Русские имена

ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ ФАМИЛИЙ

Фамилия — это третье слово в полном именовании русского человека. Она передается по наследству в неизменном виде от отца к сыну, от сына к внуку и может существовать в неограниченном ряду поколений одной и той же семьи, если в каждом из них будет рождаться мужчина, так как дети обычно получают фамилию от отца и сами в свою очередь передают своим сыновьям.　

Женщины, как правило, зовутся по отцу только до замужества, и эта фамилия называется девичьей фамилией. Выходя замуж, женщины чаще всего принимают фамилию мужа, хотя бывают и такие случаи, когда жена сохраняет за собой отцовскую (девичью) фамилию, а муж при регистрации брака берет фамилию своей жены.　

История русских фамилий не столь глубоко уходит своими корнями в глубь веков и берет свое начало примерно в XVI столетии.　

Замена исконно русских имен заимствованными заметно сузила круг русских личных наименований и привела к тому, что лица, носящие одинаковые имена, стали встречаться на Руси все чаще. С усилением торговых и иных связей в стране частое совпадение людских имен стало заметной помехой в различных делах. Трудно стало узнавать человека заочно по одному только имени и отчеству, образованному тоже от «календарного» имени, не несущего в своей основе какой-либо реальной приметы внешности или характера его. На самом деле, можно ли с уверенностью было сказать, о том ли человеке идет речь, если о нем было известно лишь только то, что он «Михайло Иванов сын». Ведь в стране было много Михаилов, чьи отцы носили имя Иван.　

На выручку нашим предкам в таких случаях приходили прозвища их отцов: Косой, Большой, Булгак, Бузырь и т. п. Ссылаясь на них, можно было более точно характеризовать человека заочно: один из Михаилов оказывался Михайлом Ивановым сыном Косого, другой — Михайлом Ивановым сыном Большого, третий — Михайлом Ивановым сыном Бузырева.　

Последние слова в этих трехчленных наименованиях, представлявшие собой ссылки на прозвища отцов, получили название прозвищных отчеств.　

Прозвищные отчества образовывались с помощью тех же суффиксов, что и обычные, только суффикс -вич, как правило, в них не встречался. Произносились и писались такие прозвищные отчества обязательно после «календарных».　

Документы XIV–XV вв. и особенно XVI–XVII вв. содержат многочисленные примеры использования их в деловых бумагах. Так, в «Разрядной книге» XVI века упоминаются, например, дворяне Михайло Иванов сын Булгаков и Борис Иванов сын Перепечин. Слова «Булгаков» и «Перепечин» в этих словосочетаниях не являются еще фамилиями в современном смысле этого термина, потому что сыновья этих дворян, упомянутые в этой же книге, уже не зовутся ни Булгаковыми, ни Перепечиными.　

В конце XV века прозвищные отчества становятся наследственными и начинают уже удерживаться в течение двух-трех поколений. В этом случае они получают новое название — дедины, то есть прозвища, образованные от имени деда или прадеда. В одной старинной песне есть строчки:　

Первоначально «дедины» ничем не отличались от обычных отчеств: они согласовывались с именами и изменялись по падежам. Однако вскоре «застыли» в форме родительного падежа, сохраняя во всех случаях бывшие окончания -а или -их, -ых. Эта застывшая форма «дедин» была, видимо, их главной приметой и способом отличить их от подлинных отчеств. Так, в одной из грамот той поры мы находим два выражения: одно — «Се яз, Федор, да яз, Семен, Ивановы дети, Федоровича Сабурова», второе — «на Семене Иванове сыне Сабурова». В том и другом случае слово «Сабурова» имеет форму родительного падежа, хотя в первом случае имена, с которыми ему положено согласовываться, стоят в именительном падеже, а во втором — в предложном.　

Передаваясь по наследству во все большем ряду поколений, дедины постепенно стали превращаться в родовые прозвания, которые с XVIII века носят название фамилий.　

Родовые прозвания, становясь фамилиями, вновь приобретают способность склоняться по падежам и согласовываться с именем человека: например, из прозвания Толстово образовались склоняемые фамилии Толстов или Толстой, из прозвания Долгорукова — фамилии Долгорукий или Долгоруков и т. д.　

