Русско-турецкая война 1877—1878 гг.

1. Подготовка русской Дунайской армии к переправе через Дунай

По плану Обручева военные действия на Балканах должны были начаться с форсирования Дуная.

Предварительная подготовка к форсированию Дуная началась сразу же после объявления войны. В основном она шла по двум направлениям: 1) обезвреживалась, по возможности уничтожалась турецкая Дунайская флотилия и 2) готовились средства для форсирования и последующей переправы.

Турки располагали на Дунае довольно сильной речной военной флотилией. Она насчитывала 20 военных паровых судов, 9 из которых были броненосными, и имела на вооружении 77 орудий (табл. 3).

Наличие на Дунае турецкой флотилии серьезно угрожало форсированию реки русскими войсками. Предотвратить эту угрозу можно было активной борьбой с турецкими кораблями при помощи мелких судов, вооруженных минами, установкой на реке минных заграждений и сооружением береговых батарей.

Активная борьба началась с создания русской Дунайской речной военной флотилии. Личный состав для нее был выделен Балтийским (отряд гвардейского экипажа на Среднем Дунае) и Черноморским (Черноморский флотский отряд на Нижнем Дунае) флотами; в числе выделенных в эти отряды моряков встречалось немало охотников. Суда для Дунайской флотилии были частично доставлены из Кронштадта и Николаева, частично приобретены в Венгрии, уступлены Румынией, взяты на Дунае. Наибольшее значение во флотилии имели паровые минные катера; они преобладали и численно (табл. 3). В основном минные катера были взяты с судов Балтийского флота (носили даже названия тех кораблей, с которых были взяты). Лишь два катера («Мина» и «Шутка») были быстроходными, то есть развивали скорость в 14-16 узлов, прочие же трудом давали 6 узлов по течению и 2 узла - против; ни один из катеров не имел артиллерийского вооружения и брони(1).

Схема 12. Русские минные заграждения на Дунае в 1877 г.

Для атаки неприятельских судов минные катера имели на вооружении шестовые и буксирные шлюпочные мины; при атаке катера подходили вплотную к неприятельскому судну и ударяли его шестовой миной или подводили под днище буксирную мину; такая минная атака требовала от экипажа катера большого мужества.

Кроме минных катеров, в состав Дунайской русской флотилии входили и другие паровые суда - всего 21 вымпел.

В качественном отношении суда русской речной флотилии не выдерживали никакого сравнения с судами турецкой флотилии (табл. 3).

Мины для минных заграждений к началу войны были сосредоточены на складах в Бендерах; их было мало - всего 300 гальванических и 150 мин Герца. В Бендерах имелось также и 100 шлюпочных мин для катеров.

Для устройства береговых батарей использовались кадры и орудия десяти рот Киевской осадной артиллерии и один батальон Николаевской. К началу июня в Дунайскую армию прибыло 128 осадных орудий калибра не менее 152 мм.

В общем же русские силы и средства, организованные для борьбы за господство на Дунае, были весьма скромны. Борьба могла быть успешной лишь при наличии достаточного времени для организации сил и средств, а также при доблести русских моряков и артиллеристов и пассивности турок. Обстоятельства сложились так, что все эти три условия оказались налицо.

25 апреля, на другой день после объявления войны, начальник инженеров Дунайской армии генерал Депп наметил места для четырех береговых батарей - трех у Браилова и одной у Рени и Барбоша. Декоре после этого батареи на намеченных местах были поставлены. На первых порах они имели на вооружении полевую артиллерию, а с 8 мая - осадную. Под прикрытием этих батарей между 30 апреля и 3 мая были поставлены минные заграждения У Рени и Барбоша, а 9 мая - у Браилова. Между 15 и 17 мая был загражден южный выход из Мачинского рукава Дуная и, наконец, 9 июня было поставлено минное заграждение у Гуры Яломицы (табл. 2).

Таким образом, в начале июня русские не только преградили доступ турецким морским судам в Дунай с Черного моря, но и воспретили им свободное плавание на Нижнем Дунае, от Рени до Гирсово. 11 мая одновременным попаданием снарядов 3-й и 4-й осадных русских батарей был взорван и потоплен турецкий броненосный корвет «Люфти Джелиль», вооруженный пятью крупнокалиберными орудиями. Из 218 человек экипажа спасся лишь один матрос, которого вместе с флагом броненосца забрали русские минные катера. В ночь с 25 на 26 мая русские минные катера взорвали шестовыми минами большой турецкий монитор «Сельфи».

Уничтожение двух наиболее крупных судов так деморализовало личный состав и командование Дунайской речной флотилии турок, что остальные ее суда - четыре броненосных и восемь деревянных - поспешно отошли под прикрытие крепостных пушек Рущука и Никополя.

Борьба за господство в среднем течении Дуная началась несколько позже - с выходом к Дунаю передовых частей русских войск. Первые береговые батареи на Среднем Дунае были сооружены у Парапана и Фламунды (15 июня), у Корабии (21 июня), у Журжево (22 июня) и у Турну-Магурелли (26 июня). Наиболее сильными являлись батареи у Журжево (28 орудий) и у Турну-Магурелли (33 орудия), так как первая была предназначена, кроме борьбы с турецкой флотилией, также для обстрела Рущука, а вторая - для обстрела Никополя.

Под прикрытием береговых батарей на Среднем Дунае ставились минные заграждения. Так, 24 июня они были поставлены у Корабии, в ночь с 26 на 27 июня - у Фламунды и у Парапана; последние, впрочем, довести до неприятельского берега в эту ночь не удалось.

В итоге двухмесячной борьбы с турецкой речной флотилией на Дунае русским удалось с ничтожными средствами удовлетворительно обеспечить районы будущих переправ Дунайской армии как на Нижнем, так и на Среднем Дунае.

Значительно менее удалась русскому командованию предварительная подготовка средств для форсирования Дуная и последующей переправы через него войск Дунайской армии.

Несмотря на то, что русская армия имела в прошлом богатый опыт переправы через Дунай - последние данные о переправах относились к 1854 году и в большинстве случаев полностью сохранили свое значение и для 1877 года, - русская Дунайская армия была совершенно недостаточно обеспечена переправочными средствами. На Среднем Дунае форсирование и переправу решено было произвести на железных понтонах. Эти понтоны конструкции полковника Томиловского являлись крупным достижением русской военно-инженерной мысли и превосходили иностранные, но в Дунайской армии их было мало. В состав армии были введены всего четыре понтонных батальона (3, 4, 5 и 6-й) с 208 железными полупонтонами, которые давали всего 652 м моста. А. так как ширина Среднего Дуная в июне даже в узком месте достигала 800 м(2), то табельные средства всех понтонных батальонов не давали возможности навести даже одного моста. Далее, так как для Дунайской армии требовалось, даже на первых порах, два моста на Среднем Дунае и один на Нижнем, мостовое имущество для 2 1/2 мостов приходилось изыскивать на месте.

На Нижнем Дунае вопрос решался легко - в Галаце были быстро заготовлены плоты, необходимые для сооружения одного моста. На Среднем Дунае дело обстояло хуже. Там заготовку мостового имущества из местных средств начали с запозданием(3), да и то допустили при этом ряд просчетов. Ко времени переправы на Среднем Дунае мостовое имущество с большим трудом удалось изготовить, но оно не было однотипно и состояло из самых различных средств и материалов.

Еще хуже обстояло дело на Среднем Дунае с подготовкой средств для высадки десанта в период форсирования реки. Штаб Дунайской армии рассчитывал вначале исключительно на железные понтоны. Впоследствии, перед самым форсированием, было решено железные понтоны использовать лишь для первых рейсов десанта, а для последующих, по предложению Деппа, применить пароход «Аннету». Последующий ход событий целиком подтвердил правильность предложения Деппа. Во время переправы из строя вышло от обстрела и бури 25% железных понтонов; без помощи парохода и буксируемых им двух барж форсирование Дуная русской армией значительно задержалось бы.

На Нижнем Дунае для форсирования реки были собраны местные лодки, пароходы и заготовлены деревянные понтоны.

Ход и результаты подготовки форсирования Дуная весьма показательны для экономической и технической отсталости русского царизма. Располагая значительным временем для подготовки к форсированию, русский царизм не смог все же обеспечить свою армию достаточными для форсирования средствами. Мин и железных понтонов было недостаточно, подвозили их с запозданием. Других средств для перевозки десанта заблаговременно в достаточном количестве не заготовили; мосты были подготовлены к наводке за счет местных средств с запозданием.

2. Форсирование Дуная отрядом генерала Циммермана у Галаца и Браилова

Отряд командира 14-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Циммермана (Нижне-Дунайский отряд), помимо обеспечения Нижнего течения Дуная, но русскому плану войны имел также своей задачей отвлечение на себя части сил турецких войск. Для этого отряд должен был в районе Галаца и Браилова перейти Нижний Дунай несколько раньше начала переправы главных сил на Среднем Дунае.

Задача эта была выполнена войсками отряда в трудных условиях местности (затопленная половодьем широкая пойма Дуная) и сопротивления турецких войск. Ряжский и Рязанский пехотные полки переправились 22 июня и заняли Буджакский полуостров на южном берегу Дуная.

Между прочим уже здесь, в своем первом боевом столкновении с противником, русские войска нащупали весьма действительный способ борьбы с массовым ружейным огнем турецкой обороны, в широком масштабе применив при наступлении цепи.

Блестящий успех войск не был, однако, развит из-за плохого, граничившего с предательством руководства со стороны начальника отряда. Циммерман задерживал продвижение русских войск, в результате чего они лишь к 9 июля вышли на линию Кади - Кишла, Муслуй, Дельгер, Картал, а затем на линию Чериоводы, Кюстендже, следуя за отходившими турками и утеряв даже при этом соприкосновение с ними.

3. Форсирование и переправа через Дунай главных сил Дунайской армии у Зимницы - Систово

Еще в обручевском плане войны в общих чертах для форсирования Среднего Дуная был намечен район Систово. Окончательное решение на форсирование Среднего Дуная главнокомандующий объявил 22 июня на совещании в Турну-Магурелли. По этому решению форсирование должно было начаться в ночь с 26 на 27 июня у Зимницы - Систово. Форсирование было возложено на Драгомирова с его дивизией, усиленной рядом других частей. По окончании форсирования у Зимницы - Систово должен был быть наведен мост и произведена переправа прочих войск главных сил Дунайской армии.

На этом же совещании главнокомандующий сообщил Драгомирову, что, по имевшимся в штабе армии сведениям, турки располагают у Систово войсками численностью в 1500 человек и у Вардена-численностью в 2900 человек с артиллерией.

Особое внимание было обращено на сохранение в полной тайне места и срока форсирования.

Почти все приказы и распоряжения о форсировании и переправе отдавались только устно; даже понтонным батальонам не было дано письменного маршрута, и к месту переправы их вел офицер штаба армии. Всем лицам, которые непосредственно не участвовали в форсировании, место и срок форсирования или вовсе не сообщались или сообщались в самый последний момент. С общими основаниями форсирования, без указания пункта и срока, Драгомиров ознакомил командиров частей своего отряда еще 24 июня, но полные указания дал лишь утром 26 июня и притом только командиру 1-й бригады своей дивизии (Иолшину), командиру Волынского полка и командирам батальонов и рот, которые были назначены в состав первого рейса десанта. Расчет на посадку всей дивизии Драгомиров произвел лишь в 17:00 26 июня. Из состава главной квартиры пункт и время форсирования знало лишь строго ограниченное количество лиц; даже царю Александру II(1) точный пункт форсирования был сообщен лишь в 20:00 26 июня.

Назначенные для форсирования войска подводились к районам сосредоточения только в ночь на 26 июня, причем они располагались в Зимнице на день так, чтобы ни в чем не изменить ее внешний обычный вид. Для этой цели палатки разбивать было запрещено, войска располагались в садах и за домами или кустами; особенно тщательно были укрыты от наблюдения с южного берега Дуная артиллерия, понтоны и обозы. Весь район сосредоточения войск перед форсированием был оцеплен во избежание проникновения в него турецких шпионов. Выход из этого района к Дунаю для водопоя и купанья был разрешен лишь небольшими партиями, по очереди. Ознакомление командиров Волынского полка с местностью южного берега Дуная в пункте будущего форсирования Драгомиров в целях скрытности произвел из сада у своей квартиры, которая для этого была избрана в удобном для наблюдения месте; оттуда Драгомирову удалось хорошо познакомить офицеров Волынского полка - до командиров рот включительно - с пунктами посадки, высадки, с путем движения понтонов и районом действий после высадки и в то же время ничем не выдать противнику произведенную таким оригинальным образом рекогносцировку. Наконец, в целях сохранения тайны форсирования ремонт дорог и наводка моста через проток у Зимницы были произведены лишь в ночь с 26 на 27 июня.

Для сохранения в тайне пункта форсирования был пущен ложный слух о том, что форсирование состоится у Фламунды. Кроме того, командиру 9-го корпуса было официально сообщено, что «по случаю запоздания понтонных парков (которые прибыли в Бею на самом деле во-время, то есть к 26 июня. - Н. Б.) переправа будет совершена на деревянных понтонах, которые будут спущены в Дунай из устья Ольты, и что переправу начнет 9-й, а не 8-й корпус»(2). Осадной береговой артиллерии в тех же целях было приказано бомбардировать в течение трех дней Никополь и Рущук. Для ночной стрельбы здесь впервые были применены прожектора («электрические фонари»)(3).

Войска 14-й дивизии в период с 21 по 24 июня прошли основательную тренировку; в специально отрытых в земле ямах, размерами напоминавших понтон, их учили, как совершать посадку, как вести себя на понтоне во время движения и т.п.

К вечеру 26 июня четыре русских корпуса заняли исходное положение перед форсированием и переправой. Ближе всех к пункту форсирования - в Зимнице - стоял отряд Драгомирова. Кроме 14-й пехотной дивизии с ее артиллерией, в состав отряда входила 4-я стрелковая бригада, сводная рота почетного конвоя, две сотни пластунов, 23-й Донской казачий полк, две горные батареи и 4 понтонных батальона - всего около 17 батальонов, 6 сотен и 64 орудий. Все эти войска составляли десант, который должен был форсировать Средний Дунай на табельных железных понтонах. Десант был рассчитан на семь рейсов; в состав первого рейса входили 11 рот Волынского полка, сотня пластунов, 60 казаков и горная батарея - всего 2500 человек; в состав второго рейса входили линейные роты 3-го батальона Волынского полка, стрелковые роты Минского полка, рота почетного конвоя и горная батарея. Пехота распределялась по 30 человек на обычный понтон и по 45 человек- на полуторный; артиллерия грузилась на шесть паромов из полуторных понтонов. Длительность рейса предположительно устанавливалась в 2 часа. Первый рейс имел целью обеспечить высадку последующих рейсов; все понтоны первого рейса отплывали одновременно. Весь десант в целом имел задачей занять плацдарм с систовскими высотами и тем обеспечить переправу главных сил армии.

До начала форсирования, с целью прикрытия работ понтонных частей, две роты Брянского полка заняли остров Бужиреску; остальные роты Брянского полка и часть батарей 14-й и 9-й дивизий были скрытно расположены вдоль северного побережья Дуная, юго-восточнее Зимницы; открытие огня им разрешалось лишь после того, как первые рейсы захватят основной плацдарм на южном берегу. Батареи были хорошо укрыты ветвями и листьями, чтобы с рассветом турки не могли их обнаружить(4).

По плану понтоны, расположенные в Зимнице, надо было спустить на воду в протекавший южнее города проток и уже по нему перед самым форсированием провести их в Дунай, к пункту посадки; отплыв от этого пункта, рейсы десанта должны были обогнуть с востока остров Адду и держать направление на устье ручья Текир-дере; начало плацдарму должно было быть положено захватом местности к западу от устья этого ручья.

Сведения о противнике, которыми располагали русские, в общем отвечали действительности. У Систово и Вардена располагалась бригада турецкой пехоты под командованием Ахмета-Гамди-паши с одной конной батареей. У Систово находилось 770 человек (один табор) с двумя орудиями; для них в самом Систово были устроены две батареи. У Вардена находилось 3300 человек (5 таборов) с 4 орудиями, для которых была подготовлена батарея на высоте Тепе-Бунар. В Рущуке, на расстоянии около 65 км от Систово, располагалось свыше 21 000 турок; у Никополя, в 43 км от Систово, - еще около 10 000 человек.

Таким образом, благодаря удачному выбору места переправы русский десант в пункте форсирования в первое время мог встретить только 6 таборов и 6 орудий. Если бы первым рейсам удалось преодолеть сопротивление этих войск, то уже через 4 часа силы десанта сравнялись бы с силами бригады Ахмета-паши, а через 5 часов - превосходили бы их втрое. Турецкие резервы из Никополя (полтора перехода) и из Рущука (два перехода), очевидно, также не смогли бы решить успех в пользу турок.

Необходимо признать, что как в обручевском плане войны, так и в плане кампании непосредственная подготовка форсирования Среднего Дуная и начальной переправы через него были разработаны хорошо, в целом были весьма удачными и для своего времени являлись передовыми. Непосредственная подготовка и форсирование впитали в себя все лучшее, что имелось в прошлом боевом опыте русской армии. План и подготовка форсирования в 1877 году не копировали механически прошлый русский опыт, а внесли в него много нового тактического содержания. Недаром опыт форсирования Среднего Дуная русскими войсками в 1877 году впоследствии тщательно изучался западноевропейскими армиями и долго считался в своем роде классическим.

Значительная роль в успешном выполнении подготовительной работы и плана форсирования Дуная принадлежала генералу Драгомирову.

Головной понтон первого рейса отчалил от северного берега Дуная около 2:00 27 июня. Луна затемнялась облаками, и ветер заглушал шум весел; оба эти обстоятельства вначале способствовали десанту, но на середине реки выявилась и их неблагоприятная сторона. Темнота мешала выдерживать направление, ветер отбрасывал понтоны в сторону. К устью ручья Текир-дере пристали лишь одиночные понтоны; большинство их, вследствие темноты и усилившегося на реке волнения, прибилось к южному берегу Дуная выше или ниже устья Текир-дере. Все это объективно благоприятствовало сохранению внезапности высадки первого рейса, отчего зависел в значительной степени успех всего форсирования.

Турецкие аванпосты обнаружили понтоны первого рейса только в нескольких сотнях метров от южного берега и хотя открыли огонь, но вначале он был очень слаб. С первых же приставших к берегу понтонов стрелки-волынцы стали поодиночке взбираться на береговые кручи, образовав небольшой плацдарм. На западном фасе этого плацдарма располагалась 1-я стрелковая рота Волынского полка, на восточном - 3-я стрелковая рота того же полка, на южном - сотня пластунов. Около 3:00 фасы плацдарма были заняты уже девятью ротами и сотней пластунов, а две роты находились в резерве; плацдарм несколько расширился.

Схема 13. Переправа и форсирование Дуная Систово в ночь с 26 на 27 июня 1877 года.

Турецкие аванпосты зажгли веху на сигнальном шесте, и к месту высадки первого рейса по тревоге двинулись турецкие войска от Систово и Вардена. Четыре турецких орудия заняли заранее подготовленные позиции на высоте Тепе-Бунар, два - на восточной окраине Систово. По мере приближения рассвета огонь противника все усиливался и становился более действительным.

С северного берега Дуная открыла огонь русская артиллерия; на ее долю выпало решить чрезвычайно важную задачу - обеспечить успех переправы и вести борьбу с турецкими батареями. С этой задачей русская артиллерия справилась блестяще. Первая турецкая батарея, открывшая огонь по переправлявшимся войскам, была подавлена тремя батареями 14-й и одной батареей 9-й артиллерийской бригады, вторая - двумя батареями 9-й артиллерийской бригады. Такой успех был достигнут лишь благодаря тому, что русская артиллерия была еще накануне нацелена на борьбу с артиллерией противника и заняла на северном берегу Дуная выгодные с этой точки зрения позиции.

За день боя две батареи 9-й и одна батарея 14-й артиллерийских бригад израсходовали по 44 снаряда на орудие, что по тому времени являлось довольно большой нормой. Переправившиеся через Дунай русские войска держали себя образцово. С понтонов никто огня не открывал, спасательные понтоны самоотверженно спасали тонущих. Особенно отличались русские понтонеры. Офицер-понтонер поручик Федоров спас под сильнейшим огнем десант из пробитого пулями понтона, высадил людей на южный берег, сам же поплыл обратно. Турки сосредоточили по понтону Федорова огонь целого табора. Федоров вернулся к месту посадки с двумя тяжелыми ранами; его шинель была пробита в 16 местах, а понтон получил 29 пробоин. Из рядовых особенно отличился солдат 2-й роты 4-го понтонного батальона Александр Иванов-Крылов. Два понтона с десантом Минского полка, в том числе и тот понтон, на котором был Крылов, недалеко от болгарского берега попали под сосредоточенный огонь турецких войск. Оба понтона затонули. Крылову посчастливилось ухватиться за плававшую в воде доску. Не думая о себе, он при помощи этой доски стал под огнем спасать тонувших. Ему удалось спасти двоих, один из которых был ранен. Самоотверженно работали и другие гребцы; грести приходилось против сильного течения, у большинства гребцов образовались кровавые затеки во всю ладонь, но они отказались от смены. Часто понтоны садились на мель; понтонеры спрыгивали в воду и под огнем стаскивали их.

С рассветом обнаружилось невыгодное расположение восточного фаса плацдарма, проходившего по западному берегу ручья Текир-дере. Восточный берег этого ручья командовал над западным, и занимавшие его турки на выбор расстреливали оттуда защитников восточного фаса. Необходимо было выбить турецкую пехоту с восточного берега ручья, что и было сделано после прибытия на плацдарм артиллерии; особенно удачно действовали два горных орудия поручика Лихарева и 5-я батарея 9-й бригады, Основная масса турецких войск отступила, но часть их засела в обрывах на значительном протяжении южного берега Дуная, восточнее Текир-дере. Укрывшись между камнями, турки стали осыпать пулями подходившие к южному берегу понтоны второго рейса. Три понтона туркам удалось потопить со всеми находившимися на них людьми, а десанту и гребцам некоторых других понтонов они нанесли столь значительные потери, что эти понтоны не смогли выгрести и вернулись обратно. Однако большинству понтонов второго рейса удалось все же пристать к южному берегу. В числе первых достигли берега понтоны 2-й стрелковой роты Минского полка, которой командовал поручик Моторный. Едва высадившись, Моторный с 80 солдатами по своей собственной инициативе бросился в штыки на засевших в обрывах турецких стрелков. Ударом во фланг русские частью перекололи, частью отбросили турецкую пехоту к востоку. Прибытие остальных рот Минского полка и удачное взаимодействие их с горной артиллерией скоро окончательно решили дело на этом фасе плацдарма в пользу русских, и к 6:00 турецкая пехота была отброшена на восток на всем фронте.

К этому же времени была оттеснена на запад и та турецкая пехота, которая заняла позиции восточнее Систово перед западным фасом плацдарма.

Десанту пришлось действовать на сильно пересеченной местности. Это обстоятельство, а также то, что войска десанта вводились в бой сразу же после их высадки, привело к тому, что роты и батальоны перемешались. Такое перемешивание затруднило управление боем.

В конце второго - начале третьего рейса на южный берег Дуная переправился Драгомиров со своим начальником штаба, с генералом Скобелевым 2-м(5) и с адъютантом главнокомандующего.

Вскоре после этого на плацдарм прибыли вся 1-я, а затем и 2-я бригада 14-й дивизии, а в 10.30 - стрелки 4-й бригады. Стрелки были перевезены на пароходе «Аннета» и двух буксируемых им баржах; эти суда в целях маскировки были преднамеренно затоплены русскими против Никополя; лишь в ночь форсирования их подняли из воды, откачали и к 8.30 доставили в район переправы. Пароход вели моряки гвардейского экипажа. Они в этот день не только охраняли переправу от проникновения в ее район неприятельских судов, но и оказывали всемерное содействие по ходу самой переправы как доставкой к Систово «Аннеты», так и буксировкой понтонов с десантом паровыми катерами. После накопления на плацдарме достаточных сил встал вопрос о его расширении.

Драгомиров принял решение в первую очередь овладеть систовскими высотами. Задачу овладения этими высотами Драгомиров возложил на 2-ю бригаду 14-й дивизии, поддержанную 4-й стрелковой бригадой. Наступление началось в 11:00, к 14:00-15:00 Систово и окружающие его высоты были заняты русскими. Уже в этих боях цепь являлась основой боевого порядка. В 13-м стрелковом батальоне в цепь сразу было рассыпано две роты, а затем к ним присоединились солдаты из других полков 14-й дивизии(6).

При форсировании Среднего Дуная и занятии плацдарма отряд Драгомирова потерял около 800 человек убитыми и ранеными, было потоплено 19 понтонов и два горных орудия с упряжками. Потери турецких войск не известны.

При форсировании Дуная здесь впервые во время войны на Балканском полуострове получил боевое применение русский военно-полевой телеграф; им был связан район переправы с царским наблюдательным пунктом.

В тот же день, 27 июня, на южный берег Дуная было переправлено четыре полка 9-й пехотной дивизии с четырьмя батареями. К ночи на плацдарме находилось, таким образом, 28 батальонов и 30 орудий (свыше 25 000 человек). Удержание значительно расширившегося плацдарма можно было считать уже твердо обеспеченным. В течение 29 и 30 июня на плацдарм, кроме 9-й и 14-й пехотных дивизий, была перевезена еще и 35-я дивизия, так что в распоряжении формально стоявшего во главе переправы генерала Радецкого, командира 8-го корпуса, оказалось около 35 000 человек с 78 орудиями. Если бы даже из Рущука к Систово была переброшена вся находившаяся там турецкая дивизия Эшрефа-паши, то и она ничего не могла бы поделать с русскими войсками, занимавшими плацдарм.

Стремясь опорочить замысел форсирования Среднего Дуная и его выполнение, немецкий военный писатель Фрейтаг-Лорингофен писал впоследствии, что форсирование и переправа русских через Дунай увенчались успехом лишь в результате отсутствия должной инициативы со стороны турецких войск. Если б, мол, они были более инициативны и подвижны, они подбросили бы резервы и отбросили русских за Дунай. На самом деле своевременно подбросить к Систово резервы турки не могли, так как не знали заранее, что форсирование состоится у Систово. А всякая подброска крупных резервов после начала форсирования являлась бы уже запоздалой.

Высказанные нами соображения подтверждают и турецкие историки. Так, Штрекер-паша писал: «Абдул-Керим не в состоянии был препятствовать ни сосредоточению значительных русских сил у пункта переправы, ни дальнейшему их наступлению. Даже в том случае, если бы он сделал распоряжение, чтобы после 27 июня все имевшиеся под рукой силы... двинулись против Систово, то эти войска натолкнулись бы на значительно превосходные силы противника»(7).

Несколько выше Штрекер-паша в своем труде объяснил, почему Абдул-Керим-паша не мог сосредоточить свои войска к Систово до 27 июня: «Он не мог совершенно исключить возможность переправы русских между Каларашем и Журжево... если бы турки оказались здесь слабыми. Через это явилась бы возможность произвести наступление в четырехугольник крепостей с трех сторон и тотчас же отрезать крепости Рущук и Силистрию».

Таким образом, турки были введены в заблуждение и не имели возможности противодействовать форсированию реки русскими войсками.

После форсирования при достаточном количестве сосредоточенной на плацдарме русской пехоты там ощущался большой недостаток в кавалерии: нечем было производить разведку сил и расположения противника.

Наводка моста зависела от доставки к Зимнице и Систово предназначенных для этого деревянных понтонов. Понтоны приходилось доставлять Дунаем от устья Ольты под огнем из турецкой крепости Никополь. В ночь с 26 на 27 июня 1-й эшелон в 100 понтонов вышел на Дунай и под командованием капитана первого ранга Новосильского благополучно прошел под выстрелами никопольских батарей, отчасти подавленных огнем русской осадной артиллерии с северного берега. К 30 июня в Зимнице были уже сосредоточены все деревянные понтоны и прочее имущество, необходимое для наводки моста.

