С мыслями о соблазнении

восемь, а я не получила ни единого предложения. У меня даже никогда не было

поклонника.

Ни одна здравомыслящая женщина не станет признаваться в подобных вещах,

особенно мужчине, и все-таки Дейзи не в силах была остановить хлынувшие

потоком слова.

– Вы были правы, сказав, что я не умею писать о романтике, потому что не знаю

как. И не то чтобы я хорошо образованна. Я не умею вышивать и играть на

фортепьяно. Не умею танцевать, рисовать, петь, я слишком прямолинейна и

слишком откровенна для умной беседы.

Выговорившись, Дейзи почувствовала себя легко, как никогда прежде. Не зря

говорят, будто признание – половина наказания.

– Я сменила с дюжину должностей, – продолжала она. – Служила гувернанткой,

машинисткой, телефонисткой, помощницей модистки, но меня неизменно

вышвыривали с каждого места работы, потому что я никак не научусь держать

язык за зубами. Вот почему я здесь и занимаюсь этим. Марлоу нанял меня,

чтобы помочь вам, и я отказываюсь подводить его. Я отказываюсь вылетать с

еще одной работы.

Она прижала ладонь к груди.

– И если я стану превосходным писателем, Марлоу опубликует мой роман. Если

он это сделает, у меня появится что-то свое, только мое собственное, некое

достижение, которое можно взять в руки и сказать: «Да, я сделала это». Вот

почему я так настойчиво толкаю вас написать вашу книгу и убеждаю научить

меня всему, что знаете, чтобы я смогла стать таким же великим писателем, как

вы. Хоть раз в жизни я хочу в чем-то преуспеть.

Уронив корзину для пикника, Себастьян заключил ее в объятия, с такой силой

притянув к себе, что Дейзи захлебнулась в потрясенном вздохе.

– Это самая нелепая чушь, какую я только слышал, – свирепо заявил он. – Я

ведь уже говорил, что ты чертовски привлекательная женщина. Боже, неужели

ты полагаешь, что я согласился бы вновь взяться за перо, если бы наградой за

мои мучения служили поцелуи дурнушки? Признай, я разбираюсь в женщинах,

ладно?

Она открыла рот, но он не дал ей вставить слово.

– Если я еще раз услышу, как ты поносишь свои изумительные веснушки или

эти роскошные волосы, – продолжал он, – то сорвусь и разобью себе голову об

стену. Не хочу умалять обаяние твоей сестры, но, полагаю, те брачные

предложения она получила не невзирая на свое процветающее дело, а благодаря

ему. Как я уже говорил, большинство мужчин эгоистичны, а некоторые, жаль

признавать, вдобавок жадны и ленивы. Найдется немало таких, кто будет

счастлив через женитьбу прибрать к рукам успешное дело, нежели построить

его тяжким трудом.

Он умолк, чтобы перевести дух, затем продолжил:

– Что же до светских манер, я знал дюжины хорошо воспитанных женщин. Я

был окружен ими всю свою жизнь, и да, они умеют вышивать, петь и рисовать,

но что касается интеллигентных бесед, у большинства из них все мысли

уместятся в наперстке! Кроме того, ты жила в меблированных комнатах для

женщин, сама зарабатывала себе на жизнь и писала книги. Гувернантка?

Помощница модистки? Единственная причина, по которой у твоей двери не

выстроился целый ряд поклонников, проста. Ты не встречала мужчин. Между

прочим, к занятию писательством это тоже относится, так что хватит

жаловаться. Просто ты большую часть времени проводишь в одиночестве. А раз

уж мы об этом заговорили, позволь добавить, что ты и без того уже хороший

автор и тебе не нужен никакой издатель, дабы облечь свои слова в кожаную

обложку, чтобы это доказать. Но если ты чувствуешь потребность быть

опубликованной, дабы ощутить себя по-настоящему успешной женщиной, не

беспокойся. Чтобы стать публикуемым, писателю, помимо таланта, нужно

обладать двумя вещами: упорством и смелостью. Поверь, цветочек, оба этих

качества у тебя в избытке!

На этом он умолк, но Дейзи была так изумлена, что не могла придумать, что

сказать. Только что Себастьян описал ее саму и обстоятельства, в которых она

оказалась, с неведомой ей прежде стороны, так что только через несколько

секунд она, наконец, нашлась с ответом.

– Спасибо, – выдавила она.

Выпуская ее из рук, он казался почти смущенным этой вспышкой .

– Пожалуйста.

Подняв корзину для пикника, он продолжил путь, но Дейзи не двинулась с

места. Вместо этого она глядела ему вслед, а по губам ее медленно расползалась

улыбка, счастье, подобно солнечному свету, затопило ее изнутри. Люси, со

всеми ее хорошими манерами, достижениями и поклонниками, в жизни не

слышала таких речей. И Дейзи была сим чрезвычайно довольна.

Примечания:

[1] Нансук (франц. Nansouk) – легкая, тонкая хлопчатобумажная ткань, из

которой шьют нижнее и постельное белье.

Evelina 18.09.2014 10:39 » Глава 14

Перевод: Evelina

Редактирование: kerryvaya

Глава 14

Завоевывать недостаточно – надо научиться соблазнять.

Вольтер

Себастьян быстро шагал вниз по тропе, под каблуками ботинок хрустел гравий,

а в голове до сих пор звенели слова Дейзи.

Чтобы я смогла стать таким же великим писателем, как вы.

Осознание того, что она питает столь большие надежды в отношении него и

успеха их затеи, пугало Себастьяна до чертиков. Если он и мог чему-то ее

научить, то только тому, что не стоит связывать с писательством столь

грандиозные мечты. Сие занятие причудливо, жестоко и непредсказуемо, и

вовсе не из тех, на которые стоит возлагать чьи-то надежды или самооценку. А

еще он неимоверно злился, слушая, как она отзывается о себе, словно, кроме

писательского таланта, в ней нет ничего примечательного. Словно ее честность,

оптимизм и жизнерадостность не стоят и гроша. Что станется с ней, если

писательство погубит в ней все эти качества? Что будет, если она станет

похожей на него? Почему-то больно было, заглядывая в будущее, представлять

Дейзи этаким пресыщенным, видавшим виды циником, в которого превратился

он сам. А это произойдет, если она не будет осторожна и если никто не наставит

ее на верный путь.

Остановившись, он с отчаянным стоном прижал ладони ко лбу. Вся эта чушь с

наставничеством была лишь хитростью. Он не собирался заниматься им на

самом деле.

Хруст гравия заставил Себастьяна опустить руки и оглянуться через плечо.

Увидев, как Дейзи выходит из-за поворота, а солнечные лучи играют в

блестящих волосах, волосах, которые она даже не считала красивыми, он не

сдержался.

– Когда-то я был совсем, как вы, – произнес он, оборачиваясь. – Считал, что

писательство – это все, ради чего стоит жить. Думал с помощью него доказать

отцу и самому себе: я что-то значу не потому, что от рождения принадлежу к

определенному классу, не оттого, что мне судьбой уготовано стать следующим

графом Эвермором, но потому, что могу в чем-то достичь совершенства.

Подобно вам, я желал чего-то, что смогу назвать своим. В душе я ощущал

некую пустоту и полагал, что творчество ее заполнит. – Он глубоко вздохнул. –

Но этого не произошло. И не произойдет. Это невозможно.

Дейзи собралась ответить, но он ее опередил:

– Хотите быть писателем? Что ж, хорошо. Но не считайте сие занятие большим,

нежели оно на самом деле есть. Пишите, дабы поведать свою историю, и ни по

какой иной причине. С помощью него не достичь величия, это иллюзия. Только

ты начинаешь считать себя великим, как тут же скатываешься до

посредственности. Поверьте, уж я-то знаю. Откуда, думаете, взялась та

банальная безвкусица, о которой вы писали отзыв? Просто я считал себя

великим, когда на самом деле был всего лишь гордецом. Не позволяйте

писательству сделать с вами то, что оно сделало со мной. Не позволяйте ему

стать для вас всем. Потому как, только это произойдет, оно исчезнет без следа,

оставив вас ни с чем. Творчества недостаточно, чтобы наполнить вашу жизнь и

придать ей смысл. Для этого нужны иные вещи.

– Какие же?

Себастьян едва заметно улыбнулся.

– Не знаю, цветочек. И до сих пор ищу.

Они устроили пикник в тени огромного дуба, самого большого и старого дерева

в Эверморе. Себастьян рассказал, что его посадил первый граф Эвермор в 1692

году или около того.

За едой они почти не разговаривали, ибо каждый, по всей видимости, был занят

собственными мыслями. Дейзи не ведала, что у Себастьяна на уме, но сама она

размышляла о своих бесчисленных признаниях ему. Прежде она никому не

сознавалась в столь личных чувствах, даже Люси. Особенно Люси, ибо зависть

сестриной красоте и достижениям – черное и горькое чувство, которое Дейзи

отрицала и всячески пыталась задавить.

Но Себастьян выслушал ее ужасные признания, не моргнув глазом. По сути, он

воспринял ее зависть, как нечто вполне понятное и естественное.

При этой мысли Дейзи не смогла сдержать улыбку. В первую встречу с

Себастьяном Грантом она бы в жизни не подумала, что с ним может быть так

легко разговаривать. Вообразить только, стояла там, как идиотка, болтала без

умолку и перечисляла самые свои вопиющие недостатки, не допуская даже

мысли, что ее нелестное мнение о себе вызовет его недовольство.

Если я еще раз услышу, как ты поносишь свои изумительные веснушки или эти

роскошные волосы, то сорвусь и разобью себе голову об стену.

Улыбка Дейзи стала шире, в ней вновь расцвело ощущение счастья и оставалось

с ней весь день, пока Себастьян водил ее с экскурсией по поместью.

Оставив корзину для пикника на ферме, они посетили некоторые из любимых

Себастьяном в детстве убежищ: обветшалый домик на дереве, который они с

кузенами построили, еще будучи мальчишками, башни, где они любили

разыгрывать осады и сражения, и огромный самшитовый[1] лабиринт. Хотя

прошло много лет с тех пор, как Себастьян ходил по нему в последний раз, он

без труда провел ее меж высоких зеленых изгородей к открытой площадке в

центре, где посреди круглого фонтана возвышались скульптуры девяти

женщин.

– Музы, – широко улыбнувшись, пояснил он. – Их возвел мой дед. Он был

поэтом, и летом особенно любил работать здесь. Наверное, из-за тишины. –

Себастьян указал на место, рядом с которым стояла Дейзи. – Бывало,

растягивался прямо на траве. Так, лежа на животе, он целыми днями напролет

царапал в своей тетради вирши. Порой я тоже приходил сюда, и мы писали

вдвоем.

– Вдвоем прятались от вашего отца? – догадалась Дейзи.

– Пожалуй, – согласился он. – И от всех гостей.

– Гостей?

– Отец был настоящим сельским джентльменом. Летом в Эверморе вечно

устраивались загородные приемы, но здесь, в лабиринте, никто не смог бы нас

отыскать, и мы спокойно могли писать.

Что-то в его голосе пробудило в Дейзи любопытство.

– Не любите приемы?

– Не особо. – Ее замешательство было столь очевидно, что он пояснил: – Для

меня не секрет, что в Италии я приобрел репутацию сумасброда, но не потому,

что получаю удовольствие от такого рода вещей. Я имею в виду… – Умолкнув,

Себастьян отвел глаза, уставившись на высокую зеленую изгородь. – Италия

для меня – отрезок жизни, который я бы предпочел забыть. Там я стал другим

человеком и провел три года в Швейцарии, пытаясь вновь стать самим собой.

Но нельзя войти в одну реку дважды. – Он посмотрел на Дейзи, и что-то в его

взгляде ранило ее в самое сердце. – Нельзя…

Граф шевельнулся, переминаясь с ноги на ногу.

– Идем дальше?

Они вышли из лабиринта, и Себастьян провел их сквозь густые дубовые и

березовые рощи к колодцу желаний, где дал Дейзи полпенса, чтобы бросить

вниз. Он не спрашивал, что она загадала, но Дейзи все равно сказала. Услышав

ее желание, он Себастьян вздохом покачал головой, глядя на нее, как на

безнадежную дурочку.

– Никогда не загадывайте публикацию, – посоветовал он.

Она состроила рожицу.

– А что нужно загадывать?

– Гонорары, цветочек. – Повернувшись, он направился к лесу. – Большие-

пребольшие гонорары. И права на публикацию по частям.

Дейзи рассмеялась, следуя за ним по истоптанной грязной тропинке меж

деревьев и кустов.

– Потому что, если они есть, значит, публикация уже состоялась?

– Именно. – Он остановился так резко, что Дейзи едва не налетела на него.

– Черт побери! Я чуть не забыл показать вам дугу Осборна. Нашел же, о чем

забыть.

– Что такое дуга Осборна?

– Одно из прекраснейших мест в Эверморе. Идем.

Развернувшись, Себастьян повел Дейзи через рощи туда, где березы уступили

место ивам. Они остановились у сонной извилистой реки.

– Это, – с непонятным ей странно благоговейным трепетом выдохнул он, – дуга

Осборна.

Дейзи с сомнением взирала на дугообразный изгиб ручья перед собой.

Солнечный свет пятнал водную гладь сквозь завесу огромных плакучих ив, а по

другую сторону из густых зарослей кустарника выступал старый причал. К нему

была пришвартована плоскодонка, над кормой которой возвышалось прав ило.

– Очень милое местечко, – отметила Дейзи, – но я не вижу в нем ничего

особенного. Обычная излучина.

– Обычная? Женщина, это дуга Осборна, на этом плесе[2] ловится лучшая

форель во всем Дартмуре.

– О.

Видя, что его любимое место не вызвало у Дейзи особого восторга, Себастьян

вздохнул:

– Вы, очевидно, недооцениваете важность хорошей плесовы.

– Простите. Умей я рыбачить, вероятно, оценила бы.

Она устремила взгляд дальше, мимо реки и причала. Справа, на вершине

покатого холма, рядом с еще одной березовой рощей расположилось маленькое

круглое каменное строение, увенчанное куполом.

– Что это? – спросила Дейзи, указав туда.

– Павильон «каприз» [3]. Правда, раньше его называли иначе. Он носил куда

более внушительное имя: храм Аполлона. Его построил мой прадед, Уильям

Грант, четвертый граф Эвермор, когда реставрировал парки и сады в 1770 году.

