Мне довелось посмотреть телепередачу Пи-Би-Эс ’’Русские здесь”. Это, пожалуй, первая попытка средств массовой информации проанализировать иммигрантов нашей волны эмиграции и понять ее социальные и политические корни. Сразу скажу, что попытка эта предпринята с довольно сомнительными целями: телезрителю внушалось, что мы рабы, алкоголики и невежи, предпочитающие жизнь при коммунизме жизни в нормальном капиталистическом обществе. Рупорами этих отвратительных идей выступили поэты Лев Халиф и Константин Кузьминский, взявшие на себя смелость говорить от имени всех нас, и страстно доказывавшие американским телезрителям, что мы ушли от коммунизма к демократии потому, что понятия не имели, как ужасна демократия и как мила жизнь при КГБ, где вышеперечисленные инженеры человеческих душ чувствовали себя важными и значительными, а приехав в Америку, поняли, что никому здесь не нужны. Наши непризнанные гении теперь точно знают, что свобода — не для них и не для нас. Они готовы вернуться в Советский Союз вместе с несчастными, скверно выглядящими на экране жителями Брайтон Бич. Но, пока это невозможно, наши эмигранты предпочитают дублировать зарубежные порнофильмы и слушать записанные на видеопленку песенки Фрадкина на слова Долматовского.
Камера любовно рассматривает гнусную оргию, в центре которой вальяжно развалился поэт, с упругого живота которого то ли пес, то ли приятели жрут картофельные ’’чипе”. Тут же декадент-ствующие барышни, похожие на тех, что мы оставили в подворотнях Марьиной Рощи, и другие люмпены пьют стаканами водяру, создавая у пораженных всем этим телезрителей чудовищное впечатление о России, которую действительно трудно понять умом в такой мизансцене.
Создатели фильма сделали все возможное, чтобы американцы перестали подавать нам руку: кто же захочет общаться с сукиными сынами, не способными отличить фашизм от демократии? Кто же захочет общаться с людьми, в чьих мозгах вытравлены клетки свободы? Кому нужны эти жалкие, нелепо пританцовывающие дикари, прожигающие жизнь в ресторанах Брайтон-Бич, нажирающиеся так, будто завтра Америка переходит на карточную систему или вообще завтра ничего не будет, а будет только музыка — пошлые графоманские песенки а-ля-цыгане.
Стыдно, господа!
Не такие мы. И не потому мы уехали. И не так мы живем. Так живут те, кто не умеет и не хочет жить иначе.
Я не обижаюсь на создателей фильма, сработавших эту ленту по худшим образцам советской пропаганды на радость андроповским молодчикам и тухлым либералам из средств массовой информации США, которые хотят устами наших эмигрантов доказать преимущества социализма перед прогнившим капитализмом. В конце концов, это их право: у нас свобода печати. Мне лишь стыдно за тех бывших ’’борцов за свободу”, которые, ничего не умея и ничего не поняв, в сущности оклеветали нашу эмиграцию.
Трудно ли нам тут? Да, трудно. Такие ли мы, как показали нас в фильме ’’Русские здесь”? Нет, не такие!
А какие?
Подумайте сами: врачи приехавшие сюда без знания языка, без знания того, что им предстоит, сдают все эти чудовищные экзамены и становятся американскими врачами! Откуда в вас эти силы, друзья мои? Откуда этот железный напор, стальная воля, жизнеспособность, позволяющая вам на первых порах жить в убогих квартирах, к которым вы не привыкли, и долбить, долбить, долбить эти огромные фолианты на чужом языке, чтобы стать на свое место. На свое? Нет, на особое место в американском обществе, где врач — это врач!
Я думаю сейчас о докторе, моем друге, профессоре из Москвы. Он живет в Лос-Анжелесе. Он лечит американцев и русских эмигрантов. Он лечит моего папу. И маму. И покрикивает на них, когда они его не слушаются. В Москве он был крупным врачом. В Америке он стал крупным врачом. Он пробился через чудовищные трудности. Чье место он занял в своей новой жизни? Свое. Снимаю шляпу перед вами, доктор!
