«Еще немного, и я призналась бы Хью в любви… Какая это была бы ошибка!» — думала Эдлин, руководя укладкой вещей в большой зале, напоминавшей суматохой потревоженный муравейник.
На другом конце огромного сводчатого помещения, на возвышении, за столом сидел ее муж. Он с головой ушел в дела: отдавал распоряжения, что-то записывал, слушал посланца принца Эдуарда — словом, вел себя, как подобает королевскому командующему.
Впрочем, признание — только слова! Самое ужасное, что она едва не отдала Хью свою любовь, частицу своей души. А может быть, отдала?!
Почувствовав, как сердце сжалось от боли, она прислонилась к колонне.
— Выступаем завтра утром, — послышался голос Хью. — Слава Богу, дождь стих и выглянуло солнце.
Разве выглянуло солнце? Эдлин этого и не заметила. Она вообще была как в тумане.
— Господь явно на нашей стороне, — продолжал Хью.
Что за вздор! Те же самые слова произнес Робин, отправляясь на свою последнюю битву. Боже мой, опять все сначала!
Но Хью безразлично, что она думает. Для него главное — выполнить свой долг, а на ее чувства ему наплевать.
Если бы она отдала ему свое сердце, то сейчас испытывала бы смертную муку. А что она испытывает?!
— Эдлин! — вдруг позвал Хью.
Нет, сейчас она не может посмотреть ему в глаза, ей нужно собраться с силами.
— Просуши коврики перед тем, как класть их в сундуки, иначе они заплесневеют, — принялась она наставлять служанку, чтобы выиграть время.
— Да, миледи, — с невозмутимым видом сказала привычная ко всему служанка, занимавшаяся именно просушкой ковриков.
Без сомнения, она решила, что новая хозяйка повредилась в уме, но Эдлин было безразлично, что та думает, главное — продемонстрировать Хью свое равнодушие.
— Эдлин! — прозвучало погромче.
Она вздрогнула от неожиданности, почувствовав у себя на плечах его руки. Как незаметно он подошел!
— Пойдем, я познакомлю тебя с посланцем принца, моим старинным другом, — предложил он и, легонько подталкивая ее вперед, подвел к возвышению. — Это Ральф Перретт из Хардвелла.
Гость встал и с заискивающим видом поклонился Эдлин еще до того, как она приблизилась.
Его преувеличенно любезные манеры, вежливое бормотание о том, как он благодарен хозяйке за гостеприимство, сразу не понравились Эдлин. От нее не укрылся и не то чтобы слишком дерзкий, но откровенно оценивающий взгляд, которым он ее смерил.
Зачем он прикидывается значительным лицом, кого хочет одурачить? Эдлин прекрасно знала, что он — никто. Всего лишь один из многих, исполняющих повеления принца.
Она жестом пригласила гостя сесть, и, к ее удивлению, Хью твердой рукой усадил ее возле себя.
— Ральф привез мне сообщение о передвижениях военных отрядов, — начал он. — Принц Эдуард и бароны Марчеры закрепились в долине реки Северн. Симон де Монфор со всеми своими силами отступил в Южный Уэльс. Его сын подтягивает войска с юго-востока. — Глаза Хью блеснули. — В ближайшее время мы столкнемся с мятежными баронами и разобьем их наголову.
— С Божьей помощью, — добавил Перретт.
— Господи, опять! — с тоской пробормотала Эдлин и вздрогнула, когда Хью толкнул ее локтем.
Да, она позволила себе неуместную детскую выходку, но она устала быть взрослой. Она устала от переездов, от необходимости постоянно приспосабливаться к новой ситуации, напряженного обдумывания каждого шага — и ради чего? Чтобы в один прекрасный день все опять рухнуло? Она измучилась, ее силы иссякли.
— Приготовления закончены, — сказал Хью. — Только и осталось, что попировать да погреть кости у очага напоследок.
Эдлин молчала, сдерживая себя.
— Вот это правильно, — заметил Перретт, чтобы смягчить неловкость. — Пожалуй, теперь тебе до самой осени придется греться только у походных костров.
— Пойду распоряжусь насчет обеда, — сказала наконец Эдлин, поднимаясь. Хью, положив руку ей на плечо, заставил ее снова сесть.
— Этим займется Неда, — пояснил он и продолжал: — Дожди, зарядившие после сражения при Истбери, стали для мятежников настоящим бедствием, а для меня — истинным спасением, потому что у меня появилась возможность оправиться после тяжелого ранения.
— Мне сказали, что тебя убили. — Перретт позволил Аллену наполнить свою чашу подогретым вином с пряностями. — Такой пронесся слух.
Хью мрачно улыбнулся и принял чашу из рук Дьюи.
— Наверное, Монфор чуть с ума не сошел от радости!
