Рыцарь надежды

17.

— А теперь пойдемте в кузницу.

— Что ж, я не прочь посмотреть на человека, который подкует мне лошадь, — охотно согласился Хью, в глубине души все еще не веря в реальность происходящего. Совсем недавно он не осмеливался и мечтать, что когда-нибудь вот так, в сопровождении собственного управляющего и дюжины любопытствующих рыцарей, будет осматривать огромный замок, находящийся в его владении. Он уже побывал на размокших полях, в деревне, в амбарах, а дождь все моросил и моросил, стекая струйками за шиворот новому хозяину всего этого великолепия. Господи, ну и жизнь у лордов!

— Такие прогулки хоть кого могут вывести из себя, особенно настоящего рыцаря, — замедлив шаг, сказал Хью, когда с ним поравнялся хмурый сэр Линдон. Хью хотелось подбодрить соратника, чтобы тот смотрел повеселее, но попытка не удалась.

— Вы правы, милорд. — Приподняв уголки рта, сэр Линдон изобразил вежливую улыбку, но голос его звучал отчужденно.

Пока Хью соображал, что бы еще такое сказать, сэр Линдон снова приобрел нарочито огорченный вид, как капризная женщина. Нет, пожалуй, как ребенок, потому что Эдлин, сколько помнил Хью, никогда так себя не вела.

— Эй, Бердетт, старый мул, дай же наконец хозяину передохнуть! — раздался громкий женский голос.

Хью поднял голову — женщина, пышнотелая, с могучей грудью, еле прикрытой легкой рубашкой, стояла в дверях одной из деревенских хижин.

— Милорд ведь не прочь выпить моего эля, — ухмыльнулась она щербатым ртом. — Разве нет?

— Эль! — выдохнул Уортон с выражением умирающего, возносящего последнюю молитву. Судя по остекленевшим от скуки глазам, ему, как и остальной свите Хью, до смерти надоело таскаться за ним по замку. Только сэр Линдон сохранял на лице выражение вежливого внимания, хотя вид его и не переставал напоминать, как сэр Линдон обижен. Хью именно поэтому не терпелось поскорее избавиться от его общества.

— Пожалуй, я бы пропустил кружечку, — неуверенно заявил он, предполагая, что Бердетт его не одобрит.

Так и случилось.

— Но вы еще не до конца осмотрели деревню, милорд, а после мы собирались… — попытался переубедить хозяина неприятно удивленный управляющий.

— Нет, мы сейчас выпьем эля! — упрямо сказал Хью и по размокшей от дождя угольно-черной земле, которую Бердетт очень хвалил за плодородие, зашлепал прямиком к домику.

Оттуда веяло теплом и сильно пахло элем, который Хью так любил. Сколько же месяцев он не бывал в пивной!

— Налей-ка всем по кружке! — распорядился он весело, взяв хозяйку за один из многочисленных подбородков.

— Да, милорд! — Подрагивая пышным бюстом, она мигом бросилась исполнять приказание, мужчины же со вздохами облегчения расселись за большим столом, который стоял перед очагом. Придвинув скамью, Хью сел на оставленное ему свитой место во главе стола, а Бердетту указал расположиться подальше.

Управляющий, разумеется, принял приглашение, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке в дружной компании рыцарей и оруженосцев.

Когда хозяйка принесла в обеих руках кружки с элем, Уортон ловко обнял ее за талию.

— Как тебя зовут, красотка? — спросил он.

Хозяйка поставила кружки на стол и шутливо шлепнула Уортона по руке.

— Тебе не скажу! Я приберегаю себя для милорда!

— Долго же тебе придется ждать, милашка, — расхохотался Уортон. — Наш милорд только что женился, всю прошлую ночь он так резвился со своей молодой женой, что балки под их комнатой ходуном ходили!

Мужчины хрипло расхохотались, а хозяйка, уперев руки в бока, смерила Хью взглядом.

— Это правда, милорд?

— Чистая правда, толстуха, — подтвердил Хью с удовольствием, беря огромную кружку.

— Ну, раз так, — хозяйка крепко обняла Уортона, — то меня зовут Этельберга.

На этот раз все просто покатились со смеху, даже Бердетт.

— В деревне ее кличут Этельберга Давалка, — сквозь смех проговорил он.

Этельберга погрозила ему пальцем.

— Не выдавай моих секретов, старик!

— Какой же это секрет, всем и каждому известно, — ответил управляющий, принимая из рук сэра Филиппа эль. Он подождал, пока мужчины разберут кружки, потом поднялся. — Выпьем за Хью, графа Роксфордского, которому я навеки благодарен за его милость.

Уортон хотел было тоже встать, чтобы провозгласить новую здравицу в честь хозяина, но Хью придержал его за руку. Пользуясь удобным случаем, он хотел узнать, что на уме у его управляющего.

— За что же ты мне так благодарен?

— За то, что вы милостиво позволили мне остаться здесь управляющим, — сказал Бердетт и, опустив кружку, серьезным тоном добавил: — Я действительно от всей души благодарю вас за это.

— Ты будешь верно служить? — спросил Хью.

— Можете не сомневаться, милорд!

— С какой стати верить тебе? — с вызовом спросил Хью. — Разве ты не давал такого же обещания Пембриджу? Разве тебя не огорчает вынужденная разлука с ним?

Бердетт опустил взгляд. Немного помолчав, он решился.

