Рыцарь без позывного. Том 4

Глава 1: Новые девизы, старые подходы

По случаю долгожданного потепления, чадящие дымом палатки и шатры с золотящимися гербами крылатой ящерицы все чаще сменялись простыми лотками и сборными прилавками.

Помимо перелетных птиц и веселого журчания ручьев, смену времен года сопровождали кислые рожи да деловитое шарканье железа. Траурная процессия низкоранговых авантюристов разгребала немногочисленные сугробы, что таяли еще стремительнее завышенных цен на уголь. Тускло переливаясь истершимися клеймами гильдии, широкие лопаты уныло шаркали по городской площади, хрустя грязным снегом и хороня минувшую зиму.

Эпоха щедрых контрактов на эскорт рудокопов подошла к концу и бедолаг с бумажными да оловянными жетонами наконец настиг их самый жуткий кошмар — работа.

— Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Кому пикник, кому урины за воротник. Тому лучей в окошко, а тому хренов на ложках…

— Практикуетесь в поэзии, сир? — не удержался от комментария шаркающий рядом оруженосец, отвлекаясь от разглядывания полупустых прилавков.

— Та… — прошлепав берцами по неглубокой луже, я походя отмахнулся. — Над новым девизом практикуюсь.

Семенящая впереди крестьянка в излишне дорогих и очевидно ворованных платьях свистнула распухшим носом, и немедленно зашлась в новом приступе кудахтанья, на все лады превознося поэтические таланты «благороднейшего из рыцарей» который уж точно покарает этих «проклятущих крохоборов».

— С бабьем-то удалец, а с сиром ручонки распускать поостережется, змеюка болотная! — подвела итог тетка и, шмыгнув разбитым клювом, решительно повела нас через торговые ряды, заполненные деловито суетящимися обывателями. — В сторону, раззявы! Дорогу «Тихому» рыцарю!

Под натиском бочкообразной бабищи, гражданские, сиркая и кланяясь, расступались аки Красное море перед евреями, спешно освобождая путь моей заспанной туше. Но почуяв что к чему, быстро увязывались следом, принимаясь на ходу спорить на тему «сир ему сразу балду срубит или как тогда, сапоги лобзать принудит?»

Устроили цирк, блин… И никого я не заставлял! Ктож знал, что прошлый караванщик таким пугливым окажется? Еще и прозвище это идиотское! Конечно, лучше чем «Инспектор», но все-таки… Ладно хоть не «Шептун» и то спасибо.

Чувствуя, как от всеобщего внимания глаз начинает непроизвольно дергаться, я отвесил Гене легкий подзатыльник, а на вопрос «за что» ответил полу-уставным:

— Было бы за что, вообще бы убил!

Оруженосец чуть стушевался, но все же продолжил старательно выпячивать грудь. Вздернутый нос, сложная моська, и рука на эфесе понтового рыцарского меча подсказывали, что никакое рукоприкладство не спасет бедного пацана от распирающего чувства собственной важности.

Заметив стайку крестьянских девок в домотканых платьях, чьи бесстыжие глазки следовали за смазливым коротышкой, я нехотя отложил воспитательные мероприятия на «попозже». Пусть развлекается, дурилка — лишь бы от гордости не лопнул.

В конце-концов, должен же хоть кто-то получать удовольствие от этой дебильной «славы»?

С моей стороны оказалось довольно наивным полагать, будто удастся долго держать в тайне зимний «инцидент». Вся эта эпопея с ядом и противоядием, вампирами и потусторонней херней в канализациях всплыла наружу еще до того, как я успел выйти из недельного загула в компании деда.

В принципе, ожидаемо. Глупо требовать умения держать язык за зубами от рядовых стражников или работниц салона. А скрыть от глаз посетителей постоянный «почетный караул» из бородачей в кольчугах у лестницы в подвал — вовсе нереально.

Салон закрыть, разве, но жрать тогда что? В бюджете и без того такая яма, что впору сельский сортир строить, а не бордель содержать.

Впрочем, без вмешательства главы гильдии авантюристов тоже не обошлось. Мол, «люди должны знать, сколь хорошо ими правят — и как они узнают, если им не рассказать?» Пропагандистка-затейница, мать ее.

