Рыцари черешневого цветка

Глава седьмая

Ночи накануне больших странствий… Белые огромные паруса, поднятые на корабле детства… Я вижу тебя на берегу неспокойного далекого океана; и кто бы ты ни был, ты несешь чистый флаг детства; я ощущаю все твои страхи, в особенности боязнь разлуки и боязнь противоположного берега, который плывет к тебе на всех волнах…

Ночи накануне больших странствий… Ты жил и мечтал о них столько раз, и если они тебе не припоминаются, значит, они перешли ко мне, и именно поэтому в это мгновение я возвращаю их тебе назад… Сперва ты грезил ими много дней, недель, может, месяцев, и в течении тех многих дней ты узнал цену времени, часов и минут. За эти дни ты отдал всего себя движению, подружился со всеми мечтами, тебе хотелось бы закрыть глаза и сказать большому времени: иди! иди быстрее! Я хочу, чтобы настала большая ночь…

Но это обыкновенная ночь, ночь, похожая на все другие, и тогда ты просишь сон, чтобы он подошел к глазам. И веки твои закрываются, но в голове у тебя полно молний, которые освещают странные громады большого странствия. Тебе хотелось бы спать, погрузиться в эфемерный сон, оставить свое время, полететь в другое время, которое мчит вперед без тебя, без твоих мыслей, без твоих желаний, без твоего огромного нетерпения. Но сон не приходит, молнии не гаснут, дрожь не оставляет твоего тела.

Мало-помалу твои мысли, посланные в далекое странствование, встречаются с другими мыслями, которые приходят из мира, которого ты не будешь знать никогда. Видения твоих мыслей стираются нереалистичными картинами, которые наваливаются из ничего, они увеличиваются и начинают заполнять все. Какой-то танец галлюцинаций, без смысла, размывает их контуры. Откуда столько черных, гибких гостей таких невероятных размеров? Как быстро они успокаивают тебя! Ты — их раб, а они существуют только в эти исключительные мгновения. Немного спустя от них не останется даже упоминания. Ничего-ничего, только лишь ощущения, что они были. Были… были… Кто?.. Ты не узнаешь никогда… А гости тем временем растут, мягко наваливаются на тебя, укрывают тебя черными покрывалами, поднимают по спирали, поднимают, поднимают, и ты ощущаешь, что веки твои давно закрылись, и ты знаешь, в конце концов, ощущаешь в один коротенький миг просветления, что пришел сон… Сон… Сон… Ты заснул. Мир вокруг тебя, который касается тебя, может, благодаря тебе, узнает счастье.

Руки сна теплые и кроткие, словно мамины руки еще с той поры, которой ты и припомнить не можешь. Ты спишь… И лишь снежинки в своем молчаливом полете похожи на тебя. Те большие снежинки… их покой., их полет, о котором я не знаю ничего… их имена… из кротких сочетаний, которые образовывают… сне-жин-ки… прошепчи же… сне-жин-ки…

А со временем приходит сон, этот удивительный мир, весь замкнутый в тебе, который заполняет все пространство и время. Новые гости фамильярнее, обстановка, может быть, из твоего повседневного мира, а они могут быть больше обычного, могут быть веселее, благодаря твоему воображению. Одни тебя ласкают, другие колют или ранят, третьи, злейшие враги, могут тебя убить… Но перед большими странствиями приходят другие гости. Они берут тебя за руку и ведут в неведомые пространства, которыми ты, может, когда-то и бродил, но забыл. А может, никогда и не был в этом мире, а нашел его в книжках или на старой нечеткой карте фантазии… или в том самом сне.

Фантастические миры! Отвесные склоны, островерхие скалы, на которых ты отдыхал в сказках детства и с которых взлетал на волшебном коне из тех же сказок. Ох, всесильные и благородные сказки детства!..

Но есть и трясины, которые только и ждут, чтобы ты ступил туда ногой, есть и лес, населенный существами-монстрами. И тогда сон путается, ты вгоняешь ногти в плоть, ощущаешь боль и начинаешь плакать… Но всегда в последний миг добрая рука погладит твои веки, кроткое дыхание успокоит твое разбуженное дыхание…

Визитеры из сна исчезают так же, как и появляются, в один миг! Исчезают навсегда и уже никогда не возвращаются. Сны не повторяются никогда…

И сон спокойно покатится к светлому дню, перейдет, словно ласковый свет, сквозь цвета рассвета, мягко победит восход солнца и исчезнет тихонько и бессознательно, как тает белая тучка в голубом плесе неба. Зори тебя погладят легчайшими пальцами, первое дыхание солнца, которое тебя разбудит, — это чистое, прохладное дыхание…