Я думаю еще об одном друге. Там он был начальником домостроительного комбината. Ну, кем может работать в Америке бывший начальник? Правильно, чернорабочим. Так он и делал. Жена его была зубным врачом. Что может делать здесь стоматолог из России? Правильно, мыть полы. Так она и делала в одном из домов для престарелых. Но мой друг копал землю и смотрел, как строят тут дома. А потом он бросил свою лопату и стал строить сам. Он построил три дома, которые даже по меркам Беверли Хиле, где живут звезды, — дворцы! Он их построил с такой инженерной изобретательностью, что со всех концов Америки к нему тянутся специалисты, чтобы посмотреть на это чудо. Потому что его дома висят на склоне горы. Как они висят, я не знаю, спросите у него сами. Но они — лучшее, что я видел в Америке, а я уже видел тысячи домов, богатых и бедных, ’’колониалс”, ’’сплите”, ’’рамблерс” и шмамблерс. Я видел все, а таких домов не видел. И мой друг стал ’’билдером”. А его жена купила тот дом для престарелых, где она мыла полы. И теперь они успешные американцы.
Я думаю о другом моем друге, кандидате экономических наук. Он приехал в Нью-Йорк и на следующий день испек пирожки с картошкой. Зачем? Он взял эти пирожки и пошел на кампус Колумбийского университета. Там он их продал с лотка. Он каждый день приходил туда и продавал пирожки, которые он выпекал. Наверное, его мама научила его этому, обычно московские ученые не очень сильны в этой части науки. И подзаработав на этом немного денег, он нанял двух теток, которые по его эскизу пошили пестрые фартучки, к радости студентов того же университета. Надо добавить, что мой друг утром продавал свою продукцию, а вечером его приглашали выступать в различных клубах, университетах и синагогах, где он рассказывал об экономике России и о положении евреев в СССР. На одной такой встрече к нему подошел старичок и сказал, что сдается ему, молодому человеку нужна работа. Пусть зайдет завтра в пять. Он торгует очками. Что-нибудь придумаем.
Другой бы сказал: торговать очками? С моими дипломами и амбициями? Да я в Москве был ого-го кем! Да на меня министры равнялись! Да я за руку был с самим Николаем Васильевичем! Да я...
Мой друг был нормальный человек, он так не рассуждал. Он знал, что у старика есть работа! И ровно в пять он был там. Старичок действительно торговал очками, но не в том смысле, что у него была лавочка в Бруклине и он нуждался в кандидате экономических наук, чтобы тот подметал ее после ухода хозяина. Он был хозяином крупнейшей оптической фирмы по оптовой продаже линз и оправ в США. А может быть, и во всем мире. Есть такие тихие старички, чаще всего из Витебской губернии.
Мой друг стал носить ящики в огромном складе. А потом пошел к старичку и сказал, что он носит и ставит ящики так, а надо бы их носить и ставить вот так. Старичок сказал: ’’Этого я и ждал от тебя”. И теперь мой друг вице-президент той очкастой фирмы. И жена его уже сдала все экзамены на врача и открыла свой офис. Русские здесь! Это они правильно говорят...
Был у меня в Москве товарищ. Он был хорошим инженером. Он давал Госплану и Совету министров свои рекомендации и предложения. Скажем, как выгоднее провести газопровод из точки А в Сибири в точку Б в Малаховке. Ему говорят: вы очумели? Это же десять миллиардов рублей! Вы знаете, что такое десять миллиардов? Он говорит: это десять в десятой степени. Его не интересовали их глупости, он занимался концепциями. Поэтому он им был не нужен. Он уехал в Техас. И стал изобретателем. Он изобретает те вещи, которые сберегут предпринимателям и фирмам миллионы долларов. И их покупают. И он скоро перевернет всю эту Америку, потому что идеи из него прут, как продукты из моего холодильника. А так, как он концептуалист, а по-нашему системщик, то ему все равно в какой области изобретать: в нефтяной ли, в угольной ли промышленности, в разведении бобров или в области солнечной энергии. Такой у него мозг. И ему есть что добавить к американской системе свободного предпринимательства. Мой товарищ и сейчас — один из самых успешных людей нашей эмиграции, а что будет завтра? Вот увидите, что будет...
