хороводом озорных детей, играющих в поле, когда ветер треплет их кудри и платьица.
– Эти кусты тоже ты вырастил? – спросила Елена, когда Арсен поравнялся с ней.
– Нет, Лен, они до меня были. Я только привел тут кое-что в порядок. Ладно, поехали дальше.
Через несколько минут они остановились в тени большого орехового дерева. Рядом был крошечный бассейн, куда из трехдюймовой трубы широкой сверкающей струей вытекала вода. Арсен вышел из машины.
– Вот мы и приехали. Хочешь умыть лицо? Вода тут холодная, из артезианского колодца.
Елена склонилась и, зачерпнув воды, плеснула себе в лицо. Арсен дал ей свой платок, она вытерлась.
Шагах в десяти от орешника стояло какое-то строение из плохо отесанного закопченного камня, с просторным навесом. Елена вошла следом за Арсеном и стала оглядываться: грубо сколоченный длинный широкий стол, по обе его стороны – скамейки, в самом центре помещения – большая железная печка, на ней огромная кастрюля, исходившая паром. Арсен объяснил, что люди здесь отдыхают в часы дневного зноя или во время дождя, когда выходить на поле нет смысла.
Елена посмотрела на развешанные по стенам одежду, узелки, кошелки. Сказала почему-то шепотом:
– Как вкусно пахнет!
– Я тебя голодом уморил, хорош заботливый муж…
– А как по-армянски – голодная?
Арсен не успел ответить, под навес вошла толстушка лет тридцати пяти, с румяным, как после бани, лицом.
– Вуй, у меня гости, а я знать не знала!
– А, Евгине… Я вот решил посмотреть, чем ты собираешься людей кормить. Лена, познакомься, это наша Евгине, самая веселая девушка в мире.
Хотя девушка и не поняла, что он сказал, но догадалась: что-то шутливое, Арсен без шутки в ее адрес никак не может. Хихикнув, она вытерла фартуком пухлые руки и, неожиданно обняв Елену за плечи, смачно расцеловала ее в обе щеки.
– Какой красивий, как кукла! Молодец наш Арсен, хороший нашел, первый сорт дэвушка! – Евгине, откинув голову, весело захохотала над своим русским языком.
Елена в ответ улыбнулась ей.
Арсен, показав на кастрюлю, по-армянски спросил:
– Так, что у тебя там?
– Суп с бараниной. Может, покушаете, пока девчата в поле? При них она стесняться будет.
– А что, было бы неплохо. Уже готово? Лена, может, тут позавтракаешь? Суп с бараниной, правда, для завтрака немного тяжеловат.
– А ты? Одна не буду.
– Он тоже, ты тоже кушай! – обрадованно сказала Евгине. – Очень кусни. Салат… вон, на… – она показала туда, где лежала зелень, – …как по-русски?
– Скамейка, – подсказала Елена.
– Да, на скамейка.
Через минуту на столе появились две большие тарелки, доверху наполненные пряно пахнущим дымящимся супом, хлеб, зелень.
– Куши, пожалста! – сказала Евгине и добавила, обратившись к Арсену: – Ну, я пойду, чтоб она не стеснялась. Сюда никого не пущу, так что ешьте спокойно.
Напоследок она еще раз ободряюще улыбнулась Елене:
– Хорошо куши, кукла джан! Проверка будем делать.
– Что она сказала? – спросила Елена.
– Проверит, все ли съела.
Покончив с едой, они вышли из-под навеса. Евгине чуть в стороне что-то мыла.
– Евгине, молодец, вкусно приготовила, – сказал Арсен.
– На здоровье! – Она повернулась к Елене: – Джана4, ты тоже кушал?
– Да, конечно! Правда, очень вкусно. Спасибо. – Елена повернулась к Арсену. – Можно я тут немного посижу на камне?
– Зачем камень? – всполошилась Евгине. – Дэвушка не можно сидеть на камень. – Она принесла откуда-то табуретку. – Вот. Это хорошо. Холодно камень.
Елена вновь улыбнулась ей, мысленно поблагодарив Евгине за заботу и теплое отношение.
Арсен посмотрел на часы.
– Ладно, Лена, ты здесь поболтай с Евгине, а я пройдусь по виноградникам, повидаюсь с людьми. Или ты хочешь со мной?
– Я устала. Лучше посижу тут.