О величественные, изнурительные ночи накануне больших странствий…

Полночь настала тихо, засветив звезды на затопленном небе. Весь мир словно закутался саваном сна. Город спокойно спал под звездным сводом. Только изредка во сне перешептывалась листва, разбуженная дуновением ветра, изредка пугались спросонок птенцы в теплом гнезде, где-то слышался посвист невидимых крыльев, но все покорялось всесильности ночной тишины. Была ночь и тишина: ночь — тишина… Была ночь накануне больших странствий…

Ни один черешар не спал. Пальцы теплые и пальцы холодные перебирали тоненькие струны, скрытые в их душах. Волнение у всех у них было одинаковое, словно у капель воды, но как по-разному они его переживали!

Дан выбрал простейшее лекарство, чтобы успокоить волнение: заменить его другим волнением. То есть читать, до тех пор пока книжка выпадет из рук, голова ляжет на подушку, а веки тяжело закроются.

Книга увела его в средневековье, во времена дуэлей и кавалькад; он уже читал ее несколько раз, это была одна из его любимейший книжек, и он с наслаждением перечитывал любимые страницы, но все равно не замечал, когда и как оказывался в опасном гроте, который угрожал льдом и пропастью, и надо было до боли сжимать веки, чтобы отыскать замок со свечами.

Мать, которой мешал свет, попросила его ложиться спать, но отец стал на защиту сына:

— Думаешь, человеку можно вменить в обязанность лечь спать так же, как брить бороду?

— Я знаю одно — когда темно, то ребенок спит. Вот и все!

— Здесь ты ошибаешься. Дан — уже не ребенок…

— Ваше дело… Если вы оба сговорились испортить мне ночь…

Дан погасил свет и сразу же, когда его окутала тьма, подумал о дневнике, дневнике путешествия. Он будет вести его в полной тайне, станет записывать в нем смешные приключения, та-ак!.. приключения, ссоры, недоразумения, которые могут появиться, это будет оригинальный дневник… А под конец экспедиции или, может, позднее, даже намного позднее, он соберет товарищей и прочитает им… глаза Дана вспыхнули, и перед ним встал дневник и карандаш в руке, который быстро бегал по бумаге, нанизывая строки о страхах и радости, об успехах и неудачах, много строк, которые тьма грота стремилась стереть…

Итак, не чтение, как думал Дан, а это странное правописание слепило ему веки.

Лучии тоже, только она закрыла глаза, пришла мысль о дневнике. Кто-то словно уколол ее, так быстро девушка вскочила на постели. Ум ее вмиг прояснился: как же они могли забыть о такой важной вещи?.. В экспедиции должен быть секретарь, человек, которая может фиксировать все основные моменты их путешествия… Кто знает? Может, они откроют много важных вещей, рядом с которыми карта пещеры окажется детской игрушкой… И все легко может быть утрачено или даже просто проигнорировано, если это не упорядочить, как важные справочные материалы. Лучия зажгла свет. Вся она была похожа на знак вопроса, нарисованный из страха и наивности, из стремления и дрожи. Может, еще никогда вещи, которые окружали ее, и которые она знала до мельчайшей подробности, не несли в себе столько чистоты и красоты. Но все длилось только миг. Твердое решение обострило ее черты, затуманило золотистый блеск глаз. Она спрыгнула с кровати и начала рыться в ящике. Движения точные, уверенные. В конце концов, нашла то, что искала: толстая тетрадь в кожаном переплете и несколько цветных, заботливо подобранных карандашей. Сразу поделила тетрадь на четыре важнейших раздела: геология… фауна… флора… собственные впечатления. На каждый раздел отвела равное количество страниц. Распределила она и карандаши: красный — для геологии, голубой — для фауны, зеленый — для флоры, черный карандаш — для личных впечатлений… так! Оставались еще передачи по рации… Они будут в последнем разделе.