В ночь на 1 июля буря частью потопила, частью разметала все железные понтоны, предназначенные для наводки моста. Вследствие этого мост пришлось строить из одних лишь деревянных понтонов и плотов; это задержало наводку моста, и он был наведен лишь к вечеру 1 июля. Мост состоял из двух составных частей: «Северной» - между румынским берегом и островом Аддой длиной в 624 м, и «Южной» - между островом Аддой и болгарским берегом длиной в 534 м. Впоследствии этот мост получил название «Нижнего». К 9 августа был наведен еще один мост, названный «Верхним». «Верхний» мост навели частично на плотах, частично на шаландах и паромах из десантных средств. Он состоял из трех частей: из «Румынского» - между румынским берегом и островом Бужиреску длиной в 140 м, «Среднего» - между островами Бужиреску и Адда длиной в 536 м и «Болгарского» - между островом Адда и болгарским берегом длиной в 540 м.

Длительное время, потребовавшееся для сооружения «Верхнего» моста, объясняется плохой предварительной подготовкой переправы, о которой говорилось выше. Месячное запоздание с наводкой «Верхнего» моста сильно задержало окончание переправы Дунайской армии в Болгарию, а в дальнейшем отрицательно сказалось на питании русской армии подкреплениями и различными видами снабжения, которые необходимы были для ее энергичных действий. К 10 июля на южном берегу Дуная находилось уже 100 000 русских солдат и офицеров.

Стратегическое значение форсирования Дуная у Зимницы и Систово было велико: Дунайской армии открылся путь в Болгарию. Преодоление крупной водной преграды дало возможность переправить армию в четверть миллиона человек при незначительных потерях (800 человек).

Кроме правильного выбора места переправы, средств форсирования и мер обеспечения (план Обручева), успехам форсирования способствовала дружная работа русских инженеров (сооружение батарей), моряков (постановка мин и минно-катерная борьба) и артиллеристов (артиллерийская стрельба), создавших благоприятные условия для форсирования. Взаимодействие всех перечисленных родов войск до тех пор нигде еще при форсировании так полно не применялось. При условии господства турецкого флота на Черном море и Дунае без такого предварительного обеспечения форсирование было бы обречено на провал.

Инженерное обеспечение форсирования и особенно переправы было поставлено значительно хуже, но задачи и в этой области были выполнены. Новшеством было применение при форсировании железных понтонов Томиловского. Весьма ценной явилась инициатива Деппа, предложившего ускорить форсирование реки при помощи парохода.

Назначение Драгомирова начальником десанта оказалось вполне удачным. Драгомиров был хорошо знаком с теорией этого вопроса - его перу принадлежал труд «О высадке десантов в древнейшие и новейшие времена». В то же время наиболее реакционная сторона взглядов Драгомирова, пренебрежение огнем, в специфических условиях форсирования водной преграды ночью не нашла отражения.

В целом, помимо уже упоминавшегося образцового поведения русских войск, с тактической точки зрения при форсировании Среднего Дуная положительной оценки заслуживают:

- доблесть, выносливость и стойкость рядовой солдатской и матросской массы, а также низших офицеров;

- многосторонние меры, направленные на сохранение в тайне пункта и срока форсирования;

- меры, принятые для введения противника в заблуждение;

- уточнение пунктов форсирования разведкой;

- тщательная тренировка войск в приемах посадки на паромы, поведении на воде и т.п.;

- правильный расчет войск на рейсы (с включением в каждый из них артиллерии(8)) и вообще четкое планирование всех действий на основе правильного предвидения;

- выбор для форсирования темного времени суток;

- подготовка артиллерии к поддержке форсирования со своего берега, умелое проведение ею контрбатарейной борьбы и хорошее взаимодействие с пехотой;

- быстрое и организованное расширение захваченного первым рейсом плацдарма;

- разумная инициатива частных начальников.

Опыт форсирования Среднего Дуная в 1877 году явился ценным вкладом в развитие русского военного искусства и в целом дал много нового в области форсирования крупных водных преград большой армией.

4. Распределение сил русской Дунайской армии после перехода через Дунай. Контрмероприятия турецкого командования

К вечеру 9 июля на систовском плацдарме сосредоточилось уже полтора корпуса русских войск: почти вся пехота 8-го корпуса, часть 13-го корпуса и 4-я стрелковая бригада. В то же время на северном берегу Дуная находилось 4 1/2 русских корпуса: 9-й, 12-й, часть 13-го, двигавшийся к Зимнице 11-й и только что прибывший к Бухаресту 4-й корпус. 14-й корпус располагался в Добрудже. Кроме этих корпусов, входивших в состав Дунайской армии, 7-й и 10-й корпуса обеспечивали побережье Черного моря от устья Дуная до Крыма включительно(1).

Таким образом, для ведения военных действий в Болгарии Дунайская армия располагала шестью корпусами при трех обеспечивающих ее корпусах.

Перед шестью корпусами Дунайской армии выдвигались следующие ближайшие задачи: расширить систовский плацдарм, обеспечить его фланги и собрать данные о противнике.

В связи с этими задачами главнокомандующий Дунайской армией принял решение направить веерообразно на юг, запад и восток три отряда: Передовой, Западный и Рущукский.

Передовой отряд был создан еще 30 июня под командой генерал-лейтенанта Гурко. В состав отряда входили: сводная драгунская бригада (8-й Астраханский и 9-й Казанский драгунские полки) под начальством герцога Е.М. Лейхтенбергского, сводная бригада (9-й Киевский гусарский и 30-й Донской казачий полки) под начальством герцога Н.М. Лейхтенбергского(2), Донская казачья бригада полковника Чернозубова (21-й и 26-й полки), Кавказская казачья бригада полковника Тутолмина (2-й Кубанский и Владикавказско-Осетинский полки), 4-я стрелковая бригада, шесть дружин болгарского ополчения Столетова, две сотни кубанских пластунов и сотня уральских казаков - всего 4 батальона, 6 дружин, 45 сотен и эскадронов общей численностью 12 000 человек при 40 орудиях. В задачу отряда входило выдвижение к Сельви и Тырнову и овладение Балканскими горными проходами на пути из Тырнова в Адрианополь.

Западный отряд был создан под общим начальством командира 9-го корпуса генерал-лейтенанта Криденера. В состав отряда входили: 9-й корпус без бригады конницы, 34-й Донской казачий полк и Кавказская казачья бригада (Терско-Горский и Владикавказский полки) - всего 24 батальона, 28 эскадронов и сотен общей численностью около 35 000 человек и 108 орудий. В задачи отряда входило овладение Никополем и в дальнейшем занятие Плевны, после чего весь отряд, за исключением заслона для обеспечения правого фланга, должен был двигаться к Балканам.

Рущукский отряд был создан 5 июля под командованием наследника цесаревича Александра Александровича (будущего императора Александра III)(3); в состав отряда входили 12-й и 13-й корпуса - около 70 000 человек. Задачами отряда являлось обеспечение левого фланга Дунайской армии по линии реки Янтры и обложение турецкой крепости Рущук.

После выделения этих трех отрядов в главных силах Дунайской армии оставались 8, 11 и 4-й корпуса, причем два последних корпуса находились еще в пути для присоединения к Дунайской армии; кроме того, к главным силам по взятии Плевны должен был присоединиться и 9-й корпус. На ближайшее же время, следовательно, главные силы Дунайской армии состояли всего только из одного 8-го корпуса.

В таком неудачном распределении сил весьма наглядно сказывалась общая непродуманность плана кампании. Из семи корпусов Дунайской армии три с лишним (часть 9-го, 12-й, 13-й и 14-й - 50%) выполняли задачи обеспечения, два с половиной (часть 9-го, 4-й и 11-й) еще не вошли в состав главных сил, а составлявший пока главные силы армии 8-й корпус не был в состоянии развить какие-либо крупные и активные действия.

Таким образом, в силу принятого главнокомандующим решения Дунайская армия оказалась неспособной осуществить после перехода Дуная решительный удар на Адрианополь. Центр тяжести действий Дунайской армии переносился на выделенные от нее Передовой, Западный и Рущукский отряды. Но эти действия не могли явиться решающими уже потому, что на главном адрианопольском направлении действовал наиболее слабый из всех отрядов - Передовой. В результате слабости главных сил и невозможности начать решающее наступление на Адрианополь летняя наступательная кампания в значительной мере оказалась сорванной.

Корни этого странного и нелепого положения уходили в план войны и еще глубже - в совершенно неправильную оценку противника и его возможностей. Оценка эта была сначала явно заниженной, в соответствии с чем первоначально для ведения военных действий на Балканском полуострове были выделены совершенно недостаточные силы. Лишь несколько позже противник был оценен более правильно и на Балканский театр военных действий были назначены некоторые дополнительные силы.

Но и с дополнительными силами Дунайская армия оказалась неспособной к ведению решительных действий. Это объяснялось не только тем, что не успели подойти 4-й и 11-й корпуса. Здесь сказалась частичная переоценка сил противника, которая была связана с тем, что при Дунайской армии находился царь. Пример Седана, где Наполеон III был взят в плен прусскими войсками, всегда стоял перед глазами командования Дунайской армии. Командование стремилось перестраховать себя от всякой возможности повторения подобного случая, а поэтому 50% сил Дунайской армии выделило для выполнения задач обеспечения. В несвоевременном прибытии 4-го и 11-го корпусов также выразились грубейшие просчеты верховного русского командования. В результате русская армия, перейдя в наступление, оказалась неспособной в ближайшее время нанести глубокий и серьезный удар в самый благоприятный для нее момент, когда турецкая армия к встрече этого удара еще не была готовой.

Каково же было к этому времени состояние турецкой армии на Балканском театре военных действий и какие контрмероприятия собиралось проводить турецкое верховное и главное командование в ответ на переход части сил русской армии через Дунай?

Переход русскими войсками Дуная произвел на турецкое верховное командование потрясающее впечатление, хотя, казалось бы, в этом не было ничего неожиданного. Султан и дари-хура мгновенно забыли утвержденные ими вначале планы заманивания русских вглубь Болгарии. На главнокомандующего Абдул-Керима-пашу посыпались горькие упреки в том, что он пропустил русские войска через Дунай. Только в этот момент турецкое верховное командование обнаружило, что турецкие войска не сосредоточены и что общего резерва не имеется. 29 июня турецкое верховное командование уже считало, что русские войска находятся на пути к Софии и Адрианополю, и пришло к мнению, что «если турецкие войска, занимающие оборонительные позиции, к чему-нибудь пригодны, то вся польза, которую они могут принести, будет заключаться в удержании укреплений и позиций, по которым они распределились(4).

Схема 14. Распределение сил русской Дунайской армии к 9 июля и задачи Передового, Западного и Рущукского отрядов.

Началась лихорадочная деятельность по собиранию сил. Сосредоточение распыленных турецких войск происходило с большими трениями и довольно медленно. По свидетельству современников, Абдул-Кериму-паше приходилось с трудом вырывать войска из тех мест, где они находились при объявлении войны.

Такое положение объяснялось в первую очередь полным отсутствием морально-политического единства среди разноплеменного населения султанской Турции.

Из всех мер, принятых турецким верховным и главным командованием, реальными можно считать только две: переброску морем армии Сулеймана-паши из Черногории в Адрианополь и выдвижение армии Османа-паши из Виддина к Плевне. Кроме того, турецкими войсками были заняты Балканские горные проходы.

Султан Абдул-Гамид был сильно недоволен ходом осуществления всех мероприятий по активизации сопротивления войскам русской Дунайской армии. Во всем виноватым у султана оказался старец Абдул-Керим-паша; он был отстранен от командования и отдан под суд(5), а на его место был назначен Мехмет-Али-паша - авантюрист из немцев; настоящее его имя и фамилия были Карл Дитрих (Детруа). Мехмет-Али-паша вступил в командование 21 июня. Заодно был снят и заменен и военный министр Редиф-паша за «нерадивое управление армией и незаботливость о ее снабжении».

Результаты всех турецких контрмероприятий свелись к тому, что в течение короткого времени в распоряжении турецкого командования в Болгарии могла быть сосредоточена армия, которая, по крайней мере в отношении своей численности, оказалась бы способной к крупным активным действиям против Дунайской армии.

5. Наступление передового отряда генерала Гурко. Захват проходов через Балканы у Хаинкиоя и Шипки

Передовой отряд под командованием генерала Гурко 6 июля выдвинулся к р. Русице на участке от Сухиндола до Никюпа. Гурко принял решение боем конницы разведать силы противника в направлении на Тырнов - древнюю столицу Болгарии. С этой целью 7 июля он во главе шеститысячного конного отряда выступил к Тырнову.

Турецкие войска у Тырнова насчитывали пять таборов, батарею и несколько сот человек иррегулярной конницы. Около 12:00 в направлении из Тырнова было обнаружено скопление неприятельской конницы (черкесов), пытавшейся атаковать высланный вперед взвод гвардейского эскадрона. После высылки для его поддержки 2 1/2 эскадронов с двумя орудиями черкесы бежали в Тырнов. Гурко Двинул вслед за ними шесть эскадронов драгун, две сотни казаков и 16-ю конную батарею подполковника Ореуса. После 15:00 на подходе к Тырнову преследователи были встречены артиллерийскими выстрелами. Тогда же турки начали очищать город и, заняв позиции на правом берегу р. Янтра, повели оттуда частый, но безвредный (из-за недолетов) ружейный огонь; была замечена также колонна, уходившая из Тырнова на восток.

Определив по этим признакам, что неприятель растерялся и не собирается оказать серьезное сопротивление, Гурко решил превратить разведку в наступление и захватить Тырнов.

Наступление на Тырнов велось с севера четырьмя эскадронами драгун с 16-й конной батареей и двумя сотнями казаков с двумя конными орудиями. Драгуны спешились, а батарея Ореуса открыла огонь и вынудила неприятельскую батарею не только замолчать, но и начать отход на Осман-Базар. Турецкая пехота из-за Янтры продолжала вести перестрелку со спешенными драгунами. Батарея Ореуса выехала на позиции ближе к Янтре и перенесла огонь на турецкую пехоту; в то же время казачья сотня, высланная для занятия города, оказалась на фланге турецкой позиции. Оба эти обстоятельства заставили турецкую пехоту начать отход на восток. С началом отхода Ореус перевел свою батарею на правый берег Янтры и с 600 м. стал громить отступавших турок. Под воздействием этого огня отход турецкой пехоты превратился в бегство; турки бросали ружья, патроны и амуницию. В Тырнов были введены главные силы конницы Передового отряда. В оставленном турками лагере были взяты значительные запасы боеприпасов и продовольствия. Русские потеряли всего двух артиллеристов ранеными.

В бою под Тырновом прекрасно действовала 16-я конная батарея Ореуса, оказал свое влияние на исход боя и выход во фланг турецкой позиции казачьей сотни. Успех под Тырновом в значительной степени объяснялся сумятицей в турецких войсках, возникшей после форсирования русскими Дуная, а затем усилившейся в результате преодоления Передовым отрядом Балкан.

В тот же день русская разведка выяснила, что Сельви и Плевна турецкими войсками не заняты.

Занятие Тырнова означало для Гурко необходимость приступить к выполнению второй части стоявшей перед ним задачи - к овладению Балканскими проходами. Перед отрядом Гурко находились четыре таких прохода - Шипкинский, Травненский, Хаинкиойский и Твардицкий.

Местные жители болгары наиболее удобным считали Шипкииский проход и наименее удобным - Хаинкиойский. Однако тут же они сообщили, что Шипкинский проход наиболее сильно укреплен турецкими войсками и что в его тылу, у Казанлыка, расположены значительные турецкие резервы. Это обстоятельство не только усложняло выполнение задачи, но и создавало трудность удержания за собой Шипкинского прохода в последующем. Травненский проход был расположен в непосредственной близости к Шипкинскому и потому был также опасен из-за казанлыкских турецких резервов. Твардицкий проход находился под наблюдением турецких войск из Сливны. Оставался Хаинкнойскпй проход, который турецкими войсками не наблюдался и не охранялся.

Схема 15. Действия Передового отряда Гурко по захвату горных проходов в Балканах в июле 1877г.

На этом проходе после его рекогносцировки, произведенной с 10 по 12 июля, и остановил свой выбор Гурко. Данные рекогносцировки, произведенной заместителем Гурко генералом Раухом, сводились к следующему: «Весь пройденный путь, при небольшом его исправлении, не представлял серьезных препятствий для движения и был удобен для всех родов войск, кроме обозов, которые по громоздкости своей не могли идти в горы, вследствие чего генерал Гурко решил обоз заменить вьюками. Артиллерию в некоторых местах необходимо было перевозить при помощи людей»(1). За два дня сотня уральцев и конно-пионерская (саперная.-Н.Б.) команда исправили весь путь через проход, кроме последних 10 км от выхода (в целях маскировки)(2). Для дальнейших действий Гурко наметил два варианта. Если бы силы турецких войск в Забалканье оказались значительными, Передовой отряд ограничился бы лишь оборо­ной южных выходов из Хаинкиойского прохода. Если же, наоборот, турецкие силы в Забалканье оказались бы незначительными, Гурко предполагал двинуться на Казанлык, разбить там турецкие резервы и угрозой с тыла заставить те турецкие войска, которые обороняли Шипкинский проход, оставить свои позиции.

Главнокомандующий согласился с решением и планом Гурко и сообщил ему, что к 10:00 12 июля в Тырнов прибудет полк 9-й пехотной дивизии с батареей; полку поставлена задача содействовать с севера Передовому отряду в овладении проходом.

14 июля главнокомандующий отверг вторую просьбу Гурко о наступлении Передового отряда глубоко на юг, но разрешил сделать набег на Казанлык, Сливну и Ени-Загру. Объяснить такую сдержанность Николая Николаевича можно лишь тем, что в этот день он получил сообщение Милютина, в котором тот, по данным нашего посольства в Париже, сообщал о перевозке морем армии Сулеймана-пашн численностью в 30 000 человек из Албании в Варну(3).

Около 17:00 13 июля Передовой отряд достиг высшей точки Хаинкиойского перевала. Болгары сообщили, что впереди у Хаинкиоя стоит лишь один турецкий табор. Гурко принял решение заночевать в проходе и 14 июля спуститься в долину р. Тунджи.

На следующий день в 9:30 Передовой отряд достиг южного выхода из Хаинкиойского прохода, атаковал и отбросил от Хаинкиоя находившийся там табор турецкой пехоты, а под вечер - и подошедший из Твардицы турецкий табор. Одновременно с этими бое­выми действиями разведка Передового отряда в течение 14 и 15 июля выяснила, что в Ени-Загре расположено 5 таборов турецкой пехоты, в Казанлыке - 5-10 таборов и на позициях в Шипкинском проходе - 8-10 таборов.

Результаты боя и разведки окончательно утвердили Гурко в решении двинуться на Казанлык и овладеть Шипкинским проходом. По расчетам Гурко, представленным им главнокомандующему вместе с решением, Передовой отряд 16 июля должен был достичь Маглижа и там заночевать; 17 июля атаковать Казанлык, а затем овладеть Шипкинским проходом.

Перед выступлением к Казанлыку Гурко решил 15 июля произвести демонстрацию в сторону Ени-Загры и этим обеспечить свое наступление.

Русские войска повели наступление на Оризари (три табора турок, два орудия, несколько сотен черкесов). Обход с фланга и действия с фронта быстро вынудили турецкие войска начать отход. Русские преследовали их до Лыджи, потеряв всего пять человек убитыми и ранеными.

Обеспечив себя с тыла успешным боем у Оризари, Передовой отряд двинулся на Казанлык. Движение началось в 6:00 16 июля. В пути Передовой отряд всего за 4 часа разгромил три турецких табора, пытавшихся преградить русским путь в районе Уфланы.

Еще более значительный результат был достигнут Передовым отрядом на следующий день, 17 июля, в бою против турецкого отряда у Чорганово (не доходя Казанлыка). Тут турки также были быстро разгромлены, одними пленными они потеряли 400 человек.

От Казанлыка Передовой отряд повернул к Шипке. Турецкий табор, занимавший эту деревню, при приближении русской конницы поспешно отошел к перевалу на соединение с гарнизоном шипкинских позиций. Около Шипки русская конница захватила все запасы сухарей Шипкинского турецкого отряда. К 22:00 к Шипке подошел весь Передовой отряд.

Позиции в Шипкинском проходе были заняты семью турецкими таборами (4700 человек) при девяти орудиях, находившимися под общим командованием Халюсси-паши. Турецкие позиции в Шипкинском проходе были сооружены фронтом на север, так как именно с севера, от Габрово, Халюсси-паша ожидал наступления русских. У Среднего Беклема находились двухъярусные стрелковые окопы, на горах Кадийская Стена и Узун-куш -стрелковые окопы, на горе Шипка - батарея на три орудия и стрелковые окопы и, наконец, на скатах горы св. Николая - две батареи по три орудия и стрелковые окопы.

В то время, когда Передовой отряд вел бой у Казанлыка, со стороны Габрово к Шипкинскому перевалу подошел Габровский отряд генерал-майора Дерожинского, состоявший из 36-го Орловского пехотного полка, 30-го Донского казачьего полка и батареи. Отряду было приказано 17 июля предпринять решительные действия против шипкинских турецких позиций с целью оказания помощи Передовому отряду; главнокомандующий исходил из того, что 17 июля Передовой отряд начнет свои действия против шипкинских турецких позиций с юга.

Вместо демонстрации отряд Дерожинского 16 июля ничтожными силами (две роты пехоты и две сотни казаков) сбил три турецких табора с горы Большой Бедек, расположенной к востоку от Шипкинского перевала, чтобы отвлечь внимание Халюсси-паши от шоссе из Габрово в Казанлык, по которому 17 июля Дерожинский был намерен повести основное наступление на шипкинские турецкие позиции. Кроме того, и это было даже важнее, Дерожинский предполагал по горным тропам, проходившим через Балканы в районе горы Большой Бедек, связаться с Передовым отрядом. Дерожинский совершенно правильно считал, что без установления предварительной связи с Гурко решительные и одновременные действия с севера и юга против шипкинских турецких позиций будут невозможны.

Схема 16. Бой Передового и Габровского отрядов за овладение шипкинскими позициями.

Однако приехавший в ночь с 16 на 17 июля в Габровский отряд непосредственный его командир - начальник 9-й пехотной дивизии генерал-адъютант Святополк-Мирский - не согласился с предложением Дерожинского дожидаться установления связи с Передовым отрядом и назначил на 17 июля решительное наступление на шипкинские турецкие позиции. Значительную помощь русским войскам оказали болгары, жители Габрово. Они приняли на себя организацию госпиталя для раненых, перевозили во вьюках разные припасы, исправляли дороги и т.п. При этом все делалось «с полной готовностью быть посильно полезными русской армии»(4).

Наступление Габровский отряд повел тремя колоннами, средней в лоб, а фланговыми в обход. Взаимодействие колонн не было организовано, и в целом все наступление вылилось в ряд разрозненных и неудачных действий всех трех колонн. Средняя не могла, конечно, фронтально преодолеть мощное сопротивление главных турецких позиций и отошла. Обход фланговыми колоннами также не удался. В этом безрезультатном наступлении Габровский отряд потерял около 200 человек убитыми и ранеными.

Мирский в своем донесении главнокомандующему главные причины неудачи усматривал в отсутствии наступления 17 июля со стороны Передового отряда, в громадном превосходстве турецких сил и в мощи турецких укреплений; не упомянул Мирский лишь о безобразной организации наступления и о своем формальном отношении к выполнению приказа.

В отряде Гурко 17 июля был слышен шум боя на перевале, но пехота лишь к темноте подтянулась к Шипке, и потому Передовой отряд перейти в наступление 17 июля не мог.

Гурко решил 18 июля наверстать потерянное. Вечером 17 июля Гурко сообщил в Габровский отряд: «Завтра, 6 (18-го н.с. - Н.Б.) июля, будет предпринята, возможно раньше, атака пехотою горы У Шибки; просится содействия атакою со стороны Габрово. Перед нами на горе около 5 таборов пехоты;, у турок паника»(5).

Таким образом, 18 июля Гурко повторил ошибку, которую 17 июля допустил Мирский: начать наступление, не дождавшись договоренности с Габровским отрядом. План наступления сводился к следующему: двум пластунским казачьим сотням была поставлена задача привлечь к себе внимание турок движением прямо по шоссе с юга на север, а в это время 13-й и 15-й стрелковые батальоны должны были обойти турецкие позиции с востока и ударить им во фланг.

Наступление 18 июля развивалось следующим образом. Пластуны движением по шоссе вызвали на себя сильный огонь турецкой пехоты. Стрелки в это время скрытно, по известным лишь проводникам-болгарам горным тропам, вышли к шоссе в промежутке между горой Николая и горой Шипка; здесь находилось только что построенное турецкое укрепление. Стрелки вышли из леса, развернулись и повели на него наступление. В этот момент турки внезапно прекратили огонь, выкинули белый флаг и выслали парламентеров с предложением о сдаче. После того как договоренность была достигнута и турецкие парламентеры удалились как бы для подготовки сдачи, турецкая пехота вдруг вновь открыла огонь и начала обходить фланги стрелков. Полковник Климантович, командовавший стрелками, слишком поздно убедился в том, что турецкий трюк с высылкой парламентеров был предпринят лишь для того, чтобы разведать силы русских войск и выиграть время. Укрепление у шоссе стрелки взяли, но удержаться в нем не смогли. Здесь сразу же сказался основной недостаток организации наступления: отсутствие сильных резервов. Гурко, упоенный предыдущими легкими успехами, явно недооценил сил и возможностей турецкого гарнизона шипкинских позиций. Поэтому-то из пяти батальонов для наступления Гурко выделил лишь два(6).

Положение стрелков полковника Климантовича оказалось не из легких. Халюсси-паша сосредоточил свои силы на горе Николая и оттуда, из-за надежных укрытий, поражал стрелков сосредоточенным огнем. Потеряв свыше 150 человек убитыми и ранеными, Климантович вынужден был отдать приказ об отходе; отошли также и пластуны. Климантович был убит.

За два дня разрозненных атак Передовой и Габровский отряды, единственно по вине своих начальников, так как русским войскам ни в чем нельзя было бросить упрека, потеряли 350 человек и ровно ничего не достигли.

Новые изолированные атаки шипкинских позиций были предотвращены самим Халюсси-пашой, который решил бежать в ночь с 18 на 19 июля. Для такого решения у Халюсси-паши имелось веское основание: разрозненные атаки русских войск попеременно то с севера, то с юга не могли продолжаться до бесконечности; начальники атаковавших войск должны были в конце концов договориться - и тогда уже отступать будет поздно; пока же у него имелся еще открытый путь отхода на запад; правда, путь этот проходил по головоломным горным тропинкам, артиллерию по ним нельзя было вывезти, но иного выхода из положения Халюсси-паша не видел.

Используя переговоры о сдаче на капитуляцию, которые турки вновь повели в этот день уже с самим Гурко, но с прежней целью - капитуляции всего гарнизона шипкинских позиций, Халюсси-паша двинулся на запад, бросив весь свой лагерь, всех своих раненых, 9 орудий и большие запасы. У Карлово он спустился с гор и к 23 июля собрал свой отряд у Филиппополя.

С рассветом 19 июля Гурко отправил в горы, к месту бывших боев, санитаров для сбора раненых. Раненых санитары не нашли - турки после варварских истязаний всех их зверски умертвили. Утром 19 июля перешел в наступление с севера и Габровский отряд. В 15.00 Габровский отряд, не встретив сопротивления, достиг высшей точки перевала и вскоре после этого встретился с частями Передового отряда. Так, из-за полного отсутствия организации со стороны старших русских начальников и коварного нарушения международного права турецкий отряд Халюсси-паши смог избежать не только полного разгрома и ликвидации, но и сколько-нибудь серьезной расплаты за свое изуверство.

Оборону Шипкинского прохода после его занятия принял на себя Орловский полк с батареей; Передовой отряд сосредоточился у Казанлыка, где Гурко предоставил ему отдых.

В боях с 7 по 19 июля Гурко проявил себя тактиком средней руки; красиво и смело действуя в несложной обстановке, он оказался совершенно неспособным тактически правильно организовать бой в сложных условиях. Святополк-Мирский оказался не только совсем плохим тактиком, но к тому же и формалистом. Один лишь Дерожинский показал себя вдумчивым и знающим командиром, старающимся добиваться победы не только солдатской кровью, но и военным искусством; однако его должность была слишком мала, чтобы он мог оказать влияние на ход событий.