Не отдавая дело на самотек, Эмбер воспользовалась своей агентурой, дабы придать событиям нужный оттенок. Правда, как часто бывает, подзабыла спросить меня…

И чем больше я отнекивался, пытаясь отмазаться от обрушившегося обожания, тем сильнее горожане убеждались в исключительной правдивости приукрашенных историй. Все эти интриги, вылазки к замку, диверсии, герцогини, походы за противоядием, «демонопоклонники» и прочее… Даже выдумали, будто я самолично барона одолел и пленил! Я его и в глаза-то не видел, а заезжие актеры аж целую постановку на площади разыграли! И мало того, что какого придурка на мою роль назначили, так еще и на ходули его усадили, да рожу мелом измазали!

Повезло хоть Эмбер под локоток увела, а то точно не сдержался и познакомил этих лицедеев с темницами местного гарнизона. Жопа карамельная! Стопудово сама их наняла!

Впрочем, винить во всем особистку нечестно — сам тоже дурак. Должен был догадаться, что чем чаще отрицаю, тем сильнее горожане убеждаются в моей исключительной скромности, усиленно перевирая друг-другу и без того раздутые истории. Где ж это видано, чтобы рыцарь да от славы отказывался?! Это как с непьющим алкоголиком или невинной проституткой поручкаться. Единорога и то сыскать проще.

И самое паршивое — Эллис в чем-то права. Ну, хочется людям думать, будто эти «отважные рыцари» и «справедливые лорды» существуют не только на сценах, в сказках, да песенках купленных артистов, нанятых очередным благородным засранцем для ублажения своего самомнения, а и здесь, в суровой реальности и хмурых трудовых буднях.

А тут вроде кандидат подходит. И подвиги есть, и титул на месте, а главное, говнюк такой, скромничает, таится. Налогов не требует, баб не топчет — даже герба выпендрежного не завел. Ну святой, ни дать ни взять. Средневековый Бэтмен, блин.

Настолько увлеклись своими сказками, что и не вспоминают, как я ополчение с дружинниками в расход выводил да в канализациях авантюристов резал… Да и первым кто разбил нос этой тетке, тоже был отнюдь не караванщик.

— Вона они! — снова засвистела носом дамочка, не скрывая мстительной ухмылки. — Мешки высиживают, трясутся кабы не сперли! Соседки-наседки!

Определить где находятся искомые караванщики, можно было и без подсказок. Чисто по обилию ненормативной лексики, которой они обогащали словарный запас обступивших их местных.

Подобрав платья, боевитая тетка ринулась к стихийному митингу, требуя дать дорогу рыцарю и расталкивая оцепление из недовольных крестьян. Слово «сир» волной обогнуло городской фонтан, разглаживая недовольные гримасы, разряжая накаляющуюся обстановку, и принуждая возникший было наряд северян повременить с мордобоем и остаться в стороне.

Караванщики перестали изображать частокол вокруг пары монструозных повозок, и неуверенно переглядываясь, начали потихоньку сгруппировываться вокруг низкого загорелого мужчины, — единственного, чей плащ лоснился изящной вышивкой, а не дырками с дорожной грязью.

Жестом приказав убрать от себя решительную толстуху с разбитым носом, он немедленно переключился на нас. Хитрое лицо исказила фальшивая улыбка, когда взгляд заострился на дорогих ножнах Гены:

— Так вот о каком сире шептались землепашцы… Ваша сияющая слава может сравниться лишь с вашим благородным обликом! Как же я наслышан о вас, юный сир! Чем дозволите угодить в сей незабываемый день? — витиеватый поклон и приторная учтивость заставила толпу перед повозками зайтись в приступе притворного кашля, не особо скрывающего смешки.

Смущенно поправив меч Аллерии на своем поясе, Гена проблеял нечто невразумительно, воровато кивая алой челкой на меня. Сжалившись над густо покрасневшим оруженосцем и недоуменным торговцем, я нехотя сделал шаг вперед:

— Сир это я. Он оруженосец. — мое неохотное представление звучало будто признание в наличии мерзкой венерической болячки.

Терпеть не могу всю эту феодальную дурь…

— Ты? — оценив размеры и бледность кожи, южанин усмехнулся и уже хотел сказать что-нибудь едкое, но оценив лица горожан, подавился на полуслове. — Но ты же отморозок! То есть, снеговик… Северянин, хотел сказать!