Оригинальностью он не отличался, ибо полностью, вплоть до названия, содрал

его с постройки в Стоурхеде[4]. Поговаривали, сэр Генри Хор, владелец

Стоурхеда, был в ярости из-за того, что его храм скопирован, но что он мог

сделать? Видите ли, храмы тогда были в большой моде. У каждого пэра имелся

такой.

– Знаю, но для чего? Зачем такие расходы и сложности ради того, что не

приносит никакой пользы?

– Остается лишь догадываться, цветочек, – усмехнулся Себастьян, – но полагаю,

не зря мы теперь зовем их «капризами».

Дейзи рассмеялась, и он засмеялся вместе с ней.

– Ну конечно же, – согласилась она, коснувшись пальцами лба, признавая

собственную бестолковость. – Так и есть.

– Считается, что такие строения предназначены для тихих раздумий, –

склонившись ближе, промурлыкал ей на ухо Себастьян. – Хотя, если желаете

знать правду, они всегда служили излюбленными местами для свиданий. Я

подумал, вам стоит знать, – добавил он, прикинувшись виноватым, когда она

вспыхнула. – В исследовательских целях.

– Благодарю, – съязвила Дейзи, встретив холодным взглядом смешинки в его

глазах. – Вы так добры.

Она вновь принялась изучать пейзаж за рекой. Всего лишь в нескольких ярдах

от павильона стояло другое здание, столь отличное по стилю, форме и

назначению, что Дейзи тут же поняла, что возведено оно другим, более поздним

поколением. То был дом – аккуратный, похожий на кукольный домик, –

угнездившийся между деревьями. Выкрашенный белой краской, с кровельной

крышей и покатой верандой, с которой открывался вид на реку. Плетистые розы

на фасаде цвели вовсю, целое буйство розовато-желтых цветов обвивало сверху

донизу колонны и карнизы веранды.

– Какой прелестный коттедж, – восхитилась Дейзи, указывая на него.

– Довольно милый, – согласился Себастьян. – Это летний домик.

– Летний домик? – удивленно переспросила она. – Но он выглядит по-

настоящему жилым.

Граф выглядел удивленным.

– Вообще-то, так и есть. Здесь обычно живет моя тетушка. Главный дом

большую часть времени сдается, и, пока в нем обитают арендаторы, Матильда

устраивается в летнем домике. Одна американская семья сняла Эвермор на

осень, но вместо этого решила отправиться в Торки.

– В наши дни многие пэры сдают свои дома, правда?

– В силу необходимости. Поместья дорого содержать. У нас есть несколько

владений, в которых я едва ли когда-нибудь бывал, потому как они всегда сданы

в аренду, включая большой, просторный особняк в Лондоне. Как бы то ни было,

всякий раз, когда Эвермор свободен, тетушка возвращается в него до тех пор,

пока не отыщутся новые арендаторы, ведь летний домик весьма прост.

– У нас тоже был летний домик, – проговорила Дейзи, ну тут же поправилась, –

точнее, мы называли его летним домиком. На самом деле, это была обычная

деревянная беседка. Мне рассказывали, что летними вечерами моя прабабушка

подавала в ней чай. Мы, разумеется, никогда этого не делали. Беседка почти

развалилась к тому времени, как мы с Люси выросли настолько, чтобы звать

кого-либо на чай. Не то чтобы мы вообще…

Она осеклась, решив, что, наверное, лучше не упоминать, что они вообще не

осмеливались звать гостей, потому как никогда не ведали, будет ли папенька

трезвым.

– В любом случае наш летний домик был совсем не похож на этот. –

Оглянувшись, Дейзи приметила неподалеку мостик. – Можно взглянуть на

него?

– Разумеется, хотя внутрь нам не попасть. Этот домик так далеко от главного

дома, что мой управляющий запирает его в отсутствие тетушки, а у меня с

собой нет ключей.

Себастьян провел ее через мост и вверх по низкому холму. Когда они достигли

домика, он произнес:

– У меня сложилось впечатление, что вы из Холборна, но я не могу вообразить,

где среди холборнских кирпичных домов мог бы уместиться летний домик.

– Сейчас я живу в Холборне, – пояснила она, пока они взбирались по ступеням

коттеджа. – Мы с сестрой снимаем там квартиру. Но сами мы из

Нортумберленда, из деревеньки под названием Ривертон.

Дейзи остановилась перед одним из окон, приложив руки к стеклу так, чтобы

рассмотреть внутреннее убранство коттеджа. Она поняла, что перед ней

гостиная, и хотя мебель в ней была накрыта белыми полотнами, комната,

очевидно, отличалась той же роскошью и удобством, что и главный дом. Стены

были оклеены красивыми обоями в стиле шинуазри[5], из-под полотнища на

полу выглядывал угол толстого обюссонского ковра, а на каминной полке

зеленого мрамора стояло высокое зеркало в позолоченной раме.

Губы Дейзи изогнулись в печальной улыбке. Она вспомнила, что над камином в

их гостиной в Нортумберленде тоже имелось зеркало, хотя с него уже тогда

давным-давно стерлась позолота.

Подумав о доме своего детства, с его обитыми ветхим ситцем креслами,

потертыми коврами и облезшей золотой краской, она не смогла удержаться от

смеха. Их с Себастьяном представления о простоте разительно отличались.

Выпрямившись от окна, в отражении стекла она заметила озадаченное

выражение лица мужчины за ее спиной, и почувствовала, что обязана

объяснить, что ее так развеселило.

– Вы сказали, что этот коттедж весьма прост, – проговорила она, оборачиваясь.

– Судя по тому, что я увидела, едва ли это так.

– Я лишь имел в виду, что здесь нет ванной и газового освещения. Только свечи,

медные ванны и ночные горшки. В плане современных удобств главный дом

обустроен куда лучше.

– Страшно представить, что бы вы сказали о доме, где я жила, будучи девочкой,

– все еще улыбаясь, заметила Дейзи. – Большая старая ветхая развалина, едва не

рассыпающая на куски. Большая часть мебели исчезла оттуда еще до того, как

мне исполнилось десять.

– Ваш отец был землевладельцем?

Она кивнула.

– Сквайром. Денег у него не водилось. Зато имелось чрезмерное пристрастие к

картам.

– А.

– К тому времени как мне исполнилось двенадцать, он спустил все. Дом

пришлось продать, чтобы погасить долги. Он умер, когда мне было тринадцать.

– Она помолчала, сделала глубокий вдох, затем добавила: – Он пил. Бренди.

Сказать по правде, очень много бренди.

– Должно быть, вам с сестрой пришлось тяжело. А что с вашей матерью?

– Я ее не помню. Она умерла, когда мне едва исполнилось пять. Холера. –

Сцепив руки за спиной, Дейзи вновь склонилась к окну. – Будь она жива, все

могло быть по-другому. Отец мог быть другим человеком.

Себастьян прислонился плечом к оконной раме.

– Сомневаюсь.

Дейзи ощутила внезапную вспышку гнева.

– Вам обязательно всегда быть столь чертовски циничным?

Он пожал плечами.

– Предпочитаю считать себя реалистом. Люди не меняются, Дейзи. Будь ваша

мать жива, ваш отец все равно бы остался тем же человеком, с теми же

слабостями.

Ее гнев угас столь же быстро, как появился.

– Вы говорите, как моя сестра. Когда мы потеряли дом, нам с Люси пришлось

поселиться у кузины, а отец отправился в Манчестер в поисках работы. Он

обещал послать за нами, когда обустроится. Обещал, что позаботится о нас,

перестанет играть в карты и бросит пить. Люси ему не поверила.

Себастьян окинул ее проницательным взглядом.

– В отличие от вас.

– Да, – признала Дейзи. – Я поверила. По сути, я не усомнилась в нем ни на

секунду. Я была совершенно уверена, что он никогда нас не предаст. – Внутри

нее поднялась волна горечи. – Какой же я была дурочкой.

– Нет. Просто вы ожидали большего, нежели ваш отец мог дать.

– В свой тринадцатый день рождения я узнала, что все было ложью. Месяц за

месяцем он обещал вернуться домой, но все откладывал. Тогда я сказала, что

хочу праздник по случаю дня рождения, потому что если мы устроим праздник,

он обязательно вернется домой. Люси все организовала и написала папе, но

предупредила, чтобы я не обнадеживалась сильно, ведь он может и не

вернуться, но я верила, что он приедет.

– А он не приехал.

– О, нет, – возразила Дейзи, – приехал. Явился прямо в разгар празднества, но

пьяным. Я за полтора метра учуяла запах бренди. Как, впрочем, и все

остальные. Надо сказать, – с невеселым смешком добавила она, – праздник

оказался коротким. Все ушли, а между ним и Люси разгорелась ссора. Она

велела ему уходить и никогда не возвращаться. Спустя несколько недель он

умер, и мы узнали, что он так и не прекращал пить и никогда не искал работу в

Манчестере. Все это время он жил на содержании у какой-то женщины.

Выпрямившись от окна, она повернулась к нему, в приступе внезапного

отчаяния, желая понять причину.

– Зачем? – спросила она. – Зачем отец так поступал?

Себастьян отвел глаза.

– Господи, – пробормотал он, – почему вы меня спрашиваете?

– Вы говорили, что сами были человеком крайностей. Что пили и играли. –

Сердце Дейзи вдруг сжалось от страха. – Вы такой же, каким был он?

Себастьян окаменел, и страх еще глубже проник ей в душу, но она настаивала:

– Скажите! Стали бы вы лгать семье, разрушили бы свою жизнь?

– Ради выпивки? Нет. Ради очередной карточной партии? Нет. Позволил бы я

женщине содержать себя? Господи, конечно нет.

Ощутив, как облегчение захлестнуло ее мощной волной, Дейзи прикрыла глаза.

– Но, – тихо добавил он, – у каждого из нас свои слабости, цветочек.

Открыв глаза, Дейзи обнаружила, что Себастьян смотрит на нее. Вопрос

вылетел у нее прежде, чем она успела себя одернуть:

– И в чем же ваша слабость?

Он выпрямился, и Дейзи почувствовала, что между ними словно бы выросла

стена.

– Кажется, скоро время чая, – обронил он. – Нам лучше вернуться.

Дейзи смотрела, как он пересек веранду и уже наполовину спустился с

лестницы, когда она заговорила:

– Вы мне не скажете, верно?

Остановившись, Себастьян обернулся через плечо, и у нее перехватило

дыхание, ибо в глазах его светилась нежность.

– Нет, – ответил он и продолжил свой путь вниз по ступеням.

В последующие две недели Себастьян продолжал писать, как одержимый. К

тому времени как Дейзи спускалась вниз, он уже трудился в библиотеке и

зачастую продолжал работать вечерами, требуя, чтобы ужин ему подали на

подносе прямо туда. Матильда выразила некоторую озабоченность тем, что

племянник столько часов проводит за печатной машинкой, но когда она

спросила Дейзи, что привело к столь непостижимой перемене, та не сумела

внятно просветить ее на сей счет.

Не могла же она поведать его двоюродной бабушке об игре, которую они с

Себастьяном затеяли, и то обстоятельство, что ее должно держать в секрете,

делало оную куда более волнительной. К тому же на него она, кажется,

возымела действие. Дейзи же, напротив, продолжала вымучивать свой роман,

что на удивление не особо ее печалило. Стоило ей взглянуть на неуклонно

растущую стопку законченных страниц на соседнем столе, как нарастало в ней

и предвкушение.

Вопросы то и дело мелькали в голове. Что будет, когда он закончит первую

сотню страниц? Как все произойдет? Захочет ли он сначала обсудить

исправления? Или лишь протянет ей страницы, подхватит на руки и поцелует?

Эти и дюжины других вопросов неистовым рикошетом отдавались в голове у

Дейзи, с каждым днем усиливая тревогу до тех пор, пока она не стала почти

невыносимой.

И вот одним июльским утром, оказалось, пришло время ей получить ответы на

некоторые вопросы. Спустившись в библиотеку поработать, Дейзи обнаружила,

что на сей раз Себастьян не явился раньше нее. Вместо этого на столе ее ждала

аккуратная стопка отпечатанных страниц, перевязанная бечевой. Под бечевку

была подоткнута записка.

При виде записки Дейзи пронзило восхитительное волнение. Немедленно

схватив ее, она сломала восковую печать и развернула один-единственный

листок.

И тут же поняла, что перед ней не записка, а карта. Карта лабиринта, где

красными чернилами четко был отмечен путь к центру. В центре тем же

красным цветом он написал: «В четыре часа».

Взглянув на часы, Дейзи раздосадовано вскрикнула. Только-только минуло

девять. Как же ей дождаться четырех? Опустив руку, сжимавшую записку, она

устремила взгляд на страницы, что он оставил ей прочесть, и напомнила себе,

что приехала в Девоншир вовсе не за поцелуями. Дейзи принудила себя

спуститься с небес на землю и уселась за стол. Свернув карту, она положила ее

в карман, затем развязала бечеву и взялась за перо. Заставив себя

сосредоточиться на лежавших перед ней страницах, она принялась читать.

Незадолго до того, как пробило четыре, Дейзи взяла карту Себастьяна и

отправилась через лабиринт. Добравшись до центра, она обнаружила, что граф

уже там и ждет ее. Дейзи замерла у проема в изгороди и наблюдала за ним с

противоположной стороны фонтана Муз. В руке Эвермор держал маленький

красный томик, но было не похоже, что он читал, потому как, стоило ей ступить

в круг, Себастьян тут же ее заметил и захлопнул книгу, зажав нужное место

пальцем.

– Ну как? – требовательно спросил он прежде, чем она успела заговорить. – Вы

прочли?

– Да.

Она видела, что он напряжен, заметила, как лицо его стало настороженным,

приняло выражение уязвимости, которое она сочла до ужаса трогательным.

Он сделал глубокий вдох.

– И?

– Это чудесно, – вымолвила она, рассмеявшись при виде облегчения в его

глазах. – Действительно чудесно.

– Слава Богу, – пробормотал Себастьян, запустив в волосы пятерню. – Я

несколько часов кряду метался здесь, словно тигр в клетке, – признался он. – Я

боялся, вы скажете, что это мусор.

Дейзи улыбнулась.

– Разве не этого боятся все писатели? – спросила она, вспоминая, как он взял

почитать ее рукопись.

– Именно. Значит, теперь вам нравится завязка?