— Почему, когда верх берет де Монфор, ты говоришь, что ему везет, а ты всегда побеждаешь Божьей милостью? — спросила Эдлин, не удержавшись.
— Пей! — сунул ей под нос чашу Хью.
Он так старался заставить ее поскорее замолчать, что едва не опрокинул вино ей на грудь. Раз ему не по нраву ее слова, мог бы позволить ей уйти!
— Оно слишком горячее! — запротестовала Эдлин, едва переведя дух после первых глотков.
— И может стать еще горячее! — многозначительно заметил Хью и повернулся к Перретту. — Меня подняла на ноги моя дорогая Эдлин, и я решил, что должен на ней жениться.
— Сочтя выздоровление Божьей милостью? — спросил Перретт, сохраняя совершенно серьезную мину.
Эдлин едва не расхохоталась. Похоже, он не такой зануда, как показалось вначале. Может, зря она его невзлюбила?
— Разумеется, — ответил Хью. Почувствовав, должно быть, что плечи Эдлин затряслись от плохо сдерживаемого смеха, он немного ослабил хватку.
— Как долго продлится поход? — спросила Эдлин, втайне надеясь на какой-нибудь определенный, успокоительный ответ вроде: «Войска де Монфора в беспорядке отступают, нам осталось только загнать их в океан» или «Я вернусь не позднее новолуния, поэтому не взваливай все хлопоты по хозяйству на себя, оставь что-нибудь и на мою долю!» Конечно, лучше всего было бы услышать почти невозможное: «Я не могу расстаться с тобой, Эдлин! Когда ты далеко, у меня ноги не идут, гАаза теряют зоркость. Знаешь, Перретт, поезжай обратно к принцу Эдуарду и скажи, что я остаюсь со своей женой, повелительницей моего сердца!»
Она так размечталась, что уже почти слышала эти слова, но он произнес совсем другое:
— Сначала надо отыскать противника. Возможно, мы соединимся с войсками принца и будем сражаться вместе. Битва продлится не дольше одного дня, но нам нужно обязательно убить или пленить де Монфора с сыном. Если они отступят, мы будем их преследовать и навяжем им новое сражение!
Похоже, мысль о предстоящем сражении доставляла ему неподдельное удовольствие: у него загорелись глаза, на губах заиграла улыбка, которой он так редко радовал Эдлин.
Уортон недовольно швырнул на стол ломоть хлеба.
— Когда вы освободите короля, вам не иначе как придется ехать ко двору, милорд, — он содрогнулся от отвращения, — а я терпеть не могу жить при дворе.
Еще бы, подумала Эдлин. Трудно представить себе человека более неподходящего для придворной жизни, чем любимый оруженосец Хью.
— Симон де Монфор лишился большей части своих сторонников-баронов, — заметил Перретт.
— Тогда я наверняка вернусь еще до первого снега. — Хью со вздохом откинулся на спинку. Казалось, такая перспектива его огорчила.
Эдлин вскочила со скамьи так стремительно, что он не успел ее удержать, и бросилась прочь.
— Эдлин, — гаркнул вслед Хью, — сейчас же вернись!
Куда там! Слезы душили ее, но она изо всех сил сдерживалась. Ей хотелось отколотить кого-нибудь или лучше забиться в дальний укромный уголок, где ее никто не найдет… Слишком недолго живя в Роксфорде, чтобы искать убежище наугад, она побежала к лестнице, которая вела к выходу из башни. Но, услышав позади решительный топот Хью, рванулась не вниз, а вверх, надеясь спрятаться в спальне. Засов на двери, охраняющий покой супругов, поможет ей спастись от Хью. Да и будет ли он так уж упорствовать в своем стремлении ее вернуть? Ведь на самом деле больше всего его занимает беседа с королевским соглядатаем Ральфом Перреттом о стратегии предстоящей битвы!
Она ворвалась в спальню и, изо всех сил захлопнув за собой дверь, хотела уже заложить ее засовом, когда с другой стороны в дверь ударил Хью. Он вложил в этот удар всю свою силу, и дверь в ту же секунду распахнулась, а державшая засов Эдлин с размаху села на пол. Переступив порог, Хью даже не попытался помочь ей встать.
— Знаешь, что ты наделала? — сурово спросил он, остановившись возле нее. — Ты нарушила закон гостеприимства!
— Вот как? — пронзительно вскрикнула она и попыталась отодвинуться назад. — Перретт не заслуживает моего гостеприимства!
— Но он гость, наш первый гость в Роксфорде! И мой друг!
Хью шагнул назад, и Эдлин поднялась, потирая ушибленное место. Что ответишь на такой упрек? Закон гостеприимства непреложен для всех. Гостиниц мало, к тому же в них полно вшей, а на дорогах промышляют молодцы вроде Ричарда Уилтшира, поэтому владельцы замков охотно предоставляют усталым путникам стол и кров. Эдлин всю жизнь соблюдала этот закон, даже восхищалась им, но вести себя вежливо с Ральфом Перреттом было выше ее сил.
