КОММЕНТАРИИ

Цель настоящего комментария — дать по возможности самые необходимые сведения для прочтения текстов главным образом со стороны их записи и публикации.

Комментарий строится по следующему плану.

Для сказочного текста, перед которым не стоит характеристика источника, вслед за порядковым номером и названием сказки дается ссылка на «Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне» Н. П. Андреева и дополнительно на «Указатель сюжетов», составленный В. Я. Проппом к сборнику А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки» (т. 3. М., 1957, стр. 454—502), отмечаются отдельные варианты, не зарегистрированные «Указателями», а затем уже приводится литература, откуда данный текст взят.

Для сказочного текста с характеристикой источника вслед за порядковым номером и названием сказки сразу же дается номер цифрами без знака номера или страница этого источника, а потом делаются ссылки на «Указатели» сюжетов и дополнительные к ним варианты.

Приводится характеристика сказочного текста с привлечением литературы предмета.

СКАЗКИ В ЗАПИСЯХ XVI—XVIII ВЕКОВ

Сказка в записи Павла Иовия Новокомского (XVI век)

1. <О поселянине и медведице>. «Указатель», 1900 А («Медведь вытаскивает человека из дупла»). Близких вариантов в русском сказочном репертуаре не зарегистрировано, если не считать заключительного эпизода в сказке «Небылицы в лицах, или не любо — не слушай, а лгать не мешай» (Собрание русских народных сказок. М., 1820, стр. 1—23, отд. пагинация; переп.: Сказки XIX в., 2), где, однако, человек спасается от медведя-лакомки, убивая его топорищем. По родственному сходству ряда мотивов и деталей ср. «Указатель», 1877*В («Человек в дупле»), 1875 («На хвосте у волка»), 1900*В («Волк вытаскивает человека из болота»). Дополн.: Левшин. Вечерние часы, 1, стр. 118; С. В. Савченко. Русская народная сказка, Киев, 1914, стр. 62.

В стихотворном изложении сказка-небылица о русском крестьянине, угодившем в огромное дупло с медом и спасшемся оттуда с помощью медведя, фигурирует в латинской поэме Севастиана Фабиана Кленовича «Роксолания», изданной в 1584 году (См.: А. В. Стороженка. С. Ф. Кленович и латинская его поэма Роксолания. Киев, 1881, стр. 35—37).

Печатается по сочинению Павла Иовия Новокомского (XVI век) «Книга о московском посольстве» (пер. А. И. Малеина, 1908), стр. 266—267; текст записан со слов царского посла и толмача Димитрия Герасимова во время его пребывания в Риме с ноября 1525 по июль 1526 года.

Характерно, что эпизод с дуплом излагается рассказчиком как подлинный факт, на что обратил внимание В. Бахтин в кн.: Господин леший, господин барин и мы с мужиком. Записки о сказочниках Дм. Молдавского и сказки, собранные Вл. Бахтиным и Дм. Молдавским. М. — Л., 1965, стр. 347.

Подробно о сказке-небылице см. настоящий сборник, стр. 7—10.

Сказка об Иване Грозном в записи Самуила Коллинза (XVII век)

Две сказки (№№ 2 и 3) в записи Самуила Коллинза извлечены нами из его сочинения «Нынешнее состояние России» (Лондон, 1671), переведенного с английского на русский язык П. В. Киреевским и напечатанного в ЧОИДР, кн. 1, 1846 (отд. «Материалы иностранные»).

2. <Иван Грозный и лапотник>, стр. 15. «Указатель» (дополн.: Пропп), *921 II («Горшеня»). Ср. немецкий вариант «Репа Людовика XI» («Спутник и собеседник веселых людей», I, 103).

В басне В. Майкова «Повар и портной» вместо царя выступает важный пан, едущий из гостей домой; за остроумный ответ он награждает встречного повара, а завистливого и глупого портного наказывает (в сказке наказание несут бояре). В русской сказочной традиции сюжет в ряде случаев связывается с личностью царя Ивана Грозного и носит острый антибоярский характер (Афанасьев, 325; Ончуков, 7).

Не исключено, что современники Коллинза сказку об Иване Грозном и лапотнике воспринимали как историческое предание, на что указывают, между прочим, такие места в тексте, как происхождение дворянской фамилии Лапотских или забрасывание «по обычаю» прохожими старых лаптей на дерево в память о лапотнике.

О сказке см.: Ф. И. Буслаев. Исторические очерки народной словесности и искусства, т. I. СПб., 1861, стр. 512—515; А. Н. Веселовский. Сказки об Иване Грозном. «Древняя и новая Россия», 1876, № 4, стр. 313—316; Молдавский. Русская сатирическая сказка, стр. 246—249.

3. <Иван Грозный и вор>, стр. 16. «Указатель», 951 («Царь и вор»). Характерно, что в тексте Коллинза вор предлагает переодетому царю ограбить не казну «нашего государя», а «богатого боярина» и за то вознаграждается, тогда как в вариантах поздних записей вор или исполняет задуманное, или, отправившись к боярскому дому, подслушивает там заговор против царя и за сообщение об этом царю награждается.

В русских сказках на сюжет «Царь и вор» в качестве мнимого вора могут выступать Иван Грозный (см. настоящий сборник, № 4), Петр I (№ 5), безымянный царь или король (№ 23).

См.: А. Н. Веселовский. Сказки об Иване Грозном, стр. 316—322.

Кроме этих двух сказок, Коллинз записал (очевидно, также в кратком пересказе по памяти) следующие прозаические произведения, относящиеся к разряду исторических преданий или анекдотов и легенд.

а) Иван Васильевич (прозванный Грозным, the Tyrant) был хорошим государем, но много имел странностей. Однажды он пришел к своему дьяку и подал ему бумагу, в которой просил его, чтобы он сделал одолжение, заготовил к назначенному времени 200 000 человек войска со всем нужным оружием; потом прибавил, что он очень ему будет благодарен и будет молиться за его здоровье и подписался: «Твой покорный слуга, Ванька Московский (Josky of Moscua)».

б) Иван Васильевич был любим народом, потому что с ним обходился хорошо, но жестоко поступал со своими боярами. У него был жезл с острым наконечником, который он иногда во время разговора вонзал своим боярам в ноги, и если они выносили удар, не вздрогнув, то оказывал им после большое предпочтение.

в) Однажды послал он в Вологду за меховым колпаком (Colpack) и положил на ее жителей пеню за то, что прислали этот колпак не в надлежащую меру.

г) На одном празднике он делал различные шалости, над которыми некоторые иностранки, т. е. голландки и англичанки, смеялись; заметя это, он призвал их во дворец и, приказав раздеть их донага в своем присутствии в больших покоях, велел рассыпать перед ними четыре или пять мешков гороху и заставил их все подобрать. Когда они кончили эту работу, он напоил их вином и сказал, чтобы они были осторожнее и вперед не смели смеяться в присутствии императора.

д) Он послал однажды в Казань за одним дворянином, которого звали <Тарас> Плещеев (Plesheare), что в произношении русских звучит как плешивый, а воевода (Vayod), не расслышавший приказания, подумал, что он велел привести полтораста плешивых людей, потому что его имя сходно было звуками со словом полтораста (polteraste). Итак, собрав 80 или 90 человек плешивцев, воевода поспешно отправил их, извиняясь, что больше не мог найти в одной области. Увидя такое множество плешивых, император перекрестился от удивления; наконец, когда один из присланных подал ему бумагу, он спросил у своего дьяка: что он писал к воеводе? Дьяк показал список с письма, и таким образом ошибка открылась. Поив плешивых три дня до пьяна, царь отослал их назад.

е) Когда пожаловались на другого воеводу за то, что он в виде взятки принял гуся, наполненного червонцами (дукатами), царь, казалось, не обращал внимания на жалобу, но, проходя однажды мимо Пожара (Poshiarr), открытой площади, сходной с Смитфильдом, на которой обыкновенно бывают казни, он велел палачу отрубить этому воеводе руки и ноги и спрашивать при каждом ударе: «Вкусен гусь?».

ж) Иван Васильевич велел одному французскому посланнику пригвоздить шляпу к голове. Сир Иероним Баус (Sir Jerom Boze, Bowes), который вскоре после того приехал сюда в качестве нашего посланника, явился перед царем в шляпе, и когда он с гневом спросил у него, знает ли он, как наказан был французский посланник, сир Иероним отвечал: «Тот посланник был представителем малодушного французского короля, а я посол непобедимой королевы английской, которая не обнажает головы ни перед одним государем, и, если кто-либо из ее министров подвергнется оскорблению за границей, она в состоянии за него отомстить». — «Взгляните на него! — сказал Иван Васильевич своим боярам. — Вот молодец! Он смело говорит и действует за свою государыню; кто же из вас для меня то сделает?» Эти слова навлекли зависть на сира Иеронима и придворные уговорили императора, чтобы он дал ему объездить дикую лошадь. Сир Иероним исполнил приказание, так утомил лошадь, что она мертвая пала на землю; и потом спросил у его величества: не нужно ли объездить еще нескольких диких лошадей. Впоследствии император относился к нему с большим уважением, потому что любил таких удальцов, да к тому же еще отчаянного рубаку.

з) Переодевшись однажды, Иван просил ночлега в одной деревне, невдалеке от города, и никто не хотел принять его, кроме одного бедняка, жена которого мучилась тогда родами, и родила в то самое время, как царь был у ее мужа. Царь на другой день до свету ушел и обещал своему хозяину хороших кумовьев. Исполняя данное слово, он вскоре явился с множеством бояр и, богато наградив своего хозяина, сжег всю деревню, кроме его дома, советуя жителям быть вперед гостеприимнее; и сказал им: «Вы отказали страннику в приюте, за то сами теперь должны искать пристанища, и теперь узнаете, каково оставаться на дворе».

