Русская рулетка

12

Мы должны были встретиться у знания с «Корона банком». По Садовому кольцу я проехал до Проспекта Мира, свернул на него при переключении света светофора с жёлтого на красный и живо пристроился в колонну спешащих машин. Я постепенно отставал от других автомобилей арьергарда, а, не доехав до Олимпийского комплекса, юркнул в левый переулок. Помотался по улицам и переулкам и оказался вблизи Олимпийского проспекта. Когда оставил позади парк с небольшим прудом, вывернул с проезда к высокому кирпичному строению с рядом витрин магазина одежды и увидел то, что являлось моей целью.

Банк располагался со стороны фасада старого здания. Объехав здание, я сразу заметил свежевымытый «БМВ» Ивана. Сам он сидел за рулём, заметил меня, однако ни движением, ни жестом не подал знака приветствия или предупреждения. Я выбрал самое близкое к нему место для стоянки, покинул «шевроле» и, негромко хлопнув дверцей, обошёл две иномарки и «восьмёрку». Подойдя к «БМВ», я постучал пальцем по лобовому стеклу перед лицом Ивана. Только после этого он кивнул мне, указал рукой на соседнее сиденье.

В салоне было тихо и тепло. Обменявшись рукопожатием, мы оба глянули на часы. Двенадцати ещё не было. Ещё оставалось время до встречи Ивана с президентом банка, и я не спеша, подробно рассказал о результатах операции по добыванию денег. Я и сам не ожидал, что они окажутся такими успешными, но Иван отнёсся к отчёту спокойно, правда, потом всё-таки отметил:

– Неплохо.

Он просмотрел бумаги, полученные у Тоби, проверил печати, подписи и провёл ногтем мизинца по последним строкам.

– Валюта придёт на мой счёт?

Я подтвердил:

– Не на мой же?

– Хорошо. Сегодня сниму деньги с одного контракта, а как только эти придут, переоформлю в счёт снятой суммы. – И пояснил мне. – С контрактом как раз задержка.

Я пожал плечами, это его дело. Он все мои деньги и бумаги сложил в дипломат, сменил коды замков и закрыл крышку.

– А теперь слушай внимательно, – негромко сказал он. – Подождёшь меня в своей машине. Когда выйду из банка, дам знать. Если плащ будет застёгнут на все пуговицы, значит, порядок. Тогда поезжай по своим делам, собирай деньги. Я сам всё оформлю, а вечером, к десяти, жду на даче. Это в семнадцати километрах от МКАД. Я тебе тут нарисовал. По-моему, ты там ни разу не был. Нейдешь, это несложно. На даче расскажу остальное и объясню, что от тебя требуется. Если же верхняя пуговица плаща будет расстёгнута, перезвони мне в восемнадцать часов, ровно в восемнадцать, в офис. – И вдруг ни с того ни с сего заметил: – А славная вещь компьютерная почта.

Я пропустил это замечание мимо ушей. Мы помолчали, говорить вроде было не о чем. Он наклонился, открыл бардачок против моего сиденья. Когда вынимал сложенную газету, я успел увидеть револьвер и четыре пачки сигарет. Захлопнув бардачок, он развернул газету и положил мне на колени. Несколько строк в хронике происшествий были обведены красным фломастером.

« В реке выловлен труп мужчины средних лет. Его прострелили стрелой из охотничьего лука иностранного производства. Как стало известно нашей газете, следствие в тупике. Свидетелей нет, и убийц найти практически невозможно».

Прочитав отмеченные строки, я откинул газету на заднее сидение.

– А ты как считаешь, сыщик, – насмешливо спросил Иван. – Можно найти убийц? – Моё молчание забавляло его. – Пойди и сдай их, приятелей возлюбленной Вики. Хоть намекни, наведи на след.

Я криво усмехнулся.

– Жаждешь обратить в свою веру?

– Почему нет? – возразил он. – С чем ты борешься? С преступностью? Извини, но у тебя кишка тонка реально бороться. Нельзя бороться с тем, что порождается самим режимом. Это как рубить головы Змею Горынычу. Одну сруби, а вырастут несколько.

– О, дьявол! – сорвался я. – Ни с чем я не борюсь. Просто зарабатываю на жизнь, как могу. И оставь издёвки при себе! Мне надо подумать.

– Думай, думай. Надумаешь дельное, скажи.

– Да уж, не утаю, – огрызнулся я.

Однако присутствие Ивана мешало мне, я не мог подавить досады, вызванной его самоуверенностью, словно он святее Папы Римского. Я тоже не идиот, но не вижу смысла болтать о добре и зле. И за СМИ слежу, и книги читаю, другое дело, выборочно. Таких, что наводят на серьёзные размышления, не так уж много. Но если попадаются, читаю и перечитываю.

Неприятный писк радиотелефона отвлёк меня. Иван выслушал краткое сообщение.

– Да, иду, – сказал он. Отключил связь и повернулся ко мне. – Это на полчаса, не меньше.

Без лишних слов я вылез из салона, вернулся к «шевроле». Опустился за руль и смотрел, как Иван с дипломатом направился в обход здания и пропал за углом. Я сидел, как объятый думой Ермак, сосредоточенный и мрачный, под стать погоде.