— Так что? — спросил Хью, нетерпеливо постукивая ногой об пол.
В первый раз она поняла, почему он так раздражался, когда она вела себя с ним как с мальчишкой.
— Я не желаю принимать Перретта!
— Почему же? Извольте обьяснить, миледи! — Тон Хью был крайне резок.
Потому что он приехал разлучить нас, бессознательно подумала Эдлин.
И это была правда. Похолодев так, словно зима обдала ее своим вьюжным дыханием, Эдлин постаралась поскорее прогнать ужасную мысль.
— Отчего ты побледнела? Я же говорил, что никогда не подниму руки на женщину. Я всегда держу свое слово, хотя сегодня вечером ты сделала все, чтобы я его нарушил. Не упрямься, спустись вниз и…
— Нет! — Эдлин подошла к камину и протянула руки к огню. — Извинись за меня перед своим другом. Скажи, я выйду с ним проститься. С ним, с тобой и… — Она, помолчав, спросила со страхом: — Ты берешь в поход моих сыновей?
Ее сыновей?! Хью почувствовал, как у него сжалось сердце: только сегодня утром это были их с Эдлин сыновья!
— Я не собираюсь следить в походе за двумя необученными мальчишками, которые не умеют даже толком нарезать жаркое.
— Спасибо и на этом, — сказала она уже намного спокойнее и тише, чем раньше, но Хью почувствовал, что эта, казалось бы, благотворная перемена в ее настроении на самом деле не сулит им обоим ничего хорошего.
— Тебя так расстроил мой скорый отъезд?
— Ты на редкость сообразителен!
Никто не смел насмехаться над ним, но за Эдлин он такое право признал.
— Неужели ты думала, что я не откликнусь на призыв принца?
— Нет, я с самого начала знала, что непременно откликнешься.
— Тогда почему ты злишься?
— Я не злюсь.
Она старалась держать себя в руках, но что-то было не так, и Хью понял, что именно.
— Я поклялся хранить верность королю, и теперь, когда он нуждается в помощи всех своих преданных вассалов, я не могу ему отказать.
— Я не собираюсь тебе мешать.
Но она мешала! Он ощущал в ней тщательно скрываемую страсть и еще сегодня утром был уверен, что она любит его и готова в этом признаться. Припомнив утренние события, Хью чуть не застонал от душевной боли. Неужели она просто притворялась?!
— Ты говорила, что уже не любила его, когда он погиб, что он сам убил твою любовь, — неожиданно сказал он.
— Кто? — Она и вправду не поняла, о ком идет речь.
— Робин! Ведь это он всему виной, правда?
— Нет! Конечно, нет! — Эдлин яростно отвергла эту возможность.
— Он был твоей единственной настоящей любовью, а я взял его в плен на верную смерть, вот ты и решила заставить меня отказаться от своего долга перед королем, пообещав мне…
— Свою любовь? Ты это имеешь в виду? — устало спросила Эдлин.
Он собрался с духом и решил сказать все:
— Да, пообещав мне, что полюбишь меня.
— Неправда!
— Что же тогда правда?
— Я действительно когда-то любила Робина, но моя любовь угасла еще до того, как его не стало, и немудрено. Что теперь вспоминать об этом!
— Но тогда почему ты так себя ведешь? Мне тоже нелегко. Какой-нибудь слабак на моем месте извел бы себя угрызениями совести, во имя долга оставляя жену.
— Но ведь ты не слабак!
Да она над ним просто издевается!
Казалось, Эдлин хочет что-то сказать, но никак не может подобрать нужных, единственно верных слов.
— Тебя могут убить, — сухо произнесла она наконец.
— Мы уже обсуждали это, — ответил Хью тоже подчеркнуто сухим тоном. — Меня не убьют.
Ее внешнее спокойствие дало трещину.
— Робин тоже так говорил! — почти вскрикнула она.
— Я — совсем другое дело.
— Мне доводилось видеть немало вдов, чьи мужья отправились воевать, убежденные в своей неуязвимости.
— Они-то и были похожи на Робина. Кажется, над нами все время витает его тень, мешая нашему счастью!
— Нет!
— Что же тогда заставляет тебя противиться моему отъезду?
Эдлин бросила на Хью такой свирепый взгляд, что он решился на то, чего никогда бы не позволил себе раньше.
— Или ты боишься Пембриджа? — спросил он осторожно.
— Пембриджа?
— Да. Ты ведь встречала его, когда была замужем за Робином?
Реакция Эдлин была красноречивее всяких слов — ее глаза расширились от ужаса. Значит, это правда, и она солгала, когда сказала, что незнакома с Пембриджем. К чему такая скрытность?
