27


У спуска в метро ярко горела большая и красная буква «М». Она выставляла себя напоказ, будто не имела никакого отношения к человеку. Я поднялся из подземки в этом же месте всего три с половиной часа назад, а, казалось, с того времени прошла целая вечность. Город словно вымер. Безмолвные прохожие призрачными тенями появлялись, чтобы тут же исчезнуть в спасительной темноте. Вдоль улиц выстроились многоэтажные строения, но в редко каких из множества окон еле теплился свет. Ряды фонарей излучали на улицы холодное безжизненное свечение. А между ними лишь изредка, со змеиным шуршанием влажных шин проносились похожие на особых роботов автомобили.

Я остановил мопед около притаившегося у тротуара такси, заглянул за лобовое стекло. Рыжий мордатый парень оторвался от спинки сиденья и зашевелил бескровными губами, как кукла произнёс:

– Чего надо?

– Довезёшь домой? – спросил я.

Точно магическое заклинание вдохнуло в него жизнь, он взглянул на меня внимательней, заметил дырку в кожаной куртке, мешок за плечом и уставился в лицо. Я догадывался, что оно было бледным, возможно даже, мертвецки бледным. Он кивнул на мопед.

– А козла куда денешь?

Я смотрел ему прямо в глаза.

– Можешь забрать. А пока спрячешь.

– С номерными знаками?

– Вот именно.

Соображал он довольно быстро и, видно, решил, что мопед краденый.

– И куда тебе?

Я назвал большую улицу, соседнюю той, которая мне нужна.

– Это ж через весь город, – ни то возразил, ни то пояснил он.

– Вот именно, – подтвердил я.

Он назвал цену, от какой у иной пенсионерки волосы встали б дыбом и остались такими до конца дней.

– Это много, – повёл головой, сказал я. – Но… если быстро домчишь, заплачу половину. – И напомнил. – Вторая половина – мопед.

– Ладно, – согласился он без особых раздумий. – Садись.

Он наклонился и отомкнул фиксатор дверцы. Я осторожно сел рядом с ним, опустил мешок на колени. Расслабился и глубоко вдохнул-выдохнул, чтобы снять напряжение от тяжёлой поездки.

– Так ты берёшь мопед? – сказал я.

Помедлив, он выдернул ключ зажигания и вышел из салона. Мне было всё равно, что он сделает с мопедом, пусть хоть разобьёт на моих глазах. Но он откатил его к зарослях деревьев под тёмными окнами многоэтажки, убедился, вокруг ни души, и нырнул за кустарник сирени. Появившись вновь, он опять осмотрелся, вернулся в машину, и она наконец-то поехала. Пятна бледного света фонарей заплясали по капоту, по лобовому стеклу. От этой их пляски меня опять стало подташнивать.

Парень свернул в узкую, довольно мрачную улочку.

– Куда это мы? – полюбопытствовал я, незаметно просовывая правую ладонь к карману с рукоятью короткоствольного револьвера Ивана.

И услышал подозрительно бесцветный голос:

– Так короче.

Фары осветили деревянную треногу, на которой укрепили красный круг с белым «кирпичом», знак – проезд закрыт. Рыжеволосый таксист затормозил и остановил машину напротив знака.

– Почему стали? – невозмутимо спросил я.

Он пожал плечами. Но разворачиваться не спешил.

– Давно здесь не проезжал. Перекопали, наверно.

– Наверно, – согласился я, пристально всматриваясь по сторонам. От тёмного подъезда ближайшего строения отделились две тени крепких парней и быстро направились к нам; в руках различались какие-то палки или железки. Не больше сотни шагов отделяло их от стоящей машины. Я не стал медлить, упёрся дулом пистолета в бедро таксиста. – Живо вперёд! – грубо пригрозил я. – Или продырявлю задницу!

Он дёрнулся и нервно хихикнул.

– Блефуешь. У тебя игрушка.

– Мог бы сообразить, эта игрушка сегодня работала.

Времени объясняться не было. Наклонив ствол от бедра к сиденью, я нажал курок. От приглушённого выстрела под его седалищем парень подпрыгнул и с испугу включил зажигание, надавил педаль газа. Два рослых оболтуса с туповатыми лицами налетели на срывающуюся с места машину, словно вознамерились ухватить узду лошади. Но она взбрыкнула, отбросила их на бордюр, опрокинула и подмяла треногу и понеслась по улочке. Как и следовало ожидать, никаких препятствий на ней не было. Мы вновь выехали на освещённую широкую дорогу.

– Больше без глупостей, – предупредил я и для острастки вскинул дуло к боку рыжеволосого разбойника.

Он приходил в себя, ничего не ответил, только сжал тонкие губы и злобно сощурил тёмные глаза. Я не возражал, путь предстоял не близкий, и никакого желания тратить силы на душеспасительные беседы с ним не возникало. В тепле салона тяжелее прежнего наваливалась усталость. А приходилось быть настороже, не позволять ему этого заметить. Так мы и молчали, напряжённо следили один за другим вплоть до перекрёстка, где я распорядился высадить меня. Наверное, мой вид внушил ему некие свои надежды, – он не подчинился. Пришлось с помощью тычка револьвером доказать, что его надежды ложны.