— После стольких лет службы не хотелось бы говорить о прежнем хозяине плохо, — начал он, тщательно подбирая слова и поглядывая на Хью. Компания напряженно наблюдала за говорившим. — Но на самом деле я, как мои отец и дед, служил не столько лорду, который вечно отсутствовал, сколько Роксфорду. Мы вкладывали в поместье свою душу, а Пембридж фактически отказался от своих владений, предав принца. Если бы принц Эдуард приказал хранить верность Пембриджу, сознаюсь, я бы так и сделал. Но он приказал принести присягу вам, и я готов выполнить его приказ.

Искренность Бердетта, его бесконечная преданность Роксфорду пришлась Хью по душе. Однако он заметил:

— Значит, мне не стоит рассчитывать на тебя, если я каким-то образом лишусь замка и титула.

— Мне пока не довелось узнать вас получше, милорд, но вы не похожи на человека, готового из честолюбия или жадности рискнуть своим главным достоянием, дающим власть и титул.

— Когда принц призовет меня, я уеду, — сказал Хью.

— Так велит вам долг, милорд. — Бердетт оперся на стол костяшками пальцев. — Возможно, я старый чудак, но я верю, что долг превыше честолюбия, а верность присяге — превыше жадности. Короче говоря, чтобы уж все было окончательно ясно: если бы Эдмунд Пембридж остался верен клятве, которую дал королю Генриху и принцу Эдуарду, не сидеть бы нам сейчас за кружкой эля. Я не впустил бы вас в Рокс-форд, пока был бы жив.

— Отлично сказано! — похвалил Хью и позволил встать Уортону. Тот отпихнул обнимавшую его Этельбергу и поднялся.

— За здоровье лорда Хью, — повторил он, — да пошлет ему Господь многочисленное потомство! Я счастлив, что дожил до этого дня!

Все встали, чокнулись и выпили. Хью неожиданно почувствовал, что заливается краской, как невеста на свадьбе, смущенная хором не совсем скромных пожеланий. К счастью, в пивной было темно и дымно, иначе товарищи по оружию непременно прошлись бы на этот счет.

— Благодарю, друзья! — Хью тоже поднял свою кружку. — Не будь вашей поддержки, я бы ничего не добился!

Он не стал подчеркивать особые заслуги сэра Линдона, и сподвижники поняли, что он благодарен всем одинаково. Они снова чокнулись и выпили и снова налили себе эля. Выносливый Уор-тон опять поднялся для очередной здравицы.

— За процветание Роксфорда! Дай Бог, чтобы этот замок стал вечной основой нашего благополучия!

Мужчины выпили, Дьюи громко рыгнул, и Этельберга прыснула.

Сэр Филипп поднял кружку.

— За освобождение короля, помоги ему Бог вновь вернуться на трон!

Сразу несколько голов обернулось посмотреть, что сделает Бердетт, но тот, как положено, прокричал: «За короля!» — и выпил вместе со всеми.

Этельберга опять наполнила кружки.

— За принца Эдуарда! — продолжая стоять, произнес сэр Филипп. — Дай ему Бог с помощью лорда Хью победить всех врагов, а нам — уцелеть в предстоящих битвах!

— За принца! — кричала шумная компания, все больше расходясь.

После этого большинству пришлось опуститься на скамьи, но Бердетт остался на ногах.

— За милостивую леди Эдлин! — воскликнул он. — Да благословит Господь ее чрево многочисленным потомством и да продлит он ее Дни!

Под радостные крики сидящих за столом Хью вместе со всеми поднял было кружку, но потом вдруг со стуком опустил ее на стол.

— Ну-ка скажите, все женщины такие неблагоразумные? — Он был уже под хмельком, вот и решился спросить.

Смех и дружеские излияния умолкли, и рыцари недоуменно переглянулись. Только Бердетт отнесся к вопросу серьезно.

— Уж не знаю, в чем заключается неблагоразумие леди Эдлин, милорд, — сказал он, усаживаясь на скамью, весь красный от выпитого, — но по собственному опыту скажу: иметь дело с женщинами бывает… трудновато.

— А с моей женой так вообще невозможно, — с глубокомысленным видом заметил сэр Филипп.

— Мои жены были еще хуже, — фыркнул Уортон. — Только и умели, что языком молоть! Трещали без умолку даже в постели, а потом жаловались, что я их плохо ублажаю: мол, то чересчур быстро, то чересчур долго, а то слишком редко!

Заметив изумление на лицах соседей по столу, он смущенно уткнулся носом в свою кружку.

Погладив его по голове, добродушная Этельберга услужливо подлила ему эля.

— А мой отец любил повторять, что никогда бы не женился, если б не устал один вести хозяйство, — вступил в разговор Дьюи. Все тотчас повернулись к нему, и от общего внимания он зарделся, словно девушка. — В конце концов ему пришлось жениться! — смущенно закончил он.

— Эдлин, видите ли, рассердилась на меня, потому что Неда выразила свою благодарность мне, а не ей! — недовольно сказал Хью.

— Неужели она считает, что должно было быть наоборот?! — хохотнул Уортон, но, прочтя на помрачневшем лице Хью ответ, воскликнул: — Нет, вы шутите, милорд!

— Ох уж эти женщины! — вздохнул Бердетт. — Вечно они вмешиваются в дела мужчин.

— Она попыталась приписать себе великодушный поступок милорда, — угрюмо заметил сэр Линдон, никогда не упускавший случая подчеркнуть чужие просчеты.