— Да, встречала, — призналась Эдлин.
Она предала его! Хью едва не пошатнулся от переживаемых мук.
— Значит, я ошибался, и дело в Пембридже? Ты его любишь?
— О, Господи, нет! — Эдлин вскочила на ноги. Хью заметил, что ее била дрожь. — Я утаила от тебя свое знакомство с Пембриджем потому… потому, что действительно боюсь его!
— Боишься?
— Он никогда не делал мне ничего плохого, но он ужасный, жестокий человек.
В этом она права, подумал Хью.
— Я всегда хранила верность Робину, несмотря на его похождения.
— Но разве в душе ты не желала Пембриджа?
— Никогда! Не желала и не желаю! — Эдлин затрясло еще сильнее.
— А как насчет меня? Меня ты тоже не желаешь? — спросил Хью. С каждой минутой этого мучительного разговора его все больше одолевали досада и горечь разочарования.
Глаза Эдлин сверкнули, она хотела ответить, но Хью остановил ее. Он задал глупый вопрос, надо спросить иначе.
— Скажи лучше, ты любишь меня?
— Я… видишь ли… — Казалось, Эдлин из последних сил борется с собой, чтобы не выдать томившее ее чувство, заволакивавшее тоской ее глаза.
Хью затаил дыхание. Скажи «да», мысленно молил он. Она просто не может ответить иначе!
— Нет, не люблю, — последовал ответ.
Хью с шумом выдохнул воздух.
— Стало быть, так!
— Так, — подтвердила она. — Я не люблю тебя, но клянусь, что буду тебе верной женой и никогда не предам.
В ее глазах больше не было ни тени смущения или страха. «Ни одна женщина не будет хвастаться, что за ней увивается Пембридж», — припомнились Хью слова Этельберги. Пембридж действительно мерзкий, коварный тип. Похоже, все сказанное Эдлин — правда.
Хью вздохнул и повторил ее же слова:
— Спасибо и на этом.
Он вышел на лестницу и, пошатываясь, стал спускаться в большую залу. Во что теперь верить? Эдлин заслуживала презрения, но он не мог презирать ее, такую умную, добрую и желанную. Святые угодники, как он желал ее!
Хью уже был готов повернуть назад, когда увидел поджидавших его за столом в зале Уорто-на, сэра Линдона, сэра Филиппа и Ральфа Перретта, которые, должно быть, собрались на военный совет. По их лицам Хью догадался, что упреков не миновать.
— Ну что, жена отпустит вас в поход? — усмехнулся Уортон.
Оперевшись о стол руками, Хью сел.
— Она, должно быть, переутомилась, — неодобрительно заметил сэр Филипп.
— Эта женщина совсем отбилась от рук, ей нужна суровая дисциплина, — сердито бросил сэр Линдон.
— Мне приходилось много раз видеть подобные сцены, — примирительно сказал Перретт. — Известие об отъезде супруга на войну жены всегда встречают слезами.
Хью мучительно хотелось высказаться, но он промолчал. Он привык быть первым во всем — в верховой езде, в бою, в искусстве военачальника. И вот сегодня, обходя с Бердеттом имение, он многократно выказал полное невежество, задавая глупейшие вопросы. Бердетт, конечно, терпеливо отвечал, ничем не выдавая своего изумления, но Хью был ужасно недоволен собой.
А теперь вот соратники стараются помочь ему наладить отношения с женой, словно он какой-то неопытный мальчишка! Что может быть досаднее и унизительнее?
Еще неприятнее было сознавать, что он сам поощрил их на это своими репликами в пивной. Возможно, он и прислушался бы к мнению товарищей, но у него не выходил из головы праведный гнев Этельберги. За столь ничтожное время он совершил столько промахов, сколько не сделал, должно быть, за всю жизнь.
Помнится, хозяйка пивной не скрывала своего презрения к Филиппу, Линдону и Уортону, о чем красноречиво свидетельствовал заплывший глаз последнего; она дала Хью совсем иной совет — на людях выразить жене благодарность. Хью последовал ему и почти добился своего: еще чуть-чуть, и Эдлин произнесла бы заветные слова… Может быть, женщины лучше мужчин знают, что им нужно.
— Итак, за командира остаюсь я, — заявил вдруг сэр Линдон.
— Что? — Хью поднял на него прищуренные глаза. Он, признаться, прослушал большую часть того, о чем говорил тут его рыцарь.
— Вы оставляете меня наблюдать за замком на время похода, — с настойчивостью в голосе повторил сэр Линдон. — Это единственно разумное решение, ведь я с вами дольше других рыцарей. Кому-то все равно придется быть здесь на случай возможной измены.
— Какой еще измены? — спросил Уортон.
— Гм-м… — Сэр Линдон дернул головой в сторону работавших поблизости Бердетта с женой.
