Рыцарь без позывного. Том 4

Глава 18: Живительная эвтаназия

Широкий зал, носивший гордое имя лаборатории удивлял не столько размерами, сколько дизайном. Хирургические пилы, реберные расширители, и стерильные скальпели соседствовали с монструозным лежбищем, больше походящим на жертвенный камень, нежели на операционный стол. Красивая и сложная система осветительных зеркал спокойно уживалась с ржавыми решетками, за которыми виднелись сестры близнецы моей бывшей камеры. Паутина напольных желобков, расходившаяся по всему залу в причудливых узорах, очевидно когда-то служила для заполнения этих своеобразных коллекторов кровью принесенных на алтаре жертв. Судя по глубине поросших мхом бассейнов — зал видел больше трупов, чем говно мух.

Языческое капище — к гадалке не ходи. Забытое и заброшенное, — прямо как божки в чьи имена приносились безымянные жертвы. Мечта любого археолога, некроманта, или режиссера дешевых ужастиков. Даже за реквизитом для очередного блокбастера ходить не надо, вон сколько у стены банок в кучу свалено. От такого разнообразия плавающих в формалине голов и прочих конечностей даже пиявочник удавился бы от зависти.

Надо бы ему сувенир захватить, что ли…

— Нет-нет-нет, ты не прав… — помотал головой чокнутый садист, обращаясь к пускающему слюни «ассистенту».

Пилюлькин ни на мгновение не сводил с меня глаз, пока тащил к жутковатому алтарю.

— Даже стервятники не способны столь скоро выработать иммунитет! Нет, мой просвещенный друг, естественные причины тут неповинны…

Его взгляд наконец отлип от меня и мимолетно скользнул по Киаре, заставляя ее испуганно сжаться и едва не выронить из рук огромную банку с неопознанной «медузой».

Шизоид обсуждал с бредущим рядом лоботомированным чучелом причину, по которой я находился в полном сознании, а не вырубился как в прошлый раз. Очевидно, в голову идиота не закрадывалась мысль, что я мог просто задержать дыхание и закрыть лицо, когда по желобку под решеткой заструилась знакомая отрава. Благо испаряется она быстрее, чем девственность в борделе.

Жаль лишь, что моя находчивость оказалась столь же полезна, как умение пердеть обратную сторону. Не успел я как следует рыпнуться, а «Айболит» уже скрутил меня в позу думающего курсанта, просто рванув руку к пояснице. Впившись пальцами в позвоночник, он надавил на неведомые точки, оборвав все попытки сопротивления. Даже сейчас, ведя меня к «операционному столу», он не ослаблял хватки, продолжая следить за каждым моим движением и манипулируя словно куклой.

Оглядывая зал, насколько позволяла впившаяся в спину рука, я приметил деда стоящего возле одного из бассейнов с разломанной решеткой. Безжизненные глаза буравили крепкие ножны, покоящиеся на вершине груды тряпок и сапог, заполонивших коллектор. Вид меча покойного капитана заставил меня лишь скрипнуть челюстью.

Вроде и рукой подать, а хрен там, — чертов психопат держит так, что не вздохнешь. А жаль, уж я бы с удовольствием вогнал клинок в пару задниц…

Блин, знал бы, что они прямо в зале трофеи сваливают, в бессознанку бы сыграл, а потом рванул в самый неожиданный момент! Впрочем, один бы хрен не отмахался…

Немедленно заметив мой интерес к клинку, «Айболит» подозрительно блеснул очками, до хруста сжав пальцы на моем позвоночнике:

— Он ведет себя так, будто что-то задумал.

Как и прежде, очкарик напрочь игнорировал реальность, обращаясь исключительно к слабоумному истукану.

— Я? Задумал? Да ты прикалываешься! Ничего я не задумал! Вообще ничего!

С невинной моськой я покорно уселся на холодный каменный стол, то и дело воровато стреляя глазами в Киару, что уже водрузила банку с неизвестным органом на столик с инструментами и приблизилась ко мне, намереваясь затянуть ремни на ногах.

Однако грубый удар ладони по красивому лицу оборвал ее намерения:

— Ты не ассистируешь! Это привилегия способных, а не слабоумных!