— Но вы не можете отрицать, что, не заступись миледи за Бердетта с женой, им бы пришлось уйти? — громко произнес Дьюи, и все снова посмотрели на него, отчего он покраснел еще больше.

— Но решила-то не она, — пробормотал Уортон, покачивая головой.

— Не беспокойтесь, милорд, — сказал Бер-детт. Подождав, пока Этельберга поставит на стол кувшины с элем, он наполнил все кружки, до которых смог дотянуться. — Моя жена пообещала поговорить с миледи, она все исправит.

— Каким образом? — недоуменно спросил Хью, оторвав хмурый взгляд от плескавшегося в кружке эля.

Бердетт был явно сильно взволнован.

— Видите ли, — ответил он, беспокойно ерзая на стуле, — моя жена известная гордячка. Я был несказанно удивлен, когда она поцеловала вам сапог. Мне даже пришла в голову мысль, что она сделала это ради меня…

Никто не засмеялся; накал страстей, приоткрывшийся в торопливом признании Бердетта, скорее пугал.

— Наедине она выразит миледи свою благодарность в более теплой форме, — в спешке глотая слова, продолжал управляющий, — и я молю Бога, чтобы это смягчило досаду миледи и прекратило вашу размолвку.

— Но это же несправедливо! — горячо возразил Уортон.

— Брось! — сказал сэр Ричард, возя кружкой по столу. — Женщины — жалкие создания: ни силы у них, ни здравого смысла. И ничего с этим не поделаешь!

— А что бы они стали делать, будь у них сила или, скажем, власть? — задал риторический вопрос сэр Линдон и сам же на него ответил: — Уверен, они распорядились бы всем исключительно бездарно.

Опьяневший Уортон взгромоздился на скамью и с ехидной гримасой обвел рукой каморку.

— Большинство из них не сумеет правильно распорядиться и глиняным горшком, — рассуждал он, пошатываясь. — Если их допустить до власти, не видать нам порядка, как своих ушей! Что зря говорить, к ним надо относиться, как они того заслуживают, — учить уму-разуму да покрепче, не жалея палки…

Прежде чем Хью сообразил, что происходит, Уортона приподняло, и, брыкнув в воздухе ногами, он с хрюканьем обрушился на пол.

Возле его скамьи стояла яростная огромная Этельберга, ощетинившаяся и пыхтевшая, словно ежиха, окруженная волчьей стаей.

— Вы жалкая шайка болванов и подхалимов! — рявкнула она.

— Этельберга! — попытался урезонить ее Бердетт, привстав со скамьи.

Хозяйка пивной ткнула пальцем в его сторону, и управляющий, будто повинуясь ее жесту, снова плюхнулся на место.

— Проходя маршем через эту деревню, вы, безмозглые вояки, каждый раз сжигаете мою пивную, — продолжала она. — Кто из вас осмелится сказать мне, что это разумно? — Этельберга медленно обвела взглядом примолкших рыцарей. — Вы не понимаете главного: что мир лучше ваших бесконечных дрязг. Имей вы хотя бы такие мозги, какие Господь дал самой крошечной девочке, вы бы всю жизнь благодарили своих женщин за то, что они пытаются учить вас доброте.

Дьюи что-то невнятно пробормотал.

Хью решил, что молодой человек, пожалуй, согласен с хозяйкой.

— Ваши жены просят только одного — чтобы вы уважали их разум, но куда там! Вы, благородные рыцари, слишком ослеплены своей гордыней!

— Как ты смеешь говорить такое графу?! — едва не задохнулся от негодования сэр Филипп, наконец опомнившись от неожиданности.

— Да пусть болтает, что хочет! — Хью махнул рукой, встал, поплотнее стянув капюшон. — Не стану же я в самом деле убивать за дерзкий язык хозяйку пивнушки в свой первый день в Роксфорде.

— Некоторые бы так и поступили, — усмехнулась Этельберга.

— Но не я. — Хью направился к двери. — Ты правильно рассчитала, я не такой кровожадный.

— В таком случае ступайте к жене и поблагодарите ее за то, что она отдала вам свою руку да еще взялась управлять вашим имением.

Хью уже у самой двери резко остановился и обернулся к хозяйке. Она двинулась к нему.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Этельберга всегда все знает, — произнес Бердетт. Он сидел за столом, прикрыв рукой глаза.

— Не все, конечно, — возразила женщина, приближаясь к Хью, — но вполне достаточно. Я, например, знаю, кто ваша жена и как к ней относился наш прежний хозяин.

Хью повернулся к двери и вышел, но, едва Этельберга оказалась за порогом, он крепко схватил ее за мягкую, жирную руку и подтащил к себе. Этельберга попыталась вырваться, но не тут-то было.

— Моя жена не водила знакомства с твоим хозяином! — прошипел он и поволок ее подальше от двери, чтобы их никто не подслушал.

— Так-то оно так, — затараторила Этельберга, — но он имел привычку постоянно крутиться возле женщины, от которой у него мурашки шли по коже.

Хью не верил своим ушам. Он же спрашивал Эдлин, знакома ли она с Пембриджем, но получил отрицательный ответ. Ему припомнилось, как она, говоря свое «нет», отвела глаза…

— Почему ты решила, что он ухаживал за моей женой?

— Он часто бывал в замке Джэггер и возвращался оттуда с бешеными глазами. — Этельберга вырвала свою руку и потерла тут же появившийся синяк. — Местные девушки с каштановыми волосами и зелеными глазами дрожали и прятались.