Его жест не произвел никакого впечатления на Уортона, который не раз доказал, что прекрасно разбирается в людях, не преминул отметить про себя Хью.
А вот сэра Линдона его слуга откровенно недолюбливал.
— Скажи, тебе нравится леди Эдлин? — наклонился к Уортону Хью. Он все еще переживал из-за того, что Эдлин пыталась скрыть от него правду о своем знакомстве с Пембриджем.
— Как она может мне нравиться? — отпрянул тот и презрительно взглянул на Хью: уж в своем ли уме хозяин?
— Но ты ей доверяешь? — переспросил Хью.
— Это совсем другое дело, — ответил, успокоившись, Уортон и кивнул. — Да, я ей доверяю.
Хью тоже ей доверял. Может быть, и зря, но Эдлин сказала, что не любит Пембриджа, и он ей поверил.
— Я оставлю за себя миледи, — заявил он. Сэр Линдон едва не свалился со скамьи.
— Как, вы… — у него не нашлось слов от возмущения.
— Повторяю, я оставляю за себя леди Эдлин. Не зря же я на ней женился.
— Это ту, что воет сейчас наверху из-за вашего отъезда, эту пустоголовую маленькую… — запальчиво воскликнул сэр Линдон, но кто-то, должно быть, крепко лягнул его под столом, потому что он вздрогнул и замолчал.
— У Эдлин большой опыт по управлению хозяйством, — пояснил Хью.
Уортон предложил ему эля, но Хью отрицательно покачал головой. Сейчас ему нужна свежая голова.
Оправившись от первого потрясения, сэр Линдон решил прибегнуть к разумным доводам, но это были его разумные доводы.
— Я недолго знаком с миледи, тем не менее заметил, что она чересчур эмоциональна. Она все время то рыдает, то хохочет. И совершенно лишена чувства собственного достоинства. Разве она сможет управлять слугами и стражей? — Сэр Линдон нагнулся к Хью и сжал его руку. — Здесь нужен мужчина, Хью, мужчина!
— Ты прав, мужчина тоже нужен, — ответил Хью, на которого не произвели никакого впечатления ни доверительный жест сэра Линдо-на, ни обращение по имени. — Я прошу остаться здесь сэра Филиппа.
— Меня, милорд? — Теперь уже сэр Филипп едва не свалился со скамьи от удивления.
— Но он всего лишь одноглазый старик! — возмущенно воскликнул сэр Линдон, с отвращением уставившись на соперника, словно тот нацепил на себя в качестве украшения безобразное насекомое.
— Видите ли, сэр Линдон, — достойно ответил сэр Филипп, разглаживая усы, — похоже, именно по этой причине милорд выбрал меня, а не вас. Ваше место — на поле брани, плечом к плечу с милордом, мне же предстоит выполнить свой долг здесь.
— Это тебя обижает? — спросил его Хью.
— Признаться честно, немного странно оставаться дома после стольких лет, проведенных в походах и сражениях, — сказал сэр Филипп, — но я не вижу ничего оскорбительного ни в ваших аргументах, ни в своих новых обязанностях.
Сэр Линдон окончательно потерял самообладание. Он вскочил и, возвышаясь над всеми, ткнул пальцем в сторону Хью.
— А как же ваше слово? Вы обещали оставить командовать замком меня!
— Ты нужен мне в сражении!
— Но я заслужил… — Сэр Линдон спохватился, что зашел чересчур далеко, и замолчал.
— У тебя нет опыта в управлении поместьем, — ответил Хью. Слушая сэра Линдона, он все больше проникался уверенностью, что поступил правильно. — Бери пример с меня: учись у тех, кто этот опыт имеет.
— У кого же это? — презрительно фыркнул сэр Линдон.
— Например, у леди Эдлин, — ответил Хью.
На лбу Линдона, выдавая его нешуточное волнение, пульсировала набухшая вена, и Хью начал опасаться, что соратник может наброситься на него с кулаками.
Но Линдон не стал искушать судьбу. Сделав несколько глубоких вдохов и справившись с собой, он опустил голову и сел на свое место.
— Тогда оставьте меня здесь учиться, — кротко произнес он, не поднимая глаз.
— Но сэр Филипп… — начал Хью.
— Он такой же воин и ничего не знает об управлении поместьем, да еще таким большим, как ваше. Я буду выполнять его распоряжения, начну постигать эту науку, как и он. Позвольте мне еще раз проявить себя. — С этими словами сэр Линдон поднял голову и широко улыбнулся Хью, как в годы их молодости, когда он был веселым и бесшабашным юнцом. — Кроме того, вы сами сказали, что сэр Филипп старик, так что он вряд ли будет возражать, если ему дадут в подчинение кого-то помоложе.