Поглядев на упершегося лбом в стену «ассистента», пускающего слюни на нарядный белый халат, я не сдержал глупой усмешки. Перфоманс антиквара с призывом демона в канализации имел куда больше наукообразия, нежели этот «эксперимент».

А тем временем подозрения шизоида все усиливались. Сплетаясь в похотливом экстазе, безумие и высокий интеллект порождали поистине выдающийся коктейль паранойи и недоверия. И Филлип ремни не застегивает, и рожа у Киары уж больно мрачная, и я почему-то не в отключке да еще веду себя странно… Можно было кожей ощутить, как сомнения пожирают его изнутри, затягивая мысли в спираль параноидального бреда.

Не дождавшись помощи от лоботомированного помощника, он взялся за ремни самостоятельно, принимаясь фиксировать мою голову на жутковатого вида подставке и ничуть не беспокоясь за руки или ноги.

Я же изображал покорное смирение как умел, то и дело поглядывая на платье фиолетовой ведьмы, с грустным видом стоящей у стола, и старающейся лишний раз не смотреть на отца. Мои глаза то и дело стреляли в карман, где покоился «прощальный подарок» для доверчивой дуры.

Щелкая застежками, Пилюлькин вдруг остановился, блестя очками у самого моего лица, будто стремясь залезть в самую душу. Рванув руку к девице, хирург вырвал кусок платья вместе с цветастым изображением паука на шевроне.

— Откуда? Зачем? Для чего? — резко протараторил придурок, опасливо осматривая то нашивку, то рукав моего кителя.

— Это… — немедленно засмущалась ведьма, натягивая сползшую ткань платья на оголенную грудь. — Это просто…

Сумбурное объяснение прервалось грязным берцем, ткнувшим «Айболита» в пах. Вопреки моим надеждам, застать шизика врасплох не удалось, и он с невероятной легкостью ушел из-под удара. Однако пинок по яйцам был далеко не единственным пунктом моего идиотского плана.

— Сейчас!!! Киара, Филлип — хер ли телитесь?! Давайте!!! Санитаров на ножи, вся власть шизам — свободу попугаям! — стремясь придать голосу как можно больше отчаянной решимости, я не особо задумывался над содержанием реплик.

— Ч-ч-чего? — только и выкатила глаза Киара, явно нихрена не поняв.

Зато понял «Айболит». Через жопу, но со спецэффектами.

От встречи с его ладонью, фиолетовая ведьма немедленно перешла на третью космическую скорость, с грохотом вмазавшись в импровизированную кунсткамеру у дальней стены. Молниеносная реакция «Айболита» уступала лишь воспаленности его разума, мгновенно проведшего параллели между мнимыми фактами и смехотворными домыслами.

Выводы получились под стать заключению его больничной карты:

— Сговорились! — рванувшая к ассистенту рука, одними лишь пальцами разорвала изящную шейку, заставляя лоботомированную голову бессильно шлепнуться под ноги, забрызгав белый халат. — Взревновали к успеху! Я знал, знал что на свете не существует такой бездарности! Ты с самого начала притворялась, саботируя работу! Не сумела пережить груз бесполезности! Поэтому ассистент вдруг перестал слушаться! Соблазнила!

Оставив обезглавленное чучело антиквара биться в мелких конвульсиях, взбесившийся Пилюлькин рванул к сумбурно блеющей оправдания Киаре. Несчастной дуре явно не хватала опыта общения с идиотами — взывать к их здравому смыслу, все равно что тушить костер солярой.

Меся девицу в кашу, заботливый отец не сдерживал эмоций. Впервые за все время, на его лице проявилось нечто отдаленно похожее на эмоцию. За столько лет, «Айболит» перепробовал буквально все статьи уголовного кодекса, но так и не достиг искомого результата. Только чокнулся, из-за несоблюдения «диеты» и явной экономии на наркозе. Понятное дело, что у него стойкая аллергия на реальность вместе с пропиской в вымышленной галактике.

Киаре бы хлеборезку прикрыть, а то только хуже себе делает… Впрочем, мне-то какое дело? Чем дольше она изображает боксерскую грушу для этого придурка, тем больше у меня форы.

