Когда от треска последней ветки нас стали разделять минуты, я наконец покинул укрытие, выходя на опустевшую дорогу. Ни повозок, ни куриц. О разграбленном караване напоминали лишь колеи от колес да едва заметные пятна, алым пунктиром тянущиеся к мосту.
Ноющая шея и промокшая стеганка вторили выводам, что ранняя весна не самый подходящий сезон для спонтанных засад. А все накачанный «Щедрый» увалень — из-за него лишний час проваляться пришлось.
Я, конечно, понимаю, что это дико весело — смотреть, как межевой рыцарь пытается переть на себе разрубленные части лошадиной туши, но… Черт возьми, если бы в дело не вмешался «барон», я бы сам из укрытия выскочил, дабы объяснить дебилу основы логистики!
Может он мой земляк? Квадратное катаем, круглое носим — как по уставу…
Но оно и к лучшему. Угорая над «межевым дуболомом», и соревнуясь в отстреле кур из арбалетов, гопота так и не удосужилась проверить лесистый склон. Их умы и разговоры куда больше занимала доля с предстоящей дележки трофеев, где главный приз пойдет «на вес золота». Судя по шуткам на тему откормки «приза», дабы «мешок потяжелее вышел» — синевласка таки жива.
В принципе, ожидаемо, ибо мертвой она нифига не стоит.
— Хочешь услышать настоль веселую забаву, что у тебя мозги вытекут? — брезгливо вытряхивая гнилые листья из-за пазухи, завел Клебер. — А нет, изволь, ты ведь ее уже слышал! И, похоже, не раз! Иначе бы рассудок не позволил всерьез предлагать подобный вздор!
На закономерное возражение, что я ничего не предлагал, ловкий рыцарь лишь отмахнулся:
— По глазам вижу, — уже помышляешь!
Размяв затекшие плечи, он вынул из рукава промасленную тряпку и, усевшись на поваленное бревно, принялся очищать заляпанный грязью меч.
— Экстрасенс недоделанный… О чем ты вообще?
— Не пытайся отрицать! Даже мой безголовый племянник давно подметил твое безрассудство, граничащее с помешательством… — усеянное гнилыми листьями острие клинка ткнулось в чащобу голых деревьев, что пару минут назад поглотила нагруженный мешками отряд уголовников. — Сии подонки настоль преуспели на ристалище низости, что и слепому ведомо, — тремя клинками не управится! Будь с нами хоть ассасин, хоть всамделишная ведьма…
Полный подозрения взгляд нисколько не тронул флегматичную вампиршу. Как и прежде, она лишь безмолвно жевала губу, всем видом демонстрируя крайнюю степень озабоченности судьбой угнанного ишака.
Закончив отряхивать «волчий» плащ от налипших листьев, Гена завел свою любимую песню о «главном». То бишь, о спасении невинных, воздаянию виновным, и прочих подвигах, плавно перерастающих в коллективное самоубийство.
— Сир-дядя, но как же леди Ансел? И плененные гвардейцы? Вы же слышали разбойничьи пересуды, знаете, что эскорт оказался пленен, сдавшись без боя! Со всем уважением к вашему старшинству, однако мой господин прав! Мы не можем оставить их жизни на откуп случая!
— Гена, блин, и ты туда же?! Я нихрена не предлагал! И еще раз назовешь меня «господином»… «БДСМ» мне и с Эмбер хватает, понял?!
— Конечно понял, сир. — нагло соврал оруженосец, не поведя и глазом.
У деда научился, поганец! Испортил мне парня…
Но с эскортом и впрямь тупо вышло.
Молча скидывать телеги в водопад средневековым уголовникам было скучно, а потому в процессе заметания следов они вовсю обсуждали свою удачу и скудоумие гвардейцев. Судя по болтовне, увидав, как к мосту катится пара повозок, эскорт спешно приготовился к шоу, наивно решив, что вместе с повозками к ним едет и главный зритель.
К несчастью для побросавших оружие и начавших разбиваться на «казаков-разбойников» гвардейцев, из леса показались настоящие бандиты. Заряженные арбалеты, застигшие солдат буквально без порток, простора для двоетолков не оставляли. Лишь прикомандированный рыцарь со своей свитой попытались геройствовать, но ничем хорошим это не кончилось.