Как бы то ни было, но хотя и ценой излишней крови, ценой безнаказанного ухода Халюсси-паши Шипка была занята русскими войсками. Это имело большое значение для всего последующего хода войны. Как будет видно из дальнейшего, занятая русскими Шипка на втором этапе войны прикрыла Придунайскую Болгарию от вторжения в нее турок, а на третьем этапе облегчила русским войскам переход в наступление на Адрианополь.

Идея этого наступления (обход с тыла и содействие ему с фронта) вполне отвечала требованиям горной войны, имела под собой реальное основание и в целом являлась вполне правильной. Плох был лишь способ выполнения этой идеи.

Войска Передового и Габровского отрядов честно несли службу, проявили храбрость, стойкость, наступательный порыв. В тех случаях, когда старшие начальники правильно руководили ими, они достигали блестящих результатов. Но даже при самых тяжелых условиях они находили в себе силы с честью выходить из, казалось бы, безвыходного положения. Эти качества русские войска проявляли неуклонно и в дальнейшем ходе войны.

6. Взятие Никополя

Западный отряд начал боевые действия почти одновременно с Передовым отрядом.

Приказ об овладении Никополем и о дальнейшем движении к Плевне был получен в штабе Западного отряда 8 июля. Начальник отряда командир 9-го корпуса генерал-лейтенант Криденер располагал для взятия Никополя семью полками 5-й и 31-й дивизий. Главный удар намечалось нанести с юга, вспомогательный - с запада, хотя данные рекогносцировки совершенно отчетливо диктовали необходимость нанести удар в прямо противоположном направлении. Еще с 26-27 июня 36 тяжелых орудий осадной артиллерии начали вести огонь по Никополю с северного берега Дуная и причинили веркам крепости большие разрушения. Штурм крепости начался 15 июля. Наибольшие успехи были достигнуты совершенно не там, где предполагал Криденер; только удача наступавших с запада вологодцев и козловцев дала возможность в 14:00 перейти в наступление частям, действовавшим на направлении главного удара, и ценой больших потерь, с помощью резервов, четвертой атакой овладеть расположенным к юго-востоку от города редутом. К ночи русские войска обложили город и рассчитывали продолжить штурм, но комендант крепости, видя безнадежность дальнейшего сопротивления, выкинул белый флаг.

Во время штурма 15 июля турецкие войска только убитыми потеряли около 1000 человек. 16 июля сдалось в плен 7000 турок с Гассаном-пашей во главе. В качестве трофеев русским войскам в Никополе досталось 6 знамен, 133 орудия, Из них 11 крупповских стальных, два монитора, 1000 ружей, значительное количество боеприпасов и продовольствия. Русские потери несколько превышали 1300 человек убитыми и ранеными.

Рассматривая причины успеха штурма Никополя, надо прежде всего подчеркнуть, что бесполезно искать их в удачном плане штурма, то есть в военном искусстве Криденера и его штаба. Наоборот, план штурма был совершенно неудачен и в военном отношении явно безграмотен. Местность и расположение неприятельских укреплений диктовали необходимость нанесения главного удара с запада, а вспомогательного - с юга. План штурма, принятый Криденером, намечал прямо противоположные направления ударов.

Штурм удался потому, что русские войска по инициативе своих частных начальников одержали успех там, где это общим планом не намечалось, и этот успех сыграл решающую роль. Удачные действия вологодцев и козловцев обеспечили успех главным силам. Спасла положение инициатива частных начальников.

К числу причин, в той или иной мере способствовавших успеху штурма, необходимо отнести:

- удобную для наступления местность на левом русском фланге;

- Многочисленные предварительные рекогносцировки Никопольских укреплений и местности перед ними; если они мало что дали Криденеру и его штабу, то много дали войскам; так, например, командиры батарей 5-й артиллерийской бригады 13 и 14 июля днем и ночью беспрерывно занимались рекогносцировкой и благодаря этому могли найти хорошие и близкие позиции для батарей, с которых затем в день штурма и вели действительный огонь;

- хорошее взаимодействие вологодцев и козловцев между собой и с поддерживавшей их артиллерией;

- удачные боевые порядки вологодцев;

- успешные действия русской осадной артиллерии с северного берега Дуная. Между прочим хорошая организация огня 36 орудий осадной артиллерии сказалась и в том, что огонь ее велся не только днем, но и ночью, в результате чего турки не имели возможности ночью исправлять те разрушения, которые были сделаны артиллерией днем.

Со стратегической стороны значение взятия Никополя заключалось в том, что правый фланг переправившихся через Дунай русских войск был теперь отчасти прикрыт с запада, хотя без занятия Плевны - важнейшего узла дорог - это прикрытие нельзя было считать достаточно надежным.

В общем ходе войны занятие Никополя имело примерно такое же значение, как и занятие Тырнова. Никополь достался русским сравнительно легко, несмотря на то, что обладал достаточным гарнизоном, а его устаревшие долговременные укрепления были доразвиты полевыми укреплениями. Легкость занятия Никополя привела русское командование к недооценке сил турецких войск. В этом отношении занятие Никополя сыграло даже известную отрицательную роль в дальнейшем развитии военных действий с русской стороны.

Успех русских войск под Никополем и в особенности успех Передового отряда взбудоражил Европу. Англии было нежелательно, чтобы Россия вместо ослабления в затяжной войне одержала быструю и решительную победу над Турцией, сохранив при этом свои силы. Биконсфильд боялся, что в результате такой победы царизм, забыв свои обещания, захватит Константинополь и проливы. Не желали быстрой и легкой победы России также ни Германия, ни Австро-Венгрия. Причины были по сути те же: они боялись, что под влиянием такой победы царская Россия не пустит Австрию в Боснию и Герцеговину. Словом, быстрая и легкая победа России не устраивала ни одну из трех держав. Биконсфильд приказал передвинуть английский флот в порт Безику, поближе к Дарданеллам, чтобы оттуда угрожать России. Австро-Венгрия стала проводить некоторые военные мероприятия, чтобы в случае нужды поддержать свои требования силой. В Венгрии произошли манифестации в пользу Турции. Бисмарк не только сочувственно относился ко всему этому, но стал даже договариваться с Италией, чтобы привлечь ее на свою сторону в случае конфликта Австрии с Россией. Таким образом, Англия и Германия, втравившие Россию в войну, принимали под влиянием первых русских побед ряд мер, направленных к тому, чтобы не дать возможности царской России легко и без сильного ослабления вырваться из сплетенных для нее сетей.

В самой России первые русские победы сильно разожгли шовинистические настроения некоторой части правящих кругов.

В России не верили всерьез шумному бряцанию оружием в Западной Европе. Даже либералы, не говоря уже о царском правительстве и реакционных кругах русского общества, не представляли себе возможности действительного военного вмешательства Англии. В русских войсках взятие Никополя еще более укрепило веру в свои силы. Турецким же войскам поражение под Никополем принесло моральное ослабление.

7. Первая Плевна

Овладение Никополем поставило в порядок дня решение второй части поставленной войскам Криденера задачи - взятие Плевны. Однако под разными предлогами Западный отряд в полном бездействии простоял под Никополем 16 и 17 июля; не была выслана для разведки в сторону Плевны, ближайшего объекта действий, и западнее хотя бы та кавалерия, которая входила в состав Западного отряда. Между тем обстановка складывалась так, что медлить с занятием Плевны Западному отряду было нельзя.

Осман-паша в развитие и изменение послания султана от 1 июля, а также первоначальных наметок плана войны внес предложение о переходе в наступление на оба фланга русской Дунайской армии. С этой целью сам он должен был двинуться от Виддина через Ловчу на Тырнов, а Ахмет-Эюб-паша с полевыми войсками Восточно-Дунайской армии - подойти к Тырнову со стороны Шумлы. Концентрическими ударами по флангам Осман-паша рассчитывал разбить и отбросить к Дунаю русскую Дунайскую армию.

Утром 13 июля войска Османа-паши (18 таборов пехоты, 4 эскадрона и 9 батарей) выступили из Виддина. В пути Осман-паша получил сообщение о критическом положении Никополя и поэтому вместо Ловчи двинулся к Плевне. Расстояние от Виддина до Плевны 200 км. При ежедневном переходе в 30 км Осман-паша имел возможность уже к вечеру 19 июля занять Плевну.

От Никополя до Плевны 40 км. Войскам Криденера, чтобы упредить турок в занятии Плевны и успеть там организовать оборону, надо было прибыть туда не позднее вечера 17 июля, то есть выступить из-под Никополя во второй половине дня 16 июля. Но все же за два дня войска Западного отряда не могли бы в достаточной мере укрепить Плевну, поэтому ее надо было занять силами, равными отряду Османа-паши, то есть 1 1/2 дивизиями.

Русский главнокомандующий еще 14 июля получил данные о выдвижении крупной неприятельской колонны из Виддина в направлении Плевны, однако он полностью в эти данные не поверил; не пытался он также уточнить их дополнительной разведкой. 16 июля Николай Николаевич лишь поторопил Криденера с занятием Плевны, а Непокойчицкий утром 18 июля разрешил Криденеру в случае его неготовности к выступлению в Плевну со всеми подчиненными ему войсками ограничиться высылкой туда лишь казачьей бригады Тутолмина и части пехоты.

Но Криденер, находясь в Никополе и ничего не зная о движении к Плевне Османа-паши, с радостью ухватился за это разрешение.

Шильдер-Шульднеру было дано предписание перейти 18 июля с 1-й бригадой 5-й пехотной дивизии, четырьмя батареями и ротой саперов в Бресляницу с тем, чтобы 19 июля двинуться оттуда в Плевну, «если не встретится особых препятствий». Кроме того, в предписании указывалось, что из Турско-Трестеника к Плевне должен был двинуться 19-й Костромской полк с батареей и что совместно с Шильдер-Шульднером, в целях разведки и охранения движения, будут действовать Кавказская казачья бригада, 9-й Донской казачий и 9-й Бугский уланский полки. Всего у русских в этих вой­сках было до 9000 человек.

В результате этих распоряжений Криденера войска Османа-паши и Шильдер-Шульднера в лучшем случае должны были бы подойти к Плевне одновременно, вечером 19 июля. В действительности Осман-паша превзошел расчетные данные и занял Плевну еще на рассвете 19 июля; для этого турецким войскам пришлось проходить в среднем в сутки по 33 км.

Предложение Османа-паши об активных наступательных действиях и быстрое осуществление им марша к Плевне резко выделило его из среды медлительных и инертных турецких военачальников. Осман-паша имел высшее военное образование, обладал личным боевым опытом и в войне 1877-1878 гг. являлся, пожалуй, единственным во всей турецкой армии генералом, достойным своего звания. Отряд Османа-паши состоял из отборных, обстрелянных таборов, участвовавших в войне с Сербией.

Ввиду позднего получения приказания Криденера, сильной жары и усталости войска Шильдер-Шульднера 18 июля до Бресляницы не дошли и заночевали в Шикове. В связи с этим запозданием Шильдер-Шульднер и 19 июля также не рассчитывал занять Плевну; в этот день 1-я бригада должна была лишь передвинуться в Вербицу, 19-й Костромской полк - в Сгаловец, а Кавказская казачья бригада - в Тученицу. Приказание было отдано по неправильной 10-верстной карте, на которой Вербица была показана в 20 с лишним километрах от Плевны, тогда как на самом деле от нее до Плевны было немного более 3 км.

С утра 19 июля войска двинулись в указанных им направлениях и в 12:00 были обнаружены турецкой конной разведкой. Осман-паша не посчитался с крайним утомлением своих войск, только что закончивших последний переход, вывел их из Плевны на окружающие ее возвышенности и расположил на позициях. Главные силы турок - девять таборов с пятью батареями - заняли позиции по высоте Янык-Баир фронтом на север; три табора с батареей на этой же высоте встали фронтом на восток, к Гривице; два табора с батареей расположились на высоте восточнее Опанца; один табор с тремя орудиями занял позицию южнее Плевны для прикрытия ловчинского направления; прочие силы составляли общий резерв и стали восточнее Плевны. Всего у Османа-паши было до 15 000 человек. Окопаться на занятых наспех позициях турецкая пехота еще не успела.

В то время как Осман-паша готовил свои войска к встрече с русскими, 1-я бригада 5-й дивизии следовала, изнемогая от жары, по дороге к Плевне в поисках Вербицы. О местоположении противника Шильдер-Шульднер не имел ни малейшего представления, так как ни охранения, ни разведки впереди не было. Около 14:30 в этой совершенно мирной обстановке бригада, подходя к Буковлеку, внезапно была обстреляна турецкой артиллерией. После первых минут растерянности русские быстро пришли в себя. Полки развернулись, батареи стали на позиции, началась артиллерийская дуэль, прекратившаяся лишь в 18:00. Шильдер-Шульднер допустил в этот день еще одну ошибку, которая по своим последствиям перекрыла все другие, допущенные им в этот день. Ошибка эта состояла в том, что 6-7 часов светлого времени этого дня совершенно не были использованы для разведки сил и детального расположения противника; можно считать, что в общих чертах был определен лишь фронт расположения противника да по расспросам установлено общее число неприятельских сил - 20 000 человек.

Однако даже и этих данных было бы вполне достаточно для того, чтобы воздержаться от огульного наступления, но этого не случилось(1).

Наступление 20 июля предполагалось провести следующим образом: 1-я бригада 5-й дивизии должна была наступать на центр и левый фланг главной позиции турецких войск, 19-й Костромской полк - вдоль шоссе Плевна - Рущук на правый фланг главной турецкой позиции, Кавказская казачья бригада - в тыл противнику с юга, а перед 9-м Донским казачьим полком ставилась задача прикрывать правый фланг со стороны Опанца. Все русские войска должны были, таким образом, 20 июля охватить войска Османа-паши длинной, но редкой полудугой; при этом между 1-й бригадой и 19-м Костромским полком образовывался значительный разрыв, вследствие того что отряд Шильдер-Шульднера вместо Вербицы вышел к Буковлеку. При узких фронтах наступления полков правая и левая колонны обречены были на изолированные, лишенные всякой тактической связи действия.

Около 5:30 20 июля почти без артиллерийской подготовки начала наступление 1-я бригада; в дело сразу были введены пять батальонов, которые двигались в ротных колоннах. Перейдя под сильным ружейным турецким огнем овраг у Буковлека, архангелогородцы и вологодцы стремительно бросились в атаку и доходили уже до батарей на гребне Янык-Баира. На крайнем правом фланге некоторые атаковавшие подразделения ворвались даже в Плевну(2) и завязали там уличный бой. При этом атаковавшие подразделения понесли значительные потери; убит был командир Архангелогородекого полка, ранен командир бригады. Резервов не стало, так как они были ничтожны и их истратили еще в самом начале боя. До 11:30 войска правой колонны удерживались на занятых ими турецких позициях, отражая контратаки свежих турецких резервов, но дальнейшее пребывание там стало бесцельным. В 11:30 по приказу Шильдер-Шульднера 1-я бригада начала отход. Турецкие войска ее не преследовали.

Схема 17. Первая Плевна. Исходное положение сторон перед наступлением русских войск.

Приблизительно так же сложился бой и для 19-го Костромского полка. Наступление этот полк начал позже, лишь после 6:00; ему также почти не предшествовала артиллерийская подготовка, но зато во время атаки приданная полку батарея хорошо с ним взаимодействовала, выезжая в передовые линии и поражая турок фланговым огнем. Полк овладел тремя линиями турецких окопов, которые были устроены за ночь. В турецких войсках уже началась паника, с которой Осман-паша едва справился. Но вскоре по тем же причинам, что и в 1-й бригаде, полк вынужден был отступить (большие потери, смерть командира полка, отсутствие резервов, недостаток патронов).

В дальнейшем все три полка отошли к Бреслянице под прикрытием выдвинутого от Никополя 20-го Галицкого полка - четвертого полка 5-й дивизии. Тутолмин со своей Кавказской казачьей бригадой бездействовал и задачи выхода в тыл противнику не вы­полнил; все его содействие полкам 5-й дивизии выразилось в том, что он вывозил раненых с поля боя.

Общие потери русских доходили до 2400 человек; такими же примерно оказались потери и в турецких войсках.

В бою 20 июля, получившем впоследствии название «Первой Плевны», основной причиной неудачи русских войск была плохая организация боя и плохое руководство им со стороны русского командования - от высшего до старшего включительно. Сыграло свою роль и то головокружение от первых легких успехов, которым было охвачено русское высшее командование.

Случаев проявления небрежной организации боя и плохого руководства им со стороны русского командования при Первой Плевне было много. К их числу надо отнести выделение Криденером для занятия Плевны недостаточных сил, отсутствие или слабость разведки противника, почти полное отсутствие подготовки атаки артиллерийским и ружейным огнем, неясные распоряжения начальников, применение под сильным ружейным огнем сомкнутых боевых порядков и строев и т.д.

Первая Плевна могла бы иметь большое значение для дальнейших действий русской армии, если бы опыт ее был тщательно изучен русским высшим командованием, но оно оказалось неспособным сделать это. В ряде последующих боев и сражений русское командование повторяло те же ошибки, которые были допущены и при Первой Плевне.

Отказ Османа-паши от преследования полков 5-й дивизии можно было бы признать грубой ошибкой, если бы Осман-паша имел реальные к тому возможности. Однако поведение русских войск и в бою, я в отступлении 20 июля носило такой характер, что Осман-паша отнюдь не чувствовал себя победителем. Наоборот, как только русские отступили, Осман-паша, не давая своим солдатам ни минуты отдыха, с лихорадочной поспешностью начал укреплять свои позиции, ожидая скорого возобновления русских атак.

Фланговое положение Плевны в отношении Дунайской армии препятствовало дальнейшему продвижению русских войск за Балканы и далее к Константинополю. Несомненно, что русскому командованию следовало ликвидировать это препятствие. Если бы русское главное командование нашло правильные способы быстрого взятия Плевны, ее значение осталось бы только тактическим. Но так как такие способы русским главнокомандующим не были найдены и к Плевне длительное время была привлечена большая часть сил Дунайской армии, то она приобрела стратегическое значение.

8. Действия Передового отряда в Забалканье и его отступление

В день боя отряда Шильдер-Шульднера под Плевной, 20 июля, Передовой отряд отдыхал в Казанлыке, подтянув туда части, оставшиеся в Хаинкиое; охрану последнего взяли на себя высланные Радецким войска. Отсюда Гурко обратился к главнокомандующему с новым вариантом своего прежнего предложения - «оставить в Казанлыке часть болгар с 8 горными орудиями, а с остальными войсками двинуться на Адрианополь»(1).

Ответ главнокомандующего, полученный 22 июля, содержал требование, чтобы пехота не двигалась далее долины р. Тунджи, но зато приказывалось усилить деятельность кавалерии. В этот же день было получено предписание штаба армии, в котором запрещалось удаляться с пехотой от Казанлыка, сообщалось о неудаче под Плевной и о том, что с 24 июля можно ожидать прибытия в Адрианополь передовых частей турецкой армии Сулеймана-паши, перевезенных морем из Черногории.

Для Передового отряда создавалась совершенно новая обстановка. В связи с неудачей под Плевной не приходилось ждать немедленного перехода Балкан главными силами Дунайской армии. Появление армии Сулеймана-паши создало угрозу не только Передовому отряду, который не мог теперь рассчитывать на поддержку своих главных сил, но и занятому русскими войсками Шипкинскому проходу.

Такая обстановка ставила перед Гурко задачу преградить войскам Сулеймана-паши путь на север за Балканы. Для этого надо было прочно занять Балканские проходы пехотой и артиллерией или попытаться задержать армию Сулеймана-паши. Гурко из возможных решений задачи выбрал последнее, но и оно было половинчатым.

Положение турецких войск к 23 июля было следующим: у Филиппополя находились 7 таборов с батареей под начальством Халюсси-паши, отошедшего туда с Шипки; у Ени-Загры располагались 12 таборов, 3 эскадрона, 1 500 черкесов и 4 батареи под начальством возглавлявшего всю оборону Балкан Реуфа-паши; ему же подчинялись 6 таборов, разбросанных мелкими отрядами к востоку от Ени-Загры; Сулейман-паша прибыл 22 июля по железной дороге из Деде-Агача (на Эгейском море) в Адрианополь с тремя головными таборами. В Деде-Агаче Сулейман-паша получил извещение о назначении его главнокомандующим всеми балканскими войсками. Военный министр Турции поставил ему задачу не дать русским собрать большие силы на Балканах и угрожать армиям Османа-паши и Ахмета-Эюба-паши; для этого в первую очередь требовалось изгнать русских из Забалканья и из горных, проходов. Исходя из поставленной задачи, Сулейман-паша в качестве главнокомандующего Балканской армией отдал предварительный приказ Халюсси-паше и Реуф-паше идти к нему на присоединение.

Все эти данные не были известны Гурко перед принятием им решения на порчу железной дороги.

24 июля Казанский драгунский, полк около полудня прибыл к Кечерли, Каяджик, сжег станции, взорвал станционные постройки и в 12:30 начал отход на Эски-Загру. Астраханский драгунский полк начал взрывные работы у станции Карабунар около 10:00 24 июля. Было разрушено 5 мостиков, 4 трубы, сожжен полустанок, порван телеграф, в нескольких местах сняты или уничтожены рельсы; большое содействие русским войскам оказали проживавшие поблизости болгары; они помогли растаскивать, разбрасывать и отвозить подальше рельсы, жгли шпалы.

Порча железной дороги могла повлиять на продвижение войск Сулеймана-паши только в том случае, если бы она производилась где-то между Деде-Агачем и Адрианополем или в крайнем случае У Адрианополя. Кроме того, разрушения были ничтожны, особенно У Кечерли - Каяджика, и их можно было быстро исправить.

В то же время принятое Гурко решение сорвало выполнение других, более важных задач. К числу таких задач надо отнести организацию обороны Шипки и проведение глубокой и на широком фронте разведки противника. Задержка же войск Сулеймана-паши Лучше всего могла быть выполнена активными действиями конницы на флангах и в тылу противника, наседанием на них, постоянным их изматыванием. Ничего этого сделано не было. Шесть батальонов без толку теряли время у Казанлыка, четыре - у Эски-Загры, в то время как их можно было использовать для укрепления Шипки. Два кавалерийских полка, накоротке выброшенные вперед, быстро отошли, тогда как остальная конница бездействовала. Причины такого странного использования сил отряда можно видеть только в полном неведении русского командования относительно сил и расположения противника; этим объясняется и расположение всего отряда эшелонированными в глубину группами для оказания поддержки, в случае встречи с противником, и двум кавалерийским полкам, которые и являлись единственными представителями «активных» действий.

Наиболее положительным результатом действий Передового отряда 22-24 июля было получение некоторых данных о противнике, добытых попутно с порчей железной дороги. Но так как данные эти были получены не в процессе специально организованной разведки противника всеми силами конницы, то они носили случайный, отрывочный характер и не могли дать Гурко полного представления о противнике, его силах и действиях. Выяснено было, что в районе Семенли, Карабунар (юж.) находится 12-14 таборов, что в Ени-Загре турецкой пехоты немного, что артиллерии у противника имеется мало.

На таких скудных данных, подкрепленных разноречивыми расспросами местных жителей, Гурко построил широкую гипотезу о силах противника и предложил главнокомандующему два варианта действий.

Гурко писал: «У ст. железной дороги Карабунар (юж.) собирается армия Сулеймана-паши, численность которой дойдет до 20 000 человек(2)... В настоящее время она еще не вся собралась, но сколько именно - неизвестно. Принимая во внимание, что ночные поезда не ходят более недели, что турецкие вагоны очень малы и первые эшелоны еще недавно начали прибывать в Карабунар (юж.) - и я полагаю, что потребуется еще довольно времени, чтобы вся армия успела собраться... В узле железной дороги Семенли - Тырново(3) находится теперь около 6000 человек... Артиллерии еще очень немного: в обоих лагерях всего 10 орудий, по видимому, все горные. В Чирпане собирается мустахфиз и шипкинские беглецы... В Ени-Загре турецких войск осталось очень мало, так как большая часть бывших там войск отошла к Карабунару (юж.)»(4). Далее, попросив в подкрепление бригаду пехоты с одной 9-фунтовой батареей, Гурко предлагал: «Из всего вышеизложенного видно, что настоящая минута самая удобная для разбития по частям собирающейся армии Сулеймана-паши; через несколько дней войск, ныне находящихся в долине Тунджи, будет уже недостаточно; а дней через 5-б армия Сулеймана-паши сделается уже для нас опасной, в особенности принимая во внимание разбросанность наших сил»(5). На тог случай, если бы главнокомандующий не согласился с этим вариантом наступательных действий, Гурко предложил вариант оборонительный. По этому варианту Передовой отряд должен был сосредоточиться в Эски-Загре, а 1-я бригада 9-й пехотной дивизии, занимавшая Хаинкиой (6), - перейти в Ени-Загру. Перейдя в Эски-Загре и Ени-Загре к обороне, русские войска тем самым прикрыли бы и лежащие позади Шипкинский и Хаинкиойский проходы.

Главнокомандующий выполнил просьбу Гурко об усилении Передового отряда, выделив ему 1-ю бригаду 9-й дивизии (генерала Борейша) с батареей и указав при этом, что она «может быть употреблена или для набега на Эски-Загру или для усиления войск в Казанлыке»(7), но при этом не дал оценки ни одному из вариантов Гурко, и последний получил свободу действий.

К моменту получения ответа главнокомандующего наступательный вариант отпал, так как у Гурко не оставалось времени для его осуществления. Гурко начал проводить в жизнь оборонительный вариант.

Эски-Загра еще раньше была занята частью сил Передового отряда (4 болгарскими дружинами, 14 эскадронами и сотнями с 12 орудиями). Гурко решил оставить в Эски-Загре две роты болгарского ополчения и сотню казаков, а с остальными силами Передового отряда и с бригадой 9-й пехотной дивизии захватить Ени-Загру.

Ени-Загре Гурко придавал особое значение. Во-первых, он считал, что в Ени-Загре можно будет предупредить соединение армии Сулеймана-паши с Восточно-Дунайской армией для совместного наступления на Тырнов, о возможности чего предупреждал Гурко штаб Дунайской армии. Во-вторых, Гурко рассчитывал, что если Сулейман-паша пойдет не на Ени-Загру, а на Эски-Загру, то из Ени-Загры ему можно будет нанести фланговый удар.

Исходя из такой оценки, а также из того, что, по данным разведки, 28 июля Ени-Загра была занята шестью таборами, Гурко принял решение наступать на нее тремя колоннами.

Правая колонна под командованием племянника царя, герцога Н.М. Лейхтенбергского, состояла из 3 1/2 дружин болгарского ополчения, 12 эскадронов, 2 сотен и 12 орудий. 29 июля перед ней стояла задача выступить из Эски-Загры и, наступая на Ени-Загру, перейти в Долбоку. Средней колонне под начальством генерал-майора Цвецинского в составе 4-й стрелковой бригады с 16 орудиями 29 июля следовало выступить из Казанлыка и перейти с Чайнакчий; при этой колонне находился Гурко. Левая колонна под начальством командира 1-й бригады 9-й пехотной дивизии генерал-майора Борейши в составе бригады с 16 орудиями должна была, оставив один батальон в Хаинкиое, через Оризари перейти в Лыджу.

Силы противника располагались следующим образом: к 28 июля армия Сулеймана-паши уже закончила сосредоточение в Карабунаре (юж.); там находился 41 табор (свыше 20 000 человек), 2 эскадрона, 4 батареи и значительные силы иррегулярной конницы; Реуф-паша сосредоточил в Ени-Загре 15 таборов, 1 эскадрон, 4 батареи и 600 всадников иррегулярной конницы, а Халюсси-паша у Чирпана - 8 таборов, 1 батарею и 150 всадников иррегулярной конницы. Не только количественно, но и качественно наиболее сильными были войска самого Сулеймана-паши; в большинстве своем это были обстрелянные и хорошо сколоченные войска, участники войны с Черногорией. В войсках Реуфа-паши и Халюсси-паши много таборов было из мустахфиза; кроме того, у Реуфа-паши 4 табора были вооружены ружьями, заряжавшимися с дула.

Сулейман-паша ближайшей целью действий всех трех групп своей Балканской армии поставил захват Эски-Загры, назначив на 29 июля наступление тремя колоннами.