— Вряд ли это доказывает, что у моей жены было что-то с Пембриджем!

— Я не любительница сплетен, милорд, — кокетливо прищурившись, толстуха ткнула Хью в грудь пухлым пальцем, — я ничего такого вам не говорю. Слушайте и понимайте меня правильно. Если бы что-то было, я бы так и сказала. Просто один странствующий менестрель как-то болтал, что люди в замке Джэггер считают свою госпожу слишком добродетельной для их развратника-графа. Я ответила ему, что мне наплевать на дурацкие слухи да еще из такой дали, а менестрель рассмеялся и сказал, что я напрасно так равнодушна, потому что за ней не прочь приударить мой собственный хозяин.

— Но почему она не рассказала об этом мне? — пробормотал Хью, вопрошая не столько свою собеседницу, сколько себя самого.

— Постеснялась, милорд. Потому что ухаживания Эдмунда Пембриджа никому не делают чести. Я пыталась предупредить Бердетта, но он отмахнулся, велел заниматься горшками и не совать нос в мужские дела. А я все-таки скажу вам, милорд, — Этельберга понизила голос, — Пембридж из тех, кто ни за что не упустит своего, и, пока он жив, я бы не была спокойна за Роксфорд, а вам советую подумать о безопасности жены.

В голосе Этельберги было столько неподдельной тревоги и симпатии, что Хью ей сразу поверил.

— Попробуйте на людях выразить благодарность своей леди, — продолжала она, но уже громко, — и вы увидите, как благотворно это на нее подействует.

Хью поднял глаза — его люди, пошатываясь, вышли из пивной и столпились в дверях. По-видимому, Этельберга не хотела, чтобы они услышали ее разговор с хозяином на столь деликатную тему. Хью тоже не жаждал этого.

— Возможно, я последую твоему совету, — так же нарочито громко ответил он.

— И будьте ей верны! Не меньше, чем королю! — добавила неугомонная толстуха.

Хью бросил на Этельбергу хмурый взгляд и направился к замку.

— Или даже больше! — прокричала она вслед.

Он притворился, что не слышит.

У подножия лестницы, которая вела в главную башню, Хью наткнулся на Эдлин. Несколько мгновений мокрые, хмурые мужчина и женщина, которых провидение сделало мужем и женой, стояли, молча глядя друг на друга, словно не зная, что сказать. Остановившиеся поодаль Бер-детт, Неда, Уортон, Дьюи, сэр Филипп, сэр Линдон и остальные наблюдали за ними с интересом, подогретым недавними откровениями.

Эдлин хотела заговорить, но потом решила уступить эту возможность супругу, подумав, что таким образом выразит ему свое уважение. Хью тоже открыл было рот, но вдруг растерялся, не зная, что сказать жене, с которой с самой свадьбы только и делал, что ссорился или занимался любовью.

Принесенный западным ветром дождь зарядил сильнее, и Хью, смущенный неловкой ситуацией, решился. Сделав шаг назад, он с легким поклоном пригласил Эдлин первой взойти на ступени лестницы.

Улыбнувшись, Эдлин начала подниматься.

— Мама, мама!

Она обернулась на восторженные крики.

— Я выиграл у Аллена бой на мечах! — Эдлин с трудом узнала Паркена в перемазанном грязью мальчике, который от радости пританцовывал прямо в луже возле лестницы.

— А вот и нет! — Аллен, такой же грязный, с негодованием топнул по воде, обрызгав брата. — Я тебе просто поддался!

Обескураженная, Эдлин застыла. Те двое сорванцов во дворе, на которых она едва обратила внимание, и впрямь оказались ее сыновьями!

— Ты врунишка!

— А ты хвастун!

— Дети! — строго сказала Эдлин. Возможно, она не знала, что сказать Хью, но уж со своими сыновьями обращаться умела. — Сейчас же перестаньте ссориться!

— Он…

— Я…

— Хватит! Замолчите немедленно оба! — Она отвернулась и пошла наверх, но наткнулась на Хью.

— Позволь мне все уладить, — попросил он.

Ее удивила его необычная серьезность, а еще больше — предложение помощи. С самого рождения детей Эдлин привыкла, что бремя ответственности за них целиком лежало на ней, и вдруг — подумать только! — мужчина, ее новый муж, который даже не отец этим мальчикам, предлагает свою помощь!

— Ты вполне можешь довериться моему опыту, ведь через мои руки прошло множество пажей и оруженосцев, — сказал он, решив, что причина ее колебаний в недоверии, и добавил: — Я не сделаю мальчикам больно, только положу конец глупой ссоре и заставлю их привести себя в порядок. Тебе не о чем беспокоиться!

Она посмотрела на Хью, в первый раз увидев в нем не мужа, любовника или недруга, но строгого воспитателя, способного справиться с разбушевавшимися мальчиками, когда она сама не в силах это сделать. Дав Хью разрешение поучить своих детей уму-разуму, она не только выразит ему свое доверие, но облегчит себе жизнь. И Эдлин приняла неожиданное для самой себя решение.

— Я буду тебе очень признательна, — сказала она.

Мгновенно замолчав, мальчики прекрасно слышали весь разговор. Они широко раскрыли глаза и уставились на мать так, словно она их предала. Ну что ж, пусть наконец поймут, что недавние перемены з жизни их маленькой семьи, которым они так радовались, рассчитывая на безграничную свободу, привели к совсем обратному результату.