Человеку необходимо оправдывать своё существование. Во всяком случае, мне. Наверное, из-за этого я так запутал личную жизнь, что перестал относиться к ней всерьёз. На семью смотрю, как тот римский консул, что увещевал толпы мужчин не покидать родной город: раз уж природа и боги повелели, что нельзя быть счастливыми с жёнами, мы должны терпеть и больше заботиться о продолжении рода, чем о преходящих удовольствиях. Давно уж не верю в вечные чувства, наша природа чужда им и всегда обманывает божественную тоску по идеалу. Двоюродный брат лет пятнадцать назад учил меня тосту. Король поздним вечером переодевается в лохмотья, а шут спрашивает: «Ваше Величество, не могу взять в толк. У вас жена, королева, красавица из красавиц, а вы тайно встречаетесь с грязными девками в притонах. Король вздохнул и тихо позвал: «Эй, стража! Заприте славного шута в моих покоях и месяц кормите только сладкими пирожными». Через месяц несчастного шута приводят к королю, и он с тяжёлым вздохом признаётся: «Ваше Величество, я всё понял». Так и я, после опыта с барышней, которую любил больше жизни, понял всё.

Что мне остаётся? «Разве я жажду счастья? Я жажду завершить свой труд!» И без Ивана ясно, при нынешнем либеральном режиме борьба с преступностью – сизифов труд. Руки опускаются, и моральная усталость долбит по голове, как дятел: «К чему? Для чего?». Нет уважения и доверия ни к одному из политиков, представителей власти, они глупы, бездарны, доказали только полную неспособность управлять страной. Ни один из них не способен взывать к лучшему, что есть в людях. Презираешь их, начинаешь презирать свой народ, себя и смиряешься с этим презрением. Так какой же труд я должен довершить? Я вижу только одно: пока красивыми словами «коммерческие интересы» прикрывают спекуляцию и ростовщичество, казнокрадство и разбой, пока эти интересы не будут поставлены под жёсткий государственный, а если надо и карательный надзор снизу до верху, мы будем катиться в пропасть. И плевать я хотел на всех. Раз большинство не хочет этого понять, почему я должен заботиться о них? Каждый за себя! Вот почему я сейчас с Иваном, чтобы он ни задумал!

Я встряхнулся, отгоняя тяжёлые мысли. Какой в них толк?

Заведённый двигатель удовлетворённо заурчал, охотно заработал, как застоявшийся конь, жаждущий размяться в скачке. Однако скакать я ему пока не позволил. Объехав здание, выехал к фасаду и остановился у пешеходной дорожки. Я сидел и, как часовой, ждал, наблюдал за выходом из банка. Наконец стеклянная дверь раскрылась, выпустила Ивана. Все пуговицы плаща были застёгнуты. Он выглядел спокойным и вальяжным, сильная рука небрежно удерживала дипломат. На «шевроле» и на меня он даже не глянул. Не знаю почему, но меня это задело. С медленной, парадной торжественностью я проехал мимо него, заставив-таки заговорщически подмигнуть мне, после чего повернул за здание и позволил машине ринуться вперёд. Совершив вокруг здания круг почёта, я опять очутился на улице, и на этот раз помчался по ней обратно к Олимпийскому проспекту. По пути увидел кафе, желудок напомнил, что уже полдень, надо бы перекусить, и я не стал возражать.

Намерение заглянуть на фондовую биржу родилось вдруг, когда в кафе надкусил тёплый рогалик и запивал его глотком кофе с молоком. На бирже мне бывать не доводилось, но я знал, где она находится. Решив не откладывать её посещение в долгий ящик, я немного подправил текущие планы.

У входа на биржу меня остановили двое медлительных парней в переливающихся серых костюмах – дорогих и свободных. Один из них был в белых носках, которые так распространились у нас в последние годы. «Азия-с, батенька, Азия-с», – сказал бы дореволюционный русский интеллигент. А по мне, дьявол с ними, с этими любителями белых носков. Если кому-то хочется походить на итальянских мафиози с незаконченным начальным образованием, валяйте! На левом лацкане пиджака у каждого парня крепилась карточка с оттиснутой надписью «Служба безопасности», а под надписью не так бросались в глаза фотография, фамилия, имя, отчество и печать, – всё, как полагается. Их фамилии, имена и отчества были мне до лампочки. Не стал я сверять их лица с фотографиями. А вот когда я сунул им свою лицензию, тот, что повыше взял её, внимательно сопоставил данные с моей внешностью, и мне даже пришлось распахнуть плащ, показать, – к сожалению, забыл прихватить пистолет, бомбу или хотя бы простенькую гранату. Впрочем, они делали свою работу. Недавно по таким вот заведениям прокатилась волна взрывов поражающих устройств. Однако я не был кавказцем или азиатом, и это внушило парням больше доверия, чем отсутствие у меня средств для теракта. Я получил лицензию обратно и был пропущен в огромный зал.