Цветастое перо в пижонской шляпе барыги странно перекликалось с разноцветными завязочкам в багровых волосах оруженосца. Общая смазливость и низкий рост обоих оказались излишни.

— Что-то не нравится?! Расист дофига?!

— Нет-нет, вовсе нет, милостивый сир! — поспешно замотал пером мужик, скрывая недовольство тем, что его земляк служит оруженосцем какому-то дикарю, у которого и доспеха-то нет. — Никогда не удостаивался почести познакомиться с рыцарем-северянином, только и всего…

— Ладно, проехали. Будем считать — по краю прошел. — я ткнул пальцем в толстую тетку, усиленно старающуюся держаться поближе и напоминать многочисленным зрителям, что это именно она нас привела. — Рассказывай давай — с какого ляда мордобой устроил?

Южанин болезненно скривился, явно не желая опускаться до объяснений перед каким-то заспанным кренделем в шитой-перешитой стеганке, но разница в статусе не оставляла выбора.

Честно говоря, тетка меня не особо волновала. Она кого хочешь доканает — уж я-то знаю. Но что до причины, по которой она бучу подняла…

— А чего грабежом промышляешь? — будто невзначай уточнил я, приблизившись к одной из повозок и разглядывая склизкие фасолины в мутных банках из дешевого стекла. — Онож на рассаду. Семена, зерно, все такое… С каких пор такая байда стоит как чугунный мост? Тыж вдесятеро цену накрутил!

Приказав подчиненным разложить перед повозками переносной столик с табуретом, южанин нехотя ответил:

— Разумная плата за достойный товар, сир… Честный делец почтен правом назначать любую цену и, обязан заметить, — никакого грабежа! Землепашцы вольны обращаться к иным купцам, и я никак не посмею препятствовать!

Вот же козлина… Знает ведь, что посевная совсем скоро, а это второй раз когда город посещает караван. И что других торговцев нет — тоже прекрасно осведомлен. Не удивлюсь, если именно этот петух в шляпе и является причиной внезапной нерасторопности поразившей барыг с Молочного холма.

Они-то, поди, получив вести от первого каравана, пробившегося по еще не заснеженной дороге, уже вовсю грузились, стремясь первыми оказаться в чудом выжившем Грисби и быстренько нажиться на столь нужных семена. Первый-то караван — так, разведка. Чутка того, чутка сего. Соль, мука, маковая бурда — всякая мелочевка, пользующаяся спросом почти повсюду.

А вот уже вернувшись, принялись торговать своим настоящим товаром — информацией. Сведения о спросе стоят весьма немало и зная о потребностях того или иного рынка можно озолотиться по щелчку пальца. А тут такой шанс! Драгоценностей да оружейной стали в городе после осады — жопой ешь! А вот в кладовых шаром покати.

Даже телеги порожняком тащить не надо, — сколько по весу привез, столько и увез. Идеально же!

И тем подозрительнее факт, что только у этого говнюка телеги забиты рассадой, тогда у других из этого же каравана нет ни семечка. Поди первым про ситуацию в Грисби прослышал и подсуетился, избавляя рынки и деревни от излишков. Лишнее сжигал или зарывал, конкурентам гадил, воровал, угрожал, подкупал…

Поглядев на обступивших коротышку караванщиков, я понял, что недалеко от истины — уж очень у всех обувка разная. Походу еще и личный состав у шибко несговорчивых конкурентов угнал. Расщедрился, говнюк… Хотя, ради такой прибыли любой бы расщедрился. И не только на деньги.

Сталь с кровью дешевле.

Стоя в чуть в стороне, я наблюдал как к повозкам выстраивается хмурая очередь. Ни кудахтанье тетки, ни мои доводы не смогли обуздать жадность торговца, что уже потирал ручонки, глядя как крестьяне с угрюмой покорностью разбиваются на группки — кто с какой деревни, и собирают с миру по нитке. Чудом сбереженные и не проданные за зиму, семейные реликвии, кольца, серьги, последние монетки, — трофейную сталь «пернатый» принимать отказался.