Ввиду того что перевод П. Киреевского записей Коллинза не всегда точен, на это в свое время указал М. П. Алексеев в статье «К анекдотам об Иване Грозном у С. Коллинза» («Советский фольклор», 2—3, М. — Л., 1936, стр. 325), мы сверили публикуемые тексты с их английским печатным оригиналом и внесли в них некоторые стилистические исправления.

Сказки об Иване Грозном и Петре I, извлеченные из государственных бумаг XVIII века

4. Сказка о Шибарше. «Указатель (дополн.: Пропп), 1525 Д («Ловкий вор»), 950 («Дядя и племянник»), 951 В («Царь и вор»), 1737 («Поп в мешке поднимается на небо»).

Текст взят из журн. «Русский архив» (вып. 5 и 6, 1863, стр. 444—451), где он напечатан в сопровождении кратких примечаний от редакции и небольшого предисловия И. В. Беляева (стр. 451—452).

«Сказка эта, — говорится в примечании, — записана около 1740 года, в грозные времена бироновщины. Приставам тайной канцелярии велено было доносить не только о действиях заключенных, но и записывать их разговоры, и даже сказки, которые они друг другу сказывали. Этому обстоятельству мы обязаны сохранением печатаемой сказки» (стр. 451).

Вопреки утверждению И. В. Беляева сказка о Шибарше вызывает не только исторический, но и несомненно литературный и, мы бы добавили, большой фольклористический интерес. Записанная неизвестным писцом, со слов неизвестного рассказчика, сказка тем не менее и по подробностям содержания, и по стилю изложения чрезвычайно близка к народной (а в некоторых местах и сливается с ней), поэтому слова того же исследователя об утрате ею «всего живого литературного букета, которым так дороги для нас народные сказки, выхватываемые сочувственными народу собирателями из живых уст народных рассказчиков», нам представляются сильно преувеличенными. Во всяком случае нельзя сомневаться в тщательности и добросовестности писца, записавшего сказку, и талантливости неизвестного рассказчика (очевидно, простолюдина), с чьих слов была эта сказка записана.

Сказка об искусном воре в русском репертуаре встречается в сочетании весьма разнообразных сюжетов (см. настоящий сборник, №№ 3, 5, 21, 23).

5. <Петр I и вор>. «Указатель», 951 В («Царь и вор»). Ср. №№ 3, 4, 21. 23.

Текст взят из журн. «Живая старина>, 1903, вып. I—II, стр. 226—227 (отд. оттиск: П. К. Симони. Сказки о Петре Великом в записях 1745—1754 годов, I—IV. СПб., 1903). Вместе с этой сказкой, записанной в 1754 году, здесь же обнародованы П. К. Симони еще три сказки на ту же тему (варианты), зафиксированные: первая — в 1745, а две другие — в 1752 году (стр. 225—226). Чтобы дать читателю наиболее полное представление об этом любопытном собрании, приведем тексты остальных сказок.

а) Колодник в тюрьме говорил своим товарищам: «Слушайте, я скажу вам сказку: блаженныя и вечно достойныя памяти первый император Петр Алексеевич ходил по Москве и, сошедшись с вором, ходили красть деньги. Боярин один хотел его известь, а Петр велел боярину первую чарку выпить; и как выпил, так его, боярина, и разорвало».

Рассказчик был наказан кнутом и сослан на каторгу в Оренбург.

б) В 1730 году в Симбирске колодник говорил товарищам: «Сказать ли вам сказку?» — «Сказывай».

«В Москве был вор Барма, и наш император (но не выговоря который), нарядясь в мужицкое платье, и ночью из дворца ходил того Барму искать. И как-де он, государь, того Барму нашел, то-де тогда спросил того Барму, что-де он за человек, и тот Барма государю сказал, что он вор Барма; и государь стал того Барму звать красть из государевых палат денежную казну, и тот-де Барма государя ударил в рожу и сказал скверно: „Для чего ты государеву казну подзываешь красть, лучше-де пойдем боярина покрадем“. И государь-де с тем Бармою ходил, и боярина покрали, и государь покраденные пожитки все отдал Барме, и дал тому Барме с себя колпак, и велел ему на другой день с тем колпаком прийти в собор, и как-де на другой день тот Барма в собор пришел, то-де государь его Барму узнал и стал его Барму за то, что он не захотел государевой казны воровать, при себе держать в милости».

в) Ходил государь Петр Великий по Москве, по городу, в ночи один, и встретился с ним вор, и государь спросил его: что он за человек. И оный вор сказал, что он вор. И вор-де государя спросил: «А ты-де что за человек?» И государь сказал: «Я-де такой же вор, как и ты». И государь с тем вором побратался крестами, и вор назвался большим братом, а государь меньшим, и стал-де тот вор его государя звать воровать, и государь-де сказал: «Разве-де идти воровать во дворец». И за то-де тот вор государя бил дубиною и говорил государю: «Пойдем-де воровать лучше к сенатору». И пошли к тому сенатору, и по приходе вор влез на окно и слушал, что говорят, и прислушал-де, что тот сенатор говорит: «Завтра-де надобно мне звать государя к себе в гости и отравить до смерти». И вор-де прикликал государя, чтобы он те слова слышал, и государь влез на окно, и, слышав те же слова и слезши-де с окна, подошли в кладовую палату, и покрали денег, сколько им надобно было, и стали на пути, и вор-де государю говорил, что те деньги между собою разделить, а государь сказал: «Понеси-де ты деньги домой, а я завтра их возьму для того, что-де теперь мне домой принести и нельзя». И вор-де государю говорил: «Ты-де меня завтра где найдешь». И государь тому вору говорил: «Как-де государь в Кремле пойдет к обедне и все-де люди станут на колени, а ты-де на колена не вставай, и потому-де я тебя и узнаю». И поутру-де так тот вор и сделал, и взят-де тот вор.

В заметке, предпосланной сказкам, П. К. Симони указывает, что к нему они попали от Л. Н. Майкова, которому в свою очередь их передал Г. В. Есипов. Сказки извлечены из показаний обвиняемых на допросе в Тайной канцелярии Преображенского приказа.

Судя по датировке записи, автор заметки полагает, что «приурочение действующих лиц сказок, или, точнее, одной и той же сказки в нескольких распространенных вариантах, к Петру Великому и его эпохе, и особенно к покушению на его жизнь, должно бы быть отнесено к московскому еще периоду Петровской истории и ко времени стрелецких бунтов и других настроений, т. е. к концу XVII века» (стр. 223).

Подробно о сказках см.: П. К. Симони, ук. соч., стр. 223—224.

Сказки из рукописных сборников XVIII века

6. Сказка о Грозном и старце. В «Указателе» сказка аналогичного содержания не зарегистрирована; относится к циклу сказок «Умный юноша или девушка» («Указатель», 920—929); задача царя старцу: прибыть к столу «ни конем, ни пешу, ни в платье и ни нагу» и способы выполнения ее см. «Указатель» 875 («Семилетка»).

Текст взят из статьи А. Н. Веселовского «Сказки об Иване Грозном» (стр. 322—323).

«Сказка эта, — пишет А. Н. Веселовский, — доставлена Л. Н. Майкову Е. И. Якушкиным, который нашел ее в одном, принадлежащем ему рукописном сборнике XVIII века» (там же, стр. 321, подстрочные примечания).

Ср. иносказательный (умный) разговор царя Ивана Васильевича Грозного с мужиком-пахарем в сказке, записанной в 1826—1827 годах в Ярославской губ. и напечатанной под заглавием «Предание о царе Иване Васильевиче — из неопубликованных записок И. Ф. Рукина» («Русская старина», 1880, т. XXVIII, стр. 148—149).

Безымянный исполнитель этой сказки, вводя в нее исторический персонаж (Иван Грозный) и определяя конкретное место действия (Сергиев монастырь, Александрова слобода), явно стремился придать произведению характер исторического повествования.

7. Сказка об Иване Белом. «Указатель», 552 («Животные зятья») и 301 («Три царства: золотое, серебряное и медное»).

Текст взят из книги «Летописи русской литературы и древности», т. III. М., 1861, стр. 8—15 (отд. III «Смесь и библиография»). В редчайшей старинной записи сказка сохранена в рукописной собрании Н. Тихонравова (Отд. рукоп. ГБЛ. Сб. Е. Д. Филимонова). По датировке заговоров на оружие, входящих в эту же рукопись (напечатаны в тех же «Летописях русской литературы и древности», т. II. М., 1859, стр. 103—105), можно предполагать, что сказка зафиксирована в 60-х годах XVIII века.

На сказку «Об Иване Белом» (в рукописи сказка заглавия не имеет, оно дано издателем и, как отмечает С. Ф. Елеонский, «едва ли удачно») неоднократно ссылались исследователи (Афанасьев, Савченко и др., в том числе украинские. См.: А. Назаревский. До студій над давывою украінською повістю, у Київі, 1923, стр. 10), однако более или менее подробную характеристику она получила в статье С. Ф. Елеонского «Сказки в быту и рукописной литературе XVIII века», стр. 102—104. На основе анализа содержания и формы сказки, выдержанных в строго традиционном народном духе, исследователь пришел к заключению, что это авторская запись самого сказочника, по всей видимости, харьковского происхождения, на что указывает не только приписка владельцев рукописи (например, «1766 году генваря 12 дня я ниже подписавшийся города Харкова житель тарас данилов сын поддубной»), но и встречающиеся в ней многочисленные украинизмы языка.