Как советовал Иван, я тоже должен приобщиться к тем, кто делает деньги из воздуха, и мне естественно, захотелось подышать этим воздухом, насладиться дурманящим ароматом в месте главного его средоточия. Ничего подобного аромату богатства я не ощутил. Запах дорогих сигар не щекотал мне ноздри, и никто не сбрасывал денежный дождь из крупных банкнот. А жаль, расталкивая толпу присутствующих, можно было бы подбирать банкноты и набить ими карманы, как это происходит в некоторых американских боевиках. Я человек отнюдь не хилый и обошёл бы многих из тех, кого видел вокруг себя. На всякий случай я окинул взором потолок зала, но никаких приготовлений к опорожнению мешков с деньгами не обнаружил.

Всё оказывалось прозаичным до безобразия. В атмосфере ощущалась некоторая нервозность и только. Мне вдруг подумалось, кто-то из окружающих маклеров должен работать на Ивана, делать деньги ему и мне, и даже не подозревает об этом. Такая мысль настроило меня на лад сопричастности к тому, что происходило на бирже.

– Не подскажите, какие тенденции роста курса акций объявленных приоритетными производств? – вежливо полюбопытствовал я у одного из молодых людей, который показался мне общительнее прочих.

– Тенденции устойчивые, – последовал резкий ответ, и я сразу просёк, что присутствующие здесь прекрасно усвоили заучиваемый в школе урок: краткость – сестра таланта.

Судя по всему, на бирже собрались одни таланты. Меня это не вполне устраивало, получалось, я здесь оказывался единственной бездарью.

– А нельзя ли конкретней? – с предельной учтивостью спросил я.

– Конкретность стоит денег, – отчеканил маклер, ещё раз показывая, что талант – непреходящая ценность.

До меня наконец дошло, где я нахожусь.

Маклер больше не обращал на меня внимания. Вытянув шею, он увидал возникающую где-то над головами цифру, тут же занёс её в ручной калькулятор, поколдовал и получил другие цифры. Я не успел понять, понравились они ему или нет, хорошо это или плохо. Он вдруг нырнул мне за спину. Оглянувшись, я заметил его затылок, ускользающий в толпе, как хвост змеи или ящерицы среди камней.

На этом моё знакомство с биржей закончилось. Я покинул её, словно бродяга светский раут, уверовав окончательно, что в такую жизнь меня и царским калачом не заманишь.

Есть два подхода к поиску ответов на сложные вопросы. Сторонники одного убеждены, только набивая на собственной голове шишку за шишкой можно постичь истины нашего мира. Адепты другого готовы насмерть драться с первыми, отстаивая убеждение, что собственные шишки мешают правильному пониманию сути вещей. Для них кабинетное познание – наивернейшее.

Направляясь в библиотеку, которая в доисторические времена называлась Румянцевской, позже – Ленинской, а теперь – просто Государственной, я стыдливо шмыгнул из первого лагеря во второй. Понять биржу и происходящее на ней я решил кабинетным, точнее, библиотечным путём.

В зале текущей периодики я заказал и набрал подборки газет за прошедший месяц, на этот раз связанных с отечественным бизнесом. Просматривая одну за другой по очередным датам выпуска, можно уловить интересные тенденции, обнаружить и связать воедино отрывочные сведения, обратить внимание на совпадения или нестыковки в сообщениях. Это помогает кое в чём разобраться. Поэтому читательский билет у меня всегда при себе, так, на всякий случай, как боевая единица или приложение к лицензии.

Я просидел над изучением кипы газет, позабыв о времени. Факты и аналитические статьи позволяли сделать вывод, что наряду с ростом курсов акций объявленных приоритетными предприятий и концернов, подпадающих под зонтик особой правительственной защиты и поддержки, две недели назад началось падение курсов акций сырьевых компаний, в первую очередь нефтяных и газовых, и связанных с ними предприятий. И данное падение в последние дни резко ускорилось, будто инвесторы запаниковали. Пища для мозгов так увлекла, что очнулся я, лишь бросив рассеянный взгляд на настенные часы. Оказалось, уже почти половина восьмого. Я быстро разложил взятые газеты по названиям. Пока одни отнёс на полки, другие сдал дежурной девушке, потом в раздевалке получил плащ и вышел на улицу, прошло ещё минут десять. Нельзя сказать, чтобы я боялся опоздать к Ивану на дачу, но искать её предстояло затемно и следовало учитывать, не сразу отыщу неизвестный мне дом.

Уличные светильники, горящие окна городских строений делали вид, что борются с подступающими сумерками. Под плащ пробиралась неприятная холодная сырость. Я непроизвольно втянул голову в плечи, словно черепаха в надёжный панцирь. Скорым шагом обойдя бестолковое сооружение библиотеки, я свернул в тёмный проулок, где меня терпеливым псом дожидался верный «шевроле». Вскоре я уже нёсся по Тверской. У памятника Пушкину свернул к кинотеатру «Россия», повернул к улице Чехова, затем – по Новослободской улице и Дмитровскому шоссе долго ехал за город. Я надеялся, у Ивана на даче найдётся что-нибудь поесть. Не отказался бы и от рюмашки коньяка и чашки горячего чая. Я был бы очень разочарован, если бы он не подумал об этом.