Факт, что таких совпадений не бывает, и за «воровской фарт» стоит благодарить «Щедрого» рыцаря — в дополнительных подтверждениях не нуждался.
Наградив Гену долгим «ну-ты-и-дебил» взглядом, Клебер с вызовом повернулся ко мне:
— Очевидно, логика и тактика изящно миновали подготовку моего племянника… Как и твою голову! Подмога, недоумки! До Молочного Холма доплюнуть можно! Это не театр, а мы не кукольники! И, осмелюсь напомнить, разбойники тоже не бумажные…
— Но леди Ансел…
— В сохранности! Воистину, Геннаро, за долгую разлуку, я право подзабыл насколь скверно ты воспитан… Даже разбойная шваль разумеет, что бесчестье наследницы Перекрестного замка обернется ступенью на эшафот! Покуда сброд подготовит послание о выкупе, покуда согласуют место встречи и условия — леса посинеют от знамен Молочного Холма! Уж тогда-то, в обмен на быструю смерть, отребье вспомнит о своем месте…
— Но как же гвардейцы? Как только они станут бесполезны, их дни сочтены! Сир-дядя, вы же сами слышали!
Уловив нотки неодобрения, Клебер чуть замешкался:
— Нескольких все же освободят. Подтвердить пленение, доставить послание о выкупе, как жест доброй воли и заверения в надежности… К тому же, позволив грязным разбойникам пленить себя, они на века утратили гербы благородных домов и право зваться гвардейцами!
Выкрутился таки. Кто бы сомневался — лордов дела слуг не колышат. Как говорится, государство любит брать в долг, но боже тебя упаси потребовать что-то взамен…
Хотя, может Филя и не лицемерит. Просто воспитан так же, как и придавленный лошадью капитан. Сдаваться простолюдинам — дикое западло по меркам феодалов. Коллеги перестанут уважать, сюзерен на пиры приглашать, а прелестные леди давать. То есть, знаки внимания оказывать.
Зашквар настолько несмываем, что особо удачливый ополченец, чудом сумевший пленить в бою какого-нибудь рыцаря, почти гарантированно станет рыцарем. Заложник его сам быстренько посвятит. За проявленную доблесть, достойную благородного сословия, понятное дело. А вовсе не из-за страха оказаться осмеянным и опарафинить свой приблатненный дом.
Заманавшись объяснять оруженосцу разницу между подвигами сказочного рыцаря и решениями настоящего, Клебер снова вернулся ко мне:
— Сызнова примешься спорить? Упрямствовать в своем заблуждении?
— Твою за ногу! Сколько повторять, — я еще ничего не предлагал!
— Хочешь стать героем песен, следуя на поводу своей репутации? Не смею отговаривать. Но благородное имя заставляет предпочесть сиюминутный порыв — долгу. Я извещу леди этих земель о творимых преступлениях. Станется, даже поклонюсь твоей могиле, ежели она сыщется к моему возращению…
— Осел.
В отличие от моего негодования, тихий голос вампирши Клебер услышал сразу. Сияя праведным гневом, он вскочил с мечом наперевес:
— Как ты меня назвала, кухарка?!
Аутистка и ухом не повела, продолжая таращиться в лес. Понимая, что нормальных объяснений девчонка и под пытками не выдаст, в дело пришлось вмешаться мне:
— Она про настоящего осла, придурок. Припасы, елки-палки! Спальники, вода, еда — все на ишаке осталось! А он тю-тю. Жрать мы в дороге чего будем?
— Отвагу и честь. Запивая твоим упрямством… — придирчиво оглядев сияющее лезвие, Клебер демонстративно заткнул меч за пояс. — Я не прочь поголодать несколько дней, если на кону жизнь дамы…
— С каких это пор тебя в «дамы» определили?
Скрип небритого подбородка и возложенная на эфес рука сигнализировали, что еще чуть-чуть и он воспользуется правом дуэли:
— Я по горло сыт твоими оскорблениями! Вы обвиняете меня в трусости?! «Да» или «Нет»?! Ваше слово, «сир»?!
Вместо ответа, я лишь устало вздохнул, разглядывая борозды на влажной земле кровососки.
С одной стороны, ловкач прав — соваться к целому взводу вооруженных мужиков — так себе идея. Возвращаться в Грисби и пытаться уговорить сотника, нанимать в гильдии авантюристов, или надеяться на огрызки гвардии Грисби — тоже не вариант.