— А ну-ка, раздевайтесь! — рявкнул на мальчиков Хью. — Смойте хорошенько под дождем грязь, а потом выстирайте одежду в поилке для лошадей!

Мальчики наперебой заговорили, а потом расплакались.

— Пойдемте в дом, миледи, — предложила Неда, тронув Эдлин за локоть.

Эдлин и не подумала возражать. Отвернувшись от оравших в голос мальчишек, она пошла по лестнице, уверенная, что они в надежных руках.

В доме, отложив в сторону полученные от людей Уилтшира вещи, чтобы ненароком их не надеть, она переоделась с помощью Неды в сухое, и, когда Хью вошел, она уже спокойно пряла у огня в большой зале, а вокруг суетились слуги, расставляя обеденные столы.

Увидев мужа, она поднялась ему навстречу.

— Благодарение Богу, вы вернулись, милорд. — Она сняла с него мокрый плащ и отдала поспешившей на помощь служанке. — Я терпеть не могу прясть, и ваш приход избавил меня от этой неприятной обязанности. Меня не удалось толком научить этому в детстве. К сожалению, за время, проведенное в стенах аббатства, мне тоже не удалось стать хорошей пряхой.

— Тогда оставь это занятие служанкам, — предложил явно озадаченный ее непринужденным поведением Хью и добавил, оглядев сновавших мимо слуг: — Их здесь, по-моему, достаточно.

— Наверное, я так и сделаю, — улыбнулась Эдлин. Она решила не спрашивать, как он поступил с ее сыновьями.

Но Хью сам без промедления выложил все, что ее на самом деле интересовало:

— Мальчики вымылись; когда обсохнут и переоденутся, они придут просить у тебя прощения за пререкания и за нарушение запрета выходить во двор.

— Спасибо. — Она была действительно благодарна Хью за помощь в воспитании детей, на которую уже давно перестала надеяться. — Я взяла на себя смелость приготовить вам сухое платье в верхних покоях на случай, если вы захотите переодеться.

— Не сейчас, — сказал Хью, хотя в тепле от его намокшей одежды быстро начал подниматься пар. Вид у него был немного смущенный, но решительный. — Сначала надо поговорить о твоих… нет, о наших мальчиках!

Желание Хью взяться за воспитание ее сыновей, стать им настоящим отцом очень обрадовало Эдлин. Узы родительской ответственности, которые теперь, похоже, связывали ее с мужем, помогли ей избавиться от ощущения беспомощности, которое мучало ее с самой свадьбы.

— Ты мог бы с легкостью заставить меня принять любое решение относительно Паркена и Аллена, но ты этого не сделал. Почему? — спросила она.

Он посмотрел на нее так, словно она во всеуслышание назвала его негодяем.

— Ты же их мать, — объяснил он, удивляясь ее странным мыслям, — а я только недавно стал отцом. Я преклоняюсь перед твоим опытом.

— До нашей свадьбы я дважды побывала замужем, ты же не имел супружеского опыта, однако это не помешало тебе принудить меня к браку, словно ты лучше меня знал, что мне нужно! — возразила Эдлин, и ей показалось, что Хью вздрогнул. Неужели проняло? — Во всяком случае, тогда я думала, что ты действительно так считаешь.

Он взглянул ей прямо в глаза.

— Если бы все повторилось, я снова поступил бы так же, хотя и по другим мотивам.

— Неужели?

— У меня не было времени на ухаживания, Эдлин, и, как ты только что совершенно правильно заметила, я счел твое нежелание выйти за меня очевидным свидетельством твоей глупости.

Она чуть не расхохоталась, думая, что это шутка, но Хью был абсолютно серьезен.

— Однако теперь, когда ты уже не раз доказала свой блестящий ум, я отношу твои тогдашние сомнения на счет женской осторожности, естественной в переломный момент жизни.

Поистине Хью был наделен особым даром раздражать ее даже тогда, когда хотел ей польстить!

— А ты не допускаешь мысли, что я боюсь горестей, неизбежных в браке с рыцарем?

— Но это неразумно, а ты разумная женщина!

Снова попытка сказать приятное и снова ничего, кроме раздражения в ответ. Неужели Хью не понимает, что некоторые чувства неподвластны разуму?

Она пристально взглянула на него, силясь проникнуть в его душу. Нет, решила она, не понимает. Добившийся всего, чего может добиться мужчина, он живет в своем мужском мире, где нет места чувствам, которые нельзя объяснить. Можно хоть неделю пытаться ему втолковать, но это бесполезно, пока он сам не испытает смертельного страха за жизнь любимого человека.

Признав свое поражение, она снова опустилась на скамью и пригласила мужа сесть рядом.

— Что ты думаешь о наших сыновьях?

Но Хью не воспользовался ее приглашением. Подвинув табурет, он сел напротив Эдлин и взял ее руки в свои. Суета вокруг мгновенно стихла, слуги навострили уши, норовя подойти поближе.

— Эй, вы, ну-ка за работу! — призвала их к порядку Неда, и хлопоты в зале возобновилась.