Положив все в карман рюкзака, Лучия погасила свет и легла в кровать. Сон блуждал где-то далеко, и, чтобы как можно скорее покориться ему, она закрыла глаза. Однако мысли не хотели успокаиваться. Тетрадь в кожаной оправе безустанно будоражила их. Красный карандаш поднимался в воздухе знаком вопроса. Потом стал, словно пограничный столб. Триасовые и юрские слои стремились доказать в горячем споре свое существование и свою первичность. Они встретились на кончике красного карандаша, карандаш невольно стал горизонтально, и отложения завязались узлом на нем посредине и уравновесились. Что из них перевесит? Какой из них важнее? Они качались, Лучию поглотило их движение, и именно сейчас она ощутила, словно что-то забыла… забыла что-то… Вот не может вспомнить, что именно… Слои покачивались тихонько, умиротворяюще…

В долине было полно папоротников и пальм, кедров и эвкалиптов. Колибри и попугаи, пингвины и орлы встретились возле голубого водопада. Высокие струи, словно вертикальные радуги, выпрыгивали из зубчатых айсбергов. Огромный листок, цветок или потерянное перо плыло над водой, над паром и тучами. Мария с высоты рассматривала фантастическую долину. Она спит? Мечтает?.. И сама не знает… Крылья поднимают ее, все время поднимают вверх, и долина становится уже островком, остров — пятнышком, а пятнышко — цветком, цветком со многими лепестками, розой… Запоздалый взмах — и экран сделался белый, а девушку с мечтами и рассыпанными косами охватил, не известно почему, страх. Уста ее раскрылись, словно она хотела запеть забытую песню, но экран задрожал, сперва на нем появились волны и пятна, потом возник какой-либо рельеф, цвета и контуры.

Гнетущая тьма, и только тьма… И все-таки появляются ниши, гроты, пещеры и крики… Вот они! Квадратные, мохнатые, без лба, с длинными вплоть до колен руками серые монстры, клыки у них величиной с руку. Они катят каменюки ко входу, несут подмышками колы с заостренными каменными наконечниками, другие держат зажженные палки и черепа, полные жара. Становятся один против одного. У одних — сила, жестокость, многочисленность… У вторых — черепа, полные жара, и горящие палки… И звери прыгают… И она убегает, несется сквозь темные ущелья, сквозь ниши, сквозь мрак. Но мрак клейкий, и она застревает в нем. Она оказалась в трясине, которая хочет засосать ее. Лишь бы Мария могла хоть на миг раскрыть глаза, все исчезло бы. Она кричит и не слышит даже собственного крика, а трясина засасывает ее, горячая, клейкая, мокрая…

Мария в конце концов открывает глаза и просыпается, задыхающаяся, мокрая от пота, под одеялом, покрытая с головой. Она швыряет одеяло прочь и ищет взглядом какой-нибудь предмет, который мог бы спасти ее от воспоминаний о кошмаре. Вот возле нее на ночном столике тикает будильник. Фосфорические стрелки и цифры показывают такой поздний час, что она понимает: проснулась слишком рано. Подложив под голову руки, с распущенными косами, она погружается до утра в чистый сон.

Урсу спал во дворе, на завалинке. Там он сделал себе летнюю постель: твердый соломенный матрас — лучшая кровать для спортсмена, как учил его тренер. Но парень не спал. Он положил голову на огромный вещевой мешок, куда вместился почти все имущество экспедиции, и вглядывался куда-то в ночь. А в сенях до сих пор не потух свет. Урсу несколько раз заглядывал в окно и видел мать со спицами в руках — она плела, плела все время. Он не рискнул побеспокоить ее. Если бы сказал, что ему не нужней свитер, над которым она мучается уже столько времени, то тяжело обидел бы ее. А где она взяла деньги, чтобы купить шерсти? Это загадка для Урсу. Десять дней назад ему светило идти в экспедицию в старом, вытертом и выцветшем свитере, который трещал уже на нем. И вот однажды вечером он увидел, как мать торопливо плетет новый, примеряя к старому свитеру, который лежал перед ней. Плела она лишь вечерами, украдкой, чтобы он не видел. Она готовила ему очень красивый подарок.

Как тяжело парню было владеть самим собой! Ему хотелось зайти и стать перед ней на колени. Вот на тебе! Уже несколько дней, как у него в руках было все, что надо для юноши, который хочет провести каникулы в горах. Абсолютно все… и даже свитер… такого ни у кого нет в городе… Узнает ли он когда-нибудь, за что ему дали специальную премию?