– О да! Когда он сходит с поезда, буквально сталкивается с ней и понимает, что

его жизнь никогда не станет прежней… это куда более волнующе, нежели

раньше. А та часть, где он обнаруживает, что она замужем... ох, я даже не могу

сказать, что именно изменилось, но когда я читала роман в этот раз, он до

самого конца держал меня в напряжении. Хотелось читать дальше и дальше… –

Она огорченно вздохнула. – Вот только кончились страницы.

– Я напишу еще, – пообещал Себастьян. – Но не сейчас. – Он умолк, и нечто в

выражении его лица напомнило Дейзи, зачем она здесь. – Прямо сейчас, –

добавил он, и уголок его рта изогнулся в полуулыбке, – мне предстоит нечто

более важное.

Дейзи почувствовала, как ее вновь объяло не отпускавшее всю неделю

беспокойство, и замерла в ожидании, когда же он приблизится к ней.

– Вы говорили, что никогда не читали Байрона, – не шелохнувшись, произнес

граф, – но, кажется, я вам не верю. Думается, вы с ним мыслите одинаково в

том, что касается вдохновения.

Открыв книгу в том месте, что прежде зажал пальцем, Себастьян прочитал:

Не бойся, что Феб[6] отвратит свои взоры,

О помощи муз не жалей, не тоскуй.

Что Феб Музагет! Что парнасские хоры!

Заменит их первый любви поцелуй!

От этих слов у Дейзи перехватило дыхание, с усилием воли она напустила на

себя равнодушный вид, не имевший ничего общего с ее чувствами.

– Кажется, – спустя мгновение выговорила она, – Байрон был невероятно

прозорлив.

– Полностью согласен. – Себастьян захлопнул книгу, но не сдвинулся с места.

Его взгляд был прикован к ней. – Распустите волосы.

Дейзи моргнула от столь резкой перемены темы, и ее кажущееся равнодушие в

мгновение ока растаяло без следа.

– Прошу прощения?

– Ваши волосы. Распустите их.

Вдруг жутко смутившись, она невольно подняла руку, прижав ее к туго

стянутому пучку на затылке.

– Мои волосы? Зачем?

– Это и есть первое правило. Волосы должны быть распущены.

Опустив руку, Дейзи сцепила пальцы за спиной. Неделями она жила, словно на

иголках, пытаясь представить, как он намерен потребовать свою награду и

какие правила внесет в затеянную ими игру. Каких только волнующих

поступков она не воображала!

«Но, – в панике подумала Дейзи, – распущенных волос среди них не было».

От Себастьяна не укрылась ее нерешительность.

– Я выполнил свою часть сделки. А вы намерены отказаться от своей?

Дейзи представила, как вся копна апельсиново-рыжих крутых завитков свесится

обычным безнадежно спутанным клубком, и мысль отказаться от сделки вдруг

показалась ей весьма заманчивой.

– Не могу взять в толк, зачем вам понадобилось смотреть на мои распущенные

волосы, – отведя глаза, с застенчивым смешком промямлила она. Мысленно,

Дейзи пыталась найти повод для отказа, но не смогла придумать ни одного.

Вновь встретившись с ним взглядом, Дейзи сказала правду: – В детстве

мальчишки дразнили меня из-за волос. Они обзывали меня «морковной

головой».

– Я не стану дразниться. – Себастьян шагнул к ней. – Мне этого хочется, Дейзи.

Хочется видеть твои волосы распущенными: как они ниспадают и переливаются

в солнечном свете.

Не отводя взгляда, она нерешительно подняла руку, дабы исполнить его

просьбу. Дрожащей рукой Дейзи зажала узел на затылке, другой принялась

вытаскивать шпильки. Лишь когда последняя шпилька очутилась у нее на

ладони, она отпустила волосы, позволив им свободно упасть.

Дейзи откинула их назад.

– Ну вот, – чувствуя себя едва ли не бунтовщицей, проговорила она и сунула

шпильки в карман.

Обогнув фонтан, Себастьян направился к ней, и с каждым его шагом сердце

Дейзи билось все сильнее, и когда он наконец остановился перед ней, она была

уверена, что и ему слышен частый глухой стук. Никогда прежде Дейзи не

чувствовала себя более незащищенной, более уязвимой, нежели теперь.

Себастьян не произнес ни слова. Книга выпала из его руки на траву, но он не

обнял Дейзи, не попытался поцеловать. Вместо этого набрал полную горсть ее

волос и поднял руку выше, позволив длинным прядям медленно выскользнуть

из пальцев. Пригладив их ладонью, опять собрал в горсть и начал все снова.

Он играл с ее волосами.

Дейзи стояла неподвижно, изумленно глядя на него. Он уже говорил, что ее

волосы красивы, но она не восприняла его слова всерьез. Теперь же, глядя ему в

лицо, она уверилась, что это так. Он смотрел на них, не отрываясь, словно ее

волосы – самое захватывающее зрелище в мире. Он выглядел… восхищенным.

– Красиво, – выдохнул он, словно обращаясь к самому себе.

Из самого ее средоточия поднялся волной жар и заструился по коже, сие

блаженное тепло развеяло страхи и принесло с собой столь глубокое

наслаждение, что Дейзи не сдержала улыбки.

Эта улыбка не ускользнула от внимания Себастьяна. Он шевельнул рукой, и его

пальцы еще сильнее запутались в ее волосах. Нежно запрокинув ее голову, он

склонился ближе.

– Если хочешь отступить, – порывисто и хрипло произнес он рядом с ее губами,

– сделай это сейчас, потому что следующие условия будут только сложнее.

От легкого прикосновения его губ пожар внутри нее усилился, разгоревшись

сильнее и ярче. По телу пробежала дрожь. Небеса, он еще даже не поцеловал ее,

а она уже пришла в такое волнение, что едва могла дышать.

Себастьян выжидал, его губы замерли на волосок от ее рта, и Дейзи понимала,

что он ждет, пока она решит, идти вперед или же положить всему конец.

– Я не отступлю, – прошептала она.

Больше Себастьян не дал ей ничего сказать. Он крепко прижался к ней губами,

и наслаждение оказалось столь острым, удовольствие столь пронзительно

сладким, что Дейзи вскрикнула, не отрываясь от его губ. Его пальцы все еще

были запутаны в ее волосах, свободной рукой он обхватил ее за талию,

приподнял на носки, крепче прижав к себе. Как в прошлый раз, он разомкнул ее

губы своими, устроив празднество страсти для всех ее чувств.

Тело Дейзи затрепетало и ожило, словно каждая его частичка – каждая клеточка

и каждый нерв – существовала только ради этого мгновения и этого поцелуя.

Ничто больше не имело значение, ничто на свете.

Дейзи впитывала его вкус и запах. Прижимала руки к его груди, ощущая сквозь

лен рубашки твердые мускулы, дыхание, от которого вздымалась и опадала

грудь, биение его сердца.

Как и при первом их поцелуе, Дейзи почувствовала, что больше не властна над

своими действиями. Вовсе не осознанная мысль заставила ее прижаться крепче

к нему. Вовсе не разум подсказал обвить руками его шею или обхватить его

ногу своей в отчаянной попытке оказаться к нему еще ближе. Ее тело жило

собственной жизнью. Ею правило нечто, незнакомое прежде. Чувственность.

Она потерлась о его бедра своими, единственным ее желанием было

насладиться странными, новыми ощущениями.

Но Себастьян не позволил. Со стоном оторвавшись от ее губ, он отвернулся,

прервав поцелуй. Рука, обвивавшая ее талию, ослабла, медленно опуская Дейзи

до тех пор, пока ее ноги не коснулись земли. Сжав ее руки он немного

отодвинул ее, разъединив их тела, и зарылся лицом в ее волосы. Она ощущала

его глубокое прерывистое дыхание на виске.

Сама Дейзи дышала точно так же неровно. Колени подогнулись, и она

вцепилась в Себастьяна, словно он был единственной твердой опорой в этом

вращающемся мире. Она была потрясена собственными чувственными

желаниями, о существовании у себя которых прежде и не подозревала. Не менее

удивительной оказалась мучительная боль, которую она ощутила, когда

Себастьян отстранился, словно перед ней положили соблазнительную пищу, а

затем выхватили из рук, стоило ей откусить лишь кусочек.

Когда его руки упали вдоль тела и он стал отдаляться, инстинктивно она еще

крепче обхватила его за шею. Ей не хотелось, чтобы это мгновение

заканчивалось.

– Не искушай меня, – простонал он, прижавшись поцелуем к ее волосам. – Я

должен отпустить тебя, пока в силах это сделать.

Когда он отступил, Дейзи почувствовала себя обделенной и все еще сбитой с

толку. Он наклонился, подняв книгу с земли, там, где она упала на траву.

– Вот, – сказал он и протянул томик ей. – Теперь она твоя.

– Спасибо. – Взяв книгу, она раскрыла ее и заметила на форзаце слова,

написанные его размашистым почерком.

«У каждого писателя должен быть свой экземпляр Байрона. С.Г., 12 июля 1896

г.»

Дейзи вновь ощутила прилив счастья и подняла глаза, желая поблагодарить его,

желая увидеть, как эти серые глаза смотрят на нее, а суровую линию губ

смягчает улыбка, но Себастьян уже ушел.

Дейзи не последовала за ним. Вместо этого она обхватила себя руками, прижав

его подарок к груди, мечтая удержать в себе все эти чувства, продлить

блаженную эйфорию настолько, насколько возможно, не расставаться с ней до

тех пор, пока он не закончит следующую сотню страниц.

 Пиши быстрее, Себастьян, – прошептала она. – Пиши очень, очень быстро.

Примечания:

[1] Самшит – одно из самых древних декоративных растений, которые

использовались для озеленения и в декоративном садоводстве (часто под

названием «буксус»). Ценится за густую красивую крону, блестящую листву и

способность хорошо переносить стрижку, что позволяет создавать из них живые

изгороди и бордюры, а также долго сохраняющие форму причудливые фигуры

[2] Плес – часть русла с небольшими глубинами; расположен обычно на

излучине. Ниже середины излучины у вогнутого берега расположена наиболее

глубокая часть – плесова

[3] Постройки в виде искусственных руин в пейзажном парке, садовых

павильонов и т.п.; относятся, в большинстве своем к XVIII веку

[4] Стоурхед – один из самых своеобразных парков Англии, в нем воплощен

замысел художника-любителя Генри Хора. Он преобразовал, как вспоминали

современники, один из самых унылых ландшафтов Англии. Павильоны здесь

так прекрасны, что неоднократно копировались не только в Англии, но и в

других странах. Есть даже миниатюрная копия римского Пантеона, храм

Солнца, Сельская хижина, храм Флоры, Грот, Приют отшельника и башня

Альфреда. Эти сооружения, а также украшавшие их скульптуры отличаются

высокими художественными достоинствами, не всегда свойственными

парковым «малым формам».

[5] Шинуазри , шинуазери (от фр. chinoiserie), дословно «китайщина» —

использование мотивов и стилистических приемов средневекового китайского

искусства в европейской живописи, декоративно-прикладном искусстве,

костюме, в оформлении садово-парковых ансамблей XVIII века.

[6] Аполло н (др.-греч. Ἀπόλλων), по прозвищу Феб (др.-греч. Φοῖβος,

«лучезарный», «сияющий») – в древнегреческой мифологии златокудрый

сребролукий бог света (отсюда его прозвище Феб, солнечный свет

символизировался его золотыми стрелами), покровитель искусств, предводитель

и покровитель муз (за что его называли Музагет).

Evelina 18.10.2014 09:46 » Глава 15

Перевод: Evelina

Редактирование: kerryvaya

Глава 15

Я могу сопротивляться всему, кроме искушения.

Оскар Уайлд

Себастьян писал о ней. Он назвал ее Амели, придумал ей мужа и волосы цвета

воронова крыла, но мысленно все-равно видел в героине Дейзи.

Он мечтал о ней. О богатом пламенеющем цвете ее волос, о глубине зеленовато-

голубых глаз, о нежной, сладкой податливости губ – и в его теле разгорался

огонь, а ноздри щекотал аромат персикового мыла.

Он думал о ней. Вероятно, тысячи раз на неделе вспоминал, как ее руки

обвивали его шею, притягивая ближе, как ее язычок пробовал его на вкус, а тело

тесно прижималось к нему. Он безошибочно распознал пробуждение ее страсти.

И такие мысли только больше раздували пламя его собственного желания.

Себастьян представлял ее. День за днем, пока сидел напротив Дейзи, он отчасти

был сосредоточен на работе, отчасти же – занят тем, что мысленно освобождал

ее от одежды, целовал губы, любовался улыбкой. Печатая на бумаге слова,

Себастьян воображал, как эти же самые пальцы ласкают ее. И чем больше он

размышлял о Дейзи, тем больше писал об Амели. Страсть Сэмуэля Риджуэя

стала его собственной страстью, и история лилась на страницы с легкостью,

неведомой Себастьяну с Италии.

Он понимал, что затеял опасную игру, но не мог остановиться. Ожидание и

напряжение стали почти невыносимыми, удовольствие представить себя вновь

рядом с ней было слишком соблазнительным, чтобы ему противостоять, и

Себастьян вдруг понял, что вновь и вновь мыслями возвращается к мгновениям,

проведенным с ней наедине. После поцелуя в лабиринте он неделями работал и

предавался фантазиям. Роман, который он исправлял, казалось, зажил

собственной жизнью: преобразился в нечто, совершенно отличное от оригинала.

И стал хорош, чертовки хорош – одно из лучших написанных им произведений.

Даже он признавал это – глубоко в душе, под всей чертовой неуверенностью,

какая-то частичка Себастьяна знала, что его творение исключительно.

Он подозревал, что Дейзи не так просто, как ему, обуздывать страсть и

превращать ее в предложения, сцены и главы. Он даже не совсем понимал, как

ему самому это удается – что-то двигало им, и пусть он не до конца осознавал,

что именно, но намеревался использовать это, пока есть возможность. Спустя

три недели после поцелуя в лабиринте Себастьян отчеканил на двухсотой

странице одно-единственное предложение, остановился и выдернул лист из

печатной машинки.

Дейзи обернулась на звук, и Эвермор услышал, как она затаила дыхание. Она

догадалась.

– В четыре часа в лабиринте?