— Я немного поразмыслил над твоим планом поместить мальчиков в монастырь, — заговорил Хью. Она немедленно попыталась что-то возразить, но он остановил ее. — Позволь мне закончить. У тебя есть свои резоны, но оба мальчика унаследовали отцовские темперамент и энергию. Паркен отличается особенно горячим нравом, ему надо долго учиться себя сдерживать. Аллен добр и вдумчив, но весьма вспыльчив, умение владеть собой ему совершенно необходимо. Боюсь, монастырь убьет в них унаследованные от отца качества, не говоря уже о том, что, став монахами, мальчики не смогут продолжить род Робина, а ведь ты слишком его любила, чтобы это допустить.

Так вот к чему клонит Хью! Ах, хитрец!

— Ты хочешь, чтобы они стали рыцарями? — превозмогая стеснение в груди, спросила Эдлин.

— Это было бы самым правильным решением.

Она больше уже не понимала, что правильно, а что нет. Мальчики пришли в ужас от ее идеи насчет монастыря. Хотя Эдлин в душе отвергала совет Хью, его неподдельное отчаяние при мысли, что кто-то, пусть даже дети его врага, может добровольно постричься в монахи, заставило ее еще раз крепко задуматься над своим решением. Кроме того, в аббатстве, помнится, сомневались, что мальчики подходят для спокойной, созерцательной монашеской жизни.

Заметив нерешительность Эдлин, Хью принялся убеждать ее с новым жаром:

— Пусть дети привыкнут к Роксфорду. Когда они поймут, что здесь их дом, мы отдадим их в знатные семьи на воспитание.

Похоже, Хью просто не знал, что это совершенно невозможно.

— Знатные люди, — тщательно подбирая слова, начала Эдлин, — отсылают своих сыновей на воспитание в чужие семьи с единственной целью — сделать связь двух домов еще прочнее. Взяв на воспитание ребенка, рыцарь становится ему почти крестным отцом, оба дома соединяют нерасторжимые узы, влияние каждого увеличивается вдвое.

— Правильно.

— Но ты забыл, что Аллен и Паркен — дети человека, который предал короля!

Обрадованный тем, что Эдлин отнеслась к его предложению сколько-нибудь серьезно, Хью взялся горячо защищать свой план:

— Ты придаешь этому обстоятельству чересчур большое значение! Уверен, благодаря моему положению при дворе мы найдем своим сыновьям воспитателей!

Эдлин изо всех сил старалась превозмочь старые предрассудки и страхи и действовать, как подобает зрелой разумной женщине. От напряжения у нее гудело в голове.

— Я не сомневаюсь, что, употребив свое влияние, ты сможешь пристроить Аллена, но кто захочет взять моего младшего, столь своенравного Паркена?

— Мальчик просто чересчур резвый, что тут плохого?

— Дело не в этом. — Эдлин глубоко вздохнула, собираясь с силами. Рассказать все после стольких лет молчания было непросто. — Возможно, для законного сына предателя, который все-таки был благородного происхождения, воспитатели найдутся, а вот для бастарда — сомневаюсь.

Хью ошеломленно уставился на нее, словно она вдруг заговорила на чужом языке или заявила, что отныне солнце будет вставать на западе.

— Бастарда?!

— Да. Паркен — сын моей… и графа Джэггера служанки. — До Хью наконец начал доходить смысл ее слов, и выражение, появившееся в его глазах, показалось ей невыносимым.

— Незаконный ребенок от простолюдинки, — повторил он.

От его слов сердце Эдлин вновь сжалось от боли, давно, казалось, пережитой и забытой.

— Робину наскучило ждать, пока я, как он изящно выразился, «отелюсь», а рядом с нашим ложем спала девушка из прислуги…

Выпустив руки жены, Хью встал и принялся ходить кругами вокруг скамьи, оставляя за собой лужицы воды, стекавшей с куртки.

Его порыв был очень кстати — Эдлин было бы трудно сейчас встретиться с мужем взглядом. Занять бы какой работой глаза и руки… Но спасительное веретено лежало на другом конце скамьи, а встать за ним Эдлин не решалась.

Ей было неприятно, что Хью, возможно, жалел ее. Хотя, оглядываясь в прошлое, она сама не могла не ощущать мучительной жалости к себе тогдашней — уродине с огромным животом и распухшими лодыжками, вызывавшей у Робина отвращение. Она вышла за него совсем молоденькой, и ее переполняла благодарность к нему за то, что он на ней женился. Но в ту злополучную ночь, когда до нее донеслись его сладострастное мычание и стоны бедной девушки, это чувство угасло. Позор, который Робин из-за минутной прихоти навлек на несчастную служанку, заставил Эдлин по-новому взглянуть на мужа, и ее любовь к нему умерла навсегда.

Робин и впрямь взял ее несчастной вдовой, но даже такая женщина заслуживала мужа, который погнушался бы удовлетворять свою похоть прямо в супружеской спальне. При воспоминании о перенесенных душевных муках у Эдлин помутилось в глазах.

— Я с самого начала знала, что отец ребенка — Робин, — продолжала она. — Когда мать Паркена умерла в родах, Аллену было всего четыре месяца.

— Значит, они не близнецы! — все еще не мог успокоиться Хью.

— У меня было много молока, а Аллен все время прихварывал. Каждый день я боялась, что он заснет и не проснется. Я не могла обречь на смерть Паркена, потому что у меня перед глазами стояли страдания его бедной матери, а над моим собственным ребенком витала смерть! — Эдлин подняла глаза на мужа. Он остановился и тоже посмотрел на нее. — Отдай я его кормить какой-нибудь другой женщине, он был бы обречен!