Сказка печатается с воспроизведением языковых особенностей текста.

8. Про дурня. «Указатель» (дополн.: Пропп), 1696 А («Набитый дурак»). Ср. дополн.: Никифоров, 5.

Текст взят из сб. «Былины в двух томах», т. 2. Подгот. текста, вступ. статья и комм. В. Я. Проппа и Б. Н. Путилова. М., 1958, стр. 436—443.

Точное воспроизведение текста в сб. «Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым». Издание подготовили А. П. Евгеньева и Б. Н. Путилов. Отв. ред. Д. С. Лихачев. М. — Л., 1958, стр. 481—483. Там же см. комм., стр. 631.

В устном бытовании сказка известна главным образом в прозаической форме. В сокращенной литературной обработке см.: Л. Н. Толстой. Дурень (стихи-сказка). Собрание сочинений в двадцати томах, т. 10, М., 1963, стр. 48—54.

СКАЗКИ В ИЗДАНИЯХ XVIII ВЕКА

Н. Курганов. Письмовник (1769)

Известная книга Н. Курганова, которую сокращенно принято называть «Письмовник», очень быстро сделалась настолько популярной в различных слоях русского общества, что уже в XVIII веке выдержала несколько изданий. Само слово «Письмовник» в заглавии появляется лишь при повторном издании (1777). Рассказы и анекдоты литературного и отчасти фольклорного происхождения размещаются в книге под рубрикой «Краткие замысловатые повести» и заполняют «Присовокупление» № 2. В первых двух изданиях «Письмовника» количество их достигает 321, в последующих (а таковых только в XVIII веке было пять) — 353.

9. <Старуха в церкви>, 88. «Указатель»,* 1625 («Баба ставит свечку богу и чорту»); относится к циклу анекдотов «О хитрых и ловких людях» с явно антиклерикальной окраской. Ср.: «Спутник и собеседник веселых людей», I, 94 («Простота деревенской бабы»), где вместо церкви — кирка, дьячка — капуцинский монах; на вопрос монаха баба отвечает: «Надобно, честный отец, везде искать себе друзей, ведь не знамо, где кто пригодится».

10. (Наставление отца детям), 170. В «Указателе» притча не зарегистрирована; относится к чрезвычайно распространенным произведениям; подобно пословице, чаще всего употребляется применительно к конкретному жизненному случаю или ситуации и всегда с назидательной целью. См., например: Записки Н. Н. Муравьева-Карского («Русский архив», 1888, № 3, стр. 417; изложение содержания воззвания к туркменскому народу от 1821 года); Открытое письмо М. Погодина к М. Максимовичу по поводу происхождения Руси («Москвитянин», 1841, № 5, стр. 216); Господарев, стр. 7. Ср. в литературной обработке: Л. Н. Толстой. Отец и сыновья (басня). Собрание сочинений в двадцати томах, т. 10, М., 1963, стр. 80—81.

11. <Пастор и его слуга>, 226. «Указатель», 1833 («Что говорит Давид»). Встречающиеся в тексте слова (кирка, пастор) как будто указывают на западный источник. Вместе с тем пастор называется также попом и батькой. Эти и некоторые другие элементы несомненно придают рассказу русский народный колорит.

12. <Лучший сон>, 227. «Указатель», *2100 («Лучший сон»), из цикла «Анекдоты об иноплеменниках».

13. <Умный мужик>, 233. «Указатель» (дополн.: Пропп), *921 I А («Куда тратятся деньги»), из цикла «Умные ответы». Дополн.: Никифоров, 7. См. также рукоп. сборник конца XVIII века (Отд. рукоп. ГБЛ, ф. 218, № 900). Ср.: «Спутник и собеседник веселых людей». I, 54.

Данный текст сказки изложен до предела сжато. В вариантах обычно вопросы задает царь, а крестьянин загадочно отвечает на них; последний свою разгадку продает за деньги боярам.

14. <Духовная собаки>, 262. В «Указателе» анекдот не зарегистрирован. Близкий вариант: Русское народно-поэтическое творчество против церкви и религии. М. — Л., 1961, 107. Ср.: «Спутник и собеседник веселых людей», I, 19 («Разумная собака»); Поджо Браччолини. О священнике, который похоронил собачку. В кн.: «Итальянская новелла Возрождения». М., 1957, стр. 316.

Приводим еще один вариант анекдота из рукописного сборника конца XVIII века (Отд. рукоп. ГБЛ, ф. 218, № 900, лл. 99 об.—103).

Один деревенский пастор имел у себя собачку, которую он смертельно любил. Случилось, что та бедная скотина занемогла, а через несколько дней умерла. Пастор в честь ее памяти заблагорассудил погребсти ее так, как христианина. Епископ, услышавши о таком деле, приказал пастору тотчас явиться к себе. Как скоро оный пришел, то он, учиня ему жестокий выговор, хотел его лишить сана за то, что он обесчестил их орден. «Ваше преосвещенство, — ему сказал пастор, — если бы вы изволили услышать разум бедной той собачки, сказанный не только прежде, но и при самом исходе от временного сего света, и если бы вы видели приятную ее ... то, конечно бы, вы не отказали дать ей место и в главном кладбище». — «А почему это?!» — вскричал епископ. «Ваше преосвещенство, — сказал пастор, — как она почувствовала приближающийся к себе конец, то послала по нотариуса, приказала написать духовную. „Епископ нашей епархии, — сказала она, — находится в нужде, и я приказываю ему выдать по духовной сто ефимков“. Потом, оборотясь ко мне, просила меня, чтоб я исполнил последнее ее соизволение, на которое я не могши отречься, принес теперь оные деньги все сполна для вручения вашему преосвещенству». Епископ, принявши деньги и рассудивши получше, нежели как прежде думал, разрешил пастору: духовная ему весьма хороша показалась, и погребение не противно их ордену.

С. Друковцов. Бабушкины сказки (1778)

Сборник «Бабушкины сказки» включает 31 текст. Далеко не все из них относятся к собственно сказкам; в подавляющем большинстве — это бытовые рассказы, анекдоты и пр., иногда несомненно почерпнутые составителем из устного бытования и, вероятно, преимущественно в городской среде.

Сборник посвящается Прокофию Акинфиевичу Демидову (1710—1786), одному из трех сыновей Акинфия Никитича Демидова, крупнейшего промышленника-миллионера России XVIII века. Огромные богатства, доставшиеся по наследству от отца, позволили Прокофию Акинфиевичу вести праздную и беспечную жизнь, полную чудачества и приключений. Вместе с тем он известен как щедрый меценат, чьи пожертвования распространялись на различные общественные нужды.

Подтверждением того, что П. А. Демидов проявлял любительский интерес к произведениям народного творчества и способствовал их собиранию, служит не только свидетельство Друковцова, но и сборник Кирши Данилова, происхождение которого самым тесным образом связывается с его именем (См.: Предисловие С. К. Шамбинаго к сб. «Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым». М., 1938, стр. VIII—XI). О П. А. Демидове и его «странной жизни», породившей массу анекдотов, см.: С. Н. Шубинский. Русский чудак XVIII столетия. В кн.: «Исторические очерки и рассказы С. Н. Шубинского», изд. 4. СПб., 1903, стр. 327—343.

Посвящая «Бабушкины сказки» П. А. Демидову, С. Друковцов вместо предисловия обращается к нему со следующими словами:

«Любезный благодетель!

Я, разбирая стародавние свои бумаги, нашел Бабушкины сказки, которые, тебе, благодетелю моему, вручаю; а я с почтением моим пребуду: Ваш верный и покорный слуга Сергей Друковцов.

Генваря 1 дня 1778».

Все сказки в сборнике нумерованы; заглавия не имеют. Второе издание «Бабушкиных сказок» относится к 1781 году.

15. <Глупая старуха>, 21. В «Указателе» анекдот не зарегистрирован; относится к циклу рассказов «О дураках».

16. <Про ленивую жену>, 24. «Указатель», 1370 («Ленивая жена»). Зарегистрирован вариант, записанный на Украине (бывш. Екатеринославская губ.): ленивая жена сваливает вину на кота, который-де не мог приготовить обеда; муж велит жене держать кота, бьет его железными прутьями; кот царапается, жена его упускает, за что наказывается мужем и таким образом исправляется (П. П. Чубинский. Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западно-Русский край, т. II. СПб., 1878, Отд. II, 34).

17. <Хитрая жена>, 28. В «Указателе» сказка не зарегистрирована; относится к циклу анекдотических сказок «О супругах».

18. <Дедушка и внучек>, 30. «Указатель», 1920 А («Лгала и Подлыгала»); ср. 1960 («Большое животное или большой предмет»). Ср.: Хомяков. Забавный рассказчик, I, стр. 133—136 (см. настоящий сборник, № 42 и комм.).

19. <Отец и сын>, 31. «Указатель» (дополн.: Пропп), *982 («Дедушка и внучек»). В украинском варианте (Афанасьев, 449) разрабатывается только та часть сказки, которая у Друковцова входит как притча в рассказ старика-отца. Как там, так и здесь деда стаскивает отец мальчика «под гору» (или пускает «у самый низ» глубокого яра) на лубке; очень сходен и ответ мальчика на вопрос отца: «На что ты лубок взял?»

С. Друковцов. Сава, ночная птица (1779)

«Сава, ночная птица» — второй «фольклорный» сборник Друковцова. Он состоит из прозаических произведений (общим числом 25), близких по характеру к произведениям рассмотренного сборника «Бабушкины сказки».