К чему я вам рассказываю все эти истории? А вот к чему: я думаю о своей родине. Я думаю о том, что она потеряла, потеряла от ненависти к нам, от гнусного своего неприятия людей талантливых, решительных и творческих. Нынешние правители нашей родины думали, что вытеснив нас в эмиграцию, они тем самым обрекают нас на несчастье и неприкаянность, они надеялись, что мы никому не нужны в этом мире, что мир отторгнет нас. Ан нет, ребята! Я бы мог порассказать вам сотни историй, вроде вышеизложенных. Я вам еще расскажу о моем брате Мише, замечательном кинооператоре, бьющемся сейчас со всем Голливудом за свое место под киносолнцем, потому что это его призвание, и он своего добьется! Он сказал мне как-то: ’’Понимаешь, мы представляем собой некое физическое тело, помещенное в другую среду. Но мы уже здесь, и никуда они от этого не денутся. Им придется потесниться”. И с точки зрения физики, и с точки зрения здравого смысла он прав. По-моему.
Я расскажу вам и о других моих товарищах, знакомых и незнакомых, чьи успехи мне по сердцу. Чуть не забыл: всем тем, о ком я вам сегодня рассказал, — пятьдесят или чуть больше. Или меньше. Каково в этом возрасте шагать по жизни? Поэтому я не пишу о молодых — им и карты в руки!
И еще я думаю, что наш отъезд — удар по русской культуре. Той, которую мы так любили. И создавали. Потому что литературу делают читатели. Где теперь читатели? Театр — это зрители. Где теперь зрители? Для кого будет писать ваш любимый поэт? Ведь вас уже нет. Кто будет шептаться в фойе после просмотра в театре на Таганке? Ведь вас уже нет. Для кого будет стараться кинорежиссер Икс? Теперь над его фильмом будут ржать эти, ржущие в самых кровью сделанных местах. Ведь вас уже нет.
У писателя Рэя Бредбери есть рассказ ”И грянул гром”. Это о том, что некая предприимчивая фирма организует путешествия в прошлое. Вы можете купить билет, уехать на машине прошлого в доисторические времена и убить там мастодонта. В доисторических джунглях пробита тропа к тому месту, где пасется этот мастодонт. (Или динозавр, черт его знает, как его звали). Его можно убить потому, что через секунду после вашего выстрела на него все равно упадет сук, который его прикончит. Так что вы не нарушите законов эволюционного развития. Эволюция от этого не пострадает. Но главное условие — вы не имеете права сойти с тропы. Если сойдете, то можете раздавить какого-нибудь жучка или бабочку, отчего весь ход исторического развития будет разрушен. (Я не скучно пересказываю? Тем более, что я читал этот рассказ очень давно. Мировой рассказ!).
А в это время в Америке происходят выборы президента. И всюду развешаны плакаты: ’’Выбирайте Говарда Смита, этого поборника прав человека! Не голосуйте за Джона Джонсона, этого черносотенца и мракобеса!”.
И вот некто отправляется на сафари в прошлое. И нечаянно давит бабочку. И, вернувшись на машине времени домой, все видят плакат, на котором написано: ”Да здравствует наш президент Джон Джонсон, наш вождь и учитель!”. Некто раздавил лишь ничтожную бабочку, и весь ход истории повернулся вспять! Вот такой рассказ.
Вы мне скажете: перестань, нас всего горстка, а там осталось множество прекрасных людей. Наш исход совершенно незаметен в такой большой стране, как Россия. Нет! — скажу я. — Мы - там маленькая бабочка, которую раздавил некто. Но мы остались в живых. Мы выжили! Мы нашли свою страну. А там тем временем изменился эволюционный процесс. Как жаль оставшихся!
Но нам — смотреть вперед. Нам — следовать по тропе времени, зорко высматривая притаившихся в чаще мастодонтов. Нам — думать о себе и своих детях. Мы ушли из нашего прошлого в наше будущее. И мне легче идти по этой тропе рядом с вами, друзья!
Вот какие мысли возникли у меня после просмотра лживого пропагандистского фильма ’’Русские здесь”.
Мы — часть своего народа. Каждый народ имеет право на своих гениев и своих преступников, на своих удачников и своих неудачников. Но народ, лишенный стремления к свободе, — не народ. Это чернь. Представлять нас чернью — дело неблагодарное и подлое.
( "Новое Русское Слово ”) 21 июня 1983 года