Не желая испытывать судьбу и дожидаться, когда вопли с мольбами сведут живучую ведьму в могилу и настанет мой черед, я наконец отцепил от шеи жесткие кожаные ремни и рванул на ноги, попутно едва не поскользнувшись на растекшейся с антиквара кровище. Собираясь в желобки, она устремлялась в зарешеченные коллекторы.

Алая паутинка кровостоков удивительно сильно напоминала уже подзабытые рисунки на стенах.

— То ли крылья, то ли перья… Тьфу!

Загадочные демонические символы, дребезг склянок, и треск ломающихся костей волновали меня куда меньше вопроса, кто виноват и что делать. Нет ни окон, ни дверей, только куча решеток и арочных сводов, ведущих хрен пойми куда.

Как и всегда, придумав начало, я подзабыл про конец. Хотя, кого я обманываю — такой результат мне и в голову не приходил. Я хотел лишь подставить Киару, дабы одному не помирать, а отомстить хоть кому-нибудь. Разлад между ними углубить, сомнения посеять, просто поднасрать на память — кто же знал, что этот чертов Эскулап так остро отреагирует на мой выкрик про санитаров?

Мда, никогда бы не подумал, что настанет день, когда я порадуюсь слабоумию обитателей этого несчастного мирка.

Оглядев зал еще раз, я шумно выдохнул:

— Хоть бы табличку повесил, козел… Где тут выход-то?! Или сортир хотя бы…

Взгляд вдруг упал на разнообразие хирургических инструментов, заботливо разложенных у «операционного камня». Остро отточенная пила на короткой ручке будто вопрошала, — «а нахрена тебе выход»? То же самое повторяла и стройная спина увлеченного воспитанием своей дочери «Айболита».

Пес его знает, насколько глубоки и широки эти катакомбы. Может выход за соседней дверью, а может я тут до пенсии рыскать стану, тычась в стены не хуже лоботомированного деда. И я уже достаточно наигрался в героя подросткового ужастика, чтобы прятаться по углам от идущего по пятам чудища в дурацких очках…

Решив, что даже самое безмозглое существо не сможет жить без головы, я ухватился за пилу.

Покоящаяся в лужах формальдегида Киара одним своим существованием нарушала все законы анатомии. Ноги превратились в бескостные щупальца, а туловище в мешанину кожи и битого стекла с обрывками платья. Если вначале она пыталась вразумить отца или отбиться, то все на что ее хватало теперь — зарываться в свалку банок и изуродованных анатомических экспонатов, уходя из-под очередного удара.

Ее счастье, что на каждый удар в цель, приходилось два мимо — в куче ампутированных рук и лиц, да в пылу азарта, даже наблюдательному «Айболиту» было сложно отличить мертвую плоть от едва живой.

Шедевральная в своей жестокости картина заставила меня невольно порадоваться, что рядом нет оруженосца или его дядьки. Бедолаг от одних душераздирающих воплей «Кондратий» бы обнял. Счастливые поганцы, в их мирке еще не видели что делают гусеничные траки с человеческими телами, и как плавится кожный жир под напором белого фосфора.

Длинная спина «Айболита» так и манила своей уязвимостью, отзываясь в памяти безжизненными серыми глазами. Идеально отточенная пила с легкостью вспорола ткань белого халата. В лицо брызнула горячая кровь, а в уши заполонил треск ломающихся костей.

Лишь спустя мгновение руку пронзила нестерпимая боль, прозрачно намекая, что я конкретно облажался. Переломанная пополам кисть красовалась пугающе бледной костью, вязанкой обнаженных вен, и лопнувшей кожей, поливающей кровью омерзительную двупалую клешню, тянущуюся из-под вспоротого халата. Голая спина очкарика красовалась переплетением деформированных конечностей, жавших к сморщенной шкуре, будто в любящих объятьях. Сама же клешня произрастала между лопаток, цепкой хваткой вцепляясь в мое вывернутое запястье.

Нечленораздельным мат вперемешку с воплями исходил скорее от шока из-за увиденных биологических извращений, нежели от нестерпимой боли.