Лишь небольшая часть фамилий хранит в себе застывшие формы древних «дедин» и не склоняется по падежам: Нагих, Рогатых, Хитрово, Бурдаго и т. п. Такие фамилии встречаются в Сибири и на Урале.　

Первоначально фамилии использовались родовитой феодальной знатью как средство отличиться от народа. Фамилия была той ниточкой, которая связывала личность боярина или дворянина с именем какого-нибудь отдаленного, но прославленного предка. А это накладывало на потомка некий ореол, некоторый отблеск прадедовской славы, льстило самолюбию и давало повод считать себя человеком особой породы. Наконец в самом слове «фамилия» был уже момент славы, так как оно было образовано от латинского слова fama, которое можно перевести на русский язык как «известность», «знатность», «слава».　

В целях доказательств своего древнего происхождения бояре и дворяне ворошили древние бумаги и составляли затейливые схемы своих родственных связей с известными в прошлом людьми. Эти схемы носили название «родословных деревьев», корнями которых были имена прославленных предков.　

В XVIII и особенно XIX вв., когда класс дворянства стал быстро расти количественно за счет присвоения этого звания чиновникам, дослужившимся до высоких чинов, знать стала делиться на «родовую», «старую» и «новую». Представители старой знати не хотели признавать за новыми дворянами прав на дворянские привилегии, почет и уважение. Они высмеивали их плебейское прошлое, благо оно было еще у многих новых дворян на виду, и гордились древностью своих родов.

В то время, когда дворяне спорили о том, чей род более древен и чья фамилия более знатна, в среде трудового народа фамилий как таковых вообще еще не было. Не только в обычных жизненных, но и в официальных случаях крестьян и «работных людей» в начале XIX века звали по-прежнему двумя именами: календарным и прозвищным, и ходили тогда по России Иваны Умойся Грязью, Петры Савельевы Неуважай-Корыто, Иваны Колесо, Максимы Телятиковы, Федоры Слава Богу и им подобные. Они не вели счет своим предкам и не вычерчивали себе «родословных деревьев», так как были сплошь неграмотны да и не видели в этом занятии никакого проку.　

Ироническое и открыто пренебрежительное отношение трудового народа к попыткам дворян с помощью «родословных деревьев» и фамилий доказать свою избранность и знатность, показал Н. А. Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо?». В главе «Помещик» поэт передал беседу семи мужиков-правдоискателей с барином, решившим посвятить их в тайны дворянского счастья, одним из элементов которого была гордость своим «родословным деревом». Разговаривая с крестьянами, помещик спросил их:　

говорит обиженный помещик и рассказывает, что он ведет свой род от некоего татарина Оболта Оболдуева, который лет двести пятьдесят тому назад потешил государыню мехами лисиц и волков и был за это награжден «суконцем в два рубля». По матери же предок этого помещика оказался грабителем:　

Естественно, что странники назвали одного из предков барина «прохвостом», а самого Гаврилу Афанасьевича — «яблочком» от этой пахнущей грабежом «яблоньки», которая выдается им за почетное «родовое дерево».　

В XVI–XVII вв. возникли, а в XVIII–XIX вв. стали довольно распространенными двойные фамилии.　

Первоначально они возникли тоже в феодальной родовитой среде. Одни из них сливались из фамилий двух знатных породнившихся между собой родов (Скопины-Шуйские, Мусины-Пушкины и т. п.); другие возникали из подлинных фамилий и прозвищ, которые давались помещику по названию местности, где находились его феодальные владения, как это было у князя Потемкина-Таврического; третьи хранили упоминание о местах и времени боев, в которых отличился один из представителей знатной фамилии (Суворов-Рымникский).　

В XIX веке двойные фамилии стали модой в артистической среде и положили начало многим известным семьям потомственных актеров; такие же фамилии стали встречаться и у писателей. В качестве примера можно привести всем известные фамилии: Корчагина-Александровская, Книппер-Чехова, Мельников-Печерский, Гарин-Михайловский, Смирнов-Сокольский, Сергеев-Ценский и т. д.　

Конечно, в этих фамилиях нет следов известных битв и названий обширных владений. Здесь все проще, но звучат эти фамилии все-таки несколько необычно, торжественно, что, вероятно, и было во многих случаях причиной их возникновения.　

