Павел, еще великим князем, проводил учение с конным полком в Гатчине. Недовольный действиями одного офицера, он вызвал его к себе и встретил такими словами, что тот вдруг свалился, как сноп, на землю в обмороке. Когда офицер оправился, Павел пригласил его к себе и, усадив рядом, спросил его: «Человек ли я?» На утвердительный ответ Павел продолжал: «И вы человек?» — «Человек, ваше высочество».— «Тогда вы, конечно, умеете прощать».
Взойдя в 1796 г. на престол, Павел I обнаружил твердое намерение покончить с традициями своей матери — Екатерины II и стал преобразовывать Россию по-своему. Но из его замыслов ничего хорошего не выходило. Характеристику начала царствования Павла дал его сын, цесаревич Александр (будущий император) в следующих словах: «Все сразу перевернуто вверх дном. Военные почти все свое время теряют исключительно на парадах. Во всем прочем решительно нет никакого строго определенного плана».
Император Павел в 1797 г. посетил Балтийский флот и проплыл с ним от Кронштадта до Красной Горки. На память об этом событии эскадр-майор при особе императора А. Шишкин преподнес ему «Журнал кампании 1797 года», где сделал такую надпись: «Краткое пребывание Вашего Императорского Величества на флоте останется на долгие века в умах и сердцах российских мореплавателей». Взяв книгу, Павел прочитал надпись, сделался хмурым, положил книгу на стол и молча вышел. Присутствующие, обсудив происшествие, догадались: императору не понравилось, что его поход с флотом назван в надписи «кратким пребыванием». Вечером, встретив Шишкина, Павел строго заметил: «Вы там написали много лишнего».
Павел I выше всего ставил порядок и послушание и не терпел, когда ему пытались противоречить. Однажды старый фельдмаршал Н. В. Репнин выразил свое несогласие с одним из поспешных решений императора. Павел нервно поморщился и, указав на то, что Репнин вышел на полшага вперед более положенного, сказал: «Фельдмаршал! Знайте, что в России вельможи только те, с которыми я разговариваю и только пока я с ними разговариваю».
Однажды утром дежурный адъютант в звании поручика рапортовал императору Павлу о состоянии одной воинской части. Согласно строевой записке, он докладывал: «в карауле столько-то», «дежурных столько-то», «больных столько-то», произнес: «под арестом» и вдруг осекся, видя, что в этой графе никого нет. «Кто под арестом?» — спросил император. Растерявшийся поручик молчал. «Кто под арестом?» — гневаясь, переспросил Павел. «Я, государь!» — промолвил офицер, преклоняя колени. Смягчась и раскаявшись в своей строгости, император сказал: «Поручик, нет — капитан, встаньте!»
При Павле I был такой случай в одной из западных губерний. Командиру роты, ротмистру, доложили, что местный торговец-ростовщик не хочет продать роте сена для лошадей, и спросили, что делать. «Повесить!» — ответил ротмистр машинально. Каков же был его ужас, когда он узнал, что солдаты действительно выполнили его приказ. Этот случай был доложен Павлу, и тот направил командиру дивизии два своих указа один за одним:
«Ротмистра такого-то за глупое приказание разжаловать в рядовые».
«Ротмистру такому-то возвратить его прежний чин и, кроме того, повысить его в майоры за то, что и глупые его приказы исполняются беспрекословно».
Император Павел I, строгий сторонник всяческих регламентов, назначил каждому иметь за столом число кушаний в соответствии с сословием или чином: майору, например, полагалось иметь на обед три блюда. Я. П. Кульнев, будущий генерал и герой отечества, был тогда майором и имел скромный доход. Повстречав Кульнева, Павел I спросил, сколько кушаний ему подают на обед. «Как положено,— три, ваше величество»,— отвечал Кульнев. «А какие же?» — «Курица плашмя, курица ребром и курица боком».
На военных маневрах в Гатчине осенью 1800 г. Павла сопровождал генерал И. Дибич (отец фельдмаршала Дибича-Забалканского). Когда-то он служил адъютантом у прусского короля Фридриха II и потому имел в глазах Павла особый авторитет. Умело скрывая промахи в действиях войск на маневрах, Дибич на каждом шагу повторял царю: «О, если бы Великий Фридрих мог видеть армию Павла! Она выше прусской!» Чрезвычайно довольный Павел щедро наградил участников маневров.