Когда такси замерло посреди улицы за перёкрёстком, я взял револьвер в левую руку, не спуская с него глаз, на ощупь отыскал ручку и открыл дверцу. Холодная сырость вползла в салон, освежая и бодря.

– Ты решил, я возвращаюсь с ограбления и в мешке деньги? – сказал я напоследок, пока восстанавливались моральные силы продолжить путешествие к дому. – Это не деньги, парень. – Я слегка встряхнул мешком. – В нём ценные бумаги на моё имя. Ты и твои дубины-дружки не знали бы, что с ними делать. Можешь этим утешиться. А теперь прощай.

– Ты мне должен заплатить! – вцепившись в руль, прорычал он.

Я сначала выбрался на дорогу, потом ответил:

– Ты же сам этому не веришь. Не хочу тебя разочаровывать. После попытки ограбить меня, ничего не получишь… в воспитательных целях. Да у меня и нет такой суммы. Продашь мопед.

Я ногой захлопнул дверцу и закинул мешок за плечо. Он нагнулся в мою сторону.

– Сволочь! – проорал он. – Жаль, не успел вынуть нож! Только ещё попадись!

Машина зарычала, рванулась вперёд и в водные лепестки расплескала большую лужу. Я не двинулся, не шевельнулся, пока она не исчезла из виду, а её гудение не отдалилось до проспекта.

Убрав револьвер в карман, я зашагал вдоль трамвайных путей. Надо было б вырезать пулю из сиденья такси. Эта мысль посетила меня, но не вызвала беспокойства. Вряд ли рыжеволосый разбойник заикнётся о ней в своём таксопарке, если он вообще таксист. Сам вырежет пулю и выкинет.

– Бог с ней! – вяло отмахнулся я от этой мелочной заботы.

Вскоре я видел знакомый с детства дом. Очень хотелось, чтобы в квартире заработало отопление. Но и без него можно было отогреться в горячей ванне. Уже возле дома прикинул, как же буду взламывать дверь? Я много бы дал, чтоб этого не делать. Во-первых, спят соседи. А во-вторых, нет инструментов. Погружённый в становящиеся невесёлыми размышления, я буквально наткнулся на сиреневую «девятку» у своего подъезда. И тупо уставился на машину, как если бы увидал африканского слона или летающую тарелку. Зачем-то задрал голову, посмотрел на тёмные окна третьего этажа. Что я надеялся там увидеть? Сам не знаю. Мои окна выходили на другую сторону.

Поднимаясь лифтом на свой этаж, я уже настраивался на то, что меня ожидало. Похоже, взламывать дверь не придётся. Это было весьма кстати. На лестничной площадке само собой началось расслабление, я почувствовал себя, как после недельного загула. В таком состоянии надавил на кнопку звонка. Тело заныло от усталости, я плохо соображал и раздражался, что приходится ждать. Наконец послышались приглушённые шаги, которые затихли прямо за дверью. Ноги отказывались держать тело, и в поисках новой точки опоры я лбом упёрся в глазок.

– Это ты? – тихо спросила она за глазком.

– Это я.

Надо полагать, мой голос претерпел существенные изменения, – снова был задан почти тот же вопрос:

– Правда, ты?

Ужасно захотелось пожаловаться, пустить слезу. Я так и сделал.

– Я ранен, измучен, едва стою на ногах. А ты мне не веришь.

Замок щёлкнул, и меня впустили в собственную прихожую. Вика была в халате, но не в моём, и сама закрыла, заперла дверь. Не верилось, что добрался-таки до своей берлоги. Как пудовую гирю, скинул на пол мешок, выложил револьвер на тумбочку.

– Мог бы что-то сказать, – с обидой заявила она, без удивления наблюдая за моими действиями.

Пришлось сильно напрячься, чтобы найти подходящий ответ.

– За сто лет, что не виделись, ты ничуть не изменилась.

Она фыркнула, точь-в-точь, как младшая сестра.

– Ты будто недоволен, что я здесь.

Не развязав шнурков, я скинул кроссовки и поискал ногами, отыскал тапочки.

– Я счастлив, дорогая. Безмерно счастлив. Мне не пришлось ломать дверь.

– Только и всего?

Я поморщился, присел на край тумбы.

– Не придирайся к словам, – попросил я. – Не дуйся, ради бога. Я счастлив видеть тебя. Но дай очухаться. Я ещё по ту сторону Добра и Зла. Лучше помоги скинуть куртку.

– Я места не нахожу, не знаю, что и думать. А ты? Хоть бы позвонил!

Она прикусила губу, решала не разговаривать со мной. Во всяком случае, мне так показалось. Я бы не возражал, помолчи она хоть минут пять. Но между нами пробежала чёрная кошка, и я первым не выдержал.

– Откуда ж я знал, что ты здесь? Кстати, кто тебе дал ключ?