Среди многочисленных и разнообразных русских фамилий с давних пор выделялись как наиболее «аристократические» фамилии с суффиксом -ский, -цкий. Возможно, это произошло потому, что в древних летописях к именам князей обычно прибавлялось географическое определение, состоявшее из прилагательного на -цкий, -ский: Александр Невский, Михаил Галицкий, Владимир Киевский. В XIX веке много фамилий на -ский появилось в среде русского духовенства, хотя представители его никакой родственной связи не имели с древними русскими князьями. Возникали эти фамилии у церковников настолько оригинальным путем, что об этом стоит рассказать более подробно.　

В первой половине прошлого столетия значительная часть сельских церковников не имела фамилий, потому что выходили они обычно из крестьянской, то есть тоже бесфамильной среды, а постригаясь в священнический сан, лишались ее вообще; их звали по чину и имени: поп Михей, дьякон Феодосий или отец Михей, отец Феодосий. Но пришло время, когда и священники должны были иметь гражданские фамилии; тогда-то и началось спешное их формирование.　

Обычно фамилии будущим священнослужителям присваивались при поступлении их в духовную семинарию. После приемных экзаменов новичков выстраивали в актовом зале, и ректор проходил вдоль строя будущих бурсаков, знакомясь с ними. Если в ряду новеньких оказывался юноша без фамилии, ректор придумывал ее тут же на ходу и объявлял семинаристу. Чаще всего основой фамилии в таких случаях становились названия приходов, в которых жили родители бесфамильных. Между ректором и бурсаками происходил при этом такой разговор:　

— Как тебя зовут? — спрашивал первый.　

— Михаилом… — отвечал бурсак.　

— Твоя фамилия?　

— Нет ее у меня.　

— Из какого ты прихода?　

— От Благовещенья.　

— Будешь, значит, носить фамилию Благовещенский.　

Ректор шел дальше, звучали новые названия приходов, и в ряду семинаристов появлялись новоиспеченные Благовещенские, Воскресенские, Богородицкие, Троицкие, Сретенские и т. п.　

Иногда фантазия начальника семинарии находила себе пищу в иных сферах. Он вдруг обращал внимание на наружность своих подопечных, и тогда возникали фамилии Белов, Чернов, Сизов, Рыжов. Названия праздников или дней недели тоже иногда становились основой фамилии: от слова «суббота» образовывалась фамилия Субботин, от слова «пасха» — Пасхин, от «троицы»— Троицын и т. д.　

Наконец, некоторые воспитанники духовных училищ были обязаны своей фамилией шутливым настроениям своих пастырей. Шутки ради последние называли их греческими и латинскими прозвищами: Неофитов (от греч. neofitos — новичок), Агриколянский (от лат. agricola — землепашец), Беневоленский (от лат. bene — хорошо и volens — желающий).

Эти фамилии-шутки были иногда весьма оригинальны. У А. П. Чехова в одном произведении упомянута анекдотическая фамилия Черноморепоколенпереходященский. Но она не является самой смешной. Ученый-языковед проф. А. М. Селищев в одной из своих статей, посвященных проблемам ономастики, приводит в качестве примера оригинальных «поповских» фамилий еще более поразительную — Череззаборнадевокглядященский.　

В среде русского крестьянства фамилии в их современном значении стали массовыми после отмены крепостного права. Они возникли в большинстве своем из прозвищ самих крестьян или их отцов и дедов и фиксировались чиновниками, проводившими перепись населения после реформы.　

Фамилии крестьян, рабочих, ремесленников, торговцев несли в своих корнях память о профессиях и характерах основателей их трудовых родов. Фамилия Бондаревы напоминает о том, что кто-то из не столь уж далеких предков делал бочки и другую деревянную посуду; Гончаровы указывает на занятия гончарным делом.　

Народные фамилии очень часто точно отражают быт и нравы трудового русского народа прошлых веков, картину которых нетрудно себе представить, вчитавшись в их перечень: Винокуровы, Дегтяревы, Ковалевы, Колесниковы, Конюховы, Косаревы, Кузнецовы, Плотниковы, Решетниковы, Рыбаковы, Свинобоевы, Телегины, Токаревы, Черепановы, Соломатины, Капустины.　