В предисловии к сборнику, обращенному к тому же П. А. Демидову, мы читаем:

«Любезный благодетель и друг Общества![166] Вручил я Вам Бабушкины сказки, которые тебе, другу моему, не были угодны. Я оные принужден был отослать на бумажную фабрику промыть, из чего вышла, как просушили листы, Сава. Пожалуй, прочти, чем меня много одолжишь, а я Ваш, любезного благотворителя и друга общества, верный и покорный слуга Сергей Друковцов. В Москве июля 8 дня 1779 года».

Все сказки «Савы, ночной птицы» пронумерованы, но так же, как и в сборнике «Бабушкины сказки», названий не имеют.

20. <Про хитрого парня>, 20. «Указатель» (дополн.: Пропп), 1384 («Муж ищет людей глупее жены»), *1541, I («Мужик выпрашивает у барыни свинью в гости»).

Сказки с разработкой сюжетов 1384 и * 1541 I см.: «Забавный рассказчик», I, стр. 78—87 (см. настоящий сборник, № 40); Зеленин. Пермск., 26; Худяков, 35.

Судя по дневниковой записи А. В. Храповицкого, личного секретаря Екатерины II, анекдотический рассказ о глупой жене, сокрушающейся о несчастной судьбе еще не родившегося ребенка, циркулировал и в придворной среде. Этот рассказ как иллюстрацию к словам «о разных опасностях» он изложил в следующей лаконичной форме:

«Мужик, вошед в избу, повесил на стену топор; вдруг жена его заплакала. Он спрашивает ее, и она говорит: когда я буду брюхата и рожу реренка, то может случиться, что поставлю тут колыбель, а топор упадет и разрубит младенца». «Дневник А. В. Храповицкого 1782—1793». СПб., 1874, стр. 10 (запись от 30 мая 1786 года).

В вариантах сказки, как правило, занятия барина не уточняются (у Друковцова он — «почтенный судья из мудрого приказу»), который к тому же оказывается не менее глупым, чем его жена: вместо наказания последней (у Друковцова судья «сбивает жену со двора») он пускается вдогонку за хитрым парнем и сам оказывается в дураках (см.: «Указатель», 1528 «Сокол под шляпой»).

В. Левшин. Русские сказки (1780—1783)

Три сказки, которые мы печатаем ниже, открывают вторую часть сборника В. Левшина «Русские сказки» и помещаются под общей рубрикой «Сказки народные». В этом обширном собрании они занимают очень скромное место. Над каждой сказкой вместо заглавия стоит слово «Сказка» и указывается (римскими цифрами) ее порядковый номер (I, II, III).

21. <О воре Тимоне>, стр. 2—24. «Указатель» (дополн.: Пропп), 1525 Е («Воры и их ученик») и *1525 I («Кому должна достаться шуба?»). В такой контаминации см.: Худяков, 98; Зеленин. Вятск., 61 (частично). Ср.: Сказки XIX в., 56 и в настоящем сборнике №№ 3, 4, 5, 23.

Сказка в изложении Левшина удерживает многочисленные бытовые подробности и натуралистические описания (см., например, эпизод с увозом ворами свиньи), вообще говоря, чрезвычайно показательные для народных сказок цикла «Ловкий вор».

Обращает на себя внимание колоритно разработанная сцена ограбления богатого монастыря и хищения у сонного архимандрита собольей шубы.

22. <О цыгане>, стр. 24—32. «Указатель», *1610 I («И чужую мать матушкой назовешь»).

Добродушно подсмеиваясь над глупостью цыгана, сказка в то же время не без лукавства и иронии изображает скоропалительный и неправый суд воеводы, что переключает ее в план популярных сатирических повестей XVII—XVIII веков типа «Шемякин суд».

23. <О племяннике Фомке>, стр. 32—53. Сказка, сложная по композиции, включает ряд сюжетов и мотивов из двух циклов: «О разбойниках и ворах» и «О хитрых и ловких людях»:

а) Обучение воровству (в то время как дядя ворует из-под сороки яйца, племянник незаметно срезает у него подошвы сапог и снимает портки) — мотив, обычно разрабатывающийся в сказках «Дядя и племянник». «Указатель» (дополн.: Пропп), 950.

б) Подбрасывание на дорогу сапог с целью обмана мужика и увода от него коровы. «Указатель» (дополн.: Пропп), 1525 Д («Герой обманывает воров»). Ср. со «Сказкой о Климке» («Старая погудка», стр. 3—26).

в) Искусное похищение у барина и барыни ночных рубашек и постели; увод из барской конюшни жеребца. «Указатель» (дополн.: Пропп), 1525 А. Ср. со «Сказкой о Климке» («Старая погудка», стр. 3—26); Никифоров, 57.

г) Обман судьи-воеводы («Камень за пазухой»). «Указатель» (дополн.: Пропп), 1660 («Шемякин суд»).

д) Воровство королевской казны; гибель дяди. «Указатель» (дополн.: Пропп), 950 («Дядя и племянник»).

е) Царь и вор. «Указатель», 951 А, В.

Ср. также: Сказки XIX в., 56 и в настоящем сборнике №№ 3, 4, 5, 21.

Лекарство от задумчивости (1786)

Судя по количеству изданий, сборник «Лекарство от задумчивости» пользовался огромной популярностью у читателей последней четверти XVIII — начала XIX века. В неизменном составе шести волшебных сказок, вошедших в первое издание 1786 года, он под тем же заглавием переиздавался в 1791 году, а затем с несколько измененным названием — в 1793, 1815, 1819, 1830 и 1839 годах (см.: Сказки XIX в., стр. 24).

Сказки (кроме первой — «История о славном и сильном витязе Еруслане Лазаревиче и его храбрости и невообразимой красоте царевны Анастасии Вахромеевны», стр. 1—97, которую мы опускаем) имеют отдельные шмуцтитулы; пагинация общая.

24. Сказка о храбром и смелом кавалере Иване-царевиче и о прекрасной супружнице его Царь-девице, стр. 98—131. «Указатель» (дополн.: Пропп), 518 («Обманутые лешие») и 301 («Три царства: золотое, серебряное и медное»). Ср. лубок начала XIX века (Ровинский, I, 36; переп. с сокращениями — Афанасьев, 562). В таком сочетании сюжетов в русском репертуаре сказка не зарегистрирована. Разработку сюжета «Три царства» см.: «Сказка о золотой горе, или Чудные приключения Идана, восточного царевича» (СПб., 1782); «Сказка о золотом, серебряном и медном государствах» (Ровинский, I, 47, лубок начала XIX века), а также настоящий сборник, №№ 7, 47. Ср. дополн.: Никифоров, 79, 131.

В нашей сказке наряду с персонажами, наделенными искусственными именами,— Ахридей (царь), Дария (царица), Луна и Звезда (царевны) — действуют Иван-царевич, Царь-девица, Баба-Яга (зд. Ега-Баба); довольно последовательно проводится троичность, сохраняются типичные сказочные ситуации и традиционные формулы.

25. Сказка о семи Семионах, родных братьях, стр. 132—151. «Указатель» (дополн.: Пропп), 653 («Семь Симеонов»); переп с некоторыми изменениями в лубке (Ровинский, I, 56; то же: Афанасьев, 561).

Текст сказки устойчив. В вариантах семь Семионов — братьев искусников, решая аналогичную задачу (украсть для царя из другого государства Елену Прекрасную), также приходят на помощь друг другу своим чудесным «ремеслом».

Адор и Сарга (цари) — искусственно введенные в сказку имена.

О несостоятельности попытки Д. Ровинского сблизить сказку «О семи Симеонах» с итальянской сказкой из сборника «Пентамерон» Базили см.: И. М. Колесницкая. Русские сказочные сборники XVIII в., стр. 200—201.

26. Сказка о Игнатье-царевиче и о Суворе-невидимке мужичке, стр. 152—188 «Указатель» (дополн.: Пропп), 551 («Молодильные яблоки»); усложнена мотивами сюжета 465 А («Пойди туда, не знаю куда»); ср. также 301 («Три царства: золотое, серебряное и медное»). В вариантах герой сказки «Молодильные яблоки» выполняет не три, а одну задачу царя, связанную с добыванием чудесных средств для возвращения молодости (см. настоящий сборник, № 29 и комм.). Сказка стройна по композиции, проста и красочна по стилю и языку изложения, в котором преобладают общие места и устойчивые формулы. Помимо имен, присущих русской народной сказке (Игнатий-царевич, Ега-Баба, Сувор-невидимка мужичок, Нагай-птица), в ней встречаются и такие искусственные, как Сунбул и Мидор (цари), Бендула (царица), Хитра (царевна).

27. Сказка о Иванушке-дурачке, стр. 189—236. «Указатель» (дополн.: Пропп), 530 *В («Сивка-Бурко»). Дополн.: Никифоров, 125. В кратком пересказе: Афанасьев, 564. Ср.: «Сказки русские» П. Тимофеева, стр. 173—218 (см. настоящий сборник № 34).

Сказка излагается по довольно устойчивой схеме; строго ограничены традицией и функции персонажей; фигура главного героя Ивана-дурака выписана колоритно, в народном духе. По простоте и красочности языка сказка не могла не нравиться читателям XVIII — начала XIX века, и потому не случайно один из них не удержался и написал чернилами на полях перед ее заглавием слова: «Сия сказка весьма хороша» (см. экземпляр сборника изд. 1786 года в библиотеке Ленинградского отд. Института истории АН СССР).

28. Сказка о Силе-царевиче и о Ивашке-белой рубашке, стр. 237—254. «Указатель» (дополн.: Пропп), 507 В («Благодарный мертвец»). Переп с некоторыми изменениями в лубке (Ровинский, I, 41; то же в сокращенном виде: Афанасьев, 575).