– Это неважно.

Не дождавшись помощи, я сам принялся стягивать куртку. Она не вытерпела, подошла и ловко освободила меня из кожаных объятий.

– Действительно, – буркнул я. – Как будто трудно догадаться.

– А зачем спрашиваешь? – И она пальцем указала на пятно спёкшейся крови на свитере. – Это он тебя?

– Там и без него было полно желающих пострелять.

Я поднялся с тумбочки, пошатнулся и опёрся о стену. Затем прошагал в ванную комнату. Заткнув пробкой слив чисто вымытой ванны, открыл горячую воду. Ноги уже не слушались, колени подкашивались и я сел на белый эмалированный край. Я начал осторожно стягивать свитер, когда зашла она.

– Дай, я сделаю лучше.

Я не возражал, отдался её рукам. Он её волос пахло шампунем, и это пробудило лёгкое волненье чувств.

– Тебя не очень-то трогает, что меня ранили, – проворчал я, пока она закатывала свитер, мягко отдирала ткань от засохшей крови.

– Я боялась худшего. А у тебя только царапина. Или ты хочешь, чтобы я лгала?

– Нет, – буркнул я. – Мне даже нравится. Как боевая подруга.

Ей удалось снять свитер, не причиняя боли. Затем она стянула с моих ног носки и брезгливо откинула в таз.

– От тебя козлом несёт, – заметила она. – Остальное снимешь сам. Все вещи надо стирать. Стиральная машинка работает?

– А почему она не должна работать? – возразил я.

Расстегнув ремень, я стал снимать джинсы и совсем не ожидал, что она мило покраснеет.

– Я была у бабушки, и позвонил отец, – вдруг стала объяснять она причину своего присутствия в моей квартире. – Я ему рассказала… Предупредила, что собираюсь за тебя замуж. Только не думай… Просто для него это важно. Он хочет внука.

Складывалось впечатление, разговор идёт не обо мне, а о ком-то другом. Но мне становилось понятным поведение Эдика.

– Так это ради внука? Ради него мне позволено бродить по старушке Земле, а не удобрять её?

– Фи! Такая патетика тебе не идёт.

– Ну да, – произнёс я. – А что мне ещё не идёт?

– Многое, – сказала она совершенно серьёзно. – Половина галстуков уж точно. Я беспокоилась, не знала, чем отвлечься, и просмотрела твои вещи. Мне не всё понравилось.

На женском языке это означало, что она намерена полностью сменить мой гардероб по своему усмотрению.

– Ага.

В богатом арсенале русского языка я не отыскал другого слова для подходящего ответа на объявление войны моим собственным привычкам.

– Это твоё «ага» ужасно вульгарно. Больше не говори так. По крайней мере, при мне.

Мне с трудом удалось сдержать зевоту. Воспитывать меня уже поздно. Хотя у неё на этот счёт сложилось иное мнение, я не стал возражать и объясняться. Меня волновало другое.

– Позволь спросить. Ты пообещала отцу внука, и он решил оставить меня в покое. Я правильно понял?

– Не совсем. Я ему сказала, в этот раз не прощу.

– Замечательно. Но меня беспокоит одно обстоятельство. Ты от моего имени принимаешь некие обязательства, которые ставят меня в дурацкое положение. С этим внуком, к примеру. Тебя что, ветром надует?

Опять краснея, она покачала головой.

– Какой же ты глупый.

– Не то слово! Я здорово отупел, продрог и хочу попарить ноги. Разумеется, если у тебя нет возражений.

Она хотела что-то ответить, но вышла и прикрыла дверь. Я полностью разделся, положил на края ванны дочку для стирки, накрыл полотенцем, другое полотенце накинул на плечи и устроился на доске, как петух на насесте. Откинувшись к стене, стал медленно опускать ступни в горячую воду и закрыл глаза, наслаждаясь живительным теплом, прогревающим от ног не только тело, но и душу.

– Принеси, пожалуйста, чай! – крикнул я Вике, погружаясь в сладостную истому.

Пока ждал, погрузился в дрёму. От прикосновения к плечу нежной ладони вздрогнул и с трудом поднял веки, тряхнул головой. Вика опустила чашку с густой заваркой на ту же доску, на какой я сидел, и тихо сообщила, не глядя на меня ниже пояса:

– Размешала сахар и долила коньяк.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я и сделал глоток, от которого слегка закружилась голова.

Она стала мне казаться самым милым и очаровательным существом на свете.

– Тебе нужно помыться, – сказала она уверенно.

– И рад бы в рай, да грехи… – Мой язык поворачивался вяло и нехотя. – То бишь, царапина, по твоему выражению.

Она отобрала чашку. Поставила на раковину.

– Стань в воду на колени. Я тебя помою.

– Ага, – я еле-еле кивнул и выполнил то, что она сказала.

Она вымыла меня, и после этого мне уже ничего не хотелось, только доплестись до постели и спать, спать, спать. Я провалился в сон, ещё не коснувшись головой подушки.



Загрузка...