Русские богатыри

Вольга Буслаевич

Давно, давно это было, так давно, что даже самые старые люди не запомнят, а знают только понаслышке от своих дедов да прадедов…

Где теперь города стоят, где сёла да деревни пестреют, — тогда почти сплошь тянулись леса, такие густые да дремучие, что зачастую в этих лесах нельзя было ни пешком пройти, ни верхом проехать: глубокие могучие реки растекались во все стороны, по берегам же их раскинулись такие широкие поля, что и глазом их не окинуть. Повсюду овраги да ямы, а в этих оврагах змеи да гады всякие.

Дорог одна, две да и обчёлся, и дороги-то прокладывались не по-нынешнему: прорубят в лесу просеку, забросают хворостом овраги, где ручей случится — шаткий мост на столбиках перекинут, а через реку на скорую руку перевоз заведут — вот и путь готов…

А в лесах-то всякого зверья кишмя кишело: и медведей, и лисиц, и волков, и туров рогатых с косматою гривою, и вепрей; без рогатины да без лука нельзя было и в путь выехать. Но не одного зверья боялся проезжий: бродили по дорогам разбойники, нечисть всякая, и змеи горынчищи, и колдуны, и оборотни… Кто выезжал из дому, тому уж приходилось трусость за печью оставлять…

Тогда, впрочем, и люди-то были иные, не нынешним чета: жили тогда на свете богатыри да витязи, славились они своей непомерною силою, удальством, молодечеством; про них прошла молва по всей земле русской, долетела и до нас, даром что с тех пор столько веков утекло.

Стоит высоко на небе широкий двор такой, что глазом не окинуть, вокруг него железный тын с золотыми маковками, на каждой маковке блестит по жемчужине. Посреди этого чудного двора три терема: один весь из чистого золота, другой — из чистого серебра, а третий — хрустальный.

В золотом тереме живёт свет-красное солнышко, в серебряном — светлый месяц, а в хрустальном — детки их, частые звёздочки.

Солнышко всему жизнь даёт, всех греет, всем улыбается; месяц светлый выглянет в тёмную ночь из своего серебряного терема и осветит тёмные дебри лесные, реки широкие, дороги проезжие; запоздалый путник спешит домой под его мягкими добрыми лучами и воздаёт славу государю-месяцу пресветлому. А детки их, звёздочки белые, приветливые, с ясными зорьками играют, студёною росою умываются…

Любило ясное солнышко людей, заботилось о них, зато и от людей были ему и почёт, и слава: лишь только засветит оно по-весеннему, с полудня, люди спешат в честь его костры зажигать; соберутся в лесу под дубом, на горке и начнут песни петь, плясать; старший из них наточит нож, зарежет козла и сожжёт его на костре в честь солнца, а молодёжь между тем хоровод водит, солнышко в песнях умаливает, чтобы оно милостиво взглянуло на рожь с корнем глубоким, с хлебом обильным, чтобы оно принесло им радость и веселье… Проглянет солнышко ярким лучом с неба, и всем станет радостно, а скроется за тёмною тучею, нахмурится небо, подует холодом с севера, и люди затоскуют, слезами обливаются, поют:

Ушло красное солнышко в свой златоглавый терем, вышел на небо светлый месяц, рассыпались по небу детки — частые звёздочки… народился на земле могучий богатырь, Вольга Буслаевич. Вся земля содрогнулась, всколебалась, всколыхалось синее море; звери разбежались, кто куда мог: рогатые туры и быстроногие олени попрятались в горы; волки и медведи разбросались по ельнику; куницы и соболя на острова уплыли; зайцы, лисицы в чащу забились; птицы полетели высоко в поднебесье, рыба в глубь ушла, все зачуяли, что родилось не простое дитя, что лежит в колыбельке из дорогого рыбьего зуба, под шелко́вым пологом, могучий витязь.