Хью, надо сказать, не планировал оставлять здесь их обоих, но ему стало немного спокойнее при мысли, что об Эдлин и его доме позаботятся двое умных преданных рыцарей. Каждый будет самолюбиво следить за промахами другого, что только к лучшему, и оба будут вынуждены подчиняться Эдлин так, словно они это делали всегда.
— И еще, милорд, — продолжил сэр Линдон, почувствовав, что Хью сдается, — насколько мне известно, с прошлой осени, когда разыгралась последняя битва, никто не видел ни Эдмунда Пембриджа, ни его людей.
Хью вздрогнул от неожиданности.
— Не может быть! Он, верно, сейчас с Симоном де Монфором!
Линдон отрицательно покачал головой.
— Тогда с сыном де Монфора!
Линдон мрачно улыбнулся.
— Нет, милорд, по моим сведениям, его нет ни среди живых мятежников, ни среди мертвых. Говорят, он перезимовал в своем замке в Корнуолле, а по весне отправился в поход против своих личных недругов. Не мешало бы как следует укрепить его бывшее владение на случай, если он вздумает сунуть сюда свой нос.
Неужели Хью рассчитывал, что она в такой момент скажет все, что он захочет? Если бы это могло его удержать, она так и сделала бы. Он бы услышал, что она без ума от него и не может без него жить. Но его не удержат ни слова любви, ни ее соблазнительное тело, ни супружеские ласки; для него превыше всего долг.
Это слово сводило ее с ума. Она всегда исполняла свой долг, а что в итоге? Ее постель пуста.
Разумеется, многих удивили бы ее поступки. К чему все это? Хью провел эту ночь неизвестно где, потому что Эдлин закрылась от него на засов. Судя по крикам, раздававшимся за дверью, и по сотрясавшим ее ударам, муж пришел в ярость, но Эдлин, накрывшись с головой одеялом, постаралась не обращать на это внимание. В конце концов Хью ушел. Нет, он не поджег дверь, как в глубине души надеялась Эдлин, он просто ушел — и все.
Она сбросила с головы одеяло и не поверила своим глазам: за окном уже рассвело. Если сейчас же не спуститься вниз, Хью так и уедет, не услышав от нее обещания любви и верности.
Полностью одетая, как и заснула, она выскочила из постели и бросилась к дверям, но потом вдруг бегом вернулась к своему сундуку и, зачем-то вытащив из него белую льняную сорочку, снова побежала что было сил. Вниз, скорей вниз! Дрожавшими от нетерпения руками она вытащила засов. Только бы успеть увидеться с Хью до его отъезда! Босыми ногами, не чувствуя холода каменных ступеней, она бесшумно пронеслась по лестнице и, оскальзываясь на камышовом настиле, ворвалась в большую залу. Она была пуста.
Значит, слуги уже внизу, провожают воинов. Скорее туда!
Наружная дверь оказалась распахнутой. Через нее Эдлин, как и ожидала, увидела собравшуюся у входа толпу слуг. Но что это? Они вовсе не машут отъезжающим, а идут обратно в дом! Эдлин, выглянув, посмотрела в сторону ворот: никого из рыцарей и солдат видно не было.
— Они уже уехали, миледи, — сказала стоявшая у подножия лестницы Неда.
— Уже?! — воскликнула Эдлин. Ее переполняло отчаяние от сознания собственного бессилия. Как она допустила, чтобы Хью уехал, быть может, на смерть, даже не попрощавшись? Боже, где была ее голова? Что вообще с ней произошло?
— Я знаю место, откуда вы еще можете увидеть милорда, — сообщила Неда, заметив по лицу госпожи, что та очень расстроена.
Эдлин с надеждой бросилась к ней. Жена управляющего взяла ее за руку, и они побежали через ворота во внешний двор, а потом по лестнице на верх зубчатой стены. Там, в широком проходе, который шел вдоль всей стены, сгрудились местные ополченцы. Высунувшись в проемы между зубцами, они пристально вглядывались вдаль. Эдлин метнулась к свободному месту и тоже выглянула наружу.
— Вон они!
Отряд не успел отъехать далеко, и рыцари, в том числе сам Хью, чья могучая фигура возвышалась над всеми остальными, были отлично видны. Они не оглядывались на замок, ставший на короткое время их пристанищем. Они стремились только вперед, навстречу столь привычному им ратному труду.
— Хью, — шепотом позвала Эдлин, как будто он мог услышать, и, опомнившись, закричала, что было сил: — Хью, Хью!
Она вскочила на парапет между двумя высокими зубцами и снова прокричала имя мужа.
С такого расстояния он не мог услышать и более громких воплей, тем не менее он неожиданно повернул голову и пристально посмотрел на замок, словно стараясь запечатлеть его в памяти.
Эдлин начала неистово махать сорочкой, которую все еще сжимала в руке.
— Хью, Хью!!!