Но с другого бока, до Молочного Холма неделю топать, а груженого нашими припасами осла угнали прямо из-под носа. Голодными да уставшими добираться будем того дольше. Не то, чтобы я не умел ловить рыбу и скрести по сусекам, но существование на подножном корме сходу удваивает время пути — рыбки и всякие шишки сами по себе в руки не прыгают.
Может и втрое дольше добираться — жрать-то не я один люблю, а туристы из Фили с Геной, как из евнуха — Казанова.
И самое паршивое — среди двух дураков и одного оруженосца затесался аутистичный кровосос, который уже несколько дней сосет лишь лапу… Досуха может и не высосет, но на фоне недоедания и усталости даже пара наперстков потерянной крови может обернуться голодными обмороками.
Короче, пока мы доберемся до Холма, пока гвардейцы наведут здесь шороху — от «барона» и запаха не останется. Год назад он тем и выживал, что дважды в одном месте не гадил. Сегодня тут караван стопорнет, завтра там налоговиков пограбит… И хрен бы с ней, с «принцессой». Ничего ей не сделают, ибо ее жизнь с невинностью идут по ценнику чугунного моста.
Но вот жизни остальных военнопленных продлятся ровно до окончания некой «работы», на которую их отрядили пленители. То ли копают, то ли строят, то ли чинят — так и не понял.
— Гвардейцы? Из всех доводов ты решил апеллировать судьбами трусов и дезертиров? Здесь нет ни землепашцев, ни водоносов — некому рукоплескать твоей «заботе» о своей раздутой репутации. Ох, простите мою оговорку… — сочась сарказмом, Клебер театрально поклонился. — О низкорожденных, хотел сказать.
— Осел.
— Не глухой, с первого раза слышал! Съедят твоего осла! Что за глупая девка…
— Я про вас. Вы осел.
Рыцарская челюсть рухнула будто замковый мост, пасуя перед внезапно открывшимся у вампирши даром речи:
— Прячась за предлогами вы нарушаете рыцарские клятвы. Защищать беззащитных и карать безнаказанных. Это трусость.
— Не кухарке рассуждать о трусости! Еще одно слово, девка, и я накормлю тебя мужеством по самое горло!
— Грубость мужество тех, кто его не имеет. Мой господин прав. Ваша честь, если она существует, обязывает прислушаться к его…
— Да не предлагал я нихрена! Слышите?! И хватит умничать! Даже Гена понял, что ты только за ишака переживаешь и тупо цитаты из сказок выдаешь!
Кровососка послушно умолкла, но наступившая тишина не продлилась и секунды.
— Сир, что значит «даже»?!
Нет, я так больше не могу…
Помечтав о сигарете и помянув добрым словом авантюристов, я захрустел ветками, углубляясь в лес и придерживая свежих следов, оставленных колонной уголовников.
— Сир, куда вы?
— Туда, где вас дебилов нет! Чего встали?! Шагом-марш! Хоть на лагерь их посмотрим — там уже решим кому до холмов, кому до ослов, а кого прямо тут закопать. Зря что ли два часа в грязи провалялись…
Следом за мгновенно пристроившейся вампиршей, послышался шелест листвы и скрежет рыцарских зубов:
— Добился своего… Каков упрямец… Неужто он всегда такой, Геннаро? До чего же бездонна чаша твоего терпения, коли ты можешь служить у такого "сира"…
Нотки уважения в голосе Фили и гордо задранный нос Гены заставили закатить глаза и отбросить все попытки объяснить этим идиотам, что я ничего не предлагал. Видимо и правда издержки репутации — рот открыть не успеешь, а все тебя уже в суицидники записали.
Ну да ладно. В конце-концов, я в эти пердя не за принцессами, а за маразматиками явился. Ну, ведьмами еще. Так что пусть Филя себе думает, что хочет. Лишь бы спину прикрыл, если припрет.
Едва за голыми ветвями начали мелькать куски быстро затягивающегося тучами неба, как свежеутоптанная тропа оборвалась исполинским куском кровяной колбасы. Проморгавшись, я подошел поближе, с трудом опознавая в изуродованной туше угнанного ишачка.