Мать его, молодая княгиня Марфа Всеславьевна, на него не налюбуется, пеленает его в дорогие пелены, свивает шелковым поясом, баюкает на груди своей, поёт ему тихие, колыбельные песни, Вольга растёт не по дням, а по часам. Только полтора часа и полежал он в колыбели. Пролетели полтора часа, как одна минута, а уж он вырос на целые полтора года; никто его ещё и лепетать не учил, а уж он сам собой говорить научился и сказал княгине:

— Родимая матушка, не пеленай ты меня в пелены, не вяжи поясами шелковыми, пеленай ты меня в латы железные, на голову надевай мне шлем из чистого золота, а в руки дай мне тяжёлую палицу.

Дивуется на него мать, а он растёт себе да растёт… В семь лет стал он таким богатырём, каких мало. Стали его грамоте учить — научился он и читать, и писать, всем хитростям, да мудростям, да языкам разным заморским — скоро и учителей своих перегнал.

Пришёл он к матери.

— Родимая, — говорит, — мало мне того, чему меня учителя научили, хочу я и другим премудростям выучиться: чтобы мог я, когда вздумаю, обернуться ясным соколом, по поднебесью летать, ясное солнышко вблизи видеть, чтобы умел я скинуться серым волком, пробраться в чащу заповедных лесов, или буйным туром — золотые рога, меряться силою со всяким зверем.

Отпустила его мать к ведунам, волхвам, научился он от них всяким премудростям, в два года всё понял, всё уразумел, чего другому бы и на всю жизнь хватило.

Окреп Вольга, вырос, почувствовал в себе силу и стал скликать дружину. Целых три года собирались к нему молодые витязи, кто с полуночи, с севера, кто с полудня, с юга, все такие же рослые, крепкие, как он сам. Набралось их двадцать девять человек, а сам Вольга тридцатый. Всем им только что исполнилось по пятнадцати лет, у всех у них добрые верные кони, меткие стрелы, острые мечи, а главное — удаль молодецкая. Горят у них молодецкие сердца, хочется показать свою силу да храбрость, хочется добыть себе такой славы, чтобы прогремела она по всей земле русской!..

Простился Вольга со своею матерью и выехал с дружиною в чистое поле. Не ехали за ними ни повозки с припасами, ни повара с поварятами, не везли они с собою ни постелей, ни запасов, ни челяди. Зачем храбрым витязям всё это? У них в колчанах довольно стрел, чтобы бить птиц да мелких зверей, а на большого зверя каждый из них готов выйти один на один с железною палицею, а то и с дубиною. Постели? к чему им постели, они умеют спать и на голой земле с седлом под головою вместо подушки. У пояса есть у них огниво: высечь огня да развести костёр в поле, можно и отогреться, и испечь дичину на угольях, а запить студёною водою из любого ручья.

Гуляют витязи по чистому полю и день, и два… Посылает Вольга своих молодцев наловить мелких зверей в лесу:

— Гей вы, дружинушка храбрая, вейте верёвочки шелковые, ставьте силки по тёмному лесу, ловите куниц, лисиц, чёрных соболей.

Разбрелись они, рассыпались… Ждёт-пождёт Вольга три дня и три ночи, приезжают все с пустыми руками:

— Не попалась нам ни одна куница, не повстречалась ни одна лисичка, не запутался в тенётах ни один горностайко.

Ударился Вольга оземь, оборотился могучим львом, в три прыжка скрылся в самой чаще леса и живо наловил всякого зверья: и буйного тура рогатого, и куниц, и соболей, и барсов, и лисиц, и медведей; не побрезговал и зайкою сереньким — всего понабрал. Поделили они добычу, попировали, и опять посылает Вольга своих витязей:

— Наставьте вы силков в лесу, наловите птиц, гусей, лебедей, соколов да ястребов, а я буду ждать вас три дня и три ночи…

Рассыпались витязи по лесу, наставили сетей да силков, думали много поймать, а не добыли даже и мелкой пташки. Воротились они, повеся головы, к Вольге, а он их утешает:

— Не кручиньтесь, будет у нас всякая птица…

Ударился оземь и скинулся Науй-птицей. Поднялся высоко-высоко, как стрела налетел на всякую птицу, большую и малую. Бьёт он гусей, белых лебедей, не даёт спуску и малым серым утицам, только пух от них летит по поднебесью… Вернулся он к витязям с такою добычею, какая им и во сне не чаялась. Надолго хватило им, а как вышел запас, посылает их Вольга опять:

— Витязи мои верные, возьмите-ка вы топоры, стройте дубовое судно, забросьте-ка в море шелковые невода, наловите рыбы, осетрины, белужины; три дня, три ночи буду я вас поджидать…

Забросили витязи невода, а рыба-то вся в глубь забралась, сидит на дне да над молодцами подсмеивается: «коротки, мол, руки у вас, не достанете». Сидели, сидели они у моря, просидели три дня, три ночи, ни одной плотички, ни одного лещика не поймали.