– Нет. – Он поднялся, сгреб страницы рукописи и, обогнув стол, остановился

прямо перед Дейзи. – В храме Аполлона. Почему бы не воспользоваться им по

назначению.

Уголки ее губ изогнулись в улыбке, но она взглянула на него широко

раскрытыми невинными глазами.

– Для тихих размышлений?

– Нет, – уронив станицы на стол, ухмыльнулся в ответ Себастьян. – Для

романтических свиданий.

К четырем часам Себастьян прокрутил в голове по крайней мере с дюжину

эротических сценариев с участием Дейзи Меррик. День за днем его мучили и

одновременно вдохновляли воспоминания об их поцелуе, но сегодня он

намеревался заполучить новое воспоминание и обрести новый источник

вдохновения.

Она вошла в павильон, запыхавшись, словно всю дорогу бежала, глаза ее

искрились от волнения, уже распущенные волосы рассыпались в беспорядке по

плечам. При виде нее у Себастьяна пересохло в горле, ибо он знал, что ею

владеет то же предвкушение, тот же голод, та же потребность, что и им.

– Тебе понравилась рукопись? – спросил он, когда она замерла в дверях.

– Да. Отличная работа. Ты… – умолкнув, она сделала глубокий вдох, – хочешь

поговорить о ней сейчас?

– Нет. – Он не собирался тратить драгоценное время на предмет, который

можно обсудить и позже. – У меня новое правило.

– Да, – спокойно отозвалась она. – Я так и думала.

– Закрой дверь, Дейзи. А лучше, запри на замок.

Он увидел, как ее глаза расширились, но она подчинилась, и тяжелая

деревянная дверь со стуком захлопнулась. Этот звук эхом отразился от

каменных стен и купола над их головой. Щеколда бряцнула под рукой Дейзи,

неловко пытающейся задвинуть ее в паз. Наконец засов щелкнул, Дейзи

обернулась и двинулась навстречу графу.

– И каково новое правило?

Себастьян отметил, что голос ее уже не столь спокоен. Пока она приближалась,

он вновь напомнил себе, что не следует так поступать.

«Да, – добавил он про себя, окинув взглядом ее стройное тело, – и правда, не

следует».

Но именно это он и собирался сделать. Главное помнить, что нельзя терять

голову. Он вновь встретился с ней глазами.

– Тебе придется целовать меня в одном только нижнем белье.

Она остановилась в дюжине футов от места, где он стоял, на лице ее

отобразилось потрясение.

– Я не могу!

– Конечно, можешь Это второе правило.

Едва заметно покачав головой, Дейзи поднесла руку к горлу.

– Это низко! – прошептала она, теребя пальчиками пуговицу, скрытую под

голубой шелковой лентой воротника.

– В одном нижнем белье, Дейзи.

Ее щеки порозовели.

– Но ведь светло!

Себастьян решил, что не время объяснять, что люди испокон веков занимались

подобными неприличными вещами при свете дня.

– Правила есть правила.

Их взгляды скрестились. Он понимал, что толкает ее далеко за пределы того,

что могло нарисовать ее куда более невинное воображение, но не в силах был

уступить. Он так сильно этого желал. Так в этом нуждался.

Под его непреклонным взглядом она развязала воротничок, потянув за ленту. И

даже расстегнула первые две пуговицы, прежде чем остановиться.

– О Боже, – пробормотала она, опустив руку и отводя взгляд со смешком,

вызванным, как он подозревал, скорее нервозностью, нежели весельем. – Я не

могу.

– Если ты не хочешь этого, тогда тебе лучше уйти прямо сейчас. – Еще только

произнося эти слова, Себастьян уже обругал себя за сей внезапный приступ

рыцарского благородства. Он в тишине отсчитывал секунды – одна, две, три, но

Дейзи не сдвинулась с места.

– Ты сделаешь это, Дейзи?

– Да, – не глядя на него, ответила она. Так тихо, что он едва разобрал. Она

попыталась расстегнуть третью пуговицу, но руки у нее затряслись.

– Позволь помочь.

Несколько размашистых шагов – и вот он уже стоит перед ней. Дейзи безвольно

уронила руки, Себастьян откинул ее волосы за спину и принялся расстегивать

пуговки, одну за другой. Беспокойно шевельнувшись, Дейзи прикрыла глаза,

явно взволнованная, но все же не остановила его. Когда блуза распахнулась и

взгляду Себастьяна открылись кружево, ленты и нансук лифа, желание обдало

его мощной жаркой волной.

Он заметил, что Дейзи дышала тяжело, словно бы за двоих, ее частое дыхание

вырывалось меж разомкнутых губ. Она отвернулась, щеки ее заливала краска,

глаза были крепко зажмурены. Он не мог понять, что послужило тому

причиной: возбуждение или страх.

Себастьян заключил, что, вероятно, и то, и другое, но его это не остановило.

Расстегнув пояс, он уронил его на каменный пол, затем уже свободно снял с

Дейзи блузу и стянул сорочку с плеч.

Открывшееся перед ним зрелище опьяняло. Лучи послеполуденного солнца

отражались от старых известковых стен, озаряя комнату мягким золотистым

светом. В этом сиянии волосы Дейзи казались раскаленными, каждый волосок

сверкал ярким огнем. Усыпанные веснушками плечи, скромное белое белье,

округлости маленьких сладких грудей – все это манило Себастьяна, страсть

внутри него ширилась, растекаясь по членам.

Себастьян склонился ниже, и, когда вдохнул нежный цветочный аромат, его

обдало теплом ее тела. Тогда он придвинулся еще на дюйм и запечатлел

поцелуй на верхушке ее груди, над узкой кружевной каймой, и, коснувшись

губами обнаженной кожи, ощутил столь сильное наслаждение, что у него

вырвался стон.

Дейзи владели те же чувства, ибо ее тело подалось навстречу в ответ на

прикосновение его губ.

– О, нет, нет, – тихо простонала она, прижав ладони к его рубашке, словно

собиралась оттолкнуть, хотя запрокинутая в истоме голова говорила об

обратном. – Мы не должны этого делать. Уверена, что не должны!

Себастьян тоже был в этом уверен, но останавливаться не собирался. Он

работал как проклятый, чтобы оказаться здесь, и не мог все прекратить сейчас.

Прижавшись губами к округлому холмику груди, он скользнул рукой под

сорочку, и под тугой преградой корсета его пальцы нащупали набухший сосок.

Сие прикосновение оказалось чрезмерным для уже и без того обострившихся

целомудренных чувств Дейзи. Вскрикнув, она уперлась ладонью Себастьяну в

подбородок, другой рукой пихнула его в грудь и развернулась, словно собралась

бежать.

– Не уходи, – обвив рукой ее талию, он вновь прижал Дейзи к своей груди. – Не

уходи, Дейзи. Я еще не получил свой поцелуй.

– Нет, получил. – Она ткнула пальцем себя в грудь. – Ты поцеловал меня сюда!

Несогласно хмыкнув, он прижался губами к ее плечу, возле сборчатой кромки

корсажа.

– Это не поцелуй.

– Нет, неправда, – тихо простонала она, от волнения сжимая его руку. – Ты

поцеловал мою… мою… – От возбуждения не в силах назвать вещи своими

именами, Дейзи поправилась: – Поцеловал мою сорочку. Теперь ты должен

отпустить меня. О, перестань!

Она подпрыгнула, когда он языком попробовал ее кожу на вкус. Себастьян

чувствовал ее смущение, видел, что волнение в ней уступает место панике, и

отчаянно пытался придумать, как удержать ее и тем самым продлить

мгновение.

– Это не поцелуй. Поцелуй – это когда губы в губы.

– Что ж, хорошо.

Внезапно, так, что он и опомниться не успел, она развернулась, приподнялась

на цыпочках и коснулась губами его рта. Все закончилось прежде, чем

Себастьян успел осознать произошедшее, а затем Дейзи поднырнула под его

рукой и, наклонившись, подхватила с пола пояс с блузой.

– Ну вот и все.

– Нет, не все. – Себастьян вновь притянул ее к себе. – Даже если это был

поцелуй – не уверен, слишком уж быстро все случилось – ты сняла верхнюю

одежду лишь наполовину. На мой взгляд, нужно снять юбку, чтобы поцелуй

был засчитан.

Он потянулся к пуговице юбки, и Дейзи вдруг перестала сопротивляться. Она

замерла, все еще прижатая спиной к его груди, ее стройное тело оцепенело в его

руках.

– Ну же, Дейзи, – уговаривал Себастьян, уткнувшись ей в ушко. – Ты же тоже

этого хотела. Помнишь?

Дейзи не уступала и, собрав всю волю в кулак, Себастьян заставил себя дать ей

выбор. Он ослабил хватку настолько, чтобы она могла высвободиться.

Дейзи этого не сделала. Осталась там, где была, хотя он чувствовал, как она

дрожит мелкой дрожью в его легких объятиях. Медленно, очень медленно

Себастьян наклонился, повернул голову и поцеловал ее шейку. Мышцы под его

губами оказались натянуты, словно струны арфы, но Дейзи не вырывалась.

Боясь спугнуть удачу, он оставил свое намерение снять с нее юбку.

Вместо этого Себастьян нежно обнял Дейзи, осторожно притягивая ближе, пока

ее ягодицы не прижались к его бедрам, а его рука не легла ей под грудь.

Себастьян прикрыл глаза, вдыхая ее тепло и аромат. Пушистые волосы

щекотали его щеку, когда он поцеловал ее в ушко. Он почувствовал, как в ответ

по ее телу пробежала легкая дрожь, которая усилилась, когда он ткнулся языком

в мочку уха. И вот Дейзи уже затрепетала в его объятиях.

Повернув руку, он накрыл ладонью одну грудь и одобрительно хмыкнул,

оценив ее округлую, совершенную форму. Попытайся он снять с Дейзи корсет,

она, вероятно, дала бы деру, так что Себастьян заставил себя удовольствоваться

тем, что ласкал ее грудь через нижнее белье.

Осторожно, не переставая целовать шею и поглаживать грудь, он развернул их

обоих к ближайшей стене. Одна его рука все еще накрывала ее грудь, а

свободной он принялся подбирать юбки, пытаясь просунуть под них ладонь.

Шевельнувшись, Дейзи тихонько запротестовала:

– Этого не было в правилах.

Очень зря. Но Себастьян понимал, что вышел далеко за рамки любых

заключенных ими соглашений или правил. Тем не менее он был вынужден

настаивать на своем, его принуждала сила, до сей поры неведомая Дейзи. Но он

знал, что скоро все изменится.

Себастьян хотел, чтобы прежде, чем они покинут эту комнату, она возжелала

большего, в точности, как он сам.

– Я остановлюсь вовремя, – пообещал он, задирая юбки еще выше. – Доверься

мне.

С кривой усмешкой он подумал, что это самая затасканная фраза, какую

мужчины издавна говорили женщинам, но его тело горело огнем, разум

ускользал, и избитое, заезженное клише было всем, на что он сейчас способен.

Себастьян чуть согнул колени, чтобы прижаться пахом к ягодицам Дейзи, и

когда она подалась навстречу, радость его была столь велика, что грозила сбить

с ног и заставить нарушить только что данное обещание.

Страсть бушевала в его теле. Себастьян был тверд как камень и ощущал

ноющую боль, он хотел увлечь Дейзи на пол и овладеть ею здесь и сейчас,

прямо так, на коленях, но не мог. Боже правый, ведь он только что попросил

довериться ему.

Кроме того, он не предпринял обычных мер предосторожности. И она к тому же

невинна, едва ли из тех, с кем можно поразвлечься на каменном полу. Придется

удовольствоваться тем, что он доставит наслаждение ей.

Целуя изгиб ее шеи там, где она переходит в плечо, он рукой прокладывал себе

путь под юбки. Приподнял их, зажав складки голубой шерсти и белого муслина

меж их тел, затем скользнул рукой под ягодицы, медленно провел между бедер

и через повлажневшие панталоны накрыл ладонью венерин холмик.

Дейзи вскрикнула и резко дернулась, ощутив его прикосновение. Она подалась

вперед, словно хотела сбежать, но бежать было некуда, и ее ладони уперлись в

стену. Повернув голову, она прижалась пылающей щекой к каменной стене и

что-то неразборчиво простонала.

Кажется, прозвучало его имя и что-то насчет дневного света, но он не собирался

останавливать из-за подобной чепухи, не сейчас, когда ее тело двигалось в такт

его прикосновениям. Она была близка, неимоверно близка к блаженству. И

ничто не могло удержать Себастьяна от того, чтобы подарить его ей.

Он водил рукой вперед и назад, используя трение влажной ткани, чтобы

возбудить Дейзи еще больше, вознести еще выше. Теперь она тяжело дышала,

издавая тихие вздохи желания и тревоги.

Он слышал, как отвечает ей, слышал свой шепот, хриплый от усилий сдержать

собственную страсть в узде.

– Все в порядке, – произнес он, пытаясь возбудить ее и одновременно упокоить.

– Все в порядке, цветочек. Ты чувствуешь то, что должна чувствовать. Просто

позволь этому случиться.

Еще только произнося эти слова, он ощутил, что она быстрее принялась

тереться о его руку. Неловкими, но исступленными рывками она стремилась

навстречу тому, о приближении чего еще не ведала. Наблюдая за ней, Себастьян

пожалел, что не может развернуть ее к себе, ибо сейчас к нему был обращен

лишь ее профиль – разгоряченная щека, прижатая к гладкому холодному

известняку, но если б он сейчас остановился, чтобы сменить позу, то полностью

разрушил бы мгновение. Пришлось довольствоваться видом залитой краской

щеки, усыпанной прелестными веснушками, и выбившихся из-за уха

непослушных рыжих завитков, и пусть он видел лишь половину лица, но не

было в его жизни зрелища прекраснее, чем написанное на нем наслаждение в

момент, когда она наконец достигла пика.

Тяжело дыша, Дейзи привалилась к стене, но Себастьян выждал, когда

последние конвульсивные волны оргазма отступят, и только потом убрал руку.

Опустив юбки, он разгладил их в прежнем порядке, изо всех сил стараясь не

думать о болезненной, ноющей потребности собственного тела. Себастьян

развернул Дейзи к себе так, чтобы видеть ее лицо целиком, и, когда она

изумленно открыла глаза, ощутил всплеск удовольствия не менее мощный,

нежели любое когда-либо испытанное им сексуальное освобождение.