Кажется, он заметил ярко-белую сорочку, развевавшуюся в руке Эдлин, потому что поднял голову и взглянул в ее направлении, потом, не отрывая от нее глаз, остановился и повернул лошадь. На его лице появилась улыбка, он начал махать рукой в ответ.
Понимая, что в эти мгновения его надо оставить одного, соратники проехали дальше, с Хью остался только Уортон. Даже на расстоянии чувствовалось, как ему отвратительны подобные сантименты.
Ей абсолютно безразлично, что сейчас думает Уортон. Главное, Хью улыбнулся и попрощался с ней. Она продолжала махать ему даже после того, как он снова тронулся в путь.
— Они уже скрылись в лесу, — попыталась привлечь ее внимание стоявшая позади Неда.
— Ах, я знаю, — печально сказала Эдлин.
Ей не хотелось оборачиваться, потому что для нее Роксфорд безнадежно опустел. Конечно, ее ждут там множество людей, масса обязанностей. Там сыновья, которые требуют особого внимания, оставшись с отъездом Хью без мужской руки. Но она больше не увидит там Хью, не услышит его голоса, не сможет коснуться его тела… Эта мысль делала возвращение в замок невыносимым.
Господи, как она любит Хью!
А как же ее клятва? Она так старалась остаться навеки бесстрастной. Робин принес Эдлин столько боли и унижений, что она разуверилась в своей способности снова полюбить. Но Хью смог раздуть из угольков ее былого чувства настоящее пламя, и теперь она со всем, что в ней было, — прошлым, настоящим и будущим, — каждой своей клеточкой жаждала его любви. Она нарушила свою клятву, она вновь полюбила воина. И, несомненно, будет за это наказана.
— Вам лучше спуститься, миледи.
Почувствовав, как кто-то потянул ее за платье, Эдлин обернулась — стоявшая в проходе Неда крепко держала ее двумя руками за подол. Она явно опасалась, как бы госпожа не сорвалась со стены вниз.
— Вы объявили милорду, что согласны на перемирие? — шутливо спросила Неда.
— Перемирие?
— Вы же махали белым флагом, — пояснила она мягко. — Я уверена, он все понял правильно.
Каким белым флагом? Оглядевшись, Эдлин заметила у себя в руке сорочку. Значит, Хью решил, что она сдалась! Но это не так. Она могла его полюбить, но сдаться — никогда.
Стоя на вершине холма, Хью оглядывал широкий луг, отливавший золотом в лучах заходящего солнца. Завтра утром ему предстоит встретить здесь сторонников мятежного Симона де Монфора и разбить их.
Порыв ветра пошевелил волосы Хью, овеял его лицо приятной прохладой. На небе ни облачка. Да, завтра подходящий день для битвы. Не так жарко — люди не упарятся в доспехах, и достаточно сухо — лошади не будут оскальзываться в грязи.
Хью не оставляло беспокойство, потому что Роксфорд был слишком близко. По такой погоде и на относительно ровной местности армия могла бы добраться туда всего дней за восемь, а человек, не обремененный обозом да со свежими лошадьми для смены доскачет до замка дня за два. Множество бродяг, которые после недавней битвы заполучили лошадей и оружие, шастают по лесам в поисках новой добычи. Но это еще не самая большая опасность. Еще хуже, что на Роксфорд могут двинуться де Монфор с сыном. Тогда Эдлин не миновать осады.
О, Эдлин… Хью вздохнул, вспомнив белый флаг, которым она размахивала над зубчатой стеной. Надо же было ей объявить о своей капитуляции в тот момент, когда он не мог ее принять! Эдлин заставила его страдать от неутоленного желания, это было жестоко, но только укрепило его решимость вернуться и покорить ее.
Эдмунд Пембридж так старался завладеть ее сердцем, а победа досталась Хью де Флоризону!
Жаль, что ему не хватило времени провести в Роксфорде церемонию присяги! Если бы Хью мог взять за руку каждого рыцаря, каждого слугу и, глядя им в глаза, услышать клятву верно служить новому хозяину, то сейчас на душе у него было бы гораздо спокойнее.
Если Эдмунда Пембриджа нет ни с де Монфором, ни с его сыном, то куда же он делся? Новость о том, что бывший хозяин Роксфорда прячется где-то в Англии, стала для Хью неприятным сюрпризом: значит, вполне возможно, ему грозит удар в спину, а Эдлин — измена.
«Как справится Эдлин с защитой замка Роксфорд?» — эта мысль не оставляла его ни на минуту. Действительно, много ли он знает о тех людях, которых оставил с Эдлин?
Разумеется, Бердетт утверждал, что с радостью будет служить Хью, но он много лет был предан Пембриджу телом и душой, можно ли ему верить?