Однажды Павел I при проверке одного из караулов приказал арестовать дежурного офицера за какую-то оплошность. Но тот вдруг воспротивился, заявив: «Прежде чем арестовать, меня положено на посту сменить». Император оценил верность офицера уставу, и, отменив свое первое приказание, он распорядился произвести офицера в следующий чин.
Как-то на строевых занятиях Павел прогневался на одного гвардейского офицера и повелел перевести его из гвардии в армию, в гарнизон. Исполнители подбежали к офицеру, чтобы вывести его из строя. Пораженный распоряжением царя, офицер громко сказал: «Из гвардии да в гарнизон? Ну, уж это слишком!» Услыша это восклицание, Павел рассмеялся: «Хорош ответ, господин офицер! Прощаю вас».
При Павле I один командир полка в месячном рапорте показал умершим офицера, который лежал при смерти в госпитале. Павел приказал исключить его из списков. Но офицер не умер, а выздоровел. Оказавшись без всяких прав и лишившись средств для жизни, офицер подал Павлу жалобу. Сторонник твердого порядка, Павел, почти не читая жалобу, наложил резолюцию: «Так как об этом офицере состоялся высочайший указ, то в просьбе ему отказать».
Петербургский комендант Котлубицкий заведовал кордегардией, где содержались под арестом офицеры, наказанные за различные провинности по строевой службе. Однажды он приехал к Павлу с планом, где предлагалось сделать к кордегардии пристройку. «Зачем это?» — спросил Павел.— «Там такая теснота, что офицерам ни сесть, ни лечь».— «Пустяки,— после небольшого раздумья сказал император.— Они посажены не за государственные преступления. Нынче же выпустить одну половину, а через несколько дней — другую, и всем место будет, и ничего строить не нужно».
Рассорившись с Англией, Павел I решил ее «поразить в самое сердце» и дал команду донским казакам отправляться в поход на Индию, английскую колонию. В своем рескрипте от 12 января 1801 г. он так наставлял донского атамана Орлова: «Англичане имеют у них свои заведения... то и цель — все сие разорить и угнетенных освободить и ласкою привести России в зависимость. Мимоходом утвердите Бухарию, чтоб китайцам не досталась».
Поход прекратился со смертью Павла.
После смерти Екатерины II и восшествия на престол Павла I в русской армии стали воцаряться прусские порядки, которых Суворов не любил. Назначенный командиром Екатеринославской дивизии, он получил специальные палочки для измерения длины солдатских кос и буклей, что оценил следующими словами: «Пудра не порох, букли не пушка, коса не тесак, а я не немец, а природный русак». Царская опала не заставила себя ждать.
Рассорившись с Павлом I, фельдмаршал Суворов был вынужден оставить военные дела и уехать в свое имение Кончанское. Надзор со стороны царских соглядатаев, склоки вокруг его имени бесили полководца. Но в 1799 г. союзники России по антифранцузской коалиции стали просить Павла назначить Суворова командующим союзными войсками в Италии. Павел скрепя сердце сдался и направил Суворову письмо, где предлагал забыть обиды и поспешить на помощь союзникам. Прочитав письмо, Суворов крякнул, а затем позвал старосту: «Михеич, неси срочно денег для пошивки мундира. Уезжаю в Петербург. Европу спасать надо».
Стремительные маневры Суворова в 1799 г. на итало-швейцарском театре военных действий, его победы над французами у Адды, Треббии и при Нови ошеломили Европу и очень встревожили Париж. Французский министр иностранных дел Талейран писал Наполеону, действовавшему в это время в Египте: «Суворов ведет себя как шалун, говорит как мудрец, дерется как лев, поклялся положить оружие только в Париже. Приезжайте, генерал, скорее». Но с Наполеоном Суворову встретиться не довелось.
В лагере Суворова обнаружили французского лазутчика. Выяснилось, что он хотел убить русского полководца, за голову которого было обещано два миллиона ливров. Французу грозила казнь, но Суворов отпустил его со словами: «Поди доложи своим генералам, что я сам им свою голову принесу». Через несколько дней Суворов атаковал французские войска у города Нови, обратив их в бегство. «Обманули меня французы,— пошутил фельдмаршал,— не захотели моей головы, разбежались».
В семейном родстве с Суворовым состоял граф Д. Хвостов, который был мужем племянницы генералиссимуса. Хвостов был страстным сочинителем стихов, по преимуществу бездарных, но сам он высоко ставил себя как поэта. Суворов отговаривал его от сочинительства. Незадолго до кончины тяжело больной Суворов принимал близких и родственников, давал им последние наставления и советы. Пришедшего к нему Хвостова слабеющий Суворов заклинал как «доброго и честного человека» бросить стихоплетство, отказаться от этой глупой страсти, дабы не быть посмешищем для общества. Поцеловав руку умирающего, уязвленный Хвостов вышел и на расспросы собравшихся в зале о самочувствии генералиссимуса отвечал: «Увы, уже без сознания, только бредит».