Заправив ей за ушко выбившийся локон, он заставил себя отпустить Дейзи.

– Вот, – проговорил он, отступив назад, – такой поцелуй я и имел в виду.

Так не целуются. Дейзи не понимала, что с ней только что произошло, но знала,

что с этим не мог сравниться даже их страстный поцелуй в лабиринте.

Она во все глаза смотрела на Себастьяна, оцепенев от охватившего ее вихря

ощущений. Она до сих пор вздрагивала, хотя граф уже не касался ее. И

несмотря на тишину в комнате, в ушах до сих пор эхом отдавались ее

собственные стоны.

Себастьян отвернулся, чтобы собрать снятую раньше с Дейзи одежду.

Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Он протянул ей вещи, но она не

спешила их надевать. Прежняя стеснительность исчезла без следа. После всего

случившегося ее уже не сильно заботило, что она стоит перед ним полуодетая в

залитой светом комнате.

Ее тело было объято экстазом и все еще исполнено некой странной апатии.

Какая-то часть ее не желала ничего, кроме как обвить руками его шею,

поцеловать и остаться здесь так надолго, насколько только возможно, но

Себастьян, казалось, не горел желанием задерживаться. Он помог ей надеть

блузу и даже было принялся застегивать пуговицы, но, глубоко вздохнув,

остановился.

– Полагаю, тебе лучше закончить самой, – выдохнул он, убрав руки. – Не

думаю, что я сейчас способен с этим справиться.

Он не стал вдаваться в объяснения, но Дейзи различила хрипотцу и

напряженность в его голосе. Прежде чем он отвернулся, Дейзи случайно

опустила взгляд, и, когда заметила твердую выпуклость под брюками,

понимание внезапно проникло в ее потрясенный разум.

– Ты в порядке?

Язвительный смешок эхом отразился от стен.

– Нет, пока что нет, – бросил он через плечо и направился к выходу. – Но

ничего, переживу.

Между ними повисло молчание. Никто не проронил ни слова, пока Дейзи не

закончила одеваться и не подошла к дверям, к тому месту, где стоял он.

– Лучше иди первой, – обронил Себастьян. – Если по пути вдруг встретишь

тетушку или кого-нибудь из слуг, скажешь, только что вышла на вечернюю

прогулку по имению. Старайся вести себя так, словно ничего не произошло.

Дейзи опасалась, что он требует невозможного. После необычайных событий

сегодняшнего дня, едва ли когда-нибудь она вновь станет прежней.

Evelina 02.11.2014 10:56 » Глава 16

Перевод: Evelina

Редактирование: kerryvaya

Глава 16

Обуздать желание можно, если желание слабо.

Уильям Блейк

На следующее утро Дейзи обнаружила, что Себастьян уехал. Непредвиденные

дела в Лондоне, объяснила за завтраком леди Матильда, но Дейзи подозревала,

что причиной тому скорее события минувшего дня, нежели какие-то дела,

которые ему понадобилось уладить в городе.

Сообщая новость об отъезде племянника, леди Матильда внимательно

наблюдала за гостьей, и та почувствовала неодолимое желание последовать

совету Себастьяна. Попыталась сохранить безразличный вид, но подобные

фокусы плохо ей удавались, так что леди Матильда сразу же ее раскусила.

– Понимаю, это досадно, – проговорила пожилая дама, – но вовсе не

обязательно выглядеть щенком, которого не взяли на прогулку, дорогая.

Сделав глоток утреннего чая, Дейзи спешно изобрела оправдание

разочарованному выражению, которое Матильда разглядела на ее лице.

– Я надеялась, его сиятельство прочтет несколько моих новых глав и выскажет

свое мнение, – объяснила она, стараясь говорить бодрым деловым тоном. –

Боюсь, теперь придется продолжать в одиночку и надеяться, что я на верном

пути.

На этом Матильда, казалось, успокоилась, но до самого конца завтрака Дейзи

ощущала на себя пронзительный взгляд голубых глаз пожилой дамы и

подозревала, что ее объяснение прозвучало почти так же правдоподобно, как

истории Жюля Верна об отправленных на Луну вагонах-снарядах.

Под столь испытующим взором, в голове стали настойчиво всплывать

воспоминания о вчерашнем вечере, заставляя Дейзи чувствовать себя так,

словно на груди у нее вышита огромная алая буква «А»[1].

Как можно быстрее она сбежала из-за стола и укрылась в библиотеке,

исполненная решимости отбросить прочь всякого рода беспутные мысли и

поработать.

Но вновь, несмотря на все благие намерения, писать Дейзи не смогла.

Воспоминания о вещах, которые творил с ней Себастьян, продолжали

вспыхивать в мозгу. Ощущение его твердого тела, прижимающего ее к стене,

низкий голос, шепчущий ей на ухо, его необычайные прикосновения – все это

продолжало мучить Дейзи.

Она со вздохом откинулась на спинку кресла и, отняв руки от пишущей

машинки, посмотрела через два стола на пустующее рабочее место. Неделями

они каждый день проводили здесь вместе, и теперь казалось странным не видеть

его напротив, не слышать клацанье печатной машинки.

Себастьян забрал «Крэнделл» с собой, и это должно было утешить Дейзи, ибо

означало, что он намерен и вне дома продолжать работу. Но уставившись на

пустое кресло, Дейзи вовсе не чувствовала себя утешенной. По правде говоря,

она была совершенно опустошена.

Лондон в августе оказался волнующ, словно лекция по латыни. Парламент

давно распустили, сезон закончился, и каждый, представляющий хоть

отдаленный интерес, отправился в Торки, Найс или же в чье-нибудь загородное

поместье. Себастьян, приехавший в город в надежде отвлечься, лишь по

приезду вспомнил, как скучна столица его родины в это время года.

Не то чтобы он вообще много раздумывал, прежде чем покинуть Эвермор. Тот

вечер с Дейзи в павильоне преследовал его всю ночь, лишая сна. Себастьян

лежал в кровати, мучая себя воспоминаниями об их маленьком эротическом

приключении и придумывая бесчисленные вариации на эту отдельно взятую

тему. В отчаянии, зная, что она лежит в постели всего лишь через несколько

дверей от его собственной спальни, Себастьян спустился в библиотеку и

попытался работать. Но и тут его постигла неудача, ведь их разделяло всего два

этажа, так что соблазн был все еще чересчур близок.

На рассвете он отчаялся и принялся прочесывать библиотеку в поисках

справочника Брэдшоу[2]. Обнаружив оный, Себастьян выяснил, что в семь утра

из Дартмура идет поезд до вокзала Виктория[3], разбудил Аберкромби и велел

камердинеру паковать вещи. Оставил записку для тетушки и отбыл из дома,

полагая, что Лондон находится достаточно далеко от Дейзи Меррик, чтобы

сохранить в целости ее девичью добродетель.

Себастьян смутно надеялся, что сможет преобразовать страсть в страницы и

главы, но быстро обнаружил, что, когда Дейзи не сидит напротив, писать

становится почти невозможно. Он поймал себя на том, что постоянно

поднимает глаза от печатной машинки, намереваясь задать Дейзи вопрос, узнать

ее мнение или попросить совет, и лишь потом вспоминает, что он больше не в

Эверморе рядом с ней.

Он неизбежно оставит попытки и отправится на поиски чего-то, чего угодно,

что поможет выкинуть ее из головы. Светлая сторона, если в пребывании в аду

вообще может быть светлая сторона, заключалась в том, что на сей раз

потребность в Дейзи, а не в кокаине, заставила его забросить печатную

машинку. Страсть к женщине, даже если эта страсть не находит

удовлетворения, все же предпочтительнее страсти к наркотику. Однако

проблема в том, что Лондон в августе не столь волнующ, чтобы хоть от чего-

нибудь отвлечь, а в особенности от эротических фантазий о рыжеволосой

прелестнице с совершенной грудью, длинными ногами и соблазнительной

попкой. Вскоре у Себастьяна вошли в привычку очень длинные прогулки и

очень холодные ванны.

Но шли недели, и август сменился сентябрем, а Себастьяну никак не удавалось

избавиться от мучившего его желания. Что бы он ни делал и куда б ни шел, все

напоминало ему о Дейзи. Только-только начавшая опадать с вязов листва

навевала мысли о ее пламенеющих волосах. Выставка полотен Моне в

Национальной галерее воскрешала в памяти яркие зеленовато-голубые глаза.

Даже поход по магазинам на Бонд-стрит не помог выкинуть ее из головы.

Мельком взглянув на одну из витрин, Себастьян остановился как вкопанный.

Он сделал шаг назад и, еще раз посмотрев сквозь витринное стекло, застонал от

досады. Черт возьми, неужто он даже не способен прогуляться по лондонским

улочкам без того, чтобы его не мучила тоска по ней? Прижавшись ладонями к

витрине, граф смотрел через стекло, но более не видел того, что привлекло его

внимание. Как не видел собственного отражения и названия магазина,

написанного золотыми буквами на стекле. Нет, он видел лишь ее лицо – милое,

невинное, веснушчатое лицо, изумленно вспыхнувшее от эйфории ее первого

оргазма.

Боже всемогущий. Ему захотелось разбить голову о стекло.

Отвернувшись, Себастьян потер глаза. Ни к чему хорошему это не приведет,

напомнил он себе. Он понимал, что играет с ее целомудрием, невинностью,

вероятно, даже с сердцем. Но что там, его, подлеца, это мало заботило. Только

благодаря ей он вновь стал писать. И не мог от этого отказаться. Не мог

отказаться от нее. Не теперь. Когда днем и ночью его терзала страсть, не

оставляя ни на минуту.

Зачем же бороться с ней?

Выругавшись, Себастьян рывком открыл дверь и вошел внутрь.

Дейзи старалась не считать дни, минувшие с отъезда Себастьяна, но не могла

сдержаться. Она скучала по нему. Каждый вечер уныло смотрела на пустующее

место во главе обеденного стола. Каждое утро спускалась по лестнице в

надежде обнаружить его за письменным столом, но всякий раз оказывалась

разочарована. Каждый день она гуляла по территории Эвермора, возвращаясь в

те места, где они побывали.

Она бросила полпенни в колодец желаний и загадала, чтобы Себастьян

вернулся. Осмотрела дугу Осборна, пытаясь понять, как кому-то может

показаться забавным выдергивать бедную беззащитную форель из ее домиков.

Прошлась по лабиринту, в то время как в ушах звенел его голос, цитирующий

стихи. Ее терзали воспоминания о том, что случилось в павильоне, и спустя

месяц после отъезда Себастьяна она вновь оказалась там. Дейзи глядела на ту

самую каменную стену, где он так неописуемо ласкал ее, и на нее вновь

нахлынули тот голод и отчаянная потребность, что она испытывала тогда. Ей

страстно захотелось, чтобы он вернулся и вновь проделал с ней все эти

беспутные вещи.

Минувший месяц показался ей вечностью, и не было ни намека на то, когда он

собирается вернуться. Если вообще собирается. Матильда получила от

Себастьяна письмо, в котором сообщалось, что он подыскал для Эвермора

новых арендаторов, так что к концу ноября она должна обратно переехать в

летний домик, а вот Дейзи не получила ни единой весточки.

Вероятно, думала она, покинув павильон и направившись к дому, ей следует

написать ему в город и прямо спросить, когда он намерен вернуться. Всегда

можно сослаться на сроки, напомнить, что у него осталось меньше тридцати

дней, и спросить, как продвигается книга. Идя через террасу к ведущим в

библиотеку французским дверям, Дейзи убеждала себя, что имеет полное право

справиться о нем.

Войдя в библиотеку, она стащила соломенную шляпку и перчатки. До вечернего

чаепития оставался всего час. Пора уже перестать слоняться без дела и сесть за

работу. Бросив шляпку с перчатками на ближайшее кресло, Дейзи направилась

к столу, но вдруг остановилась, пораженная увиденным.

Это был «Крэнделл» – прекрасный, блестящий, совершенно потрясающий

черный «Крэнделл».

Вскрикнув от удивления и восторга, Дейзи бросилась к письменному столу. Она

даже потрогала машинку, чтобы убедиться, что ей не мерещится. Но прочный

металл под пальцами уверил, что это не плод ее воображения. По всей

видимости, новая, более усовершенствованной, чем у Себастьяна, модели.

Перламутровая инкрустация была расписана красными розами. Машинка была

прекрасна.

Но откуда она взялась? Кто…

Подняв глаза, Дейзи заметила, что старая потертая машинка Себастьяна вновь

заняла свое законное место. Он вернулся.

Радость взорвалась в ней вспышкой фейерверка. Она сделала шаг, собираясь

сразу же отыскать его, но вновь нечто привлекло ее внимание, заставив

остановиться. Возле нового «Крэнделла» лежала записка с графским гербом.

Схватив ее, Дейзи сломала печать и развернула листок.

«В полночь. В летнем домике.

С.Г.»

Сердечко Дейзи воспарило к небесам.

«Как же вытерпеть до полуночи?» – размышляла она, свернув записку и

положив ее в карман. Наверняка это будет агонией.

Так оно и оказалось. По сравнению со следующими восемью часами,

предыдущий месяц показался ей одним мгновением. Сославшись на головную

боль, Дейзи предпочла отказаться от чая и попросила, чтобы поднос с едой

принесли в комнату, ибо просто не смогла бы вынести ужин под бдительным

оком своей компаньонки, зная, что собирается ускользнуть на тайное свидание с

Себастьяном под самым носом у его тетушки.

Но неприличность этой встречи не удержала Дейзи, а запретная сторона их

игры только подхлестнула ее волнение.

За несколько минут до назначенного времени, Дейзи выскользнула из дома

через боковую дверь, которой почти никто не пользовался, и отправилась в

летний домик. На счастье, тропу освещала полная луна, потому что всю дорогу

Дейзи бежала бегом.

Добравшись, она обнаружила, что в коттедже темно, но все же поднялась по

ступеням на веранду, вытащила шпильки и распустила волосы. Сунув шпильки

в карман, Дейзи открыла дверь. Откинув назад теперь уже свободно

рассыпавшиеся волосы, она вошла внутрь и закрыла за собой дверь.

Ей пришлось несколько раз моргнуть, потому как внутри коттеджа оказалось

темнее, нежели на залитой лунным светом веранде. Дейзи стояла в фойе, справа

от нее располагалась та самая гостиная, которую она рассматривала через окна в

тот день, когда они приходили сюда вместе с Себастьяном, правда, теперь она

могла увидеть чуть больше, чем в свой предыдущий визит.