Скрытного сэра Филиппа Хью тоже знал не очень хорошо, хотя и считал надежным человеком. Но достаточно ли он надежен, чтобы доверить ему драгоценную судьбу Эдлин? Хью начал сомневаться, что такой человек вообще существует.
Это одна из причин, по которой он все-таки оставил в Роксфорде еще и сэра Линдона. Лишь бы тот остался верен обещанию, которое дал Хью в годы их бурной юности, признал свои ошибки и превозмог горечь обид… Похоже, его предложение остаться в подчинении у Филиппа — только начало. Но что, если Линдон замыслил недоброе? Лучшего случая для мести и не придумаешь… Подозрения замучили Хью.
Но одолевавшие страхи лишь укрепили его решимость победить мятежников. У него просто не оставалось другого выхода.
Ему не терпелось взяться за меч. По ту сторону луга, на холме, виднелся лагерь противника: пестрые ряды шатров, над которыми реяли стяги с вышитыми яркими шелками геральдическими знаками хозяев — львами, грифонами и орлами с гордо поднятыми головами. Один из стягов привлек внимание Хью.
Олень на черном с золотом фоне — значит, Максвеллы тоже здесь!
К Хью подбежал Дьюи.
— Милорд, сэр Герберт спрашивает, куда поставить лучников?
— Я уже говорил, — ответил Хью, не отрывая взгляда от шатров.
— Знаю, милорд, но он, похоже, сомневается.
Вздохнув, Хью повернулся и зашагал к шатру сэра Герберта. Славный рыцарь, один из преданнейших вассалов короля, имел обыкновение излишне беспокоиться накануне каждого сражения, и Хью знал, что для общей пользы Герберта нужно обязательно подбодрить.
Пока он успокаивал соратника, солнце зашло, и когда он вновь поднялся на свою смотровую площадку, на противоположной стороне луга не было видно ничего, кроме костров.
Яркое пламя освещало рыцарей, сидевших вокруг них на корточках. Их было немало. Похоже, драка предстоит что надо, подумал Хью, предвкушая завтрашнюю битву.
Эдлин права, он любит воевать. Да и какой мужчина не любит? Звон мечей, острый запах конского пота, ноги стискивают бока жеребца, навстречу несется противник в доспехах — от всего этого кровь вскипает в жилах! Да разве женщина поймет…
Вообще, умный человек всегда сделает все возможное для победы, даже и в мирной жизни. Мужчина должен стремиться победить.
Взгляд Хью вернулся туда, где, как он знал, ждали завтрашней битвы Максвеллы.
— Милорд, — раздался из темноты голос подошедшего Уортона, — тут у молодых необстрелянных пехотинцев поджилки трясутся от страха. Вы бы пошли поговорили с ними, не то, того гляди, сбегут.
— Сейчас, — ответил Хью.
Обычное дело в ночь перед битвой. Человек смотрит на звезды и приходит в ужас от мысли, что может больше никогда их не увидеть. Или начинает бояться, что закончит свои дни безногим попрошайкой, никчемным напоминанием о забытом сражении, что ему больше не доведется обнять жену. Да мало ли что приходит в голову!
О, Эдлин!..
Хью без труда успокоил славных, но неопытных пехотинцев. Он показал им несколько боевых приемов с использованием дубины и копья, и они тут же начали упражняться, позабыв свои недавние страхи. Занять людей делом — и все пойдет своим чередом. Оставив с ними Уортона, он отправился на другой конец своего лагеря, по дороге приветствуя рыцарей и беседуя с ними. При этом он всем своим видом старался показать, что королевский командующий на посту и дело свое знает.
Но его мысли были прикованы к другому лагерю.
Он думал о Максвеллах.
Ему довелось жить в Шотландии в их скромном, продуваемом всеми ветрами замке больше года. Они учили его выслеживать дичь, а он их — английским боевым приемам. Он пил с ними эль и пел песни, но завтра в бою ему придется их убить. Казалось бы, для рыцаря ничего особенного, бывает!
Нет, не может быть, чтобы не было другого выхода!
Он не забыл, как Эдлин угостила своих похитителей слабительными травами, как она нашла путь к спасению в замке Ричарда Уилтшира, использовав искусство сказительницы. Битва, оружие — не ее стихия, она сумела склонить чашу весов в свою пользу, не прибегая к насилию.
Конечно, эти женские уловки Хью не по нутру, но последняя, с белым флагом, задела его за живое. Он обязательно должен вернуться к Эдлин, а для этого ему прежде всего нужно разбить мятежников, освободить и вновь посадить на трон короля.
Хриплый голос Уортона позвал его из темноты, и Хью свернул в сторону. Где-то поблизости заговорил Дьюи, и Хью снова свернул: он не хотел, чтобы его видели. Потом осторожно пробрался к повозке с провизией. Пока повар болтал со своими помощниками, он потихоньку вскинул на плечи бочонок с элем и скрылся в темноте.