Воротились к Вольге, не смеют и глаз на него поднять, а он уж всё знает.

— Что, — говорит, — плохой лов? Ну, не тужите, я вам всего достану…

Обернулся щукой зубастою, нырнул в самую глубь, погнался за всякою рыбою, наловил и стерлядей, и осетров, и белуг, и севрюг — хватило им надолго.

Поит, кормит Вольга свою дружину храбрую, одевает их, обувает по-княжески: носят они шубы соболиные, переменные шубы барсовые. Дружина на него надивиться не может, не знает, как его удачу и расхваливать.

Прослышал Вольга, что турецкий царь, Салтан Бекетович, собирается идти войною на Русь православную; разгорелось его сердце молодецкое, захотелось ему посчитаться с ним.

— Дружинушка моя храбрая! Кто из вас сослужит мне верную службу, обернётся гнедым туром, сбегает в Золотую Орду, узнает, что царь Салтан замышляет, о чём он советуется со своею женою Давыдьевною?

Молчит дружина, ни один удалый молодец не вызывается, прячутся они друг за друга: старший за среднего, средний за младшего, а младший и рта открыть не смеет.

Подождал Вольга да и говорит:

— Видно, уж мне самому приходится идти в Золотую Орду. Ждите меня, витязи, я живо слетаю и разведаю про царя Салтана.

Обернулся Вольга маленькою пташкою, полетел в Золотую Орду, сел на окошко к царю Салтану и стал подслушивать. И слышит, как царь Салтан говорит своей жене Давыдьевне:

— Я пойду на Русь возьму девять городов, раздам девяти сыновьям, а сам сяду в Киеве…

— Не бывать тебе на Руси, — отвечает Давыдьевна, — не взять и девяти городов, не видать и Киева: народился там такой богатырь, что тебе с ним не совладать, а зовётся он Вольгою Буслаевичем.

Рассердился царь Салтан, ударил царицу о кирпичный пол, а Вольга обернулся горностаем, пробрался в подвалы и погреба царские, да и перепортил всё оружие: тетивы у тугих луков перегрыз, железа у калёных стрел побросал. Потом обернулся ещё серым волком, пробрался в конюшни и там передушил всех коней, затем полетел он снова маленькою пташкою к дружине, разбудил своих добрых молодцев и повёл их на царя Салтана.

Подошли они к Золотой Орде, а вокруг стоит высокая каменная стена; ворота у неё железные, засовы медные, у ворот стоят часовые день и ночь, а подворотня из дорогого рыбьего зуба такая маленькая, что только мурашику в неё пролезть.

— Как же мы теперь попадём в Салтаново царство? — растужилась дружина.

А Вольга не кручинится: ударился оземь, стал мурашиком и всех своих добрых молодцев, а их было до семи тысяч, обернул тоже мурашиками, все они и проползли в подворотню. Как встали по ту сторону стены, обернулись снова витязями с конями и с оружием. Прошли они по всей Золотой Орде, стали рубить да колоть, да жечь, так и перевели всю силу Салтанову. Сам Салтан в свой дворец убежал, за железными дверьми, за стальными пробоями спрятался. Вольга захотел потешить свою удаль, хватил ногой в дверь, все запоры повышиб и вошёл к Салтану.

— Вас не бьют, не казнят! — сказал он и так ударил его о кирпичный пол, что Салтан в крохи расшибся.

Поделил тогда Вольга всё богатство Салтаново между своею дружиною: много они добыли и золота, и серебра, и дорогого оружия, и коней, и разноцветных тканей. Не нахвалится дружина своим князем, да и есть чем: всегда она у него сыта, и одета, и обута, а слава о ней по всему свету прошла, до наших дней дожила.