— «Щедрый»… — отворачиваясь от позеленевшего Гены, подсказал Клебер. — На турнире он едва не зашиб своего оруженосца. Мальчишка протянул щит не той стороной и не окажись поблизости погибший капитан…
— Теперь понятно, чего он его на такие мелкие куски изрубил… Мстительный говнюк.
Похоже, избалованному кровосоской ишаку опять приспичило поспать, попить, поесть, или как обычно — все сразу, и он начал артачиться, истошно мыча и отказываясь идти дальше. Раскатистый хохот, что будто слышала девчонка с полчаса назад, и кучка свежих испражнений, брезгливо отброшенная в кусты, указывают, что попытки межевого дуболома вразумить осла успеха не возымели. Слушать не слушает, на сапог нагадил, перед напарниками на смех поднял…
За первым ударом последовал второй, третий, четвертый, десятый…
Оглядев кашеобразную массу оставшуюся от головы забитого животного, Клебер вымученно ухмыльнулся:
— Наверняка бесполезное создание вновь явило характер. Напоминает одного знакомого сира… Показать бы ему, какой конец поджидает упрямцев, как думаешь, проняло бы?
Но мстительные шпильки занимали меня куда меньше пары бесстрастных глаз осматривающих кровавую кашу из-под грубой челки. Пока Гена боролся с тошнотой, обещая познакомить глотку живодера с клинком Аллерии, а Клебер ехидничал, старательно скрывая эмоции за гордыней, «горничная» просто ожидала приказов.
Ее молчание резало уши истошней истерик, а безропотность топила сердце не хуже водопада рыданий. Слишком хорошо я знаю этот взгляд. В каждом зеркале его встречаю. Тупое, беспощадное смирение. Когда с самого начала ждал только этого. Конца очередной несбывшейся надежды. Когда в очередной раз повторяешь, что иначе и быть не могло.
Когда робкая тропинка снова оказывается петлей, возвращающей на исходную. Снова и снова, снова и снова… Тропа не меняется, а только зарастает костями и осколками безумной надежды, что может в этот раз замкнутый круг невероятным образом выведет из чащобы.
Бессмысленная вера в чудо, столь же бесполезная, как и навязчива. Ведь чащоба не монолитна и сквозь треск костей и заросли несбывшихся надежд пробивается солнечный свет. Виднеется жизнь. Нормальная, простая. Всегда чужая и никогда не твоя.
— Ну дед, ну удружил, мать твою… Небось со смеху покатываешься, хрыч одноногий…
— Чего?
Вторя изумлению Клебера, подскочивший Гена начал озабоченно сиркать.
— Да в порядке я, в порядке! Нормальное у меня лицо, хватит спрашивать… В походную колонну! Разговоры отставить, ветки не ломать, оборудование не включать!
Уже близко. Жопой чую.
— Вот так герой! — оставляя ишака позади, на месте кровососки пристроился Клебер. — От животной крови побледнел! Что же с тобой на ристалище бы сталось?
Пыжится, перед Геной выпендривается, безразличием беспокойство прикрывает. Бесполезно. Совершенно бестолковый метод. Как и все остальные.
Не обращая внимания на не затыкающегося рыцаря, я быстро обернулся на замыкающего Гену. Не сводя глаз с девицы, он-то и дело поправлял ножны, в очередной раз подтверждая мою глупость.
Даже пацан не забывает, что она чудовище. Неведомый мутант, лишь притворяющийся человеком. Она жертв досуха выпивает, и целые города травит, бровью не поведя. Ходячий коктейль из жестокости насекомого и безответственности ребенка. Скорее кукла, нежели живое существо.
— Идем, не отставай. — сам не понимая зачем, скомандовал я чуть оступившейся террористке.
Мимолетный взгляд голубых глаз из-под грубой челки больно резанул по виску. В черепе эхом отдался безмолвный вопрос «а сам-то ты кто? Лейтенант, прикидывающийся человеком?». Мда, отличная из нас парочка. Деревянная кукла и оловянный солдатик.
Ну и ладно. Пускай хрыч себе смеется. Лишь бы не в гробу переворачивался…
Мрачный лес быстро сменился широким полем, тянущимся вдоль берега извилистой реки. То теснясь то догоняя холодную воду, полоса черной земли полнилась джунглями из пожухлой бледной травы.
Над мертвыми колосьями возвышался небольшой холм, чернеющий останками давно сгоревших домов и каменными печами, чьи осиротевшие трубы будто пытались дотянуться до холодного свинцового неба. Скромный табун стреноженных лошадей мирно чавкал прошлогодней травой, по привычке отгоняя хвостами несуществующих комаров.