Побрякушки — это еще ничего, а вот отец семейства, рекламирующий свою «спелую ягодку»…

Поглядев на покорно опущенные глаза едва достигшей половозрелости девчонки и уже вовсю торгующихся караванщиков, я с трудом подавил желание метнуться до гарнизона за толпой злобных бородачей и насадить всю эту шайку-лейку на копья. У меня половина борделя из таких повзрослевших девочек состоит, которых семейные обстоятельства с нуждой, оставили без невинности и «нормального» мужа. Зато с косыми взглядами соседей. Деревня она и есть деревня, чтоб ее…

— Это недопустимо, сир! — снова заканючил Гена, не в силах выдержать полных надежды взглядов из толпы. — Его алчность их погубит, как же вы не понимаете?!

Как и всегда, борьба совести со здравым смыслом за разум оруженосца, окончилась победой первого за полным отсутствием второго.

— А что ты предлагаешь? Шашки наголо? Левый коронный, правый похоронный? Конфисковать телеги, а его пинком под зад?

— А хоть бы и так! Стража ведь за вас — только пальцем щелкнуть! И сир Аарон наверняка поддержит! А ведь еще…

— Дурак ты… — беззлобно фыркнув, я опять начал хлопать по стеганке в поисках кармана с сигаретами. — Ну раскулачим его, а дальше он побежит по городам и весям, жалобно скуля, как подлые варвары его грабанули. Или ты его еще и грохнуть предлагаешь? А заодно и весь караван — чисто чтоб свидетелей не оставлять?

Силовой метод обойдется еще дороже. В лучшем случае — каждый караванщик семь раз подумает, прежде чем соваться в Грисби — хрен нам, а не торговля. В эту жопу мира и без того едут только из-за отсутствия налогов и пошлин.

А в худшем — старт целой цепочки политических инцидентов, грозящих привести к очередной войне между отморозками и конелюбами. Уж нравы здешних феодалов я выучил неплохо — дипломаты из них из евнуха Казанова. Да и, если поскрести по сусекам, найдется с десяток «баронов» только и ждущих повода побряцать оружием. За честь Простора или Предела, а вовсе не ради собственной выгоды, ясный пень.

— Но можно хоть что-то сделать?! Что толку с компенсации за один разбитый нос, если простолюдины обречены на голод?! — несчастный оруженосец едва не топал ножкой от обиды. — Вы ни за что не допустите такого, я же вас знаю! Так скажите в чем ваш план! Да не молчите же, сир!

Отчаяние и безысходность в глазах пацана затмевала даже безропотную покорность очереди из крестьян, напоминавших выстроенную на убой скотину.

Какой же он еще мальчишка… Еще и думает, будто я и правда могу что-то сделать. Будто и сам верит во все эти байки. Сказать бы ему, сколько я его ровесников в свое время под танковые катки отправил — да толку?

— Чтож ты такой есть-то? Сердобольный, блин. Как мышцой перед девками играть, так из порток выскакиваешь, а как дела делать, так сразу сиркаешь…

Ай, и так все понятно. Пацан тоже прав. Голой жопой разоренные деревни не восстановишь, как и не засеешь горсткой семян поля. И рано или поздно через ворота опять потянутся те же самые лица. Ну, из тех, кому посчастливится не окочуриться на коре и подножном корме. И эти «счастливчики» будут лишь еще голоднее и злее. Короче, вторую такую зиму город не переживет — никакие подачки от лорда и князя не помогут.

То что не смогли сжечь наемники, разграбить дезертиры, отравить вампиры и сожрать демоны — добьет жадность какого-то тупого недомерка. Иронично, конечно, только не в мою, блин, смену.

— Гребанная жизнь — восемь! День другой, а дерьмо все то же! — озвучив более подходящий девиз, я проверил ржавую чесалку за поясом и двинул к раскладному столику.

Пообещав караванщикам «вычесть издержки из зарплаты», барыга как раз передавал мешочек мрачному «сутенеру», пока малолетняя девчонка слушала советы храбрящейся матери на тему «закрой глаза и думай о хорошем». Но вместо мозолистых рук, плата за «досуг личного состава» ткнулась в мой живот.

Рухнув под ноги, мешочек рассыпался по мощеному камню.