— Паркен единственный незаконнорожденный сын Робина?

— Нет, конечно! — невесело рассмеялась Эдлин. — Он разбрасывал свое семя, как сеятель на весеннем поле. Но, насколько мне известно, пока все матери его бастардов живы.

— А дети знают? Паркен знает?

— Разумеется! Неужели ты думаешь, что обитатели замка Джэггер смогли удержать это в секрете? — Похоже, первое потрясение Хью уже прошло, и Эдлин старалась поскорее высказаться. — Вот почему Паркен требует особого внимания, вот почему Аллен сносит многие его выходки. Сплетники не преминули рассказать Паркену, что он мне не сын, и это очень его тревожит. Аллен же чувствует, что его положение более прочно, к тому же он любит брата, вот и потакает ему, как может.

— Ты воспитываешь их с одинаковой любовью, поэтому впоследствии они не возненавидят друг друга, как те две сестры-монашки в аббатстве… как их там, леди Бланш и Эдда. — Хью откинул со лба мокрые волосы. — Да, теперь понятно, почему ты мне не доверяешь.

— Нет, доверяю, — поспешно сказала Эдлин, — разве я не послушалась твоего совета относительно мальчиков?

Он снова сел напротив нее.

— Да, ты доверила мне их, но не себя!

Неужели он прав? Что же она за мать, если доверила мужчине судьбу своих детей, но побоялась доверить свое собственное счастье? Или на самом деле в глубине души она верила Хью и жаждала, чтобы он поскорее сломил ее сопротивление — жалкое препятствие, которое она сама возвела между ними?

— Расскажи мне все, я пойму!

Его голос звучал повелительно, словно он знал все ее секреты.

— Доверься мне, подари мне свою любовь, и я докажу, что всегда буду ею дорожить. Скажи, что мне для этого сделать? — прошептал он.

— Я… тебя… — пробормотала Эдлин, отчаянно оглядываясь, как будто искала, куда бы спрятаться.

Хью тоже огляделся — на них были устремлены десятки пар любопытных глаз, все замерли, и тишина стояла полнейшая.

— Если вы не знаете, чем заняться, я живо найду вам работу! — рявкнул он на слуг.

В это мгновение он так напоминал сэра Дэвида из Радклиффа, что Эдлин не выдержала и прыснула.

— Ну вот, — проговорил раздосадованный Хью, — эти дураки все испортили!

Неда поспешно набросилась на слуг с бранью, они разбежались по своим местам, а Эдлин притворилась, будто не поняла, чего Хью от нее ждал. Он думал, что, открыто признавшись ему в любви, она будет ему больше доверять. Но не понимал, что Эдлин больше всего на свете ценила в мужчинах силу и благородство, которые уже сполна проявились в его отношении к ней.

— Мы говорили о детях, — тихо напомнила она. — Нужно решить, как с ними быть.

Хью со вздохом подчинился, решив вернуться к другому разговору позже.

— Я пользуюсь влиянием среди знати, но, что еще важнее, у меня есть среди них настоящие, проверенные друзья. Я не раз спасал жизнь им, а они — мне. Я пировал с баронами, герцогами и графами, пользовался их гостеприимством и принимал их у себя. Не без их помощи мне достался Роксфорд: друзья при дворе напомнили принцу о моих заслугах, когда этот замок лишился хозяина. — Хью показал рукой на Уинкина, стоявшего неподалеку. — Мой оруженосец — сын графа Конвея. Граф отдал мне его на воспитание. Если не найдется более подходящей кандидатуры, я отдам Паркена Конвею, и, уверен, тот воспитает его достойным рыцарем. Что до Аллена, то он будет не первым сыном изменника, который самостоятельно завоюет себе славу и состояние. Тебе по душе мой план?

Хью вопросительно Посмотрел на Эдлин. По душе ли ей его план? Нет, конечно! Если ее мальчики станут рыцарями, их могут убить, и ее сердце будет навсегда разбито. При одной мысли об этом у нее начало стучать в голове, и кровь отлила от лица. Нет, она дала себе слово, что никогда этого не допустит!

А монашество… Неда, сама того не зная, дала ответ на мучивший ее вопрос. Если Паркен и Аллен будут хорошими монахами, то они отдалятся от матери, целиком посвятив себя Богу. Но разве можно своими руками отдать их в монастырь, а потом желать, чтобы они не укрепились в вере?

— Твой план мне подходит, — не давая себе времени передумать, ответила Эдлин.

Хью одарил ее широкой улыбкой.

— Вот и славно! — воскликнул он и, словно боевого товарища, крепко хлопнул Эдлин по плечу, отчего она непременно свалилась бы с ног, если бы он не подхватил ее под руки. — О, прости меня!

Держась за ушибленное плечо, она расхохоталась.

— Тебе не больно? — встревоженно спросил он.

— Нисколько, — покачала она головой, — но теперь мне ясно, почему ты так хорошо разобрался в характерах мальчиков: ты сам в душе остался мальчишкой…

— Пожалуй, немного. — Он многозначительно посмотрел на Эдлин, но, прежде чем она успела ответить, взял ее за плечи и развернул в другую сторону. — Вот и наши дети! Они пришли просить у мамы прощения за причиненные огорчения!