Свет в сенях погас. Урсу вздохнул. Его начали донимать другие мысли. Экспедиция была опасная или могла стать опасной. Никто не знал того района, никто не знал, чего следует остерегаться и как именно. Одни были осторожны, как Ионел. Другие заинтересованы, как Виктор. А остальные?.. В особенности девчата? Смогут ли они выстоять перед трудностями и неожиданностями?.. Мария — да… А Лучия? Не слишком ли она нежная?.. Да нет!.. Наибольшие опасности подстерегают Марию. Она весьма нетерпеливая, ее смелость может перейти в неосторожность… И еще был Дан, в особенности Дан! Мягкотелый, физически слабый, он впервые в своей жизни идет в экспедицию, неспособный выпутаться из сложного положения… Та-ак!.. Мария и Дан… их обоих нельзя выпускать из виду, в особенности в диких и ненадежных местах… А Лучия?.. Урсу хотел было напрячь руки, что бы подвергнуть испытанию силу, которая, как он ощущал, могла бы сдвинуть горы, но руки тихонько соскользнули вниз — сон поборол и их.

Оказавшись в кровати, Ионел думал об одном: кто возглавит экспедицию? И горько ставил в укор себе, что давно не попросил ответа на этот вопрос. Даже хуже — остерегался сделать это… Так как надеялся сперва получить премию канцелярии. Это правда! Если бы он получил премию, может, тогда этот вопрос и не появился бы… Он был уверен… И вот теперь вопрос стал главным. Кто может быть руководителем экспедиции?.. Урсу? Нет! На то есть много причин, а в особенности одна — он не годится для такого дела… Дан? Тоже нет… Кто-то из девчат? Ни одна из них не имеет к этому ни малейшего желания желания, и, в особенности, не захотят они оказаться в смешном положении… Виктор! Единственный противник… Ионел знал об этом уже давно, понимал он и то, что Виктора тяжело будет превзойти. Поэтому и надеялся на премию…

Ионел ощутил, что весь покрывается потом. Все в нем бурлило. Он не мог терпеть никого, кем бы тот ни был, командиром над собою. И не только это. Что сделал Виктор для экспедиции? Нашел какую-то никчемную карту в музее? А он мучился месяцами — по воскресеньям, ночами, когда конструировал радиопередатчики. Работал, словно сумасшедший, словно проклятый. Ведь вся мощь и красота экспедиции… а в особенности безопасность путешествия состояла в радиопередатчиках. Хотя что бы там Мария ни говорила… Это было бы несправедливо, если бы Виктор возглавил экспедицию…

Ионел вскочил с кровати и начал шагами мерить комнату. Несколько раз он останавливался перед дипломами, полученными на разных конкурсах: по физике, природоведению, химии… Если бы он учился в другой школе, то всегда получал бы почетные премии! Здесь все несправедливо! Проклятое невезение! Может, именно поэтому он стал такой одинокий, завистливый, замкнутый и еще… Всегда второй… Нет! На этот раз он не согласится. Он обогатил экспедицию радиопередатчиками, он должен и руководить ею!..

Теперь уже вторично упав на кровать, Ионел не мучился сомнениями. Он знал, что надо делать. Сперва надо убедить Лучию, а потом поговорить с Виктором… Да! Может, Виктор даже не думает возглавлять экспедицию. И, может, именно ему Виктор предложит руководство…

Ионел сразу же заснул. Видно было по нему, что ему снится очень красивый сон.

Виктор стоял в оцепенении возле окна. Он придвинул туда свой стул и, опершись локтями, уже долго вглядывался в звезды, не видя их. Его донимали жестокие сомнения. Все началось с карты. Глянув на нее, может, в тысячный раз, хоть это и напрасно, так как он знал ее наизусть со всеми линиями, неожиданно ощутил, что его преследует видимо-невидимо вопросов. Разве это не бесшабашная смелость черешар — исследовать неисследованную с давних времен пещеру — очень малоизвестную в здешних краях? Разве это не безрассудство?..

Но Виктор сознательно игнорировал этот вопрос. Он постоянно отвергал его. Пока что это — лишь мысль, намерение, и нельзя говорить о неосторожности. Неужели пещера осталась такая самая, какой она была изображена на карте? Ведь после этого прошло столько времени…

Это был самый болезненный вопрос. Виктор искал ответ в книжках, интересовался мыслями учителей и знал, что ни в одной пещере никогда не заканчивается процесс эрозии. Он длится все время, чаще всего медленно, иногда бурно, происходят изменения в слоях, случаются обвалы, обычные потоки превращаются в озера и подземные водопады. Кто знает, сколько перемен случилось в Черной пещере с того времени! Может, карта уже не отвечает новым изменениям в пещере. Но это, именно это и привлекало черешар: сделать новую карту, которая и будет представлять рельеф пещеры. Рельеф новый, измененный, может, целиком другой, так как карта пещеры будет картой черешар!