Только благодаря скользкой крови, щедро оросившей переломанную руку, я сумел вырваться из хватки и чудом уйти из-под выпада еще одной мутировавшей конечности, рванувшей откуда-то из пояса.

Вот это я понимаю, уйти в работу с головой… На себе эксперименты ставит, доцент хренов! Теперь понятно, откуда у него такая тяга к разделыванию всего живого — себе пришивает! Как это, блин, вообще работает?! Конструктор «Лего», мать его…

— Ее восстание было обречено на неудачу. — впервые за все время, очкарик обратился напрямую ко мне, разворачиваясь и отходя от бездыханной ведьмы. — Однако ассистент прав, в твоей височной доле и впрямь могут содержаться необходимые ответы.

— Хрен к жопе пришей, а не голоса в голове слушай! — плюясь и пытаясь заместить ужас гневом, я быстро отступал назад. — Лучше бы мозги себе новые вставил…

Пятясь, я едва вновь не поскользнулся на свежей крови, щедро стекавшей с шеи антиквара. Вид тянущейся по полу алой артерии привел меня к блеску мертвых серый глаз. Дед все так рассматривающих черные ножны, не обращая никакого внимания на происходящее.

Выбирая между широкой каменной аркой, ведущей в неизвестность, и крепкой черной кожей с эмблемой восходящего солнца, я не нашел ничего лучше, чем последний раз положиться на одноногого северянина.

Не обращая внимания на преследующего «Айболита» несущего околесицу про важность изысканий и уникальность моей протекающей черепушки, я обогнул старика и нырнув здоровой рукой за решетку, схватил рукоять. Мелодично зашуршав, полированный метал послушно выглянул из ножен и тут же описал рваный полукруг, когда я резко рванул назад, стремясь защититься от полоумного мутанта.

Но вместо очкастой рожи, кожаные ножны влетели в морщинистое старческое лицо. Вместо «Айболита» передо мной стоял лишь лоботомированный дед. Тощий урод испарился, будто его никогда не было.

Испугался что ли? Побежал за подмогой или просто сбежал? Да не, бред какой-то… С чего ему меня бояться? Он и сам как смертный грех!

Спустя мгновение вспышка агонии пронзила позвоночник, испаряя боль в переломанной кисти и заменяя ее новой. Мир сузился до тонких пальцев, покрытых омерзительной алой кашей моих собственных внутренностей. Пробившись насквозь, ладонь торчала прямиком из живота, демонстрируя безумную пародию на деторождение. Дыша в спину, «Айболит» прочно насадил меня на свою руку, не позволяя пошевелиться.

Только льющиеся по телу конвульсии позволили удержать оружие. Кисть свело болезненной судорогой, отчего пальцы до хруста впились в рукоять меча, будто тот способен прервать нестерпимую боль.

Морщинистое лицо безмолвного старика ушло в сторону, уступая место жертвенному алтарю. Не иначе чем чудом, я смог упереться ногами и не позволить отвести себя к столу как куклу — окровавленная рука лишь проскользнула по внутренностям, еще сильнее выходя наружу и выбивая воздух из легких.

«Айболит» нес на ухо какую-то белиберду, про то, что я лишь откладываю неотвратимое, но из-за полнящейся в венах агонии я не мог разобрать ни слова. Каждая клетка тела трепетала в ужасающих конвульсиях, отчаянно моля о жизни. Даже существование лоботомированным уродцем не казалось таким уж страшным, на фоне нестерпимой боли и страха смерти. Согласиться и пусть себе препарирует? Какая хрен разница, как помирать?! Так хоть не больно будет…

Но безжизненные серые глаза не позволяли просто сдаться и отступить. Стоящий на расстоянии вытянутой руки одноногий истукан будто магнит отталкивал от себя, не позволяя сделать шаг навстречу алтарю.

Костяшки побелели, когда пальцы сильнее впились в рукоять меча. В горле зачиналось нечто доселе невиданное. Неиспробованное. Нечто столь же жуткое, сколь немыслимое. Тело взбунтовалось против хозяина, истошно моля о помиловании, но остатки разума уже не слушали.