Следуя такой подсказке, Аллен и Паркен вряд ли могли ошибиться, выполняя ритуал. Чистенькие, переодетые в сухое, они под пристальным взглядом Эдлин подошли к ней и пробормотали слова извинения. В этот момент они так напоминали отца, что Эдлин испугалась, но тут же с надеждой подумала о благотворном влиянии Хью. Имея перед глазами такой пример, мальчики обретут постоянство, честность и другие добродетели, какие подобают рыцарям. Эдлин успокоилась: она сделала правильный выбор.

— Я решила… — начала она и запнулась, потом, взяв Аллена с Паркеном за руки, продолжила: — Мы с лордом Хью решили, что вам следует начать упражняться в боевых искусствах как будущим рыцарям. Как вы на это смотрите?

Паркен аж подпрыгнул от восторга.

— Вот здорово! Мы начнем прямо сейчас? Будем драться на мечах? — затараторил он. — Мне дадут оружие?

Реакция Аллена была не такой бурной, но он тоже просиял от счастья.

— О, мама, милая мама!

— Если мальчики хотят стать рыцарями, — сказал Хью, — то для начала пойдут в пажи. Все начинают с этого.

Он щелкнул пальцами, и за спинами Аллена и Паркена возникли Уинкин с рукой на перевязи и рослый не по летам, суровый на вид Дьюи.

— Отведите мальчиков к столу и научите правильно его накрывать.

От этих слов Паркен пришел в ужас.

— Зачем нам накрывать стол? — пролепетал он, совершенно потерявшись.

— Затем, что таковы обязанности пажей, — сказал более разумный Аллен. — Потом мы станем оруженосцами и будем чистить оружие. А ты хотел стать рыцарем, потому что вообразил, будто рыцарям живется легче, чем монахам, да?

— Вовсе нет! — запальчиво заявил Паркен.

— А вот и да!

— В присутствии старших не пререкаться, — сказал Дьюи, отвешивая им по подзатыльнику, и мальчики, почесав затылки, умолкли.

— Пошли, я расскажу вам, что делать.

Хью и Эдлин проводили их взглядом.

— Аллен и Паркен неплохие парни, — ободрил ее Хью. — Пройдет немного времени, они освоятся и научатся всему, что нужно.

— Я знаю.

Он набрал в грудь воздуху, словно готовился сказать что-то очень важное.

— Сегодня утром, обходя поместье, я понял, что мне тоже многому придется научиться. — Хью переминался с ноги на ногу, шурша устилавшим пол камышом. — При таком хозяйстве не придется сидеть сложа руки в ожидании, когда служанка принесет эля. А то все живо пойдет прахом.

По исходившему от него запаху Эдлин давно догадалась, что уж эля-то он сегодня выпил достаточно. Опьянение не бросалось в глаза, но по тому, как он смущенно поеживался, она поняла, что его подташнивало.

— Тебе нехорошо, Хью? Может быть, тебе надо выйти? Не стесняйся, я не обижусь.

— Мне вовсе не надо никуда выйти! — воскликнул он раздраженно, и Эдлин пробормотала извинение. Он сразу утихомирился. — Впрочем, ты права, но это подождет.

Она усмехнулась.

— Я хочу сказать… я хочу поблагодарить тебя за… — неуверенно проговорил он.

Эдлин перестала улыбаться, ей было странно видеть Хью таким нерешительным. За что он хочет ее поблагодарить?

— Хочу поблагодарить тебя за добрый совет относительно Роксфордского замка!

— Громче! — неожиданно шепнул кто-то позади, и она оглянулась: все слуги в зале снова бросили работать и молча слушали разговор своих новых хозяев. Но на этот раз Хью не стал их прогонять.

— Без твоего доброго совета, — загремел он так, что Эдлин вздрогнула, — я сделал бы серьезную ошибку, прогнав управляющего с женой! Теперь, видя их отменное усердие, я это понимаю. Я от всего сердца благодарю тебя за помощь и прошу и впредь оставаться моей мудрой советчицей.

— О, Хью! — смахнув набежавшие слезы, пробормотала Эдлин, потом в порыве признательности обхватила его за шею и поцеловала. — Какой ты славный!

Он задержал ее, когда она хотела отстраниться.

— Нет, еще нет, но я постараюсь стать лучше, чтобы быть достойным тебя.

Она вновь обняла его, и по залу разнесся одобрительный гул. Хью огляделся — слуги с нарочитым усердием углубились в работу, видимо, ожидая, что хозяин продолжит свои громогласные признания.

Нет, хватит с них, по крайней мере сейчас, когда его так переполняют любовь и нежность.

— Эдлин!

Как ему удалось задеть самую чувствительную струнку ее души? Эдлин казалось, что девушка, когда-то полюбившая Хью, давно умерла. Но нет, эта девушка все еще жила в самой глубине ее существа, прячась за стенами, которыми Эдлин отгородилась от нестерпимой боли бытия. Сегодня одна из стен рухнула. Устоит ли другая?

— Эдлин! — повторил он, и она почувствовала в его голосе и в прикосновении его тела томление любви.

Она чуть отодвинулась, чтобы видеть его лицо. Что ей делать? Ответить на его любовь, отдать ему свое сердце? Это очень рискованный шаг, ведь если он обманет ее ожидания, она, не выдержав, погибнет. Но что за жизнь без любви…

— Хью! — Она прижала ладони к его щекам. — Хью…

— Милорд! — возбужденно блестя глазами, еще издалека закричал Уортон. На него зашикали, но это его не остановило. — Милорд! Прибыл гонец от принца, война продолжается! Нам предстоит новый поход!