Но был и еще один весьма болезненный вопрос: а что, если процесс преобразований как раз в расцвете и в пещере произойдет обвал именно тогда, когда черешары будут находиться в ней?.. Если обвал случится перед ними, то никакой опасности не будет… Но если он произойдет позади них?.. Это значит, что они будут похоронены живьем в глубине горы…

Эта мысль более всего беспокоила Виктора, и он, в конце концов, нашел ответ. Такое решение — вполне им по силам. Надо разбиться на две группы: одна будет исследовать пещеру, а вторая, параллельно, склон горы. Одна пойдет в пещеру, друга останется на поверхности. Регулярная радиотелеграфная связь — обязательна! На случай опасности — SOS! В таком случае группа на склоне горы поднимет тревогу и обеспечит спасение тем, кто будет в пещере.

Виктор поблагодарил мысленно Ионела и Лучию за их работу: радиоаппараты. С ними черешары все время будут вместе. Итак! Теперь ясно: полная безопасность экспедиции состояла в том, чтобы разбиться на две группы. Прежде чем заснуть, Виктор подумал, что первый, с кем надо обсудить детали деления на группы, будет Ионел.

Со стола исчез карандаш. Он поднялся в воздух, сделал несколько кругов, потом опустился на место. В классе отворились двери, но в них не зашел никто, хотя на столе раскрылся журнал и измененный голос, чтобы его не смог узнать никто, провозгласил оценки: «Апостолеску! Родной язык — четыре… История — два!.. Два! И тебе не стыдно, болван?..» Кто-то дернул Трясогузку за волосы. Тот осмотрелся — никого… Кто-то огрел его ботинком по спине — снова никого. Какой-то крюк схватил его за нос, но никого не было ни перед ним, ни сзади, ни сбоку. Напуганный, Трясогузка бросился бежать, куда глаза глядят…

Дед Тимофте спит. Сквозь открытое окно пробиваются лишь лучи полумесяца. Но на столе начала шевелиться трубка. Неизвестно откуда в нее посыпался табак. Самый пахучий табак для трубки, который только существует в мире. На пустой тарелке начали появляться один за другим апельсины, завернутые в красную шелковистую бумагу. Четыре, пять, шесть… Сквозь сон старик почувствовал, как ему почесали брови… Он приоткрыл глаза — никого. Снова заснул…

Удивительные, неслыханные вещи!.. Все это происходит в голове одного малыша, который смеется, смеется все время. В конце концов волшебная коробочка у него в кармане! Надо только сказать три слова, тихонько дохнуть на нее — и все! Можешь делать, что захочешь.

Как хорошо быть невидимым! Фью-ить!.. Одно-единственное слово… Но какое же оно, это волшебное слово?

Тик напрягает голову и ищет, ищет, но все напрасно. Слово… Какое слово?.. Веки его склеиваются, глаза закрываются… Но вот он быстро вздрагивает. Открывает глаза, ощупывает лицо… Может, надо было бы найти иглу?..

Он не имеет права спать! Кроме отца, никто не знает, что и он отправляется в экспедицию. И не должен знать… Он проводит черешар вплоть до выхода из города и еще немного, он перегонит их обходной дорогой, так как хорошо ее знает, и неожиданно появится перед ними! Ну, как вытянутся у них лица! В особенности у невыносимой, отвратительной…! Сперва он ей не скажет, что папочка ему разрешил… Пусть себе думает, что он убежал из дома!.. Как же ему мог разрешить отец?..

Какой хороший дед Тимофте! Тик уже думал, что тот не придет… придет… придет… Нет! Нельзя спать. Может, в самом деле лучше найти иглу?.. Он не имеет права заснуть… Лишь бы не пропустить, когда они будут выходить… Какое же волшебное слово? Тьма? Сон?.. Мягкость?.. Звонок?.. Звонок?.. Так! Звонок!.. Так оно и есть: звонок…

Будильник сердито разбудил Марию, вырвав ее из самого сладкого сна. Но она сразу же соскочила с кровати, нажала на кнопку звонка и глянула на улицу: светает…

В соседней комнате Тик, малыш, который так настырно воевал со сном, был самым счастливым человеком на земле. Он отыскал волшебное слово… Сон и сновидения нарисовали на его лице невыразимое счастье открытия.

Колокольчики времени молчали, и никто, ну совсем никто, не шепнул ему на ухо, что он спит. Только волшебная фея нагнулась и поцеловала его в глаза. Но шума торопливых шагов на рассвете он не услышал…