В принципе, чего-то такого я и ожидал. Разве что, более оживленного.
— Звери… — плюнул Гена пристроившись у свежего пенька.
Останки разоренной деревни наполняли юное сердце яростью.
— Никого не щадят, ни купцов, ни пахарей… Как только их сердца могут уместить столько злобы и бесчестья?
— А как твоя голова вмещает столько глупости? — усмехнувшись, Клебер в очередной раз зыркнул на меня, намекая безалаберность в подготовке оруженосца. — Разбойники деревни не сжигают.
— Правильно. Феодалы не любят конкурентов.
Вопреки театральным постановкам и сказкам глашатаев, это не рыцари и гвардейцы спасают деревни от разбойников, а скорее разбойники спасают селян от феодалов. Не все, конечно, а только те, кто с мозгами. А раз «барон» умудрялся столько времени криминалом промышлять — котелок у него варит.
Как и партизаны, бандиты не могут существовать без поддержки мирного населения. Даже самые матерые диверсанты не смогут долго действовать в районе, где у них земля под ногами горит. Поэтому для караванов и налоговиков грабители, для феодалов шило в заднице, а вот для крестьян… Там, на дороге, воры и убийцы, в деревнях превращаются в правильных пацанов, славных парней и "благородных бандитов". И награбленным поделятся, и ребенка из колодца достанут, и на чьей-нибудь дочке женятся. И споют и спляшут, лишь бы сдружиться с деревенскими.
А те и не против, ибо мало-то того, что половина бандитов — такие же крестьяне, чуть ли, не с соседней деревни, так еще и сплошная выгода. От зверья защитят, беспредельщиков прогонят, налоговиков отвадят, трофеев не жмотясь отсыпят. А в обмен только и требуется, что их раненных выхаживать, супы варить, да о патрулях предупреждать.
Про широкие возможности для бизнеса в виде чистки кольчуг от ржавчины, топоров от крови, и сбыта краденного на городских рынках — даже упоминать грешно.
«Робин Гуды», елки-палки. Но ровно до той поры, пока «реальные гангстеры» не почешутся.
— Так значит… — Гена невольно переглянулся с вампиршей, чей сказочный мирок трещал в унисон с историями о благородных героях оруженосца. — Это очередное преступление мятежного барона? Казненного регента леди Жиннет? Его слуги учинили разорение?
— Изгнание, болван! — тут же поправил ловкач. — И еще легко отделались! Наживаясь на грабежах и соучаствуя в насилии, бесчестные селяне сами уподобились отребью! Так пусть славят милосердные законы, по которым им полагается лишь переселение…
— В ближайшую могилу.
Почему у меня такое ощущение, будто без капитана здесь не обошлось? Судя по заросшим, неубранным с осени полям — деревню навестили задолго до осады. Аккурат перед жатвой. Где-то в это время капитан как раз должен был герб получать… Будь я бароном, то непременно бы проверил лояльность и беспринципность нового кадра.
И судя по гниющим полям, капитан провел карательную операцию на отлично. По-моему, сюда даже дезертиры не забредали, а значит никто из местных не сбежал. Оцепление выставил, засады… Елки, а ведь он у меня научился! Наверняка ведь рассказывал про тактику "контрпартизанских" операций! А то и вовсе, "антитеррористических". Названия зависели чисто от настроения замполита, но суть всегда была одна.
Пока идиоты спорили по поводу законности сожжений целых деревень за связей с бандитам, я молча наблюдал за холмом. Из-за отсутствии бинокля оказалось невозможно разобрать ничего кроме серых фигур, суетливо мельтешащих возле палаток и развалин. Разве что высокая туша «Щедрого» живодера выделялась на фоне этого муравейника.
До опушки долетали отголоски команд и разговоров на повышенных тонах, но разобрать хоть слово никак не удавалось. Поближе бы подобраться, да с холма вся округа просматривается — незамеченным не пройти. Хотя… А звукоуловитель мне на что?
Чуть прислушавшись, «кукла» начала монотонно бубнить под нос:
— Бранятся. Кто-то кого-то убил. Кто-то что-то украл. Кто-то куда-то пропал…
— Про одноногих стариков или фиолетовых ведьм ничего не говорят?