Правой колонне Реуфа-паши приказывалось выступить из Ени-Загры, оставив там три табора, к Арабаджикиою на р. Сиютли, где ей следовало соединиться со средней колонной. Средняя колонна под командованием Сулеймана-паши должна была двигаться из Карабунара (юж.) к Арабаджикиою. Левой колонне Халюсси-паши предписывалось из Чирпана продвинуться к Араб-Махле.

Итак, к 29 июля создалось весьма своеобразное положение. Русские войска почти очищали Эски-Загру, куда направлялась армия Сулеймана-паши, а турецкие войска также поступали в отношении Ени-Загры.

Далее события развертывались следующим образом.

29 июля разъезды Лейхтенбергского столкнулись у Карабунара (сев.) и Баясли с авангардом Реуфа-паши, но столкновение ограничилось лишь перестрелкой передовых частей, после чего русская правая колонна заночевала у Долбоки, а колонна Реуфа-паши - у Карабунара (сев.).

К вечеру 29 и в 1:00 30 июля Лейхтенбергский получил от своей разведки донесение о том, что крупные силы турок двигались днем из Карабунара (юж.) на Эски-Загру и к вечеру главные их силы достигли Арабаджикиоя, а конница - Кадикиоя. Попытки связаться с Гурко через хребет Караджадаг окончились неудачей, так как проход через этот хребет у Долбоки оказался непригодным для движения. В этих условиях обстановка требовала от Лейхтенбергского принятия самостоятельного решения. Наиболее правильно, по всей вероятности, было бы вернуться со всеми силами правой колонны в Эски-Загру и привести ее в оборонительное состояние с тем, чтобы продержаться там до подхода к Эски-Загре главных сил Гурко, о чем последнему и надо было донести кружным путем через Эски-Загру - Софилари. Такое решение подсказывалось важным значением Эски-Загры, лежавшей на прямом пути от Арабаджикиоя к Шипке.

Лейхтенбергский не нашел в себе мужества для принятия смелого и ответственного решения, шедшего вразрез с ранее поставленной задачей. С рассветом 30 июля он вместе с дружинами болгарского ополчения и артиллерией вернулся в Эски-Загру, а кавалерию двинул в соответствии с прежней задачей на Ени-Загру. Идя на такой компромисс, Лейхтенбергский раздваивал силы и уменьшал возможность успешного решения как прежней, так и новой задачи. Утром 30 июля русская конница столкнулась с главными силами колонны Реуфа-паши, который по невыясненным причинам двигался не к Арабаджикиою, а на Эски-Загру. Одновременно разведка ошибочно донесла герцогу Лейхтенбергскому об отступлении Сулеймана-паши от Арабаджикиоя к Карабунару (юж.), На основе этих донесений Лейхтенбергский снял уже расположившиеся на позиции у Эски-Загры болгарские дружины и двинулся с ними на поддержку своей конницы. Лично прибыв к коннице, герцог Лейхтенбергский убедился в том, что силы наступавших здесь турецких войск достигали 8-10 таборов с 12 орудиями и ему ввиду этого, даже при поддержке 4 болгарских дружин, держаться наступательного образа действий невозможно. Поэтому он отправил две дружины обратно к Эски-Загре и приказал им подготовить возле города позиции фронтом на восток, чтобы принять на них русскую конницу и другие две дружины, если турки их потеснят.

В то время как герцог Лейхтенбергский метался из стороны в сторону со своими войсками от Эски-Загры к Ени-Загре и обратно, турецкие колонны продвинулись вперед. Войска Сулеймана-паши выступили 29 июля из Карабунара (юж.) с большим запозданием и к ночи успели дойти только до Арабаджикиоя. Сильно задержались в этот день также и войска Халюсси-паши. Войскового обоза у турецких войск почти не было, а набор обывательского транспорта неизбежно связывался с проволочками и тратой лишнего времени. 30 июля войска Сулеймана-паши лишь к 15:30 дошли главными силами до Арабаджикиоя; войска Халюсси-паши также задержались, а колонна Реуфа-паши, сдерживаемая с фронта конницей правой русской колонны, слыша в тылу у себя звуки боя двух остальных колонн Гурко, подвигалась вяло и к темноте расположилась на ночлег у Джуранлы.

Атаку Эски-Загры Сулейман-паша решил произвести 31 июля, не дожидаясь подхода Халюсси-паши. По его расчетам, Эски-Загра была занята «сильной дивизией русских». Такая оценка противником сил русских не отвечала действительности и вытекала из слабости турецкой разведки. Регулярной конницы у Сулеймана-паши не было, черкесы и башибузуки для разведки не годились, а по заявлению самого Сулеймана-паши ни один болгарин не соглашался служить ему. Основная идея атаки сводилась к удару с юга в сочетании с охватом русских позиций. На правом фланге атаковать Должна была 2-я бригада Раджиба-паши, в центре - 4-я бригада Щукри-паши, а на левом фланге - 3-я бригада Весселя-паши; за 4 й бригадой во второй линии должна была наступать 5-я бригада Арифа-паши, а за ней, в общем резерве, 1-я бригада Салиля-паши.

Схема 18. Район действий передового отряда Гурко за Балканами в июле 1877 г и план действий сторон на 30 июля.

Несмотря на успокоительные данные разведки, Лейхтенбергский понимал, что попал в трудное положение. Однако он не нашел ничего лучшего, как донести Гурко о своей «болезни». Поздно вечером 30 июля Гурко сообщил о высылке на замену ему генерал-майора Рауха и о том, что средняя и левая колонны имели удачный для них бой в Ени-Загре и что он, Гурко, прибудет 31 июля на помощь к правой колонне.

К утру 31 июля в Эски-Загре находились лишь 2-я и 5-я дружины болгарского ополчения с четырьмя горными орудиями и две казачьи сотни; этот незначительный отряд не успел даже приготовить оборонительных позиций, так как прибыл в Эски-Загру лишь вечером 30 июля. Было решено, что 2-я и 5-я дружины займут виноградники у западной и южной окраин города; с востока город прикрывался остальными силами правой колонны, расположенными у Айданли; Промежуток между 2-й и 5-й дружинами был занят двумя спешенными сотнями 26-го Донского казачьего полка. Для обеспечения правого фланга Лейхтенбергский выслал 9-й Казан­ский драгунский полк, для обеспечения левого - 8-й Астраханский драгунский и 9-й Киевский гусарский полки с конной батареей Ореуса.

Орудийный огонь турки открыли около 9:00, и вскоре после этого густые турецкие цепи повели наступление на Эски-Загру на фронте почти от ени-загрского шоссе до дороги на Чирпан. Наступление сопровождалось сильнейшим ружейным огнем. В то же время бригада Весселя-паши начала движение с целью охвата правого фланга 2-й дружины. С завязкой боя Лейхтенбергский выслал к Эски-Загре из Айданли 1-ю и 3-ю болгарские дружины со взводом 10-й Донской казачьей батареи; когда эти дружины подошли к назначенным им на левом фланге позициям, расположенным юго-восточнее города, турецкое наступление было в полном ходу и они едва успели занять места.

Условия для обороны складывались тяжелые. В силу поспешности занятия обороны о каком-либо самоокапывании не приходилось и думать. Местность перед фронтом была закрытая, стеснявшая обзор и обстрел. Весь фронт обороны, достигавший 5 км, защищали всего 3 500 человек. Сулейман-паша в бою под Эски-Загрой ввел в дело от 12 000 до 15 000 человек(8) и, таким образом, располагал свыше чем трех-, четырехкратным численным превосходством(9).

Решение о подготовке обороны южнее и юго-восточнее города принял Столетов. Город необходимо было удерживать за собой до последней крайности для того, чтобы дать возможность отойти на север болгарскому населению Эски-Загры и заполнявшим ее болгарским беженцам, а также чтобы не потерять из виду ени-загрской дороги, по которой в самом скором времени должны были подойти главные силы Передового отряда; Столетову не было известно, что Гурко, связанный боем с Реуф-пашей, не сможет скоро подойти. Удерживая за собой город, русские войска тем самым прикрывали и свой единственный путь отхода в Казанлык через Дервентское ущелье, расположенное в километре восточнее города.

Схема 19. Бои у Эски-Загры и Джуранлы 31 июля 1877 г.

Вся позиция была разделена Столетовым на две части: правым флангом командовал полковник Депрерадович, левым - полковник Толстой. Столетов со штабом находился за центром позиции, позади 2-й и 3-й дружин. Однако в разгаре боя вся тяжесть управления легла на начальников обоих флангов и частных начальников.

Первые атаки турки направили против правого фланга. Одна за другой они отражались огнем артиллерии и пехоты, действовавших весьма согласованно. В то время как 2-я и 5-я дружины вели огонь по передовым цепям противника, горные орудия поручиков Гофмейстера и Константинова поражали резервы, следовавшие позади цепей в сомкнутом строю; когда же пехота не справлялась, артиллерия переносила огонь на передовые части противника и стреляла картечью.

Главные свои усилия турки сосредоточили против позиций левого фланга, прикрывавших пути на Ени-Загру и Казанлык. Вводя свежие резервы, турки удлиняли свой правый фланг и все более охватывали крайний левый фланг русских войск. Здесь пришлось отражать атаки не только огнем, но и контратаками, так как ввиду ограниченности обстрела турки подбирались почти вплотную к оборонявшимся цепям. В контратаку переходила 3-я дружина, дважды контратаковала 1-я дружина, блестящую контратаку произвели астраханцы-драгуны. Но скоро все резервы обороны иссякли, турецкие же атаки не прекращались. Создалась угроза перехвата путей отхода и окружения. 1-я и 3-я дружины около 13:00 вынуждены были начать отход. 2-я и 5-я дружины, которым приказание об отходе было послано еще в полдень(10) начали отход несколько раньше; это было также вполне своевременно, так как с запада их обходили войска Весселя-паши.

В бою болгары-ополченцы дрались героически, беря в пример храбрость своих русских командиров и дравшихся бок о бок с ними русских частей.

Поручик 5-й дружины Павлов был тяжело ранен. Когда ополченцы хотели под градом пуль вынести его, он, во избежание лишних потерь, отказался от этого наотрез. Турецкий офицер одну за другой отрубил ему сперва обе руки, затем голову, а турецкие солдаты подняли тело Павлова на штыки.

Подпоручик Поликарпов, адъютант, был ранен в челюсть, но, несмотря на это, весь в крови, передавал приказания, стараясь четко выговаривать слова.

Штабс-капитан Усов был ранен в ногу. Несмотря на это, он пытался сам вести ополченцев в контратаку и ободрял их, но затем был наповал убит двумя пулями в голову.

Подобных примеров было много. Но не в одном только героизме молодые болгарские воины брали пример с русских. Они учились у них также беззаветной взаимной поддержке пехотных частей, самоотверженной работе взаимодействовавших с пехотой артиллерии и конницы. Когда во время контратаки 3-й дружины ее фланг обнажился и турки стали его обтекать, 1-я дружина по почину ее командира немедленно перешла в контратаку и отбросила противника. Видели болгары-ополченцы прекрасные действия артиллерии Ореуса и Константинова, стойкость спешенных драгун храбрейшего полковника-казанца Белогрудова, лихую контратаку астраханцев, видели и понимали все великое значение в бою взаимодействия и взаимной выручки родов войск.

Следуя примеру русских, дружины молодого болгарского ополчения, впервые побывавшие под Эски-Загрой в серьезном бою, показали себя с самой отличной стороны. Как ни был силен огонь турок, дружины стойко держались на своих позициях, а в контратаки ходили с пением своих любимых песен - «Напред юнаци, на бой да ворвим» и «Шуми, Марица».

Отход на Казанлык, являвшийся единственным способом избежать полного разгрома небольшого эски-загрского отряда, был совершен образцово, хотя протекал в весьма тяжелых условиях. Особенно трудно пришлось войскам правого фланга, путь отхода которых пролегал через город. Его узкие и кривые улицы были заполнены подводами беженцев и местного населения. Чтобы дать возможность пехоте втянуться в город, а болгарам выйти из него, Константинов огнем своих горных орудий самоотверженно отбрасывал наседавших турок; некоторые выстрелы картечью производились в упор, с расстояния 30 метров. В то же время ополченцы из повозок устраивали на улицах баррикады и огнем с них задерживали прорывавшихся черкесов. Одновременно приходилось отбиваться от местных жителей-турок, которые открыли по отступавшим пальбу из своих домов.

По выходе из города 2-я и 5-я дружины были поддержаны огнем 1-й и 3-й дружин, занявших устье ущелья по дороге на Казанлык, и дивизиона спешенных драгун-казанцев, залегшего впереди них.

Отход перекатами, поэшелонно, с четко выраженной взаимной поддержкой, в полном порядке дал возможность своевременно выйти из города большинству находившихся там болгар.

При входе в ущелье войска встретил генерал Раух, в 12:30 прибывший от Гурко на смену «заболевшему» герцогу и вступивший еще в Айданли в командование отрядом. Столетов при отходе отделился от пехоты и вместе с взводом казачьей батареи отошел по ёни-загрской дороге на соединение с главными силами Передового отряда; туда же отошла и конница. Ввиду отсутствия Столетова и ранения его начальника штаба Рынкевича во временное командование ополчением вступил Депрерадович.

Тяжелую картину представлял собой отход от города частей правой колонны и болгарского населения. «Плач женщин и детей, стоны раненых, несомых тут же, проклятия, посылаемые туркам, крики вьючных животных - все сливалось в один, потрясающий каждого, шум. Полное отчаяние было видно на лицах всех без исключения: беспощадное положение старцев, едва плетущихся кончать свои последние дни жизни в чужое место и выносивших последнее, самое безотрадное впечатление об этой земной жизни; отец с матерью, несущие десятки верст на своих плечах малолетних детей, не знающие, чем завтра прокормить свое семейство; слабые еще дети бежали, горько плача, рядом с родителями.

Русский солдат и тут показал свое сердце и великую душу; каждый помогал по мере сил и возможностей: кто нес ребенка на спине, кто помогал укладывать вещи растерявшим свои пожитки, кто отдавал свои последние сухари бедным «братушкам»(11).

К 17:00 защищавшие Эски-Загру части собрались в 6 км севернее Дервента. В дальнейшем они к 3 августа, соединившись у Казанлыка с 4-й и 6-й дружинами, отошли к Шипкинскому проходу.

Потери защитников Эски-Загры составляли около 600 человек; большая часть их приходилась на долю болгарского ополчения. Об ожесточенности боя можно судить хотя бы по одному тому, что число убитых вдвое превышало число раненых. Потери турецких войск доходили до 1 500 человек убитыми и ранеными. Заняв Эски-Загру, турки истребили там до 10 000 болгар.

Бой под Эски-Загрой имел большое значение для последующего хода событий и особенно для обороны Шипки. Армия Сулеймана-паши получила удар такой силы, что вынуждена была потерять несколько дней на приведение себя в порядок; этот выигрыш времени был весьма выгоден для русских, так как дал им возможность спокойно отойти к Шипке и принять самые неотложные меры к ее обороне.

В бою под Эски-Загрой болгарское ополчение блестяще доказало свою боеспособность. До Эски-Загры болгарскому ополчению не доверяли выполнение боевых задач; в Передовом отряде ополчению поручали перетаскивание артиллерии через Балканы, уборку раненых и другие второстепенные дела. Под Эски-Загрой болгарское ополчение проявило стойкость и доблесть, которые не уступали тем же качествам русских солдат. Поэтому, если в начале Забалканского похода(12) Гурко позволял себе еще пренебрежительно сомневаться в боевых качествах болгар-ополченцев, то после Эски-Загры даже Гурко вынужден был переменить свое мнение. Впоследствии при расформировании Передового, отряда Гурко в своем приказе так обращался к дружинникам по поводу боя под Эски-Загрой: «...это было первое дело, в котором вы сражались с врагом. И в этом деле вы сразу показали, себя такими героями, что вся русская армия может гордиться вами и сказать, что она не ошиблась послать в ряды ваши лучших своих офицеров. Вы ядро будущей болгарской армии. Пройдут года, и эта будущая болгарская армия с гордостью скажет: «Мы потомки славных защитников Эски-Загры»(13).

Гурко 31 июля не смог своевременно подойти на помощь своей правой колонне в Эски-Загру, так как 30 июля был связан действиями по захвату Ени-Загры, а 31 июля - действиями против Реуфа-паши.

Ени-Загру средняя и левая колонны Передового отряда захватили сравнительно легко. Три табора, оставленные в этом городе Реуфом-пашей и сосредоточенные на приспособленной к обороне железнодорожной станции, подверглись полному разгрому. Следует отметить, что в этом бою 14-й и 16-й стрелковые батальоны уже имели в качестве основы своего боевого порядка цепь и, наступая, открыли огонь с 800 шагов(14). В ночь на 31 июля главные силы Передового отряда провели в районе Долбоки, Карабунара (сев.), Кавликиоя. В 6:00 31 июля Передовой отряд начал движение на Эски-Загру; лишь четыре горных орудия с казачьей сотней были направлены на Хаинкиой для усиления его гарнизона.

Реуф-паша начал наступление на Эски-Загру 31 июля после 6:00, но сразу же был атакован с тыла казаками Курнакова. Эта атака заставила Реуфа-пашу прекратить наступление на Эски-Загру и перестроиться фронтом на восток, заняв позицию к югу от ени-загрского шоссе, восточнее Джуранлы.

Гурко развернул бригаду 9-й дивизии южнее шоссе и направил ее на правый фланг Реуфа-паши. 4-я стрелковая бригада после 10:00 была направлена на левый турецкий фланг. Отряд Реуфа-паши был разгромлен, остатки обращены в бегство.

Русские войска потеряли более 400 человек убитыми и ранеными, турки же - более 1200 человек.

Передовой отряд с конницей и 16-м стрелковым батальоном лишь после 14:00 смог двинуться к Эски-Загре на помощь правой колонне. Подойдя к Эски-Загре, Гурко увидел город в пламени, а севернее и южнее него - крупные силы турецких войск. Наличными силами атаковать эти войска он не решился, остальная же пехота подошла лишь к темноте. Гурко отвел войска к Долбоке. и заночевал; там он узнал о силах армии Сулеймана-паши и о судьбе правой колонны; кроме того, подсчет боеприпасов показал, что их осталось очень мало. В создавшейся обстановке дальнейшее наступление было бессмысленно, и Гурко решил отойти. К 3 августа Передовой отряд отошел к Хаинкиою. От отхода Передового отряда сильно пострадало болгарское население не только Эски-Загры, но и города Ени-Загры. Вошедшие в город турецкие войска учинили там страшные зверства. Избиению подверглась половина всего населения города - все те, кто не успел или не смог уйти с русскими войсками.

Вскоре после отхода к Хаинкиою Передовой отряд был расформирован, а его личный состав отведен на отдых к Тырнову. Оборона Хаинкиойского горного прохода была возложена на 33-й Елецкий пехотный полк, а оборона Шипкинского прохода - на Орловский пехотный полк и болгарское ополчение во главе с его начальником Столетовым.

Бои 31 июля примечательны во многих отношениях; особенно интересны они с точки зрения сравнения наступательной способности русской и турецкой армий в условиях отсутствия каких-либо укреплений. 31 июля до 15 000 турецкой пехоты, два эскадрона и 24 орудия Сулеймана-паши наступали на четыре дружины и два с половиной полка конницы (около 3500 человек) с 12 орудиями. Результаты - отход оборонявшихся был произведен в полном порядке с потерей 600 человек против 1 500 человек у наступавших турок. В этот же день девять с половиной батальонов (12 000- 13 000 человек) с 32 орудиями отряда Гурко, при некоторой поддержке в конце боя со стороны 15 эскадронов, наступали на 12 таборов и эскадронов (около 7000-8000 человек) с 22 орудиями Реуфа-паши. Результаты - полный разгром и паническое бегство оборонявшегося противника с потерей 1 200 человек против 400 человек у наступавших русских.

Имея почти пятикратное превосходство, турецкие войска добились худших результатов, чем русские получили при полуторном превосходстве. Это сравнение показывает, что в условиях отсутствия укреплений наступательная способность русских войск значительно превышала наступательную способность турецких войск.

Превосходство наступательной способности русских войск никак нельзя в полной мере приписать превосходству управления войсками со стороны высшего русского командования. Правда, Сулейман-паша не оказал помощи Реуф-паше, а Вессель-паша действовал вяло и т.п., но ведь и Гурко, и герцог Лейхтенбергский, и Раух в целом ряде случаев показали свое неумение правильно понять обстановку, сделать из нее нужные выводы и наладить управление.

Объяснить превосходство наступательных способностей русских войск можно только высокими боевыми качествами русских солдат, унтер-офицеров и отчасти строевого русского офицерского состава. Несомненно, что высокое тактическое искусство, упорство и доблесть таких передовых офицеров сражающейся русской армии, как Калитина, Попова, Столетова, Толстого, Барановского, Депрерадовича и многих других, сыграли в боях весьма положительную роль.

В целом весь Забалканский «набег» Передового отряда принес Русским войскам больше вреда, чем пользы. Сама идея этого набега была вздорна и бессмысленна, поскольку Передовой отряд не мог быть поддержан движением за Балканы главных сил Дунайской армии.

Первоначальная идея создания и использования Передового Отряда была взята из опыта войны 1828-1829 гг. Тогда Дибичу Забалканскому во главе 15-тысячного отряда удалось прорваться к Адрианополю. Но с того момента, как был нарушен план Обручева и вместо самостоятельной армии в 160 000 человек был создан слабый Передовой отряд, - заимствование из опыта войны 1828- 1829 гг. надо признать грубо механическим. Ведь и в 1829 г. Передовой отряд был также слаб по силам, что возбуждало у тогдашнего русского командования сильнейшие опасения за его судьбу; это обстоятельство было одной из причин, побудивших Николая I принять предложенный турками мир на условиях, далеко не полностью отвечавших его планам. Но в 1877 году высылка численно еще более слабого Передового отряда (первоначально - 12 тысяч человек) имела гораздо меньше шансов на успех; в 1877 году турецкая армия была уже регулярной и численно более сильной, притом вооруженной вполне современным оружием, дававшим большие преимущества обороне.

Осуществление этой идеи зря измотало силы войск Передового отряда, повлекло за собой напрасную потерю около 2000 человек, не дало возможности прочно закрепить за собой Шипкинский проход, плохо отозвалось на престиже русских войск среди болгарского населения. Единственным положительным результатом действий Передового отряда был захват горных балканских проходов, но его можно было добиться и без углубления в Забалканье.

У русского командования были вполне реальные возможности добиться больших стратегических результатов забалканского набега лишь одним путем: использовав набег для поднятия народного восстания в Южной Болгарии. Болгарское население при мало-мальски благоприятных условиях охотно откликнулось бы на призыв к восстанию. Одно из таких условий имелось налицо: в состав Передового отряда входило болгарское ополчение, которое могло бы при правильном его использовании дать прекрасные кадры для организации восставшего населения на мощную партизанскую войну в тылу турецкой армии. Это крайне облегчило бы действия русских войск. Но это благоприятное условие было единственным. Кроме чисто декларативного провозглашения одной из задач Передового отряда - поднять болгар на восстание, ничего для поднятия восстания сделано не было.

Но если в стратегическом отношении Забалканский набег Передового отряда дал мало ценного, то в тактическом отношении он дал много.

Пехота под руководством своих частных начальников доказала умение действовать цепями (4-я стрелковая бригада), сочетать фланговые удары и наступление с фронта (Оризари, Уфланы, Чорганово, Джуранлы), правильно взаимодействовать с артиллерией, малыми силами громить превосходящие силы врага (Б. Бедек), стойко держаться в обороне и правильно сочетать огонь с контратаками, планомерно совершать отход (Эски-Загра). Даже тогда, когда тактическое решение старшего начальника не отвечало обстановке (Гурко и Святополк-Мирский под Шипкой; последнее решение Гурко, приведшее к неравному бою под Эски-Загрой), пехота пол руководством своих частных начальников с честью выходила из тяжелого положения.

Артиллерия дала ряд примеров прекрасного взаимодействия с пехотой и конницей (горные орудия Константинова, конная батарея Ореуса, действия 4-й и 6-й батарей под Джуранлы).

Конница Передового отряда дала меньше положительных образцов работы, но все же в ряде случаев показала себя с хорошей стороны; в наибольшей степени последнее относится к действиям конных подразделений и отдельных частей (появление казаков на неприятельском фланге под Тырновым, действия в пешем и конном строю под Эски-Загрой). Действия конницы были бы более удачными, если бы она представляла собой единое организационное целое в виде кавалерийского корпуса. Такие корпуса начали было формироваться, но незадолго до войны создание их приостановили под влиянием неправильно воспринятого опыта австро-прусской (1866 г.) и франко-прусской (1870-1871 гг.) войн.

9. Вторая Плевна

30 июля, в тот день, когда Передовой отряд начал бои, приведшие к отходу из Забалканья, Западный отряд вторично потерпел под Плевной крупную неудачу, получившую название «Второй Плевны».

Обстановка в Западном отряде перед Второй Плевной складывалась следующим образом. После первого неудачного наступления на Плевну у Криденера создалось паническое настроение. Насчитав в Плевне у Османа-паши до 60 000 человек, Криденер ожидал со стороны турок самого скорого перехода в наступление, а потому деятельно занялся укреплением бресляницких позиций.

До главнокомандующего Дунайской армией и до штаба армии эти настроения в ту пору еще не докатились - там еще находились всецело под впечатлением первых побед. Поэтому Николай Николаевич и его штаб не допускали даже мысли о сколько-нибудь длительной обороне. Задержка в движении главных сил за Балканы считалась кратковременной. Правда, этому движению мешала засевшая на правом фланге, у Плевны, армия Османа-паши, но ее рассматривали лишь как неприятную занозу, выдернуть которую не составит особого труда.

Русский главнокомандующий и его штаб правильно полагали, что в Плевне вдвое меньше турецких войск, чем считал Криденер; действительно, Осман-паша лишь перед началом Второй Плевны довел численность своей армии до 30 000 человек, причем из этого числа еще отправил до 6000-8000 человек в Ловчу. Однако из этой верной оценки главнокомандующий и его штаб делали неверные выводы. Они считали, что достаточно противопоставить войскам Османа-паши более крупные силы, чем это было при Первой Плевне, - примерно равные силы пехоты и несколько превосходящие конницы и артиллерии, - и его армия будет разгромлена.

При такой оценке своих возможностей русский главнокомандующий и его штаб упускали из виду одно очень важное обстоятельство. Обстановка после 20 июля с каждым днем изменялась и притом не в пользу русских войск. 20 июля одно равенство сил русских и турецких войск под Плевной могло принести русским победу. После 20 июля турецкая оборона приобрела новую дополнительную силу в виде укреплений. Это обстоятельство требовало нового подхода к вопросу о соотношении сил и совершенно новой организации наступления.

Всего этого русское главное командование не понимало. Непокойчицкий писал Криденеру 25 июля: «...в отряде, собираемом против Плевны, будет ...более 150 орудий. Кроме того, вы будете иметь массу кавалерии... Действие ее против фланга, даже тыла неприятеля, может заставить противника оставить даже самые сильные позиции»(1). Непокойчицкий совершенно упускал при этом из виду, что одно - численное превосходство артиллерии не могло само по себе решить вопрос в пользу русских войск. Даже большое количество полевой артиллерии того времени не давало полной уверенности в успехе против неприятельской пехоты, если последняя была хорошо укрыта в земляных укреплениях, так как снаряды были маломощны и обладали весьма малой действенностью против земляных насыпей. Точно так же не могли обеспечить успеха и действия значительных масс кавалерии на неприятельском фланге и в тылу, если только эти пункты были достаточно прикрыты окопавшейся пехотой противника. Таким образом, решение главнокомандующего Дунайской армией и оценки штаба армии таили в себе глубокие, коренные ошибки.

Решение на организацию штурма Плевны складывалось постепенно. Войска Западного отряда были усилены 30-й пехотной дивизией и 1-й бригадой 32-й пехотной дивизии с их артиллерией, а также бригадой 11-й кавалерийской дивизии. Всего для наступления на Плевну предназначалось 24 000 штыков, 2 200 сабель и 140 орудий. Организация и руководство наступлением были возложены на Криденера.