Пока крестьяне изображали куриц и «клевали» разлетевшиеся семена, раздраженный торговец усиленно щипал переносицу:

— Будучи наслышанным о вашей щедрости, я не сомневаюсь, что вы непременно покроете сии убытки, сир… — не особо скрывая презрения, южанин брезгливо смахнул со столика горстку оставшихся зерен прямо под ноги суетящимся крестьянам.

— Ага, сразу после того как ты покроешь мои! Не для того я рвал очко, спасая этот долбанный город, чтобы какой-то имбецил в модных штанишках взял, и слил все в сортир!

Удар кулака о столик заставил коротышку нервно вздрогнуть. Его ухоженные пальцы будто невзначай огладили цветастое перо на шляпе, отчего караванщики неуверенно переглянулись и начали нервно поправлять грязные плащи. Ну да, чуть что, сразу за кинжалы. Узнаю местных бизнесменов…

Понятно — очередной идиот, свято уверовавший, будто все можно купить за деньги. Типа, тех копеек, что он башляет своим клоунам достаточно для того, чтобы они на серьезных щах бодались с рыцарем. Пусть даже если этот «рыцарь» всего лишь контуженый лейтенант.

За время работы в наемниках вдоволь насмотрелся на таких. Нет, по-хорошему не договориться. Хоть всю площадь голодающими детьми застели — не поморщится. И даже не из-за непомерного сволочизма или тупости, — просто чтобы рожей в грязь не ударить. Идиот, говорю же.

Хотя, может оно и к лучшему?

— Блистательный сир, боюсь ваши искрометные остроты недоступны моему приземленному уму. И если вы не возражаете, я предпочту придерживаться букве закона и удержаться от препятствования честной торговле.

Учтивые слова шли в разрез с едким тоном и вызывающим взглядом. Несмотря на раздражение и страх, коротышка оставался достаточно умен, чтобы не давать мне права на дуэль. Видимо уже достаточно насмотрелся на заносчивых рыцарей, желающих развести его на бабло.

Короче, спровоцировать на оскорбление и взять на понт, заставив откупаться от поединка — не выйдет. А с прошлым караванщиком проканало…

Погоди, что он там про закон сказал?

— В таком случае не смею мешать. — не обращая внимания на разочарование загоревшейся было толпы, я безразлично пожал плечами. — Предъяви печать и разойдемся, как дембеля в столовке.

Барабаня пальцами по столу, южанин нетерпеливо осведомился, о какой печати толкует «очень занятой сир, у которого нет времени на глупости».

— Красной такой. Восковой. Справа от твоей подписи и аккурат под суммой уплаченной пошлины.

— Какой еще пошлины? — украшенная шляпа резко вздернулась и красивые глазки уставились мне в лицо. — Сей град свободен от податей — это всем известно!

— Всем известно! — эхом отозвались караванщики за его спиной.

Их вороватые взгляды то и дело падали на несовершеннолетнюю крестьянку, держащуюся за спиной оруженосца. Грозно сопя и демонстративно играясь с эфесом клинка, Гена напоминал декоративного пуделя, которому внушили что он бойцовый волкодав.

К толпе затаивших дыхание беженцев, все чаще присоединялись горожане и даже караванщики с иных обозов. Походу, всем вдруг стало интересно, чем закончится столкновение рыцарской тупости с предпринимательской жадностью. Ну да, логично. Как сказала одна знакомая ведьма — «дешевле театра и кровь настоящая».

Сообразив, что просто так не отделается, барыга принялся загибать холеные пальцы, перечисляя причины, по которым никто никому не должен. Мол, спорная земля, вся фигня. Налоговиков от лорда в город не пускают, а стража подати не собирает, ибо князь запретил.

Когда кулачок сжался и счет дошел до «в Грисби даже наместника нет!», я демонстративно прокашлялся:

— А я по-твоему кто?

— Кто? — тупо моргнул мужик, нехотя отвлекаясь от своей ухоженной руки и буквально источая сарказм. — Неужто стюард?

Ухватив кулачок, я начал играючи разжимать его пальцы:

— Меня Грисби посвящал? — под болезненное «ай» распрямился указательный палец. — Надел в городе пожалован им же? — к указательному присоединился средний. — Рорик, опять же, верительную грамоту жаловал?