Сказка входит в репертуар русских сказочников, но варианты немногочисленны. Основные эпизоды сказки постоянны; различие между ними — в способах обработки. Благодарность мертвеца во всех без исключения случаях герой заслуживает своим человеческим к нему отношением.

У Абрама Новопольцева (Садовников, 5) сюжет «Благодарный мертвец» разрабатывается в рамках сказки «Волшебное кольцо» («Указатель», 560).

Персонажи: Елена Прекрасная, Ивашка-белая рубашка, Сила-царевич встречаются в народных сказках поздней записи. Хатей (царь), Салом (король), Асир и Адам (царевичи), Труда (королевна) — искусственно введенные в сказку имена.

При перепечатке сказки в лубке, очевидно, по цензурным соображениям вместо «поехали в божию церковь» (стр. 118) напечатано: «поехали в кирку».

«Сказки русские» П. Тимофеева (1787)

Сборник «Сказки русские» П. Тимофеева в первом издании 1787 года представляет большую библиографическую редкость. Насколько нам известно, он сохранился всего лишь в двух экземплярах: один — в ГБЛ, другой — в библиотеке Ленинградского отд. Института истории АН СССР.

Сборник открывается следующим посвящением П. Тимофеева:

«Государю моему, ярославскому купцу, Артемию Ивановичу, господину Саратову всеусерднейшее приношение». За ним идет обращение издателя к читателю, написанное стихами:

Довольно время был в таком я рассужденьи,

Кому б я посвятить сие мог сочиненье,

И наконец, узнав читателей таких,

Которы бегают совсем полезных книг,

И удовольствие в том только полагают,

Когда от скуки вздор какой-нибудь читают,

Или ложася спать, тож сказывать велят

Тем, кои басни им нелепы гозорят,

Ведутся кои лишь у нас в простом народе,

А ныне то и здесь у многих стало в моде;

Я то же самое издать решился в свет,

И мню, что таковым послужит не во вред;

Хоть должно поступать в сем деле осторожно

На всех читателей потрафить невозможно:

Кто к пышным авторам одним расположен,

Другой романами одними лишь пленен.

Что будет, или нет мой труд во уваженьи.

Сие я отдаю на ваше рассужденье;

Купец охотнику товары продает,

И книга в обществе читателя найдет.

С такою книгою я выступил на свете,

В которой истины и правды вовсе нет,

Витиеватый слог и красоту оставил,

А вместо оного ложь с небылью представил;

Нимало, кажется, не погрешил я в сем,

Что не был в книге сей действительным лицем

Читатель ясными усмотрит то глазами,

Что издаю то в свет, что слышал стариками,

И кажется, что мой не тщетен будет труд,

За тем, что стариков хоть несколько почтут,

А в случае таком мне будет одобренье,

Что в свете я открыл моих прапредков мненье,

Нимало не причтут, мне мнится, то в порок,

Что я витийством их горжуся как цветок.

По мненью моему, я поступил учтиво,

Что с небылью смешал не истину, а диво,

И книга бы сия тогда была смешна,

Когда б за истину по свету та пошла;

И я бы заставлял, чтобы тем подражали,

Которые себя геройством отличали;

Но книга издана для тех лишь в свет причин,

Чтобы читали все ее, не я один.

Я не философов здесь жизни представляю,

Но множу вздором вздор, ложь ложью умножаю,

Довольно кажется, причина здесь явна,

На что и для чего она в свет издана;

Но естли бы меня кто тако вопрошал:

На что и для чего вам книгу приписал?

То и на сей вопрос ответ уже готов

Не многословнейший, но краткостию слов:

Хоть книга не важна, но в ней есть много смеха,

Она же веселит такого человека,

Которой по трудах желает отдохнуть,

Чтоб с чистой мыслию спокойнее заснуть,

Итак, к тебе теперь я речь мою склоняю,

Прими сей малый труд. Усердно то желаю.

Читая оный, ты нашел бы тьму утех,

А мой бы таковой труд получил успех.

После стихотворного обращения следует «Предуведомление к читателю», в котором говорится:

«Любезный читатель! Причина, побудившая меня собрать сии сказки, есть следующая: известно, что много находится таких людей, которые, ложась спать, любят заниматься слушанием или читаемых каких-либо важных сочинений, или рассказывания былей и небылиц, а без сего никак не могут уснуть. Почему я, желая услужить охотникам до вымышленных вздоров, постарался собрать столько, сколько мог упомнить, и сказать оные в свет.

За излишне почитаю напамятовать читателю, чтобы таковые рассказывания, мною издаваемые, были хотя мало правдоподобны, но они основаны на лжи и выдуманы для препровождения скучного и праздного времени; по пословице, сказка ложь, а песня быль.

В заключение же прошу тебя, любезный читатель, заниматься чтением сих сказок, естли ты охотник, а когда противной, то, пожалуй, оставь оные и не брани меня».

Всего в сборник входит десять волшебных сказок; сказки имеют общую пагинацию; объем каждой из сказок колеблется от 21 до 45 страниц.

В XVIII веке сборник «Сказки русские» переиздавался в 1790 и 1800 годах под названием «Веселая старушка, забавница детей, рассказывающая старинные были и небылицы»; появлялся он и в первой половине XIX века также с изменением в заглавии: в 1804, 1842 и 1847 годах — «Деревенская забавная старушка, по вечерам рассказывающая простонародные веселые сказочки и разные старинные небылицы»; в 1838 году — «Русские сказки» (М., в тип. А. Евреинова). Во всех переизданиях состав сказок оставался неизменным, но в них вносились многочисленные поправки, преимущественно стилистического характера: по вкусу издателей одни слова заменялись другими, производилась перестановка отдельных слов в предложении, некоторые фразы сокращались, другие, наоборот, дополнялись и пр. Кроме того, имя первого издателя и составителя сборника не упоминалось, а посвящение и обращение к читателю опускались.

29. Сказка первая о трех королевичах, стр. 1—22. «Указатель» (дополн.: Пропп), 511 («Молодильные яблоки»).

Одна из популярных в России волшебных сказок. Уже в XVIII веке известны три печатных варианта. Кроме «Сказок русских» П. Тимофеева, она вошла в сборники «Дедушкины прогулки» (№ 3) и «Лекарство от задумчивости» (№ 4; см. настоящий сборник, № 26).

Непосредственно от народных исполнителей сказки на сюжет «Молодильные яблоки» впервые записали в 40—50-х годах XIX века П. И. Савваитов и Д. И. Баласогло (см.: Сказки XIX в., 54, 83, 85).

О несостоятельности попытки Д. Ровинского возводить сказку «О трех королевичах» к западноевропейскому источнику см.: И. М. Колесницкая. Русские сказочные сборники XVIII в., стр. 202—203.

30. Сказка вторая о Иване-царевиче, стр. 23—62. «Указатель» (дополн.: Пропп), 552 («Животные зятья»), 554 («Благородные животные»).

Схема сказки устойчива. В некоторых вариантах роль необыкновенных зятьев также исполняют орел, ворон и сокол, а героиня-богатырша именуется Марьей Маревной (Афанасьев, 519; Худяков, 22). Сказка изложена последовательно и с соблюдением традиционной стилистической обрядности; в отдельных местах (особенно в описании седлания коня) чувствуется воздействие былинной традиции.

О несостоятельности попытки Д. Ровинского рассматривать сказку «О Иване-царевиче» как перевод из сборника «Пентамерон» Базили см.: И. М. Колесницкая. Русские сказочные сборники XVIII в., стр. 199—200.

31. Сказка третья о Эдуарде-королевиче, стр. 63—103. «Указатель» (дополн.: Пропп), 569 («Сумка, шляпа и рожок»).

Начало сказки содержит повествование о трех братьях-королевичах, из которых два старших, завидуя младшему, строят против него различные козни, — мотив, характерный для сказки «Конек-горбунок» («Указатель», 531). Известен сказочной традиции и эпизод расправы над героем и героиней посредством отправки их в открытое море на пустом корабле с отрубленными парусами и рулем. Несмотря на книжный язык, господствующий на протяжении всего повествования, вторая часть сказки (сюжет 569) все же изложена в более фольклорной манере, чем первая.

32. Сказка четвертая о Панфиле, стр. 104—129. «Указатель» (дополн.: Пропп), *946 («Балдак Борисьевич»).

В сказке довольно строго соблюдается традиционная стилистическая обрядность: троичность (три дочери у короля, три виселицы, три заповедных луга и пр.; как отступления от этого канона — очевидно, с целью некоторого сокращения сказки — может рассматриваться эпизод добывания героем трех волшебных предметов не за три, как обычно, а за одну поездку); устойчивые стилистические формулы. Формула седлания коня и чудесная поездка на нем, по всей видимости, былинною происхождения; она встречается также в сказках позднейшей записи, главным образом на Севере России, что некоторыми исследователями рассматривается, и не без основания, как результат прямого воздействия былинной традиции.

33. Сказка пятая о Иване-купеческом сыне, стр. 130—171. «Указатель» (дополн.: Пропп), 560 («Волшебное кольцо»). Дополн.: Никифоров, 82.