Полотна с мебели сняли, без сомнения, в преддверии возвращения сюда

Матильды, но темнота мешала Дейзи разглядеть детали убранства. Однако из

комнаты слева в фойе просачивался слабый мягкий свет.

– Себастьян? – тихо позвала она. – Ты здесь?

Не успела Дейзи договорить, как он уже возник в дверях. В руке Себастьян

сжимал единственную свечу в подсвечнике, освещавшую золотистым светом

его белую льняную рубашку.

– Ты пришла, – произнес он.

Дейзи удивилась:

– А ты думал, я не приду?

– Я не знал. Полночное свидание для любой женщины, определенно,

представляет неоспоримый риск.

Ей не хотелось думать о рисках.

– Пришлось прийти. В любом случае я должна поблагодарить за пишущую

машинку. Это самый прекрасный подарок, какой я когда-либо получала.

Переступив с ноги на ногу, Себастьян с почти смущенным видом отвел взгляд.

– Что ж, любой великой писательнице нужна достойная ее печатная машинка.

Дейзи затаила дыхание.

– А я великая писательница?

– Ты ею станешь.

Уверенность, с которой он это произнес, заставила душу Дейзи воспарить

ввысь, но следующие его слова вновь обрушили ее на землю.

– Боюсь, я не выполнил свою часть сделки, ведь у меня нет для тебя ста

страниц.

Тяжело сглотнув, Дейзи постаралась не выдать голосом охватившее ее

разочарование, но стоило заговорить, и она поняла, что не преуспела.

– Без страниц я не могу тебя поцеловать, – печально подытожила она.

Но Себастьян неожиданно рассмеялся.

– По правде говоря, поцелуи необязательны. По крайней мере, для мужчин.

Дейзи не представляла, что он имел в виду.

– Тогда зачем мы здесь?

– Затем, что мне нужно было тебя увидеть.

Чтобы лучше ее видеть, он поднял свечу, и даже в таком тусклом свете Дейзи

смогла различить следы усталости на его лице.

– Боже, – воскликнула она, подходя ближе, – ты выглядишь измотанным. Чем

ты занимался в Лондоне? Уж точно не спал. Ты… – Она осеклась, не решаясь

задать вопрос, неуверенная, что хочет знать ответ.

– Оправдывал свою репутацию? – словно прочитав мысли, закончил за нее

Себастьян. – Нет.

Миновав вестибюль, Дейзи встала перед ним, с тревогой взирая на его лицо.

– Себастьян, с тобой все нормально?

– Боюсь, что нет.

Свободной рукой он коснулся Дейзи, откинув прядь волос с ее щеки.

– Я во власти безумия, цветочек. Ты права, я не спал, по крайней мере как

следует. Я не могу думать. И определенно не могу писать. Поэтому-то у меня не

набралось для тебя сотни страниц, разве что с десяток. – Он поставил свечу на

серебряный поднос для визиток, затем потянулся к Дейзи и обхватил ладонями

ее лицо. – Я вернулся в надежде, что ты сжалишься надо мной и вновь одаришь

меня своим особым вдохновением.

Одного его прикосновения оказалось достаточно, чтобы Дейзи задрожала от

волнения, и ей вдруг стало неважно, выполнил ли он свою часть сделки или нет.

Он вернулся, и только это имело значение.

– Хочешь нарушить правила?

– Да, и если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, ты ответишь «нет» и

уйдешь.

Когда она не двинулась с места, Себастьян наклонился ближе, но не поцеловал

ее.

– Я хочу, чтобы ты поняла, – сказал он. – Если бы я остался, то не сумел бы

предотвратить неизбежное. Но проведя месяц в аду, я устал бороться. Дейзи, ты

преследовала меня, подобно призраку. Куда бы я ни шел, все напоминало мне о

тебе. Я пытался писать, но без тебя всякий раз заходил в тупик. Я стал таким,

каким был до встречи с тобой, – пропало вдохновение и цель. Я хочу тебя, и да

поможет мне Бог, я не в силах перестать хотеть. Поэтому я вернулся домой и

попросил тебя о встрече.

Его слова взволновали Дейзи до глубины души.

– Со мной происходило то же самое, – призналась она. – Потому я и пришла.

– Не стоило. Если ты останешься… – Себастьян умолк, его взгляд блуждал по ее

лицу. – Тогда мы станем любовниками, Дейзи, – закончил он, вновь

встретившись с ней взглядом. – Во всех отношениях. Больше никаких поцелуев

и прогулок, никаких игр, никаких правил.

Он крепче сжал руки, его пальцы легли на ее затылок, губами он почти касался

ее губ.

– Понимаешь, что это значит?

На самом деле, не совсем. До этого момента, она вообще не представляла, куда

может завести эта игра. Ее воображение не заходило дальше его неописуемых

прикосновений в павильоне. Но теперь, здесь, посреди ночи, очутившись в доме

с ним наедине, она поняла. Их свидание вело к тому, о чем леди с Литтл-Рассел-

стрит говорили не иначе, как шепотом, и никогда прямым текстом, и о чем в

книгах упоминалось с такой деликатностью, что было не догадаться, делят

влюбленные ложе или же играют в пикет.

Дейзи глубоко вдохнула, пытаясь собраться с духом.

– Да, Себастьян, я понимаю. Ты хочешь… – Голос подвел ее, и Дейзи изо всех

сил пыталась совладать с ним, чтобы произнести эти слова вслух. – Ты хочешь

лечь со мной. Спать со мной.

Себастьян убрал руки.

– Это больше, нежели просто вздремнуть в горизонтальном положении на

кровати.

– Я знаю. – По крайней мере, она догадывалась, но о чем именно шла речь, не

могла сказать.

– Ты не можешь знать, – возразил он, словно бы прочтя ее мысли. – Не

наверняка. До тех пор, пока это не случилось с тобой. Но однажды утраченная

невинность, утрачена навсегда. Ее уже не вернешь.

Дейзи словно бы услышала голос миссис Моррис, презрительным шепотом

сплетничавшей со своей подругой миссис Инкберри об одной из соседок Дейзи

по Литтл-Рассел-стрит: «Она утверждает, что все это время работала в магазине,

но уж я-то знаю. Эта маленькая шлюшка спит с тем мужчиной».

Глядя в красивое лицо стоящего перед ней Себастьяна, Дейзи ни в коей мере не

чувствовала себя шлюхой при мысли, что переспит с ним. Она ощущала себя

счастливой, взволнованной и опьяненной.

– Полагаю, все рано или поздно ее теряют, – ответила она. – Себастьян, мне

двадцать восемь и до встречи с тобой я никогда не испытывала влечения. Я

пыталась писать о нем, пыталась его понять, но до тебя это было невозможно.

Сколько я себя помню, меня окружали женщины, лелеявшие меня, защищавшие

и оберегавшие от всего, что они могли счесть развратным, возбуждающим,

болезненным или же просто трудным. И этим только отравляли мне жизнь, я

чувствовала, что задыхаюсь.

– Не сомневаюсь, они хотели лишь защитить тебя.

– Я понимаю, но не могу быть им за это благодарна. Каждая женщина в своей

жизни должна познать романтический трепет. Ты и сам говорил, что у меня не

было поклонников, потому что я не была знакома с мужчинами.

– Я не твой поклонник, – неожиданно грубо произнес он. – Я не настолько

благороден.

Она с улыбкой коснулась ладонью его щеки.

– От тебя меня не нужно защищать.

– Как бы не так, цветочек. Именно от таких, как я, тебя и защищали.

– Для того, кто устроил это свидание, ты слишком стараешься меня разубедить.

Поднявшись на цыпочки, Дейзи едва не касалась губами его рта.

– Новое правило, – прошептала она, обвив руками его шею. – Муза теперь

может дарить вдохновение по своему усмотрению, когда только пожелает. – С

этими словами она прижалась поцелуем к его губам.

Себастьян не шевельнулся, но Дейзи почувствовала, как по его крупному телу

пробежала дрожь.

– Господь проклянет нас обоих за глупость, – пробормотал он возле ее лица. А

затем обнял Дейзи и раздвинул ее губы своими.

Прикрыв глаза, она простонала, не прерывая поцелуя. Как она вообще могла

подумать, что позабудет, какое это наслаждение? Как она могла хотеть забыть?

Крепче обняв Себастьяна за шею, Дейзи запуталась пальцами в непослушных

прядях его волос, внутри нее нарастала тоска по его прикосновениям.

Он хрипло простонал в ответ и углубил поцелуй, пробуя ее языком, забирая

весь воздух из легких, отчего у Дейзи голова шла кругом. Этот поцелуй был не

похож на прочие – грубый, необузданный, почти первобытный.

Внезапно Себастьян прервался и, прерывисто дыша, отстранился чтобы

взглянуть на Дейзи. Он хотел что-то сказать, но сумел выговорить лишь ее имя,

затем умолк и обхватил ладонями ее лицо. И снова поцеловал, на сей раз

нежнее, мягче, медленнее, упиваясь поцелуем, от которого по членам

растекалось ноющее тепло. Дейзи чувствовала себя невесомой, бесплотной.

Одной рукой Себастьян обнял Дейзи за талию, а другой, наклонившись,

подхватил под колени и оторвал от пола.

– Захвати свечу, – сказал он, и с нею на руках направился к лестнице.

Дейзи подчинилась, одной рукой держа свечу, свободной она обхватила его за

шею. Себастьян поднялся по лестнице, позволив Дейзи насладиться очередным

романтическим переживанием и миновав половину коридора, очутился в

спальне.

Как и в нижней гостиной, здесь уже успели снять с мебели накидки, и, когда

Себастьян поставил Дейзи на ноги, она смогла различить мерцание латуни на

кровати справа от себя и темные очертания мебели в других частях комнаты.

Дейзи поставила свечу на ближайшую поверхность, которая оказалась

мраморной столешницей умывальника.

Вновь обернувшись, она увидела, что Себастьян по-прежнему стоит перед ней.

– Ты уверена? – спросил он.

Она улыбнулась при виде его серьезного лица.

– Да, Себастьян, уверена.

– Что ж, хорошо. – Откинув ее волосы за спину, он едва заметно улыбнулся. –

Хоть ты и прекрасна в свете свечи, милая, я жалею, что сейчас не день. Мне

нравится наблюдать, как в твоих волосах играет солнечный свет.

– И это не перестает меня удивлять, – прошептала она и протянула руку, чтобы

коснуться его груди. Стоило ощутить под ладонью твердые мускулы, как

внутри нее разгорелось пламя, пламя, о существовании которого Дейзи не

догадывалась еще месяц назад. Пламя возбуждения.

Себастьян не двигался, но, расстегивая пуговицы рубашки, Дейзи чувствовала

его взгляд на своем лице. От предвкушения, волнения и мучительной

неуверенности тряслись руки, но, когда он вознамерился помочь, Дейзи лишь

покачала головой.

– Нет, я хочу сделать это сама.

– Хорошо.

Он помог ей, стянув с плеч лямки подтяжек, расстегнув манжеты и вытащив

рубашку из-за пояса брюк.

Покончив с пуговицами, Дейзи распахнула рубашку и стащила ее с плеч. Та

упала за спиной Себастьяна, и Дейзи завороженно принялась изучать его грудь

в свете пламени свечи. Подняв руку, она коснулась его и изумленно

проговорила:

– Ты красивый... Словно статуя.

Себастьян стоял неподвижно, пока Дейзи изучала могучие руки и грудь,

проводя пальчиками по линиям мышц и сухожилий, обводя темные плоские

диски сосков и опускаясь ниже, к поясу брюк.

Но тут он ее остановил.

– Моя очередь, – сказал Себастьян, взяв Дейзи за запястья и мягко убирая ее

руки, а затем принялся раздевать ее, как тогда в павильоне. Его пальцы ловко

справлялись с пуговками, куда более умело, нежели ее трясущиеся руки

расстегивали его рубашку. Не мешкая, он расстегнул корсаж и, вместе с платьем

стянув его с плеч, прижался губами к открывшейся взгляду обнаженной коже.

Судорожно вдохнув, Дейзи запрокинула голову. Это не история в книге. Это

реальность. Она почувствовала, как губы Себастьяна прокладывают дорожку

вдоль ее ключицы, и сердце забилось с такой силой, что его грохот отдавался в

ушах. Тело просило поцелуев и прикосновений, жаждало уже испытанных

тогда, в павильоне, ласк, но Дейзи словно онемела, не смея попросить об этом

вслух. Опустив голову, она посмотрела ему в лицо и, не говоря ни слова, взяла

его руку и прижала к своей груди.

Себастьян раскрыл ладонь, и даже через корсет и сорочку Дейзи ощутила на

груди тепло его руки. По телу начало разливаться желание – на сей раз она его

узнала, распознала самую его суть. Желание хлынуло волной горячего меда,

когда Себастьян бережно обхватил ладонями ее грудь. Постепенно оно

нарастало, ширилось, до тех пор, пока Дейзи уже не в силах была терпеть.

Она просунула пальцы под его ладони, чтобы расстегнуть корсетные крючки, но

Себастьян вновь придержал ее запястья и отвел руки в сторону.

– Сделай милость, не мешай мне наслаждаться, – с показной строгостью

произнес он. – Ты испортишь все веселье.

– Тогда не мог бы ты наслаждаться побыстрее, Себастьян, – с нотками

раздражения в голосе попросила Дейзи.

Он тихонько рассмеялся

– Я хочу, чтобы мы наслаждались этой ночью вместе, – сказал Себастьян,

запечатлев поцелуй на ее носике. – Я не намерен спешить, так что поумерь

немного пыл. Заниматься любовью нужно медленно. – Говоря это, он тем не

менее уступил ее желаниям и расстегнул крючки корсета.

– Подними руки, – попросил он, уронив корсет на пол.

Дейзи подчинилась, и Себастьян взялся за подол сорочки. Когда он снял ее

через голову, Дейзи вдруг объял приступ стеснительности. Стоило ей осознать,

что выше пояса она теперь обнажена, как давешнее желание стало ускользать,

подобно очертаниям в тумане. Она наклонила голову и при виде своей

обнаженной, усыпанной веснушками груди почувствовала себя еще более

уязвимой, чем прежде, этой уязвимости она не ощущала секундой ранее.

Дейзи вдруг захотела прикрыться.