Зрелище собственных внутренностей, пробивающихся на зеркальный свет, вдруг перестало пугать. Напротив, кипящая в животе агония разносила волны тепла по всему телу, баюкая истеричное сердце. Кровь в висках стучала все медленнее и спокойнее, пока вопли безумного «Айболита» уступали место громогласной тишине.

Достать мутанта мечом невозможно. Развернуться не дает проткнувшая меня рука и прочие омерзительные конечности, обхватившие ребра. Про ткнуть сверху или сбоку и говорить не стоит — слишком уж неравны силы, слишком молниеносны его рефлексы. Но даже этот сверхъестественный урод неспособен увернуться от того, чего не видит.

Несмотря на заводящийся в панике инстинкт выживания, не взирая на дрожащий в руке клинок, выход был ровно один. Черт, теперь понятно почему местные на ножи именно с наскоку кидаются — тело просто отказывается слушаться, сопротивляясь безумной воле хозяина, возжелавшего проткнуть себя мечом. Не зря говорят, что самая сложная борьба — с самим собой.

Резко вдохнув, я с отчаянием рванул острие на себя. Ничего общего с пулевым ранением. К сожалению.

Тело с садистским удовольствием ощущало каждый пробивающийся миллиметр стали, двигающийся навстречу резко притихшему «Айболиту». Не было ни мимолетной потери сознания, ни сотрясения органов, ни травматического шока — только боль и мучительное осознание происходящего.

Когда гарда коснулась солнечного сплетения, колени дрогнули. Тонкая рука, рождающаяся из живота испарилась, оставляя меня один на один с торчащим из груди эфесом. Восходящее солнце на навершие рукояти мстительно сияло в зеркальных лучах диковинного освещения.

Хватая воздух ртом, будто усталая роженица, я неловко развернулся на полу, смотря на распластавшееся тело в белом халате. Цветущая на уровне сердца рана шла в комплекте с холодным блеском очков, на линзы которых капала слюна возвышающегося деда.

Одноногий северянин стоял над мертвым «Айболитом» словно гладиатор на арене. На мгновение показалось, будто его череп не рассечен нитью стальных скоб, а в глазах все так же искрится придурковатое озорство. Иллюзия, не более того. Но все же приятная.

Хотелось сказать что-то. Послать дохлого Пилюлькина в жопу, рассказать ему в каких позах я имел его и все его исследования, сообщить от том, что его только прикончил сраный лейтенант с контузией во всю жопу.

Но застрявший в груди меч делал все слова бессмысленными.

Ты проткнул меня, я проткнул тебя — все честно. Мутант обдристанный.

В голове завелся и тут же остановился вихрь недодуманных мыслей и неоплаканных сожалений. Поздно уже. Да и похер как-то. Спать хочу — сил нет. Хоть на полу, хоть с мечом в тушке, лишь бы поспать.

Даже уже и не больно совсем. Холодно только, блин. Да и лавандой воняет.

Мешанина из фиолетовых костров, горящий ведьм, и ревущих вдалеке младенцев расступилась под натиском насмешливых серых глаз. Веки оказались совершенно неподъемными, однако уши оказались куда менее защищены.

— А я ему… Ну ты же меня знаешь, уж я никогда не позволю над братом по оружию потешаться! Так вот, я ему ка-а-ак хрясь да прямо в зубы! Он так на стол и завалился, что мешок с овсом. — жужжал комаром знакомый женский голос. — Не зря я говорю, что слова подобны голубям в небе! Чем их больше, тем гуще голова покрывается пометом!

Имбецильная мудрость надругалась над слабым сознанием не хуже, чем стойкий запах медового мыла изнасиловал ноздри.

Нет, это не новый мирок и даже не ад. Это гораздо, гораздо хуже…

Безжалостный мир живых встречал залитой солнечным светом роскошной комнатой, и шелковым балдахином, насмешливо нависшим над головой. Блин, а вот с салоне нет ни одной кровати с навесом… Хотя да, логично — балдахины же придумали чтобы тепло сохранять. Взял сковородку с углями на ночь, запахнул шторы и спи себе в тепле. А в салоне отопление хорошее — нахрена там эти шторы над кроватью?