Завещание Суворова потомкам гласило: «Потомство мое прошу брать мой пример: всякое дело начинать с благословением Божьим; до издыхания быть верным государю и отечеству; избегать роскоши, праздности, корыстолюбия и искать славы через истину и добродетель, которые суть мои символы».
Среди учеников Суворова были Кутузов, Багратион, Ермолов, Милорадович...
Во время перехода суворовских войск через альпийский перевал Сен-Готард в 1799 г. в авангарде шла колонна генерала Милорадовича. При спуске с крутой горы в долину, занятую французами, солдаты заколебались. Заметив это, отважный Милорадович воскликнул: «Посмотрите, как возьмут в плен вашего генерала! » — и покатился на спине с утеса. Солдаты, беззаветно любившие своего командира, дружно последовали за ним.
Военно-морской деятель, принесший первую славу Черноморскому флоту. Окончил Морской кадетский корпус (1766), служил на Балтийском флоте, в Азовской флотилии, вновь на Балтике. С 1783 г.— капитан Черноморского флота, с 1790 — его командующий. Выиграл все морские сражения русско-турецкой войны 1787—1791 гг. Успешно руководил Средиземноморским походом Черноморского флота 1799—1800 гг. против французов.
В феврале 1799 г. эскадра Ф. Ушакова атаковала остров Корфу, занятый французами. После мощного артиллерийского обстрела крепости был высажен десант, яростно атаковавший форты. К вечеру французский генерал Шабо прислал Ушакову письмо с предложением перемирия и выработки условий сдачи крепости. Ушаков учтиво ответил: «Я на приятные разговоры всегда согласен».
Узнав о взятии Корфу, знаменитый Суворов, который в это время воевал с французами в Италии, был восхищен и говорил: «Сожалею, что я не был при этом хотя бы мичманом!»
В 1799 г. адмирал Ушаков, взаимодействуя с турецким флотом, отвоевывал у французов Ионические острова. Когда на острове Цериго образовался целый лагерь пленных французов, турецкий адмирал Кадырбей обратился к Ушакову с просьбой применить против них военную хитрость. «Какую же?»— поинтересовался Ушаков.— «Позвольте мне подойти к ним ночью и вырезать их». Ушаков удивился и отказал, чему по-своему удивился и Кадырбей.
Имея славу «грозы морей», адмирал Ушаков отличался такой странностью: при виде женщины он совершенно терялся, страшно робел, начинал говорить невпопад, переминаться с ноги на ногу и краснеть. На всю жизнь он остался холостяком.
Будучи добрым человеком, Ушаков, однако, был вспыльчивым и порою переходил на крик. Лучше всех усмирять эти вспышки мог его камердинер Федор. Когда адмирал по какому-то поводу громко негодовал, Федор тоже начинал возвышать голос, изображать бурные чувства, чем озадачивал своего начальника, и тот, забывая свой гнев, заботился уже о том, чтобы успокоить слугу.
В 1801 г. генерал от инфантерии А. Беклешов был назначен Павлом на ответственный пост российского генерал-прокурора. Отвечая за законность, он проявлял не только добросовестное отношение к делу, но и остроумие. Когда Державин, известный поэт, написал оду по случаю восшествия на престол Александра I, где имелись выпады против предыдущего императора, Павла, цензура запретила ее к печатанию. Державин обиделся и обратился за поддержкой к генерал-прокурору. Беклешов вынес следующее решение: «Дозволить печатать вместе с теми одами, кои он писал в похвалу Павла при жизни его». Пришлось поэту спрятать свою оду под насмешки многих людей.
Одним из лучших российских генерал-губернаторов (наместников) конца XVIII в. был А. Беклешов. Он возглавлял местное управление в Лифляндии, Орловской и Курской губерниях, Малороссии и Киеве, Москве. Это был человек старорусской закалки, с правдивым и честным сердцем, требовательный и шумливый в гневе. Во время ревизионной поездки по Малороссии (Украине) от него особенно досталось панам и «подпайкам» за притеснение крестьян. В журнале «Киевская старина» по этому случаю была опубликована хвалебная шутливая поэма, где были и такие строчки: За бедный там народ вступился, и на панов так рассердился, что чуть от крику не пропал.