Непонимание в синих глазах заставило рефлекторно помассировать висок.
Может они не здесь? Может Киара потащила деда дальше? Пробилась с боем или откупилась? Но почему тогда на дороге ни один из гопников и словом не обмолвился об одноногом маразматике и фиолетовой ведьме? Уж такая встреча им точно бы запомнилась.
— Ничего не понимаю…
— Это и называется «скудоумие». — мстительно ухмыляясь, вставил Клебер. — Что понимать? Дисциплина — высшее проявление воинского искусства — откуда ей взяться у разбойной швали? Ставлю розу против булыжника — очередная пьяная свара за награбленное, только и всего.
Объяснения, что я имел в виду вовсе не это, потонули в вопосах аутистки на тему «зачем рыцарю булыжник» и оправданиях про «фигуры речи».
— Коли мы удовлетворили твое упрямство и сыскали логово разбойников — быть ты наконец изволишь вернуться к дороге? У меня нет желания встречать грядущий дождь, без костра. И чем раньше выдвинемся до Молочного Холма, тем…
— Не вариант. К этому времени они уже слиняют. Пойдут в другую деревню или еще какой-нибудь запасной лагерь у черта на рогах… Ищи-свищи по всей Ивановской.
— В таком разе разделимся! Двое остаются следить, двое отправляются за подмогой!
— Не катит, ибо… — поглядев на флегматичную девицу, я лишь отмахнулся. — Короче, не вариант.
Можно и разделится, да только как не верти, все разбивается о вампиршу. Если послать ее в Молочный Холм, с голодухи сопровождающего сожрет. Если оставить с собой, те же яйца, но в профиль. Арифметика бессильна.
Три мужика еще смогли бы прокормить этого комарика, без риска сдохнуть от потери крови, но в одиночку — без шансов. Очень сомневаюсь, что дед поил ее только моей кровью. Недаром же девки в салоне шептались о причудах старика, что стали еще страннее?
— Не того осла сегодня умертвили, не того… Что же изволишь предложить? Остаток дня мокнуть под дождем, а ночью устроить вылазку?
Ощутив на носу первую каплю начинающегося дождя, я с удивлением подумал, что это не такая уж плохая мысль. То есть, отбитая наглухо, но в моей практике случались и похуже.
— К темноте дождь может пройти. Сейчас пойдем. Зря в грязи извалялись?
— Из ума выжил… Арбалеты, болван! Кто тебя военному делу учил?! Мы и на сотню шагов не подойдем, как «ежами» обернемся!
— Дождь же, придурок! В сырость тетиву снимают и плечи чехлами покрывают — иначе сгниет и заржавеет к чертовой матери. Разряжены твои арбалеты, воин недоделанный.
Поймав на себе взгляд Гены, Клебер начал спешно оправдываться:
— Арбалет — оружие трусов! Истинному рыцарю не пристало…
— Да завались ты! И встань ровно… — набрав горсть грязи, я начал обильно размазывать ее по выцветшему камзолу, игнорируя недоумение рыцаря. — Блин, рожа у тебя слишком смазливая…
Новый ком земли привел бедолагу в ужас, но подоспевшая вампирша быстро разоружила взбрыкнувшего коротышку.
— Вот! Вот теперь похож!
— На последнее, что ты увидишь в своей жалкой жизни?!
— На межевого рыцаря.
Поглядев как несчастный отплевывается от земли и размазывает грязь по лицу, я кои-то веке порадовался своей уголовной роже. Шрамов столько, что никакая маскировка не нужна. У ловкача отметин, конечно, маловато, но зато сапоги дырявые и плащ из одеяла. Если бы не военная подготовка и не меч без ножен, и вовсе за бомжа сошел.
Идея простая как палка — подойти к бандитской «малине» да осмотреться, изображая из себя пару межевых дуболомов, по тупости просравших осла со всеми пожитками. Уголовники не лорды — дареным рыцарям в зубы не смотрят. Если в дурачков сыграть и сходу в карьер не сигать — сами присоединиться предложат. А если и нет, в бой все равно не ввяжутся, ибо без арбалетов потерь не избежать. В худшем случае — уйдем как пришли, и засаду подготовим, ибо отпускать свидетелей «барон» ни за что не станет.