Вернувшись час спустя, Арсен застал ее на том же месте, а вокруг нее толпились женщины. Они шумно и весело смеялись над чем-то, а звонче всех Елена.
– Что это вам так весело? – произнес он, в душе радуясь и в то же время удивляясь тому, как легко Елена сближалась с незнакомыми ей людьми. Похоже, здесь она уже своя.
– А они меня учат говорить по-армянски! – радостно сообщила Елена. – Я уже знаю много слов. Сказать? Ну, вот: хац – это хлеб, джур – вода. А еще: ес сирум эм кез, значит «я люблю тебя»! Правильно? – Она с забавной старательностью выговаривала каждый звук. – Мард – это человек, но и муж. Получается, мард одновременно и муж, и человек? Как так?
Женщины дружно хохотали.
– Эдак ты скоро лучше меня будешь говорить, – сказал Арсен с улыбкой и направился к машине. – Ну ладно, Лена, поехали.
Все гурьбой двинулись к машине. Уже включив зажигание, Арсен обернулся к ним:
– После обеда пойдите к Барак-джур5 и приберите междурядья. Кто-то смел туда опавшие листья, а убирать и не подумал. Вардуи, я с тебя спрошу.
– Слушаюсь, начальник! – Одна из женщин шутливо козырнула. – Это тетка Нахшун смела туда. Она и уберет. Заставим!
– Девушки, а как по-армянски «начальник»? – спросила Елена, высунувшись из машины.
– Пет, – хором ответили женщины.
– Пет. Какое смешное слово! Я вашего «пета» забираю с собой. Пока, девушки!
– Какая она хорошенькая, – сказал кто-то из женщин. – А глаза-то какие… А волосы-то отливают золотом, будто колосья спелой пшеницы… Прямо прелесть.
– Приехай еще, кукла джан! – крикнула Евгине вслед машине.
Елена закивала головой.
Когда немного отъехали, Арсен спросил:
– Ну, как тебе мои женщины?
– Чудесные! Простые и душевные. Особенно мне понравилась Евгине. Вообще, все понравились.
– Да, – сказал Арсен, – Евгине веселая, за словом в карман не полезет. При случае умеет за себя постоять.
– По-моему, она очень добрая.
– Отзывчивая на чужую беду. Про нее, правда, по селу ходит не очень-то лестная слава, но я на эти глупые пересуды внимания не обращаю.
– Какая нелестная слава?
Арсен повернул руль вправо, выводя машину с широкой дороги, ведущей к дальним деревням, на проселочную.
– Как-никак трижды замужем была, – усмехнулся он. – Правда, двоих сама выгнала.
– У нас и по четыре бывают, и ничего.
– Это у вас. Здешние законы другие.
Виноградные плантации остались позади, теперь по обеим сторонам дороги тянулись картофельные, пшеничные и кукурузные поля. Слева пшеница была убрана, щетинилась лишь высокая стерня, справа же нетронутые колосья стояли во весь рост, покачивая на легком ветру склоненными головками.
Арсен подрулил машину к обочине дороги. Они вышли и остановились у кромки поля, широкой рекой стекавшего вниз по довольно крутому склону, отливая на солнце тусклым золотом. Арсен потрогал прохладные литые колосья, удовлетворенно кивнул.
– Хороший уродился хлеб. Правда?
Елена почему-то не отозвалась. Арсен удивленно посмотрел на нее.
– Что с тобой? Может, устала? – поинтересовался Арсен, возвращаясь к машине. Потом, выводя «газик» на середину дороги, спросил: – Чего ты молчишь?
Елена повернулась к нему:
– По-твоему… почему она их выгнала?
– Кто? Кого выгнал?
– Евгине…
– Господи, ты все о том же? Да потому что они были сукиными сынами. Один неделями не просыхал от пьянства, а другой нагло обирал, пользуясь ее доверчивостью. Как же не выгнать таких? Любая бы выгнала!
Лицо у Елены сразу просветлело.
– Это правда?
Арсен скосил на нее глаза.
– Лена, похоже, ты подумала, что я собираю сплетни… Признайся, так?
Елена покраснела, чуть не до слез.
– Ну перестань же! – Она схватилась за руль. – Вот я сейчас…
– Ну-ну… – расхохотался Арсен, отводя ее руку. – Так мы с тобой улетим в пропасть.
Елена прижалась к нему и так, блаженно закрыв глаза, ехала до самого дома.