Но вновь посмотрев на Себастьяна, она увидела, что его губы изогнуты в столь

любимой ею полуулыбке.

– Ты так прекрасна, – пробормотал он, коснувшись кончиками пальцев ее

сосков, и внезапная стеснительность Дейзи исчезла без следа. Впервые в жизни

она наконец поверила, что действительно красива.

Себастьян наклонил голову, и Дейзи подумала, что он собирается ее

поцеловать, но он лишь скользнул губами по ее губам, а затем опустил голову

ниже. Когда он коснулся поцелуем груди, у Дейзи вырвался стон, и она вновь

почувствовала слабость в коленях. Дабы удержаться на ногах, она судорожно

схватилась за медное изножье стоявшей позади кровати.

Себастьян последовал за ней, сделав шаг вперед. Подняв руку, он обхватил

ладонью грудь, только на сей раз между ней и его теплой гладкой кожей не

было слоев ткани. Он склонился к другой груди, но теперь его прикосновение

не было простым поцелуем. Вместо этого он приоткрыл губы и втянул сосок в

рот. Дейзи задохнулась от пронзивших ее острых ощущений и выгнулась

навстречу, все еще не выпуская изножье из рук.

Себастьян нежно тянул губами сосок, шаловливо играл с ним языком. Дрожа и

постанывая, Дейзи продолжала цепляться за кровать, терзаемая голодной

потребностью. Той же самой, что она ощутила в павильоне, но на сей раз куда

более сильной и мощной, ведь теперь Дейзи знала, что она означает, к чему

ведет.

Она выгибалась навстречу, желая большего, и когда ее бедра прижались к его

чреслам, их соприкосновение послало искры наслаждения по всему ее телу.

Казалось, Себастьян почувствовал это. Отыскав наощупь пуговицу юбки, он

расстегнул ее. Заодно развязал завязки нижней юбки и, опустившись на колени,

дернул обе юбки вниз. Высвободив их из-под ног Дейзи, Себастьян стащил

башмачки и швырнул через плечо.

– А как же насчет того, чтобы делать все медленно? – поддразнила Дейзи, но ее

вопрос оборвался изумленным вздохом, когда пальцы Себастьяна скользнули

под край панталон и забрались внутрь чулок, чтобы погладить ямочки под

коленями. От его прикосновения у Дейзи по ногам забегали восхитительные

мурашки. – И что, – сумела она добавить придушенным шепотом, – случилось с

твоим терпением?

– Боюсь, оно быстро испарилось, – последовал ответ. Голос Себастьяна звучал

столь же прерывисто, пока он пытался справиться с подвязками. Стянув с нее

чулки, он занялся панталонами. Когда шелковистый нансук соскользнул с ног,

Дейзи вдруг поняла, что ее тело теперь совершенно обнажено перед его взором.

Никогда прежде она не представала полностью раздетой перед другим

человеком, но тем не менее ею уже не владело прежнее смущение. Теперь она

преодолела его.

Дейзи коснулась волос Себастьяна, пропустила между пальцами густую прядь и

откинула назад. В это мгновение ее накрыла волна нежности, сладкой щемящей

нежности, которой она доселе не испытывала. Он наклонился, чтобы

поцеловать ее в живот, и от горячего влажного поцелуя в самом ее средоточии

собралось жидкое тепло и растеклось от пупка по каждой частичке тела. Боже

правый, изумленно думала она, глядя на Себастьяна сверху вниз, получается вот

этим и занимаются влюбленные?

Дейзи чувствовала, как горячая ладонь скользит вверх по обнаженному бедру, и

нежность уступила место чему-то более чувственному, гораздо более

ненасытному. С согласным стоном она прислонилась к кровати, зная, что сейчас

грядет и приветствуя это.

Медь холодила спину, но прикосновение Себастьяна опалило, когда он

коснулся ее в том же месте, где прежде. И как прежде, эта ласка пронзила ее

осколками неописуемого наслаждения.

Себастьян знал это, понимал, что она чувствует и чего хочет, и, казалось,

получал огромное удовольствие, мучая ее своим знанием.

– Тебе ведь нравится? – промурлыкал он рядом с ее животом. – Не так ли,

цветочек?

– Ммм, – только и сумела выдавить Дейзи и судорожно кивнула, просто на

случай, если он не понял, что ее невнятный ответ был утвердительным.

Каким-то образом его поддразнивания и горячее дыхание, опалявшее живот,

только больше накалили чувства Дейзи, сделав наслаждение еще острее. Ее

бедра двигались, терлись об его руку, в то время как ею завладевала

ненасытная, отчаянная потребность, нарастая внутри, подводя к той

упоительной вершине, где она уже побывала раньше.

Себастьян опустился чуть ниже, проведя языком вниз по животу, и краем

сознания Дейзи разгадала его намерение.

– О, нет! – изумленно задохнулась она, вцепившись в шелковистые пряди его

волос. Но Себастьян был непоколебим, и, когда он поцеловал самое ее

сокровенное местечко, казалось в Дейзи что-то воспламенилось, и протесты

уступили место совершенно иному отклику.

– Да, о да! – вскрикивала она, потрясенная звуком собственного голоса,

прозвеневшего с такой распутной несдержанностью. Наслаждение от его

чувственного поцелуя было неописуемым; оно омывало волнами, каждая

сильнее и изысканнее предыдущей, они накатывали вновь и вновь, пока это

стало невозможно описать словами. Дейзи могла лишь тяжело и быстро

дышать, исступленно двигаясь навстречу его рту, пока, наконец, не изнемогла –

все ее силы растворились в сладком забытьи.

Поднявшись, он обхватил ее за талию, не дав упасть на колени.

И вновь Себастьян подхватил ее на руки и осторожно опустил на кровать.

Он стоял над Дейзи, в тусклом свете свечи на умывальном столике за его

спиной ей был виден лишь силуэт. Себастьян стал раздеваться, широкая грудь

нависала над ней темной стеной, пока он стаскивал с плеч рубашку. Задернутые

шторы не пропускали лунный свет, так что Дейзи не видела даже лица

Себастьяна и, услышав, как его ботинки стукнулись о пол, ощутила внезапную

дрожь сомнения.

– Себастьян? – прошептала она, когда он спустил с бедер брюки.

Внезапный страх в ее голосе не остановил его, и он поспешно снял белье и

присоединился к ней в кровати.

– Все хорошо, – проговорил Себастьян. Одной рукой поглаживая ее щеку,

другую он опустил с кровати и нащупал под ней шелковый конвертик, который

положил туда перед приходом Дейзи. Прижавшись поцелуем к ее губам, он

извлек из конверта презерватив, и хотя его член был тверд как камень, а тело

снедала неутоленная жажда, он не стал надевать кондом. Еще не время. Есть

вещи, которыми следует заняться в первую очередь.

Отчасти он разделял опасения Дейзи. Прежде он никогда не спал с

девственницей, но был совершенно уверен, что большинство из них едва ли

считают свой первый раз незабываемым опытом. Он хотел, чтобы первый раз

Дейзи стал другим.

Себастьян целовал ее и шептал ободряющие слова, в одной руке держа

презерватив, другую он просунул меж ее ног. Она была влажной и готовой, но

он медлил, поглаживая пальцем теплую шелковистую плоть ее расщелинки,

наслаждаясь тихими вскриками и ритмичными толчками бедер о его руку, пока

он дарил ей наслаждение во второй раз.

Однако есть предел мужскому терпению, и пусть ее второй оргазм не уступал

первому, его собственное тело к тому времени просто вопило о разрядке. Убрав

руку, Себастьян надел презерватив и лег сверху, умостив свое крупное тело меж

стройных бедер. Несмотря на тонкую резиновую преграду, прикосновение

головки члена к ее лону оказалось чистой мукой, но Себастьян заставил себя

еще немного повременить.

– Дейзи, – хрипло прошептал он ей на ушко, – пора мне очутиться внутри.

Понимаешь? – Не дожидаясь ответа, он быстро продолжил: – Не хочется

причинять тебе боль, но я не могу больше ждать.

– Себастьян? – Голос Дейзи дрожал от страха, когда он начал входить в нее, ее

бедра дернулись, словно в попытке сбросить его. Накрыв ее губы своими,

Себастьян крепко поцеловал Дейзи и глубоко вонзился в нее.

Он заглушил крик боли поцелуем, но Дейзи крепко обняла его за шею, а ее тело

словно окаменело. Со всхлипом она прервала поцелуй и зарылась лицом ему в

шею. Себастьян замер, борясь с быстро захлестывающей страстью.

– Прости, цветочек, – выдавил он сквозь зубы, – но все будет хорошо. Обещаю.

Еще только произнося эти слова, он почувствовал, как напряжение начинает

покидать ее тело. Надеясь, что боль также утихла, Себастьян начал двигаться.

Он старался быть нежным, ласкал ее грудь, покрывал поцелуями лицо,

нашептывая возбуждающие словечки, но наслаждение от ее тугих ножен вокруг

него, конвульсивно сжимающихся мышц, затягивающих его все глубже,

оказалось нестерпимым, и Себастьян потерял голову.

Он ускорил темп, вонзаясь все глубже, сильнее и быстрее, двигаясь навстречу

вершине, и, когда он достиг самого края, все его существо разлетелось снопом

раскаленных искр и погрузилось в чистое, блаженное забытье.

______________

Примечания:

[1] «Алая буква» (англ. The Scarlet Letter) – magnum opus американского

писателя Натаниеля Готорна. Опубликован в Бостоне в 1850 году и с тех пор

считается одним из краеугольных камней американской литературы. Главная

героиня – Эстер Прин – в отсутствие мужа зачала и родила девочку.

Поскольку неизвестно, жив ли муж, xанжески настроенные горожане

подвергают её относительно лёгкому показательному наказанию за возможную

супружескую измену – она привязана к позорному столбу и обязана носить на

одежде всю жизнь вышитую алыми нитками букву «А» (сокращение от

«адюльтер»).

[2] Справочник Брэдшоу – справочник расписания движения пассажирских

поездов в Великобритании (Bradshaw's Monthly Railway Guide).

[3] Виктория (англ. London Victoria Station) – железнодорожный вокзал в

Лондоне. Вторая по загруженности и станция метро в Великобритании (после

Ватерлоо). Назван по имени близлежащей Виктория-стрит, которая в свою

очередь названа в честь королевы Виктории.

Evelina 11.04.2015 16:43 » Глава 17

Перевод: Evelina

Редактирование: kerryvaya

Глава 17

Человеку свойственно естественное желание иметь больше хороших вещей,

чем ему необходимо.

Марк Твен

Прежде Дейзи об этом и не догадывалась. Расскажи ей кто-нибудь, каково спать

с мужчиной, заниматься с ним любовью, она ни за что бы не поверила.

Тело Себастьяна последний раз содрогнулось и обмякло. Он был довольно

тяжелым, но не причинял ей особых неудобств. Он все еще находился… внутри

нее, соединенный с ней таким неописуемым способом.

Боль, к счастью, утихла, осталось лишь саднящее ощущение, сравнимое с

першением в горле или с треснувшей губой. В физическом смысле Дейзи могла

лишь заключить, что невредима. Но вот эмоционально пребывала в полнейшем

разладе. Сие… совокупление, оказалось самым необычайным и

ошеломительным событием в ее жизни.

Поначалу все было чудесно, даже лучше, чем в тот день в павильоне, особенно

когда он целовал ее, поглаживал и говорил, что она прекрасна. Как и в прошлый

раз, она ощутила все нарастающее, глубокое наслаждение от его прикосновений

и последовавшие за тем вспышки экстаза. Даже сейчас при одном только

воспоминании об этом она ощущала волнение и возбуждение.

Но когда он втиснулся в нее, жалящая боль от его вторжения загасили

сладостные ощущение столь же верно, как ведро воды – костер.

Он старался предостеречь ее, подготовить, хотя Дейзи сомневалась, что какие-

либо слова могли подготовить к подобным вещам.

Частое дыхание Себастьяна обдавало теплом ее висок. Она чувствовала под

собой его убаюкивающие руки. И когда он прижался поцелуем к волосам и

выдохнул ее имя, Дейзи остро ощутила, как ее затопила внезапная волна

нежности. Протянув руки, она обняла его и принялась ласкать, проводя

ладонями по гладким твердым мускулам спины, наслаждаясь этими новыми

сладостными ощущениями. Боль отступила, став вовсе незначительной.

Себастьян пошевелился, немного приподнявшись над ней, чтобы заглянуть ей в

лицо.

– Ты в порядке? – спросил он, перенеся весь вес своего тела на локти.

– Кажется, да. – Дейзи сделала глубокий вдох. – Это всегда… бывает так?

Что-то в ее вопросе или, вероятно, в интонации, с которой он был задан,

вызвало смятение на его лице.

– Нет, Дейзи, нет, – ответил он, вытащив из-под нее руку, чтобы коснуться ее

лица. – Клянусь, больно больше не будет. Только в первый раз.

– Это несколько обнадеживает, – пробормотала она, обхватив его своими

внутренними мышцами и вновь поразившись тому странному ощущению от

единения с другим человеком в столь буквальном смысле. – Никто никогда не

рассказывал мне об этом. То есть, я видела животных… – Осекшись, она

покачала головой. – Но была уверена, что у людей все должно происходить

иначе.

– Увы, нет. Но если это тебя утешит, то мужчинам тоже едва ли об этом

рассказывают. Я разузнал обо всем, когда один из старшеклассников в Итоне

взял меня с собой в бордель. Мне тогда было пятнадцать. А у нее оказалась

необъятная грудь и несвежее дыхание. Я был совершенно разочарован тем

опытом.

Услышав это, Дейзи не сдержала смешок.

Он засмеялся вместе с ней, его безупречно белоснежные зубы сверкнули в

темноте, как у пирата. Прижавшись поцелуем к ее губами, Себастьян поменял

позу.

– Тебе, наверное, уже тяжело, – тихо проговорил он, и Дейзи почувствовала, как

его рука скользнула меж их тел и он приподнялся с нее. Скатившись с Дейзи, он

встал с кровати, один его кулак был сжат, словно Себастьян что-то прятал.

– Что у тебя в руке? – с любопытством спросила она.

– Объясню позже. – Наклонившись, он поцеловал ее в нос. – Я скоро вернусь.