Варианты многочисленны. К стабильным ситуациям большого количества сказок относятся следующие: покупка героем чудесных животных (обычно собаки и кота), добывание волшебного кольца (перстня), женитьба на царской (королевской) дочери, похищение кольца женой-изменницей, возвращение кольца с помощью чудесных животных. Наша сказка развивает те же типичные ситуации, но, как правило, с большими подробностями (см.: например, сцены добывания волшебного кольца героем, посещение королевского дворца его матерью-свахой и некоторые другие). Близкий вариант, с рядом совпадающих деталей: Афанасьев, 190. В поздних записях сказки преобладает герой «низкого» происхождения (сын бедных родителей, вдовий сын и пр.), что позволяет углубить социальный конфликт между мужем и женой и с большим основанием мотивировать ее измену. Примечательно, что сумма в 300 рублей и порядок ее расходования героем по частям твердо удерживается в ряде вариантов (Афанасьев, 190; Худяков, 65; Зеленин, Вятск. 117; Смирнов, 34, 301).

34. Сказка шестая о Иванушке-дурачке, стр. 173—218. «Указатель» (дополн.: Пропп), 530 *В («Сивко-Бурко»). Дополн.: Никифоров, 111. Ср. настоящий сборник, № 27.

Наша сказка изложена искусно и в той несколько наивной манере, какая свойственна народным исполнителям. Хорошо выписан в ней образ иронического дурака, как, впрочем, и всех других персонажей (его двух братьев и невесток, короля, королевской дочери, зятьев короля); соблюдена троичность (три брата, три ночевки на могиле отца, три попытки доскакать до королевской дочери, три задания короля и т. п.); сохранены общие места и устойчивые формулы, из которых особенно выделяется своей полнотой и красочностью многократно повторяемая в тексте формула вызова коня и его седлание (Ср.: Афанасьев, 296; Зеленин. Пермск., 2; Соколовы, 144; Смирнов, 6).

35. Сказка седьмая о лисице и дураке, стр. 219—240. «Указатель» (дополн.: Пропп), 545 В («Кот в сапогах»).

Начальный эпизод — поочередное дежурство трех братьев у стога расхищаемого сена и поимка вора — характерен для сказок типа «Конек-горбунок» («Указатель», 531). В сказке «Козьма Скоробогатый» (Афанасьев, 164) вором также является лиса, но герой ловит ее в своем «худом домишке», куда она забирается, чтобы полакомиться курами. Великодушное отношение героя к пойманной лисице-воровке мотивирует ее дальнейшие действия, направленные на то, чтобы высватать за своего освободителя княжескую (царскую) дочь и наделить его богатством. В вариантах (Афанасьев, 163; Худяков, 70) лиса приходит к герою по собственной инициативе, очевидно, только из-за сострадания к его бедности и одиночеству. Как главный персонаж сказки — хитрая, находчивая и невероятно пронырливая лиса, так и цепь ее фантастических проделок типичны для русских сказок на сюжет «Кот в сапогах».

Риген (царь) и Расимское (государство) — искусственно введенные в сказку имя и название.

36. Сказка восьмая о Иване-богатыре, мужицком сыне, стр. 241—279. «Указатель» (дополн.: Пропп), 315 А («Звериное молоко»).

Близкие варианты: Афанасьев, 203; Смирнов, 229. В народной передаче эта сказка, твердо сохраняя общий сюжетный каркас, чрезвычайно подвижна по составу действующих лиц и характеру ситуаций. Главным ее героем может быть брат или сын и соответственно этому изменницами — его сестра или мать; соблазнителем сестры (матери) часто выступает змей-оборотень, в ряде же вариантов — атаман разбойников или, как в нашей сказке, есаул; различны и помощники героя, среди них чаще всего встречаются чудесные животные (волк, медведь и пр.). В зависимости от действующих лиц и связанных с ними ситуаций сказка приобретает различные оттенки: иногда она до того насыщается жизненно бытовыми элементами, что напоминает собой не волшебную, а новеллистическую сказку. Именно к такому виду принадлежит и комментируемая сказка, которую, однако, на наш взгляд, ошибочно исключать из числа волшебных и считать новеллистической (И. М. Колесницкая. Русские сказочные сборники XVIII в., стр. 204) хотя бы потому, что главный герой ее Иван-богатырь наделяется таким «дарованием», как необыкновенная для простых смертных скорость передвижения («он в час по сту верст уходил») и «сверх безмерная сила», позволявшая ему легко расправляться с многочисленными разбойниками, ломать и гнуть руками на полозья дубы, вырывать деревья, расчищая себе дорогу в непроходимом лесу, переносить огромные тяжести, рвать на себе крепчайшие «волосяные канаты» и пр.

Сказка не лишена ряда специфических народных слов и выражений (например, про вино говорится, что оно «отменно хорошо»; в обращении к тому или иному лицу часто употребляется ласкательная форма: братец, сестрица, невестушка и пр.).

37. Сказка девятая о лягушке и богатыре, стр. 280—311. «Указатель» (дополн.: Пропп), 402 («Царевна-лягушка») и 400 А («Муж ищет исчезнувшую или похищенную жену»). Ср. дополн.: Никифоров, 55.

Сюжет «Муж ищет исчезнувшую или похищенную жену» ср. в «Сказке о Ливиане-богатыре» («Продолжение повествователя русских сказок». М., 1787, стр. 57—97), среди действующих лиц которой упоминается Баба-Яга и Кощей Бессмертный.

38. Сказка десятая и последняя о Емеле-дурачке, стр. 312—345. «Указатель» (дополн.: Пропп), 675 («По щучьему веленью»), Дополн.: Никифоров, 10.

Сказка отличается стабильностью. Тип героя во всех вариантах выдерживается с большой последовательностью. Большинство сказочников сохраняет и его имя — Емеля. Чрезвычайной устойчивостью обладает формула обращения: «По щучьему веленью, по моему прошенью».

Можно предположить, что известное унифицирование сказок об Емеле в записях XIX—XX веков произошло под воздействием лубочной литературы, где они в начале XIX века перепечатывались почти в неизмененном виде из сборника П. Тимофеева (Ровинский, I, 59).

О несостоятельности попытки Д. Ровинского возводить данную сказку к «Пентамерону» Базили см.: И. М. Колесницкая. Русские сказочные сборники XVIII в., стр. 200.

Похождения некоторого россиянина (1790)

Книга издана в двух частях. Посвящение (ч. I) подписано цифрами: 80. 600. В кириллическом обозначении они соответствуют инициалам автора: П. Х. (Петр Хомяков). Повествование ведется от лица офицера. Он же передает и сказки, рассказываемые ему солдатом. К прослушиванию сказок офицер прибегает с целью разогнать тоску, временно забыться, «избежать горести» в разлуке с любимыми женой и дочерью.

Всего в книге (ч. II) восемь сказок: 1. О любителе сказок и прохожем солдате («Указатель», *1376 В); 2. О мертвеце и разбойнике (*1588, 1654*); 3. О голобоком волке (121); 4. О путешествующем солдате (Ср. *1730 III); 5. О воре и мошеннике (*1525 I); 6. О двенадцати бутылках; 7. О ведьме; 8. О прохожем мальчике (гри последние сказки в «Указателе» не зарегистрированы).

Сказки, очевидно, фольклорного происхождения. В изложении их встречается много подлинно народных слов и выражений, например: утирка ( = полотенце), «тузить волка», «зелено вино», паголенок ( = голенище чулка), «буйная головушка», «люди гомозят» ( = суетятся, копошатся, толкутся) и др.

Естественно, что рассказчик из солдат придает сказкам и свою специфическую окраску, и потому совсем не случайно, что в трех из них главным действующим лицом выступает хитрый и находчивый (к тому же в двух случаях отставной) солдат; в сказочное описание вкрапляются отдельные элементы армейского быта; упоминаются некоторые предметы, относящиеся самым непосредственным образом к военной службе.

Все эти сказки в большей или меньшей мере прошли литературную обработку, поэтому утверждать, что слог их есть «слог русских сказок», как это делается в предисловии к ним (стр. 1), нельзя. В духе литературной традиции XVIII века в отдельные сказки вводятся искусственные имена — Легкомысл («О мертвеце и разбойниках»), Алисар и Милолика («О двенадцати бутылках»); персонаж греческой мифологии — Пан («О голобоком волке»);[167] в значительной степени изменяется стиль.

39. <Солдат-сказочник>, II, стр. 2—6, «Указатель» (дополн.: Пропп), *1376 В («Солдат рассказывает сказки»). Дополн.: Никифоров, 95.

В большинстве вариантов рассказчиком выступает солдат, которого пускают на ночлег с условием, чтобы тот всю ночь забавлял хозяина (купца, богатого мужика и пр.) сказками. Как уговор «не перебивать», так и нарушение этого уговора слушателями составляет неотъемлемую черту такого рода сказок.

Примечательно, что в нашем варианте купец с радостью пускает солдата на ночлег, ибо, как говорится, он «наслышался от своих собратий, что отставные солдаты сказывать сказки превеликие мастера».

Е. Хомяков. Забавный рассказчик (1791)

Книга Е. Хомякова «Забавный рассказчик» открывается следующим «дружеским приношением» капитану Христофору Николаевичу Попову:

«Государь мой!

Стремясь давно уже с вожделенным желанием оказать Вам, государю моему, несомненный знак моей к вам дружбы, вознамерился я ныне произвесть оное в действо, сими слышанными от рассказчика и собранными мною сказками, которые я вам как другу моему предлагаю, вы их можете хвалить и хулить по своему рассуждению, а я оным исполнил свое намерение доказать вам, что я есмь:

Ваш государя моего всегдашний друг и слуга, Евграф Хомяков».

Далее за «приношением» следует обращение «К читателю», подписанное «Е. Х. Житель города Москвы», в котором утверждается, что, издавая книгу, автор не имел «никакого другого намерения, как только чтобы сделать удовольствие тем, кои охотно читают сказки». В оправдание же того, что в его труде «найдутся недостатки красноречия» автор пишет: «Но я объявляю, что не хотел потерять того слога, каким повествовал мне рассказчик мой».