Криденер не верил в успех предпринимаемого наступления, так как считал, что с 26 000 человек нечего и думать о победе над 60 000 турок, находившихся, по его мнению, в Плевне. Как и при Первой Плевне, Криденер пытался свалить с себя всю вину и переложить ее на штаб армии.

Рекогносцировка неприятельских позиций была произведена в течение 28 и 29 июля весьма поверхностно. В «Записке о действиях 2-й батареи 31-й артиллерийской бригады» говорится: «Рекогносцировка 29 июля выяснила, что место, где на другой день оказалась позиция турок и гибельный и грозный Гривицкий редут заняты турецкой пехотой, но как заняты и какие там укрепления, узнать не удалось»(2).

В эти дни были произведены и две разведки боем конницы. Первая, произведенная полковником Макшеевым-Мошоновым, «подтвердила» ранее имевшиеся у Криденера ошибочные сведения о наличии в Плевне 60 000 человек турецких войск. Вторая, произведенная Скобелевым, несколько снизила эти данные, но все же явно завысила количество имевшихся в Плевне турецких войск, определив его в 45 000 человек при 40-102 орудиях. Обе эти разведки своими дутыми данными могли, конечно, только утвердить Криденера в его пораженческих настроениях. Но, кроме того, Скобелев установил также, что к западу от реки Тученицы у турок не имелось укреплений фронтом на юг и на запад. Эти данные, естественно, наводили на мысль о нанесении главного удара по Плевненскому укрепленному лагерю с юга и запада, западнее реки Тученицы. При таком направлении главного удара русские вынудили бы неприятеля выйти для его отражения из укреплений в поле. Это было бы крайне выгодно для русских войск, так как при наличии простого равенства сил уравновесило бы шансы русской стороны на победу: в открытом поле наступательные возможности русских войск превосходили турецкие.

Но Криденер не придавал значения этим данным, которые были ему известны, еще до разведки Скобелева, от местных болгарских жителей. Он всецело находился под гипнозом огромной якобы численности турецкого гарнизона Плевны и потому при организации наступления помышлял не о том, чтобы разгромить армию Османа-паши, а о том, чтобы сохранить за собой путь отступления на восток после неизбежной, по его мнению, неудачи и перехода Османа-паши в контрнаступление. Сыграло свою роль и нахождение при Дунайской армии императорской главной квартиры. В случае неудачи только при сосредоточении главных русских сил восточнее Плевны можно было бы обеспечить своевременный отход главной квартиры царя. Именно по этим причинам Криденер и принял решение наносить главный удар на Плевненский укрепленный лагерь с востока, а вспомогательный - с юго-востока. Нанесение удара на Плевну с юго-запада или запада казалось Криденеру не только «делом рискованным», но и прямо невозможным. В последнем его убедило также еще одно донесение Скобелева, который сообщал, что в Ловче стоит шесть таборов с шестью орудиями, но что число это «будто будет доведено до 45 000»(3). Конечно, если бы это было верно, то наступать на Плевну с юго-запада и запада, имея при этом в тылу 45 000 турецких войск, было невозможно.

Приняв решение наносить удары по Плевне с востока и юго-востока, Криденер отказался уравнять шансы русских и турецких войск на победу и этим совершил грубую ошибку.

Получив согласие главнокомандующего, Криденер назначил наступление на 30 июля. В ночь с 29 на 30 июля войскам была разослана заранее подготовленная диспозиция; кроме того, еще днем 29 июля Криденер «инструктировал командиров частей о способе ведения боя; он рекомендовал не открывать ружейного огня с дальней дистанции, беречь патроны до близких расстояний, сходиться на штыки и пр.»(4), чем еще больше затруднил русским войскам достижение победы. Впрочем, несмотря на наличие диспозиции и производство «инструктажа», у Криденера по существу не было твердого плана действий. «План предстоящего штурма не только не был разработан и изложен определенно, но даже все время неясно рисовался и самому творцу этого плана генералу Криденеру»(5).

Что же представлял собой противник, на которого собирались наступать русские войска?

Войска Османа-паши к 30 июля значительно усилились за счет прибывших к ним подкреплений. За вычетом 8 000 человек, отправленных для обороны Ловчи, в его распоряжении в Плевненском укрепленном лагере оставались 22 000 человек при 58 орудиях. Эти силы были распределены между двумя дивизиями по 12 таборов в каждой. Первая дивизия под командованием Адиль-паши располагалась в укреплениях севернее Гривицкого ручья, вторая под командованием Гассана-Сабри-паши - в укреплениях к югу от этого ручья, Кроме того, имелся общий резерв в составе 9 таборов и 34 орудий, частично также распределенный по укреплениям в городе и западнее Плевны; кавалерии насчитывалось до 7 регулярных эскадронов и нескольких сотен черкесов.

Силами болгарского населения и при помощи английских инструкторов турецкие позиции были значительно укреплены. Был построен ряд редутов с высокими насыпями, глубокими рвами и крутыми эскарпами; устроено немало укреплений для батарей; многие укрепления связывались траншеями; в большинстве случаев перед основными укреплениями имелись окопы, иногда устроенные в несколько линий. Наиболее сильны были позиции Янык-Баира, особенно два редута на его восточных склонах («Гривицкие»). Укрепления на высотах южнее р. Гривицы были частично еще не закончены. Слабые стороны укреплений Плевненского лагеря состояли в их малом артиллерийском вооружении, в неразвитости укреплений южного фаса и в полном отсутствии их на западном, от которого отходил единственный путь сообщения турецкого гарнизона.

Диспозиция, отданная Криденером, так намечала план боя. Главный удар наносили войска правого фланга; номинально ими командовал начальник 31-й пехотной дивизии Вельяминов, фактически - Криденер. В состав войск правого фланга входили три полка 31-й и три полка 5-й пехотных дивизий. На правом фланге располагался также и общий резерв Западного отряда, состоявший из 2-й бригады 30-й пехотной дивизии; вместе с общим резервом в войсках правого фланга было 24 батальона с 104 орудиями. В задачу войск правого фланга входила бомбардировка и атака Гривицких редутов с востока. Атака должна была начаться силами полков 31-й дивизии, состоявшей под начальством генерал-майора Белокопытова, но лишь с особого разрешения Криденера.

Схема 20. Вторая Плевна (30 июля 1877г.). Положение сторон к 15:00, 16:00 и 18:00 30 июля.

Вспомогательный удар наносился войсками левого фланга, которыми командовал командир 11-го корпуса генерал-лейтенант Шаховской (всего 12 батальонов и 48 орудий), по более слабым турецким укреплениям южного фаса. Эти войска имели задачей выйти на высоты севернее Радишево и занять такие артиллерийские позиции, с которых поражались бы во фланг и тыл турецкие укрепления на высотах Янык-Баира, в том числе и Гривицкие редуты; дальнейшие свои действия войска левого фланга должны были сообразовать с ходом боя у Вельяминова.

Правый фланг общего расположения Западного отряда прикрывался постами 9-го Бугского уланского и 9-го Донского казачьих полков с 9-й Донской казачьей батареей под командованием генерал-майора Лошкарева. Левый фланг Западного отряда обеспечивал генерал Скобелев во главе Кавказской казачьей бригады с 1-й конно-горной и 8-й Донской батареями; Скобелеву ставилось задачей «стараться пересечь сообщения между Плевной и Ловчей»(6).

Сражение протекало следующим образом. В 9:00 30 июля войска правого фланга открыли огонь по Гривицким редутам. До 12:30 этот огонь не дал заметно благоприятных результатов. Причина этого заключалась не только в маломощности снаряда русской полевой пушки, но и в том, что огонь велся всего четырьмя батареями из тринадцати, причем эти батареи стреляли на 2200 м, то есть на предельные и сверхпредельные для 9-фунтовой пушки дистанции. Видя такие слабые результаты артиллерийской подготовки, Криденер решил узнать, как обстоит дело на левом фланге. В 12:30 Шаховской был запрошен о том, сбиты ли батареи, стоявшие сзади Радишево, и признает ли он атаку достаточно подготовленной артиллерийским огнем.

Артиллерия отряда Шаховского в это время с высоты севернее и северо-западнее Радишево обстреливала укрепления южного турецкого фаса: так как эти укрепления были недостроены, то русской артиллерии удалось подбить 11 орудий и нанести довольно чувствительные потери турецкой пехоте. Но обстреливать укрепления на высотах Янык-Баира, как это требовалось диспозицией, артиллерия левого фланга не могла из-за дальности расстояния.

В этих условиях Шаховской мог понять запрос Криденера именно как побуждение к скорейшему занятию позиции для обстрела Янык-Баира или, иными словами, как побуждение к атаке турецких укреплений севернее оврага Сулуклия-дол. Результаты артиллерийской подготовки сулили, казалось, успех этой атаке. Исходя из этих соображений, Шаховской в 14:00 донес Криденеру: «Неприятельские батареи на противоположной командующей высоте... Надо идти для атаки следующих высот, на которых именно и стоят неприятельские орудия»(7). Несколько времени спустя Ша­ховской перешел в атаку(8).

Донесение Шаховского было получено Криденером около 15:00. Криденер был далек от мысли, что атака войск левого фланга вызвана его же запросом к Шаховскому. Криденер решил, что раз Шаховской перешел в атаку, не соображаясь с действиями войск правого фланга, то объяснить это можно тем лишь, что «такое поспешное и независимое решение начальника левой колонны могло вызваться полным успехом на его фланге и желанием не пропустить удобного для успеха дела момента»(9). Эти соображения заставили Криденера отдать в свою очередь приказание начать атаку войсками правого фланга в целях оказания содействия войскам Шаховского.

Наступление на правом фланге начал 121-й Пензенский полк. Наступать ему пришлось по совершенно открытому месту, под сильным ружейным огнем турецкой пехоты. Ротные колонны, в которых наступал полк, начали нести серьезные потери еще в 1800 шагах от турецкой позиции; к тому же полк наступал без ружейного огня и турецкая пехота в окружавших редут окопах никем не подавлялась. За полчаса полк потерял до 1000 человек. Полку удалось все же в героическом порыве занять передовые турецкие ложементы, но дойти до цели атаки, Гривицкого редута № 7, полк не смог и залег в 100 шагах от него. Уступом вправо и назад за пензенцами шли козловцы. Они также понесли значительные потери, выдохлись и залегли рядом с пензенцами перед редутом № 7. Та же участь постигла и наступавших левее тамбовцев; они залегли в 300 шагах от редута № 8. Из-за отсутствия шанцевого инструмента все залегшие полки принялись окапываться при помощи штыков и манерок. Неоднократные попытки всех трех полков перейти в атаку турки отразили сильнейшим трехъярусным огнем из редутов.

Наблюдая бой, Криденер обнаружил огромные потери полков 31-й дивизии. Для него стало ясно, что потери и неудача этих полков в значительной степени зависели от совершенно неудовлетворительной артиллерийской подготовки. В этих условиях долгом Криденера являлся отказ от дальнейшего наступления на этом направлении и высылка всех резервов к Шаховскому, на участке которого Коиденер предполагал крупный успех. Но вместо всего этого Криденер двинул в наступление на те же Гривицкие редуты полки 5-й дивизии; хотя при этом 1-я бригада была направлена на редуты не в лоб, а в охват редута с северо-востока и Галицкий полк - в охват редута № 8 с юго-востока, но результатов боя это не изменило. Да и трудно было рассчитывать на иные результаты при том способе, которым Криденер организовал наступление. Очевидец так писал об этом наступлении: «Идем, куда? Сами не знаем... Вот подъезжает корпусный. Генералы к нему за приказаниями: «Что делать?» - «Идти и атаковать», - было приказание. - «Да ведь и местность вовсе не расследована; как атаковать без рекогносцировки?» - заметил было один из генералов. - «С богом, ваше превосходительство, идите и атакуйте»,- был ответ корпусного»(10).

Архангелогородцам и вологодцам пришлось наступать по кустам, по высокой кукурузе, пересечь два оврага, поэтому потери у них были меньшими, чем в полках 31-й дивизии, хотя наступали они тоже в ротных колоннах. Зато, двигаясь по закрытой и пересеченной местности, они сильно перемешались. Лишь отдельным людям из этих полков удалось добраться до редута № 7 и укрепиться в его рву, большинство же залегло в ложементах перед редутом. Все попытки русских атаковать редут отбивались сильным ружейным огнем турок, вал же был так высок, что, не пробив в нем бреши, через него нельзя было перебраться. Была затребована артиллерия, прибыли две батареи, но из-за темноты пробивку бреши отложили до утра. Так же неудачны были и попытки атаковать редут № 8. К темноте бой затих. Наступление войск правого фланга Западного отряда потерпело неудачу.

Наступление войск левого фланга началось около 15:00. Сигнал «наступление» на рожке был подан ровно в 14:00 командиром бригады 32-й пехотной дивизии генерал-майором Горшковым. При этом сигнале командиры частей пришли в полное недоумение, так как понятия не имели не только о диспозиции, но даже о том, что и когда надо атаковать. Сигнал «наступление» повторился, однако, во второй, а затем и в третий раз. Командир 125-го Курского полка полковник Ракуза помчался за разъяснениями на батарею, откуда раздавался сигнал. На батарее находился Горшков, и Ракуза обратился к нему с вопросом, в каком направлении полку двигаться и какой пункт атаковать. В ответ на этот вопрос Горшков лаконично ответил: «Двигаться прямо перед собой и побить по дороге всю сволочь, какая встретится на пути»(11). Несмотря на полную неясность этого краткого «приказа», только им и пришлось курянам (Курскому полку) руководствоваться во время своего наступления. Куряне и рыльцы (по имени города Рыльска) перешли в наступление и к 16:00 выбили турецкую пехоту из ложементов южнее оврага Сулуклия-дол, перешли через овраг, овладели укреплением № 14, причем захватили там два орудия, и даже временно ворвались в укрепления № 9, № 10 и № 11, но затем стали выдыхаться. Резервная бригада 30-й пехотной дивизии вовремя их не поддержала, так как к моменту атаки находилась еще в 1 1/2 км от турецких укреплений, а Шаховской не хотел ее вводить в дело до прибытия подкрепления от Криденера, который был об этом запрошен.

Лишь в 17:00, получив сообщение от Криденера о высылке к нему на поддержку из общего резерва Коломенского полка с батареей, Шаховской двинул на помощь курянам и рыльцам свой резервный Шуйский полк. Но момент для развития успеха был упущен - уже после 16:00 начались сперва частные, а затем, с 17:00, и общие турецкие контратаки. Осман-паша, обеспокоенный успехами русских на своем южном фронте, перебросил туда не только свой общий резерв, но и частные резервы с северного фронта. Приход Шуйского полка дал возможность отбить первые общие контратаки турок, а высланные затем Шаховским 117-й Ярославский из частного резерва и 119-й Коломенский из общего резерва полки помогли отбить и прочие турецкие контратаки. Во время их отражения войсками левого фланга не только были удержаны занятые позиции, но также захвачено и укрепление № 10. Все это было, однако, ни к чему, так как резервы и боеприпасы иссякли, развивать успех было нечем, потери были очень велики. В 18:15 Шаховской донес Криденеру: «Шесть часов боя; все патроны истощены; раненых больше четверти всего состава; уже начинается беспорядок; может легко случиться, что будет еще хуже. Прошу поддержания»(12). В 19:00, когда Криденер получил донесение Шаховского, в резерве войск правого крыла остался всего один батальон. Узнав из донесения, что у Шаховского также нет успеха, Криденер решил начать отступление.

Фланговые конные русские отряды в бою 30 июля вели себя по-разному. Правофланговый отряд Лашкарева бездействовал в течение всего боя. Левофланговый отряд Скобелева, которому Шаховской придал, в целях заслона со стороны Ловчи, один батальон 125-го пехотного Курского полка с четырьмя орудиями, действовал активно. В 12:00 отряд перешел в наступление на турецкие заслоны юго-западнее Плевны, занял Зеленые горы и пытался наступать на Плевну, но атака его была отбита. Тем не менее отряд Скобелева своими действиями отвлек на себя часть турецких войск и несколько облегчил наступление Шаховского.

Отход Западного отряда вечером 30 июля начался с отвода на исходные позиции 5-й дивизии; в 23:00 Криденер отдал распоряжение на отвод войск Вельяминова и Шаховского. К вечеру следующего дня эти войска сосредоточились у Сгаловца, Порадима, Турского, Трастеника и Болгарени, но часть их еще до 11:00 следующего дня оставалась во рвах Гривицких редутов в укреплении № 14.

Осман-паша не преследовал русских по причине полной деморализации своих войск в результате больших потерь и героической доблести русских войск. Более того: к утру 31 июля турки очистили укрепление № 4, 5 и 6, так как были уверены в возобновлении русскими наступления.

Потери турок в бою 30 июля достигали 3 800 человек. Русские потеряли вдвое больше - до 7 000 человек убитыми и ранеными; подавляющее большинство потерь выпало на долю пехоты - она потеряла 25% офицерского состава и 23% солдат. Русские войска честно выполнили свой долг, но дорогой ценой заплатили за просчеты своего главного и высшего командования.

Достаточно ограничиться лишь кратким перечислением главнейших ошибок командования. Это: отсутствие тщательной рекогносцировки, неправильный выбор направления главного удара, путаная диспозиция, отсутствие должной артиллерийской и ружейной подготовки атаки, нелепые наступательные построения, слабое взаимодействие войск первой линии между собой и с резервами, ввод в бой войск пакетами, бездействие конницы, неумение перестроиться в ходе боя в зависимости от обозначавшегося успеха и т.п.

Основной причиной большинства этих ошибок было непонимание русским главным и высшим командованием особенностей боя того времени, который, благодаря массовому ружейному огню и полевым укреплениям оборонявшегося, принял совсем иной, чем прежде, характер. Между тем имелся относительно свежий опыт Крымской войны, когда 18 июня 1855 года слабые русские полки, вооруженные гладкоствольными ружьями, отбили в Севастопольских укреплениях 3-го бастиона девятитысячную английскую дивизию, штурмовавшую этот бастион с 300 шагов после сильнейшей бомбардировки. Этот и подобные ему примеры Севастопольской кампании уже показали, что будет значить в войне 1877 года атака полевого укрепления, занятого пехотой с заряжающимися с казны ружьями.

Как можно было бы избежать Второй Плевны? Возможно, путем ночного штурма, как сделали это в отношении крепости Карса в эту же войну на Кавказе. Возможно, путем удара с тыла или фланга, где 30 июля укрепления еще отсутствовали. Возможно, выставлением одного лишь заслона в сторону Плевны и действием конницы на сообщениях. Способов было много, но косный и бездарный главный и высший командный состав русской армии не нашел их 30 июля и пошел по наиболее легкому и проторенному пути - подавить сопротивление противника одним количеством, не считаясь с жертвами и не заботясь о приложении к силе и доблести Русских войск еще и своего искусства.

Русский генералитет показал себя отрицательно не только в организации сражения, но и в руководстве войсками во время самого сражения. Криденер думал не о победе, а лишь о том, как бы избежать поражения. Между Криденером и Шаховским были крупные нелады на почве того, кто кому должен подчиняться; виновен был в этом Левицкий, который в диспозиции не указал порядка подчинения и разъяснил его лишь после запроса об этом Криденера.

Конечно, не все русские генералы плохо и бездарно действовали при Второй Плевне. Толково руководил своим небольшим отрядом и проявил большую личную храбрость генерал Скобелев и некоторые командиры полков, умело и отважно вели в бой свои подразделения многие офицеры. Но это были в общем масштабе сражения не руководители, а лишь исполнители.

Русские солдаты и многие строевые офицеры не только проявили свою высокую доблесть и прекрасный боевой порыв в ходе наступления, но не потерялись и тогда, когда бой стал неудачным. Отходя от турецких позиций, солдаты отстреливались и выносили своих раненых, проявляя при этом большое самоотвержение; так, например, когда капитан Шуйского полка Буткевич, раненный двумя пулями и осколком, не мог сам отползти, его подхватил солдат его роты и стал вытаскивать из-под огня. Пули сыпались градом; Буткевич, потеряв надежду на спасение, попросил солдата бросить его на произвол судьбы и спасаться самому; солдат ответил: «Хоть сейчас и мне умереть, а я вас не оставлю»(13) - и действительно вынес Буткевича. Многие солдаты, не узнавшие во-время о приказании на отход, всю ночь оставались возле самых турецких укреплений и вели с турками перестрелку.

Сравнивая русского солдата и генерала, Боткин писал: «Будем надеяться на русского человека, на его мощь, на его звезду в будущем. Может быть, он со своей несокрушимой силой сумеет выбраться из беды, несмотря на стратегов, интендантов и тому подобное. Ведь надо ближе посмотреть на русского солдата, чтобы со злобой относиться к тем, которые не умеют руководить им. Ты видишь в нем силу, и смысл, и покорность. Всякая неудача должна позором ложиться на тех, которые не сумели пользоваться этой силой; вглядываясь в наших военных, особенно старших, так редко встречаешь человека с специальными сведениями, любящего свое постоянное дело; большая часть из них знакома только с внешней стороной своего дела - проскакать бойко верхом, скомандовать «направо, налево», да и баста!.. Много ли у нас таких, которые с любовью занимаются своей специальностью? Они все наперечет»(14).

В другом месте Боткин писал об этом же еще определеннее: «Вопрос: кто же виноват во всех неудачах? Недостаток культуры, по-моему, лежит в основе всего развернувшегося перед нами... надо трудиться, надо учиться, надо иметь больше знаний и тогда не придется получать уроков ни от османов, ни от сулейманов».

Боткин правильно ставил вопрос о слабости царского военного руководства, но он как либерал был далек от того, чтобы взглянуть в корень вещей, понять, что причина этой слабости - загнивание русского царизма, без уничтожения которого все благие пожелания большей культурности оставались только пустыми словами, либеральной маниловщиной.

Военный министр Милютин, находившийся 30 июля при Александре II недалеко от поля сражения, не смог равнодушно смотреть на все те безобразия, которые творились в армии. В записке, поданной Милютиным Александру II 2 августа, он так оценил роль высшего и главного русского командования во Второй Плевне: «Если будем по прежнему рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию»(16).

Вторая Плевна оказала значительное влияние на весь дальнейший ход войны. Сильно повлиял второй неудачный штурм Плевны и на русское общество. «Вестник Европы» в сентябре так оценивал с этой точки зрения значение Второй Плевны: «сражение это вызвало большую перемену в настроении общества, сменив чрез­мерную уверенность, порожденную первыми успехами, на преувеличенное разочарование»(17).

Результаты сражения заставили главное русское командование отбросить всякую мысль о немедленном переходе Балкан главными силами Дунайской армии. В связи с этим родилась мысль о временном переходе Дунайской армии к обороне. В цитированной уже выше записке Милютина были сформулированы основы плана обороны. Милютин указывал, что русское главное командование недооценило возможности турецких войск, обладавших хорошим оружием и довольно упорно дравшихся на укрепленных позициях. Милютин считал, что необходимо изменить образ действий против турецких войск как в тактическом, так и в стратегическом отношении. Он писал, что в тактическом отношении «мы не можем всегда вести бой, бросаясь открыто, смело, прямо на противника, даже несомненно превосходного в силах, особенно когда он успел укрепиться»(18). Милютин требовал «бережливости на русскую кровь». В стратегическом же отношении, «очевидно, нельзя уже надеяться на то, чтобы одним быстрым, смелым набегом вперед за Балканы (а в Азии за Саганлуг) произвести страх в неприятельском войске и народе, и через несколько недель времени под стенами самой столицы его предписать ему мирные условия»(19).

Положение Дунайской армии на 30 июля Милютин расценивал резко отрицательно. «При отсутствии общего резерва,- писал он,- вся армия разбита на малые части по обширному полукружью, замыкающему занятое пространство края. Полукружье это имеет не менее 320 верст протяжения, и ни в одном пункте этого полукружья нет сил более двух, трех пехотных бригад с несколькими полками кавалерии»(20).

Далее Милютин в своей записке писал: «Поправить такое невыгодное, даже опасное положение наше можно не иначе, как отказавшись на время от предприятий наступательных до прибытия более сильных подкреплений, стянуть разбросанные силы в небольшое число пунктов, занять выгодные позиции и где нужно укрепиться»(21). «Сильные подкрепления», о которых писал Милютин, могли при­быть, как видно будет из дальнейшего, только поздней осенью; таким образом, Милютин предлагал перейти к обороне на период до трех месяцев. Предложив подтянуть сильные подкрепления, Милютин тем самым исправлял коренную ошибку плана войны, в которой сам был частично виновен: заниженную численность войск Ду­найской армии. Вторая Плевна открыла ему глаза и окончательно заставила его прийти к выводу, что, особенно при бездарном главном командовании, сил Дунайской армии для успешного окончания войны явно недостаточно.

Анализ допущенных ошибок и серьезное и добросовестное осуществление предложений Милютина в значительной мере улучшили бы состояние Дунайской армии, дав возможность всесторонне подготовиться к возобновлению наступления поздней осенью. Но ни Николай Николаевич, ни его штаб к такой серьезной работе не были пригодны.

Лишь в одном направлении главнокомандующий, его штаб и даже верховное командование развили бурную деятельность - они стремились увеличить численность армии. До конца августа - середины сентября в Дунайскую армию могли прибыть ранее мобилизованные 2, 3 и 26-я пехотные дивизии, 3-я стрелковая бригада и 2-я Донская казачья дивизия. Все эти части вместе с поступавшими в августе пополнениями в общей сложности составляли около 50 000 человек, то есть могли образовать лишь один общий резерв Дунайской армии, но для перехода в наступление были недостаточны. Поэтому были мобилизованы гвардия (кроме кирасиров), 1-я гренадерская, 24-я и 26-я пехотные дивизии, а несколько позже - 2-я и 3-я гренадерские и 1-я кавалерийская дивизии. Все эти соединения (кроме 1-й гренадерской дивизии, предназначенной для Кавказского театра) могли в основной массе прибыть лишь в середине - конце октября; это мероприятие давало еще до 90 000-100 000 человек свежих войск.

Были также начаты переговоры с Румынией по вопросу о привлечении ее к активному участию в войне. В сентябре румынская армия приготовилась к войне. Участие Румынии в войне дало еще 41 000 человек.

Что касается других важнейших предложений Милютина, то в подготовительной работе они нашли весьма слабое отражение. В Болгарии русские войска были по прежнему разбросаны, оперативного резерва выделено не было, об укреплении позиций указания сверху были даны, но на местах проводились слабо. А о сохранении крови русского солдата, к чему призывал Милютин, высшее русское начальство в своей массе думало меньше всего.

В районе Плевны Осман-паша после 30 июля начал лихорадочно восстанавливать разрушенные и создавать новые укрепления. Войска Западного отряда заняли позиции по линии Турский Трестеник, Болгарский Караагач, Порадим, Пелишат и взялись за строительство укреплений.

10. Действия русских войск на первом этапе войны против четырехугольника турецких крепостей

Четырехугольник турецких крепостей Силистрия - Рущук - Шумла - Варна в условиях обхода его главными силами русской Дунайской армии играл роль плацдарма, с которого турецкие войска могли нанести удар на север, через Дунай, по русским тыловым сообщениям в Румынии или же на запад, по левому флангу Дунайской армии.

На первых порах после начала военных действий главнокомандующий русской Дунайской армией мог еще довольно серьезно опасаться этого четырехугольника Турецких крепостей. Исторический опыт показывал, что турки именно здесь держали главные силы своих войск. Поэтому с натяжкой можно было еще понять, почему по плану войны в начале ее первого этапа главное русское командование выделило для обеспечения со стороны четырехугольника крепостей 3 1/2 корпуса. (Один корпус в Нижне-Дунайском отряде Циммермана, 1/2 корпуса в отряде Веревкина и в Журжево-Ольтеницком отряде Адлера и, наконец, два корпуса в Рущукском отряде цесаревича Александра.)