Не мне, конечно, а деду, но безымянному пальцу все равно.

Когда счет дошел до ее светлости, герцогини Молочного холма и пожалованного меча на поясе оруженосца, несчастный коротышка едва ли не визжал, усиленно теребя перо на шляпе. Но караванщики и не думали вмешиваться. Вместо затравленной девчонки, их глаза изучали пару высоких стражников в кольчугах, что с интересом наблюдали за происходящим, даже и не думая вмешиваться.

К моей удаче, эти двое были теми из немногих, кто не сдристнул из канализации, оставшись при этом в живых. Если дойдет до поножовщины, то хоть какая-то подмога будет.

— Сир к чему-то клонит?! — уже не особо стараясь сохранять лицо, возопил барыга, не бросая тщетных попыток вырвать руку и призвать караванщиков к действию.

— Типа того. Следи за руками — я чуть сжал его ладонь, отвлекая от дурацкого пера на шляпе. — Если пошлина не уплачена, то значит контрабанда. А знаешь, что делают с контрабандистами? — старый, но очень острый нож перекочевал из-за пояса в руку и замер над прижатыми к столу пальцами. — Ну, помимо конфискации, конечно…

Облизнув и без того влажные губы, барыга испуганно уставился на ржавое лезвие:

— Не смею сомневаться в словах столь благородного сира, однако столь серьезные заявления требуют доказательств!

— Дык ты же сам говорил, что столько слышал обо мне! А раз так, то и про грамоты слышал. Или ты набрехал? Рыцарю набрехал?! Поиметь вздумал?! На бабки опустить?!

— Нет, нет, вовсе нет, я бы не посмел!

— Вот и нехрен! Тем более, это всем известно! Вон, люди не дадут соврать, верно ведь?!

Толпа позади взорвалась одобрительным ревом, по сравнению с которым недавнее поддакивание караванщиков показалось мышиным пердежом в пустом сарае.

Заметив что ощущение собственной важности вот-вот разметает оруженосца по всей площади, я отпустил холеную руку:

— Ладно, хрен с тобой. На первый раз простительно.

— П-правда? — коротышка испуганно разминал ладонь, будто не веря, что пальцы все еще при нем. — Как и ожидалось от столь милостивого…

— Товар за полцены отпускаешь и будем считать — по краю прошел.

Побагровевшая шея стремительно переросла в речь полную решительного протеста. Но бунт оборвался под блеском ржавого металла, с грохотом вонзившегося в раскладной столик. Панически округляя глаза, южанин излишне резко дернулся, отчего хлипкий переноской табурет угрожающе заскрипел.

Треск дерева и болезненное взвизгивание утонуло во взрыве хохота, сотрясшего площадь. Морщась от боли в ушах и приступа всеобщего веселья, я без особого желания протянул руку грохнувшемуся торговцу. Пока он болезненно пищал, позволяя своему караванщику выковыривать щепки из седалища, я повторил:

— Семена за полцены продаешь, понял? Не той, что ты тут накрутил, а за которую покупал.

— Но как же так можно?! Как же я…

— Жопой об косяк! — заслышав знакомый свист опухшего носа и гордое «а это я его привела!» я скрипнул зубами.

Яйцами позвенел, мышцой поиграл, и сразу герой. Эх, если бы все было так просто…

Проигнорировав благодарное сирканье малолетней крестьянки, я снова переключился на барыгу:

— Вечером в резиденцию придешь. Там тебя целые горы антикварного барахла дожидаются. Картины, подсвечники, редкие монеты — все как ты любишь, короче. — вздохнув, я отмахнулся от недоуменно сиркающего Гены. — Услуга за услугу — за полцены продаешь, за полцены заберешь.

Хотя, учитывая что расплачиваться он будет только тем, что сам получит с крестьян — скорее за четверть

Блин, чую евнух меня сегодня с говном сожрет… Он-то, несчастный, поверил, будто вампирские побрякушки и впрямь в бюджет пойдут. Хотя, за зиму должен был уже привыкнуть к моей манере ведения бизнеса.

Барыга скептически хмыкнул, но понимая, что особого выбора у него нет, поспешно согласился, сопроводив кивок шляпы приторно-вежливой «благодарностью за незабываемую милость».