Как часто бывает внешняя роскошь обернулась заурядной нищетой…

Стоп, о чем я вообще думаю? Твою мать — заразила таки своими тупостями!

— Ты наверняка спросишь «Овца, зачем ты мне поведала все это в третий раз за неделю?!». — передразнила мой голос сидящая у кровати блондинка. — И на это есть ответ! Если твой коротышка еще хоть раз попробует заикнуться про огонь в моих глазах или налитые страстью сосцы — я его с утеса скину! Клянусь, он еще невыносимее твоего пакостливого оруженосца…

Несмотря на затуманенный взор, образ Аллерии оставался все таким же, каким я его запомнил. Разве что доспехи парадные и рожа поважнее. Работая иголкой над шелковым полотном, она все нудила о заносчивости Клебера, плавно переходя к его племяннику.

— Завидел он вчера мои грязные сапоги у купальни — возьми и вломись, в надежде повторить твой давний подвиг! Визги горничных и в Живанплаце услыхали — миледи аккурат мылиться изволила. И что ты думаешь?! Теперь ее светлость все вечера проводит в купальне, заблаговременно отсылая горничных прочь и превращая коридор в обувной двор! Хвала находчивости стюарда — он сумел это оправдать древним родовым ритуалом, а то уже слуги шептаться начали.

Каждая клетка моего тела вопила о спасении, но в горле отчаянно першило и руки отказывались слушаться. А чертова овца слишком поглощена шитьем и словесным поносом, не замечая мои нечеловеческие страдания.

Блин, где мой меч?! Несите сразу два! Я в себя оба воткну, лишь бы эту чушь не слышать…

Поток сознание прервался вместе со спасительным скрипом далекой двери. Мягкий стук каблуков по ковру перешел в омерзительное фырканье:

— Ох… Слыша твой вздор, начинает казаться, что эвтаназия оказалась бы более милосердным решением…

— Не суй свой наглый нос — это приватная беседа! И он все равно спит!

— Зато я бодрствую! Верхом на камне кататься интереснее, чем внимать твоей нудятине… Стоит посадить тебя в банку и продавать как снотворное — мигом разбогатею!

Аллерия насупила брови, поднимая швейную иглу, словно меч:

— Еще слово, и я позабуду, что ты аптекарь! Уж поверь, в стенах Молочного Холма сыщутся лекари не хуже твоего и с куда более подобающими манерами!

— Пф… Сразила наповал! Твоими остротами можно бриться! Что наверняка пригодиться тебе в избавлении от этих милых дамских усиков…

Аллерия немедленно прижала руку к губе, проверяя себя на наличие усов, и тут же болезненно зашипела, выдергивая застрявшую в щеке иголку.

Самодовольный хохот предшествовал появлению в поле зрения копны омерзительно фиолетовых волос и невыносимо хищному оскалу. Красуясь девственно чистым лицом, Киара вышагивала возле кровати как ни в чем не бывало, с упоением потешаясь над рыцаршей.

Когда пурпурные глаза скользнули по мне, ее улыбка стала еще шире:

— О! Да вы только гляньте на этого живчика! Столько ненависти в полумертвых глазах… — ведьма наигранно закрылась руками, пряча облаченное узким платьем декольте. — Так и чувствую, как млею от твоей благодарности за очередную печень…

Аллерия лишь глупо моргнула пару раз и с нечленораздельным писком рухнула сверху, едва не добивая мое и без того едва теплое тело. Вонзившаяся в шею иголка шла в комплекте с счастливыми причитаниями. Отстранившись и заметив неподдельный ужас в моих глазах, овца быстро засюсюкала:

— Все хорошо, ты среди друзей! Ужасы позади, мы рядом и ты в полной безопасности! По приказу миледи, я лично стерегу твои покои!

Мне очень хотелось сказать что-то едкое и очень точное о ее навыках охранника и месте, куда их следует употребить, но из глотки вышел лишь сухой треск.

С такими друзьями и враги нахрен не нужны. Даже помереть по-людски не дадут… Какого черта эта фиолетовая вообще выжила?!

Еще Аллерия пахнет, блин, вкусно. Жопа карамельная.