В заключение обращения дается беглая характеристика рассказчика, который «не из числа был тех, у коих головы наполнены одними лишь сказками», и потому сказки его можно было бы прослушать в один вечер, но тогда на другой пришлось бы «узнать долготу ночной тьмы и скуки».

Вся книга делится на вечера. Всего их 34. Как правило, одна «сказка» рассказывается в течение нескольких вечеров и лишь в отдельных случаях одна-две небольшие сказки занимают один вечер. Начало и окончание некоторых вечеров сопровождаются ремарками слушателя (автора). Например:

«Успех сей сказки, сказал мой рассказчик, произошел от вина, следовательно, и мне должно выпить рюмку. Я не довольно рюмку, но и стакан ему велел приполнить, он, выпив и разгладя бороду, начал ее таким образом» (начало, Вечер 15, ч. I, стр. 88), или: «В сие время столь сильно овладел мною сон, что я окончание сей сказки принужден был отложить до следующего вечера» (окончание, Вечер 6, ч. I, стр. 42).

Среди историй, сказок, повестей и анекдотов «Забавного рассказчика», почерпнутых из устной традиции, есть и переводные (см.: например, Вечера 17—19, 21), что составителем специально оговаривается.

Из четырех сказок, отобранных для перепечатки из «Забавного рассказчика», мы помещаем здесь три, поскольку четвертая («Хозяин в деревне». «Указатель», 1775 «Голодный поп или барин на ночлеге») уже печаталась в сборнике Сказки XIX в., 8, как впервые появившаяся в литературе в первой половине прошлого столетия. На ошибку в датировке произведения нам в свое время справедливо указала Э. В. Померанцева (Судьбы русской сказки, стр. 69), однако исследовательница неправильно назвала книгу «Похождение некоторого россиянина», к которой будто бы восходит данный текст.

Об авторе книги «Забавный рассказчик» см.: Э. В. Померанцева. Судьбы русской сказки, стр. 54—56; В. В. Пухов. И все-таки он был. «Русская литература», 1966. № 3, стр. 204—206.

40. Победа крестьянская над господином, I, стр. 78—87. «Указатель» (дополн.: Пропп), 1384 («Муж ищет людей глупее жены») и *1541 I («Мужик выпрашивает у барыни свинью в гости»).

В пересказе народной сказки Е. Хомяковым гораздо четче, чем у Друковцова (см. настоящий сборник, № 20), выражаются антибарские настроения и ставятся в глупое и смешное положение не только барыня, но и сам барин (господин), над которым к тому же мужик учиняет грубую физическую расправу.

41. Угадчик, I, стр. 104—110. «Указатель» (дополн.: Пропп), 922 («Беспечальный монастырь»). Дополн.: Никифоров, 15. Ср.: «Спутник и собеседник веселых людей», I, 9.

Сюжет был популярен как в России, так и во многих других странах Запада и Востока. Русские рассказчики обычно действие сказки переносят в «Беспечальный (или Беззаботный) монастырь», что придает ей антиклерикальный характер, а в качестве действующих лиц часто выставляют Петра I, монаха (игумена) и мельника. Задаваемые «мудрые» вопросы и ответы на них стереотипны, и количество их в сказке, как правило, колеблется от трех до четырех.

42. Два приятеля, I, стр. 133—136. «Указатель», 1920 А («Лгала и Подлыгала»), 1960 Д и 1960 *А I («Большое животное или большой предмет»). Дополн.: Молдавский. Русская сатирическая сказка, стр. 108—110. Ср.: Друковцов. Бабушкины сказки, 30 (см. настоящий сборник, № 18). Ср. также: Смирнов, 106 (на капустном листе через реку переезжает «четыре тысячи солдат»). Мотив: пчела (шмель), сражающаяся с волками, см.: Афанасьев, 422.

Старая погудка (1794—1795)

Сборник «Старая погудка» открывается «Предуведомлением от писавшего сию книгу», где говорится:

«Зная много людей, кои большую имеют охоту до старых погудок, из них некоторые желательны были, чтоб иметь несколько забавных и шутливых повестей, собранных в одно место, которые б и были изданы в свет; и так я во удовлетворение их желания столько, сколько мог заимствовать от разных рассказчиков, снабдивших меня сею матернею, собрал и читателям моим сообщаю».

В состав сборника входит 42 сказки и повести; издание осуществлялось по выпускам, причем каждый выпуск оформлялся в виде отдельной книжки со своими выходными данными и собственной пагинацией. Количество сказок и повестей в выпуске колеблется от одной до четырех. Судя по отметкам, только восемь выпусков, составивших главным образом III часть сборника, были отпечатаны в 1795 году, все другие в 1794 году. Таким образом, в трех частях «Старой погудки» объединились выпуски сказок и повестей, издававшихся в типографии А. Решетникова в течение 1794—1795 годов отдельными небольшими книжками.

Сам отбор и группировка в выпусках и в сборнике в целом носили случайный характер и преследовали чисто коммерческие цели.

Из всех трех частей сборника наиболее редкой является II часть, которую вообще не мог разыскать С. В. Савченко. Не случайно и то, что сказки этой части, объединенные позднее Ефремовым в отдельный сборник, чуть не приняты были В. И. Чернышевым за вновь открытые (В. И. Чернышев. Русские сказки в изданиях XVIII в., стр. 604—606), а И. М. Колесницкая ошибочно отнесла их к первому из двух, будто бы осуществленных в XVIII веке, изданий «Старой погудки» (И. М. Колесницкая. Русские сказочные сборники XVIII в., стр. 217).

Отметим, что II часть «Старой погудки» значится в описи книг библиотеки А. С. Пушкина. См: Б. Л. Модзалевский. Библиотека А. С. Пушкина (Библиографическое описание). СПб., 1910, № 367, стр. 99.

Ниже перепечатываемые 12 сказок из «Старой погудки» мы группируем по их жанровой принадлежности. Тексты отобраны нами с известным учетом критических отзывов о них В. И. Чернышева (Русские сказки в изданиях XVIII в., стр. 598—600).

43. Сказка о Василье-королевиче, II, 12. «Указатель» (дополн.: Пропп), 327 В («Мальчик с пальчик у великана»). Дополн.: Никифоров, 120.

Некоторые сказки данного типа начинаются с чудесного рождения либо самого младшего из братьев (например, восьмого по счету: Смирнов, 172), либо всех братьев (Афанасьев, 105, где их насчитывается сорок один, причем последний носит имя Заморышек). Характерно, что в народных вариантах происхождение братьев связывается не со знатной (королевской), а с простой — чаще всего бедной — мужицкой семьей.

Достаточно устойчивой для сказки «Мальчик с пальчик у великана» является разработка двух эпизодов: подмена одежды у спящих дочерей Бабы-Яги (людоеда и пр.) и бегство братьев от преследователя с помощью чудесных предметов (гребешка, платка и т. п.).

Мастерство безымянного рассказчика «Старой погудки» проявилось как в сохранении сюжетного рисунка сказки, так и в передаче многих композиционно-стилистических особенностей. Обращает на себя внимание, например, описание поездок братьев к трем Ягишням, в котором сохраняется поэтический прием троекратного повторения. В ряде случаев троекратное повторение дается с последовательным наращиванием (градацией) эффекта. Так, у первой Бабы-Яги оказывается только десять родных дочерей, а двадцать падчериц; у второй — двадцать родных дочерей и тридцать падчериц; у третьей — тридцать одна дочь и пятьдесят падчериц. В зависимости от порядка посещения Ягишен меняются в их заборах «широких дворов» и кольца, к которым герои привязывают своих коней: у первой Бабы-Яги к тридцати одному столбу привешено тридцать колец серебряных и одно железное; у второй — тридцать колец золотых, а одно серебряное; у третьей — тридцать колец «из разных каменьев», а одно золотое.

Народный язык удерживается преимущественно в разговорной речи и в передаче «общих мест» сказки.

44. Сказка о финифтяном перышке ясного сокола, II, 11. «Указатель» (дополн.: Пропп), 432 («Финист — ясный сокол»). В русском сказочном репертуаре встречается не часто.

Близкие варианты: Афанасьев, 234; Худяков, 39; в них также младшая из трех сестер просит отца привезти ей в подарок чудесное перышко Финиста — ясного сокола, а не аленький цветочек, как в отдельных сказках на ту же тему — поиски невестой исчезнувшего жениха (Афанасьев, 235).

В нашем тексте довольно рельефно выступают такие черты сказочной обрядности, как традиционные формулы (см., например, обращение Марьи Премудрой к избушке на курьих ножках, диалог между ней и Бабой-Ягой, описание многотрудного путешествия героини), троичность, которая, правда, проводится не всегда последовательно и полно. Так, в отличие от сказок (Афанасьев, 234; Худяков, 39) отец совершает не три поездки в город за подарками дочерям, а всего лишь одну (то же: Зеленин. Вятск., 74; Зеленин. Пермск., 67), о пребывании же Марьи Премудрой перед дворцом и во дворце во вторую ночь весь рассказ сводится буквально к констатации факта («А за скатертку также вторую ночь проводила в спальне, не получа никакого ответа»).

Слова о том, что героиня, заказывая себе чудесное перышко, знала, что «в сие превращен был Иван-королевич», очевидно, присочинены самим составителем сборника; по его же воле, возможно, перенесено и действие сказки из обычной семьи «старика и старухи» (крестьянской, купеческой) в королевскую.

45. Сказка о Катерине Сатериме, I, 7. «Указатель» (дополн.: Пропп), 707 («Чудесные дети»). См. раннюю запись А. С. Пушкина (Сказки XIX в., 9) и публикации в «серых» изданиях начала XIX века (там же, 1, 3).