Однако уже в начальный период военных действий русский главнокомандующий мог убедиться в изменении роли четырехугольника крепостей. Турецкое верховное командование не рискнуло перейти в серьезное наступление на тыловые сообщения Дунайской армии: для этого пришлось бы бросить за Дунай главные силы турецкой армии, но тогда нечем было бы преградить пути Дунайской армии к Адрианополю и Константинополю. Таким образом, одна угроза отпала. Зато сохранилась угроза удара по левому флангу Дунайской армии. Ее можно было парировать двояким образом: оставив в районе крепостей лишь силы, строго необходимые для пассивного обеспечения левого фланга Дунайской армии со стороны западного фаса четырехугольника, и некоторое наблюдение на северном берегу Дуная (высвободившиеся войска можно было использовать для образования общего резерва или для иного применения на направлении главного удара) или же оставив вначале против четырехугольника крепостей все 3 1/2 корпуса, но зато поставив им задачу активных наступательных действий.

Николай Николаевич избрал третий, наихудший способ действии. Против четырехугольника крепостей не только были оставлены выдвинутые прежде 3 1/2 корпуса, но они были усилены еще несколькими отрядами общей численностью в один корпус; к тому же перед этими войсками были поставлены чисто пассивные задачи. Нижне-Дунайский отряд (14-й корпус Циммермана), отряд Веревкина и Журжево-Ольтеницкий отряд Аллера в течение всей войны прикрывали Дунай и совершенно не участвовали в военных действиях, так как турецкие войска на них не наступали; таким образом, 1 1/2 корпуса русских войск были как бы вовсе выключены из войны. Рущукский отряд и образованные впоследствии соседние с ним отряды (Северный, Осман-Базарский и Еленский) общей численностью в три корпуса почти всю войну пассивно выполняли задачу обеспечения левого фланга Дунайской армии; положение этой группы отрядов, стоявших против западного фаса четырех­угольника, отличалось от положения Дунайских отрядов только тем, что им в разное время войны пришлось вести оборонительные бои, отражая слабые в общем наступательные попытки турецких войск.

Наступление турецких войск началось не сразу после открытия военных действий. В начале июля в четырехугольнике крепостей было 75 000 турецких войск, из которых для полевых действий можно "было выделить лишь 30 000 человек, к тому времени еще должным образом не устроенных и не организованных. Это предопределило отказ турецкого главнокомандующего Абдул-Керима-паши от наступления на левый фланг Дунайской армии.

21 июля новым главнокомандующим был назначен Мехмет-Али-паша. Назначение последнего было лишь номинальным, так как Осман-паша и Сулейман-паша не были даже извещены об их подчинении Мехмету-Али-паше; фактически последний являлся лишь главнокомандующим одной Восточно-Дунайской армией.

Мехмет-Али-паша начал готовить Восточно-Дунайскую армию к наступлению. Он добился отправки в Восточно-Дунайскую армию 14 таборов из Сухума и Батума, принял ряд мер к формированию 36 новых таборов из мусульман, проживавших внутри четырехугольника крепостей. Кроме того, воспользовавшись пассивностью Нижне-Дунайского и Журжево-Ольтеницкого русских отрядов, Мехмет-Али-паша снял с фронта против войск Циммермана и из северных крепостей четырехугольника ряд кадровых таборов и артиллерийских частей общей численностью в 25 000 человек при 30 орудиях. Все эти силы Мехмет-Али-паша обратил на формирование полевой армии, которая с 21 по 25 июля сосредоточилась в укрепленном лагере у Разграда. К концу июля численность этой армии достигла 40 000 человек при 96 орудиях и продолжала нарастать.

11. Наступление русских войск на Кавказском театре военных действий

Наступление Действующего корпуса развивалось довольно медленно. Главные силы корпуса, не встречая никакого сопротивления со стороны турецких войск, к 28 апреля вышли на северо-восток от Карса к Еникею и Займу, продвинувшись, следовательно, за 5 суток на 60 км; причиной малой скорости движения были тяжелые, в связи с распутицей, дорожные условия.

К этому времени турецкий главнокомандующий на Кавказском театре Ахмет-Мухтар-паша не только перешел к обороне, но с отрядом в 5000 человек покинул Карс, где он находился, и перешел в Бозгалу, намереваясь отойти оттуда в направлении на Эрзерум. Причины столь неожиданного на первый взгляд решения турецкого главнокомандующего коренились, по всей вероятности, в преувеличенном представлении о численности вторгшихся в Турцию русских войск(1). По мнению Мухтара-паши, единственным выходом из положения являлось предоставление Карса собственным силам оставшегося там гарнизона, отступление с небольшим отрядом полевых войск к Эрзеруму, оборона этой крепости и ускоренное формирование там новых войсковых частей. Мухтар-паша рассчитывал, что обложение и осада русскими Карса даст ему выигрыш времени для создания в тылу, у Эрзерума, целой новой крупной группы войск, которую можно будет противопоставить Кавказской русской армии.

В связи с выходом Мухтара-паши и полевых войск из Карса перед русским Действующим корпусом открылись две возможные перспективы действий.

Во-первых, русский Действующий корпус мог ограничиться оставлением против Карса и Ардагана небольших наблюдательных отрядов, а главными силами повести стремительное наступление вглубь театра, разгромить вышедший из Карса отряд и занять Эрзерум. Такое наступление могло бы принести русским немало выгод. Овладев Эрзерумом, Действующий корпус приобретал в его лице прочный опорный пункт, опираясь на который он мог дождаться подхода подкреплений из России и затем действовать по обстановке. Обладание Эрзерумом позволило бы использовать богатые продовольственные ресурсы Эрзерумской долины и тем устранить необходимость весьма нелегкой доставки продовольствия с Кавказа. С захватом Эрзерума русскими войсками Мухтар-паша не смог бы использовать для новых воинских формирований богатые людские ресурсы района Эрзерума. При условии принятия такого плана действий вскоре после перехода государственной границы и энергичного его проведения в жизнь наступление русского Действующего корпуса не могло встретить на первых порах серьезного сопротивления со стороны турецких войск.

Вторым возможным образом действий русского Действующего корпуса мог явиться немедленный штурм Карса. Шансы на успех такого штурма были велики. Выход Мухтара-паши с пятитысячным отрядом из Карса не только ослабил гарнизон численно, но и посеял в гарнизоне крепости и населении города сильное смятение и дезорганизацию.

Момент для штурма Карса русскими войсками был, следовательно, весьма благоприятный. Штурмуя Карс, русские не изменили бы принятого первоначально плана военных действий.

Схема 21. Первый наступательный этап войны на Кавказском театре военных действий с 24 апреля по 10 июля 1877 г.

В крепости Каре они приобрели бы прочный опорный пункт на подступах к своим границам, который надежно и без большого расхода сил прикрыл бы их коммуникации. Наконец - и это главное - обладание Карсом придало бы прочность исходному положению русских сил для дальнейшего наступления по мере подхода в Действующий корпус подкреплений. Отрицательная сторона этого образа действий состояла в том, что он предоставлял туркам время для усиления войск, действовавших на Кавказском театре, за счет подвоза подкреплений и формирования новых частей.

Командующий Действующим корпусом генерал Лорис-Меликов принял решение, которое не использовало ни одной из представлявшихся возможностей. Отказавшись от немедленного наступления на Эрзерум и от немедленного штурма Карса, он решил прежде всего овладеть Ардаганом, а затем двинуться против Мухтара-паши, раз­громить его и лишь после этого заняться осадой Карса.

Немедленный штурм Карса Лорис-Меликов считал невозможным, так как, по его мнению, Каре можно было взять лишь путем длительной осады (а это вело к затяжке кампании), и поэтому надо было заниматься не осадой крепостей, а действиями против полевых войск противника. Однако, по мнению Лорис-Меликова, начинать следовало со взятия Ардагана. Взятие Ардагана позволило бы, как думал он, за счет Ахалцихского отряда увеличить главные силы Действующего корпуса, после чего последний вместе с Эриванским отрядом мог бы развернуть действия против полевых войск Мухтара-паши.

Нетрудно понять, что решение Лорис-Меликова не предупреждало затяжку кампании, а способствовало ей. В самом деле, ведь всякая задержка начала действий русских войск против Карса и полевых войск Мухтара-паши являлась для турок крупным выигрышем. Оттяжкой являлись также намеченные Лорис-Меликовым действия против такой второстепенной и по положению, и по силе крепости, как Ардаган. Время, затраченное войсками Действующего корпуса на взятие Ардагана, Мухтар-паша мог использовать для укрепления своих полевых войск; за это же время прекратилась бы паника в Карсе, он мог быть приведен в полную боевую готовность, и тогда пришлось бы брать его длительной осадой.

Истинные причины столь несуразного решения, принятого Лорис-Меликовым, коренились в том, что он привык больше полагаться на численность войск, чем на военное искусство. Лорис-Меликов считал совершенно недостаточным наличие русских войск, которые были развернуты на границе к началу войны. С другой стороны, он совершенно неудовлетворительно организовал разведку, а потому не представлял себе даже возможности с наличными силами штурмовать Каре или немедленно перейти в наступление на Эрзерум.

Крупнейшая ошибка, допущенная Лорис-Меликовым, не была исправлена главнокомандующим. Решение Лорис-Меликова было утверждено и начало проводиться в жизнь.

Ахалцихский отряд был усилен колонной генерал-лейтенанта Геймана и к 10 мая продвинулся вглубь Турции на 35 км, подойдя к самому Ардагану.

Ардаганская крепость сооружалась под руководством английских инженеров и считалась довольно значительной, хотя к войне не все ее укрепления были закончены. Гарнизон крепости состоял из 8000 штыков и сабель при 95 орудиях (часть последних была в арсенале). Русские противопоставили этим силам 15 000 штыков и сабель при 56 полевых и 20 осадных орудиях.

Дни 14 и 15 мая были использованы для обстоятельных рекогносцировок и разведок. План штурма крепости, рассчитанный на два дня - 15 и 16 мая, - был составлен продуманно.

16 мая после короткой, но хорошо организованной артподготовки русские войска штурмовали расположенную к востоку от города геллявердынскую укрепленную позицию и взяли ее. 17 мая в 18:00 русские войска вновь перешли в наступление. Пехота хорошо поддерживалась артиллерией, действовавшей с командных высот, наступала цепями. Турецкие войска или выбивались из укреплений штыками или очищали их еще до подхода русских войск. К ночи осталось незанятым лишь одно укрепление; турецкие войска, уцелевшие после штурма, отошли.

Потери турецких войск одними убитыми доходили до 2000 человек. Русские потеряли 420 человек убитыми и ранеными. Трофеями боя были 95 орудий, 6 миллионов патрон, много оружия и запасов.

Небольшие потери русских войск надо объяснить удачной подготовкой штурма - хорошей разведкой и рекогносцировкой, хорошим выбором артиллерийских позиций, неплохим планом штурма. Движение русских войск во время наступления цепями и удачное использование наступавшими особенностей местности также способствовали уменьшению потерь.

В бою за Ардаган русские войска весьма ярко проявили присущее им боевое превосходство над турецкими войсками, и в тактическом отношении они добились весьма значительных успехов. Однако с стратегической точки зрения овладение Ардаганом являлось второстепенным фактором и не могло возместить стратегического ущерба, нанесенного уклонением от одной из двух возможных главных целей: штурма и овладения Карсом или разгрома войск Мухтара-паши с захватом Эрзерума. Вытекавшая из этого уклонения потеря времени - с 28 апреля по 19 мая, фактически даже больше этого - уже не могла быть наверстана Кавказской армией почти до самого конца кампании; то, чего в свое время можно было легко достичь, используя растерянность и неготовность турецких войск, впоследствии потребовало долгих месяцев борьбы.

После взятия Ардагана вновь встал вопрос о том, как в дальнейшем поступить Действующему корпусу. Сравнительная легкость взятия Ардагана и отход Мухтара-паши от Карса говорили о слабости турецких войск и наталкивали Лорис-Меликова на мысль о том, что первоначальный план действий устарел и требует изменений. Обратившись по этому поводу за указаниями к главнокомандующему, Лорис-Меликов получил от него ответ, что решение вопроса о дальнейших действиях предоставляется ему самому и военному совету из подчиненных ему генералов.

Лорис-Меликов собрал военный совет и поставил на обсуждение три вопроса: 1) можно ли одновременно вести осаду Карса и наступать в направлении на Эрзерум; 2) если нельзя, то можно ли заняться осадой Карса и не обращать внимания на армию Мух-тара-паши; 3) нельзя ли бросить осаду и заняться только разгромом армии Мухтара-паши?

Военный совет под влиянием Геймана дал положительный ответ только на второй вопрос. Хотя такое мнение военного совета и не разделялось Лорис-Меликовым и он больше тяготел к наступлению в эрзерумском направлении, тем не менее он согласился с мнением военного совета; вариант наступления против войск Мухтара-паши был отклонен, и решили приступить к осаде Карса.

Принятое решение совершенно не отвечало обстановке. К концу мая Лорис-Меликов располагал 6000 человек с 16 орудиями в Ардагане (после взятия последнего часть войск Ахалцихского отряда, переименованного в Ардаганский, была взята в главные силы Действующего корпуса), 31 000 человек с 112 орудиями под Карсом и 7500 человек с 30 орудиями в Эриванском отряде под Сурп-Оганесом. К этому же времени армия Мухтара-паши численностью в 20 000 человек с 28 орудиями располагалась на линии Ольты, Зивин, Алашкерт. В глубине театра сосредоточивались сверх того резервы общей численностью до 15 000 человек. Однако вся эта 35-тысячная армия Мухтара-паши была сильно распылена и находилась еще в процессе устройства и обучения; боевая подготовка ее была настолько слаба, что артиллерия, например, за все время войны так и не научилась пользоваться шрапнелью и ее на Кавказском театре турки вовсе не применяли(2).

В этих условиях одновременное наступление русских войск от Ардагана, Карса и Сурп-Оганеса к Зивину, где располагались на позициях главные силы Мухтара-паши, имело много шансов на успех: полевую армию Мухтара-паши можно было разгромить по частям. Даже оставив под Карсом сильный наблюдательный отряд, Лорис-Меликов мог противопоставить полевым войскам Мухтара-паши силы, равные им количественно, но превосходящие их по качеству и более выгодно расположенные. Но такое наступление необходимо было провести безотлагательно; всякое промедление русских войск было на руку Мухтару-паше, он мог воспользоваться им для окончания устройства, обучения и формирования армии. Приведенная в полную готовность армия Мухтара-паши могла бы явиться серьезной помехой и угрозой для всех действий русской Кавказской армии, в том числе и для осады Карса. Таким образом, нельзя было приступить к осаде Карса, требовавшей длительного времени, не разгромив предварительно полевую армию Мухтара-паши.

Лорис-Меликов понимал это, но не нашел в себе мужества воспротивиться мнению военного совета и начать наступление с целью разгрома армии Мухтара-паши. 8 июня крепость Каре была обложена, 12 июня были сооружены осадные батареи - и началась осада. Но завершения своего она на этом этапе войны не получила, так как в силу сложившейся обстановки через месяц была снята.

Обстановка, заставившая снять осаду, складывалась постепенно и отличалась значительным своеобразием. Уже к середине июня к Лорис-Меликову начали поступать сведения об окончании формирования, обучения и сосредоточения полевой армии Мухтара-паши и о том, что Мухтар-паша собирается выступить с ней к Карсу, чтобы заставить русские войска снять осаду.

Вскоре на Саганлуг против армии Мухтара-паши была выслана сильная колонна под командованием Геймана, который на этот раз столь же рьяно требовал действий против Мухтара, как раньше требовал осады Карса. На этом решении Лорис-Меликова и главнокомандующего сказалась не только угроза осады Карса со стороны Мухтара-паши, но и события, происшедшие к этому времени в Эриванском отряде.

Эриванский отряд двумя колоннами перешел русско-турецкую границу в составе 8000 штыков и сабель при 30 орудиях. Командовал отрядом начальник 38-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Тергукасов. Он не имел большого военного кругозора, но ему была присуща военная даровитость. Он имел большой опыт кавказских войн с турками, из которого взял наиболее ценное и умело применял это ценное в новых условиях. Этим Тергукасов выгодно отличался от многих своих сотоварищей генералов.

Тергукасов обладал и рядом других выгодных и ценных для начальника качеств. «Он навсегда остался близок войскам, был чрезвычайно чуток до малейших их нужд и кропотливо заботился до всего касавшегося их внутреннего и внешнего благополучия. А.А. Тергукасов не внушал страха подчиненным, не подавлял своей недюжинной личностью, а, напротив, возвышал и одобрял, находя для подчиненных, особенно для солдат, всегда простое, ласковое, одобряющее слово, в котором никогда не слышалось фальшивой ноты. При таких условиях вполне естественно доверие к нему войск и уменье вызвать в них громадное воодушевление»(3).

После перехода границы Эриванский отряд без боя занял 30 апреля очищенный турецкими войсками Баязет и простоял там до 7 мая, когда получил задачу отвлечь внимание Мухтара-паши от Карса наступлением через Алашкерт. Выполняя эту задачу, Эриванский отряд 10 мая продвинулся к монастырю Сурп-Оганесу, где простоял до 3 июня.

Против Эриванского отряда действовал отряд из армии Мухтара-паши под командованием Татлы-Оглы-Магомета-паши, насчитывавший до 7000 штыков и сабель при 6 орудиях. Кроме того, в Ване заканчивал формирование отряд Фаика-паши, насчитывавший до 4000-5000 штыков и сабель при 9 орудиях; задачей этого отряда были действия против тыла войск Тергукасова в направлении на Баязет.

Выдвижение Эриванского отряда в Зейдекяп вынудило Магомета-пашу отойти из Алашкерта на позиции к Дели-Бабе. Этот отход толкнул Лорис-Меликова на мысль использовать Эриванский отряд для сковывания главных сил армии Мухтара-паши. Исходя из этого, 11 июня Лорис-Меликов отдал Тергукасову приказ: «Немедленно энергически производить активную демонстрацию на неприятеля, сосредоточенного на Саганлуге, дабы воспрепятствовать ему спуститься на выручку Карса. Ввиду крайней важности дела не стесняйтесь могущими быть потерями»(4). Решение Лорис-Меликова было в высшей степени непродуманным. С выдвижением в Зейдекян слабый Эриванский отряд отдалился от своих баз на 215 км. Для охраны сообщений пришлось ослабить боевой состав отряда до 7000 штыков и сабель, но и после этого его тылы остались слабо защищенными; со стороны Вана обход Фаика-паши вовсе нечем было парировать. В этих условиях выполнение задачи, поставленной Лорис-Меликовым, создавало угрозу разгрома изолированного Эриванского отряда главными силами Мухтара-паши.

Выдвижение Эриванского отряда к Зейдекяну уже начало угрожать правому флангу позиций главных сил Мухтара-паши у Зивина, и поэтому Магомету-паше было приказано во что бы то ни стало задержать дальнейшее наступление Тергукасова. Отряд Магомета-паши был усилен резервами и 16 июня силами 8300 штыков и сабель с 12 орудиями занял позиции у Драм-дагского хребта. В этот же день Эриванский отряд атаковал позиции турок, Магомет-паша был убит, его отряд в полном беспорядке разбежался. Мухтар-паша был сильно разгневан столь позорным для турок исходом сражения; много офицеров было им разжаловано, а двоих он даже приказал выпороть розгами. Эриванский отряд потерял всего 150 человек убитыми и ранеными, что в первую очередь надо объяснить превосходным действием русской артиллерии, стрелявшей с дистанции 1000-1600 м. сосредоточенным по важнейшим целям огнем, а также целесообразными боевыми порядками пехоты и хорошим руководством боем; английский писатель Норман писал: «Русские двигались в замечательном порядке, быстро перебегали, пользуясь каждой складкой местности, показывая, что они хорошо обучены и дисциплинированы и что их ведут разумно и храбро»(5). Пехота хорошо взаимодействовала с артиллерией и кавалерией; последняя все время обтекала правый турецкий фланг, чем облегчала задачу пехоте, вынуждая турок к расходованию резервов. Отрицательным явлением у русских войск был слабый ружейный огонь - за время боя в среднем было выпущено только по четыре патрона на винтовку.

Разгром отряда Магомета-паши чрезвычайно встревожил Мухтара-пашу. Победа русских у Драм-дага имела не только военное, но и политическое значение. Это выражалось в ухудшении морального состояния турецких войск в Малой Азии, в недовольстве турецким командованием со стороны турецкого населения, в возбуж­дении надежд армян на скорое освобождение от турецкого ига. В то же время победа у Драм-дага означала резкий рост угрозы правому флангу главных сил Мухтара-паши. Все эти обстоятельства требовали, чтобы войска Мухтара-паши нанесли Эриванскому отряду поражение, отбросив его на восток. Поэтому против Эриванского отряда к Дели-Баба турки сосредоточили большую часть главных сил армии Мухтара-паши - 14 000-18 000 человек с 18 орудиями под личным командованием Мухтара-паши, а на эрзерумском направлении для обороны зивинских позиций был оставлен отряд Измаила-Хакки-паши численностью в 10 000-11 000 человек при 18 орудиях. Кроме того, как бы в виде общего резерва в Кеприкее и Гассан-кале был расположен отряд в 2 000 человек под начальством венгерца Кафтан-Магомет-бея. Одновременно с подготовкой главных сил Мухтара-паши к наступлению на Эриванский отряд с фронта отряд Фаика-паши, усилившийся до 11 000 человек с 11 орудиями, подошел от Вана к Баязету, 18 июня осадил его и тем самым прервал единственный путь сообщения Эриванского отряда с его базой.

Для Эриванского отряда создалось трудное положение, которое еще более осложнилось приказом Лорис-Меликова, полученным в отряде 19 июня. В нем сообщалось о предстоявшем выступлении из-под Карса через Чаплахлы на Саганлуг колонны Геймана и о действиях этой колонны против главных сил армии Мухтара-паши, занимавших, как предполагалось, позиции Саганлугского хребта. В связи с этим Тергукасову ставилась в приказе задача действиями в тылу главных сил армии Мухтара-паши помочь Гейману овладеть Пассинской долиной и тем самым добиться прочного обеспечения осады Карса. По первоначальным наметкам, Эриванский отряд должен был наступать самостоятельно лишь до Алашкерта, а далее мог продолжать наступление лишь совместно с главными силами Действующего корпуса, которые должны были продвигаться на Саганлуг(6). Однако Лорис-Меликов не остановил Эриванский отряд по достижении им Алашкерта, а двинул его далее на Драм-даг.

Отдавая 19 июня новый приказ, Лорис-Меликов, конечно, не знал о сосредоточении главных сил Мухтара-паши против Эриванского отряда. Значительное удаление Эриванского отряда от прочих сил Действующего корпуса возбудило, однако, у Лорис-Меликова и у главнокомандующего опасение, что, будучи изолированным, этот отряд может потерпеть поражение, и потому в помощь ему была выслана колонна Геймана. Но чтобы и последняя не оказалась изолированной и не потерпела поражения, Лорис-Меликов пытался увязать действия генералов Геймана и Тергукасова; первому было указано действовать против главных сил Мухтара-паши с фронта, а второму - во взаимодействии с войсками Геймана, с тыла.

Приказ этот весьма характерен для образа действий русского главного командования на Кавказском театре в войну 1877-1878 гг. Сперва вместо действий на главном направлении главное командование начало действия на второстепенном, в результате чего был взят Ардаган, но упущено самое выгодное время как для разгрома Мухтара-паши, так и для штурма и взятия Карса. Вслед за тем было принято решение штурмовать Карс, не обращая внимания на армию Мухтара-паши. Наконец, после этого фактически была прервана блокада Карса, - оставшихся под Карсом сил после ухода Геймана было для этого недостаточно, - и началась погоня за армией Мухтара-паши, якобы во имя сохранения... фактически прекращенной осады Карса. Планы действий менялись непрестанно, получалось уже не плановое ведение военных действий, а метание между различными планами. Все это делалось вместе с тем без достаточных оснований, так как не опиралось на действительное знание положения противника вследствие весьма слабых данных разведки. Надо отметить, что при этом каждый последующий план русского главного командования неизбежно был хуже предыдущего, так как соотношение сил постепенно, но неуклонно изменялось не в пользу Кавказской русской армии.

Выполнение приказа Лорис-Меликова уже 21 июня едва не привело Эриванский отряд к катастрофе - выручили лишь высокие боевые качества русских войск и умелые действия частных начальников. Произошло это следующим образом.

Тергукасов 20 июня передвинул свой отряд к Даяру и расположился там биваком. Он не допускал и мысли о том, что разбитые им турецкие войска сами перейдут в этот день в наступление, и потому проявил значительную беспечность. В районе, избранном для бивака отряда, позиции на случай необходимости принять бой были крайне неудобны. Бивак находился в лощине, окруженной командующими над местностью высотами, с правого фланга позиции легко обходились Даярским ущельем и, кроме того, были растянуты на 7-8 км, что вовсе не соответствовало силам отряда.

Расположившись на биваке, отряд 21 июня стал деятельно готовиться к предстоявшим якобы совместным действиям с колонной Геймана. Пополнялись боеприпасы, чинилось и чистилось оружие, готовились к эвакуации раненых, пекся хлеб, сушились сухари. В некоторой боевой готовности находились лишь два небольших отряда. Первый, в составе батальона пехоты и двух казачьих сотен под начальством майора Гурова, предназначался для прикрытия намеченной на этот день фуражировки, а второй, в составе двух рот и семи сотен с четырьмя ракетными станками под начальством полковника Медведовского, - для разведки в направлении Эшак-Эльяси. Оба эти отряда утром вышли с бивака и вскоре столкнулись с турецкими войсками Мухтара-паши.

Несколько позже в 11:00 Медведовский обнаружил возле Эшак-Эльяси густые колонны турецкой пехоты, а при спуске в Даярское ущелье - турецкую конницу. Это наступали войска Мухтара-паши, насчитывавшие до 15 000 человек. Медведовский правильно оценил важность ущелья, быстро повернул к нему и воспрепятствовал вхождению в него турецких войск. К аналогичному решению самостоятельно пришел и майор Гуров; он занял высоты, прикрывавшие бивак отряда со стороны Даяра. Эта замечательная частная инициатива двух небольших начальников дала возможность Эриванскому отряду с самого начала прочно обеспечить свой наиболее уязвимый правый фланг, что исключительно благоприятно отразилось на всем дальнейшем течении боя.

После 11:00 поднятые по тревоге части отряда по распоряжению Тергукасова начали поступать на усиление Медведовокого и Гурова. Образовались три группы: правый фланг под начальством Броневского, центр - Шака и левый фланг- Слюсаренко. К 13:30 в бой были введены все резервы; все части отряда влились в одну 6-7-километровую цепь, причем сильно перемешались: казачьи офицеры командовали в цепях пехотинцами, а пехотные - казаками. Наиболее опасным было положение у Броневского; турки направили свой главный удар именно на правый фланг отряда и потеснили его. Частично Броневский получил некоторое усиление за счет центра, главным же образом выручила контратака Шака, направленная во фланг наступавшим на Броневского туркам. Турки дрогнули; это послужило сигналом для перехода в контратаку войск всего правого фланга. Турецкие войска обратились в бегство, русская конница их преследовала до темноты.

Таков был результат наступления Мухтара-паши, на стороне которого были все выгоды внезапности и численного превосходства сил.

Войска Эриванского отряда потеряли до 450 человек убитыми и ранеными. Особенно тягостна для русских была утрата энергичного, храброго и распорядительного командира Крымского пехотного полка полковника Слюсаренко. Турецкие же войска потеряли, по признанию самого Мухтара-паши, до 4000 человек(7).

В этом бою русские войска наглядно показали многие присущие им черты: хорошие боевые качества, взаимную выручку, стойкость, боевой порыв. Прекрасно действовала русская пехота и артиллерия; не отставали даже нестроевые; когда резервы были исчерпаны, в цепь по собственной инициативе влились наскоро вооруженные музыканты и денщики. На должной высоте находилась и инициатива частных начальников, таких, как Медведовский, Гуров, Слюсаренко и другие. Можно сказать, что если бы не широкое применение инициативы всеми русскими начальниками, результаты боя могли бы быть плачевными. Эта особенность Даярского боя так бросалась в глаза, что его прозвали «битвой капитанов».

После боя под Даяром Тергукасов 22 июня отвел свой отряд на более выгодные драм-дагские позиции и стал дожидаться здесь данных о развитии наступления колонны Геймана. Но связь с Лорис-Меликовым через тыл уже несколько дней была прервана Ванским турецким отрядом у Баязета, и никаких сведений о движении войск Геймана в Эриванском отряде не было.

Положение колонны Геймана было следующим. Вследствие несвоевременного прибытия продовольствия колонна выступила из-под Карса к Саганлугу не 19 июня, как писал об этом Лорис-Меликов в своем приказе Эриванскому отряду, а лишь 21 июня. К 22 июня колонна достигла Сарыкамыша. Находившийся при колонне Лорис-Меликов получил туманные сведения о том, что Эриванский отряд окружен армией Мухтара-паши, что 21 июня отряд вел бой, но что обе стороны удержали свои позиции. В Меджингерт колонна Геймана прибыла 23 июня, но простояла там до 25 июня, собирая сведения о противнике. Собранные разведывательные - вернее расспросные - данные сводились к тому, что позиции у Зивина заняты отрядом бывшего эрзерумского губернатора Измаила-паши; в отряде насчитывалось 20 таборов и 18 орудий, и он ожидал подкрепления из главных сил Мухтара-паши, расположенных у Дели-Бабы. Это было близко к истине. У Зивина 25 июня позиции были заняты 10 000-11 000 человек с 18 орудиями Измаила-паши, главные же силы Мухтара-паши в количестве 14 000-18 000 человек с 21 орудиям находились у Кеприкея, Гасан-Калы, Дели-Бабы и Даяра. Вечером 21 июня Мухтар-паша решил возобновить бой с Эриванский отрядом, но, узнав о приближении русских войск к Саганлугу, отказался от этого намерения и остался в выжидательном положении на прежних местах.

В колонне Геймана было около 12 000 человек пехоты и 5500 человек конницы при 64 орудиях. В сравнении с Зивинским отрядом Измаила-паши Гейман располагал почти равными силами пехоты, но имел значительное превосходство в коннице и артиллерии. В сравнении с главными силами армии Мухтара-паши колонна Геймана обладала лишь небольшим общим превосходством в живой силе и тройным - в артиллерии. В обоих случаях качественно русские войска значительно превосходили турецкие; особенно это было хорошо заметно в отношении главных сил Мухтара-паши, морально подавленных неудачным для них боем у Даяра. Последнее обстоятельство делало чрезвычайно выгодным для колонны Геймана наступление не на укрепленные зивинские позиции Измаила-паши, а на главные силы Мухтара-паши, расположенные к тому же в открытом поле.

Несмотря на эти явные преимущества действий колонны Геймана против главных сил Мухтара-паши, Лорис-Меликов решил иначе. Под предлогом - надуманным к тому же - непроходимости реки Аракс вброд Лорис-Меликов не счел возможным двинуться на Дели-Бабу и решил пройти на Хоросан, чтобы стать там в разрез обеих частей армии Мухтара-паши. В дальнейшем Лорис-Меликов рассчитывал, смотря по обстановке, нанести от Хоросана удар либо войскам Измаила-паши, либо главным силам Мухтара-паши. Это решение само по себе не было плохим. Хоть и окольными путями, но оно также могло привести к поражению армии Мухтара-паши по частям. Однако на совещании, происходившем 24 июня, верх одержало мнение Геймана, предложившего атаковать зивинские позиции. В основе предложения Геймана лежало совершенно ни на чем не основанное, предвзятое предположение о неизбежности очищения Измаилом-пашей зивинских позиций и об отходе его на при­соединение к Мухтару-паше, как только обозначится наступление русских войск на зивинские позиции. В момент этого отхода, по мнению Геймана, войска его колонны перейдут в преследование и с помощью своей многочисленной кавалерии разгромят Измаила-пашу раньше, чем он успеет соединиться с Мухтаром-пашей. В известной мере сказалось на предложении Геймана и пренебрежение к турецким войскам и их позициям, появившееся у него после взятия Ардагана. Как ни было фантастично предложение Геймана, оно было принято, и Лорис-Меликов не сумел, вернее не захотел, настоять на осуществлении своего решения о движении к Хоросану. Войска колонны Геймана были вынуждены действовать по плану, совершенно безграмотному в теоретическом отношении, основанному на непонимании сильных сторон обороны укрепленных позиций турецкой пехоты и переоценке способностей русской конницы к массовым действиям в горах против нерасстроенных войск противника. Гейман, воспитанный на кавказских войнах, был неплохим практиком в действиях против слабо вооруженных горцев. Он был решителен, храбр, но совершенно не обладал ни широким военным кругозором, ни способностями к организации действий крупных сил.

План атаки зивинских позиций был не сложен. Пехота колонны Геймана должна была 25 июня атаковать зивинские позиции в лоб, кавалерия - выйти им в тыл.

Турецкие позиции на Зивинском плато по своим природным свойствам были очень сильны и, сверх того, укреплены несколькими линиями траншей и укреплениями для батарей, весьма удачно примененных к местности. Атака этих позиций с фронта была сопряжена с чрезвычайными трудностями и большими потерями. Не легче обстояло дело и с выходом в тыл зивинских позиций русской конницы. Все свойства местности в районе зивинских позиций стали, однако, известны генералам Лорис-Меликову и Гейману лишь в самом ходе боя, так как до боя они не особенно затрудняли себя рекогносцировкой.

Русская пехота 25 июня в 14:40 перешла в наступление. Левый фланг и центр подвигался весьма медленно из-за крутизны скатов тех высот, на которых были расположены турецкие позиции, что явилось причиной крупных потерь русских от турецкого ружейного и артиллерийского огня. Из-за отсутствия удобных позиций русская артиллерия не могла оказать своей пехоте сколько-нибудь действительной поддержки. Войска центра вскоре вынуждены были совершенно прекратить наступление, неожиданно натолкнувшись на два непроходимых ущелья. Войска правого фланга также остановились перед непроходимым ущельем. В таком положении русская пехота оставалась до вечера. К 18:00-19:00 она понесла серьезные потери, израсходовала большую часть боеприпасов, но, несмотря на оставшиеся в резерве шесть свежих батальонов, никак не могла продвинуться вперед, так как, вопреки предположениям Геймана, турецкие войска вовсе не собирались очищать свои позиции. Пришлось все надежды возложить на действия конницы.

Но кавалерия в пути встретила большие препятствия, а артиллерию едва можно было протащить по дороге. Связанная ею конница достигла цели лишь к 18:00. В тылу зивинских позиций оказались очень высокие кручи, а поэтому попытка втащить на них артиллерию окончилась неудачей. Казаки и драгуны спешились, взобрались на горы и завязали с турецкой пехотой длительную перестрелку. Начинало смеркаться, когда начальнику колонны генерал-майору Чавчавадзе донесли, что со стороны Кеприкея показались «массы» турецких войск. Боясь очутиться между двух огней, Чавчавадзе решил начать отход.

В итоге боя 25 июня русское наступление не получило никакого успеха, потери же колонны Геймана доходили до 900 человек. Турецкие потери колебались, по различным источникам, в пределах от 650 до 1300 человек.

Неудача наступления на зивинские позиции произвела в России тяжелое впечатление - это была первая крупная неудача русских войск на обоих театрах военных действий.

Казалось бы, из боя 25 июня Лорис-Меликов должен был сделать только тот единственно правильный вывод, что принятое им предложение Геймана в корне порочно как по своим основам, так и по способу выполнения. Казалось, что прямым следствием такой оценки боя 25 июня должен был явиться возврат к ранее намечав­шимся решениям об атаке Дели-Бабы или о выходе к Хоросану. Наконец, если бы даже Лорис-Меликов не отважился или не додумался двинуться к Дели-Бабе или Хоросану, можно было бы ожидать, что он за ночь пополнит боеприпасы, разведает пути подхода к турецким позициям, введет в дело свежие резервы и с рассветом следующего дня вновь атакует зивинские позиции. И в этом случае были шансы на успех, так как турецкие войска были измотаны физически и морально больше русских, а турецкие резервы израсходованы.

Поэтому совершенно неоправданным являлось решение Лорис-Меликова бросить всякие наступательные попытки вообще и немедленно отойти обратно к Мацре под Карсом. Приведенные Лорис-Меликовым мотивы такого решения - утомление своих войск, наличие у турок на зивинских позициях 20 000 (!) защитников, подход к противнику свежих резервов и т.п. - были явно надуманы и не могли явиться достаточным основанием к принятию решения на отход к Мацре. Истинные причины отхода надо искать в моральной депрессии и растерянности, охватившей Лорис-Меликова после боя 25 июня.

Прибыв к Карсу 5 июля, Лорис-Меликов нисколько не оправился от охватившего его вечером 25 июня тяжелого настроения и под его влиянием принял решение совершенно снять блокаду и осаду Карса, отступить непосредственно к русско-турецкой государственной границе и перейти там к обороне в ожидании подхода подкреплений из глубины России; о последних он сразу поставил вопрос. Это решение, прекращавшее русское наступление на всем Кавказском театре, Лорис-Меликов принял, несмотря даже на то, что отход к Мацре, а затем и от Карса совершался без всякого давления со стороны войск Мухтара-паши. Последний несказанно удивился известиям об отходе колонны Геймана от зивинских позиций, но, сколь ни был обрадован этому свалившемуся на него как снег на голову счастью, решил действовать с большой осторожностью. Приказав Измаилу-паше возглавить войска против Эриванского отряда, сам Мухтар-паша начал медленно продвигаться вслед за уходившим к Карсу Лорис-Меликовым. У Мухтара-паши шевелились в голове, очевидно, смутные предположения о том, что внезапный отход колонны Геймана, возможно, таит в себе какую-то ловушку. Поэтому Мухтар-паша лишь к 7 июля прибыл в Тикму и оттуда смог наблюдать, как 9 июля главные силы Действующего корпуса начали отход от Карса.

Все эти события первое время оставались совершенно неизвестными Тергукасову. Телеграфная линия у Баязета была прервана, а Лорис-Меликов, имея в своих руках почти шеститысячную массу конницы, не удосужился изыскать способ при ее помощи связаться с Эриванским отрядом и известить Тергукасова о событиях последних дней и о своих решениях. Не получая никаких сообщений о действиях войск Геймана, Тергукасов решил начать отход к своим базам. Нет никаких оснований предъявлять Тергукасову какие-либо обвинения по этому поводу. Положение Эриванского отряда и до боя 25 июня было из рук вон плохим, а после отхода колонны Геймана от Зивина он оказался просто брошенным на произвол судьбы среди превосходящих сил врага с крайне недостаточным количеством боеприпасов. Участник боя, артиллерист, писал, что под Даяром «...расход снарядов и патронов был громадный. Когда батареи пополнили свой боевой комплект, то в парке осталось только 72 обыкновенных и полкомплекта картечных гранат. Патронов в парке не было совсем, а в войсках было только по 50 штук на человека»(8).

Отправив вперед обоз, Тергукасов в 17:00 27 июня выступил с бивака на Драм-дагских высотах и направился к Зейдекяну, куда прибыл всеми своими силами к 3:00 28 июня. Отсюда Тергукасов рассчитывал направить на Баязет летучий отряд Амилохвари с целью выручки осажденного гарнизона, но от этого намерения пришлось отказаться, так как началось наступление турецких войск.

Измаил-паша лишь 27 июня прибыл в Даяр и вступил там в командование наступавшими против Эриванского отряда войсками. С рассветом 28 июня, обнаружив отход Эриванского отряда, Измаил-паша, перешел в преследование и к 11:00 подошел к русскому биваку. Войска отряда были подняты по тревоге, развернулись в боевой порядок и заняли близлежавшие командующие высоты, Первая атака войск Измаила-паши, находившихся еще под впечатлением недавних неудач и наступавших вяло, была отражена действиями одной отрядной артиллерии. После этого Измаил-паша направил в обход правого фланга отряда многочисленную турецкую конницу под командованием Гази-Магомы-Шамиля-паши, генерала свиты султана и сына известного гунибского Шамиля. Черкесская конница была встречена артиллерией и конницей Амилохвари и потерпела полную неудачу. Несмотря на то, что войска Измаила-паши численно вдвое превосходили Эриванский отряд и что у них были еще свежие резервы, с наступлением темноты бой прекратился.

Ночью с 28 на 29 июня Эриванский отряд начал дальнейший отход. К 30 июня отряд прибыл в Кара-Килису. Еще на марше Тергукасов приказал по прибытии на место занять выгодную позицию восточнее Кара-Килисы, но по ошибке или недисциплинированности частных начальников войска отряда стали биваком западнее Кара-Килисы, среди болот, имея рядом лишь неудобные позиции. Тергукасов рассчитывал 1 июля сменить бивак, но не успел, так как уже в 11:00 турецкие войска перешли в наступление и открыли огонь по лагерю. Только выдержка и хладнокровие русских воинов дали возможность организовать и прикрыть эвакуацию огромного обоза.

Сорокадвухкилометровый переход до Сурп-Оганеса был очень труден. Число беженцев армян, следовавших с обозами, возросло до 2500 семейств; тяжело груженные арбы отставали; многие старики и слабосильные в изнеможении падали на дороге. Русские солдаты помогали вытягивать застрявшие арбы, несли на руках детей, подсаживали на лафеты и зарядные ящики стариков и отставших. Грозные в бою, русские солдаты отличались великодушием к попавшему в беду мирному населению, всячески ему помогали и делились последним. Армянское население видело это и относилось к русским войскам с глубокой признательностью.

В Сурп-Оганесе Тергукасов получил через лазутчиков сведения о том, что Мухтар-паша приказал Фаику-паше атаковать Эриванский отряд у Диадина или Сурп-Оганеса и что баязетский русский гарнизон некоторое время в состоянии еще продержаться. Эти сведения были получены вполне своевременно и в значительной степени предопределили дальнейшее решение Тергукасова. Перед ним стоял выбор одного из двух возможных вариантов. Можно было двигаться прямо на Баязет для выручки его гарнизона, но при этом в случае неудачи возникал риск гибели всего обоза, сопровождавшего отряд. Неудача же была весьма вероятна. Боеприпасы были на исходе, впереди ожидал Фаик-паша, сзади угрожал Измаил-паша. Второй возможный вариант решения состоял в том, чтобы от Сурп-Оганеса свернуть на Каравансарайский перевал и отступить в Эриванскую губернию на Игдырь. Там можно было освободиться от излишнего обоза, пополнить боеприпасы и после этого немедленно двинуться на выручку баязетского гарнизона. Сведения Лазутчиков дали возможность Тергукасову уверенно и без сомнений остановиться на втором варианте. Между тем положение в Баязете было в это время весьма напряженным.

Баязет во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. был небольшим городком с полутора тысячами населения. В середине этого населенного пункта, на гористом уступе, стоял старый замок-крепость из красного и белого камня. В замке было три двора, здание замка имело три этажа. В первом этаже находился каменный бассейн, в который была проведена вода. Этот замок был в свое время выстроен курдским феодалом Исаак-пашей и играл роль крепости, но со временем утратил значение крепости как в отношении города, так и в отношении окружавшей его окрестности и теперь мог служить только цитаделью. Цитадель командовала над нижним городом, но здания верхнего города и окружавшие город высоты в свою очередь командовали над цитаделью.

В начале наступления, при занятии Баязета Эриванский отрядом, в нем был оставлен русский гарнизон в составе двух рот Крымского и батальона Ставропольского пехотного полка, двух сотен Уманского и сотни Хоперского казачьего полка, пешей команды Кавказского казачьего полка, трех сотен Елисаветопольского и двух сотен Эриванского конно-иррегулярного полка и двух орудий 4-й батареи 19-й артиллерийской бригады; в состав гарнизона входил также и 11-й военно-временный госпиталь. Комендантом Баязета был назначен командир батальона Ставропольского полка подполковник Ковалевский, на смену которому в конце мая прибыл подполковник Пацевич; комендантом цитадели являлся смотритель госпиталя капитан Штоквич (Штокфиш). Ставропольцы и уманцы стояли лагерем в 4 км севернее города, прочий же гарнизон располагался в цитадели.

16 июня разведывательный отряд под командованием Пацевича столкнулся со значительными скопищами курдов, бродивших недалеко от города. Так как после этого столкновения вполне реальной становилась и осада города, то Ковалевский ввел три роты своего батальона в цитадель и приказал свезти туда же все имущество из лагеря, а также запасти продовольствие.

Между тем уже 18 июня отряд Фаика-паши перешел Теперизский перевал и приблизился к Баязету. У Фаика-паши было 4000 человек регулярных войск с 11 орудиями и 7000 иррегулярных войск. Когда 18 июня Пацевич с большинством гарнизона двинулся в разведку к Теперизу, то он столкнулся уже со столь значительными силами, что вынужден был отступить. Отступление происходило в тяжелых условиях, русские понесли большие потери, причем в числе убитых был Ковалевский, мужеству и энергии которого был обязан разведывательный отряд своим возвращением в цитадель. Местное турецкое население, фанатизм которого был разожжен муллами, открыло по отходившим русским войскам огонь с крыш, из окон и дверей, а дети добивали камнями русских раненых. Наконец, в 18:00 войскам удалось дойти до цитадели, и Пацевич, вступивший в командование, приказал закрыть ворота. С этого момента началась двадцатитрехдневная осада Баязета, составившая славную страничку в истории русской армии.

В осаде, внутри цитадели, оказалось 1626 солдат, офицеров и казаков, два врача, чиновник и сестра милосердия, вдова подполковника Ковалевского; точное число находившихся в цитадели милиционеров неизвестно; кроме того, внутри цитадели находилось 70 лошадей.

Сухарные запасы в цитадели были созданы в размере 356 пудов; это количество сухарей обеспечивало гарнизон только на 9 суток и то при условии суточной выдачи на человека по 400 граммов. Кроме сухарей, в цитадели оказалось 316 пудов ячменя.

На следующий день, 19 июня, турецкая артиллерия открыла по цитадели огонь. Однако стены цитадели от времени приобрели такую прочность, что почти не поддавались действию артиллерии. Отчаявшись в попытке взять цитадель при помощи бомбардировки, курды 20 июня бросились на штурм. При условии дружного отпора штурм можно было легко отбить, но в это время Пацевич, неожиданно для гарнизона, выкинул белый флаг, с револьвером в руках заставлял солдат прекратить стрельбу, затем вышел на открытую площадку и стал кричать: «Яваш, яваш, тохта, тохта! - Остановитесь, сдаемся!» К счастью для гарнизона, турки все же успели его подстрелить и, падая раненым, предатель сказал: «Теперь делайте что хотите!»(9). Сразу же после этого все защитники цитадели бросились на стены и открыли такой огонь, что турки и курды понесли огромные потери и в панике отхлынули от цитадели.

В командование вступил старший в чине командир Эриванского конно-иррегулярного полка полковник Измаил-хан-Нахичеванский, его заместителем стал казачий войсковой старшина Каванин. Но так как оба эти офицера были кавалеристами и с крепостной обороной знакомы не были, то все принципиальные вопросы решались «военным советом». Душой же обороны был артиллерийский поручик Томашевский.

Для обороны были распределены и закреплены за подразделениями все здания и посты цитадели; ворота были завалены камнями, окна заделаны и в них оставлены лишь бойницы для стрелков. Последние были вооружены дальнобойными турецкими ружьями, запас которых в цитадели, вместе с патронами к ним, оказался довольно значительным.

Весьма важным оказался вопрос снабжения гарнизона водой. Заполнить с началом осады бассейн не удалось, так как турки отвели воду. Запасов воды, сделанных перед осадой в госпитале, хватило лишь на пять дней; после этого воду приходилось с опасностью для жизни добывать из ручья, протекавшего в 300 шагах от цитадели. Вскоре курды заложили ручей трупами людей и животных, которые там разлагались и отравляли воду. От зараженной воды начались кишечные расстройства. Суп по недостатку воды готовили только для раненых, но с 5 июля вынуждены были прекратить и эту варку. К 5 июля суточные порции воды были сокращены до 1/4 «крышки», а с 6 июля - до одной деревянной ложки. Несколько выручил обильный дождь, выпавший 7 июля.

Под конец осады весьма серьезное значение приобрел вопрос питания. Сухари выдавались по 400 граммов в сутки на человека только до 22 июня, затем с 22 по 27 июня стали выдавать по 200 граммов, с 27 июня по 3 июля - по 100 граммов, а с 3 июля до конца осады - по 50 граммов. Взамен сухарей стали дополнительно выдавать дробленый ячмень. Лошадей резали и жарили. В результате такого слабого питания с конца июня начались смертные случаи от истощения. Гарнизон был так истощен, что отдача ружья при выстреле валила стрелка с ног.

Осадившие цитадель войска Фаика-паши не повторяли больше попыток штурма. Они ограничились тем, что перебили армянское население, проявив при этом невероятные зверства над девушками и детьми, выжгли город и, блокировав цитадель, стали ожидать ее падения от голода, болезней и смерти защитников. Впрочем, наряду с этим Фаик-паша и другие турецкие, курдские и черкесские начальники не раз пытались ускорить падение цитадели, засылая в нее парламентеров с предложением капитуляции на самых выгодных условиях. Защитники цитадели с презрением отвергли все предложения неприятеля, а затем положили предел засылке «парламентеров» тем, что повесили одного из них (он оказался шпионом - «двойником») и сбросили второго со стены цитадели.

Наконец, 9 июля с вышки минарета раздался голос часового: «Наши идут!» - и вдали показались колонны Эриванского отряда. Тергукасов привел Эриванский отряд в Игдырь 6 июля, не потеряв в пути ни одной повозки из огромного обоза. Сдав в Игдырь беженцев, раненых, излишний обоз и пополнив боеприпасы, Эриванский отряд уже на рассвете 8 июля выступил в Баязет в составе 7500 штыков и сабель при 24 орудиях и 7 ракетных станках. К 19:00 8 июля отряд уже расположился биваком в 8 км севернее Баязета.

Турецкие войска к этому времени располагались тремя группами. Алашкертский отряд Измаила-паши, численностью в 12 000 человек с 18 орудиями, находился в 25 км западнее Баязета. Блокадный отряд Муниба-паши, численностью в 2 000 человек с четырьмя орудиями, располагался вокруг Баязета. Главные силы Фаика-паши, численностью в 6000 человек с пятью орудиями, стояли у Тепериза. Обнаружив приближение к Баязету войск Эриванского отряда, Фаик-паша обратился к Измаилу-паше с просьбой подкрепить его бригадой. Но Измаил-паша был введен в заблуждение отрядом полковника Шипшева, который перед выступлением из Игдыря был с весьма умным расчетом выслан Тергукасовым на Каравансарайский перевал и успел его занять. Видя этот перевал занятым, Измаил-паша счел возможным движение через этот перевал и всего Эриванского отряда; в таком случае главный удар Тергукасова пришелся бы по Алашкертскому отряду и его, следовательно, нельзя было ослаблять; поэтому-то Измаил-паша отверг просьбу Фаика-паши. Из этого следовало, что на первое время Эриванскому отряду приходилось иметь дело с одними лишь главными силами Фаика-паши и блокадным отрядом Муниба-паши, которые соединились и заняли позиции севернее Баязета.

Прикрыв себя со стороны Алашкертского отряда конницей Амилохвари, Тергукасов с утра 10 июля двинулся на войска Фаика-паши. Вскоре после начала наступления Эриванский отряд занял командовавший над турецкими позициями гребень, направил оттуда свой огонь во фланг войскам Фаика-паши, а затем проник в город и при энергичном огневом содействии гарнизона цитадели овладел им. Войска Фаика-паши были выбиты с занимаемых ими позиций и поспешно отошли к Вану, оставив пленных и 3 орудия. Запоздалое наступление Алашкертского отряда было отбито конницей Амилохвари, которую подкрепила пехота из-под Баязета.

Мужественный гарнизон цитадели был освобожден. Раненых и больных, которые больше походили на скелеты, чем на живых людей, уложили на фургоны и подводы, а затем Эриванский отряд выступил из Баязета в Игдырь.

Действия Эриванского отряда, с честью поддержавшие славные традиции русской армии - «Сам погибай, а товарища выручай», - несколько смягчили для войск русской Кавказской армии горечь ряда неудач.

Так закончился для войск русского Действующего корпуса первый наступательный этап войны на Кавказском театре.

Кобулетский отряд на этом этапе войны продвинулся в приморской части Кавказского театра за два первых месяца всего на 15-20 км. Медленность продвижения объяснялась как исключительно труднодоступной местностью и партизанскими действиями местных жителей-аджарцев, обманутых своими князьями и турецкой агентурой, против русских, так и военной бездарностью начальника отряда.

Турецкие войска, которыми в приморской части театра командовал Дервиш-паша, использовали медленность продвижения Кобулетского отряда и за два первых месяца войны чрезвычайно сильно укрепили свои позиции на хребте Цихис-Дзири. Ввиду этого последовавшая затем атака войск Кобулетского отряда на эти позиции была отбита, причем русские войска потеряли 750 человек убитыми и ранеными. Однако и турецкая контратака, имевшая место 24 июня, была также отбита, причем турки потеряли 1000 человек. После этого войска Кобулетского отряда отошли на муха-эстатские позиции, расположенные в 5-10 км южнее русско-турецкой границы, и перешли там к обороне.

Одновременно с этими событиями на фронте войска Кавказской армии вели напряженную борьбу в тылу с высаживавшимися турецкими десантами, общая численность которых достигала до 7 тыс. человек.

12. Краткий очерк устройства и службы тыла русских армий на первом этапе войны

Продовольственное и фуражное довольствие русских войск на первом этапе войны было неудовлетворительным.

На Балканах войска перешли Дунай с трехдневным запасом сухарей в ранцах и с пятидневным - в полковом обозе; последний вез также 5 суточных дач сена, 2-4 дачи овса, месячный запас чая с сахаром и некоторые другие продукты. Предусматривалось пополнение ранцевых запасов из полковых повозок, а последних - из интендантского обоза. Интендантский обоз должен был пополняться из складов интендантства или товарищества; но если бы эти склады не были открыты, дивизионным интендантам разрешалось заготавливать недостающие продукты своим попечением, для чего были ассигнованы определенные суммы. Сено, зернофураж, порционный скот и приварок войскам разрешалось заготавливать самим, на что полковым хозяйственникам были отпущены кредиты, но с учреждением за Дунаем складов войска были обязаны получать в них фураж и продовольствие (кроме мяса).

Весь этот довольно стройный на бумаге порядок был сразу же по переходе Дуная нарушен, и снабжение войск продовольствием и фуражом протекало с большими перебоями.

Наиболее плохо снабжался продовольствием и фуражом Передовой отряд, дальше всех оторвавшийся от довольствующих учреждений. Лишь 25 июля интендантский транспорт пополнил его сухарные запасы, а до той поры он испытывал большую нужду как в сухарях, так и других продуктах, жил за счет местных средств и трофейных запасов. Болгарское население, особенно в плодородной долине Тунджи, с радостью делилось с войсками отряда своими запасами. В захваченных турецких складах было много зерна, круп и других продуктов; в брошенных турками деревнях было достаточное количество скота. Лишь нераспорядительность отрядного интенданта препятствовала наладить выпечку хлеба и сухарей. Но в дни боев и переходов отряд часто оставался без горячей пищи - походных кухонь у частей не было, ротные котлы на повозках часто отставали.

Остальные войска Дунайской армии также испытывали большую нужду в продовольствии, особенно сухарях. Сухари выдавались либо по сокращенной норме, либо вовсе не выдавались; взамен сухарей варилось пшеничное зерно. Снабжение войск другим продовольствием шло также с большими перебоями. Когда к концу этапа в Болгарии были открыты склады товарищества, то оказалось, что в них сплошь и рядом нужных продуктов или вовсе не было, или они испортились и не годились в пищу. В то же время войска редко когда могли возместить нехватку нужных продуктов на складах заготовкой из местных средств, так как кредиты на это были исчерпаны. Лишь с 24 июня Дунайская армия стала ежемесячно получать 3 млн. рублей золотом и 1 млн. рублей серебром.

В Кавказской армии кредиты войскам отпускались в бумажных рублях, имевших хождение на всем театре военных действий.

Такое положение со снабжением складывалось в результате целого ряда причин. Казенный форменный обоз имел повозки, непригодные по своей громоздкости для передвижения по гористой местности, лошади выбивались из сил, и обоз, особенно в распутицу, хронически отставал и запаздывал. Казенный интендантский транспорт имел всего 4758 подвод и мог поднять лишь 3-5 суточных дач, что было явно недостаточным; к формированию вольнонаемного транспорта приступили с запозданием, вследствие чего из 7000 подвод лишь к середине июля первые 1400 подвод смогли прибыть из Бессарабии к Бухаресту. Румынские железные дороги работали плохо, часто были аварии, и вообще они пропускали мало поездов, да к тому же были так перегружены перевозкой войск и боеприпасов, что перевозкой интендантских грузов первое время почти не занимались. Интендантство - армейское и войсковое-совершенно не справлялось со своими обязанностями, полевой штаб армии плохо руководил тылом.

Значительное количество продовольствия и фуража, которое было заготовлено интендантством в Бессарабии и не могло быть вывезено в Румынию и далее в Болгарию, гнило, приходило в негодность и продавалось с торгов за бесценок; казна несла миллионные убытки. Товарищество, пользуясь своим монопольным положением и поддержкой верхушки Дунайской армии, вздувало справочные цены до совершенно несуразных пределов. Складское начальство, интендантские чиновники, войсковые хозяйственники изощрялись в изыскании приемов беззастенчивого грабежа казны при сохранении внешней законности; в частях сплошь и рядом грабеж шел и непосредственно за счет солдат, которые недополучали весьма много из того, что списывалось в расход на солдатское довольствие; еще наглее шел грабеж за счет довольствия конского состава.

В действующих войсках Кавказской армии положение с продовольственным и фуражным снабжением обстояло в основном так же, как и в Дунайской армии. Хотя там и не было товарищества, по более трудные, чем на Балканах, местные условия и та же нераспорядительность и развращенность интендантов приводили к одинаковым результатам. Войска и кони часто голодали, получали недоброкачественные продукты; особенно плохо обстояло дело с хлебопечением; замена свежего хлеба в течение длительного периода сухарями приводила к так называемым «сухарным поносам».

Вещевое довольствие войск на первом этапе войны было налажено также неудовлетворительно. Новая обувь и обмундирование, выданные кадровому составу на 1877 год, а запасным - при мобилизации, в условиях войны быстро приходили в негодность. Образованный в Киеве и частью в Бендерах запас предметов сверхсрочного вещевого довольствия был исчислен в размере 20-50% от состава Дунайской армии из расчета на 162 000 человек (недоучет последующего увеличения армии). Одежда войск, особенно в частях, долее других находившихся в походах и боях, быстро изнашивалась до того, что починка становилась невозможной, заменить же пришедшие в негодность вещи новыми форменными вещами было нельзя. Выручали трофейные склады и местное население. Так, 4-я стрелковая бригада к концу Забалканского набега так обносилась, что стрелки ходили бы голыми и босыми, если бы их не переодели вплоть до фесок в новое трофейное турецкое обмундирование. В болгарском ополчении, которое в боях лишилось ранцев с бельем, шинелей и пр., положение было еще хуже; выручило здесь также трофейное обмундирование, а также обувь и белье, которыми снабжало ополчение болгарское население.

С артиллерийским снабжением положение как в Дунайской, так и в Кавказской армиях обстояло более благополучно. Объяснялось это в основном следующими обстоятельствами: 1) при перевозке по железным дорогам и при переправе через Дунай артиллерийским грузам отдавалось предпочтение перед прочими; 2) тыловики артиллеристы оказались более изворотливыми, чем хозяйственники; 3) пока не было вольнонаемного транспорта, к перевозкам боеприпасов были привлечены дивизионные подвижные и летучие парки; в Дунайской армии с 23 июля работал уже вольнонаемный транспорт в Румынии, а с 6 августа - и в Болгарии; росло также и число местных парков, доставлявших боеприпасы из фронтовых складов в дивизионные парки; 4) расход патронов и снарядов в русских войсках, в зависимости от особенностей их обучения, был в общем невелик.

В медицинском обслуживании войск и эвакуации больных и раненых на первом этапе войны выявилось немало хороших примеров: в этом отношении русская армия уже на первом этапе войны 1877-1878 гг. оказалась в значительно лучшем положении, нежели армии других стран в ряде предшествовавших войн (австро-прусской 1866 года, франко-прусской 1870-1871 гг. и др.).

Так, уже в первых боях русских войск вполне себя оправдали впервые примененные на войне ротные носильщики (по 8 в роте) и дивизионные роты (по 200 человек) носильщиков; первые выносили раненых из-под огня, вторые несли их на главный перевязочный пункт. Уже в бою под Ардаганом (16 мая) отмечалось, что «носильщики, на каждом шагу подвергая жизнь опасности, своевременно подбирали раненых; санитары с осторожностью и уменьем в пылу сражения делали первоначальную перевязку, и страдальцы не были без помощи, не истекали кровью, как в былое время»(1).

Прогрессивным явлением было наличие дивизионных подвижных лазаретов, которые развертывал главный перевязочный пункт, этом отношении русская армия значительно превосходила прусскую и другие армии.

Передовой являлась и железнодорожная эвакуация больных и раненых, работа эвакуационных комиссий и создание эвакуационных пунктов, а в лечебном деле целый ряд впервые примененных на войне новейших методов - консервативный метод лечения ран, применение гипсовой, антисептической и «нормальной» повязок и пр.

Однако и эти передовые приемы эвакуации и лечения не были лишены недостатков. Ротные носильщики назначались перед боем из числа строевых солдат и не были потому подготовлены к перевязкам и переноске; они подчинялись строевому начальству, а не старшему врачу полка, и последний не мог управлять их работой. Подвижные дивизионные лазареты были развернуты лишь на 50% против штата (всего 83 места), а наплыв раненых в горячем бою превышал иногда 1000 человек. Новейшие методы лечения применялись в основном лишь передовой частью врачебного персонала.

В остальном военно-медицинское обеспечение войск страдало на первом этапе войны еще большим количеством недостатков всякого рода.

В Дунайской армии при форсировании Дуная у Систово эти недостатки не могли еще выявиться достаточно отчетливо. Сам бой происходил па «пятачке», средств было достаточно (госпиталя 9-й и 14-й пехотных дивизий, 53-й военно-временный госпиталь в 25 км позади), сил также хватало (руководило главное военно-медицинское начальство армии, работали группы профессоров Корженевского и Бергмана, Красный Крест выделил сестер).

Однако по мере продвижения Дунайской армии в глубь Болгарии недостатки организации военно-медицинского обеспечения войск проявлялись все резче. Уже под Первой Плевной передовые перевязочные пункты и временный военный госпиталь с работой справлялись плохо. Очень тяжелое положение с эвакуацией раненых создалось в Передовом отряде, так как штатного санитарного вьючного транспорта не имелось, а колесного не хватало и его пришлось заменять местными повозками. При Второй Плевне отрицательно сказалось господствовавшее в деле военно-медицинского обеспечения многоначалие. Некоторые перевязочные пункты были развернуты очень близко к фронту и потому не могли нормально работать. Многие раненые не были эвакуированы с поля боя. Во время отхода войск лечебные учреждения подолгу не получали приказаний и отходили по своей инициативе. Но при всех недостатках большинство врачей не покладая рук работало по оказанию лечебной помощи. В числе их был и профессор Склифосовский.

В Кавказской армии особенно тяжело обстояло дело с оказанием лечебной помощи и эвакуацией раненых в Эриванском отряде; отряд вез раненых при себе.

Если так много недостатков было в войсковом звене, то еще больше их было в армейском и глубоком тылу.

На эвакуации больных и раненых по грунтовым путям крайне вредно отражался недостаток санитарного гужевого транспорта неумение использовать интендантский порожняк, плохая организация помощи и питания в пути, значительная величина перегонов между этапами эвакуации по грунту и т.п. Так, помощник военно-медицинского инспектора Дунайской армии доносил: «В течение двух месяцев, июля и августа, и половины сентября 1877 года транспортировка больных и раненых совершается без определенных указаний мест ночлегов, дневок и обеда; больные не пользуются ни врачебным осмотром, ни отдыхом, ни надлежащим продовольствием, что вредно отражается на ход ран и течений болезней»(2).

На Кавказском театре положение с транспортировкой раненых и больных обстояло еще хуже. Конные фургоны были крайне тряскими, а арбы не имели сверху даже покрытия. При скверных в то время дорогах, длинных этапных линиях и палящей жаре эвакуация причиняла больным и раненым лишние муки и вела к увеличению смертности. Но и железнодорожная эвакуация больных и раненых в обеих русских армиях имела большие недочеты. Главным из них являлся недостаток специально приспособленного и оборудованного железнодорожного подвижного состава. В Дунайской армии, например, имелось всего 22 специально оборудованных санитарных поезда, и хотя снабжение и оборудование их соответствовало требованиям медицины того времени, поездов не хватало. В силу этого эвакуация основной массы больных и раненых происходила в обычных, иногда совершенно неприспособленных, товарных или пассажирских вагонах.

Таким образом, уже первый этап войны показал, что в области военно-медицинского обеспечения русская армия далеко ушла вперед по сравнению с Крымской войной, однако недостатки организации лечебного дела и эвакуации оставались еще очень большими.

Огромное значение для устранения всех отмеченных недостатков работы тыла действующих войск имела правильная его общая организация и, в частности, организация тыловых железнодорожных путей сообщения. Но задача эта оказалась совершенно не по плечу главному царскому командованию.

В Дунайской армии была учреждена должность начальника военных сообщений, который должен был объединить в Румынии всю деятельность по подвозу и эвакуации; начальником этим был назначен генерал-лейтенант Каталей. Но, во-первых, он был оторван от командования Дунайской армией, не получал от него регулярных руководящих указаний и информации о ходе военных действий. Во-вторых, его управление, состоявшее из трех отделов (этапного, почт и телеграфов и военно-дорожного), к началу военных действии не было укомплектовано, а его функции не были точно определены. Все это, а также неповоротливость и бюрократизм личного руководящего состава тыла приводили к тому, что бота румынских дорог на первом этапе войны так и не была налажена и происходила в условиях самого возмутительного головотяпства и беспомощности.

13. Действия русского и турецкого военных флотов на Черном море и на Дунае

Несмотря на крайнюю ограниченность своих сил и средств и совершенно несоразмерное превосходство турецкого флота, русский Черноморский флот активно и успешно вел самостоятельные действия на море и, кроме того, оказывал содействие русским сухопутным войскам в их боевых операциях.

Одним из примеров активных действий русского Черноморского флота на первом этапе войны являлся бой русского парохода «Веста» с турецким броненосным корветом «Фетхи Буленд».

«Веста» была построена еще в 1858 году и представляла собой небольшое судно водоизмещением в 1800 тонн с паровым двигателем в 130 лошадиных сил. На вооружении «Весты» состояло пять 6-дюймовых мортир, две 9-фунтовые и одна 4-фунтовая пушки, две скорострельные пушки Энгстрема и две такие же пушки Гатлингса. Кроме того, на пароходе и двух его катерах имелись мины. Экипаж «Весты» состоял из 16 офицеров и 118 человек команды. «Фетхи Буленд» значительно превосходил «Весту» скоростью хода, имел броню и был вооружен двумя орудиями - носовым и кормовым- калибра 10-11 дюймов, четырьмя башенными орудиями калибра 7 дюймов и несколькими орудиями калибра 4-5 дюймов (1).

22 июля 1877 года «Веста» отправилась в обычное крейсерство к берегам Болгарии. В 7:30 23 июля с «Весты» было замечено судно. Так как погода была пасмурная, то капитан «Весты» пошел для опознания судна на сближение и вскоре обнаружил, что неизвестным судном был турецкий броненосец «Фетхи Буленд». Аркас особым предписанием(2) строго требовал, чтобы капитан «Весты» всемерно избегал вступления в бой с турецкими броненосцами и вообще с хорошо вооруженными турецкими судами, но в данном случае уклониться от боя не удалось.

«Фетхи Буленд» поднял флаг и дал выстрел. «Веста» ответила тем же и повернула назад. Более быстроходный броненосец стал нагонять «Весту». Ведя непрерывный огонь орудиями как главного калибра, так и 7-дюймовыми, «Фетхи Буленд» за короткое время причинил «Весте» большие повреждения. Была пробита верхняя палуба, уничтожена мортира, перебит штуртрос и, наконец, загорелась жилая палуба над самой крюйт-камерой. Экипаж понес большие потери, но не падал духом. Лейтенант Короткое, раненный 17 осколками и опаленный взрывом неприятельской бомбы, продолжал наводить орудия, пока вновь не был ранен осколками в лицо. Боцман Власов и комендоры не отходили от орудий, несмотря на сильный турецкий огонь. Рулевые правили рулем, как в мирное время, не обращая внимания на все творившееся вокруг них.

Пожар удалось потушить. «Веста» энергично отвечала броненосцу своим артиллерийским огнем, а с дистанции 700-800 м - и ружейным. В конце концов «Весте» удалось попасть мортирной бомбой в башню броненосца и подбить его носовое орудие главного калибра. На «Фетхи Буленд» из-под палубы показался пар или дым и было явственно видно смятение экипажа. Броненосец стал отставать, затем переменил курс и вскоре скрылся из виду.

Весь бой, происходивший недалеко от румынского города Кюстендже, длился пять часов и стоил экипажу «Весты» потерь в 33 человека убитыми и ранеными; из этого числа 7 человек были офицерами. В сентябре над командиром «Фетхи Буленд» капитаном Шукри-беем было произведено формальное следствие для выяснения причин его бегства.

Героизм русских моряков и примерное самоотверженное поведение офицеров «Весты» привели к победе в таком неравном бою, где, казалось, все сулило «Весте» верную гибель.

На первом этапе войны имели место также две первые попытки С. О. Макарова атаковать турецкие суда минными катерами.

Первая попытка была предпринята Макаровым против турецких военных судов, стоявших на Батумском рейде. «Когда в городе разнесся слух, - писал историк русского Черноморского флота в войну 1877-1878 гг. Чубинский, - что пароходу «В. кн. Константин», по усиленному и настойчивому ходатайству лейтенанта Макарова, разрешено пуститься в морс, то многие находили план, задуманный лейтенантом Макаровым и его ближайшими товарищами, совершенно безумным, невозможной химерой, и предрекали пароходу неминуемую гибель. И действительно, план казался неосуществимым. От Севастополя до Батума, куда направился «В. кн. Константин», двое суток хода; прежде чем добраться до цели своего путешествия, он на каждом шагу рисковал верной гибелью»(3).

Мрачные пророчества не оправдались. Под умелым управлением Макарова «Константин» скрытно подошел 13 мая 1877 года к Батумскому рейду, где стояла турецкая эскадра, и спустил на воду минный катер «Чесму» для атаки турецких судов. Лейтенант Задаренный, командир «Чесмы», удачно подвел мину под турецкий сторожевой корабль, но мина не взорвалась из-за отказа запала. Попытка минной атаки в первый раз не увенчалась успехом.

Второй раз Макаров осуществил минную атаку 11 июня 1877 года на Сулинском рейде, где, по данным разведки, находились четыре турецких броненосца. Кроме катеров на борту, Макаров вел еще два минных катера (№1 и №2) за собой на буксире «Константина». Турецкая эскадра из трех броненосцев и одного сторожевого парохода стояла на рейде под парами и была окружена бонами; эти меры предосторожности явились прямым результатом первой минной атаки Макарова на Батумском рейде; даже будучи неудачной, эта первая попытка сильно встревожила турок.

«Чесма» запутала винт в буксире своей крылатки и атаковать не смогла.

То же самое случилось и с тремя другими минными катерами - от сильного волнения на море их заливало водой и к тому же они запутались в рыбачьих сетях. Лейтенант Рождественский на минном катере №2, приглушив стук машины брезентом, в темноте незаметно подкрался к турецкому броненосцу «Иджалиэ», перескочил с ходу через бон, но мина взорвалась преждевременно, на некотором расстоянии от броненосца(4). Турки открыли по минному катеру №2 огонь, пробили трубу, сорвали штуртрос; от прыжка через бон в носовой подводной части катера выскочило 16 заклепок, но, несмотря на это, к 5:00 минный катер №2 был уже у борта «Константина». Подорвать «Иджалиэ» удалось лишь лейтенанту Пущину на миноноске №1; при этом, однако, катер получил такие повреждения, что его пришлось затопить. Турецкий броненосный корвет «Иджалиэ» получил при взрыве мины с минного катера №1 такие повреждения, что в дальнейшем он уже не мог принимать участия в военных действиях.

Помимо минных атак, активные действия русского Черноморского военно-морского флота состояли в крейсерских операциях против турецких транспортных и торговых судов.

Помимо Черноморского военного флота, в войне принимали участие, как уже упоминалось, русские флотские команды на Дунае. Сразу же после форсирования русскими войсками Дуная они имели удачное дело с двумя турецкими судами. 28 июня 1877 года турецкий монитор «Хивзи Рахман» и турецкий вооруженный пароход вышли со стороны Рущука и пытались прорваться к переправе у Систово. Переправа была в полном ходу, и проникновение в ее район турецких вооруженных судов грозило срывом перевозки русских войск. Несмотря на ружейный и артиллерийский огонь сухо­путных войск, оба турецких судна продолжали упорно продвигаться к Систово. В этот момент навстречу им вышли три русских минных катера - «Петр Великий», «Опыт» и «Генерал-адмирал». Невзирая на открытый по ним с турецких судов огонь, русские катера неуклонно шли на сближение для атаки. Эта отвага русских моряков так подействовала на капитана «Хивзи Рахмана», что он не выдержал и повернул к Рущуку. Его примеру последовал и пароход. Безопасность переправы была обеспечена.

Активные самостоятельные действия турецкого военного флота выражались в крейсерских операциях против русского каботажного судоходства. Масштабы этих операций были невелики - турецким крейсерам удалось захватить лишь несколько мелких торговых судов.

Значительно шире участвовал турецкий военный флот в обеспечении морских десантов на Кавказском побережье Черного моря, хотя и здесь большие результаты не были достигнуты. Турецкий черноморский флот прикрывал в мае и июне высадку турецкой пехоты и кавказских эмигрантов, происходившую у Гудауты, у Очемчиры и Сухума, а также бомбардировал пост Николая, Поти, Гудауты, Очемчиры, Сухум. В конце июня эскадра Гобарта-паши бомбардировала беззащитную Евпаторию и некоторые другие пункты.

В целом на первом этапе войны действия турецкого черноморского флота были весьма ограниченны по масштабу и дали очень незначительные результаты.

14. Заключение по первому этапу войны

Первый, наступательный для русских войск этап войны закончился почти одновременно и на Балканском, и на Кавказском театрах военных действий. На Балканском театре этот этап длился около 1 1/2 месяцев, то есть был почти на месяц короче наступательного этапа на Кавказском театре.

И Дунайская, и Кавказская русские армии перешли к временной обороне, тем самым открыв второй, оборонительный этап войны.

С какими достижениями пришли к этому этапу обе русские армии?

Дунайская армия заняла большую часть Северной Болгарии, овладев крупным плацдармом для возможных в будущем наступательных действий; потенциальное наступательное значение этого плацдарма усиливалось еще тем, что русские располагали, хотя и не полностью, рядом выходов с него в Южную Болгарию в виде Балканских горных проходов. Для Кавказской армии положение сложилось менее выгодно; занятый в начале ее наступления плацдарм был к концу первого этапа почти целиком (кроме Ардагана и муха-эстатских позиций) очищен русскими войсками; на главном направлении турецкая армия подошла вплотную к русской границе и угрожала вторжением в пределы Российской империи.

При наличии такой разницы в положении Дунайской и Кавказской русских армий к концу первого этапа войны общим для обеих армий являлось то, что они потерпели определенную неудачу.

Причины неудач следует искать прежде всего в стратегии русского главного командования, которая привела к неправильному определению численности действующих войск и, следовательно, к неправильным наметкам плана войны. Намеченной численности войск хватило для осуществления первоначальной цели - вторжения в пределы Турции, но было явно недостаточно для развития вторжения (Дунайская армия) и даже для закрепления первых успехов (Кавказская армия). Для этого нужны были крупные резервы, а их не было.

Объяснять недостаточную численность обеих русских армий только военными просчетами было бы неверно. Здесь действовала более общая причина: неспособность русского царизма реально оценить возможности всего военного потенциала Турции. На недостаточную численность русских армий повлияла затрудненность финансового положения, неумение русской дипломатии вовремя и вполне ясно ориентировать армию относительно сроков войны.

Недостаток в численности войск можно было в известной мере компенсировать использованием фактора внезапности, который в начале войны находился на стороне русских, а также относительным численным преобладанием на важнейших направлениях. Обстановка этому благоприятствовала как на Балканском, так и на Кавказском театрах. Ко времени фактического открытия Дунайской армией военных действий Турция не была еще готова к войне. Армия Сулеймана-паши еще не была перевезена на театр военных действий, Восточно-Дунайская турецкая армия еще не была устроена, Осман-паша был далеко. Появление в этот момент у Адрианополя двух - двух с половиной корпусов (8, 9, части 14-го), которым турки на пути к Константинополю ничего не могли противопоставить, могло бы одной угрозой столице вырвать у султана выгодный для России мир(1).

На пути к использованию временного фактора внезапности стояло неумелое стратегическое руководство главнокомандующих обеими русскими армиями. Главнокомандующий Николай Николаевич распылил свои и без того ограниченные силы так, что для наступления на главном направлении вместо 2-2 1/2 корпусов оставалось лишь 10-18 батальонов со сборной конницей. С такими силами нельзя было наступать не только на Константинополь, но даже и на Адрианополь. На Кавказском театре распределение наличных сил между отрядами было произведено также недостаточно продуманно; так, например, совершенно излишние силы были выделены для ведения наступательных действий в приморской части театра, хотя там вполне возможно было ограничиться обороной небольшого отряда. За счет сокращения сил второстепенных отрядов можно было значительно увеличить численность войск Действующего корпуса, который играл главную роль во всем ведении войны на Кавказском театре.

Фактор внезапности не был использован и на Кавказском театре по вине главнокомандующего и Лорис-Меликова, так же как и на Балканском театре, из-за неумелого стратегического руководства. Внезапность русского наступления, вначале приведшая турецкие войска в полное смущение, сменилась шараханием от плана к плану. Выдвижение войск под командованием Тергукасова, якобы в целях отвлечения Мухтара-паши от Карса, было авантюристической затеей, 8000 Тергукасова не могли самостоятельно справиться с 40 000 Мухтара-паши. Ошибку с изолированным выдвижением Тергукасова пришлось исправлять высылкой ему па помощь войск Геймана; последнее означало фактическую деблокаду Карса, то есть отказ от первоначального плана. Если бы это было сделано в начале войны и Тергукасов вместе с главными силами Действующего корпуса сразу двинулся против Мухтара-паши, разгром турецкой армии был бы легко достижим. Вместо этого командование Кавказской армии и Действующего корпуса дало возможность Мухтару-паше выиграть время. Медленность развития русского наступления позволила Мухтару-паше организовать сопротивление, которое в свою очередь донельзя поразило русское командование своей неожиданностью. Неожиданность под Зивицом переросла в панику, заставившую генералов Лорис-Меликова, Геймана, Оклобжио видеть все в мрачном свете. На безотрадном общем фоне деятельности русского командования здесь светлым проблеском являлась лишь деятельность Тергукасова.

Однако, помимо слабого стратегического руководства главного командования обеих русских армий, использование фактора внезапности затруднялось еще и причинами тактического порядка. На первом этапе войны выявилась однобокость тактической подготовки русских войск.

Наличие нарезного заряжавшегося с казны стрелкового оружия при обилии патронов к нему давало турецким войскам возможность вести хоть и неприцельный, но все же массовый ружейный огонь с дальних дистанций. Ведение такого огня из быстро возводимых полевых укреплений значительно увеличивало силу сопротивления турецких войск в обороне. То и другое являлось совершенно новым явлением, русская армия в войне 1877-1878 гг. встретилась с ним первой из всех армий мира.

Для преодоления турецкой обороны тактическая выучка главной массы русских войск оказалась недостаточной. Строй, боевые порядки и способ движения русской пехоты в наступлении не могли предохранить ее от массовых потерь на дальних и средних дистанциях ружейного огня. Не могли сократить потери пехоты и те способы ведения огня, которым обучалась она в мирное время. Артиллерийская подготовка, как правило, была кратковременной и малодействительной как по мощи снаряда, так и по организации или же совсем отсутствовала. Сопровождение наступления пехоты артиллерийским огнем было налажено слабо. Большие препятствия для действий русской артиллерии создавали турецкие полевые укрепления; причины этого коренились в маломощности русского снаряда, отсутствии полевых орудий с навесной траекторией и слабом применении русской артиллерией наиболее действенных способов борьбы с неприятельской пехотой, скрытой в земляных укреплениях (сосредоточения огня, флангового огня и пр.). Для успешной борьбы с турецкой пехотой в обороне была недостаточной и огневая подготовка русской пехоты. Основная масса русской пехоты вела ружейный огонь при наступлении лишь с ближних дистанций. В результате русская пехота на дальних и средних дистанциях наступления несла крупные потери от ружейного огня противника, а сама этих потерь противнику не наносила. Вследствие этого к бою на ближних дистанциях, то есть как раз к тому виду боя, к которому русские войска (пехота) были лучше всего подготовлены, они приходили в значительной степени ослабленными и утратившими свой боевой порыв.

Уже на первом этапе войны русские войска по инициативе солдат и передовой части строевых офицеров правильно нащупали многие действенные тактические способы и приемы борьбы с турецкой обороной. Так, например, уже в первом бою Дунайской армии - на Буджакском полуострове - рязанцы и ряжцы применяли наступление почти сплошными цепями; там же артиллерия показала прекрасный пример поддержки наступления, оказав существенную помощь ряжцам. При штурме Никополя весьма показательным было действие мощных снарядов русской осадной артиллерии против турецких укреплений; там же вологодцы дали пример наступления цепями, полностью рассыпав в цепь оба батальона первой линии; там же, наконец, 2-я Донская конная батарея показала хороший пример поддержки пехотного наступления. Таким образом, примеров применения передовых тактических приемов для успешной борьбы с тактической обороной было немало. Корни этих передовых тактических способов и приемов надо искать еще в русском боевом опыте периода Крымской войны.

Но для того, чтобы эти отдельные передовые приемы перестали быть достоянием только отдельных частей и их начальников, необходимо было их обобщить, изучить и в обобщенном виде широко распространить во всех русских войсках. Решить эту задачу высшее командование и их штабы оказались не в состоянии ни в мирное, ни в военное время.

В обеих действовавших русских армиях распространение в войсках передовых тактических приемов проводилось в весьма замедленных темпах, кустарно, да и то лишь под все более возраставшим давлением боевого опыта.

Вместе с тем на первом этапе войны русские войска показали свое полное превосходство над турецкими не только в моральном, но и в тактическом отношении. Так было, например, при форсировании Среднего Дуная, при взятии Никополя, в боях Передового отряда, на Кавказском театре, где русские войска в силу ряда условий действовали даже лучше, чем на Балканах. Вторая Плевна очень хорошо выявила плюсы и минусы русских и турецких войск.

Какой показала себя на первом этапе войны турецкая армия?

В отношении стратегического руководства турецкое главное командование стояло ниже всякой критики. Турецкое командование оказались неспособным планомерно и систематически идти к достижению определенной стратегической цели. С точки зрения тактики турецкая армия имела упомянутые выше две сильные стороны только в обороне, да и то лишь на дальних и средних дистанциях.

Частичное достижение турецкими войсками на Балканах и на Кавказском театре их оборонительных целей было налицо: русское наступление приостановилось. Но произошло это отнюдь не в силу каких-либо особенно удачных действий турецкого командования и тем более не в силу превосходства боевых качеств турецкого солдата, а только в результате недостатков и ошибок русского командования. Даже такие, казалось бы, выигрышные действия турецкой армии, как оборона Плевны войсками Османа-паши, смогли перерасти из тактического масштаба в стратегический лишь в силу недостатков русского командования. В стратегическом смысле оборона Османа-паши в Плевне являлась даже проявлением беспомощности турецкой стратегии; действия Османа-паши, задуманные как часть двухстороннего удара по флангам Дунайской армии, вылились в стратегически наивное и изолированное пассивное «сидение» вместо наступления и удара. Первый этап войны показал, что даже перешедшая к обороне русская армия оставалась грозной силой, справиться с которой у турецкой армии не было никаких шансов.

Русский Черноморский флот вел на первом этапе войны напряженную боевую деятельность и дал, учитывая наличие своих сил и средств, максимум того, что от него требовалось в условиях войны.