– Себастьян вышел из комнаты, а когда спустя несколько минут вернулся, в

кулаке уже ничего не было. Вместо этого он принес миску с водой и платок.

Присев на край кровати, он поставил миску на пол.

– Что ты делаешь? – спросила Дейзи, глядя, как он окунает платок в воду и

выжимает его. Он не ответил, только развел ей ноги, и она увидела на бедрах

темные пятна крови. Неудивительно, что было больно, подумала Дейзи, потому

как знала, что месячные еще не начались. Он тоже знал, поняла она, наблюдая,

как он нежно стирает кровь.

– Прости, – произнес Себастьян. – Знаю, что было больно.

– Немного, – призналась она. – Это… – Запнувшись, она вздохнула. – Это не

очень-то романтично, правда? – с некоторым сожалением проговорила она.

– В первый раз – нет. – Он остановился, стиснув в кулаке платок. – Хотел бы я,

чтобы было иначе. Ради тебя, цветочек, я бы этого хотел.

Он возобновил свое занятие, и, глядя на него, Дейзи ощутила, как ее вновь

переполняет сладкая пронзительная нежность, чувства распирали изнутри,

отчего в груди становилось теснее и теснее, сердце болело от радости, и

внезапно она поняла, что это за чувство.

– Я люблю тебя, – выпалила она.

Его рука замерла, и Дейзи ощутила укол страха, хотя не поняла, чего именно

боится. Казалось, минула вечность, прежде чем он посмотрел на нее, и когда их

глаза встретились, весь страх угас, ибо Себастьян едва заметно улыбался.

– Значит, по-твоему, заниматься любовью неромантично? – спросил Себастьян,

уронив платок обратно в миску на полу. Он склонился над ней. – Почему бы не

показать тебе, как сильно ты ошибаешься, мм?

Тоненький голосок зашептал где-то на задворках разума, что Себастьян не

ответил на ее признание, но, когда его губы коснулись ее рта, сие секундное

замешательство исчезло без следа.

Не прерывая поцелуя, он опустился рядом с ней на кровать, его рука блуждала

по ее груди. Он принялся ласкать Дейзи, и в ней вновь разгорелось желание.

– А это романтично? – спросил он, накрыв ее грудь ладонью.

Дейзи шевельнулась, ее желание усилилось.

– Не уверена, – возразила она, стараясь говорить безразлично, хотя и

подозревала, что улыбка несколько подпортила впечатление.

– Не уверена? – Себастьян рассмеялся низким, хриплым смехом. – Тогда,

может, ты предпочитаешь это? – Он принялся играть с ее соском, мягко

перекатывая его меж пальцев.

Улыбка исчезла с ее лица, и ей пришлось сжать губы, дабы сдержать стон

наслаждения.

– Неплохо, – выдавила Дейзи, когда наконец смогла говорить. – Но романтично

ли? – Подумав, она покачала головой. – Нет, не думаю.

– Неплохо? – немного уязвленно отозвался Себастьян. – Хм, похоже придется

поработать.

Его рука скользнула вниз, а губы обхватили сосок. На сей раз Дейзи не удалось

сдержать гортанный стон, она выгнулась навстречу ему, в пламени страстных

поцелуев забыв о притворном безразличии. Когда Себастьян отстранился, ее

стон обернулся мольбой.

Он вновь сменил гнев на милость и припал поцелуем к ее груди. Задрожав,

Дейзи закрыла глаза от постыдного возбуждения, пронзившего ее, когда он

вобрал в рот сосок.

Он посасывал ее грудь, зубы и язык смыкались над соском, дразня Дейзи, играя

с ней, извлекая из самого ее средоточия острые ощущения. И вновь она

выгнулась дугой, но на сей раз он не отстранился. Вместо этого стал посасывать

грудь еще чаще, и возбуждение Дейзи разлилось по телу, стало глубже и

горячее. Ее бедра неустанно двигались.

Словно по сигналу, кончики пальцев Себастьяна протанцевали вниз по животу –

очередное поддразнивание – и Дейзи не смогла сдержать рвущегося из горла

согласного вздоха.

– Да, о да!

Однако в этот раз он не дал ей того, что она хотела. Вместо этого прижал ладонь

к ее животу, едва касаясь кончиками пальцев завитков внизу.

– Себастьян, – взмолилась она.

– Мм? – Он поднял голову от ее груди. – Да? – Его пальцы шевельнулись, но

рука не опустилась ни на дюйм. – Тебе чего-то хочется?

– Да, да, – тяжело дыша, она приподняла бедра. – Коснись меня.

– А это будет романтично?

Дейзи судорожно кивнула, потому как единственно это удалось ей в

промежутке между глубокими вдохами.

Себастьян опустил руку ниже, между ног, затем вновь скользнул кончиком

пальца по складкам лона, а после убрал руку, к огромному разочарованию

Дейзи.

– Себастьян!

– Терпение, моя сладкая. – Его рука плавно поднялась вверх, затем скользнула к

бедру, легонько подтолкнув Дейзи, в то время как другую руку он просунул под

нее. – Перекатись на бок, – велел он, одновременно переворачивая ее.

Дейзи подчинилась, и в следующую секунду он уже пристроился позади. Его

твердый член толкнулся меж ног прямо под округлой попкой, но не вошел в

нее.

Вместо этого Себастьян принялся двигать бедрами, используя самую твердую и

возбужденную часть тела, чтобы возбудить и ее.

Пока его член скользил туда и обратно по ее промежности сзади, Себастьян

ласкал Дейзи спереди, нашептывая ей на ушко словечки, самым

восхитительным образом подогревавшие ее возбуждение.

– Тебе нравится? – спрашивал он, перекатывая сосок между пальцев. Она

кивнула, и его рука переместилась вниз к животу, легко коснувшись завитков, и

наконец опустилась меж бедер, слегка раздвинув ноги.

– А так? – он ввел палец в лоно, затем вытащил и погрузил еще глубже. – Так

ведь не больно?

– Н-н-нет, – кое-как выдавила Дейзи.

– Тебе хорошо? – И вновь его палец скользнул внутрь, прошелся по влажным

складкам и коснулся самого чувствительного местечка. – А так?

– Да, да. О да. – Ее тело беспомощно двигалось в такт его руке, порабощенное

пробудившимися ощущениями. Она приподняла бедра, стремясь навстречу

грядущей разрядке. Она чувствовала ее приближение в растущем

всепоглощающем наслаждении.

– Перевернись на живот, – проговорил Себастьян, прерывисто дыша ей в ушко.

Дейзи подчинилась, он просунул под нее руку и, приподняв попку, поставил ее

на колени. – Раздвинь ноги, – велел он, устраиваясь сзади. – Сейчас я войду в

тебя.

С сим кратким предостережением, он обхватил ладонью ее венерин холмик и с

силой толкнулся бедрами. Дейзи вскрикнула, ощутив в себе горячее копье, но то

был вскрик удивления, ибо на сей раз, она не почувствовала боли, лишь только

прилив чистого блаженства. Он начал двигаться, лаская ее спереди и

одновременно вонзаясь сзади. Дейзи прижалась разгоряченной щекой к

подушке, но не смогла сдержать исступленных нечленораздельных всхлипов

наслаждения, накатывавшего волнами, одна за другой, вновь и вновь, и снова,

пока, наконец, они оба не пресытились им. Себастьян медленно опустился

вместе с Дейзи и перекатил их обоих на бок.

Так они и лежали, словно две ложки в буфете, тишину нарушало лишь их

поначалу частое и хриплое, но вскоре успокоившееся дыхание.

– Так лучше? – наконец спросил он, все еще оставаясь внутри Дейзи, обнимая ее

за талию и поглаживая живот.

Она кивнула:

– Да, но…

Замолчав, Дейзи повернула голову, с сомнением взглянув на него через плечо.

– Себастьян?

– Да, цветочек?

– Все равно мне это не кажется особо романтичным.

Это было совсем неромантично, но Себастьян просто не смог сказать ей об

этом. Не в силах сосредоточиться, он уставился на печатную машинку. Но

видел перед собой не лист бумаги, а ее лицо, обращенное к нему прошлой

ночью, и светившиеся обожанием глаза. Голос, такой искренний, продолжал

звучать в ушах, заглушая стук ее новой печатной машинки.

Я люблю тебя.

Он поднял на нее глаза, но, в отличие от него, Дейзи, по всей видимости, была

преисполнена решимости этим утром поработать. Она казалась довольной

«Крэнделлом» и весьма умело с ним обращалась, поскольку строчила с обычной

для себя головокружительной быстротой. Себастьян изучал ее лицо, вспоминая,

как сияло оно прошлой ночью, после первого любовного опыта. С

рассыпавшимися по плечам волосами, горевшими жидким огнем в пламени

свечи, она выглядела невероятно красивой.

Я люблю тебя.

Себастьян с трудом оторвал от нее взгляд. Он знал, что на самом деле это не

любовь. Понимал, что она испытывает лишь обычную влюбленность, страсть и

приятное послевкусия от плотских утех. И все же, на одну секунду, одно

краткое счастливое мгновение ему захотелось поверить, что ее чувства к нему

глубже. Заглянув в эти лучистые глаза, он захотел поверить, что ее чувства

настоящие и что она всегда будет смотреть на него так, как смотрит сейчас. Что

их любовь будет длиться вечно и выдержит любые неизбежные разочарования,

наступающие, когда чувства остывают, уступая место действительности.

Я люблю тебя.

Скольким женщинам он уже говорил эти слова? Десяти, возможно, больше. Но

как часто они были правдивы? Себастьян не знал. Конечно,

они казались правдой: всякий раз, признаваясь женщине в любви, Себастьян

верил в свою честность. Но после, когда роман сходил на нет, он постоянно

приходил к выводу, что на самом деле кривил душой. Он не мог сказать точно,

какой же роман и какая женщина в конце концов заставили его окончательно

потерять веру в любовь, но полагал, что это уже не важно. Теперь у него не

осталось романтических иллюзий. И вообще никаких иллюзий, по сути говоря.

Себастьян со вздохом откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

«Господи, – подумал он, – и когда же я успел стать таким циничным

ублюдком?»

– Что-то не так?

– Мм? – Вздрогнув, Себастьян вынырнул из задумчивости и осознал, что Дейзи

перестала печатать и наблюдает за ним.

– Нет, – солгал он. – Все в порядке. Почему ты спрашиваешь?

– Ты уже по крайней мере час пялишься на печатную машинку, но до сих пор не

написал ни слова.

Она улыбнулась, и ее лицо вновь осветилось тем волшебным светом.

– Тяжело сосредоточиться сегодня утром?

Больно было смотреть на нее и видеть эту улыбку. Она не понимала, в панике

размышлял Себастьян. Не понимала, что он все тот же, в то время как для нее

минувшей ночью изменилось все. Она больше не девственница. Дейзи считает,

между ними любовь, и, когда выяснится, что она ошибалась, это знание

разобьет ей сердце.

Он знал об этом с самого начала, с того пресловутого дня, когда Дейзи

предложила поцелуи в обмен на страницы. Но все равно поступал по-своему,

намеренно повышая ставки, зная, каков будет результат, когда она не имела

никакого о том представления. И теперь, боже правый, этот ягненок взирает на

него, словно он властелин мира. Себастьяна пронзило чувство вины, и он вновь

отвел глаза, но продолжал чувствовать на себе ее обожающий взгляд и понимал,

что обязан хоть что-то сказать.

– Я просто… эээ… – Он замолчал и покашлял, судорожно раздумывая. – Я

думал над… мм… сюжетом в плане… в плане… – В отчаянии схватившись за

ее список замечаний, он заглянул в него. – Концовки, – объявил он, радуясь, что

нашел тему для обсуждения. – Я как раз дошел до середины, и пора начинать

вести повествование к логическому завершению. Пока что я в растерянности.

– У тебя все получится, – уверенно заявила Дейзи. – Ты обязательно найдешь

выход.

Учитывая его полнейшую неспособность написать хоть слово в течение

последних трех лет, Себастьяна крайне удивляла такая уверенность в его силах.

Вот он ее определенно не чувствовал.

– Возможно, – согласился он, – но я не уверен, что результат тебя устроит. В

конце концов, ты самый строгий мой критик.

– Уверена, все, что ты напишешь, будет чудесно.

Она уже возвела его на пьедестал, уныло подумал Себастьян. Прежде за ней

такого не водилось. Дерзкая, нахальная женщина, обожавшая ставить его на

место, превратилась в существо совсем иного сорта… в женщину, видевшую

любые его слова и поступки в самом выгодном свете и доверявшую ему больше,

нежели он заслуживал. Отныне она не обращала внимания на самые вопиющие

его недостатки.

Как долго он продержится на этом пьедестале? Как скоро увидит разочарование

в ее глазах и перестанет быть для нее чудом из чудес?

– Хватит, – отрезал он с откуда-то взявшейся жестокостью. – Ради всего

святого, прекращай эти восторженные излияния.

Он посмотрел на нее, уверенный, что обидел Дейзи. Но нет, она все еще

улыбалась, глядя на него с терпеливой серьезностью.

– Хочешь обсудить свою проблему? – спросила она.

Себастьян со вздохом опустился обратно в кресло, рассудив, что поговорить о

книге лучше, чем в пустую растрачивать время.

– Тебя тошнит от концовки.

– Ты преувеличиваешь. Меня от нее не тошнит.

Склонившись над столом, Себастьян постучал пальцем по нужному абзацу в

письме и зачитал выдержку из него. Концовка совершенно

неудовлетворительна, вызывает лишь разочарование и даже гнев, –

процитировал он и поднял на Дейзи глаза. – Похоже, меня от нее тошнит.

Дейзи состроила рожицу.

– Я правда так сказала? – Не дожидаясь ответа, она поднялась со своего места и,

обогнув стол Себастьяна, из-за его плеча пробежалась глазами по строчкам. –

Ммм, – пробормотала она, закончив чтение. – Кажется, я немного

погорячилась.

– Самую малость, но дело не в этом. Я в состоянии выдержать критику. Суть в

том, что мне непонятно, почему тебе так не нравится концовка.

Казалось, Дейзи изумил его вопрос.

– Амели ведь бросает его, – сказала она так, словно это все объясняло.

Себастьян оставался в недоумении.

– Ну да, разумеется. А в чем проблема?

– В чем? – эхом откликнулась она, пораженная тем, что он вообще спрашивает.

– В том, что это крушение всех надежд! Когда я дочитала книгу, то была