Судя по имени героини (Катерина Сатерима), И. Сахаров (без уточнения конкретного источника) считал сказку новейшим переводом с французского языка; к французскому же источнику — легенде о Женевьеве — возводил ее и Д. Ровинский. Однако И. М. Колесницкая на основе сравнительного анализа сказки показала ошибочность такого рода заключения (Русские сказочные сборники XVIII в., стр. 201). Она установила отличие сказки «Старой погудки» от ее западных вариантов не только в сюжете, но и в стиле, языке, образах. Несомненно чисто русскими являются формула, характеризующая чудесных сынов («по локоть руки в золоте, по колено в серебре, на каждом волоске по жемчужине»), зачин («В некотором царстве, в некотором государстве жил-был»), концовка («Стал с ними жить да поживать, а сестер ее обеих велел повесить на воротах и расстрелять») и ряд других сказочных выражений и простонародных оборотов речи.

В данном пересказе сказка сильно сокращена главным образом за счет нарушения троичности (так, вместо обычных трех поездок на чудесный остров купцов совершается лишь одна поездка самого короля, в которой он и соединяется со своей женой и сыновьями).

Королевства Буржатское и Каржатское — искусственно введенные в сказку названия.

В народных вариантах обычно изображается не королевская, а царская семья и чудесные дети подменяются не уродами, а «неведомыми зверюшками» (запись Пушкина), щенками, котятами и пр.

46. Сказка о сизом орле и мальчике, II, 8. «Указатель» (дополн.: Пропп), 480 *Е («Мачеха и падчерица»). Сказка особенно популярна на русском Севере: в записях А. И. Никифорова она представлена в десяти вариантах (см.: Опись сказочного собрания А. И. Никифорова. В сб.: Севернорусские сказки в записях А. И. Никифорова, стр. 377). По замечанию. В. И. Чернышева, «замечательные, частию более близкие мотивы дают „Индийские сказки“ С. Ф. Ольденбурга, №№ 3, 9 и 13» (В. И. Чернышев. Русские сказки в изданиях XVIII в., стр. 600).

47. Сказка о Ивашке-медвежьем ушке, I, 10. «Указатель» (дополн.: Пропп), 650 А («Иван-медвежье ушко») и 301 А, В («Три царства: золотое, серебряное и медное»). Дополн.: Никифоров, 109.

В таком сочетании сюжетов сказка пользуется повсеместным распространением не только в России, но и на Украине, в Белоруссии.

Разработку сюжета «Три царства» см. настоящий сборник, №№ 7, 24.

В отличие от многочисленных вариантов в сказке «Старой погудки» опущен начальный (как правило, подробно разрабатываемый) эпизод чудесного рождения Ивашки-медвежьего ушка от человека и медведя, а также его пребывания в медвежьей берлоге. Во всем остальном тип героя выдерживается в традиционной трактовке. Медвежье ушко наделяется непомерной силой. Уже в безобидной игре с деревенскими ребятами он наносит им непоправимый урон («кого ухватит за руку, то оторвет руку прочь, кого за голову, то оторвет голову». Ср. с аналогичной формулой в сказке об Еруслане Лазаревиче), а в единоборстве с Бабой-Ягой (не в пример великанам Горыне и Дубыне) легко одерживает победу.

Вторая часть сказки («Три царства») изложена несколько схематично. Так, путешествия героя поочередно к трем девицам подземного царства заменены одним (он застает их всех вместе в одной избушке). Видимо, с той же целью сокращения изменен и конечный эпизод (в вариантах «на белый свет» героя выносит чудо-птица, что предполагает разработку ряда дополнительных деталей).

48. Сказка о Иване-королевиче, II, 6. Точной аналогии «Указатель» не приводит.

Сказка представляет соединение книжных вариантов старинной повести о Варлааме и Иоасафе и отрывков из редко встречающейся в русском репертуаре сказки о молодце, который учился страху («Указатель», 326 А. См.: В. И. Чернышев. Русские сказки в изданиях XVIII в., стр. 598).

49. Сказка о старике и сыне его журавле, I, 3. «Указатель» (дополн.: Пропп), 564 («Чудесные дары»). Дополн.: Сказки XIX в., 7. Ср.: Ровинский, I, 64 (перепеч.: Афанасьев, 565), но здесь в качестве дарителя выступает не журавль, а полуденный ветер; похитителем же чудесного предмета является дворянин, который в конце концов жестоко наказывается.

Близкие варианты нашей сказки: Афанасьев, 187; Ончуков, 16; Смирнов, 308 (в схематическом и неполном изложении).

50. Сказка о Бархате-королевиче и Василисе Премудрой, II, 7. «Указатель», *875, II («Хитрая девушка»), 884 *В («Василиса Поповна»).

В таком сочетании сюжетов в русском репертуаре сказка не зарегистрирована. Поэтому заключение В. И. Чернышева (Русские сказки в изданиях XVIII в., стр. 599), что в сборнике Н. Е. Ончукова (145 — «Иван-царевич и купеческая дочь») представлен «относительно полный, художественно обработанный вариант» ее, может относиться только к сюжету «Хитрая девушка».

Зачисление сказки в группу «новеллистических сказок» нужно рассматривать как условное, поскольку содержание ее не лишено ряда чудесных черт. Так, от «непорядочной жизни» у двух сестер чернеют рубашки (Ончуков, 145), «тускнеют маковки» (в нашем варианте); в нашем же варианте король, чтобы испытать мужество и храбрость своих трех дочерей, превращается попеременно в «огненный столб», «страшного зверя», «страшного льва», а Василиса Премудрая пользуется советами своей говорящей собачки.

Из имен действующих лиц в позднейших записях сказки встречаются: Бархат — не король, а царь (Афанасьев, 316); Василиса — не Премудрая и королевна, а поповна (Афанасьев, 316), купеческая дочь (Смирнов, 260), дочь старика и старухи (Садовников, 16); Баба-Яга (почти во всех вариантах, но в различных ролях).

Героиня из знатной (царской) семьи зафиксирована только в одном из семи текстов (Зеленин. Вятск., 21).

51. Сказка о старушке и ее сыне, II, 9. «Указатель» (дополн.: Пропп), 1384 («Муж ищет людей глупее жены») с последующей контаминацией анекдотов о пошехонцах: 1263 («Едят кашу с молоком»), 1202 («Пошехонцы жнут»), 1287 А («Не могут сосчитаться»), 1289 («Каждый хочет спать в середине»), *1292 I («Пошехонец, привязанный к бревну, перевертывается в воду»). Ср. настоящий сборник, №№ 20, 40.

Рассказы о пошехонцах в литературной обработке: Левшин. Вечерние часы, 1, стр. 111—128; В. Березайский. Анекдоты древних пошехонцев. СПб., 1798. См.: Д. М. Молдавский. Василий Березайский и его «Анекдоты древних пошехонцев». В кн.: Молдавский. Русская сатирическая сказка, стр. 236—245.

52. Сказка о ленивой жене, III, 14. «Указатель», 902 А*, *В.

Из цикла сказок «Муж исправляет жену».

В «Указателе» дается ссылка на два варианта: в одном разрабатывается сюжет 902 А* (Иваницкий, 662), в другом (украинском) — 902 *В (И. Рудченко. Народные южнорусские сказки, вып. I. Киев, 1869, № 65).

53. Сказка о волке и лисице, II, 10. «Указатель» (дополн.: Пропп), 43 («Ледяная и лубяная хатка»). Дополн.: Никифоров, 62, 69. Ср.: Смирнов, 248; Чернышев, 37, но здесь страдает от лисицы не волк, а заяц; изгоняет же лисицу в первом случае петух, во втором — бобр. Ср. также: «Указатель» (дополн.: Пропп), 213 («Коза лупленая»), особенно: Афанасьев, 62, где в роли избавителя выступает пчела.

54. Сказка о сером волке, II, 13. «Указатель» (дополн.: Пропп), 1 («Лиса крадет рыбу с воза»), 2 («Волк у проруби»), 3 («Лиса замазывает голову сметной»), 4 («Битый небитого везет») и 8 («Медведь или волк хочет покраситься»). Ср. дополн.: Сказки XIX в., 30, 38; Никифоров, 46, 96.

«Любопытно, — пишет В. Чернышев, — что здесь обладатель рыбы — купец (не мужик), волк привязывает для ловли рыбы корзину к хвосту (деталь, редкая в наших сказках), хочет обратиться в птицу (мотив, русским сказкам неизвестный, кроме данного текста)». (Русские сказки в изданиях XVIII в., стр. 600).

Несмотря на это различие, установленное В. Чернышевым, «Сказка о сером волке» из сборника «Старая погудка» как по действующим персонажам — животным (глупому волку — «куманьку-батюшке» и «кумушке Лисе Ивановне»), так и по языку и стилю изложения носит народный характер.

«Журнал приятного, любопытного и забавного чтения» (1804)

55. Попова корова, № 12, стр. 227. «Указатель», 1735 («Кто отдаст последнее, получит десятерицею»); переп.: И. П. Лупанова. Русская народная сказка в творчестве писателей первой половины XIX века. Петрозаводск, 1959, стр. 55—56. В варианте данной сказки коровы достаются мужику без каких-либо предварительных условий; обычно же с условием: кто первый пожелает другому доброго утра. Сказка антиклерикального содержания; входит в обширный цикл русских сказок о попах («Указатель», 1725—1874); пересказана не только с сохранением основного содержания, но и ряда стилистических особенностей народной новеллистической сказки.

Загрузка...