— Когда человек с деньгами встречает человека с опытом, человек с опытом приобретает деньги, а человек с деньгами — опыт… — подвел он итог нашей встрече, осторожно пожимая протянутую руку.

Не то чтобы мне хотелось с ним ручкаться, но это самый быстрый способ дать толпе понять, что законы пока никто не отменял. Еще не хватало, чтобы его прямо тут раскулачили с мстительными воплями «сир же разрешил!» А так без насилия обойдется, по идее.

А насмешки с наглостью потерпит, — сам виноват. А уж вечером, как увидит ту гору барахла, что стражники перетащили из подвала антикварного салона… Хотя, не такое уж там и сокровище, если по правде. Большая часть просто хлам, типа ржавых чайников, глиняных черепков и сгнивших ложек. Но и редкие монеты, да драгоценные побрякушки тоже встречаются. Должно прокатить.

— Сир… — снова заканючил Гена, когда мы наконец пробились из оцепления сиркающих и кланяющихся крестьян. — Зачем вы так щедры с этим червяком? Ему должно в колени бухаться, что не задаром! А вы ему еще со своего кошеля подаете!

— Поучи жену щи варить!

Сообразив что гаркнул слишком резко, я примирительно потрепал сникшего пацана по плечу:

— Политес, Ген, политес. Дипломатия, мать ее.

Отпустить барыгу с пустыми руками не сильно отличается от «отрубить пальцы и конфисковать товар» — разноется на всю Ивановскую. Навряд ли герцогине или феодалам поменьше будет дело до этого крохобора, но другие торговцы призадумаются. Раздует ведь, приукрасит. Да и Грисби с князем мне все мозги вытрахают — кому понравится когда беспредел от их имени творят? Вздернут еще.

А так — хоть издержки отобьет. Может даже в наваре останется. А если нет, то просто наврет, будто в жирный плюс вышел. Опозориться перед корешами, и прослыть лохом среди «инвесторов» ему точно не с руки, а посчитать реальную стоимость всего этого старинного барахла попросту невозможно. Будет брехать сколько влезет, а никто и за руку не хватит.

— То есть вы обратили его лживую натуру против него самого? — недоверчиво уточнил пацан, огибая обломок фонтана перед калиткой двора салона. — Вот уж воистину, не зря народная молва окрестила вас…

— Ну ты-то не начинай! И без того глаз дергается!

Заметив наше появление, пара ухаживающих за садом работниц принялась излишне усердно нагибаться к едва зацветающим кустам, демонстрируя то ли выдающуюся гибкость, то ли еще впечатляющую продажность. Поглядев на будто невзначай задранную юбку и оценив алеющие щеки Гены, я в очередной раз заскучал по срочникам. Уж они-то в командирскую койку прыгнуть не норовили, дабы «преференций» себе заработать.

— Люди-люди — говно на блюде! Век бы не видал…

Взволнованно сиркнув, пацан быстро утер слюни, всем видом отрицая свои попытки прожечь глазами дырку в полупрозрачных труселях:

— Отчего же вы людей видеть не хотите?

— Насмотрелся. Сплошное паскудство.

— Просто вам на людей не повезло. — взбежав по мраморным ступеням, он распахнул передо мной дверь будто заправский швейцар.

— А тебе типа повезло?

— Именно так, сир, — мне повезло! — широкая улыбка шла в комплекте с прямым взглядом, устремленным мне в лицо.

Вот же жополиз…

— У девок нахватался, поганец! — отвесив профилактический подзатыльник и затолкав пацана первым, я не сдержал усмешки. — Попробуешь ночью в койку залезть — мехом внутрь выверну!

С трудом сдерживая веселье, оруженосец остановился возле дежурной стойки, делая вид будто интересуется журналом посетителей, а не спешит поделиться новостями с привратницей.

А ведь еще месяц назад как привидение ходил, от каждой тени шарахался, во сне орал. А уже как огурчик. И как у него получается?

— Мне бы так…

Отгоняя мерзкую дрожь в груди, я через силу затопал берцами по коврам коридора, искреннее желая, чтобы и в этот раз на вопрос «очухалась?» караульный просто покачал головой.

Как бы не накаркал, с этим «девизом» про фраера и музыку.