Рискованно, конечно, но в хорошем месте и при помощи внезапности можем и управится. Главное только пару пленных взять, дабы допрос устроить… Всех-то они за нами не пошлют — минимум половина пленных сторожить останется.
— А в лучшем? — все взгляды обернулись к Клеберу. — То есть… План более невероятен чем наличие у тебя титула, но… Предположим «барон» заглотит наживку? Тогда что?
— Честно говоря, «в лучшем» у меня еще никогда не случалось… Но если вдруг… Не знаю. Там же пленные есть — можно их освободить, вооружить, диверсию какую-нибудь устроить…
— С каждым движением твоих губ я познаю все новые грани безрассудства… Не то чудо, если нам улыбнется удача, а то, что с таким безрассудством ты смог дожить до своих лет.
— Сир-дядя… — до этого заворожено молчавший Гена, вдруг заговорщицки наклонился к родственнику. — Возможно ли это шанс? Власть ее светлости, леди Гилберте вполне способна вернуть десницу в первозданный вид…
— Шанс на бесславную смерть, вот что это…
Но брюзжание звучало до крайности неубедительно. Слова племянника явно зажгли в Клебере проблески энтузиазма.
Выцветшая золоченая ладонь едва виднелась за грязью на изношенном камзоле рыцаря. Вроде, скрещенные пальцы это символ вероломства или типа того… Кажется, Гена когда-то рассказывал о родовом позоре, но убей не помню, каком…
Да и хрен с ним! Я и один пойду, если ныть продолжит. Если бы на осле не было двух спальников, и не знай Филя «Щедрого» дауна лично — даже предлагать не стал…
— В пекло! Я не позволю тебе прибрать всю славу! — вынув из рукава грязную тряпку, он протянул ее Гене. — Обмотай вокруг гарды! Спросят, ответишь что мой бастард от какой-нибудь кухарки!
— Э-не! Пацан с девчонкой остаются здесь!
— Но сир, я…
— Отставить «сир», команда была «здесь»!
— Сколь велико мое желание согласится, однако в седельных сумках находилось три миски, три ложки, три…
— Да насрать! Жру я за двоих, по роже видно…
— Никто не поверит, что пара странствующих рыцарей сама чистит мечи и варит похлебки… Даже у «Щедрого» есть оруженосец, и у нас обязан быть! Ты ведь не надеешься выдать меня за оруженосца?
Хотелось бы, но при условии что Филя старше лет на десять…
— Сир, место оруженосца подле господина! И я не останусь здесь! Особенно наедине… Наедине со своим беспокойством за сохранность господина! — вороватый взгляд на вампиршу в пояснениях не нуждался.
Елки-моталки, одного не оставишь, с вампиршей тоже… Ну не к дереву же привязывать? Поводок. Нужно купить хороший поводок.
— Еще раз господином… Черт… Хрен с тобой! Но чтобы за спиной стоял, понял?! И ножны в каком-нибудь говне изваляй!
По хорошему клинок вообще оставить надо, но безоружным я пацана не оставлю. Слава богу, Аллерия к роскоши не тяготела и что эфес, что ножны выполнены из крепкой, но простой с виду кожи. Все равно слишком понтово, но авось за краденный сойдет.
Пристроившуюся девицу я и гнать не стал. Если все опять пойдет наперекосяк, так хоть пожрет нахаляву, а то задолбала на мой порез исподтишка зыркать…
Еще раз озвучив легенду и напомнив всем разумным идиотам держать язык за зубами, я выступил на бис персонально для Фили, который и минуты не проживет, не напоминая о своем титуле.
Под скрип рыцарской челюсти и щенячий восторг дорвавшегося до подвигов пацана, я наконец двинул по тропинке вдоль поля, напрямик к мертвому холму. Усиливающийся дождь и суетливо мельтешащие фигурки вселяли пусть и немного, но все же надежды, что хоть в этот раз все пройдет как надо.
Осталось лишь понять, как надо, а как не очень.
Два года изображал наемника и всю жизнь человека. На пару часов можно и уголовником прикинутся. Главное только вспомнить, это стол не хлебница или параша не мыльница?
Одна лишь проблема — человек с деньгами в кармане начинает ценить покой — так какого черта «барон» вернулся в былые края? Проигрался, истратился, по приключениям затосковал? Сомнительно. Как и непричастность фиолетовой ведьмы ко всей этой истории.