У каждой такой народной фамилии есть тоже свое «родословное дерево», только оно не записано ни в каких грамотах и летописях, а восстанавливается лишь путем сбора устных преданий. Примером истории таких фамилий может служить история семьи прославленного полководца гражданской войны В. И. Чапаева.

Предки Чапаева были крестьянами. После реформы 1861 г. они стали наемными рабочими. В роду их не было постоянной фамилии: она менялась с каждым новым поколением. Устойчивую фамилию этому роду дал дед Василия Ивановича, Степан Гаврилов. Старик работал то в извозе, то на лесосплаве. Умный и расторопный Степан был избран волжскими сплавщиками на должность «старшого» в артели. Работая на выгрузке или сортировке бревен, он любил покрикивать на медлительных артельщиков: «Чапь! Чепай!», то есть «Зацепляй багром!», «Не упускай!». Этот возглас и послужил, причиной возникновения его прозвища — Чепай, Чапай, а оно позднее стало официальной фамилией его сына, а затем и знаменитого на весь мир внука В. И. Чапаева.　

После отмены крепостного права среди крестьян стали появляться носители весьма необычных для этой среды, «аристократических» фамилий на -ский, -цкий. Однако носители их не были потомками знатных дворянских родов, а скорее всего получали срои фамилии по принадлежности их отцов и дедов к числу крепостных богатых господ: Пестовские среди крестьян — это те, чьи родители принадлежали помещику Пестову, Ростовские— дворовые графов Ростовых и т. д.　

Политическая борьба в условиях жесточайшего преследования всех прогрессивно настроенных людей со стороны царского правительства была причиной возникновения в России фамилий-псевдонимов, то есть ложных, подставных фамилий (от греческого pseudonimos — носящий ложное имя).　

Примером политических и литературных псевдонимов могут служить фамилии великих сынов русского народа, которым часть своей жизни пришлось прожить в условиях строгой конспирации или за границей, — фамилии Ленин и Горький.

Владимир Ильич по отцу имел фамилию Ульянов. Став революционером-подпольщиком, он вынужден был взять ряд партийных кличек. Наиболее популярной оказалась кличка Ленин. После Октябрьской революции, будучи избранным Председателем Совета Народных Комиссаров, Ильич стал подписывать декреты и другие официальные документы двойной фамилией — Ульянов-Ленин, но в народе его знали больше как Ленина, и после его смерти именно последняя фамилия стала основной.　

Алексей Максимович при рождении был записан по фамилии его отца, мастерового малярного цеха, Пешковым. Первый свой рассказ «Макар Чудра» он опубликовал, подписав его выдуманным им самим псевдонимом Максим Горький, в котором соединил имя своего любимого отца с прилагательным, которым намекал на тяжелую жизнь, что пришлось ему испытать. Последовавшие за первым рассказом другие произведения скоро сделали популярным прозвище молодого писателя, а через десять-пятнадцать лет этот псевдоним стал уже всемирно известной литературной фамилией писателя.　

Ряд русских фамилий имеют явно иноязычные основы, и в этом нет ничего удивительного, так как в состав великого русского народа то и дело вливаются новые и новые граждане — выходцы из других стран и народов. С течением времени потомки этих пришельцев становятся русскими, а их фамилии зачастую претерпевают такую серьезную языковую переделку, что трудно бывает докопаться до их первоначальных основ. Так, в русских фамилиях Бурнашев, Левштин и других исследователи обнаруживают то английские (Burness), то немецкие (Lowenstein) корни. В других случаях анализ таких фамилий оказывается более простым: фамилия Сидоренков намекает на украинское ее происхождение и т. д.

Русские фамилии так разнообразны, что нет возможности характеризовать их все в таком беглом очерке. Исследование их может дать богатый и интересный материал как для историка-языковеда, так и для историка вообще. В основах современных русских фамилий хранятся корни очень древних слов, которые в чистом виде давно вышли из употребления и часто не зафиксированы даже в самых полных лексиконах. Разве не удивительно узнать, что фамилия Елагин произошла от прозвища Елага, которое обозначало «пиво», «бражка», а фамилия Завьяловы — от прозвища Завьял, то есть человек, которого может зимой на ходу снегом «завьять», «завеять», настолько он медлителен.　

Прав был Н. В. Гоголь, сказавший в поэме «Мертвые души»: