После взятия Плевны высвободилось 96000 человек русских войск с 394 орудиями. Встал вопрос о том, как использовать их в интересах наступления.
Впервые вопрос о предстоявших наступательных действиях фактически встал в докладах, генералов Милютина и Обручева(1) Александру II на совещании, которое имело место около 26 ноября(2). В конце совещания Милютин настоял на безотлагательном переходе через Балканы сразу же после падения Плевны и были намечены принципиальные основы предстоявших наступательных действий. Решено было «начать прежде всего движение правым флангом, разбить Шакира, рассеять вновь формировавшуюся турецкую армию в Софийско-Ихтиманском районе и затем, движением на Филиппополь и по южному склону Балкан, заставить турок очистить проходы, а в случае упорства - одновременно атаковать их с фронта и с фланга»(3). Наступление правым флангом имело большие преимущества как «дававшее возможность, при участии сербов, совершенно очистить от неприятеля Софийский район, а затем обеспечивавшее полную надежду на успех в атаке центральных Балканских проходов», и потому оно «представлялось как наименее рискованным, так и обещавшим скорее всего привести армию к Адрианополю»(4).
12 декабря Александр II собрал в Порадиме военный совет, на котором, кроме царя, присутствовали главнокомандующий, князь Карл, Милютин, Тотлебен, Непокойчицкий и Обручев.
После доклада Обручева, согласованного с Милютиным, главнокомандующий полностью согласился с его предложениями о переходе в наступление, не ожидая весны, и о нанесении удара правым флангом и в центре, после чего тут же приступили к распределению войск.
В основе плана предстоявших действий лежали совершенно правильные со стратегической точки зрения соображения. Нужно было перейти в наступление зимой, не откладывая его на весну. Только быстрым выходом к Константинополю можно было заставить турецкое правительство пойти на русские условия мира раньше, чем в дело вмешаются европейские державы. Немедленное наступление необходимо было также и для того, чтобы полнее использовать растерянность и слабость, охватившие турецкое правительство, народ и войска после падения Плевны. Правилен был и выбор направления главного удара. Действительно, центральный горный проход - Шипка, - наиболее удобный для продвижения зимой за Балканы всей массы Дунайской армии и ее тылов, не был полностью в руках русских. В результате боев второго этапа войны русские войска утвердили за собой обладание Шипкинским. перевалом, но спуск с него на юг прочно удерживался турками. Турецкие позиции на Шипке были очень сильны - их было трудно взять в лоб или даже с помощью местных обходов, если не отвлечь внимание турок в другом направлении. Таким направлением и могло стать араб-конак-софийское, для чего целесообразно было начать наступление с удара правым флангом, то есть отрядом Гурко. Значительные трудности представляло при зимнем наступлении материальное обеспечение войск, но при условии энергичной работы штаба и тыла Дунайской армии большая часть этих трудностей была преодолима.
Общее соотношение сил благоприятствовало переходу Дунайской армии в наступление. К 15 декабря в Дунайской армии (не считая румынских войск) можно было использовать для полевых действий 314 000 человек с 1343 орудиями. Этим силам противостояли 183 000 турок при 441 орудиях; кроме того, 32 000 человек с 60 орудиями находились у границ Черногории, Греции и на острове Крит, а 30 000 сковывались 82-тысячной армией Сербии, вступившей в войну 14 декабря, и 49-тысячной армией Румынии (см. раздел 14). Таким образом, Дунайская армия обладала почти двойным превосходством в живой силе и тройным - в артиллерии.
И все же главнокомандующий при составлении конкретного плана наступления и при распределении сил по отрядам в значительной мере не сумел воспользоваться этим общим благоприятным соотношением сил.
План наступления Дунайской армии сводился к следующему. Отряд под командованием Гурко должен был перейти Балканы в районе Араб-Конака, занять Софию и двигаться южнее Балканского хребта на Адрианополь - Константинополь. Вслед за отрядом Гурко переходили Балканы у Трояна и Шипки отряды Карпова и Радецкого, имевшие целью наступление также на Адрианополь и Константинополь. За отрядом Радецкого двигался общий резерв.
Схема 34. Общий район действия отрядов генералов Карпова, Гурко и Радецкого в декабре 1877 г. - январе 1878 г.
Все прочие отряды должны были лишь активно обеспечивать Действия отрядов Гурко, Карпова и Радецкого.
Заложенная в этом плане обручевская идея отличалась глубокой целесообразностью. Войска Гурко по этому плану должны были начать наступление первыми. Все главные силы турецких войск, расположенные к югу от Балкан, при этом, естественно, сосредоточивались против войск Гурко, в силу чего перед отрядом Радецкого открывался более или менее свободный путь движения на Адрианополь. В то же время, если бы отряд Гурко не справился своими силами с брошенными против него турецкими войсками, отряд Радецкого выходом в их тыл отрезал бы им путь отхода на Адрианополь и турки были бы либо окружены и уничтожены, либо вынуждены отходить на юг к Эгейскому морю. Таким образом, план Обручева предусматривал взаимодействие отрядов Гурко и Радецкого.
Казалось бы, в соответствии с этим планом отрядам Гурко, Карпова и Радецкого следовало передать все силы, высвободившиеся после взятия Плевны. Этого, однако, сделано не было. Плевненские войска были распределены из расчета:
После такого усиления (с некоторыми изменениями) численность различных отрядов Дунайской армии достигла:
В итоге такого распределения сил у Софии и в Балканах против 68 000 турок с 141 орудием должно было наступать 149 000 солдат и офицеров Дунайской армии с 575 орудиями. Это обеспечивало наступавшим русским войскам лишь немного больше чем двойное превосходство в живой силе и четверное - в артиллерии. Если к турецким войскам присчитать еще 18 000 человек и 36 орудий турецких резервов, располагавшихся в основном в Константинополе, то превосходство войск Дунайской армии, предназначенных для наступления, снижалось до менее чем двойного в живой силе и до тройного - в артиллерии. Зато 165 000 человек с 688 орудиями, предназначенные для выполнения задач обеспечения, имели против себя одну Восточно-Дунайскую армию в составе 97 000 человек с 264 орудиями, то есть располагали тем же превосходством в живой силе, что и наступавшие войска, и почти тем же - в артиллерии.
Таким образом, главнокомандующий, даже имея в своем распоряжении почти 100-тысячное свободное войско, высвободившееся из-под Плевны, не сумел создать на ударном направлении значительного превосходства в силах, и войска на главном направлении не получили благоприятных условий для нанесения сокрушительного удара.
Планы турецкого командования после падения Плевны были весьма расплывчатыми. Турки совершенно отказывались от наступательных действий и переходили к обороне. Но оборона верховным и главным турецким- командованием понималась различно.
Верховное турецкое командование считало возможным последовательную оборону сперва на рубеже Балкан, затем на линии София - Ихтиманские горы и, наконец, - в укрепленном Адрианопольском лагере. Целью такой обороны был выигрыш времени, которое предполагалось использовать для того, чтобы склонить западноевропейские державы к вмешательству в пользу Турции. Осуществление этого оборонительного плана было возложено на Сулеймана-пашу. Ближайшей задачей ему ставилось возможно более быстрое усиление войск в Балканах за счет Восточно-Дунайской армии и удержание за собой до последней возможности горных проходов.
Сулейман-паша совершенно не разделял взглядов верховного турецкого командования. Нельзя не согласиться с тем, что он имел на это веские основания. Русские войска у Златицы находились уже на южном склоне Балкан; прочие перевалы, закрытые или занятые турецкими войсками, могли быть взяты русскими путем обхода; численность и моральные силы Дунайской армии выросли, а в турецких войсках - понизились. В этих условиях быстрый переход русских в наступление не дал бы Сулейману-паше времени на переброску сил из Восточно-Дунайской армии на усиление обороны Балкан. Возможен был прорыв турецкой обороны в Балканах, и при этом турецкие войска могли прийти в такое расстройство, что не смогли бы закрепиться и на следующих рубежах обороны. Исходя из всех этих соображений, Сулейман-паша пришел к выводу о необходимости сразу же отойти к Адрианополю и там организовать прочную оборону на заранее подготовленных позициях.
Верховное турецкое командование с выводами Сулеймана-паши не согласилось. Начались обычные для турецкой армии телеграфные переговоры, в результате которых не был принят полностью ни один из обоих планов, да и компромиссное решение не было выражено достаточно ясно. Практическим результатом подготовки турками обороны явилось лишь то, что к середине января 1878 года Сулейману-паше удалось перебросить из Восточно-Дунайской армии до 27 000 человек в долины рек Тунджи и Марицы.
Подготовка Дунайской армии к наступлению протекала со значительными трудностями и имела много недостатков.
Важнейшим мероприятием оказалось выдвижение войск из-под Плевны на усиление предназначенных для наступления отрядов, Зима была неустойчивая, снег сменялся дождем, грязь и слякоть стояли невообразимые, часто бывала гололедица. Штаб армии не обеспечил войскам времени на подготовку к походу, органы тыла не имели даже самого необходимого для похода. Положение с тыловым обеспечением осложнялось еще тем, что с 23 по 26 декабря из-за ледохода отсутствовало сообщение через Дунай по мостам с Румынией.
Вторым мероприятием по подготовке к наступлению явилось некоторое упорядочение службы тыла. Этапная линия от Систовской переправы была спрямлена через Плевну на Дольный Дубняк, а затем продолжена на Орхание. Но, несмотря на это, ни с накоплением запасов, ни с подвозом их в войска интендантство и товарищество не справились.
Много времени и сил отняла эвакуация пленных из армии Османа-паши. Меры к заблаговременной эвакуации приняты не были, и ее удалось закончить лишь через месяц.
Таким образом, зимний переход Дунайской армии в наступление был правилен по цели и задачам, но плохо спланирован в смысле распределения сил для наступления и для его обеспечения.
Турецкий план действий страдал расплывчатостью и неопределенностью. Это являлось следствием неудовлетворительной системы взаимоотношений между верховным и главным турецким командованием и слабости их обоих.
Несмотря на то, что подготовка отряда Гурко к переходу в наступление проходила в очень тяжелых условиях, настроение войск было хорошее, боевой порыв у них не угасал, к наступлению они стремились.
При принятии решения на наступление существенную роль сыграли данные рекогносцировки путей в обход сильных турецких араб-конакских позиций, которые Гурко счел невозможным брать лобовой атакой. Обходные пути западнее Араб-Конакского перевала проходили через Чурьякский или Умургачский перевалы, восточнее Бабы-горы и через Златицкий перевал. Все эти перевалы в зимнее время года были более труднодоступными, чем Араб-Ко-накский. Наиболее тяжелыми для движения представлялись перевалы у Бабы-горы, затем Златицкий и Умургачский; более легкодоступным считался Чурьякский перевал (табл. 4).
Оценка удобства и значения путей через эти различные перевалы вытекала из следующих соображений.
Обход правого фланга турецких араб-конакских позиций выводил русские войска на дорогу к Адрианополю; тем самым араб-конакская турецкая группировка отрезалась от прочих турецких войск. Главным недостатком обхода правого турецкого фланга являлось то, что араб-конакская группировка сохраняла при этом путь отхода к Софии, при благоприятных обстоятельствах могла там укрепиться и нависать над правым флангом наступавшей на Адрианополь Дунайской армии, подобно тому как это ранее удалось сделать армии Османа-паши в Плевне. Николай Николаевич отрицательно относился к идее обхода араб-конакских позиций с их правого фланга. Настроения эти передавались и Гурко, и он отказался от перехода Балкан главными силами к востоку от Араб-Конакского перевала. Обход левого фланга турецких позиций отрезал араб-конакскую турецкую группировку от Софии, но зато не только не препятствовал ее соединению с главными силами турецкой армии, а, наоборот, толкал ее к ним. Таким образом, с этой точки зрения обход араб-конакских позиций с правого фланга был более выгодным.
Однако при этом нельзя было не учитывать и значения занятия русскими войсками Софии; оно играло большую стратегическую роль, было важно в политическом отношении и, кроме того, позволило бы через Пирот установить взаимодействие с сербской армией.
После предварительных рекогносцировок Гурко окончательно решил действовать в обход левого турецкого фланга. С этих пор главное свое внимание он сосредоточил на Чурьякском перевале. С 17 декабря путь через Чурьяк начал разрабатываться саперами и рабочими от пехоты. Путь через Умургачский перевал был рекогносцирован, но не разрабатывался, путь через Златицкий перевал разрабатывался мало, а путь через Бабу-гору даже рекогносцирован был слабо.
23 декабря Гурко отдал диспозицию для перехода Балкан. По его диспозиции главные силы должны были двинуться тремя эшелонами через Чурьякский перевал. Авангард под начальством генерала Рауха (13 батальонов, 11 сотен и 20 орудий) имел задачей 25 декабря перейти из Врачеша в Чурьяк, а к 26 декабря через Потоп, Телешницу и Стольник спуститься на софийское шоссе и, повернув на восток, выйти к Малине. Первый эшелон под начальством генерал-майора Курлова (8 батальонов, 5 эскадронов и сотен с 16 орудиями) 25-26 декабря начинал движение вслед за авангардом. Второй эшелон под начальством генерал-майора Философова (10 батальонов и 8 орудий) следовал за первым эшелоном и 26 декабря прибывал в Стольник. Общее командование главными силами возлагалось на начальника 3-й гвардейской пехотной дивизии генерал-лейтенанта Каталея (бывшего начальника военных сообщений армии).
Наступление главных сил должно было обеспечиваться справа колонной генерал-лейтенанта Вельяминова, двигавшейся через Умургачский перевал, слева колонной генерал-майора Дандевиля, двигавшейся через перевал у Бабы-горы. Правой колонне (6 батальонов, 16 эскадронов и 16 орудий) предписывалось 25 декабря выступить из Врачеша и через Умургач выйти в Желяве, где составить неподвижный заслон для прикрытия главных сил с запада; Левой колонне приказывалось выступить 25 декабря из Этрополя (9 батальонов, 6 эскадронов и сотен, 14 орудий). Двигаясь через перевал у Бабы-горы, эта колонна должна была выйти к Буново й оттуда пехотой демонстрировать против правого фланга турецкой араб-конакской позиции, а от кавалерии выслать разъезды на Камарцы и Златицу.
Схема 35. Переход отряда Гурко через Балканы и бои у Ташкисена, Горного Бугорова и Враждебны в декабре 1877 г. - январе 1878 г.
Отрядам генерал-лейтенанта Шувалова (12 батальонов, 24 орудия) и принца Ольденбургского (8 батальонов, 28 орудий) по диспозиции следовало сковывать с фронта араб-конакские позиции турок. Отряду генерал-майора Брока (5,5 батальонов, 2 сотни, 2 орудия) предписывалось оборонять занимаемые им южные выходы с Златицкого перевала, а отряду генерал-лейтенанта Шильдер-Шульднера (9 батальонов, 13 эскадронов и сотен, 32 орудия) с позиций у Врачеша и Скравены наблюдать за лютаковскими турецкими позициями. Все последние четыре отряда объединялись под общим командованием генерала Криденера.
Перед выступлением в поход солдаты получили сухари в половинной норме из расчета по 30 декабря, причем было приказано строжайше следить за их расходованием. В батареях оставили по четыре орудия С лучшими лошадьми; прочие орудия сосредоточили вместе с излишним обозом у Лажени. Из обоза разрешалось взять с собой лишь аптечные двуколки. Орудия по одному закреплялись за ротами, которые должны были быть готовы тащить их вручную на лямках. Войскам 24 декабря были даны указания тактического порядка. Указания эти гласили: «При всех предстоящих столкновениях с неприятелем вверенного мне отряда предписываю действовать густыми стрелковыми цепями, поддержанными несколькими линиями ротных колонн. Вообще избегать действия густыми глубокими колоннами, а стараться применять тонкий строй. На подготовку атак огнем обратить серьезное внимание. Турки не любят обходов, а потому при всякой возможности пользоваться обходами и охватами флангов. На применение к местности обратить самое строгое внимание. Патроны беречь, помня, что зарядных ящиков с нами не будет... Самым наистрожайшим образом преследовать самовольное открытие огня в частях. Огонь должен быть вполне в руках начальников». В целом эти указания, хотя и подчеркивали выгодность действий тонкими строями, не отличались особой конкретностью, а рекомендация подготовки атаки огнем являлась чисто платонической из-за слабости артиллерии и ограниченности запасов снарядов и патронов, что подчеркивалось и «указаниями».
Первые же дни наступления показали нежизненность расчетов, на которых была построена диспозиция Гурко.
Авангард выступил в срок, 25 декабря, но перевала в этот день достигли лишь два головных орудия с небольшим прикрытием. Прочие части авангарда задержались из-за сильной гололедицы и значительной (до 45 градусов) крутизны подъема, вследствие чего орудия приходилось втаскивать на гору вручную под пение «Дубинушки». Переход вовсе не удался бы, несмотря на огромное напряжение всех сил, если бы частные начальники всех степеней и сами солдаты не проявили много здоровой организационной инициативы. Особенно это относится к артиллерии. В поход брали лучше одетых, в более исправной обуви, здоровых людей; отбирали также лучших лошадей; это было возможно, так как батареи выступали лишь в половинном составе (четыре орудия). Снаряды вынимались из передков и ящиков и раздавались пехоте, которая несла их в руках, завязав в башлыки. На каждое орудие и зарядный ящик выделялась рота пехоты; передок и орудие тащила команда в 30 человек, зарядный ящик - 50 человек, позади шли пехотинцы, несшие на себе ружья, - 80 человек. Сделав несколько десятков шагов, под колеса подбрасывали обрубок или камень и отдыхали. Особые команды делали во льду скользкой дороги насечки. Спуск был еще труднее: склоны круче, много камней, кустарника. Артиллеристы управляли движением. Как только зарядный ящик получал разгон в сторону, на землю бросались дышла, на них садились люди и тем тормозили движение; кроме того, спускаемые орудия удерживались сзади за привязанные к ним канаты; при разбеге люди не выпускали каната из рук, а волочились вместе с ним по земле и тормозили движение трением своего тела. Позже придумали к концу каната привязывать охапку веток; при нежелательном разбеге орудия люди садились на ветки и тормозили. Если у дороги встречались деревья, веревки обматывали вокруг их стволов, травили и тем значительно облегчали работу по спуску(1). Днем 26 декабря началась метель с ветром, достигавшим почти ураганной силы, и поэтому в этот день в Чурьяк с перевала спустился один лишь гвардейский Преображенский полк, а остальные части авангарда ночевали на перевале, прямо на дороге, и к утру оказались на 1/2 аршина занесенными снегом. Лишь утром 27 декабря в Чурьяк прибыли Кавказская казачья бригада и Козловский пехотный полк, а гвардейская стрелковая бригада, шедшая в хвосте колонны авангарда, и в этот день не могла даже спуститься с перевала в Чурьяк.
Вследствие запаздывания спуска всего авангарда Гурко, который прибыл в Чурьяк 27 декабря, выслал для обеспечения выходов из Чурьякского ущелья один лишь гвардейский Преображенский полк в Негошево, а Козловский полк - к Потопу. Негошево было занято после небольшой перестрелки с находившимся там небольшим турецким заслоном; последний отступил к Ташкисену. Козловский полк без выстрела занял Потоп и одним батальоном продвинулся даже в Телешницу. В 16:00 27 декабря Кавказская казачья бригада начала движение вслед за преображенцами, обогнала их, спустилась на софийское шоссе, испортила там телеграф и захватила первые забалканские трофеи - турецкий транспорт в 100 повозок. На следующий день, 28 декабря, в Чурьяк спустились и остальные части авангарда, запоздав, таким образом, на трое суток против расчетных данных диспозиции. Таким образом, несмотря на самое широкое проявление массовой инициативы, расчетные данные плана Гурко были сорваны. В тот же день, 28 декабря, позиции преображенцев у Негошево были усилены гвардейским Измайловским полком, двумя батальонами козловцев из Потопа и гвардейскими стрелками. Все эти части заняли в районе Негошево позиции.
Под прикрытием негошевского заслона происходило выдвижение за Балканы главных сил отряда. Ввиду задержки авангарда первый эшелон главных сил выступил лишь 27-го, а второй - 28 декабря. В Чурьяке все главные силы отряда сосредоточились лишь 30 декабря. В добавление к тем трудностям, которые достались на долю авангарда, главным силам пришлось перенести сильнейший снежный буран, особенно свирепствовавший в ночь с 28 на 29 декабря.
Правая колонна Вельяминова выступила в назначенный диспозицией срок, 25 декабря, по дороге на Умургач, но к вечеру этого дня отошла от Врачеша всего лишь на 5 км. Дорога была очень тяжела, начинался подъем, достигавший 30-35 градусов крутизны, и поэтому колонна заночевала у подошвы подъема. На следующий день удалось протащить вверх на 2 км от начала подъема всего лишь четыре орудия, остальные орудия в этот день ставились на салазки, и их даже не пытались подымать в горы.
Подъем артиллерии на перевал происходил со значительными затруднениями. Орудия 2-й батареи конно-артиллерийской бригады, например, поднимали на салазках. Орудия и лафеты перевозились раздельно, колеса снимались, и их несла пехота. Для прочности салазки обвязывались веревками, а сверху привязывались еще дубовые жерди. К салазкам и передкам прикреплялись два конца канатов; на каждые салазки и передок назначена была рота тамбовцев. Двигались со скоростью 160 м в час. Было так скользко, что местами приходилось вырубать ступени во льду. Люди падали от изнеможения; от метелей и сверкания снега у многих воспалились глаза; многие обмораживали лица и конечности, было даже несколько смертных случаев от чрезмерной натуги(2). Пехота авангарда колонны к 15:00 27 декабря достигла вершины перевала Умургач. Оттуда батальон архангелогородцев был выдвинут по тропе на Яблоницу в виде заслона против Лютаково, а батальон тамбовцев продвинулся вперед и к 14:00 28 декабря вышел к Телешнице. Прочие силы колонны по приказанию Гурко были направлены с перевала на Чурьяк по более сносной дороге. Два батальона тамбовцев прибыли в Чурьяк утром 29 декабря, а следовавшие за ними пензенцы, которые только в 16:00 28 декабря достигли перевала и ночевали там, прибыли в Чурьяк лишь к 5:00 30 декабря. В пути их обогнали две бригады 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, которые прибыли в Чурьяк к 12:00 29 декабря. В тот же день были заняты Желява и Буново. Яркое впечатление об условиях перехода через Балканы правой колонны дают записи участника этого перехода офицера-архангелогородца: «Этот переход... едва не окончился гибелью всего нашего эшелона. Дело в том, что нам пришлось выступить в проливной дождь, промочивший людей насквозь, по мере подъема в гору дождь сменился ледяной крупой, а на высоте перевала разыгралась страшная метель, продлившаяся всю ночь и следующее утро, при сильном ветре и морозе свыше 10 градусов. Одежда вся замерзла, так что люди очутились в ледяной коре. Теснота и крутизна тропы, проложенной по глубокому снегу, не позволяла движения рядами; колонна из 8 рот растянулась в одиночку на версту и более. Авангарду пришлось частично останавливаться, дабы дать возможность людям подтянуться; однако нельзя было дать более продолжительного отдыха без раскладки костров; люди зябли, а между тем при всем эшелоне не было ни одного топора, без него невозможно было заготовить дрова, хотя склоны гор покрыты крупным буковым лесом. Поднявшись на оголенный хребет, составляющий водораздел, и продолжая по нему путь, проводники болгары потеряли направление и уже не могли более ориентироваться. При начале спуска обнаружилось, что часть колонны отстала или сбилась с пути. Собрать эшелон не было никакой возможности, при ночной темноте и метели нельзя было различить человека на расстоянии 10 шагов, следы немедленно заметались, а сигналы не действовали, ибо ни рожки, ни барабаны не издавали звука»(3).
Еще хуже обстояло дело у левой колонны Дандевиля. Трудности пути и неблагоприятная погода вынудили ее с потерями до 1000 человек вернуться в исходное положение, непроизводительно потеряв шесть дней.
Таковы были последствия непродуманного решения Гурко, направившего Дандевиля через Баба-гору, а не через Златицу, где русские войска владели южным выходом с перевала и где поэтому перейти Балканы было много легче, тем более что и перевал сам по себе здесь был более доступен.
Несмотря на неудачу левой колонны, главные силы отряда Гурко все же 29-30 декабря - в шесть суток вместо запланированных двух - выполнили свою задачу; труднодоступные зимой Балканы были преодолены русскими войсками, которые повторили здесь подвиги суворовских чудо-богатырей в Альпах. Русский народ с полным правом может гордиться этим беспримерным подвигом своих предков - солдат и офицеров отряда Гурко, совершенным ими, несмотря на очень невыгодные условия, в которые были поставлены войска плохим руководством высшего царского командования. Огромная помощь русским войскам была в этом переходе оказана братским болгарским народом. Болгары помогали всем, чем могли: расчищали дороги, давали продовольствие и транспорт, служили проводниками, спасали замерзших. Ближайшим результатом движения отряда Гурко через Балканы явилось то, что турецкие войска оставили свои позиции у Лютаково и поспешно отошли к Софии. Но на позициях Араб-Конакского перевала турки еще держались прочно и, по видимому, не собирались их оставлять. Между тем овладение Араб-Конакским перевалом являлось для отряда Гурко обязательной предпосылкой всех дальнейших действий, так как только при этом условии отряд имел бы прочную и удобную связь со своим тылом. В деле овладения Араб-Конакским перевалом Гурко не мог уже полагаться на какую-либо помощь с Востока со стороны колонны Дандевиля и должен был рассчитывать лишь на главные силы отряда и правую колонну.
К 30 декабря турецкие войска против отряда Гурко группировались следующим образом: у Араб-Конака и Ташкисена - 20 000 человек, у Софии располагалось до 8 000 человек, к Софии отходило от Лютаково 3 000 человек, у Златицы находилось 6 500 человек к до 10 000 человек было разбросано по 1-2 табора между Филиппополем и Берковицей.
Верховное и главное турецкое командование по прежнему пребывало в состоянии недостаточной решительности и не имело единого твердого плана действий. Дари-хура предлагал Сулейману-паше одновременно и нанести контрудар по отряду Гурко, и «создать Вторую Плевну» из Софии, и занять крупными силами Адрианополь. Для одновременного решения всех этих задач у Сулеймана-паши не было достаточных сил. Наличных 50 000 человек Сулейману-паше могло бы хватить в лучшем случае на выполнение какой-либо одной задачи.
Шакир-паша узнал о занятии Чурьяка «тремя русскими дивизиями» 27 декабря. Уже с этого момента он не мог не почувствовать угрозы обхода русскими войсками араб-конакских позиций и своей полной неготовности парировать этот обход. Ему оставалось лишь очистить араб-конакские позиции, чтобы вывести с них живую силу. Поэтому он не начинал никаких активных действий, ограничившись только выдвижением к Ташкисену заслона фронтом на запад под командованием Бекера-паши. 30 декабря Шакир-паша получил из Константинополя разрешение на отход его войск с араб-конакских позиций, чтобы спасти от окружения живую силу. Одновременно заслон Бекера-паши был доведен до девяти таборов. Гурко располагал против Бекера-паши 38 батальонами и, таким образом, значительно превосходил его количественно.
Однако Гурко из-за плохой разведки не представлял себе истинного положения противника. В основу своего решения он положил соображения о полной вероятности сильного контрудара турецких войск со стороны Софии и Татар-Базарджика, вследствие чего его решение было чрезмерно осторожным. Это полностью нашло себе отражение в диспозиции, отданной вечером 31 декабря для наступления в тыл араб-конакской группировки турецких войск.
По диспозиции наступление намечалось провести шестью колоннами. На правом фланге наступала колонна Курлова в составе десяти батальонов с восемью орудиями. Колонна следовала южнее софийского шоссе на самую высокую возвышенность (между Малкочево и шоссе), получившую название «Директивной». Севернее шоссе наступала колонна Рауха в составе девяти батальонов с восемью орудиями; она должна была охватить левый фланг ташкисенской позиции турок. Еще севернее двигалась небольшая колонна полковника Васмунда, которая имела назначением связывать действия колонны Рауха и наступавшей севернее нее колонны Шувалова. Колонны Курлова, Рауха и Васмунда объединялись под общим командованием Каталея. Колонна Шувалова в составе восьми батальонов нацеливалась на правый фланг и тыл ташкисенской позиции. Уступом за крайним правым флангом шли две бригады 2-й гвардейской кавалерийской дивизии (16 эскадронов, 4 орудия), которые должны были проникнуть в Дольные Комарцы с целью произвести там «возможно больше страха и смятения». Наконец, за колонной Рауха на софийском шоссе должен был располагаться общий резерв под командой Философова в составе десяти батальонов с 16 орудиями.
Помимо этих шести колонн, Гурко приказал Дандевилю, о неудаче которого он 30 декабря еще не знал, наступать от Баба-горы на Стригл или Дольные Комарцы. Вельяминов со своим отрядом должен был прикрыть наступление главных сил с запада.
Таким образом, Гурко не смог 31 декабря провести против араб-конакской группировки турок наиболее решительных действий - окружения.
На левом русском фланге бой 31 декабря развивался очень вяло. Колонна Шувалова, выдвинувшись вперед в направлении правого фланга ташкисенских турецких позиций, некоторое время вела артиллерийский огонь с сверхпредельных дистанций и на этом свою деятельность прекратила. Шувалов за весь день ни разу не был информирован отрядным штабом о ходе боя и не получил от него какого-либо приказа, своей же инициативы он не проявил. Колонна Васмунда также бездействовала.
Колонна Рауха к полудню сблизилась с неприятельской позицией, вскоре после чего назрел момент для атаки. Раух, однако, не осмелился начать атаку без разрешения свыше и отправился за получением его к Гурко. Разрешение было дано, но на поездку к Гурко ушло в оба конца два часа, так что атака началась лишь после 15:00, то есть запоздала на два часа. Атака прошла успешно. Батальоны шли в атаку цепями с разомкнутыми поддержками позади; при этом в цепи находилось, например, как в гвардейском Волынском полку, от 1/2 до 3/4 всех сил; на местности было много укрытий; удар по фронту удачно сочетался с ударом по флангу; русские войска во время атаки вели по туркам сильный берданочный огонь. Все эти обстоятельства крайне способствовали успеху атаки, несмотря на то что ее пришлось вести по занесенной глубоким снегом местности и под сильным турецким огнем. В этой атаке блестяще проявилась доблесть русского солдата, Части Бекера-паши не выдержали этой правильно проведенной и стремительной атаки, дрогнули и быстро очистили не только Ташкисен, но и укрепления на хребте севернее деревни. Несмотря на полный успех атаки, колонна Рауха не могла развить ее успех преследованием, так как из-за позднего начала атаки к решающему моменту ее уже наступила темнота.
Колонна Курлова начала бой около 9:00. Войска колонны были сильно утомлены предшествовавшими маршами. Диспозиция на бой была получена в колонне с запозданием, вследствие чего командиры батальонов не успели с ней ознакомиться; это привело к путанице при развертывании. Наступать приходилось по ровной и совершенно лишенной закрытий местности, по колено в снегу. Несмотря на все эти неблагоприятные обстоятельства, к полудню гора «Директивная» была все же взята. Каталей отправился за получением новых задач к Гурко. Вернувшись от последнего в колонну Курлова лишь около 14:00 с задачей, очевидно, отрезать туркам путь отхода, Каталей подхватил два подвернувшиеся ему батальона и бросился наверстывать упущенное время; при нем находились также генералы Курлов и Философов. Целью этого нового наступления Каталей поставил захват высот между Малкочево и Дольными Комарцами. Если бы это удалось выполнить со значительными силами, путь отхода основной массе турецких войск с араб-конакской позиции был бы перерезан. Но с двумя батальонами и притом незадолго до наступления темноты это было явно неосуществимо. К сумеркам Каталей во главе пяти рот, с генералами Курловым и Философовым в цепи, оказался вблизи шоссе и наблюдал отход турецких войск, но атаковать их своим «отрядом» все же не решился. Вскоре он был убит, Философов смертельно ранен.
Общий резерв под конец боя, не получая ни от кого приказаний, брошенный своим начальником, оказался в 8 км от пункта, в котором можно было бы отрезать туркам путь отхода.
Две бригады 2-й гвардейской кавалерийской дивизии наступали на Дольные Комарцы. Шесть эскадронов 2-й бригады вели наступление по ущелью, от Малкочево к Дольным Комарцам, а 1-я бригада осталась у Малкочево. У Дольных Комарцев конница была остановлена огнем турецкой пехоты, хотела дождаться наступления колонны Курлова и действовать вместе с ней, но не дождалась и отошла к Малкочево.
31 декабря русские войска потеряли до 600 человек. Турецкие потери точно установлены не были, но, судя по количеству трупов, они должны были быть велики.
С турецкой стороны события развивались 31 декабря следующим образом. Шакир-паша, заметив начало русского обхода, не стал возлагать больших надежд на свой заслон у Ташкисена и решил еще днем начать отход. В соответствии с этим решением турецкие войска около полудня покинули свои араб-конакские позиции и через Стригл начали отступать в общем направлении на Петричев. Бекер-паша недолго продержался на позиции у караулки и сам начал отход, не дождавшись даже прохождения хвоста колонны главных сил. Отступление заслона Бекера-паши происходило так быстро, без привалов, что он, только пройдя 19 км, остановился на ночлег у Мирково. Шакир-паша прошел Мирково и ночью прибыл в Петричев; Бекер-паша прибыл туда утром 1 января. Отступление турецких войск скоро перешло в паническое бегство.
В общем итоге всех действий отряда Гурко с 25 по 31 декабря, несмотря на все их недостатки, в руках русских войск оказался самый удобный в этой части Балкан Араб-Конакский проход.
Русские войска терпели огромные лишения, так как двинулись за Балканы без достаточного количества теплой одежды, хорошей обуви и с питанием по голодной норме. Главнокомандующий и штаб Дунайской армии плохо обеспечили отряд Гурко и другими видами снабжения. Особенно характерно в этом отношении обеспечение инженерными средствами и средствами связи. Штаб армии плохо спланировал обеспечение отряда Гурко лопатами и топорами, столь нужными при зимнем преодолении Балкан; 2-й инженерный парк, в котором одних только лопат было 6000 штук, прибыл в Осиковицы лишь между 26 и 30 декабря, а 8000 деревянных лопат поступило в Орхание только 5 января; станция военного телеграфа была открыта в Орхание лишь 31 декабря.
Беспомощностью, бездарностью, небрежностью и полным отсутствием элементарных штабных навыков отличалась также и работа штаба отряда, возглавлявшегося генерал-майором Нагловским. Вследствие отсутствия организации связи с колоннами, хотя бы при помощи летучей почты, Гурко узнал о неудаче Дандевиля лишь утром 31 декабря. Разведка противника была организована отвратительно. В ходе боя Нагловский не информировал о нем колонны; этим в значительной мере объяснялись задержки колонн Рауха и Каталея, бездействие Васмунда, Шувалова и 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.
1 января, одновременно с переходом русских войск в преследование, турки произвели попытку нанести контрудар от Софии по отряду Вельяминова, расположенному у Горн. Бугорова. Русские войска успели там уже несколько окопаться. Хотя шанцевого инструмента почти не имелось,- он был растерян под Плевной,- пехота штыками и собранными в деревнях лопатами смогла сделать на рыхлой земле кукурузного поля насыпи высотой в 30-40 см и замаскировать их с наружной стороны снегом. Это помогло в бою. Силы турецких войск, участвовавших в контрударе, доходили до 5000 человек. Турки наносили контрудар в охват обоих флангов наспех занятой войсками Вельяминова (4 200 человек) позиции и вначале наступали очень рьяно, открыв ружейный огонь с 1500 шагов. Однако, как только турецкая пехота вошла в сферу действительного русского в начале артиллерийского, а затем ружейного огня, наступление сразу замедлилось. Русская пехота ввиду ограниченного запаса патронов открыла огонь только с 700 шагов; по этой же причине и артиллерия - у нее на орудие имелось всего 60 гранат и 3 картечи - не вела огонь по турецкой артиллерии и поражала только пехоту(4). Когда же тамбовцы и пензенцы после подготовки артиллерийским и ружейным огнем перешли в контратаку, турки дрогнули, начали отходить, а затем перешли в паническое бегство. Значение этой победы состояло в том, что результаты перехода Балкан русскими войсками были окончательно закреплены; единственная крупная попытка турок сорвать успех русских потерпела неудачу. Русские потеряли убитыми и ранеными 270 человек, турки - 2200 человек, из них одними лишь убитыми 600-700 человек.
К 3 января передовые части отряда Гурко находились у Горного Бугорова, Петрича, Маркова, Бунова и Златицы (29 000 человек), а главные силы (41 000 человек) частью перешли, частью переходили в район Горные и Дольные Комарцы, Стригл, Ташкисен. Целью дальнейших действий отряда мог явиться один из двух объектов - софийская или араб-конакская неприятельские группировки. Силы первой Гурко оценивал в 20-25 таборов, силы второй, вместе с отошедшей от Златицы группой Искандера-паши, в 55-65 таборов. Гурко остановил свой выбор на софийской группировке, решив в первую очередь покончить с нею частью своих войск, уже перешедших Балканы. В дальнейшем Гурко рассчитывал всеми своими силами, возможно даже при поддержке отрядов генералов Карцова и Радецкого, обратиться против группы войск Шакира-паши. На это имелись основательные причины. Сербская армия была уже в Пироте. С занятием Софии прочно обеспечивался правый фланг всего русского фронта наступления. И, наконец, в руки русских войск попадала крупнейшая турецкая тыловая база, снабжавшая армии Сулеймана-паши.
Для похода на Софию Гурко взял с собой отряд общей численностью в 15 000 человек; все остальные силы оставались в ранее занятом ими районе под общим командованием Криденера. Турецкие войска оставили Софию без боя.
В 10:00 4 января первой вступила в Софию Кавказская казачья бригада, а за ней - и отряд Рауха с Гурко во главе. Население восторженно встречало русские войска, освободившие его от пяти-векового ига. В Софии были взяты огромные запасы - 200 000 ящиков патронов, около 400 000 пудов муки и круп и т.д.
Переход русских войск через Балканы в суровое зимнее время явился поистине огромным подвигом русской армии. Милютин с Обручевым сделали очень много, правильно нацелив наступательные действия Дунайской армии на третьем этапе войны и, в частности, решив начать их переходом Балкан.
Героический зимний переход русских войск через Балканы произвел в Европе и Турции впечатление разорвавшейся бомбы; с наступлением зимы никто там не ожидал развития с русской стороны наступательных действий. Рассказывают, что когда наступила зима, Бисмарк сложил свою карту Балканского полуострова, по которой он следил за ходом войны, и сказал, что до весны она ему не понадобится: зимой, мол, наступление через Балканы невозможно(5). К тому же выводу пришло и австрийское правительство, решившее до весны ничего не предпринимать против русских, хотя оно и было крайне недовольно русскими и решило ввести свои войска в Боснию и Герцеговину. Такое же впечатление произвел переход Балкан русскими войсками и на английское правительство. Английский военный агент Уеллеслей, находившийся при главной квартире Дунайской армии и кое-что узнавший о русских планах после падения Плевны, сообщил в своих воспоминаниях по этому поводу интересные данные. Телеграмму, которую он послал в Англию после падения Плевны и в которой предупреждал о возможности перехода русскими Балкан еще зимой, английское военное министерство направило Биконсфильду с такой сопроводительной надписью: «Полковник Уеллеслей, очевидно, не знает того, о чем он говорит. Балканы никогда не были и не могут быть перейдены зимой»(6). Таким образом, и для англичан переход Балкан русскими войсками зимой явился полной неожиданностью. Надежды на вмешательство западноевропейских держав в пользу Турции рухнули, и турецкое правительство решило энергично просить русское командование о скорейшем заключении мира. Дальнейшая затяжка войны сулила туркам только поражения и полный развал турецкой армии. По- этому 9 января турецкий военный министр Реуф-паша отправил русскому главнокомандующему телеграмму, в которой сообщил, что турецкое правительство уполномочило Сулеймана-пашу войти с русскими в переговоры о перемирии.
Царскому правительству быстрое заключение мира в это время уже не было выгодным. Смятение в лагере неприятеля, вызванное переходом отряда Гурко через Балканы, русский царь и его главнокомандующий предполагали использовать для быстрого приближения к Константинополю, где турки поневоле стали бы гораздо более сговорчивыми и легче склонились бы к принятию русских предварительных мирных условий. Последние были разработаны так, что включали в себя основные положения предстоявшего мирного договора. Эти положения шли много дальше того, что намечалось перед войной и даже в начале войны, но все же далеко не решали весь в целом Восточный вопрос в пользу России и, в частности, не включали в себя требования передачи проливов и турецкого черноморского флота.
Отказ от предъявления Турции этих двух предварительных требований говорит о близорукости русского командования; как показало будущее, он не устранил враждебности английского правительства к любым русским требованиям, но зато серьезно затруднил положение России в момент принятия окончательного мирного договора. (Подробнее об этом - в главе четвертой.) Реуфу-паше было отвечено, что о заключении перемирия не может быть и речи до получения согласия турецкого правительства с русскими предварительными условиями мира. Тем самым русское правительство выигрывало время для приближения Дунайской армии к Константинополю.
Ловче-Сельвинский отряд генерала Карцова к концу декабря насчитывал в своем составе несколько более 6000 человек при 24 орудиях. 31 декабря отряду была поставлена задача перейти Балканы и энергичными демонстрациями содействовать переходу Балкан отрядом Радецкого; 1 января отряд был переименован в Троянский.
Для перехода Балкан Карцов мог воспользоваться несколькими путями. Первый шел от колибы (хутора) Княжевецкие до Карнаре, второй - от монастыря Успения до Карлово; оба пути проходили через Троянские перевалы; третий путь вел от Шиповки на Рахман-лий; четвертый шел от Новосело на Калофер через Розалитский перевал. Путь от Шиповки на Рахманлий проходил по труднодоступной горной тропе и потому мог быть использован лишь для небольшой пешей или конной части. Все пути были весьма труднодоступны, особенно зимой; у местных жителей Троянский перевал назывался «Дери-Могара», что значило «Гибель ослов» (табл. 5).
Получив боевую задачу, Карцов распорядился произвести в период с 23 по 31 декабря окончательную рекогносцировку перевальных путей. По данным этой рекогносцировки, наиболее удобным оказался путь через Троянский перевал от колибы Княжевецкие на Кырнаре; на этом пути снег забил щели между камнями, и потому проход через него зимой был даже легче, чем летом. При переходе Балкан Карцов использовал широко развитое в этой части Балканского предгорья четническое движение. Четы возникли там еще с момента первого появления русских войск. Чета Георгия Пулевского два с половиной месяца охраняла Троянские колибы и выдержала несколько схваток с турецкими войсками. Воевода Пето Цетков сформировал чету в Троянском монастыре. Кроме того, было много других чет численностью в 30-60 человек. Большинство их состояло из македонцев, местные же жители присоединялись к ним только в районе своего села или на одну какую-либо операцию. Из состава этих чет Карцов взял с собой для перехода Балкан 1000 четников, и они оказали русским войскам немалую помощь. Весьма существенной была также и транспортная помощь окрестного болгарского населения; болгары обещали поставить 200 вьючных лошадей, сколько угодно буйволов и 400 рабочих для расчистки снега. Рекогносцировкой удалось выяснить, что высшая точка перевала - Орлиное Гнездо - защищалась довольно значительными силами турецких войск, расположенных в укреплениях.
Переходу через Балканы предшествовала обстоятельная подготовка материального обеспечения отряда. Сухари были заготовлены полностью своими силами - интендантство ничем не помогло; закупалось зерно, мололось, выпекался хлеб и сушились сухари. Так были обеспечены сухарные запасы на десять дней: четыре носимых и шесть возимых дач. Вьюки, подводы, фураж, буйволы и рабочие из местного населения были собраны при посредстве бывшего болгарского ополченца старшины Троянского окружия Георгия.
На основании всех данных об обстановке Карцов принял решение произвести переход Балкан тремя колоннами.
Правая колонна (2 роты и 3,5 сотни с одной болгарской четой) должна была двигаться по пути из Шиповки в Рахманлий. Средняя колонна двигалась по пути от колиб Княжевецких на Карнаре четырьмя эшелонами; первый эшелон под командованием полковника Бородина (10-й стрелковый батальон, одна саперная рота, две сотни и шесть орудий) должен был выступить 4 января; второй эшелон под начальством командира Староингерманландского полка полковника Татищева (полтора батальона и две сотни) выступал 5 января; третий эшелон под начальством майора 9-го полка Духновского (два батальона и две сотни) начал движение 6 января; четвертый эшелон из двух рот и полутора сотен составлял резерв. Левая колонна (одна казачья сотня) следовала по пути от монастыря Успения на Карлово. Всего в горы направлялось 5300 человек; прочие войска Троянского отряда были оставлены небольшими гарнизонами по северную сторону Балкан.
В пути приходилось преодолевать неимоверные трудности. Каждый передок, орудие, зарядный ящик в разобранном виде перетаскивали по узкой дорожке на специально сделанных для этого салазках. Под первое же орудие пришлось выделить, помимо артиллеристов, 48 буйволов, две роты 9-го полка и 300 человек болгар. Дорога на перевал была предварительно расчищена болгарами, вслед за которыми продвигались саперы, срубавшие мешавшие деревья, разбивавшие или спускавшие под кручу камни. Для ободрения изнемогавших людей начальник штаба отряда принимал личное участие в этих работах. За 8 часов было пройдено таким путем 9 км подъема. Все это время стоял густой туман, мороз в 23-27°; леденящий ветер порой переходил в короткие вьюги: Так втащили на перевал два орудия, остальные пришлось вернуть обратно.
Центр тяжести всех событий перехода через Балканы сосредоточился в средней колонне. Левая колонна была очень мала, а правая не нашла пути и вернулась обратно.
4 января стоял сильный мороз, сопровождавшийся густым и пронизывающим туманом; на дорогах лежал глубокий снег. Первый эшелон к ночи достиг своей пехотой и конницей перевала и пытался внезапно захватить турецкие укрепления, но его атака была отбита; потери были невелики - 8 убитых и 10 раненых. Днем 5 января к первому эшелону подошел второй, а к утру 6 января, несколько не доходя перевала, собрался почти весь отряд. Ввиду почти полной недоступности турецких позиций с фронта решено было попытаться овладеть ими путем обхода их правого фланга. При помощи болгарских четников была найдена обходная тропа.
Схема 36. Переход Балкан Троянским отрядом в январе 1878 г.
Турецкие перевальные позиции состояли из редута и трех других укреплений, связанных между собой траншеями. Огневая оборона с этих позиций была весьма сильной. Позиции были заняты четырьмя таборами низама и сотней человек султанской гвардии; таким образом, позиции оборонялись отборными турецкими войсками.
Атаку турецких перевальных позиций Карцов назначил на 7 января, выделив для этой цели 4,5 батальона и 7 сотен с двумя орудиями, распределенных на две колонны. Правая колонна в составе двух батальонов и трех сотен под командованием майора Духновского должна была действовать с фронта после начала воздействия на турок левой колонны; последняя состояла из 2,5 батальонов, 4 сотен и двух орудий, возглавлялась полковником 30-го Донского казачьего полка Грековым и имела назначением обойти правый неприятельский фланг.
Наступление началось 7 января. В 9:00 обходная колонна была с 1,5 км встречена турецким огнем, но не понесла при этом никаких потерь, так как наступала цепями и умело использовала мертвые пространства. Подобравшись «звено за звеном, отделение за отделением» почти вплотную к турецким укреплениям, войска левой колонны ударили в штыки по правому флангу неприятельской позиции, выбили оттуда турок и погнали их частью на запад, частью на юг по дороге в Карнаре; последнее было вскоре занято.
С началом атаки обходной колонны начали действия и войска правой колонны. Умело применяя перебежки, они с небольшими потерями приблизились к главному турецкому редуту и в этот момент получили поддержку со стороны обходной колонны, которая направила батальон в тыл редута. Увидев целый батальон у себя в тылу, турки дрогнули; этим воспользовались войска правой колонны, бросились в штыки и частью перекололи турецкий гарнизон редута, частью отбросили его на юг; затем правая колонна бросилась за отходившим противником и вскоре заняла Текию.
Штурм перевальных позиций, весьма сильных самих по себе и к тому же обороняемых отборными турецкими войсками, почти при отсутствии численного превосходства русских войск, окончился удачей только благодаря умелому применению обходного движения. Карцов и его войска показали на Троянском перевале блестящий пример владения тактикой горной войны.
Потери Троянского отряда в бою 7 января были невелики - всего 58 человек убитыми и ранеными и 48 человек обмороженными.
10 января в Клиссуре к отряду присоединилась 2-я бригада 3-й пехотной дивизии, прибывшая из отряда Гурко; численность отряда возросла до 6500 человек. Штаб армии 11 января ориентировал Карцева на вероятность дальнейшего движения отряда в направлении на Чирпан для совместных действий с отрядом Гурко. В связи с этим Карцов решил сосредоточить свой отряд в Карлово.
Вся операция Троянского отряда по Переходу Балкан производила общее впечатление стройности и продуманности. Хотя во время перехода через Балканы Троянскому отряду не пришлось встретиться со снежными ураганами, как отряду Гурко, но зато путь через Троянский перевал был гораздо менее доступен, чем путь через Чурьяк. Мольтке, меряя прусским масштабом трудности преодоления Балкан по Троянскому перевалу, категорически заявлял: «Тот генерал, который вознамерится перейти через Троян, заранее заслуживает имя безрассудного, потому что достаточно двух батальонов, чтобы задержать наступление целого корпуса»(1). И тем не менее наступление было произведено так умело, что цель была достигнута с небольшими потерями. Все это дает право отнести переход Балкан Троянским отрядом к числу наиболее удачно подготовленных и проведенных, хотя и небольших по масштабу, действий русских войск.
После занятия русскими Софии турецкие войска располагались перед отрядом Гурко двумя отдельными группировками. Западную группировку составляли войска, отходившие из Софии на Радомир, Кюстендиль и Дубницу; общая численность этой группировки достигала 30 000-35 000 человек. Восточная группировка состояла из войск, отошедших от Араб-Конака и Златицы, а также из 37 таборов подкреплений, прибывших из Восточно-Дунайской армии; эта группировка располагалась в Ихтиманских горах, у Панагюриште, Самокова, Татар-Базарджика и Филиппополя и по численности достигала 30 000-50 000 человек.
Сулейман-паша, располагая войска восточной группировки в Ихтиманских горах, рассчитывал этим выиграть время, необходимое для организации обороны Адрианополя, где он только и находил возможным оказать серьезное сопротивление русскому наступлению. Иначе рассматривало вопрос верховное турецкое командование. Военный министр Реуф-паша, смертельный враг Сулеймана-паши, требовал, чтобы Сулейман-паша лично возглавил оборону Ихтиманских гор и вел ее крайне упорно. Сулейман-паша энергично сопротивлялся этому требованию, но, получив категорическое подтверждение его со стороны султана, вынужден был смириться.
К 8 января войска восточной группы группировались следующим образом. У Панагюриште находился 20-28-тысячный отряд Шакира-паши; от этих войск по бригаде было выдвинуто к Златице, Мечке и Копривштице. У Ихтимана располагался 10-14-тысячный отряд Саабита-паши. В резерве у Татар-Базарджика и Филиппополя находился 4-6-тысячный отряд Фуада-паши.
Русская конница уже к 4 января соприкоснулась с восточной группой турецких войск у Вакареля, Поибрена, Мечки и Козницы; таким образом, общее расположение восточной группы турецких войск было Гурко известно, но где находились главные силы противника, оставалось неясным. Численность восточной группы Гурко определял в 34 000 человек, причем полагал, что главные силы ее сосредоточены у Ихтимана и южнее.
Выбирая объект своих дальнейших действий, Гурко остановился на восточной группе турецких войск. Уже 6 января, несколько пополнив сухарный запас, Гурко отдал приказ и диспозицию для наступления. В наступление по диспозиции должны были двинуться 55 000 человек; прочие силы отряда были рассеяны за Балканами, остались в Софии (отряд Арнольди) или возвращались в состав отряда Карцова (2-я бригада 3-й дивизии). Для наступления Гурко создал четыре колонны: Вельяминова (около 7000 человек), Шувалова (около 24 000 человек), Шильдер-Шульднера (около 4000 человек) и Криденера (около 21 000 человек). Ввиду туманности сведений о противнике и разобщенности колонн при действиях в гористой местности диспозиция для каждой колонны намечала лишь общие цели.
Колонне Вельяминова предписывалось выступить главными силами 7 января, двигаться по дороге на Самоково и захватом последнего не допустить соединения отступавших от Софии турецких войск с войсками Шакира-паши. После этого по особому приказу колонне следовало из Бани действиями против левого фланга Ихтиманской позиции оказать содействие Шувалову в овладении этой позицией. Кавалерии колонны предписывалось 12 января из Бани двинуться на Татар-Базарджик для действий в тылу турецких войск. Колонна Шувалова, при которой находился сам Гурко, должна была 11-12 января сосредоточиться в Ихтимане. Колонна Шильдер-Шульднера, двигаясь через Поибрен, имела задачей 11 января авангардом занять Дерево и действиями против правого фланга ихтиманской позиции помочь Шувалову в овладении ими.
Всем трем колоннам, было дано указание 12 января произвести рекогносцировку ихтиманской позиции и подготовиться к наступлению на нее. Если бы оказалось, что эта позиция турками очищена, всем трем колоннам следовало двигаться прямо на Татар-Базарджик.
Колонне Криденера ставилась цель 11 января прибыть к Панагюриште и, «оперируя на Татар-Базарджик, угрожать тылу турецких позиций, а в случае отступления турок - ударить им во фланг, и если окажется возможным, то совершенно преградить им путь отступления»(1).
Следовавшая при этой колонне 1-я бригада 2-й кавалерийской гвардейской дивизии должна была по достижении Панагюриште соединиться с кавалерией, двигавшейся из Бани, преградить туркам путь в случае их отхода, «задержать их и тем дать время всем четырем колоннам, выйдя в долину Марицы, окружить их со всех сторон»(2).
Эта диспозиция представляет интерес в том отношении, что в ней, хотя и не вполне ясно, проводилась идея окружения восточной группы турецких войск. Данные о противнике, на которых она была основана, не отвечали действительности; на самом деле главные силы противника располагались вовсе не у Ихтимана, а у Панагюриште. Вследствие этого и проводимое диспозицией решение Гурко являлось неправильным. В то же время начальники колонн не могли в порядке частной инициативы исправить ошибки диспозиции, так как в ней никаких данных о противнике не было. В результате намеченное диспозицией окружение восточной турецкой группировки не могло быть осуществлено.
К вечеру 8 января колонна Вельяминова в 10 км севернее Самакова встретила сильную турецкую позицию, расположенную на командовавшем гребне. Попытка взять эту позицию фланговым обходом в сочетании с фронтальной демонстрацией, произведенная 9 января, не увенчалась успехом.
В ночь с 10 на 11 января турецкие войска очистили свои позиции перед Самаково и через Дольную Баню отошли к Татар-Базарджику. Днем 11 января колонна Вельяминова заняла Самаково, но выйти к Дольной Бане, как это требовалось диспозицией, в этот день не смогла.
Колонна Шувалова 11 января головой своих главных сил достигла Ихтимана и тем выполнила требование диспозиции. К тому времени Гурко уже достаточно выяснил, что главные силы восточной группировки неприятельских войск сосредоточились не у Ихтимана, а у Панагюриште. В связи с этим менялась роль колонн: колонна Криденера из обходной становилась, фронтальной, а колонна Шувалова из фронтальной - обходной. Для того, чтобы окружить главные силы восточной турецкой группировки, колонне Шувалова в этот день следовало быть не у Ихтимана, а много южнее. Распоряжения в этом духе были отданы, но наверстать упущенное уже не удалось. Первый эшелон колонны Шувалова смог в это день продвинуться лишь на 10 км юго-восточнее Ихтимана, а колонна Вельяминова вследствие медлительности своего начальника не продвинулась от Самаково даже до Дольной Бани. Отряд Криденера 10 января головой продвинулся до Мечки, но 11 января Криденер вместо движения на Панагюриште занялся разведкой и пропуском войск церемониальным маршем. В этот же день поздно вечером Криденер получил новую задачу: 12 января без приказа вперед не двигаться и выжидать действия правых обходных колонн. Криденер выполнил эту задачу, рассчитанную на упорную оборону турками позиции у Панагюриште, хотя в момент получения ее ему было уже известно об очищении турками панагюриштских позиций - он даже успел занять их гвардейским Волынским полком. Вместо упорного преследования отступавших турок всеми силами Криденер 12 января ограничился тем, что выдвинул авангард в Попинцы, два эскадрона драгун - к Татар-Базарджику и две казачьи сотни - к Големо Корнаре.
Схема 37. Татар-Базарджитское сражение в первой половине января 1878 г.
В силу этих обстоятельств попытка окружить восточную группировку находившихся перед отрядом Гурко турецких войск потерпела неудачу. К 12 января эта группировка полностью сосредоточилась у Татар-Базарджика.
Не удалось Гурко окружить восточную турецкую группировку и в Татар-Базарджике (на что он еще рассчитывал вечером 13 января), так как в ночь с 13 на 14 января Сулейман-паша продолжил свое отступление.
Действия отряда Гурко под Татар-Базарджиком представляют собой чрезвычайно интересный пример попытки окружения неприятельских войск в тех условиях, которые были свойственны войне 1877-1878 гг.
Условия эти с точки зрения управления войсками характеризовались прежде всего отсутствием быстродействующих средств связи. Это определило целесообразность постановки войскам лишь общей цели действий. Именно так и было построено управление войсками в отряде Гурко во время Татар-Базарджикской операции, где телеграфная связь отсутствовала. Это было правильно. Неудача, которая, несмотря на хорошее управление, постигла попытку окружения, объяснялась неправильной оценкой расположения противника, вследствие чего поставленные колоннам задачи не соответствовали реальной обстановке.
Правая обходная колонна Вельяминова была слишком слаба, чтобы быстро преодолеть сопротивление противника у Самаково. Само нацеливание обходных колонн было произведено слишком мелко: войска генералов Вельяминова и Шильдер-Шульднера нацеливались не в тыл, а на фланги ихтиманской позиции, генерал Криденер не получил четкого приказания сомкнуться в тылу турецких позиций с правыми колоннами; вследствие этого не был создан некоторый «запас» глубины обхода на случай турецкого отступления. Неудачным явился и подбор исполнителей: на обходящие фланги были поставлены бездарный формалист Криденер и Вельяминов, стойкий в обороне, но медлительный в наступлении, а энергичный Шувалов находился в центре. Не справился со своей задачей и штаб Гурко; связь с колоннами должным образом не была налажена даже конными средствами, колонны информации о ходе сражения от штаба не получали, а связь между собой по фронту наладить не сумели. Эти-то причины и привели к срыву окружения восточной группировки турецких войск во время действий у Татар-Базарджика.
Несмотря на неудачу попытки окружения, результаты действий под Татар-Базарджиком все же были значительны. Верховное турецкое командование после этой операции наглядно убедилось, что его надежды на упорную оборону Ихтиманских гор не оправдались и у него остался лишь один шанс продолжения сопротивления - попытаться удержать Адрианополь. Но этот шанс был настолько не надежен, что уже 13 января султан обратился к Александру II с просьбой о прекращении военных действий и с сообщением о высылке им 15 января в Казанлык своих уполномоченных для ведения мирных переговоров.
Александр II принципиально согласился с предложением султана но обусловил начало мирных переговоров предварительным согласием турецкого правительства с русскими основами мирного договора.
К 13 декабря в составе Шипкинского отряда Радецкого числилось около 24 000 человек; главные силы отряда занимали первоначальные шипкинские позиции. Балканская турецкая армия Весселя-паши к этому времени насчитывала около 25 000 человек, из числа которых лишь около 17 000 располагалось против русских шипкинских позиций, остальные же силы были разбросаны на фронте от Твардицы до Калофера. К 21 декабря Вессель-паша подтянул к Шипке от Хаинкиоя семь таборов, и численность турецких войск, расположенных против русских шипкинских позиций, несколько превысила 23 000 человек.
К наступлению в лоб на турецкие шипкинские позиции через Балканы Радецкий относился отрицательно, считая его совершенно невозможным. Обход по горам зимой Радецкий также признавал по меньшей мере рискованным. Николай Николаевич, однако, потребовал, чтобы его отряд, начал наступление не позднее 1 января. Радецкому не оставалось ничего другого, как скрепя сердце взяться за непосредственную подготовку наступления. Подготовка эта выразилась прежде всего в сосредоточении войск в соответствии с ранее намеченным планом обхода турецких шипкинских позиций с двух сторон. Прибывшие в состав отряда части собирались в районе Габрово и Тырново. В Габрово сосредоточивались войска, назначаемые в правую колонну, командование которой было возложено на Скобелева. В состав этой колонны входили 16-я пехотная дивизия, 9, 11 и 12-й батальоны 3-й стрелковой бригады, болгарское ополчение, 9-й Донской казачий полк и две саперные роты. В районе Тырнова сосредоточивались войска левой обходной колонны под начальством генерала Святополк-Мирского. В состав этой колонны входили три полка 9-й пехотной дивизии, 4-я стрелковая бригада, 23-й Донской казачий полк и саперная рота. Кроме того, по настоянию Радецкого 1 января в отряд были направлены 30-я пехотная дивизия и три полка 1-й кавалерийской дивизии; дивизия вошла в состав левой, полки - в состав правой колонны. С прибытием всех этих войск численность отряда Радецкого возросла до 54 000 человек.
Вторым важным вопросом подготовки наступления явился вопрос организации тыла, накопления запасов, приобретения теплой одежды и вьючного транспорта. Правой колонне удалось создать в Топлеше базу с восьмидневными запасами продовольствия и собрать вьючный транспорт - 1048 лошадей. Надо отдать Скобелеву должное: он весьма внимательно отнесся к материальному обеспечению предстоявшего перехода своих войск через Балканы Скобелев приказал взять по 172 патрона на винтовку, из них 76 носимых.
Схема 38. Шипко-Шейновское сражение отряда Радецкого в первой половине января 1878 г.
Особенное внимание он обратил на «осмотр ружей и экстракцию их»; на осмотр шанцевого инструмента, которого полагалось иметь в полку «900 лопат, 75 мотыг, 45 кирок и 25 топоров»; осмотр одежды и обуви; приобретение фуфаек, теплых чулок, суконных портянок, местных полушубков и прочего теплого платья; заведение мешков для носки сухарей и вещей вместо ранцев - бывшие еще в полку ранцы сданы в Плевне. Предписывалось пополнить запасы сухарей, круп, спирта, чая и порционного скота на восемь дней, «а соли хотя бы и на месяц»; запас сухарей разрешалось «использовать крайне осторожно, выдавая их по фунту или по 1/4 фунта в день на человека, заменяя недостающее покупным хлебом или лепешками»(1). В левой колонне дело материального обеспечения было организовано хуже. В 9-й дивизии вьючный обоз насчитывал всего 300 лошадей, сухарные запасы были созданы всего на шесть дней, на ружье бралось лишь по 100 патронов. В 4-й стрелковой бригаде имелось 240 вьючных лошадей, поэтому бригада могла взять с собой восьмидневный запас сухарей и по 150 патронов на ружье, но 30-я дивизия в материальном отношении была обеспечена много хуже. Она не была заблаговременно предупреждена о переходе через Балканы и вследствие этого «не могла запастись ни вьючными седлами, ни санями, которые скуплены были из всех окрестных мест для полков 9-й и 16-й пехотных дивизий, ни теплой одеждой; притом во время весьма тягостного перехода из-под Плевны в Тырново обувь нижних чинов сильно износилась, так что в каждом полку было много людей в турецких постолах или опанках, обозные же лошади были крайне изнурены, вследствие чего обозы не могли своевременно прибыть в Травну, и при выступлении оттуда некоторые части имели только на два дня сухарей и никаких других запасов; офицеры же дивизии взяли с собой только то, что могло поместиться на их верховых лошадях и в карманах их платья»(2).
Для подготовки войск в тактическом отношении были даны специальные инструкции. Однако особой конкретностью они не отличались, содержа в себе лишь ряд общих мест. Так, в инструкции о ведении боя, данной Скобелевым войскам Имитлийского отряда, встречаются лишь такие общие слова, как «поддержка будет, но смены никогда», «хорошему солдату советую беречь патроны», «отбоя и отступления никогда не подавать», «всякий солдат должен знать, куда и зачем он идет» и т.п.
Организация самого наступления была произведена Радецким следующим образом. На совещании 31 декабря Радецкий вручил обоим начальникам колонн предписания. В этих предписаниях войскам Скобелева предлагалось двигаться от Топлеша на Имитлию, а войскам Святополк-Мирского - к Янине. Обеим колоннам предписывался самый осторожный образ действий. Скобелеву ставилась задача «занять Имитлию и там, укрепившись, оставаться впредь до приказания» Еще более осторожно должна была действовать левая колонна. Задача этой колонне была сформулирована весьма подробно как бы для того, чтобы исключить всякую возможность проявления «неосторожности». В предписании говорилось: «...так как по имеющимся сведениям, армия Сулеймана-паши (то есть Восточно-Дунайская армия. - Н. Б.) спускается за Балканы, то движение вверенной вам колонны должно быть произведено с большой осторожностью, и, если колонна не будет усилена еще одной дивизией, о чем я просил главнокомандующего (речь шла о 30-й дивизии. - Н. Б.), то ей достаточно первоначально демонстрировать с тем, чтобы привлечь на себя или остановить неприятельское движение к стороне Шипки, и только в самом благоприятном случае, когда будут иметься положительные сведения, что неприятеля нельзя ожидать со стороны Сливны, двинуться к Янине. Если даже и будет колонна усилена просимой дивизией, то и в этом случае рекомендуется вам двигаться осторожно, прикрыв себя с левой стороны достаточно сильным боковым отрядом в Маглиже, который бы в состоянии был удержать неприятеля на случай его наступления с этой стороны»(3).
В тот же день Радецкий донес о своем решении главнокомандующему. В этом донесении Радецкий доказывал, что из-за неготовности колонны Скобелева он не сможет начать наступление ранее 5 января, просил об усилении и в заключение так обобщил свои взгляды на наступление: «Делая движение через горы ранее прихода Гурко, исполняю приказание в. и. в., но по долгу совести доношу, что, со своей стороны, движение за горы ранее прибытия Гурко считаю преждевременным и рискованным...» и потому, «...если удастся перевалить на ту сторону, то буду ожидать приближения генерала Гурко и ни в коем случае атаковать армию Сулеймана, если она спустится ранее прихода генерала Гурко, не буду»(4). Это заявление Радецкого, которое могло быть расценено как вызывающе трусливое, не встретило, однако, отпора со стороны главнокомандующего. Главнокомандующий ограничился лишь слабым опровержением страхов Радецкого, подтвердил прежнюю задачу и заявил, что иное решение может быть принято лишь в том случае, если Радецкий представит ему не гадательные, а достаточно достоверные данные о противнике(5). Радецкий и после этого продолжал настаивать на своей оценке противника; против своих войск он насчитывал 60 турецких таборов и требовал новых подкреплений. Николай Николаевич, вероятно, согласился с доводами Радецкого, так как 6 января двинул на Габрово гренадерский корпус. Гренадеры, не входя в состав Шипкинского отряда, составили как бы резерв войск Радецкого и могли поддержать их в случае надобности.
Нерешительность и расплывчатость планов Радецкого особенно ярко сказались в дополнительных предписаниях, которые Радецкий вручил начальникам колонн 4 января. В предписании Скобелеву приводилось требование выступить из Топлеша на Имитлию вечером «5 января с целью занятия Шипки»(6). Радецкий указывал, что, заняв деревню Имитлию, отряд должен там остановиться и затем, если только представится благоприятный случай, атаковать деревню Шипку, не ожидая прибытия генерала Карцова. Радецкий предупреждал, что резервов нет и рассчитывать надо лишь на собственные силы. Формально поставив вначале Скобелеву цель действий и указав время их начала, Радецкий дальнейшими указаниями пытался дать понять Скобелеву, чтобы он воздержался от выполнения задачи.
В том же духе неопределенности и расплывчатости формулировалась задача левой колонны. В начале предписания указывалось, что колонна должна выступить утром 5 января из Травны в Крестец, чтобы занять Шипку, и сообщались данные о движении колонны Скобелева; при этом высказывалось предположение, что эта колонна прибудет к Имитлии 6 января. Далее в предписании говорилось, что, достигнув Гюсово, Святополк-Мирский узнает, направлены неприятельские силы к Шипке или нет. В первом случае колонна Святополк-Мирского должна не дать пройти неприятелю к Шипке, во втором, если неприятеля со стороны Сливны не будет и отряд генерала Скобелева будет атакован в Имитлии или сам атакует Шипку, что может быть узнано по выстрелам, - со своей стороны атаковать правый фланг турок(7).
Организация Радецким наступления через Балканы имела и другие ошибки. Среди них важную роль играло неправильное распределение сил. Так, в правую колонну было назначено 16 500 штыков и сабель, в левую - 18 800, в центре оставлено 12 000. Оставить в центре столь значительные силы не было никакой необходимости, так как, по признанию самого Радецкого, лобовая атака турецких перевальных позиций невозможна. Значительную путаницу вносили предписания о том, что целью действий обеих колонн была деревня Шипка, в то время как укрепленный лагерь турецких войск южнее перевальных позиций находился не в Шипке, а в деревне Шейново.
Плохо была организована телеграфная связь. Телеграфная линия тянулась только за левой колонной, да и та не была к началу боя закончена, с правой же колонной телеграфная связь вовсе не была предусмотрена.
Наступление началось 5 января. Святополк-Мирский диспозицию на этот день отдал накануне. По этой диспозиции авангарду под начальством командира 4-й стрелковой бригады полковника Крока в составе 4-й бригады, саперной роты, горной батареи и трех казачьих сотен приказано было выступить в 8:00 5 января от горы Крестец и перейти в деревню Сельцы, где и заночевать. Вслед за авангардом подтягивались и другие части колонны; 30-я пехотная дивизия, следовавшая в хвосте колонны, должна была 5 января одной бригадой перейти к Крестцу, а другой - в Травну. В ночь с 4 на 5 января вперед для расчистки пути было выслано 2000 болгар с лопатами и рота саперов. За ночь они успели расчистить путь лишь на 2 км к югу от Крестца. Южнее шла только сплошь занесенная снегом узкая тропа, и авангард сам расчищал себе дорогу, роя траншеи глубиной в 1,5 м и шириной около 2 м. В Сельцы авангард прибыл затемно. Главные силы колонны были задержаны втаскиванием на подъемы приданной им артиллерии, и потому к началу спуска с перевала у Сельцов прибыли лишь головные части главных сил, прочие же заночевали у Крестца; 30-я дивизия 5 января обеими бригадами успела перейти лишь в Травну.
Диспозиция по правой колонне была отдана Скобелевым только 5 января. В этот день в 18:00 первым должен был выступить авангард под командованием Столетова в составе 1-й болгарской бригады, 12-го стрелкового батальона, батальона казанцев и сотни уральцев; в тот же день авангард должен был занять гору Караджу. Прочие силы колонны направлялись вслед за авангардом, кроме 9-го Донского казачьего полка, составлявшего боковой отряд и двигавшегося по дороге, проходившей правее. В действительности 5 января начал движение один лишь авангард, причем голова его прибыла к Карадже 6 января около 8:00, а главные силы подошли к ней лишь около полудня. В итоге правая колонна, так же как и левая, 5 января не достигла намеченного диспозицией пункта.
6-января в 5:00 левая колонна возобновила движение, и к 13:00 авангард ее остановился на привал, не доходя 4 км до Горного Гюсово; прочие силы колонны заночевали у Сельцов и севернее. До выхода в долину реки Тунджи левой колонне осталось всего 4 км.
В правой колонне лишь два батальона казанцев выдвинулись на юг от горы Караджи; главные силы колонны подтягивались к Карадже и Марковым Столбам, а резервный эшелон еще втягивался в горы. Медленность движения объяснялась тем, что в отличие от левой путь в правой колонне расчищался не болгарами, а усталой и тяжело нагруженной пехотой; из-за плохой организации марша и отсутствия распорядительности части обгоняли друг друга, путались и забивали узкую дорогу; кроме того, правая колонна продолжала тащить с собой полевую артиллерию, а в левой колонне ее оставили еще в начале перехода; наконец, в левой колонне распоряжался все время при ней находившийся Святополк-Мирский, а Скобелев прибыл к своей колонне лишь на исходе дня 6 января; сыграла свою роль и большая труднодоступность пути правой колонны. Правая колонна 6 января прошла всего 8 км из 16, которые ей предстояло преодолеть.
День 7 января Святополк-Мирский решил использовать для сосредоточения всего своего отряда к югу от перевала и для выдвижения бокового заслона к Маглижу. К 17:00 стрелковая бригада заняла все три деревни Гюсово, а части 30-й дивизии к темноте овладели Маглижем. С выходом к Гюсово левая колонна могла уже приступить к выполнению своей конечной задачи. Серьезным затруднением при этом явилось то, что с правой колонной связи не было вовсе, а с колонной Радецкого она поддерживалась лишь конными из-за позднего прибытия военно-телеграфного парка.
В правой колонне авангард в составе 2-й бригады 16-й пехотной дивизии под начальством ее командира генерал-майора Гренквиста начал наступление на Имитлию в 8:00 7 января. В голове авангарда следовали два батальона казанцев во главе с адъютантом главнокомандующего полковником Ласковским.
Схема 39. Переход через Балканы правой колонны отряда Радецкого 5-8 января 1878 г.
Дороги на Имитлию заранее рекогносцированы не были. От горы Чуфут дорога раздваивалась; на западной ветви дороги находился чрезвычайно крутой спуск (до 45 градусов). О наличии двух ветвей дороги и крутого спуска на западной ветви знали и Скобелев и Ласковский - им было известно прекрасное и весьма точное описание дороги, сделанное болгарином Славейковым(8). Ласковский двинулся по западной ветви дороги, так как восточная, хотя и была лучше, но проходила долиной реки Голяма Варвица, и движение по ней могло просматриваться турками с их шипкинских позиций. На это Ласковский имел прямое указание Скобелева.
К 17:00 южнее Крутого спуска собралось уже 18 русских рот, но присутствовавший при этом бое Скобелев счел их силы недостаточными для атаки Имитлии и перенес начало ее на ночь. Однако атаковать Имитлию не пришлось. В 1:30 8 января она была занята без выстрела - турки ее покинули. К утру 8 января правая колонна оказалась растянутой от Имитлии до Топлеша. Шесть батальонов находились в Имитлии, пять батальонов и четыре дружины расположились" от Крутого спуска до горы Караджи, один батальон и две дружины - между Караджей и Марковыми Столбами, три батальона - южнее Топлеша.
Таким образом, правая колонна вследствие не до конца продуманной организации марша 8 января оказалась еще в значительной мере неготовой к открытию решительных боевых действий. Наоборот, левая колонна совершила переход через Балканы и к 8 января была полностью готова к началу решительного боя.
Радецкий только 7 января узнал о событиях, происшедших в обеих колоннах 6 января. В 7:50 7 января было получено донесение от Святополк-Мирского, который сообщал, что 6 декабря левая колонна достигла половины пути от Сельцов к Гюсово и что разъезды обнаружили движение турецких обозов от Шипки к Казан-лыку. Относительно правой колонны 7 января стало известно, что 6 января она укрепляла Марковы Столбы и Караджу, а в ночь на 7 января расчищала путь на Имитлию. Утром 7 января была получена телеграмма начальника штаба армии о том, что Карцов счел невозможным атаковать сильные позиции турок у Трояна с фронта и поэтому, оставив на перевале две роты с орудием, отошел якобы в исходное положение; основываясь на донесении Карцова, начальник штаба армии сообщил также, что к находившимся против Карцова турецким войскам подходят подкрепления от Калофера. Наконец, к утру 7 января Радецкому было уже известно, что Гурко перешел Балканы, а Дандевиль от Златицы уже дошел до Ладжени.
На основании всех этих данных 7 января положение противника рисовалось Радецкому уже совершенно иначе, чем раньше. Армия Сулеймана-паши, которая, как предполагал Радецкий, могла угрожать левой колонне, оказалась не восточнее южного выхода с Шипкинского перевала, а где-то значительно западнее; можно было предположить, что она была уже введена в дело против отряда Гурко, который перешел Балканы раньше и потому, естественно, первым привлек к себе ее внимание. Об этом говорили и неудачи Карпова и наличие каких-то турецких войск у Калофера. Из донесений Святополк-Мирского следовало, что крупных турецких сил против него не было, а движение турецких обозов от Шипки к Казанлыку можно было даже понять как начало отхода турецких войск с шипкинских позиций.
7 января Радецкий донес главнокомандующему о своем новом решении. «Колонна князя Мирского, - писал он, - достигла полпути от Сельцы к Гузово, генерал Скобелев сегодня займет Имитлию. Завтра, 27-го (8 января нового стиля. - Я.Б.), обе колонны атакуют д. Шипку; если генерал Карцов останется в бездействии, то отряд генерала Скобелева может подвергнуться серьезной опасности быть атакованным с тыла, а потому имею честь почтительнейше просить в.в. приказать генералу Карпову идти немедленно вперед и таким образом не допустить турок атаковать Скобелева»(9). Около 19:00 7 января было получено донесение Святополк-Мирского, в котором говорилось, что с рассветом 8 января левая колонна двинется на Хассыят и что Святополк-Мирский не рассчитывает быть у Шипки ранее полудня. На основании этого решения Радецкий в 21:00 уточнил задачу правой колонне в духе своего нового решения: «рассчитывайте движение так, чтобы князь Мирский пришел к д. Шипке ранее вас»(10). Вечером 7 января Радецкий получил сообщение от Непокойчицкого. Тот писал: «На Шипке осталось тысяч десять. Генералу Карпову предписано в течение завтрашнего дня приготовить сильную демонстрацию»(11), а затем позже Непокойчицкий сообщил, что Карцов взял Троян и преследует на Текию(12). Это сообщение несколько успокоило Радецкого в отношении судьбы правой колонны. Донесение Скобелева, полученное в ночь на 8 января, успокоило Радецкого и в отношении левой колонны; Скобелев писал: «... думаю, что смогу сосредоточиться завтра не ранее полудня... Завтра в полдень атакую Шипку с теми силами, которые могу собрать. Если бы Мирский атаковал ранее, то во всяком случае поддержу его со всем, что будет под рукой»(13). После такого донесения Радецкий перестал беспокоиться о том, что левая колонна не будет поддержана правой. Казалось, что 8 января атака Шипки (Шейново) состоится в полном согласии с предположениями Радецкого.
Турецкие войска у южного выхода с Шипкинского перевала сосредоточились в укрепленном лагере у дер. Шейново, которая располагалась на равнине и с севера была полукругом окаймлена южными скатами Балкан. Укрепления, опоясывавшие Шейново со всех сторон в радиусе около 1,5 км, состояли из 114 редутов и траншей. Кроме того, были приведены в оборонительное состояние находившиеся у Шейново роща и многочисленные курганы. Наиболее сильно был укреплен восточный фас лагеря длиной в 2 км, где находились две линии укреплений; в первой линии было пять курганов, укрепленных траншеями в несколько ярусов, во второй - пять редутов с промежуточными траншеями; почти за центром второй линии, несколько ближе к деревне Шипке, находился самый большой курган Косматка с сильной батареей - там был сам Вессель-паша со своим штабом и резервом. Левый фланг восточного фаса примыкал к д. Шипке, правый опирался на лес у Секиричево. Перед всем восточным фасом укрепленного лагеря местность была ровная, как стол, и покрыта глубоким снегом.
К началу русского наступления армия Весселя-паши состояла из 41 табора пехоты, 26 эскадронов и 83 орудий - всего 23 000 человек. Движение русских обходных колонн турки обнаружили 6 января. Возникла угроза окружения, и Вессель-паша запросил Сулеймана-пашу, как ему быть. Втайне он мечтал получить разрешение на заблаговременный отход, однако отход не входил в расчеты Сулеймана-паши. Пока Вессель-паша находился у Шипки, он прикрывал отход турецких войск от Филиппополя к Адрианополю; если бы Вессель-паша отошел от Шипки, то отряд Радецкого мог бы отрезать путь отхода Сулеймаиа-паши на Адрианополь. Поэтому 7 января Сулейман-паша ответил Весселю-паше: «Прошу вас... не оставляйте позиций, которые мы с вами защищали. Вместе с этим предлагаю вам в. особенности сделать все усилия, чтобы не потерять пути отступления»(14). Поскольку, таким образом, отход был воспрещен, войскам Весселя-паши оставалось лишь продолжать оборону. Для этого на перевальных позициях Вессель-паша оставил 29,5 таборов при 54 орудиях, а остальными 11,5 таборами с 29 орудиями занял Шейновский укрепленный лагерь. Восточный фас лагеря был занят восемью таборами, западный - двумя таборами, а остальные полтора табора и конница располагались в резерве.
С утра 8 января левая колонна русских начала движение через Янину на Хассыят. В боевую часть было назначено семь батальонов, девять батальонов находилось в общем резерве, три батальона (Серпуховский полк) были оставлены в Гюсово для охраны тыла и шесть батальонов (Шуйский и Коломенский полки) направлены в Маглиж для охраны левого фланга.
В 8:00 со стороны правой колонны стала слышна стрельба. Ее можно было понять либо как начало атаки Скобелевым Шейново, либо как наступление турок на колонну Скобелева. В обоих случаях левой колонне в целях поддержки следовало также атаковать турок.
Схема 40. Бой у Шейново 8-9 января 1878 г.
Левая колонна перешла в атаку. Стрелки наступали, имея в первой и второй линиях по два батальона в линии ротных колонн от первой линии была выдвинута стрелковая цепь. Цепь вела наступление ускоренным шагом, резервы двигались перебежками Под конец наступления в цепи находилась большая часть передовых батальонов. В 12:30 первая линия турецких укреплений-курганы с траншеями - была занята; при этом захвачены три стальных орудия, расчеты которых были прикованы к телу пушек цепями. Однако вскоре после этих успехов продвижение войск левой колонны приостановилось. Из редутов второй линии турецкие войска открыли сильный ружейный огонь с 800-1000 м, а затем стали пытаться охватить правый фланг 4-й стрелковой бригады со стороны Балкан. Стрелки были усилены полком частного резерва и в 14:00 бросились в атаку на редуты второй линии, но были отбиты. Вслед за тем турки подтянули резервы к центру и левому флангу восточного фаса своего укрепленного лагеря и перешли в контратаку на русский правый фланг. Последний стал было уже подаваться назад, но подход шести батальонов севцев и орловцев из состава общего резерва дал возможность отразить турецкую контратаку.
Однако войска левой колонны понесли во время атаки и контратаки настолько значительные потери и были так измотаны, что не смогли вновь перейти в общую атаку. В резерве остались всего три батальона ярославцев, патроны были на исходе, шума боя со стороны правой колонны слышно не было. В этих условиях Святополк-Мирский решил воздержаться 8 января от дальнейших наступательных действий. Войска боевой части и резервы левой колонны на ночь остались на занятых ими во время боя рубежах.
Бригада 30-й дивизии под командованием начальника дивизии генерала Шнитникова, оставив в Маглиже батальон, 8 января передвинулась в Казанлык, который был занят без боя. Взятые пленные показали, что с востока ожидалось прибытие до 10 000 турецких войск. Это сообщение весьма угнетающе подействовало на Мирского.
Войска правой колонны к утру 8 января занимали весьма растянутое по глубине расположение. Казанский полк и два батальона Углицкого полка располагались в Имитлии и возле нее; саперы разрабатывали Крутой спуск, у которого находились четыре болгарских дружины и четыре сотни донцов; несколько севернее занимали позиции владимирцы. Далее к северу до самого Топлеша растянулись прочие силы колонны, прикрытые со стороны Лысой горы одним стрелковым батальоном и болгарской дружиной, которые занимали позиции от горы Чуфут до Марковых Столбов. О местонахождении левой колонны Скобелев ничего не знал, так как его попытки связаться с ней потерпели неудачу. Поэтому в 1 час ночи 7 января Скобелев донес Радецкому: «Быть готовым к атаке в 12 часов завтра (то есть 8 января.- Н.Б.) со всеми силами оказывается почти невозможным, так как по страшной трудности дороги главные силы до сих пор еще не спустились. Сделаю всё от меня зависящее, чтобы атаковать турок завтра к вечеру, но во всяком случае и в котором часу бы ни было, если увижу атаку левой колонны, поддержу ее, какими бы малыми силами я ни располагал. Считал бы все-таки предпочтительнее атаковать позже и буду действовать в этом смысле, если обстоятельства не переменятся»(15). На основании этого донесения Радецкий послал Святополк-Мирскому записку, полученную в левой колонне в 11:00 8 января. В действительности же настроение Скобелева было в ту ночь гораздо мрачнее, чем это отразилось в донесении. По записи Куропаткина, Скобелев совершенно не рассчитывал на какое-либо содействие со стороны Святополк-Мирского, считал себя попавшим в ловушку, брошенным на произвол судьбы и думал только о неизбежности геройской обороны Имитлии и о последующем, почти неизбежном, прорыве из окружения.
С утра 8 января Скобелев начал стягивать войска левой колонны к Имитлии, но сосредоточение происходило крайне медленно: узкая расчищенная часть дороги была сплошь загромождена войсками, вследствие чего приказания запаздывали; одни части обгоняли другие, при этом порядок в колонне резко нарушался; наконец, частая перемена приказаний еще более увеличивала общую путаницу. Около 9:00 началась перестрелка с турецкими пехотными подразделениями, вновь начавшими наступление на Крутой спуск, затем завязалась стычка с наступавшими на Имитлию мелкими группами турецкой конницы.
Около 12:00 в правой колонне уже не было никаких сомнений в том, что войска Святополк-Мирского перешли в атаку. В это время командир 2-й бригады болгарского ополчения полковник Вяземский, отчетливо наблюдавший с горы всю картину наступления левой колонны, пригласил к себе Скобелева, который в 13:00 не только лично убедился в появлении левой колонны в долине Тунджи, но и своими глазами наблюдал начало атаки ею Шейновского укрепленного лагеря с востока. Об этом имеется также свидетельство известного баталиста-художника В. В. Верещагина(16).
Как же после этого поступил Скобелев? После 14:00 он развернул восточнее Имитлии девять батальонов, шесть горных орудий и семь сотен, приказал вынуть из чехлов знамена и играть оркестрам, а затем двинулся к Шейново. В 2000 шагах от западного фаса Шейновского лагеря Скобелев оставил войска, приказал им окопаться, сам же вместе со своим начальником штаба Куропаткиным занялся рекогносцировкой. В результате рекогносцировки Скобелев решил вместо атаки турок ограничиться на 27 декабря (8 января) одной демонстрацией(17).
Это решение Скобелев не изменил и после того, как в 16:00 получил от Вяземского новое донесение(18), из которого было видно что левая колонна приостановила атаку и причиной этой остановки был, по всей очевидности, недостаток сил у Мирского. Одновременно с получением этого донесения, к востоку от Шейново была слышна стрельба и видны тучи дыма от орудийной стрельбы.
Несмотря на всю ясность создавшейся обстановки, властно требовавшей немедленного движения на помощь левой колонне, несмотря на недавние обещания в этом духе самого Скобелева последний отдал приказ отступать к Имитлии.
В 18:30 8 января Скобелев послал донесение Радецкому: «Сегодня часа в два пополудни вверенный мне отряд дебушировал почти целиком. Не атаковал решительно турок только потому, что ждал появления в долине колонны князя Мирского. Ночую в долине Тунджи на занятой сегодня позиции. Завтра утром намерен атаковать Шейново...»(19).
Несколько позже Скобелев писал иначе. В своей реляции от 15 января он сообщал о бое 8 января так: «Часов около 11 я получил донесение от флигель-адъютанта полковника Вяземского, оставленного мной на наших горных позициях с четырьмя дружинами болгарского ополчения и находившегося на горе левого фланга, обращенного к Шипке, что заметны колонны князя Мирского, опускающиеся в долину восточнее Шипки. Особенно верить этому предположению было трудно, так как перестрелка была слышна будто в горах; колонны же в долине могли быть как войска князя Мирского, так и армия Сулеймана, по слухам идущая из Сливны. Последнее, а также возможность появления неприятеля со стороны Калофера вынуждало меня действовать крайне осмотрительно. Тем не менее, часов около двух пополудни... я решился атаковать деревню Шипку, как только покажется в окрестностях этой деревни колонна князя Мирского. Для отвлечения же от последней хоть части турецких войск я приказал открыть стрельбу из горных орудий, причем первые же гранаты весьма удачно попали в кавалерийские колонны, развернувшиеся против нашего правого фланга. Вместе с тем, дабы дать князю Мирскому убедиться в нашем присутствии в долине, а также дать неприятелю преувеличенное понятие о наших силах, войскам было приказано стать шире, разложить костры и отойти на свой бивак только когда стемнеет. Предпринять что-либо в этот день я считал невозможным: 1) вследствие позднего времени; 2) вследствие необходимости укрепиться на занятой позиции; 3) главное, ввиду необходимости сосредоточить мои силы, так как от вашего высокопревосходительства я получил личное приказание не начинать боя, не собрав весь отряд»(20).
Надо признать, что отказ Скобелева еще 8 января атаковать Шейново был главной причиной неудачи атаки левой колонны.
9 января Радецкий ничего не указал левой колонне в отношении атаки Он боялся, как бы Скобелев под каким-либо предлогом вновь не отказался от атаки и тем самым не поставил левую колонну в еще более трудное положение. Чтобы избежать этого и как бы в ответ на полученный от Скобелева запрос об указаниях, Радецкий около 4:00 9 января сообщил: «Колонна князя Мирского в настоящее время стоит с восточной стороны д. Шипки. Вчера было видно, что им взят один редут и несколько укреплений. К сегодняшнему дню он, по всей вероятности, успел подтянуть весь свой отряд и с утра начнет атаку. Вашему превосходительству, казалось бы, лучше по занятии Шейново атаковать д. Шипку с южной стороны, стараясь войти в связь с князем Мирским. По занятии Шипки будет спущена бригада с Николая»(21).
Эти указания Радецкого не внесли ничего нового в обстановку и лишь показали, что он совершенно не мог разобраться в ней; последнее, впрочем, нельзя поставить Радецкому в вину, так как для оценки обстановки он располагал лишь данными наблюдений 8 января со своих горных наблюдательных пунктов, донесением Скобелева от 18:30 8 января да сообщением Непокойчицкого о том, что Карцов занял Троян и преследует противника в направлении Текии.
Турки к 9 января еще более сконцентрировались против левой русской колонны. Вессель-паша в ночь с 8 на 9 января снял с горных перевальных позиций четыре табора и почти все свои силы, расположенные в Шейновском лагере, сосредоточил в восточных редутах, решив с утра 9 января контрударом отбросить левую колонну. При этом Вессель-паша исходил из того, что правая колонна русских 8 января бездействовала и что главную опасность представляют для него войска левой колонны.
К вечеру 8 января в левой колонне, в первой линии, было развернуто 13 батальонов под начальством командира 4-й стрелковой бригады Крока; в общем резерве находилось еще пять свежих батальонов. Части первой линии располагались в 500-1000 шагах от турецких укреплений и занимали позицию, протянувшуюся по фронту около 4 км. За день боя потери батальонов первой линии дошли до 1600 человек; свыше 3000 человек ушло из боевых линий для относки вручную раненых к Янине, расположенной в тылу позиции на расстоянии 6 км от нее; вследствие этого боевые порядки поредели. С утра солдаты ничего не ели и сильно устали. Патроны в батальонах первой линии были на исходе. О действиях правой колонны ничего толком не было известно. Все эти обстоятельства побудили Святополк-Мирского собрать вечером военный совет и на нем поставить на обсуждение вопрос, не следует ли ночью отойти к Гюсово, укрепиться там и дожидаться либо прибытия подкреплений от Радецкого, либо подхода правой колонны. Против предложения Святополк-Мирского решительно возражал присутствовавший на военном совете полковник Свищевский, командир 5-го саперного батальона. Он заявил, что отход к Гюсово совершенно не нужен и что он за ночь берется так укрепить занятые позиции, что им не будут страшны никакие контратаки турецких войск. Предложение Свищевского встретило одобрение других участников совета и в конце концов было принято Святополк-Мирским. Решено было укрепить занятые позиции и упорно их оборонять, а для облегчения обороны направить из Казанлыка в обход правого фланга турок Коломенский полк.
Укрепления строились всю ночь. Саперы, руководившие их сооружением, проявили немало изобретательности в трудных условиях изнуренности войск, недостатка шанцевого инструмента и глубоко промерзшего грунта. К обороне приспосабливались различные местные предметы, переоборудовались занятые турецкие позиции из подручных материалов: навоза, камней, снега, ломаных повозок, сучьев, снятых с убитых шинелей и даже конских и людских трупов; сооружения имели взаимное фланкирование и были тщательно замаскированы.
Все эти мероприятия прекрасно себя оправдали в начавшемся вскоре бою. В 6:30 до 20 турецких орудий открыли огонь, а через час турецкие войска перешли в контратаку на русский правый фланг. При этом турки не заметили новых русских укреплений и внезапно для себя попали под направленный на них с близкого расстояния огонь. Им пришлось быстро отойти, понеся большие потери.
Казалось бы, этот блестящий успех должен был принести полное успокоение генералу Святополк-Мирскому. Однако с вечера 8 января он перестал верить в возможность благополучного исхода обороны, созвал совещание и вновь поставил на нем вопрос об отходе. Предложение Святополк-Мирского было вторично отвергнуто, но ему удалось все же приостановить выдвижение коломенцев в обход правого турецкого фланга.
После небольшого перерыва Вессель-паша снова повел войска в контратаки. Первая контратака была направлена на русский центр, следующая - на русский левый фланг. Отбив турецкие контратаки, русские войска перешли в преследование и на плечах бежавших турок ворвались в лес у Секиричево, а также в ближайший к лесу редут. Одновременно на правом фланге войска левой колонны к 11:00 захватили д. Шипку и ближайший к ней редут. Таким образом, оба фланга восточного фаса Шейновского укрепленного лагеря были охвачены войсками левой колонны.
Ввод свежих сил колонны в дело как раз в этот момент решил бы бой в пользу русских, но пять батальонов Шнитникова бездействовали в Казанлыке, а три батальона, оставшиеся в общем резерве, Святополк-Мирский ввести в бой не решался - он их берег для прикрытия неминуемого, по его убеждению, отхода и в 10:00 приказал начать отход к Гюсово, донеся об этом Радецкому. Это решение Святополк-Мирского, принятое им на сей раз без военного совета, никакого влияния на ход боя левой колонны не оказало. Войска уже услыхали шум боя, разгоревшегося в это время западнее Шейново, заметили, что турки оттягивали свои силы на запад, и поэтому под руководством Крока просто не выполнили приказа своего растерявшегося начальника. Однако без помощи свежих резервов войска первой линии левой колонны не могли перейти в решительное наступление по всему фронту. А Святополк-Мирский не ввел в бой резервы даже тогда, когда после 11:00 казаки уже твердо донесли ему о наступлении на Шейново с запада войск правой колонны. Единственным выводом, который он сделал для себя, был отказ от решения отходить к Гюсово.
Отказ Скобелева от атаки 8 января и донесения Мирского толкнули Радецкого на бесцельную атаку центра. Дело было так.
Около 16:00 8 января Святополк-Мирский отправил генералу Радецкому донесение: «Выступая на Шипку, я приказал бригаде Шнитникова сделать из Маглижа демонстрацию на Казанлык, который вследствие этого и был нами занят без выстрела. Оказывается, что там ожидают со вчерашнего дня прибытия десяти тысяч из Ени-Загры. Этим положение мое еще ухудшается, тем не менее решился не отступать от Шипки, дабы не расстроить общего плана действий»(22). В другом донесении Святополк-Мирский писал: «Целый день дрались, атаковали Шипку, но никто не поддержал. Потери большие, отступать невозможно, решиться ночевать перед турецкими траншеями в нескольких стах шагах - положение крайнее! О генерале Скобелеве ничего не знаем. Выручайте. Патронов и пищи мало»(23).
Радецкий был сильно расстроен этим донесением. Удар десятитысячного турецкого войска в тыл левой колонне сделал бы положение ее исключительно тяжелым. Если правая колонна не атакует Щипку 9 января, положение Святополк-Мирского станет прямо-таки безнадежным. Десять тысяч турок нападут на левую колонну от Ени-Загры с востока, а не скованные Скобелевым войска Весселя-паши обрушатся на нее с запада. Посылать левой колонне подкрепления поздно - они не успеют подойти вовремя. Оказать содействие левой колонне можно только одним способом - атаковать войсками центра в лоб турецкие перевальные позиции. Это скует войска Весселя-паши и не даст им напасть на левую колонну.
Примерно так, вероятно, рассуждал Радецкий, когда принял решение начать 9 января лобовую атаку турецких перевальных позиций войсками центра, не ожидая, как это было им ранее намечено, предварительного занятия обходными колоннами Шипки.
Атаку решено было произвести в 12:00 9 января силами семи с половиной батальонов 14-й дивизии. Атаковать пришлось на крайне узком фронте, в сомкнутом строю. Расчет на внезапность (туман) не оправдался. Удалось захватить лишь передовые турецкие окопы, после чего атака захлебнулась. Русские потеряли 1500 человек.
К утру 9 января в правой колонне не все еще силы сосредоточились у Имитлии - не подтянулись еще 1-я кавалерийская дивизия, Суздальский пехотный полк и две болгарские дружины. Несмотря на незаконченное сосредоточение войск колонны, Скобелев не посмел 9 января отказаться от атаки так, как он это сделал 8 января. В 6:30 9 января была отдана диспозиция, по которой атака Шейново должна была начаться в 10:00 и вестись тремя расчлененными в глубину линиями: передовой, в составе трех батальонов и двух болгарских дружин с шестью горными орудиями, главными силами того же состава и общим резервом из шести батальонов; общая глубина боевого порядка достигала 1 км. Основным недостатком диспозиции являлся поздний срок начала атаки. Позднее начало атаки привело к тому, что правая колонна должна была начать атаку в то время, как левая колонна уже выдохлась; атака, следовательно, вышла разновременной, и турки получили возможность последовательно сосредоточивать усилия своей обороны сначала против левой, затем против правой колонны.
Почти полное отсутствие артиллерии - налицо была всего одна горная батарея - заставило Скобелева предусмотреть подготовку наступления ружейным огнем. Для этой цели первая линия была составлена из 9-го и 11-го стрелковых батальонов с берданками и сводного батальона Углицкого полка, вооруженного ружьями Пибоди; две (5-я и 6-я) болгарские дружины первой линии служили для них поддержками. Именно эта ружейная подготовка и явилась одной из причин успеха правой колонны, а организация ее - заслугой Скобелева под Шейновом.
Выстроив боевой порядок, войска правой колонны в 10:00 9 января начали наступление на западный фас лагеря. Два батальона первой линии штурмовали и заняли передовые турецкие окопы, но затем отступили. Причиной отхода явились турецкие контратаки и сильный огонь из расположенных в глубине укреплений, которые ко времени атаки правой колонны уже были заняты переброшенной из восточных редутов турецкой пехотой; Вессель-паша смог осуществить такую переброску, так как левая колонна в этот момент уже выдохлась и активно не действовала.
На правом фланге в первой линии остались всего один 9-й стрелковый батальон и 5-я дружина болгарского ополчения. Было очевидно, что этих сил для атаки основных турецких редутов, расположенных против правого русского фланга, недостаточно. Скобелев ввел в первую линию Углицкий полк, и турецкий редут был занят.
Атака Углицкого полка проходила следующим образом. «Углицкий полк двинулся в атаку с музыкой и распущенными знаменами; в первой линии шел 1-й батальон, имея за собой 2-й батальон, за которым следовал 3-й. Все батальоны на ходу перестроились в строй поротно в две линии, развернули все роты и разомкнули их. Вторая линия рот двигалась примерно в 500 шагах от первой. С 1200 шагов движение началось перебежками». Полковник Панютин так описывает принятый им в 1-м и 2-м батальонах Углицкого юлка порядок для наступления: «Выдвинув 2-ю и 3-ю роту в направлении шейновских редутов разжиженным строем, я приказал им наступать вперед. За 2 и 3-й ротами еще две и т.д. по две роты, приказав, чтобы задние ряды подходили к передним скачками, а передние - скачками вперед. Таким порядком я был убежден, что турки не в состоянии будут установить точного прицела по постоянно движущимся ротам. И выходило так, что задние роты вышибали передние»(24).
Далее дело происходило так: Углицкий полк наступал на редут №2 перебежками в 150-200 шагов, причем задние подразделения перебегали только тогда, когда передние заканчивали перебежку и открывали огонь; было замечено, что в случае одновременной перебежки цепи и поддержек потери увеличивались. Последняя стрелковая позиция была в 300 шагах от редута; после нескольких минут обстрела, в результате которого турецкий огонь ослаб, роты поднялись и атаковали редут со стрельбой и барабанным боем(25). Такой же порядок атаки подтверждают и подлинные документы. Таким образом, выясняется, что описанная выше организация наступления была осуществлена командиром Углицкого полка самостоятельно, без особых указаний Скобелева. Редут №2 был взят.
Так обстояло с наступлением и атакой 1 и 2-го батальонов Углицкого полка. Причин успеха этого боя было много: и предварительная подготовка атаки огнем, и отсутствие обстрела с флангов (как это случалось со Скобелевым при Третьей Плевне), и отвлечение внимания турок к левому русскому флангу, и, наконец, принятый Панютиным способ наступления.
Для 3-го батальона обстановка сложилась иначе. К туркам подошли свежие подкрепления, в связи с чем три первые причины, способствовавшие атаке 1 и 2-го батальонов, прекратили свое действие. А от последней из этих причин командир 3-го батальона отказался сам. Возбужденный успехом 1 и 2-го батальонов, овладевших редутом №2, он решил без перебежек, без ружейного огня, одним махом взять редут №3, но при этом 3-й батальон был встречен оттуда сильным огнем свежих турецких подкреплений, отхлынул и залег. Скобелев, было, решил, что все наступление кончится неудачей. «Опять начнется Плевна!» - сказал он. Однако положение спас отважный барабанщик Углицкого полка. Куропаткин так писал об этом: «Но вот поднимается невзрачный на вид герой-барабанщик. «Ваше высокоблагородие, - обращается он к Панютину, - что вы на них смотрите: пойдемте на редут. Пропадать, так по присяге. Тут всё равно всех перестреляют!» - и с этими словами он вылез, весь измаранный, из канавы и пошел вперед с барабанным боем. У такого начальника, как Панютин, ответ мог быть только один - он взял у знаменщика знамя и понес вперед»(26). Редут был взят.
Несомненно, организация наступления в этот период боя отличается рядом новых положений. К их числу надо отнести: 1) начало движения перебежками с 1200 шагов; 2) сочетание движения поддержек и резервов с ружейным огнем цепи, занявшей стрелковую позицию и поддерживавшей оттуда огнем перебегавшую часть; 3) дистанцию между цепями в 500 шагов; 4) подготовку атаки в течение получаса ружейным огнем с последней стрелковой позиции; 5) движение в атаку со стрельбой. Это все новые, передовые приемы. Но наряду с этим новым организация наступления в значительной мере строилась еще на основе старых, отживших приемов: движения в наступление с музыкой, длиной перебежек до 200 шагов (тогда как даже по уставу она не должна была превышать 100-150 шагов), движения в атаку с чрезмерно больших расстояний, перебегания не частями цепи, а всей цепью нескольких рот сразу(27) и т.д. Словом, было налицо смешение свежих, здоровых понятий и приемов с понятиями и приемами косными, отжившими. В этом ничего, конечно, плохого нет. Новое рождается в борьбе со старым, и в этой борьбе всегда бывает переходный период, когда новое уже отчетливо обозначилось, но и старое еще цепляется за жизнь. Тем не менее говорить об «окончательном оформлении тактики стрелковых цепей» в этот период нельзя.
Несомненно, что организация наступления во время атаки Шейново правой колонной являлась шагом вперед по сравнению с приемами первого этапа войны. Но такая организация была не только в правой колонне при атаке Шейново, а вообще во всех русских войсках Дунайской армии на третьем этапе и в конце второго этапа войны.
В этом отношении интересно свидетельство участника войны Пузыревского, позволяющее даже установить грань массового перелома в русской тактике. Говоря о боях Гурко, Пузыревский писал: «Вообще после Горного Дубняка войска наши замечательно быстро освоились с формами современной тактики, обусловливаемыми действием нынешнего дальнобойного и скорострельного оружия. Так, в данном случае обнаружилось уменье выбрать соответственные формы боя и применить их к характеру местности. Вместо крупных сомкнутых масс, прямолинейно двигающихся вперед, мы видим редкие цепи, поддержки в сильно разомкнутом строе, значительное удаление одной линии от другой, пользование всяким изгибом местности, всяким кустом, для того чтобы, прикрывшись им, собраться, устроиться и затем снова двинуться вперед, а все это сокращает потери до минимума»(28).
Известно, например, что в бою под Ташкисеном 31 декабря 3 и 4-й батальоны лейб-гвардии Волынского полка наступали примерно с 2000 шагов цепями, с перебежками и ружейным огнем; цепями наступали также гвардейские стрелки на Дольные Камарцы; в бою за Врачешский перевал 1-й батальон Великолуцкого полка целиком действовал цепями(29); цепями и перебежками с одновременным ведением ружейного огня наступали с дистанции 800-1100 шагов стрелковые роты Астраханского гренадерского полка при ликвидации попытки прорыва из Плевны армии Османа-паши. В последнем случае имеются даже определенные данные, что цепь наступала не вся целиком, а повзводно(30).
В этом бою прекрасно применялась взаимная огневая поддержка наступавших рот, перекрестный ружейный огонь, передышки и накапливание в мертвых пространствах и т.п. Примеров применения подобных приемов ранее шипко-шейновского сражения можно было привести еще много.
Таким образом, надо признать, что ход событий вынудил, наконец-то, на третьем этапе войны, принять к массовому использованию во всей Дунайской армии те новые тактические приемы, которые в отдельных частях русской армии были еще до войны в элементах выработаны войсками на учениях под руководством передовых командиров.
Ни одна армия в мире, кроме русской, не имела еще тогда столь отработанной, хотя, конечно, и не «окончательно оформленной», тактики стрелковых цепей'. Известно, что в основу нового германского пехотного устава 1888 года был положен именно опыт русской армии в войне 1877-1878 гг. и притом не только войск Скобелева, но и ряда других частей Дунайской армии. Это обстоятельство утверждает несомненный приоритет русской армии и русского военного искусства в деле создания тактики цепей.
Возвратимся к действиям правой колонны. К 14:00 войска правой колонны заняли на правом фланге турецкий редут второй линии и выбили турок с западной окраины шейновской рощи. На левом фланге войска первой линии к этому времени атаковали северозападную опушку шейновской рощи, заняли редут, батарею и траншею. Немного спустя войска правой и левой колонн (последняя уже в 12:00 заняла Шипку и тем значительно помогла правой колонне) вошли между собой в связь и совместно оттеснили турок к кургану Косматка. Гарнизон Шейновского лагеря, а вместе с ним и гарнизон турецких перевальных позиций оказался в полном окружении.
Черкесы и часть турецкой регулярной конницы с небольшим количеством пехоты пытались прорвать сомкнувшееся кольцо окружения, но это удалось лишь небольшой группе черкесов.
Около 15:00 Вессель-паша выставил белый флаг и направил к Скобелеву парламентера с предложением о капитуляции турецких войск. Скобелев потребовал, чтобы Вессель-паша предварительно послал приказ о сдаче в плен тем турецким войскам, которые обороняли перевальные позиции. Это было выполнено.
Всего в долине сдалось в плен 9 000 человек с 29 орудиями, а в горах - 13 000 человек с 54 орудиями. В числе сдавшихся в плен были три паши и 765 офицеров. Кроме орудий, в качестве трофеев было взято много ружей, снарядов, патронов. Турецкие войска потеряли ранеными и убитыми 1 000 человек.
Потери русских войск были весьма значительны. В левой колонне число убитых и раненых составляло свыше 2 000 человек, причем только 500 человек из этого числа было убито или ранено 9 января, остальные же потери почти целиком приходились на 8 января. В правой колонне число убитых и раненых превышало 1500 человек. Войска центра, как уже отмечалось, потеряли 1500 человек. Общая численность русских потерь составляла почти 10% от числа находившихся в строю людей отряда Радецкого.
Стратегическое значение шипко-шейновского сражения в общем ходе войны было немалым. Во-первых, под Шейновом турки лишились второй из двух своих лучших полевых армий (первая была уничтожена при Плевне). Во-вторых, вследствие пленения армии Весселя-паши в общем оборонительном фронте турок на Балканах образовалась брешь. До этого фронт был хоть и растянут, но не прорван. Отныне связь между группой войск Сулеймана-паши и Восточно-Дунайской армией была прервана и они были обречены на изолированное сопротивление. Более того, образовавшийся между обеими этими уцелевшими группами турецких войск промежуток, через который проходили пути на Адрианополь, не был прикрыт и позволял русским войскам устремиться на Адрианополь и далее к Константинополю.
К середине января русская Дунайская армия численностью в 314 000 человек имела против себя 115 000-135 000 турок. Против предназначенных для наступления русских отрядов генералов Гурко, Радецкого, Деллинсгаузена и Ганецкого общей численностью в 159 000 человек с 736 орудиями(1) действовало 58 000-78 000 турок с 195 орудиями; таким образом, на направлении своего наступления русские обладали двух-, трехкратным превосходством в живой силе. Такое большое численное превосходство, значительное качественное превосходство русских войск и надежное обеспечение флангов давали русскому главному командованию полную возможность принимать самые смелые решения для наступления к Константинополю.
Схема 41. Русский план действий в январе 1878 г. после перехода Балкан.
Войска Деллинсгаузена, составив как бы левый боковой отряд наступавших на Адрианополь колонн, переходили Балканы у Елены, по Твардицкому перевалу, занимали Сливно и Ямболи и охраняли левый фланг армии со стороны Шумлы. Одновременно с этим Деллинсгаузен отдельными отрядами должен был занять Котел, Карнабат и Бургас, стараясь через Айдос войти в связь с Циммерманом.
Цесаревич Александр объединял все отряды, расположенные против четырехугольника крепостей (кроме отрядов Циммермана и Веревкина), в новый Восточный отряд. Ближайшей задачей ему было поставлено овладение Осман-Базаром, после чего он должен был овладеть Разградом и прервать сообщение между Варной и Рущуком.
Наконец, командиру 14-го корпуса Циммерману было приказано перейти главными силами в наступление на Хаджи-Оглу-Базарджик и, овладев им, разрушить железную дорогу Рущук-Варна. Вместе с тем Циммерман выдвигал отряд в Праводы и оттуда через Айдос устанавливал связь с Деллинсгаузеном. Во время этого наступления линию Черновод - Кюстендже должна была занять дивизия из отряда Веревкина.
Все оперативные распоряжения по этому наступательному плану были отданы 13 января; распоряжения по материальному обеспечению - несколько позже.
Русскому наступательному плану нельзя отказать в должной решительности. На правом фланге армии ставилась цель отрезать группе Сулеймана-паши путь отхода к Адрианополю. Эту задачу должен был выполнить Карцов, а если бы ему это не удалось - войска Скобелева. В центре колонны генералов Гурко, Скобелева и Радецкого должны были занять Адрианополь. На левом фланге впервые за всю войну почти всем расположенным против четырехугольника крепостей войскам ставились решительные задачи, сводившиеся к полной изоляции Восточно-Дунайской армии.
К сожалению, план этот оказался непродуманным. Одновременность действий всех наступавших на Адрианополь колонн обеспечена не была. Цели перехвата путей отхода группе Сулеймана-паши и окружения Восточно-Дунайской армии ясно и твердо поставлены не были. Еще хуже обстояло дело в отношении материального обеспечения (подробнее об этом см. в разделе 12 этой главы).
Турецкий план действий после перехода русскими войсками Балкан в основном должен был свестись, как уже говорилось, к скорейшему отводу войск Сулеймана-паши на позиции у Адрианополя с переходом там к обороне. Однако и после преодоления русскими Балкан Сулейман-паша не решился принять на себя ответственность за отвод войск к Адрианополю. 10 января Сулейман-паша получил, наконец, приказ об отходе к Адрианополю. На основе этого приказа он в ночь с 10 на 11 января начал отход с позиций в Ихтиманских горах к Татар-Базарджику. Подождав в Татар-Базарджике присоединения отходившего из Софии отряда Осман-Нури-паши, Сулейман-паша в ночь с 13 на 14 января начал отход к Филйппополю. Уже 10 января Сулейману-паше стало известно о капитуляции армии Весселя-паши.
От Татар-Базарджика до Херманлы, где начиналось адрианопольское дефиле, войскам Сулеймана-паши предстояло пройти 139 км. Авангард средней колонны русских войск от Казанлыка до Херманлы должен был пройти всего 107 км - на целый переход меньше, но зато Скобелев на сутки позже начинал движение. Таким образом, шансы на занятие Херманлы у русских и турок были одинаковыми, и вопрос мог быть решен лишь быстротой и энергией движения сторон.
У Сулеймана-паши после присоединения к нему в Татар-Базарджике войск Осман-Нури-паши собралась целая армия. Главные силы этой армии начали отход в ночь с 13 на 14 января, часть сил отошла еще днем 13 января.
Предвидя, что русские войска поведут преследование в основном по шоссе, проходящему севернее реки Марицы, Сулейман-паша принял решение отступать на Филиппополь южнее Марицы.
Отступление происходило в большом беспорядке. До 8000 турецких солдат дезертировало и через Пещеру ушло на юг, к морю, а 10 000-14 000 солдат из числа местных жителей разбежались по домам. Вследствие этого армия Сулеймана-паши во время отхода сильно уменьшилась; в сильных таборах оставалось лишь по 60-70 человек или несколько больше, а были и такие, в которых остались одни лишь офицеры. По приходе в Филиппополь армия сократилась до 90-96 таборов общей численностью в 24 000 человек. Она состояла из дивизий весьма пестрого- состава: в одних было по 25-27 таборов, в других - по 7-8; точной численности дивизий никто не знал.
К 14:00 14 января все войска армии Сулеймана-паши, за исключением отставших в пути, прибыли в Кадикиой и Филиппополь. Сулейман-паша приказал 15 января устроить дневку, так как время движения на Адрианополь, по его мнению, все равно уже было упущено и следовало приготовиться к бою, привести войска в порядок. Исходя из этих соображений, 15 января армия была разделена на пять дивизий по две - три бригады в каждой; в бригаде было по шести - десяти таборов. Дивизиями командовали Фуад-паша, Шакир-паша, Бекер-паша, Осман-Нури-паша и Савфет-паша.
Сразу же после реорганизации войск армия Сулеймана-паши заняла оборону. Кадикиой обороняли три бригады дивизии Османа-Нури-паши, Каратаир - три другие бригады, а у Филиппополя и вдоль реки Марицы расположились бригады Савфет-паши. Эти войска составляли как бы первую линию обороны. В резерве за ними стояли дивизии Фуада-паши и Шакира-паши. Дивизия Бекера-паши под прикрытием всех этих войск должна была подготовить в тылу вторую линию обороны.
По расчетам Гурко, в Татар-Базарджике находилось 30 турецких таборов, и он предполагал 14 января их окружить. Из этого, конечно, ничего не вышло, так как турки успели уже оттуда уйти Русские войска перешли в преследование. Русская конница своими передовыми разъездами проникла в незанятую турками северную часть Филиппополя. Колонна Шувалова, следуя по шоссе северным берегом Марицы, перешла вброд реку у Адакиоя и к вечеру 14 января заняла эту деревню. Южнее Марицы в этот день была направлена лишь Кавказская казачья бригада, которая и установила там соприкосновение с турецкими войсками. Прочие части колонны отряда Гурко заночевали 14 января в Татар-Базарджике и его окрестностях, а гвардейская конница генерала Клодта - в 8-12 км севернее Филиппополя.
К вечеру 14 января Гурко располагал весьма смутными сведениями о противнике. Ввиду этого в своих оценках он должен был исходить из наиболее вероятных предположений о возможных неприятельских действиях. Наиболее же вероятным казалось, что 15 января Сулейман-паша будет продолжать отход к Адрианополю. На основе этой догадки Гурко и отдал распоряжения в ночь на 15 января.
Согласно этим распоряжениям конница Клодта, в которую вошла почти вся кавалерия отряда, должна была обойти Филиппополь с севера, «перейти реку Марицу восточнее города и стать на пути отступления турок»(1) (см. схему 42 в следующем разделе).
Войскам Криденера, объединившего командование конницей и колоннами генералов Дандевиля и Шильдер-Шульднера, приказывалось «идти на Филиппополь по дороге параллельно шоссе и, обогнув город с севера, перейти реку Марицу восточнее города»(2).
Колонна Шувалова нацеливалась на наступление к Филиппополю по обоим берегам Марицы, вдоль железнодорожного полотна и шоссе.
Колонне Вельяминова ставилась задача выступить из Татар-Базарджика в 3:30 15 января и наступать южным берегом Марицы до Мечкюра (Ивермелика); впереди этой колонны должна была двигаться Кавказская казачья бригада.
Конечный замысел Гурко на 15 января сводился к тому, чтобы отрезать армии Сулеймана-паши пути отхода на Адрианополь и, при благоприятном стечении обстоятельств, окружить ее. Непременным условием осуществления этого замысла являлось быстрое и энергичное выдвижение вперед конницы генерала Клодта и обходных колонн генералов Криденера и Вельяминова; первый должен был отрезать Сулейману-паше пути отхода к Адрианополю, на запад, а второй - в горы, на юг. Особенно важной в представлении Гурко являлась задача колонны Криденера, так как последняя должна была перерезать наиболее вероятные пути отхода Турецких войск. Эта задача становилась тем более важной, что при ее исполнении нельзя было еще рассчитывать на подходившие войска Карцова; последний к вечеру 14 января дошел только до Чукурелн и донес Гурко, что 15 января он сможет дойти лишь до Чирпили.
Замысел Гурко, исходивший из предположения о беспрерывном отходе армии Сулеймана-паши к Адрианополю, в действительности имел еще больше шансов на успех, так как 15 января эта армия стояла в районе Филиппополя.
Первой 15 января установила боевое соприкосновение с противником колонна Шувалова. Шувалов не решился один перейти в наступление, так как позиция турок была почти неприступной с фронта. Он решил выжидать подхода колонны Вельяминова и просить содействия у Криденера. Во время этого выжидания войска колонны рассыпались западнее Кричмы, окопались и вели огонь. Лишь под вечер, когда явственно обозначились действия колонны генералов Вельяминова и Шильдер-Шульднера, Шувалов перешел в наступление, атаковал и взял Каратаир.
Колонна Вельяминова вместо 3:30 выступила с ночлега в 7:00 и при этом на прохождение 21 км затратила 9 часов, поэтому 15 января она уже не успела принять участия в бою и заночевала у Каратаира.
Колонна Шильдер-Шульднера также значительно запоздала с выступлением - не менее чем на 6 часов. К Айранли колонна подошла в 17:00 и здесь распоряжением Гурко была повернута на юг для оказания помощи колонне Шувалова. Однако переправа через Марицу затянулась до 2:00 16 января (брод доходил до пояса, и людям приходилось на десятиградусном морозе раздеваться)(3), и потому эта колонна также не приняла 15 января участия в бою.
Не был выполнен приказ Гурко и конницей Клодта, и колонной Дандевиля, которые должны были перерезать туркам пути отхода к востоку от Филиппополя. Конница Клодта вместо ночи выступила с ночлега лишь около полудня 15 января. Главные силы Клодта к вечеру все-таки вышли к востоку от Филиппополя, но Клодт, вопреки прямому приказу Гурко, решил, что переход Марицы одной конницей без пехоты невозможен, отошел от реки на север и заночевал у Маноле.
Колонна Дандевиля, дойдя до Филиппополя, заняла северную окраину города и ввязалась в бесцельную перестрелку с турками через реку. На это было потеряно так много времени, что переправиться через Марицу восточнее Филиппополя 15 января колонне не удалось.
То, что 15 января не сумели сделать колонны, удалось в известной мере выполнить эскадрону гвардейских драгун численностью всего в 63 человека под командой капитана Бураго. Выполняя разведывательную задачу, поставленную ему Лично Гурко, капитан Бураго ночью проник в южную часть Филиппополя, но там обнаружил, что турки покидают уже город и направляются частью вдоль железной дороги на восток, частью на Станимаку. Во время этого налета капитан Бураго захватил пленных и две пушки, фактически заняв город и не потеряв при этом ни одного человека. Обо всем случившемся капитан Бураго в 22:30 15 января и в 0:45 16 января донес Гурко.
Главное значение действий капитана Бураго состояло в том, что они показали, каких значительных результатов могли бы достигнуть колонны Криденера, если бы они еще днем проникли в Филиппополь, обойдя его с севера и став на пути отхода турок. Весьма показателен этот эпизод также и с точки зрения ведения кавалерийской разведки.
В целом события 15 января развивались в соответствии с намерениями Сулеймана-паши, чему он целиком был обязан ошибкам, медлительности и вялости действий начальников русских колонн. Осману-Нури-паше без особого труда удалось сдержать слабо обозначенное наступление русских войск. Бекеру-паше без помех удалось подготовить тыловые позиции у Марково. Под прикрытием этих позиций вечером 15 января начал свой отход на Станимаку Осман-Нури-паша, а вслед за ним отошел из Филиппополя и Савфет-паша. Шакир-паша должен был начать отход на Станимаку с заходом солнца, а Фуад-паша имел задачу остаться со своей дивизией в арьергарде и прикрыть отход всей армии.
В итоге действий 15 января замысел Гурко окружить западнее Филиппополя всю армию Сулеймана-паши был полностью сорван. Однако 16-17 января создалась обстановка, давшая русским еще одну возможность окружения. На этот раз возможность эта касалась уже не всей армии Сулеймана-паши, а лишь части ее, и окружение могло произойти не западнее, а южнее Филиппополя. Возможность эта была следствием неорганизованности отхода армии Сулеймана-паши после 15 января. Части Османа-Нури-паши прошли Коматево лишь в 1:00 16 января, а Шакир-паша еще больше запоздал с прохождением тыловых позиций Бекера-паши. Последнему пришлось долго разыскивать Шакира-пашу, а когда его удалось, наконец, найти, он попросил Бекера-пашу не очищать тыловых позиций ранее подхода главных сил его колонны к Марково. Бекер-паша согласился и для лучшего обеспечения отхода войск Шакира-паши даже растянул свою позицию к рассвету до Паша-Махале; для этой же цели задержалась у Дермендере и дивизия Фуада-паши. К рассвету голова колонны Шакира-паши подошла к Марково, хвост же находился еще у Дермендере. Дивизии Савфета-паши и Османа-Нури-паши к рассвету уже втянулись в предгорья Родоп, и пехота подходила к Станимаке, но артиллерия и обозы на тяжелых горных дорогах отстали и плотно забили вход в предгорья. В силу всех этих обстоятельств втягивание в горы дивизий Шакира-паши, Фуада-паши и Бекера-паши должно было неминуемо замедлиться, и днем 16 января они вынуждены были еще остаться севернее Родоп. Вот эти-то дивизии и могли быть еще окружены отрядом Гурко после срыва окружения всей армии Сулеймана-паши в районе Филиппополя.
Гурко поздней ночью получил донесение Бураго об очищении турецкими войсками Филиппополя и в соответствии с этим изменил большую часть задач колоннам своего отряда. Из прежних распоряжений в силе остались лишь распоряжения коннице Клодта: последнему было приказано стянуть свои бригады у железной дороги севернее Катуницы и оттуда начать действия против тыла противника, перейдя Марицу у Чешнигырово; распоряжения эти, однако, в дороге задержались и стали известны в штабе 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, которой командовал Клодт, лишь в 15:30 16 января. Колонны генералов Вельяминова, Шильдер-Шульднера и Шувалова под общим командованием последнего были направлены на Дермендере, а в обход правого турецкого арьергарда в направлении на Станимаку пошла лишь 1-я бригада 3-й гвардейской пехотной дивизии и сводная драгунская бригада генерала Краснова; этим отрядом командовал Краснов.
Направление почти всех сил отряда на Дермендере вытекало из того, что Гурко считал отход главных сил армии Сулеймана-паши на Станимаку совершившимся фактом. Он полагал, что севернее Родоп, в районе Дермендере, остался лишь ничтожный турецкий арьергард, который с приближением к нему с фронта русских колонн немедленно начнет отход и будет затем перехвачен отрядом Краснова. В связи с таким представлением об обстановке и были отданы распоряжения о выводе 2-й гвардейской пехотной дивизии обратно в Филиппополь и об остановке колонн Шильдер-Шульднера у Ахмана, а Вельяминова у Мечкюра.
Ход боя 16 января быстро разрушил это предвзятое представление Гурко и его штаба о противнике, но в этот день они уже не могли выправить положение. Шувалов получил распоряжение Нагловского о выводе 2-й гвардейской пехотной дивизии в Филиппополь в 14:00 16 января, но вынужден был отказаться от его выполнения, так как эта дивизия, как и другие войска его колонны, вела бой с дивизией Фуада-паши у Дермендере. Колонна Вельяминова еще до получения распоряжения Нагловского начала наступление на Дермендере, заняв позицию и завязав бой с противником. Колонне Шильдер-Шульднера Шувалов с начала боя поставил задачу занять позицию в тылу противника через Коматево примерно между Катуницей и Ахланом. Колонна эта, дойдя до Коматево, развернулась и простояла здесь до темноты, не желая оставить в одиночестве колонну Вельяминова, отражавшую турецкие контратаки, но и не оказав ей никакой помощи. Таким образом, в течение 16 января колонны генерала Шувалова, ориентированные Гурко на встречу с ничтожным турецким арьергардом, столкнулись с дивизией Фуада-паши. Неожиданность этой встречи, полное незнание сил и расположения противника, отсутствие личного управления Действиями колонн со стороны Гурко привели к бесцельному топтанию войск этих колонн перед фронтом турецкой позиции и потере времени. Воспользовавшись этим, дивизии Шакира-паши И Векера-паши начали отход на Станимаку. На пути их отхода в первую очередь мог оказаться отряд Краснова.
Закончив переправу через Марицу по броду южнее Рогоша в 13:00 16 января, войска Краснова двинулись через Филиппополь в направлении Станимаки. Обнаружив турецкую колонну, следовавшую на Станимаку, Краснов развернул драгун и гвардейцев и приказал пехоте атаковать Кара-агач.
В первой линии развернулись 2-й и 3-й батальоны гвардейского Литовского полка; за ними в резерве 1, 2 и 4-й батальоны гвардейского Кексгольмского и 4-й батальон Литовского полков. В 1000 м от турецких позиций они были встречены сильным ружейным и артиллерийским огнем. Гвардейцы начали было отвечать, но вскоре прекратили огонь и лишь ускорили шаг. Движение без огня принесло наступавшим ту пользу, что в начавшейся темноте турки лишились возможности вести прицельный огонь по вспышкам выстрелов, и большинство турецких пуль и снарядов давало перелеты. Более того, по вспышкам турецких выстрелов русские начальники получили возможность определить расположение турецких, позиций и окончательно нацелить батальоны в атаку. 2-й батальон литовцев подошел к деревне, поддержки влились в цепь, и все вместе атаковали 12-орудийную батарею и захватили ее, переколов прислугу и прикрытие. Турецкие контратаки были отбиты в основном огнем с коротких дистанций. В то же время 3-й батальон Литовского полка атаковал трех- и пятиорудийную батареи, захватил их и также отбил последовавшие вслед за тем турецкие контратаки. Кексгольмские батальоны подошли к деревне, когда все три батареи уже были взяты, и потому они приняли участие только в очищении остальной части деревни и в отражении вновь-начавшихся турецких контратак.
К 4:00 17 января, ко времени отражения последней турецкой контратаки, патроны у гвардейцев пришли к концу, так как расход их даже в ночном, преимущественно штыковом, бою был для того времени довольно велик (в одном Кексгольмском полку их было израсходовано 27 000). Если бы у турок хватило сил еще на одну контратаку, гвардейцы едва ли смогли бы ее отбить. Это обстоятельство, а также крайнее неудобство дневной обороны расположенных в деревне позиций заставили Краснова к рассвету очистить деревню. В 7:30 17 января, оставив в Кара-агаче два эскадрона драгун, отряд оттянулся к Паша-Махале.
Несмотря на проявленный русскими в бою под Кара-агачем героизм, задача, поставленная отряду Краснова на 16 января, осталась невыполненной и пути отхода турецких войск на Станимаку перерезаны не были.
Задачу, которую не выполнил отряд Краснова, могла и должна была хоть частично, по мере своих сил, выполнить конница Клодта. Если бы она выполнила первую часть поставленной задачи и, переправившись через Марицу, стала у железной дороги севернее Катуницы, ей, по всей вероятности, удалось бы выяснить действительное направление отхода турецких войск, а затем в той или иной мере заполнить и вторую часть своей задачи - отрезать туркам пути отхода. Но до получения этой задачи Клодт ничего толком о противнике не разведал даже поблизости от своего расположения. Высланные им слабые разъезды не могли приблизиться к противнику для уточнения добытых данных, и потому, с одной стороны, приняв вошедшие в Филиппополь русские войска за турок, сообщили о занятии города противником и, с другой стороны, донесли, что крупные силы неприятельской пехоты занимают также и Папазлий. При таких данных разведки, совершенно не отвечавших действительности, у Клодта сложилось впечатление, что полученная им в 15:30 16 января задача невыполнима. Клодту представилось, что при переправе через Марицу севернее Чешнигырово конница немедленно же подвергнется на южном берегу реки контратакам турецких войск в оба свои фланга - от Филиппополя и от Папазлия. Исходя из этих соображений, Клодт предпочел простоять весь день в бездействии у Маноле и севернее Чешнигырово.
Кроме Краснова и Клодта, эту же задачу, как было выше упомянуто, имел и Карцов. Задача ставилась на основании предположения об отходе Сулеймана-паши к Адрианополю, и отряд Карпова в соответствии с этим должен был направиться к Филиппополю или, смотря по обстановке, к Чирпану. Но так как Сулейман-паша отходил на юг в Родопы, то Карцов имел бы кое-какие шансы перехватить пути отхода турецких войск только при условии, если бы он, не помышляя о Чирпане, всеми своими силами быстро проследовал с утра 16 января через Филиппополь и занял Станимаку. В действительности все произошло иначе. Отряд Карцова к 16 января растянулся поэшелонно от Чирпили до Чукурли и потому в лучшем случае мог 16 января выйти к Станимаке лишь передовыми частями. Однако и этого не случилось. Гурко и его штаб не позаботились заранее информировать Карпова об обстановке и еще с вечера 15 или утра 16 января поставить ему задачу на движение к Станимаке. Карцов, руководствуясь частными сведениями, подумал, что турки отступили и что, двигаясь на Филиппополь, он уже не сможет перехватить турецкие пути отхода. Он принял решение круто свернуть всеми эшелонами на юго-восток и, не заходя в Филиппополь, двинуться на Чирпан. Это и было осуществлено.
Таким образом, 16 января вполне возможное окружение большой части армии Сулеймана-паши севернее предгорий Родоп вновь сорвалось.
К утру 17 января Сулейман-паша с большей частью своих войск находился в Станимаке; по шоссе из Филиппополя в Станимаку отходили еще лишь две хвостовые бригады армии да в предгорьях севернее Родоп дивизия Фуада-паши занимала арьергардные позиции у Марково, Белашиц, Кара-агача и Куклена. Главные силы в Станимаке были прикрыты с севера и северо-востока бригадой Бекера-паши, с севера и северо-запада - бригадой Сабита-паши; наконец, для прикрытия главных сил с востока в 12:00 17 января из города в направлении на Кетенлик выступила дивизия Османа-Нури-паши. Сулейман-паша задержал главные силы армии в Станимаке, не желая предоставить своим собственным силам дивизию Фуада-паши, которая была задержана боем с отрядом Краснова и не могла поэтому использовать ночь с 16 на 17 января для своего отхода. Вследствие всех этих обстоятельств 17 января отряду Гурко представилась еще одна возможность отрезать путь отхода дивизии Фуада-паши и находившейся вместе с ней части дивизии Шакира-паши.
Основной путь отхода дивизии Фуада-паши через Куклен шел на Станимаку; кроме того, имелась недавно разработанная улучшенная горная тропа, шедшая от Зардиво через Новосело, Лесково и Бачково и, минуя Станимаку, выводившая через Наречен и Исмилан к Эгейскому морю. Для того чтобы изолировать дивизию Фуада-паши от главных сил армии в Станимаке, достаточно было перехватить дорогу Куклен - Станимака, но для того чтобы полностью окружить дивизию Фуада-паши, необходимо было перерезать также и горную тропу на Исмилан. Это не удалось. Фуад-паша не замедлил этим воспользоваться и в ночь на 18 января через Лесково и Бачково двинулся на Исмилан.
Сулейман-паша в первой половине ночи на 18 января получил донесение Фуада-паши об отходе на Исмилан и сразу же после этого приказал начать отход главных сил армии. Отход этот Сулейман-паша решил направить не на Адрианополь, а на юг, так как считал, что пути на Адрианополь уже отрезаны ему русскими войсками от Шипки. Главные силы армии Сулеймана-паши 18 января отошли через Цыревен, Кораджелар в направлении на Местанли.
В итоге действий 17 января была упущена последняя возможность окружения хотя бы части армии Сулеймана-паши.
Необходимо подчеркнуть, что, несмотря на то, что отряду Гурко не удалось окружение, успех, достигнутый русскими войсками в боях с армией Сулеймана-паши, был весьма значителен. Армия Сулеймаиа-паши, понесшая большие потери, ослабленная массовым дезертирством, расчлененная, лишенная в боях большей части артиллерии и вынужденная бросить оставшуюся артиллерию и обозы при движении через Родопы, перестала существовать. Таким образом, объективное значение трехдневного сражения у Филиппополя состоит в том, что оно окончательно открыло русским войскам дорогу к Константинополю.
Турция имела еще Восточно-Дунайскую армию, но она не могла преградить русским дорогу к Константинополю - сделать это ей не позволяла слабость личного состава и материального оснащения. И поэтому, хотя прибывшие в Казанлык турецкие уполномоченные и отказались еще 21 января признать русские предварительные условия перемирия и мира, к этому времени был уже бесспорно ясен благоприятный для русской стороны исход военных действий всего ближайшего периода времени.
Во второй половине января 1878 года турки располагали на адрианопольском направлении (без остатков армии Сулеймана-паши) силами численностью в 38 000 человек. Из этого числа 15 000 человек двигались отдельными эшелонами из Восточно-Дунайской армии через Осман-Базар и Ямболь на Адрианополь, 6 000 человек были разбросаны мелкими гарнизонами в Ени-Загре, Кара-Бунаре, Тырнове, Семенли и Адрианополе и, наконец, до 17 000 человек находилось в Константинополе.
С русской стороны на Адрианополь в это же время двигались колонны генералов Скобелева, Ганецкого и Радецкого численностью в 68 000 человек и отряд Гурко в 66 000 человек. Таким образом, на адрианопольском направлении русские войска в три с половиной раза превосходили турецкие. Это обстоятельство, не говоря уже о распыленности, слабой организованности и моральной подавленности турецких войск, исключало возможность серьезного сопротивления турок на пути продвижения русских войск к Адрианополю. Действительно, главные силы русских колонн почти до самого Константинополя на своем пути не имели крупных боев с турецкими войсками; лишь изредка происходили стычки с мелкими турецкими регулярными частями, шайками черкесов и вооруженными толпами турецких беженцев. Более частыми и сильными бывали такие стычки в Родопах, где двигались русские кавалерийские части.
Конница авангарда, которым командовал Скобелев, двинулась вперед из-под Казанлыка и Шипки уже 13 января. Лейб-драгунский Московский полк под командованием полковника Языкова 13 января захватил железнодорожный мост у Семенли. 17 января Семенли уже было прочно занято подоспевшей пехотой авангарда Скобелева, а гвардейские драгуны тем временем 16 января заняли Херманлы. 20 января бригада 1-й кавалерийской дивизии вступила в Адрианополь и была там восторженно встречена болгарским и греческим населением. К 22 января в Адрианополе собралась почти вся пехота авангарда. 25 января туда прибыл со своими войсками и Гурко, а 26 января - главнокомандующий.
Занятие почти без выстрела Адрианополя, которому турки придавали большое значение, могло произойти только в результате выполнения обручевско-милютинской идеи второго русского наступления, предусмотревшего первоначальные действия против Сулеймана-паши и Весселя-паши. Только благодаря тому, что эти турецкие войска не попали в Адрианополь, Дунайская армия смогла его так легко занять.
Надежды турок на ослабление русской армии тяжелыми боями во время преодоления Балкан и трудностями дальнейшего похода не сбылись. Талантливый план зимнего наступления и героическое осуществление его русскими войсками, несмотря на ряд крупных ошибок со стороны царского генералитета, явились основой успеха русского оружия.
Схема 42. Трехдневное сражение под Филиппополем 17-18 января 1878 г.
На пути русских войск к Адрианополю дороги были буквально забиты обозами и толпами турецкого населения Забалканья, спровоцированного своим правительством на поголовное бегство перед лицом якобы неизбежной гибели всех турок с приходом русских войск. От бескормицы, непосильной нагрузки, тяжелой дороги лошади, мулы, буйволы падали на дороге; там же вдоль и поперек стояли брошенные повозки; обочины, а иногда и само полотно дороги были усеяны трупами турецких стариков, женщин, детей, замерзших или погибших голодной смертью; рядом ожидали смерти выбившиеся из сил.
Приходилось затрачивать много усилий на расчистку дороги и на спасение тех, кого еще можно было спасти. В русских обозах, на артиллерийских лафетах, на седлах русских кавалеристов и казаков нередко можно было видеть пригретых, закутанных в одеяла турецких детей.
С занятием русскими войсками Адрианополя сопротивление турецкого правительства русским предварительным условиям мира прекратилось. Турецкие уполномоченные-министр иностранных дел Сервер-паша и министр двора Намык-паша - получили указание султана безоговорочно принять русские предварительные условия. После этого 31 января 1878 года в Константинополе состоялось заключение соглашения о перемирии, которое должно было продолжаться вплоть до заключения мира.
В промежутке между занятием Адрианополя, подписанием соглашения о перемирии и извещением об этом армий обеих сторон русские войска продолжали безостановочно продвигаться вперед.
В направлении на Константинополь первой была брошена конница. 1-я кавалерийская дивизия 25 января заняла Люле-Бургас, 2-я гвардейская кавалерийская дивизия 1 февраля заняла Родосто, конница отряда Карцова 1 февраля заняла Деде-Агач. Таким образом, ко времени подписания перемирия русская конница вышла уже на побережье Черного, Мраморного и Эгейского морей, приблизившись вместе с тем непосредственно к Константинополю. Следом за конницей быстро продвигалась пехота. Кавказская казачья бригада и кавалерийская бригада Чернозубова ко времени подписания перемирия завершили преследование остатков армии Сулеймана-паши в Родопах и вышли к Демотике и Гюмурджине.
Но продвижение русских войск вперед не приостановилось и после заключения перемирия. По условиям последнего демаркационная линия проходила впереди линии, достигнутой русскими войсками к моменту подписания перемирия, и они вышли к ней только к середине февраля. К этому времени главные силы Дунайской армии в основном сосредоточились возле Константинополя и частично поблизости от Дарданелл. У Сан-Стефано, Кючук-Чекмендже расположилась гвардия. К северу от Чаталаджи расположились войска авангарда. Позади них, у Люле-Бургаса и Чорлу, остановился гренадерский корпус. Восьмой корпус занял район Сарай, Мидия, Инжекиой и Адрианополь. Район Родосто, Инеджик, Малгара заняла 3-я пехотная дивизия, а район Энос, Уршу, Шаркиой - 2-я гренадерская дивизия.
Схема 43. Наступление авангард, правой, средней и левой колонн русской армии к Константинополю.
На этом закончился последний этап русско-турецкой войны на главном направлении Балканского театра военных действий.
В соответствии с решением главнокомандующего левый боковой отряд, Восточный (б. Рущукский) отряд и 14-й корпус в половине января 1878 года перешли в наступление. Не встречая сопротивления регулярных турецких войск, но ведя активную борьбу с многочисленными шайками черкесов и башибузуков, эти соединения вышли: а) левый боковой отряд - 17 января к Сливне, а 6 февраля занял Бургас; б) Восточный отряд - 28-29 января к Котлу и Разграду, 19 февраля занял Рущук; в) 14-й корпус - 27 января к Хаджи-Оглу-Базарджику, 22 февраля занял Силистрию.
Еще в августе, получив сообщения о направлении в Кавказскую армию подкреплений, главнокомандующий принял решение: новое наступление провести на карско-эрзерумском направлении. В соответствии с этим главные силы Действующего корпуса решено было усилить не только теми подкреплениями, которые должны были прибыть из глубины страны, но и всеми частями, какие только можно было снять с других направлений Кавказского театра.
Главные силы Действующего корпуса к 3 октября со всеми подкреплениями состояли из 61 батальона, 80 сотен и эскадронов и 28 батарей общей численностью в 56 000 штыков и сабель при 220 орудиях.
В главных силах Мухтара-паши на аладжинских позициях и в ближайшем тылу к тому времени состояло 37 000-38 000 штыков и сабель при 74 орудиях.
Следовательно, главные силы русского Действующего корпуса имели по сравнению с главными силами Мухтара-паши полуторное превосходство в живой силе и тройное в артиллерии.
По данным агентуры, турецкая пехота и артиллерия располагались на аладжинской позиции следующим образом:
Авлиарские и Визинкейские высоты вовсе не были заняты. Конница расположилась небольшими группами в тылу всей позиции.
Аладжинская позиция была сильно укреплена орудийными ложементами, окруженными окопами и траншеями сильной профили. К югу от Суботана были сооружены редут и люнет. В некоторых укреплениях имелись крепостные орудия. Верховьями Суботанского ручья, протекавшего в непроходимом овраге, вся позиция делилась на две части. Склоны Аладжинских высот были местами очень круты и совершенно безлесны, что давало большие преимущества обороне. Укрепления у Больших и Малых Ягн были сооружены с таким расчетом, чтобы в случае надобности они могли вместить до 20 таборов подкреплений из Карса. Вся аладжинская позиция в целом базировалась на Каре; пути к нему шли от левого фланга позиции. Последнее обстоятельство, а также значительная растянутость передовой (30-км) и основной (20-км) линий позиции являлись единственными слабыми сторонами всей позиции, в целом все же весьма сильной.
Для разработки плана наступления на аладжинскую позицию командование Кавказской армии привлекло генерала Обручева, командированного Милютиным еще в июле в Кавказскую армию; в помощь ему были приданы офицеры, знавшие особенности театра действий. Основная идея разработанного Обручевым плана наступления, намеченного на 1 октября, состояла в нанесении главного удара по центру и левому флангу аладжинской позиции с одновременным сковыванием правого фланга позиции и выходом небольшого Камбинского отряда в тыл. По расчетам Обручева, осуществление плана должно было привести к изоляции аладжинской позиции от Карса, а затем и к разгрому ее защитников.
План этот выполнить не удалось в силу целого ряда причин. Одновременная внезапная атака разных колонн на рассвете была сорвана; начальники колонн заблаговременно не выяснили свойств путей наступления, вследствие чего колонны блуждали, задерживались и атаковали врозь. Чрезмерно сильное левое крыло слишком пассивно выполняло свою задачу сковывания. Значение Авлиара и Визинкейских высот, командовавших всей впередилежащей местностью, было недоучтено; в связи с задержкой атаки турки успели их занять и остановили продвижение правого крыла. Обходной отряд оказался слишком слабым для того, чтобы оказать содействие войскам правого крыла.
Таким образом, к вечеру 1 октября войска Действующего корпуса не получили успеха на всем своем фронте и укрепились на позициях по линии гор Кабах-тапа и Караял.
Несмотря на тяжелые потери русских войск и невыполнение поставленных задач, сражение 1-3 октября, несомненно, оказало свое влияние на последующие действия обеих сторон на главном направлении Кавказского театра.
Для русской стороны это влияние выразилось в том, что высшее русское командование получило возможность прощупать недостатки своего плана и руководства сражением и исправить их. Для турецкого командования влияние сражения 1-3 октября сказалось в первую очередь в том, что Мухтар-паша убедился в наличии у русских на карском направлении крупных сил; если бы не промахи русского командования, его, растянутая позиция у Авлиара была бы прорвана. Из этого Мухтар-паша сделал вывод, что необходимо держать свои силы более сосредоточенно, заняв наиболее важные пункты позиции.
В соответствии с решением своего главнокомандующего турецкие войска к 8-10 октября очистили Кизил-тапу, Суботан, Хаджи-Вали и Большие Ягны, сосредоточившись по линии высот Аладжи, Визинкея, Авлиара и Малых Ягн. Общее протяжение турецкой позиции при этом сократилось, но зато турки лишились хорошо оборудованных передовых позиций, а заново оборудовать позиции в тылу у них не было времени.
Сосредоточение турецких войск на новых позициях было принято главным русским командованием за начало общего отступления. Такое понимание передвижений турецких войск находило себе подтверждение в сообщениях лазутчиков, которые говорили об отходе Мухтара-паши к Саганлугу. Так как при этом для Мухтара-паши было более выгодно(1) отступать на Саганлуг южнее Карса, то Обручев и предложил направить наперерез пути предполагаемого отхода Мухтара-паши - по дороге, где шел 1 октября Камбинекий отряд, но еще глубже, - сильную обходную колонну. Вместе с тем Обручев предусматривал, что если бы отступление Мухтара-паши задержалось, то обходная колонна могла бы оказать решающее влияние на исход общего наступления главных сил Действующего корпуса, которое следовало бы в этом случае начать с целью окружения и полного разгрома турецких войск. Это решение Обручева полностью исправило недочеты плана первого наступления.
Предложение Обручева было принято. Всего для участия в наступлении предназначалось 45 800 штыков, 4 900 сабель и 228 орудий. Для обхода правого фланга турецких позиций и выхода им в тыл сформировали сильную колонну, которую возглавил Лазарев; после присоединения к ней войск Камбинского отряда и прибытия затребованных из Эриванского отряда сил колонна эта должна была состоять из 23,5 батальонов, свыше 20 сотен и эскадронов и 72 орудий, составляя, таким образом, почти треть главных сил Действующего корпуса. В отличие от сражения 1-3 октября она была нацелена на турецкий тыл значительно глубже, на Визинкей и Базарджик. Протяжение пути колонны Лазарева достигало 80 км. Вечером 9 октября колонна выступила, но лишь 12 октября добралась до Дигора.
Схема 44. Сражение на Аладжинских высотах 13-15 октября 1877 г. (Вкл.)
Основное внимание Мухтар-паша обратил на то, чтобы отобрать у русских Большие Ягны, которые сразу после их очищения турецкими войсками были заняты и укреплены русскими. Мухтар-паша лишь с опозданием понял, что Большие Ягны, командовавшие над Малыми Ягнамк и Авлиаром и вклинившиеся в турецкие позиции, играют весьма важную роль и что оставление их турецкими войсками являлось немалой ошибкой. В результате боя 13 октября турки не могли вернуть Большие Ягны, и они остались за русскими.
Обходная колонна Лазарева в 6:00 14 октября выступила из Дигора и после полудня начала подниматься к Базарджику; уже с 11 октября Лазарев был связан с командованием корпуса полевым телеграфом, линия которого беспрерывно тянулась за его колонной.
О появлении крупных сил русских войск было сообщено Мухтару-паше. Вместе со своим английским советником, генералом Кемпбелем, Мухтар-паша выехал к г. Чифт-тепеси, чтобы лично оценить положение, создавшееся в связи с появлением в его тылу русских войск. Стремясь наверстать упущенное, Мухтар-паша решил прежде всего приостановить дальнейшее продвижение войск Лазарева. С этой целью он направил против русской обходной колонны девять таборов под командованием Рашида-паши.
Лазарев обнаружил выдвижение против него турецких войск и занял раньше их тактически чрезвычайно важную командующую высоту. Войска Рашида-паши отошли и заняли Орлокские высоты. Мухтар-паша двинул на подкрепление им три табора из укреплений севернее Базарджика и три табора с Визинкейских высот.
Лазарев обнаружил движение новых турецких подкреплений к Орлокским высотам и, не имея под руками пехоты, бросил наперерез им пять сотен и эскадронов конницы под командованием полковника Маламы. Эта небольшая конная группа лощинами скрытно вынеслась в карьер на возвышенность, лежавшую на пути подхода турецких подкреплений, спешилась и стала энергично теснить ошеломленные ее неожиданным появлением турецкие таборы. Вскоре конница Маламы была поддержана подоспевшим из Дигора 4-м Кавказским стрелковым батальоном; к 17:00 все турецкие подкрепления были отброшены к Визиикейским высотам. Действия Маламы являлись прекрасным примером использования конницы в подобных случаях.
Изолировав, таким образом, Орлокские высоты, Лазарев решил еще до наступления задачу.
C своим командиром полка, полковником Кавтарадзе, и кавказские саперы атаковали высоты и выбили оттуда противника, втрое превосходящего их по силам; остатки девяти турецких таборов в полном беспорядке бежали к Визинкею.
К 20:00 Орлокские и Базарджикские высоты были заняты шестью батальонами, а прочие войска колонны Лазарева расположились у Базарджика. Обходная колонна прочно укрепилась в тылу правого фланга турецких позиций.
В этот день Лазарев проявил верный тактический глазомер, решимость и настойчивость. Прекрасно действовали дербентцы, кавказские стрелки и русская конница.
К 24:00 14 октября Лазарев вернулся с Орлокских высот в Базарджик. Там к этому времени уже была открыта станция военного телеграфа, связывавшего обходную колонну с Лорис-Меликовым. Лазарев немедленно донес об исходе боя 14 октября: «Стою с отрядом в виду визинкийских лагерей. Необходимо завтра с рассветом атаковать от Хаджи-Вали и Ягны-Визинкей... Ожидаю на рассвете решительных действий г.-л. Геймана»(2).
Эта телеграмма была получена в главной квартире Кавказской армии в 2:30 15 октября. Главнокомандующий решил, что момент перехода в наступление всех главных сил настал. Лорис-Меликов(3) составил диспозицию, и к 4-5:00 15 октября она была по телеграфу разослана начальникам колонн и отрядов.
К этому времени Мухтар-паша уже осознал всю величину угрозы, которую создало появление в его тылу войск Лазарева, и потому принял, решение на отход к Карсу.
Войска главных сил Действующего корпуса к утру 15 октября обладали несколько большим численным превосходством, чем 1 октября, и занимали на фронте и в тылу противника более выгодное положение. Это давало возможность русскому командованию добиваться и более решительных целей. Между тем из диспозиций как главнокомандующего, так и Геймана этого не видно; обе диспозиции, наоборот, проводили идею весьма осторожных и нерешительных действий.
Из диспозиции Геймана следовало, что главный удар на Авлиар должен был наноситься с северо-запада Эриванский гренадерским полком, 1-м Кавказским стрелковыми 1-м саперным батальонами, а с юго-востока - колонной генерала Авинова в составе 2-го Ростовского и 14-го Грузинского гренадерских полков. Справа, со стороны Малых Ягн, этот удар прикрывался колонной Шака в составе шести батальонов, занимавших Большие Ягны; слева - 151-м Пятигорским полком, который для этого занимал Суботан и Хаджи-Вали. Таким образом, уже в распределении сил, при котором для нанесения главного удара выделялось не намного больше батальонов, чем для обеспечения, явно сквозила крайняя осторожность и нерешительность.
Диспозицией главнокомандующего войсками Роопа предписывался тоже достаточно нерешительный и осторожный образ действий. Войска согласно диспозиции должны были от Керханы и Таиналыха продвигаться в направлении вершины Аладжи и до выяснения успеха обходной колонны и войск Геймана лишь сковывать противника огнем.
Еще более определенно высказался за «осторожный образ действий» Лорис-Меликов, объединявший действия войск Геймана и Роопа.
Сражение 15 октября открылось залпом 48 русских орудий по укреплениям Авлиара. Под прикрытием артиллерийского огня начала сближение с противником пехота. Эриванцы и тифлисцы стали уже взбираться на нижние склоны Авлиара, но в это время получили приказ Геймана приостановиться и ждать дальнейших распоряжений.
Остановка на открытом месте под неприятельским огнем сулила большие потери. Поэтому командир 4-го батальона Эриванского полка полковник Микеладзе не сразу выполнил полученный приказ, а предварительно с всем батальоном перебежал вперед в мертвое пространство; за 4-м батальоном туда же перебежал и 2-й. Гейман еще раз, более категорично, приказал остановиться и ни под каким предлогом не двигаться вперед, пока на то «не будет разрешения». Однако прежде чем этот приказ дошел до войск, в мертвое пространство перебежали также 1-й и 3-й батальоны эриванцев. Таким образом, уже весь Эриванский полк оказался в хорошем укрытии на расстоянии 500 шагов от неприятельских траншей. Между тем артиллерийская подготовка продолжалась своим чередом; с подходом колонны Авинова в ней приняло участие уже 64 9-фунтовых орудия. Три 24-фунтовых 152-мм орудия, стрелявших по Авлиару с 13 октября, также принимали участие в артиллерийской подготовке 15 октября; 9-фунтовые батареи по истечении первого часа подъехали ближе и вели огонь с дистанции 1000 м, что обеспечивало значительную действительность их огня. Результаты сосредоточенного на небольшом пространстве двухчасового артиллерийского огня были значительны. Русские войска могли воочию убедиться в силе огня своей артиллерии.
Обозрев поле сражения, Мухтар-паша пришел к выводу, что его войска вряд ли смогут удержать свои позиции и что единственным выходом может быть немедленный отход к Карсу. Но сам этот отход был возможен лишь в том случае, если бы Авлиар не попал в руки русских войск. Исходя из этого, Мухтар-паша подкрепил защитников Авлиара тремя таборами Ахмет-Рифата-паши, а во фланг эриванцев бросил четыре табора Ибрагима-бея.
Эриванцы с своей удобной позиции отразили турецкую контратаку, но вслед за этим турки произвели атаку на войска Шака.
Только после того как и эта контратака была отражена, до сознания Геймана наконец дошло, что со штурмом дальше медлить невозможно. Всякое промедление дало бы Мухтару-паше возможность стянуть со второстепенных участков свежие части и бросить их в контратаки, на отражение которых тратились бы силы и наступательный порыв русских войск; на отражение первых двух турецких контратак Гейман уже израсходовал все свои резервы. Штурм, начатый в 12:30, привел к полному успеху. Русские войска - эриванцы, грузины и пятигорцы - бросились на штурм с трех сторон; значительное содействие штурму оказала русская артиллерия, которая до последней возможности вела огонь через головы своих войск по вершине Авлиара, где на разбитых нижних траншеях сосредоточились турки. Авлиар был взят в течение получаса, остатки турецкого гарнизона (арабские войска) бежали на Чифт-тепеси, бросив три орудия.
С падением Авлиара Мухтар-паша приказал ускорить отступление и поспешно бежал в Карс, бросив войска на произвол судьбы.
После захвата Авлиара Гейман имел полную возможность двинуть войска на Визинкейские высоты и захватить их, но он предпочел не спешить. Войска были двинуты к ним лишь в 14:00, когда туда подошли три батальона несвижцев и перновцев. Однако брать Визинкейские высоты Гейману уже не пришлось: они уже оказались занятыми войсками обходной колонны.
В 11:00 после того, как Лазарев с Орлокских высот лично увидел массовые вспышки разрывов и клубы дыма на Авлиаре, а в направлении к Карсу обнаружил турецкие войска, начавшие отходить с Визинкейских высот, русские войска начали наступление.
Когда войска обходной колонны заняли Визинкейские высоты, они встретились тут с наступавшими на эти высоты с севера войсками Геймана. Но оборонявшиеся здесь турки использовали заминку в русском наступлении и по «золотому мосту», сооруженному для них Гейманом, успели уйти с визинкейских позиций в Карс.
Лорис-Меликов приказал Гейману частью сил вести через Визинкей преследование отходивших турецких войск, а остальными силами занять промежуток между Визинкеем и Чифт-тепеси; Лазареву было приказано кавалерией преследовать отходившие к Карсу турецкие войска, передовой пехотой обложить Чифт-тепеси с запада, а задними эшелонами пехоты отрезать турецким войскам пути отхода с горы Аладжи на Базарджик, Дигор и Алям.
В то время как происходили описываемые события, войска Роопа начали продвижение тремя колоннами. Первая пехотная колонна продвинулась через Керхану в направлении Аладжинских высот; вторая пехотная колонна через Тайналых, Шамиси продвигалась оврагом, прорезавшим восточные склоны горы Аладжи, во фланг турецким позициям на Аладжинских высотах; кавалерия была направлена от Ани в турецкий тыл. Керхана, Шамиси, Инах-тепеси были заняты без боя; турецкие войска, выполняя приказ Мухтара-паши, очистили их сами еще до подхода к ним войск Роопа.
Подойдя к противнику, войска Роопа после короткой артиллерийской подготовки двинулись в атаку. Турецкие войска, занимавшие позиции на Аладжинских высотах, сопротивлялись отчаянно. Несмотря на это, обе пехотные колонны Роопа преодолели местами три, местами пять линий траншей и к 15:30 завладели всеми позициями турок на Аладжинских высотах. Защитники позиции отошли к Чифт-тепеси, войска Роопа приступили к их преследованию.
К этому же примерно времени были заняты турецкие позиции и на Малых Ягнах.
В итоге всех этих боев к 16-17 часам 15 октября положение сложилось следующее: гарнизоны визинкейских и малоягненских позиций большей частью успели отойти к Карсу, все же остальные войска армии Мухтара-паши оказались оттесненными к Чифт-тепеси и были со всех сторон окружены наступавшими на них русскими войсками. Турецкие войска перемешались и несли большие потери под направленным на них со всех сторон огнем русской артиллерии. Ввиду тяжелого положения, создавшегося для турецких войск, военный совет турок принял решение о капитуляции. Было установлено перемирие, огонь прекратился, турецкие войска с наступлением темноты были окружены цепью русской конницы. Начались переговоры о капитуляции, которые были закончены лишь к 23:00 15 октября.
Общий урон армии Мухтара-паши доходил до 18 000-20 000 человек. В качестве трофеев русским войскам досталось 35 орудий, 8 000 ружей и много военного имущества. В результате сражения под Авлиаром - Аладжей армия Мухтара-паши потеряла три четверти своего состава и была совершенно разгромлена.
Русские войска 14-15 октября потеряли около 1500 человек убитыми и ранеными. Общие потери русских составляли всего 2,7 процента от числа участвовавших в сражении войск.
Второе авлиар-аладжинское сражение, несмотря на некоторые недостатки его проведения, все же являлось блестящим образцом окружения и ликвидации крупной группировки неприятельских сил, занимавшей полевую укрепленную позицию. По сути говоря, это был зародыш операции окружения. И в этом смысле опыт Авлиара - Аладжи значительно более ценен, чем опыт Седана. Основными причинами успеха сражения являлись, с одной стороны, его правильный замысел, составленный Обручевым, с другой, блестящие, инициативные и доблестные действия войск и их строевых начальников. Из высших командиров весьма положительно можно оценить Лазарева. Наоборот, Лорис-Меликов и Гейман с их чрезмерной осторожностью и медлительностью лишь снизили возможные размеры успеха; только вследствие их ошибок визинкейской и малоягненской группам турецких войск удалось избежать окружения.
Победа русских войск была бы полнее, если бы русское главное командование сразу после 15 октября продолжило сражение, перенеся его к Карсу. Условия этому вполне благоприятствовали. В Карсе 15-16 октября царили паника и хаос. С поля сражения толпами убегали солдаты, все организационные воинские рамки были нарушены, крепостные сооружения почти не были заняты, а занятые охранялись из рук вон плохо. Немедленный штурм Карса «с хода» сулил полный успех, а с падением Карса была бы захвачена и укрывшаяся там уцелевшая часть армии Мухтара-паши. В результате этого дерзкого, но вполне обоснованного риска русским войскам без особых трудов досталась бы сильная крепость и перед ними открылась бы прямая дорога к сердцу Малоазиатской Турции.
Оправданий для своей внутренней слабости у главного командования Кавказской армии нашлось немало: усталость войск, необходимость кормить, охранять и эвакуировать пленных и т.п. Мухтар-паша, использовав проволочку с подходом русских войск к Карсу, повторил свой летний прием и с частью сил ушел 17 октября из Карса на Саганлуг. В Зивине или Кеприкее Мухтар-паша рассчитывал соединиться с Измаилом-пашей, которому послал приказ отходить на Эрзерум. В дальнейшем Мухтар-паша намеревался совместными силами прикрыть эрзерумское направление и, не теряя времени, воссоздать свою армию заново.
К Карсу вечером 16 октября были направлены войска Геймана. К утру они достигли Большой Тикмы и Ардоста, но там застряли до 22 октября в ожидании подвоза продовольствия.
Дальнейший план действий с русской стороны состоял в том, чтобы оставить у Карса блокадный корпус, а войска Геймана направить наперерез Измаилу-паше с тем, чтобы они совместно с Эриванским отрядом не дали возможности войскам Измаила-паши соединиться с войсками Мухтара-паши. План этот был принят вопреки желанию Лорис-Меликова, который предлагал отойти до Карса на зимние квартиры(4). Выступление Геймана наперерез Измаилу-паше было намечено на 22 октября. К этому времени Измаил-паша находился у Сурп-Оганеса, и до Кеприкея, где он должен был соединиться с Мухтаром-пашей, ему предстояло пройти 180 км. Войскам Геймана до Кеприкея через Сарыкамыш, Меджингерт и Хоросан надо было пройти около 140 км. Следовательно, несмотря на значительную задержку в Большой Тикме, у Геймана все же имелась полная возможность выйти наперерез Измаилу-паше и помешать ему соединиться с Мухтаром-пашей. Этой возможности Гейман не использовал.
Измаил-паша выступил из Даяра 26 октября и к вечеру того же дня достиг Юзверана, где рассчитывал переночевать. Однако, увидев на северном берегу Аракса огни бивака войск Геймана, Измаил-паша прошел Юзверан и 27 октября соединился в Кеприкее с войсками Мухтара-паши.
Мухтар-паша даже после соединения с войсками Измаила-паши не решился оказать сопротивление войскам Геймана в полевом бою и продолжал отступление почти до самого Эрзерума.
Войска Геймана к 30 октября дошли до Куруджука, и там, дождавшись войск Тергукасова, Гейман принял решение 4 ноября атаковать деве-бойнские позиции.
Схема 45. Сражение под Деве-Бойну 4 ноября 1877 г.
Позиции эти были расположены на хребте Деве-Бойну, который являлся как бы перемычкой между находившимся севернее него хребтом Карга-Базар и расположенным южнее него хребтом Палантекен. Позиции были сильно укреплены и с фронта являлись почти неприступными, но были растянуты на 25 км и потому не могли быть с достаточной плотностью заняты войсками Мухтара-паши. Войска на этой позиции расположились следующим образом: на правом фланге 5 таборов под командованием коменданта Эрзерума Февзи-паши (Кольман); на левом фланге и в центре 15 таборов под командованием Кафтан-Магомета-паши; в резерве 20 таборов под личным командованием Мухтара-паши. На левом крыле и в центре было расположено 60 орудий.
Гейман решил нанести главный удар своим правым флангом от Нижнего Туя. Против центра неприятельской позиции должна была действовать сильная артиллерия, а против правого неприятельского фланга Гейман решил провести демонстрацию с фронта и обход с фланга.
Главный удар, по замыслу Геймана, наносила колонна Амираджиби в обход левого неприятельского фланга (восемь батальонов, шесть орудий). При колонне следовали 13 сотен кавалерии генерал-майора Келбали-хана-Нахичеванского. Для обхода правого фланга противника предназначалась колонна Шака (восемь с половиной батальонов, шесть орудий). Колонна генерал-майора Броневского (восемь батальонов, тридцать орудий) действовала против левого фланга турецкой позиции с фронта, а колонна Авинова (восемь батальонов, шесть орудий) демонстрировала против правого турецкого фланга; обе последние колонны должны были в основном действовать огнем и в наступление могли перейти лишь при отходе турок. Наконец, 13 сотен и эскадронов кавалерии под командованием Амилохвари нацеливались для действий вдоль Эрзерумской дороги.
В 8:00 4 ноября войска Геймана развернулись и начали сближение с противником; в 10:00 началась артиллерийская подготовка. Огонь велся сосредоточенно, по важнейшим объектам; постепенно артиллерия выдвигала позиции вперед и вела огонь с дистанции не свыше 1200-1800 м. Около 14:30 на правом русском фланге огонь турецкой артиллерии в основном был подавлен, и колонна Амираджиби начала выходить на ближние подступы к сильно занятой турецкими войсками горе Узун-Ахмед. Два батальона крымцев, выделенные из колонны Броневского, заняли в это время холм у подножья Чобан-дага, с которого турки своим фланговым огнем весьма чувствительно мешали продвижению колонны Амираджиби.
На левом русском фланге вскоре после открытия огня артиллерии Шак решил занять Гулли, которая, по его мнению, могла ему послужить хорошим опорным пунктом для предстоявшего наступления. Мухтар-паша предпринял несколько контратак, отраженных русскими войсками. В отражении этих контратак Мухтар-паша увидел подтверждение своего мнения о том, что главный удар русские наносят своим левым флангом. В соответствии с этим он подкрепил свой правый фланг, оставив в резерве всего пять таборов. С помощью небольших подкреплений, прибывших из колонны Авинова, войскам Шака удалось отразить турецкие контратаки и к 17:00 прочно закрепиться на линии Гулли - северном скате хребта Палантекена. Бой колонны Шака, начатый вопреки диспозиции Геймана, сыграл важную роль в достижении общего успеха войск, приковав к себе почти все резервы противника. Колонна Шака значительно облегчила действия войск на правом русском фланге.
Схема 46. Деве-Бойнское сражение.
В разгар ожесточенного боя на левом фланге, около 16:00, колонна Амираджиби начала штурм укреплений на горе Узун-Ахмед. Войскам Амираджиби приходилось очень трудно вследствие необычайной крутизны склонов Узун-Ахмеда. Когда, наконец, войска Амираджиби добрались до нижнего яруса турецких траншей и заняли их, турки сразу же начали контратаки. Русским вряд ли удалось бы удержаться па занятых траншеях, если бы не инициативные действия полковника Юрковского, командира 73-го Крымского полка.
Он имел пассивную задачу - прикрывать с двумя батальонами своего полка артиллерию колонны Броневского. Увидя тяжелое положение войск Амираджиби, он не смог остаться пассивным свидетелем их гибели, и, воспользовавшись тем, что все внимание турок было привлечено к войскам Амираджиби, батальоны Юрковского приняли несколько в сторону, быстро и без потерь взобрались на гору и нанесли сокрушительный удар по флангу турецких войск, защищавших Узун-Ахмед. Войска Амираджиби быстро оправились и совместно с крымскими батальонами заняли траншеи верхнего яруса. Турецкие войска дрогнули и быстро покатились вниз. Гора была взята.
Как только Тергукасов, объединявший командование колоннами Амираджиби и Броневского, обнаружил захват Узун-Ахмеда, он немедленно же бросил в преследование всю кавалерию Келбали-хана-Нахичеванского по ущелью реки Хамам-дере. Вскоре после этого по Эрзерумской дороге был двинут вперед Эриванский полк, а за ним и вся кавалерия Амилохвари. Коннице Келбали-хана-Нахичеванского не удалось далеко продвинуться по ущелью реки Хамам-дере; она была легко задержана двумя турецкими таборами, которые выбросил против нее Мухтар-паша.
Но когда с эрзерумской дороги развернувшийся там Эриванский полк открыл сильный сосредоточенный ружейный огонь, спешенные драгуны Келбали-хана взобрались на берега Хамамдерского ущелья, а пехота Амираджиби, перевалив через гребень Узун-Ахмеда, начала по его западному скату наступать в сторону Эрзерума, наступил перелом боя в пользу русских.
Турки, охваченные паникой, бросились в бегство. Русская пехота преследовала турецкие войска до наступления полной темноты. Мухтар-паша, прикрывшись остатками общего резерва, поспешно бежал в Эрзерум.
Русские войска потеряли убитыми и ранеными до 1000 человек Потери турецких войск доходили до 7000 человек убитыми, ранеными, пленными и дезертирами. В качестве трофеев русские захватили 46 орудий и много военного имущества.
Победа русских войск в сражении под Деве-Бойну не являлась результатом высокого военного искусства и умелого руководства войсками со стороны Геймана. Наоборот, во многом причиной победы было как раз то, что диспозиция Геймана не выполнялась и войска действовали вопреки ей. Так, например, огромное значение для успеха сражения имели действия колонны Шака против Гулли, предпринятые вопреки диспозиции Геймана.
В сражении умело и в полной мере проявила себя русская артиллерия. Неплохо показала себя русская кавалерия. Но, несомненно, главная заслуга в достижении победы под Деве-Бойну принадлежала русской пехоте, ее мужеству, выносливости, боевому порыву.
Значение деве-бойнской победы было очень велико. Русским войскам открылся свободный доступ к Эрзеруму.
Население города и войска Эрзерума были убеждены в неминуемости немедленного занятия города русскими войсками.
Схема 47. Перспективный вид деве-бойнской позиции.
Исследователь турецких материалов Шебеко писал, что «если бы генерал Гейман пожелал довершить победу энергичным преследованием войсками трех родов оружия, ему легко было бы совсем уничтожить бежавшую без оглядки турецкую армию и на ее плечах ворваться в самый Эрзерум»(5).
У Геймана для штурма Эрзерума в ночь на 5 ноября имелись 17 совершенно свежих, не принимавших еще участия в бою батальонов и вся кавалерия; впрочем, и остальные войска не были особенно сильно расстроены боем 4 ноября. Несмотря на это, Гейман вплоть до 9 ноября не начинал штурма Эрзерума под трафаретными предлогами усталости войск, необеспеченности, необходимости собрать и эвакуировать раненых и т.п. Истинные причины того, что русские войска не штурмовали Эрзерум и в ближайшие дни после победы под Деве-Бойну, заключались, конечно, только в неспособности Геймана верно оценить обстановку и в отсутствии у него полководческого мужества и решительности.
Мухтар-паша сумел использовать подаренные ему Гейманом четыре дня: за это время он привел в порядок свои расстроенные войска, сформировал из жителей Эрзерума несколько таборов ополчения, организовал оборону крепости.
Четверо суток было зря потеряно Гейманом не только для штурма Эрзерума, но также и для его подготовки. Рекогносцировка района Эрзерума была произведена поверхностно, но даже и ее данные не были учтены в диспозиции на штурм.
Штурм был произведен пятью колоннами и окончился полной неудачей.
На этом и закончились активные действия войск Геймана в войну 1877-1878 гг. Эриванский отряд на зиму отошел в долину Алашкерта, войска же Геймана зазимовали в самых отчаянных бытовых и продовольственных условиях на деве-бойнских позициях и вокруг Эрзерума. Зимовка выдалась тяжелейшая, от тифа погибло 20 000 человек, умер и сам Гейман. Эрзерум был сдан турецкими войсками лишь по условиям перемирия 20 февраля 1878 года.
Таким образом, исключительно из-за бездарности царского командования и особенно Геймана русские войска не смогли полностью использовать плоды победы под Авлиар - Аладжей и Деве-Бойну и заплатили за это ценой огромных, ничем не оправданных потерь во время суровой зимовки под Эрзерумом.
В 1877 г. укрепления Карса состояли из цитадели и каменной стены, окружавшей старый город; эти сооружения были старой постройки и имели второстепенное значение. Кроме них вокруг города на высотах, командующих окружающей местностью, имелись сильные форты постройки 60-х годов. Укрепления эти превосходно защищали от подступов к городу и имели сильную взаимную артиллерийскую оборону. Сообразно условиям местности, форты эти распадались на четыре группы:
Первую группу составляли укрепления юго-восточной равнинной стороны: Сувари, Канлы, люнет Февзи-паша и форт Хафиз-паша. Это были в основном полевые укрепления, то они имели и элементы долговременной фортификации - каменные стенки, казармы и т.п. Между собой и с расположенной севернее группой эти укрепления были связаны траншеей сильной профили. Перед укреплениями и связывавшей их траншеей были расположены линии волчьих ям и самовзрывных фугасов (петард). Общий фронт укреплений первой группы доходил до 4 км. Самым сильным было укрепление Канлы, самым слабым - Сувари.
Вторую группу составляли так называемые Карадагскне укрепления. Они располагались к востоку и северо-востоку от города, выше укреплений первой группы на 30-40 м. В эту группу входили укрепления Зиарет, Карадаг и Араб-табия. Тип укреплений был тот же, что и в первой группе, но сделаны они были в основном из привезенной земли на скалистом грунте и перед ними не было рвов и волчьих ям.
Третья и четвертая группы укреплений, в отличие от первых двух, располагались на левом берегу реки Карсчая. Третья, Чахмахская, группа состояла из укреплений Мухлис, Инглис, Блум-паша, Вели-паша и Чим, расположенных на Чахмахских высотах. Чахмахские высоты превышали Карадагские на 170 м, а укрепления первой группы - на 200 м. Эта группа укреплений прикрывала город с севера, северо-запада, запада и юго-запада. Кроме укрепления Чим, все укрепления группы были связаны между собой траншеей. Тип укреплений был такой же, как и в первой и во второй группах.
Четвертая, Шорахская, группа укреплений, вынесенная на наиболее удаленные, от города Шорахские высоты, была во всем подобна третьей группе. В нее входили укрепления Чохмах, Tax- и Лаз-тепеси, Ай-тепеси и Тохмас.
Кроме этих четырех групп укреплений, в северной части города имелась цитадель, вокруг города сохранились старые крепостные стены из дикого камня, а на окраинах и внутри города имелись оборонительные сооружения, являвшиеся в своей совокупности как бы второй линией обороны крепости.
Гиппиус, автор книги «Осада и штурм крепости Каре в 1877 году», дает следующую сводку слабых и сильных сторон укреплений Карса.
Сила их заключалась:
«1) в благоприятном расположении высот, командующих окрестной местностью; 2) в сильной взаимной обороне артиллерийским огнем; 3) в скалистой почве, затрудняющей ведение осадных работ; 4) в невозможности нанести существенного вреда артиллерийским огнем веркам, так как они построены на вершинах гор из привозной земли; 5) в отсутствии удобной артиллерийской позиции для атакующего; 6) вред, наносимый веркам, почти нечувствителен для города; 7) требует громадных осадных средств для бомбардировки; 8) вынуждает значительно растягивать линию блокады, вследствие чего ослабляет атакующего на всех пунктах.
К недостаткам же следует отнести:
1) разобщенность обороны; 2) отсутствие рвов в некоторых укреплениях (рвы имелись только в укреплениях Канлы, Вели-паша и Тохмас. - Н.Б.); 3) трудность исправления земляных повреждений вследствие недостатка земли; 4) отсутствие в некоторых укреплениях ближней обороны; 5) недостаточность казематированных построек для помещения гарнизона и для хранения запасов (не было казематов на Арабе, Чиме, Тах-тепеси и некоторых других. - Н.Б.); 6) отсутствие воды почти во всех укреплениях и трудность ее доставки; 7) отсутствие казематированных траверсов и небольшое число земляных; впрочем, этот недостаток частью ко 2-й блокаде крепости был исправлен; 8) необеспеченность от огня некоторых отдельных пороховых погребов; 9) плохие пути сообщения между фронтами; 10) недостаток мостов и вообще затруднительность сообщения между правым и левым берегом; было устроено в городе всего три каменных моста; 11) отсутствие мер обеспечения против нечаянных нападений; 12) незначительность взаимной поддержки укреплений живой силой»(1).
Необходимо также отметить, что ко времени ноябрьского штурма укрепления крепости были значительно усилены сооружением контраппрошных батарей, вынесением вперед пехотной обороны некоторых укреплений, дополнительным сооружением траншей; перекрытием ровиков для стрелков, сооружением волчьих ям и т.п. Главным же и основным недостатком крепости являлось то, что силы гарнизона были недостаточны для защиты всех ее укреплений, обвод которых был чересчур велик (около 18 км).
В целом крепость Карс, заново перестроенная после войны 1854-1855 гг. под руководством английских инженеров, являлась в 1877 году вполне современной и весьма мощной.
На вооружении крепости состояло 303 орудия разного калибра (из этого числа 79 орудий были гладкоствольными); на складах, помимо войсковых запасов, хранилось 15 млн. патронов и 3000 пудов пороха; продовольствием и фуражом крепость была обеспечена не менее чем на три месяца.
Гарнизон крепости насчитывал в ноябре 10 500 солдат и офицеров регулярных войск, а с городским ополчением и конницей доходил до 25 000-30 000 человек, - около 20 000-25 000 штыков и сабель. Укрепления были заняты постоянным гарнизоном, часть сил состояла в резерве. Комендантом крепости являлся Гусейн-Хами-паша, человек с твердой волей, но в военном отношении слабо подготовленный.
К 22 октября войска оставленного под Карсом осадного отряда под общим командованием Лазарева со всех сторон обложили крепость и тем завершили ее блокаду.
Одним блокированием и измором взять крепость было трудно, так как при некотором сокращении норм выдачи она могла своими запасами продержаться шесть месяцев, то есть всю осень и зиму. Для русских войск зимняя блокада была почти невозможна, так как они не имели ни жилья, ни топлива, а продовольствие и фураж пришлось бы подвозить с далеких баз.
Точно так же невозможно было брать Каре путем постепенной осады. Это опять-таки было сопряжено с затяжной стоянкой русских войск под крепостью в течение осени и зимы, а также с трудностями ведения осадных работ в скалистом, а зимой и в промерзшем грунте.
Учитывая это, русское командование решило взять Каре штурмом, подготовив его бомбардировкой турецких укреплений и города. Поэтому ближайшими мероприятиями осадного корпуса явилось сооружение осадных батарей. Их решено было построить 13, для чего надо было доставить из Александрополя 63 осадных орудия. Батареи предполагалось соорудить восточнее, юго-восточнее и южнее Карса. Расчет на разрушение укреплений правой группы в первую очередь основывался на том, что они по сравнению с укреплениями других групп располагались ближе всего к городу, и поэтому в случае взятия их штурмом легче всего было бы затем, захватить и город с его запасами, а если бы город был захвачен, не могли бы долго удержаться и укрепления второй, третьей и четвертой групп.
В ночь на 27 октября соорудили осадную батарею №1. Она предназначалась для ведения огня по городу. К утру 5 ноября были сооружены и вооружены батареи №3 и 5, предназначенные для обстрела Канлы.
Осадная батарея №1 ежедневно выпускала по городу 70-80 снарядов и тем сильно беспокоила население и гарнизон. Чтобы подавить огонь этой батареи, комендант Карса стал каждый день в светлое время выставлять перед укреплением Хафиз-паши контраппрошную батарею. Огонь ее сильно стеснял действия русской осадной батареи №1. Лазарев, на которого было возложено командование всем осадным корпусом, принял решение захватить турецкую контраппрошную батарею вечером 5 ноября.
Турки опередили русских и с утра 5 ноября сами произвели вылазку из Канлы с целью захвата русских осадных батарей №3 и 5. Вылазка эта была отбита прикрытием осадных батарей, после чего русские войска сами перешли в наступление, обратили турок в бегство и отбросили их обратно в Канлы.
Турецкая вылазка не помешала осуществлению плана захвата контраппрошной батареи вечером того же дня. Алхазов, которому была поручена организация захвата батареи, предназначил для этой цели две колонны. Первая, под начальством полковника Есипова, Должна была атаковать контраппрошную батарею с фронта, вторая, под начальством командира Кутаисского полка полковника Фадеева, - атаковать контраппрошную батарею в охват ее левого фланга.
С началом захода солнца артиллерия обеих наступавших колонн открыла по турецкой батарее огонь, затем пехота Есипова атаковала турецкое прикрытие и заняла его позиции. По окончании боя колонна Есипова вернулась обратно.
Колонна Фадеева двигалась значительно правее и с наступлением сумерек потеряла всякую связь с первой. Продолжая и в темноте двигаться по ранее взятому направлению, кутаисцы сбились и вместо контраппрошной батареи вышли почти к самому укреплению Хафиз-паши. Фадеев принял дерзкое решение - использовать внезапность и, не открывая огня, броситься на укрепление Хафиз-паши, штурмовать и захватить его своими восемью ротами.
Две стрелковые роты бросились на левый фас укрепления, три роты первого батальона двинулись занимать промежуток между укреплениями Хафиз и Карадаг, а со вторым батальоном Фадеев штурмовал укрепление в лоб. Роты первого батальона нарвались на фугасы и остановились, но второй батальон, преодолев высокий бруствер, во главе с Фадеевым ворвался внутрь укрепления. Турецкий гарнизон частью был переколот и взят в плен, частью в панике бежал в город.
Сразу же после захвата Хафиза-паши комендант крепости бросил на него в контратаку сильные резервы. Кутаисцы отбили четыре контратаки и, продержавшись в укреплении несколько часов, отступили- перед рассветом к своим войскам. Удерживать укрепления днем без подкреплений было невозможно. Кутаисцы привели с собой 78 пленных, в том числе десять офицеров, захватили штандарт и семь орудийных замков. Все потери кутаисцев составляли 54 человека, зато турецкие войска потеряли примерно 700-1000 человек.
События 5 ноября, особенно блестящий подвиг кутаисцев, за который они получили георгиевские знамена, отбили у турецкого гарнизона охоту предпринимать какие-либо вылазки или угрожать русским войскам контраппрошными действиями. С этого времени закладка и сооружение остальных осадных батарей производились без всяких помех. Были сооружены все намеченные осадные батареи, а в ночь на 9 ноября западнее города установлены сверх плана еще десять батарей, вооруженных девятифунтовыми полевыми пушками. Наконец, 11 ноября под руководством начальника артиллерии осадного корпуса полковника Каханова была начата бомбардировка турецких укреплений со всех осадных батарей.
Но хотя бомбардировка и началась, решение на штурм крепости еще не было принято, несмотря на то, что вся обстановка требовала немедленного штурма: турецкий гарнизон, по сведениям лазутчиков, уменьшился до 19 000 человек, моральное состояние его в связи с поражением Мухтара-паши под Деве-Бойну понизилось, население требовало от коменданта сдачи крепости - все это должно было облегчить русским войскам взятие Карса. К тому же наступали холода, горы уже начали покрываться снегом, а у русских войск не было полушубков, валенок, палаток. В этих условиях дальнейшее осуществление блокады или осады становилось невозможным.
Тем не менее, несмотря на очевидные преимущества штурма Карса, главное кавказское командование было против него, и идея штурма восторжествовала только благодаря энергичной поддержке Лазарева. После обсуждения на военном совете плана штурма крепости остановились на решении нанести удар с юго-востока по укреплениям первой группы.
Сначала намечалось в ночь на 13 ноября произвести сближение, штурм же начать на рассвете 13 ноября. Затем эти сроки были отложены на 18 ноября, так как прошедшие дожди испортили дороги.
15 ноября в палатке Лазарева происходило совещание по обсуждению плана предстоявшего штурма. В начале совещания участники его по прежнему высказывались за то, чтобы за два часа до рассвета начать сближение, а с рассветом штурмовать. При дальнейшем обсуждении участники совещания высказали, однако, соображение, что, так как ночи стоят лунные и морозные, днем же начинается оттепель, выгоднее было бы и сам штурм произвести ночью. Лазарев присоединился к этому соображению и принял окончательное решение: с 19-20:00 17 ноября начать сближение и затем еще ночью с 17 на 18 ноября штурмовать. В штурме 18 ноября могло принять участие 32 000 штыков и сабель и 122 орудия. По диспозиции эти войска двигались на штурм 7 колоннами. Колонна генерала Комарова в 6 батальонов (4000 штыков) с 16 орудиями направлялась от Татлиджи штурмовать укрепление Чим; колонна подполковника Меликова в 3 батальона (1800 штыков), двигаясь правым берегом Карс-чая, с юго-запада овладевала укреплением Сувари, захватывала мост через реку и затем совместно с колонной Комарова штурмовала укрепление Чим; колонна генерала Граббе в 5 батальонов (3400 штыков) с 8 орудиями и колонна полковника Вождакина штурмовали с обоих флангов Канлы; колонна генерала Алхазова в пять батальонов (3400 штыков) с 8 орудиями нацеливалась на штурм укрепления Хафиз-паши с прилегающими траншеями. В резерве этой колонны двигались два батальона (1500 штыков) с 8 орудиями. Всеми этими колоннами, кроме первой, должен был непосредственно руководить Лазарев. Колонна полковника Черемисинова в 3,5 батальона (2000 штыков) с 4 орудиями использовалась для демонстрации против укрепления Лаз-тепеси. Действия этой колонны, а также колонны Комарова и после перехода на западный берег реки Карс-чая колонны Меликова объединял Рооп. Наконец, седьмая колонна генерала Рыдзевского в 5 батальонов (3600 штыков) с 24 орудиями назначалась для демонстрации, по указаниям генерала Шатилова, против укреплений Араб и Карадаг. Общий резерв под командованием генерала Дена в 2 батальона, 2 эскадрона (1600 штыков) с 24 орудиями располагался у развалин деревни Комацор. Всего в штурме принимало непосредственное участие (без резервов и демонстрировавших колонн) 16 000 штыков.
Кавалерию решено было использовать в трех группах. Группа генерала Шереметьева (23 эскадрона и сотни) должна была от Чах-маура наблюдать за дорогами на Ардаган и Эрзерум, действовать против Чахмахских высот и связывать колонны Черемисинова и Рыдзевского. Группа генералов Щербатова (19,5 эскадрона и сотен) располагалась у Бозгалы и Кюмбета, прикрыв эрзерумскую дорогу. Группа подполковника Чавчавадзе (10 сотен) сосредоточивалась у верхнего Караджурана, а оттуда следовала к кичик-кевскому мосту для поддержания связи с войсками Роопа.
Ночной штурм Карса, имевшего сильные укрепления, мощную артиллерию и хорошую ружейную оборону, был наиболее целесообразным, так как он лишал противника его преимуществ. Днем гарнизон крепости с занятых им командующих высот мог заранее, еще издали, обнаружить штурмовые колонны, верно определить, где намечается главный удар, а где демонстрация. В результате к угрожаемому пункту могли быть своевременно подтянуты резервы, а штурмовые колонны еще с большого расстояния могли быть встречены огнем, сосредоточенным на направлении главного удара. Ночью все это было для противника невозможно.
Приоритет ночного штурма по праву принадлежит Фадееву. О захвате Фадеевым 5 ноября укрепления Хафиз-паши знал и говорил весь осадный корпус; не могли об этом не знать и все командиры осадного корпуса. Когда решался вопрос о штурме крепости, имелся в виду удачный пример Фадеева. «Благодаря хафизскому делу мысль о ночном штурме окончательно восторжествовала»(2). Но и при этом условии заслуга Лазарева велика. Уметь учиться у войск подхватывать исходившие от них совет и инициативу - черта подлинного полководца. Лазарев учел опыт Фадеева, приняв решение о ночном штурме Карса.
Принятое решение было обеспечено рядом организационных мероприятий. Во все колонны были назначены команды саперов (673 человека) со штурмовыми лестницами (17), динамитом, земляными мешками, шанцевым инструментом и т.п. Для стрельбы из захваченных турецких орудий или же, смотря по обстановке, для их порчи или увоза по колоннам были распределены команды артиллеристов (по десять человек) с запряженными передками девятифунтовых орудий и соответственным инструментом. Каждой колонне было придано по два - три проводника из местных жителей армян, одетых в русские шинели; они много помогли русским войскам(3).
Впереди штурмовых колонн должны были двигаться команды охотников, которые в предыдущие ночи во время своих поисков хорошо изучили местность. На сборных пунктах, откуда колоннам предстояло начать сближение, было приказано с началом штурма разжечь костры, которые ночью служили бы ориентиром для носильщиков и санитарных повозок. Особые меры были приняты для сохранения в тайне срока начала штурма и соблюдения внезапности удара. Войскам о штурме сообщили лишь в 16:00 17 ноября. Колонны двигались, не открывая огня; курение, разговоры, сигналы на рожке воспрещались; артиллерия штурмовых колонн была оставлена позади (демонстрирующие колонны брали ее с собой). Полковых собак привязали в лагерях, чтобы они не увязались со штурмовыми колоннами и своим лаем преждевременно не выдали их движения. Первую информацию командованию о захвате того или иного укрепления следовало передать ракетными сигналами. Для этого каждой колонне были приданы ракетные станки и определен порядок подачи сигналов: по взятии Чима - две ракеты одновременно, по взятии Сувари - две ракеты разновременно, Канлы - три ракеты, Хафиза-паши - четыре. Для отправки донесений каждой колонне было придано по десять казаков, следовавших позади. Солдаты шли налегке, без ранцев. Выступая из лагеря, войска даже не снимали палаток, чтобы не встревожить этим турок.
Схема 48. Штурм Карса в ночь с 5 на 6 ноября 1877г.
Настала ночь на 18 ноября. Между 19:00 и 20:30 штурмовые колонны, соблюдая полную тишину, одновременно двинулись вперед. Они должны были занять исходное положение на таком расстоянии от объектов штурма, чтобы при одновременном начале движения все колонны могли подойти к ним в одно время. Турецкие войска не ожидали штурма.
По мере приближения к объектам штурма войска развертывали строй ротных колонн. Около 21:00 со стороны турецких укреплений раздались первые выстрелы. Часовые, обнаружив движение русских войск, приняли было его за обычные ночные поиски русских охотников. Так же вначале расценило начавшуюся стрельбу и турецкое командование.
Именно в силу этого обстоятельства колонне Меликова без труда удалось оттеснить турецкие аванпосты, выдвинутые, как обычно, всего лишь на 200 шагов от укрепления Сувари. После этого колонна была встречена из укрепления сильным огнем. Не отвечая на выстрелы, охотники, а за ними роты кубанцев и стрелков бросились вперед и ворвались в укрепление. В течение пяти минут гарнизон штыковым ударом был частью сброшен в реку, частью вытеснен в город. Горсть русских солдат во главе с прапорщиками Картвеловым и Малининым, преследуя турок, овладела небольшим укреплением, расположенным позади Сувари.
Колонна Граббе, подошедшая в Канлы в 22:00, будучи встречена огнем, бросилась в штыки и к 23:00 овладела правым бастионом. Туркам, однако, удалось удержаться в центральной части укрепления и в правом передовом редуте. Все попытки выбить засевшие там турецкие войска не увенчались успехом. Граббе был при этом убит, командир гренадерского Перновского полка полковник Белинский и командовавший 1-м Кавказским стрелковым батальоном майор Герич были заколоты штыками, много офицеров и солдат убито и ранено. Штурмующие залегли на скатах бруствера и в ожидании затребованных подкреплений вели жаркую перестрелку.
Узнав о неудаче в Канлах, Лорис-Меликов направил туда еще один батальон перновцев во главе с инженер-полковником Бульмерингом, которому приказал взять под свое командование все находившиеся в Кайлах русские войска, а вслед за тем направил туда Чавчавадзе с несколькими сотнями конницы, поручив ему объединить действия колонны Комарова и колонны убитого Граббе. В 24:00 гарнизон правого турецкого передового редута сложил оружие, но в центральной части укрепления турки продолжали держаться. Прибывший в Канлы Чавчавадзе спешил часть сотен и бросил их на помощь пехоте. Но самая существенная помощь пришла со стороны колонны Вождакина.
Вождакин еще во время сближения был ранен пулей. На его место был назначен командир Имеретинского полка полковник Карасев; в ожидании его прибытия колонна задержалась. Охотники этой колонны, не зная о ее задержке, продолжали двигаться вперед и вышли точно к левому передовому редуту укрепления Канлы, штурмовали и взяли его. Услышав выстрелы впереди себя, колонна бросилась вслед за охотниками, но на бегу потеряла направление и разорвалась. Часть колонны вышла к траншее, соединявшей укрепление Канлы с укреплением Февзи-паши, прорвала ее, ворвалась в находившийся за траншеей лагерь, штыками отбросила оттуда турок и сама втянулась следом за ними в город. Другая часть колонны взяла чересчур вправо, наткнулась на укрепление Февзи-паши, штурмовала и захватила это укрепление, а затем частично также втянулась в город вслед за бежавшими туда турецкими войсками. Охотники этой колонны разыскали Карасева и сообщили ему о тяжелом положении в Канлах. Карасев наспех собрал несколько рот, вызвал из укрепления Февзи-паши находившихся там севастопольцев и прибыл в Канлы, куда Лазарез направил уже на поддержку из резерва полтора батальона. При помощи всех этих сил Карасев к 2:00 18 ноября занял левый бастион и вал центральной части укреплений Канлы. Турецкий гарнизон Канлы сосредоточился в центральной оборонительной казарме и в 16:00 сдался в плен во главе с Давут-пашей, и Канлы пали.
В колонне Алхазова события развивались исключительно благоприятно для русских. В 19:00 войска выступили к укреплению Хафиз-паши, но почти сразу же были остановлены Лазаревым, который приказал задержаться и не продвигаться до получения дальнейших приказаний. Прождав до 21:00 и не дождавшись никаких распоряжений, Алхазов услыхал шум боя других колонн и решил начать штурм. Движение должно было идти двумя колоннами: правой, полковника Фадеева, - из двух батальонов кутаисцев и одного батальона владикавказцев и левой, майора Урбанского, - из двух батальонов владикавказцев. Фадееву было приказано атаковать северо-восточный фас укрепления Хафиз-паши, а если можно будет, овладеть и укреплением Карадаг.
Колонна майора Урбанского должна была атаковать восточный и юго-восточный фасы Хафиз-паши. Бросившись на штурм Хафиз-паши, батальоны Урбанского смогли овладеть лишь его бруствером. Все попытки владикавказцев проникнуть внутрь укрепления отражались ружейным огнем гарнизона укрепления, засевшего в полуразрушенной оборонительной казарме. Однако с помощью приведенных Алхазовым двух резервных батальонов в 23:00 укрепление Хафиз-паши все же было взято(4).
Колонне Фадеева прежде всего пришлось овладеть траншеями, расположенными к северу от Хафиз-паши, так как в противном случае ее расстреляли бы из этих траншей фланговым огнем. Турецкие войска из траншей бросились частью в город, частью к укреплению Карадага. Фадеев решил использовать благоприятный случай и на плечах бежавших турок ворваться в укрепление Карадага. Пять рот под командованием Фадеева по крутым горным тропинкам взобрались на возвышенность, там он отрядил роту для захвата башни Зиарет, а сам во главе четырех рот бросился к укреплению Карадаг и через горжу ворвался внутрь укрепления. Удар был таким неожиданным, что турецкий гарнизон укрепления был совершенно ошеломлен и не смог оказать серьезного сопротивления. К 23:00 укрепление Карадаг и башня Зиарет были полностью в руках русских войск. Фадеев привел войска в порядок и донес о своем успехе Алхазову. Когда весть о неожиданном успехе колонны Фадеева дошла до Лазарева, последний немедленно приказал Шатилову с его войсками прибыть на Карадаг для подкрепления Фадеева.
Выполняя поставленную им задачу, войска Шатилова ночью на 18 ноября демонстрировали против укрепления Араб, действуя в основном огнем. Эта демонстрация сильно помогла войскам Фадеева, так как отвлекла все внимание турецкого гарнизона на север и северо-восток, в то время как Фадеев атаковал укрепление с горжи, то есть с запада и юго-запада. В 4:00 18 ноября колонна генерала Рыдзевского (из отряда Шатилова) начала отход; так же решил поступить и сам Шатилов, потому что никто его о ходе боя в других колоннах не информировал, а стрельба уже повсеместно утихала. В 5:00 Рыдзевский получил приказание Лазарева двигаться к взятому Фадеевым Карадагу. Рыдзевский принял решение использовать благоприятную обстановку и попытаться захватить Араб, не дожидаясь согласия на это Шатилова.
Колонна была повернута обратно, и Рыдзевский повел ее на штурм траншеи, соединявшей Карадаг с Арабом, рассчитывая после захвата траншеи повернуть и штурмовать само укрепление с горжи. Тут действия колонны Фадеева помогли колонне Рыдзевского так же, как раньше войска Шатилова помогли колонне Фадеева. Гарнизон Араба настолько отвлекся в сторону Карадага и так был занят его обстрелом, что почти до последнего момента не замечал приближения к траншеям трех батальонов абхазцев и двух батальонов гурийцев Рыдзевского.
К 6:00 войска Рыдзевского полностью овладели укреплением Араб и прилегавшими к нему траншеями.
При штурме абхазцы проявили немало доблести и отваги: первым на вал взобрался по короткой лестнице унтер-офицер Рожников; отбиваясь от наседавших турок, он в то же время втаскивал на вал других солдат; фельдфебель Исаев, бросившись на штурм, забыл вытянуть шашку и потому первого напавшего на него турецкого солдата он задушил руками, после этого он вытащил шашку и зарубил ею еще пять турок; барабанщик Демин ворвался в толпу турок и начал разить их направо и налево тесаком.
Овладев всеми укреплениями правого берега реки и ведя бой в городе, русские войска отрезали укрепления левого берега от их баз и источников воды, без которых левобережные укрепления долго держаться не могли.
Здесь может вполне законно возникнуть вопрос, почему комендант крепости Гуссейн-паша не использовал свои довольно значительные резервы для нанесения контрудара русским войскам в тот момент, когда они еще не являлись полными хозяевами положения на правом берегу реки. Ведь если бы основные силы этих резервов еще ночью были введены на Карадагские высоты, а затем брошены оттуда в контратаку на укрепления первой группы, более чем вероятно, что русским войскам не удалось бы овладеть укреплениями Араб и Карадаг.
Объяснение этому надо искать в энергичных действиях колонн генералов Комарова и Черемисинова, которые значительно превысили то, что требовалось от них диспозицией на штурм.
У гарнизона крепости Каре после падения основных укреплений остался лишь один выход из создавшегося положения - попытаться прорвать кольцо окружения и спастись бегством. Такое решение и было принято комендантом крепости, но осуществление его носило в значительной мере стихийный характер. В 8:00 18 ноября с высот между Лаз-тепеси и Тохмахом начали спускаться густые и нестройные толпы турецких войск, двигавшиеся в основном на запад.
К этому времени расположение русской пехоты западнее Карса не обеспечивало успешного решения задачи преграждения путей прорыва турецких войск из Карса. Задачу эту пришлось поэтому возложить на русскую кавалерию, и она была поставлена 14 эскадронам и сотням Щербатова и 19 эскадронам и сотням Шереметьева. Беспорядок и неорганизованность, с которыми шли на прорыв турецкие войска, благоприятствовали действиям русской конницы.
Меньшая часть турецкой пехоты была задержана русской пехотой, отброшена обратно к укреплению Тохмас, окружена и взята в плен. Большей части турецких войск удалось прорваться через линию русской пехоты, но при этом они расстроились и раздробились на отдельные группы, которые затем русская конница последовательно окружала и брала в плен. Так было взято в плен 5000 человек восточнее Бозгалы, 3000 человек у Чифтлика и Джавры и примерно столько же к западу от Аравартана. Прорваться удалось лишь небольшой группе в 30-40 турецких кавалеристов, в числе которых были и многие высшие турецкие начальники во главе с Гуссейном-пашей.
Всего 18 ноября было взято в плен 18 000 турецких солдат и офицеров, в том числе пять пашей. Кроме того, в госпиталях было взято 4500 больных и раненых. Захоронено было более 2500 турецких трупов. В качестве трофеев русским войскам досталось 303 орудия разного калибра, несколько тысяч ружей и огромные склады с запасами всякого рода.
Войска русского осадного корпуса потеряли около 2300 человек убитыми и ранеными, из них 1000 человек у Канлы.
Одной из важных причин успеха взятия Карса был выбор ночного времени для штурма. Гарнизон турецких укреплений лишился возможности использовать свое основное преимущество: прицельный огонь с дальних дистанций. Турецкий огонь открывался с 200-300 шагов и велся наугад. В силу этого русские войска несли небольшие потери. Это обстоятельство дало возможность вести штурм высокими темпами, с полным соблюдением внезапности, и создало выгодные условия для применения штыкового удара. Именно там, где внезапность была соблюдена, результаты штурма укреплений были наилучшими (под Суварями, Хафизом, Карадагом и Арабом). Там, где внезапность нарушалась, штурм не давал хороших результатов (например, под Канлами). Следует положительно оценить меры, которые были приняты русским командованием для сохранения внезапности.
План штурма, изложенный в диспозиции, содержал ошибки, осуществление которых при штурме могло бы лишить русские войска победы. Лазарев в своей диспозиции был связан требованиями, которые ему предъявили главнокомандующий и Лорис-Меликов. Первый предписывал: «Попытка же к овладению Карадагом, как предприятие в высшей степени трудное, дозволяется только в случае таких благоприятных обстоятельств, которые вряд ли могут представиться, как то: полная паника обороняющегося»(5). Ему вторил Лорис-Меликов: «Попытка к овладению (Арабом и Карадагом. - Я.Б.) должна быть произведена лишь в том случае, если бы гарнизон турецкий, оставив или совершенно ослабив прикрытие своего укрепления, направился бы на плоскость для оказания помощи войскам, защищавшим Хафиз, Сувари и Канлы»(6). Выходит, что главное командование Кавказской армии и Действующего корпуса планом штурма отвергло как раз то, что имело своим прямым следствием падение Карса, - взятие укреплений Араб и Карадаг.
Не на высоте было и руководство ходом самого штурма главным русским командованием. Главнокомандующий в руководство штурмом не вмешивался, и это было, пожалуй, наилучшим, что он мог сделать. Генерал Лорис-Меликов руководил ходом штурма совершенно недостаточно. Более того, когда ему донесли о взятии Карса, он этому не поверил, заявив главнокомандующему: «Подождем телеграфировать государю, я поеду убедиться, в самом ли деле взят Карс»(7).
Наоборот, Лазарев сделал много для успеха штурма. В процессе подготовки штурма он принял меры, которые впоследствии блестяще себя оправдали во время штурма. Он широко организовал и систематически проводил ночные поиски русских разведчиков и охотников. Следствием этой поисковой деятельности было то, что сторожевые посты турецкого гарнизона были оттеснены почти к самым веркам крепости, а бдительность гарнизона была притуплена. Организовал Лазарев также борьбу с контраппрошными действиями гарнизона и демонстративные действия, без чего невозможен был бы успех штурма. Диспозиция Лазарева удачно провела также нацеливание колонн на объекты штурма: части, штурмовавшие их с фронта и фланга, двигались почти прямолинейно перед собой, что очень важно в ночных условиях. Лазарев заставил охотников тщательно изучать подступы к укреплениям (впоследствии это очень пригодилось) и организовал придачу колоннам проводников из местного армянского населения. Он подхватил весьма ценную инициативу своих подчиненных о переносе времени штурма на ночь, и это явилось одной из главных причин успеха штурма. Положительно следует расценить и руководство Лазарева в самом ходе штурма - он организовал захват Канлы после первой неудачи и подхватил инициативу Фадеева в захвате Карадага.
В ходе штурма колонны не получали от штабов даже информации о развитии боя. Основное руководство ходом штурма легло на начальников отдельных колонн. Успех штурма в значительной мере обеспечила их удачная инициатива, восполнившая во многом и недочеты плана штурма, и недостаточность руководства со стороны высшего начальства. К таким инициативным начальникам надо отнести Фадеева, Алхазова, Рыдзевского. Каждый из них дал очень много для общего успеха штурма.
Нельзя считать, что в числе причин успеха штурма 18 ноября важную роль сыграло численное превосходство русских войск. Если исключить русскую кавалерию, которая в самом штурме почти вовсе не принимала участия, и демонстрировавшие колонны, то фактически с русской стороны на непосредственный штурм шло 15 000 солдат и офицеров(8).
Русская артиллерия также не могла нанести серьезного ущерба крепости во время подготовки штурма. Это объяснялось в основном тем, что на ее вооружении не было орудий крупных калибров, и тем, что артиллерия часто применялась неправильно (неудачные позиции, неправильные методы стрельбы и т.п.). Но все же наряду с этим нельзя отрицать и того, что действия русской артиллерии, предшествовавшие штурму Карса, несомненно, в какой-то мере ослабили моральную силу сопротивления турецкого гарнизона.
Падение Карса мало сказалось на ходе дальнейших военных действий на Кавказе. Несмотря на это, ночной штурм Карса 18 ноября 1877 года надо отнести к числу славных боевых подвигов русской армии, которым вправе гордится русский народ. Карс в 1877 году был первоклассной по тому времени крепостью. Французский военный агент, генерал де Курси, состоявший при Кавказской русской армии, уезжая на родину, заявил главнокомандующему: «Я видел Карские форты, и одно, что я могу посоветовать, это не атаковать их, на это нет никаких человеческих сил. Ваши войска так хороши, что они пойдут на эти неприступные скалы, но вы положите их всех до единого и не возьмете ни одного форта»(9).
Русские войска 18 ноября доказали под Карсом, что они способны штурмовать и брать сильные крепости, неприступные на взгляд западноевропейских военных специалистов.
Взятие Карса - сильной крепости - ночным штурмом одной пехоты было после суворовского штурма Измаила вторым случаем таких действий русских войск. Ничего подобного западноевропейское военное искусство не знало. Ночной штурм Карса являлся славной страницей русского военного искусства.
Помимо действий главных сил, некоторую активность в последнем этапе войны проявил Ардаганский отряд.
На третьем этапе войны условия для службы тыла складывались еще более неблагоприятно, чем на втором. Зимние холода, быстрые темпы наступления и связанное с этим удлинение тыловых сообщений создавали войскам дополнительные трудности.
С начала наступления продфуражное снабжение войск основывалось на носимых и возимых запасах, затем, пока не подтянулись тылы, на использовании местных средств и трофейных запасов. В Дунайской армии особенно большие трудности в продовольственном отношении русские войска испытали во время стратегического преследования в направлении к Адрианополю, в Кавказской - под Эрзерумом.
В целом организация снабжения русских войск продовольствием и фуражом в течение всей войны была совершенно неудовлетворительной.
Конечно, по сравнению с Крымской войной, в которой солдатские нормы были меньше, а обворовывался русский солдат еще более беззастенчиво, положение несколько улучшилось. Но все же нельзя не согласиться с заявлением одного современника-врача, утверждавшего, что «интендантские чиновники как в Крымскую, так и в последнюю турецкую кампанию поведением своим оказывали гораздо большую услугу нашим врагам, чем нашим армиям»(1).
С началом наступления на третьем этапе войны снабжение войск боеприпасами строилось на использовании носимых и возимых войсковых запасов. Это требовало чрезмерной экономии боеприпасов, но было неизбежно. В дальнейшем, после подтягивания тылов, доставка боеприпасов в обеих армиях стала постепенно налаживаться, так как в тыловых армейских складах они имелись в достаточном количестве. Так, например, в Дунайской армии во всех складах и парках к концу войны состояло боеприпасов:
и, кроме того, около 7000 снарядов к 3-фунтовым орудиям .
Такое количество боеприпасов вполне обеспечивало потребность войск, так как за всю войну они израсходовали:
(3)
Так же благополучно обстояло дело со снабжением боеприпасами и в Кавказской армии. Там за всю войну было израсходовано:
К 7-6-линейным с дула заряжавшихся ружьям - около 34 000 и около 55 000 снарядов(4).
При всем том необходимо, однако, всегда иметь в виду, что эта картина благополучия с артиллерийским снабжением была в значительной мере искусственной. Если бы русское командование понимало ту огромную роль, которую играл в сражении огонь, и использовало бы его в полной мере действительной потребности, легко могло оказаться, что артиллерийское снабжение русских армий дало бы еще более неблагоприятную картину, нежели интендантское.
Усиленная работа на третьем этапе войны во время наступления, плохое питание, изношенность одежды и обуви и недостаток теплых вещей в суровое время года сильно увеличивали заболеваемость в войсках, что отрицательно сказалось на медицинском обеспечении войск.
Говоря об организации и осуществлении медицинского обеспечения и эвакуации раненых в течение всей войны, нельзя не признать наличие и в этой области весьма существенных недочетов. Так, для войны 1877-1878 гг. характерны массовые заболевания тифом и дизентерией, а также повышенный процент смертности как в Дунайской, так и в Кавказской армиях. В последней состояние медицинского обеспечения и эвакуация больных и раненых были хуже всего, что объяснялось более суровыми, чем на Балканах, местными условиями, большой длиной грунтовых путей эвакуации и более слабой обеспеченностью армии.
В Дунайской армии во время войны было ранено 43 416 человек (7,3% к среднему наличному составу армии), умерло из них 4673 человека (10,8% к числу раненых).
В Кавказской армии за время войны было ранено 13 266 человек (5,4% к среднему наличному составу армии), умерло из них 1869 человек (14,1% к числу раненых).
Переболело за время войны в Дунайской армии 875 542 человека (1487 человек на 1000 человек наличного состава армии), и из этого числа умерло 44 431 человек (77,3 человека на 1000 человек наличного состава армии, или 5,1 процента по отношению к числу заболевших). В Кавказской армии переболело 1 198 023 человека (4861 человек на 1000 человек наличного состава армии), из этого числа умерло 37 441 человек (70,1 человека на 1000 человек наличного состава армии). .
В Дунайской армии число больных было в 20 раз больше числа раненых, умерло от ран в девять с половиной раз меньше, чем от болезни; примерно так же обстояло дело и в Кавказской армии(5).
Такое превышение числа заболевших над числом раненых и такой высокий процент смертности объясняется отмеченными выше недочетами медицинского обеспечения и эвакуации.
Но при этом надо учесть, что в Крымскую войну, например, русская армия от ран и болезней потеряла умершими 264 человека на 1000 человек наличного состава, французы - 322 человека, а англичане за семь месяцев 1854 года - даже 600 человек(6), тогда как в войну 1877-1878 гг. Дунайская армия умершими от ран и болезней потеряла только 86 человек на 1000 человек личного состава(7). Даже если учесть, что в Крымской армии приведенные для русских и французских войск цифры исчислены за два года военных действий, а для войны 1877-1878 гг. за год с лишним, все же необходимо признать несомненное улучшение медицинского обеспечения и эвакуации в войне 1877-1878 гг.
Это объясняется тем, что наряду с недостатками медицинского обеспечения и эвакуации русской армии война 1877-1878 гг. имела такие положительные стороны, которых в предыдущие войны не было.
Современные исследователи вопроса о новом и прогрессивном во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. указывают на впервые осуществленную в России железнодорожную эвакуацию больных и раненых, создание эвакуационных комиссий и эвакуационных пунктов, наличие дивизионных лазаретов, вынос раненых с поля боя ротными носильщиками и дивизионными ротами носильщиков; в лечебной области те же авторы как на новое и прогрессивное указывают на переход к консервативному методу лечения раненых, широкое применение антисептической и гипсовой повязок, а также так называемой нормальной повязки из марлевого бинта с ватой, заменившей собой корпию, ветошь и тканевый бинт(8).
Однако нельзя согласиться с тем, что в войне 1877-1878 гг. новое и прогрессивное в деле медицинского обеспечения и эвакуации выражалось только в улучшении чисто технической специфики этого дела. В войну 1877-1878 гг. во многом прогрессивнее стал сам медицинский состав, в основном состоявший из разночинцев и находившийся под сильным влиянием прогрессивных идей 60-70-х годов. Так, помимо штатных военно-медицинских работников Дунайской и Кавказской армий, на театр военных действий прибыло 397 выпускников-досрочников военно-медицинской академии и университетов, а также 423 врача из числа гражданских, занимавшихся «вольной» практикой и добровольно изъявивших желание отправиться на фронт(9). Этот новый медицинский состав в 1877- 1878 гг. в основной массе не был заражен бюрократизмом и казнокрадством, острее чувствовал свою ответственность перед русским народом.
Несомненно, положительную роль сыграло использование на войне общества Красного Креста, хотя его деятельность была весьма ограничена; за помощью в осуществлении своих планов Красный Крест обращался почти исключительно только «к образованному обществу», то есть к дворянству и буржуазии. Широкие народные массы почти совершенно не были втянуты в дело помощи больным и раненым на фронте. Между тем ряд фактов убедительно показывал, как много могла бы дать такая помощь даже в условиях царской России. Так, главнокомандующий Дунайской армией дал наряд крестьянам Херсонской губернии на пошивку 500 000 пар нательного белья по 1 р. 50 к. за пару; крестьяне сшили 700 000 пар и от платы отказались. А когда один председатель земской управы обратился к крестьянам с воззванием о пожертвовании для армии теплых вещей, их нанесли столько, что не хватало денег для отправки их на фронт(10).
Наконец, в войне 1877-1878 гг. впервые в деле лечения больных и раненых широкое участие приняли женщины - сестры милосердия. Они деятельно, не щадя сил и здоровья, выхаживали больных и раненых, несмотря на тяжелейшие условия, в которых им приходилось работать. Часто им приходилось вести трудную борьбу с различным начальством, по-самодурски относившимся к больным и раненым, с хозяйственниками, обкрадывавшими последних.
Очень много медицинских работников - врачей, сестер, фельдшеров, санитаров - отдало свои жизни, помогая больным и раненым. Заслуги их были так очевидны для всех, что в Софии был сооружен памятник в честь погибших на своем посту русских «медицинских чинов».
В целом же все дело устройства и службы тыла русских войск во время войны 1877-1878 гг. страдало рядом крупных недочетов. Большая доля вины в них лежит на военном министерстве. В изданном им «Полевом управлении войсками» тыловые вопросы были даже для того времени явно недоработаны. Ряд основных организационных положений по устройству и службе тыла действующих войск не отвечал требованиям войны того времени. Созданные военным министерством центральные довольствующие органы не были достаточно приспособлены для удовлетворения нужд действующих войск.
Но нельзя всю вину в недостатках русского тыла во время войны 1877-1878 гг. приписать только ошибкам военного министерства. Еще в большей степени тыл русских армий страдал от барского пренебрежения верхов командования к нуждам войск, от бездушного отношения к ним, от сильно развитого казнокрадства. Борьба с этим велась совершенно недостаточно.
К активным действиям русского Черноморского военного флота на третьем этапе войны надо прежде всего отнести четвертую и пятую минные атаки Макарова.
Четвертую атаку Макаров произвел ночью 27 декабря на турецкий адмиральский броненосец 2-го ранга «Махмудие», стоявший на Батумском рейде. На этот раз средством атаки явились впервые примененные новые самодвижущиеся мины (торпеды) Уайтхеда. Атака не удалась, так как выпущенные мины переломились при ударе о цепь, которой был пришвартован броненосец.
Пятую и последнюю в эту войну минную атаку Макаров произвел 26 января 1878 года. Объектом атаки явилось турецкое авизо (посыльное судно) «Интибах», большой двухмачтовый пароход, стоявший на Батумском рейде. Атака была произведена двумя минными катерами - «Чесмой» с Зацаренным во главе и «Синопом» с Щешинским во главе - посредством мин Уайтхеда. На этот раз атака увенчалась полным успехом. Мины были выпущены с расстояния в 60-80 м, и обе попали в цель. «Интибах» затонул через одну - две минуты почти со всей командой.
Из пяти минных атак, произведенных Макаровым во время русско-турецкой войны, только одна атака, следовательно, закончилась полной гибелью атакованного судна. Но, несмотря на это, значение макаровских минных атак было очень велико. Сам Макаров после войны так оценивал это значение: «В нашу последнюю войну турки имели сильный броненосный флот, но с этим флотом они не решились ни разу остаться на ночь у наших берегов. К Одессе они и днем не подходили ближе 15 миль. Без сомнения, не артиллерия удерживала их, а минные атаки. Минных атак было немного, а турки ждали их каждую ночь. Мне передавали их капитаны, что они переживали тревожные ночи даже в таких портах, куда наши минные катера и не заглядывали»(1). Гобарт-паша дошел до того, что стал часто менять названия судов своей эскадры, чтобы затруднить русским ведение разведки и скрыть от населения порчу или гибель своих судов от русских минных атак.
Минные атаки Макарова действовали на турок подавляюще. При этом дело было не только в новизне оружия, против которого турки не имели действительных средств противодействия, - в минных атаках турок подавляла в первую очередь беззаветная русская отвага и воля к победе. Проявление этих качеств турецкие моряки видели в каждой минной атаке.
Из крейсерских операций русского флота в Черное море на третьем этапе войны заслуживают быть отмеченными удачные действия русского парохода «Россия». Это был самый крупный из пaроходов, взятых у «Русского общества пароходства и торговли». Он обладал машиной в 260 л. с. и был вооружен шестью 8-дм и тремя 6-дм орудиями, одной 9-дм и двумя 6-дм мортирами, двумя 9-фунтовьми пушками, тремя скорострельными пушками Энгстрема и двумя скорострельными пушками Пальм-Кранца.
25 декабря у турецких берегов возле Пендераклии с «России» был замечен большой трехмачтовый пароход «Мерсина». «Россия» остановила его и выслала катер для осмотра. Разоружив турецких солдат и моряков и оставив на «Мерсине» русскую команду, «Россия» объявила пароход своим призом и привела его в Севастополь. «Мерсину» переименовали в «Пендераклию», вооружили ее, и она вошла в состав русского Черноморского флота.
Помимо этой чисто боевой деятельности, русский Черноморский военный флот провел огромную работу по перевозке войск, транспортировке военных грузов и т.п.
Турецкий военный Черноморский флот на третьем этапе войны занимался главным образом бомбардировкой мелких незащищенных населенных пунктов русского Причерноморья (Евпатория, Феодосия, Анапа и др.). Во всех случаях от бомбардировок пострадало почти исключительно мирное население.
Так бесславно закончил свою деятельность в Черном море на третьем этапе войны турецкий военный флот, во много раз превосходивший русский по типу и вооружению своих судов, организованный и руководимый английскими морскими офицерами.
Дунайская флотилия проделала большую напряженную работу; особенно много потрудилась она во время ледохода на Дунае, переправляя воинские грузы и эвакуируя раненых. После заключения перемирия на Дунайскую флотилию легла тяжелая и важная задача разминирования Дуная.
На этом закончилась деятельность флотов обеих сторон на Черном море и их речной флотилии на Дунае.
Румынская армия ко времени падения Плевны состояла из 2-й, 3-й и 4-й дивизий, входивших в состав войск обложения Плевны, а также 1-й полевой и 1-й резервной дивизий, находившихся у Виддина и Калафата.
На военном совете 12 декабря было решено 3-ю дивизию использовать сначала для конвоирования взятых в Плевне пленных до Бухареста, а затем для замены Журжевского, Ольтеницкого и Каларашского русских отрядов. Все прочие силы под начальством генерала Хараламба были предназначены для действий в Западной Болгарии, в основном против виддинской группировки турецких войск, насчитывавшей от 7200 до 18 500 человек.
Виддин представлял собой город со старинными укреплениями которые были усилены рядом люнетов и ложементов, вынесенных на подступы к городу.
Остаток декабря и большая часть января были потрачены румынским командованием на сосредоточение и развертывание войск. 23 января Виддин был блокирован. 24 января после артиллерийской подготовки румынские войска перешли в наступление, стремясь захватить окружавшие Виддин люнеты. После захвата их линия обложения сократилась с 30 до 22 км.
27 января началась бомбардировка самой крепости, продолжавшаяся до 4 февраля, когда было получено приказание румынского князя Карла о заключении перемирия и прекращении военных действий. Виддин был занят румынскими войсками 24 февраля согласно условиям перемирия.
3-я румынская дивизия успешно выполнила возложенные на нее задачи.
Сербская армия к середине декабря развернула главные силы в 40 000 человек против фронта Пирот - Ниш - Куршуми-лия, занятого 7000 турецких войск.
На пиротском направлении действовал Княжевацкий отряд в составе 23 000 человек при 90 орудиях. 24 декабря сербские войска перешли реку Нишаву, отбросили турок с занятой ими позиции и взяли прикрывавшуюся ею Ак-Паланку. 27 декабря были взяты окружавшие Пирот укрепления, и 28 декабря сербы вступили в город.
На нишском направлении действовало 14 000 сербов. Постепенно Ниш был изолирован: 18 декабря сербы заняли Прокупле, 23 - Лесковац. 27 декабря блокада Ниша была почти полностью завершена. После бомбардировки и штурмовых действий Ниш 10 января капитулировал. В городе было взято до 5000 пленных и большие запасы всякого рода. Куршумилия была занята сербскими войсками 5 января.
В дальнейшем действия развернулись против восьмитысячной группировки турецких войск Гафиза-паши, занимавшей фронт Вранья, Приштина, Митровац, Новый Базар. Однако вследствие сильно пересеченной, дикой, гористой местности, упорного сопротивления турецких войск и сурового времени года успехи были незначительны; лишь 12 февраля сербы заняли Вранью. Наступившее перемирие положило конец военным действиям.
Черногорские войска на третьем этапе войны вынудили к капитуляции гарнизон Антивари; 9 января черногорцы вступили в крепость, захватив там богатые запасы.
Вслед за падением Антивари князь Николай перенес военные ействия против Дульциньо; 19 января черногорцы штурмовали Дульциньо и взяли его.
Намечавшиеся в дальнейшем действия против Подгорицы не были осуществлены вследствие заключения перемирия.
Действия румынской, сербской и черногорской армий на третьем этапе войны приковали к себе до 50 000 турок, которые из-за них не могли быть использованы для усиления армии Сулеймана-паши.
На Балканском театре военных действий весь третий этап войны - от перехода Балкан войсками Гурко, начавшегося 25 декабря, до занятия 20 января Адрианополя, означавшего фактическое прекращение военных действий, - длился менее месяца. За это короткое время войска Дунайской армии беспрерывно наступали и, ни разу не отходя, добились выполнения поставленной им стратегической задачи.
Для стратегии третьего этапа войны на Балканском театре характерна обручевская идея зимнего наступления, заключавшая в себе блестящий для того времени образец глубоко продуманного взаимодействия двух крупных войсковых масс: отрядов Гурко и Радецкого. Это, несомненно, представляет собой положительный пример русского стратегического искусства. Взаимодействие отрядов Гурко и Радецкого привело к тому, что турецкие войска были лишены возможности организовать оборону у Адрианополя и добиться затяжки войны в чаянии иностранного вмешательства или заключения мира на более выгодных для Турции условиях. Сулейман-паша не смог отойти к Адрианополю, и тем самым была снята со счета единственная сила, способная организовать новое сопротивление у Адрианополя, - армия Сулеймана-паши.
Богатые результаты дали обручевские замыслы наступления на Кавказском фронте. Блестящее их осуществление Лазаревым под Авлиар - Аладжей привело к разгрому полевой армии Мухтара-паши. Однако в дальнейшем крупнейшие ошибки кавказского главного командования в значительной мере снизили значение этой победы, и она не привела к такому же полному разгрому турок, как на Балканах.
В области тактики на третьем этапе войны обе русские армии внесли в военное искусство особенно много нового выработкой приемов пехотного наступления. Цепь из привеска все более делалась основой наступательного боевого порядка. Даже боевой порядок ротных колонн был на третьем этапе далеко не тот, что в начале войны, - линии были сильно разомкнуты и разжижены, приближаясь к цепям, а между линиями дистанции доходили до 500 600 шагов (уставная - 150 шагов). Движение цепи по частям: взводами, звеньями; сочетание движения с огнем, применение к местности, самоокапывание - все это более и более становилось достоянием не отдельных командиров и частей, а всей армейской массы. Особенно ярко выявилось новое на третьем этапе войны в Дунайской армии. Этому в значительной мере способствовало то что во время декабрьско-январского наступления, особенно в начале его, на артиллерию серьезно полагаться было невозможно: ее или не было или было очень мало, поэтому новые приемы наступления пехоты в этот период представляли единственную возможность уменьшения потерь и достижения успеха в наступлении.
Если сравнить все достижения русских войск на третьем этапе войны в тактике цепи с тем, что писалось по этому поводу в последних перед войной уставах иностранных армий, то можно наглядно убедиться, насколько вперед ушли русские войска.
Так, например, по прусскому уставу 1876 года лишь под конец наступления, перед атакой, батальон мог иметь в цепи до половины своего состава; перебежки в бою производились большей частью всей цепью сразу, а порядок взаимодействия огня и движения цепи вовсе не был разработан.
Во французском уставе 1875 года батальону рекомендовалось на 2000 шагов развертываться в линию ротных колонн, с 1200 шагов высылать вперед две роты, которые выделяли от себя патрули, а за ними слабую цепь, причем огонь могли в этот период вести лишь патрули. Лишь с 900 шагов патрули сливались с цепью и начинались перебежки, но они велись с теми же недостатками, которые были характерны и для прусского устава.
По английскому уставу и перебежки и огонь цепью разрешались лишь с 675 шагов.
На третьем этапе войны для русских войск - там, где ими руководили передовые начальники, - все эти недочеты иностранной тактики являлись уже пройденным этапом. А число таких русских частей на третьем этапе выросло настолько, что включало в себя большую часть армии.
Помимо отработки тактики цепей, тактический опыт третьего этапа войны дал немало нового и ценного и в целом ряде других областей. Для выработки теории боя на окружение чрезвычайно ценные данные дало успешное окружение армии Мухтара-паши под Авлиар - Аладжей и Весселя-паши под Шейново; даже из неудачных попыток окружения Сулеймана-паши в Филиппопольском сражении можно было извлечь весьма много поучительного. Бои при форсировании Балкан и у Деве-Бойну обогатили тактику горной войны положительными образцами в целом ряде основных положений. Ночной бой под Кара-агачем являлся блестящим образцом ночного преднамеренного наступления, образцом, равного которому не было в иностранных армиях. Ряд блестящих тактических примеров дало и преследование турецких войск на Балканах. Не только пехота, но и артиллерия и кавалерия постепенно освобождались на третьем этапе войны от тех устарелых и ложных взглядов на их использование, которые существовали и даже порой претендовал на первенство в мирное время. Вырабатывалась тактика родов войск, более отвечавшая требованиям войны того времени.
Третий этап войны дал зародыш нового явления, неизвестного до той поры военному искусству. Помимо кампании и боя, все явственнее обозначалось промежуточное звено - операция. Действия Гурко, начиная с перехода Балкан и кончая сражением у Филиппополя, действия отряда Радецкого, завершившиеся сражением у Шейново, Авлиар - Аладжа,- это не только сумма отдельных боев и сражений, но тесно объединенная общей целью совокупность расчлененных во времени и пространстве действий, что, как известно, является одним из признаков операции.
Конечно, и в действиях третьего этапа войны было немало ошибок и недостатков. В основном причиной этих недостатков и ошибок была бездарность значительной части русского главного высшего командования. Но общие правильные стратегические рамки как на Кавказе, так и особенно на Балканах, а также лучшая, выработавшаяся в процессе военных действий подготовка русских войск не дали возможности ошибкам и недостаткам этого рода резко отрицательно сказаться на общем ходе развития третьего этапа войны.