С паном Беганеком по Эфиопии

Глава IV

Пан Беганек рассказывает об императорах Эфиопии — Наконец-то мы знакомимся с эфиопом, с которым можно поговорить — Как в Эфиопии производится отсчет времени — Город, который был построен ради женщины — Ужин у француза и деликатесы эфиопской кухни

На третий день снова лило с самого утра. Скверный эфиопский климат до такой степени вывел Павла из себя, что и он вдруг начал во весь голос ругать дождь. Грозя кулаками бушующему за окном ливню, он кричал, что такая погода — это издевательство над человеком, приехавшим сюда не отдыхать или писать очерки, как некоторые его знакомые, а налаживать важные торговые связи, что каждый день пребывания в Аддис-Абебе стоит больших денег в валюте — особенно, когда рядом такие моты и расточители, как мы, что он, Павел, больше этого дождя не выдержит… и т. д. и т. д.

Некогда персидский царь Ксеркс, рассердившись на море, приказал бить его железными цепями. Почему бы нашему другу Бване Кубве не покричать? Это его святое право. Жаль только, что дождь не был так послушен, как мы с паном Беганеком. Не обращая ни малейшего внимания на сердитые выкрики Бваны Кубвы, он преспокойно лил дальше. В конце концов нашего шефа утомила бесплодная борьба с дождем, и он с унылым видом стал бриться.

Зато пан Беганек спозаранку был весел и щебетал, как щегол. Лечение касторкой, по-видимому, подействовало на него наилучшим образом. Если не считать интересной бледности, ничто уже не напоминало его вчерашнего плачевного состояния. Бог знает, когда он успел встать, побриться и одеться. Во всяком случае, сейчас, свежий, застегнутый на последнюю пуговицу, Беганек радостно носился по комнате и мурлыкал какую-то песенку. Его птичье легкомыслие до такой степени действовало мне на нервы, что я не смог отказать себе в небольшом удовольствии и тихонько спросил:

— Пан Беганек, вы все еще мечтаете получить место рядом с гробницей Махди?

Надо было видеть, как он на меня посмотрел! Как на раздавленного таракана! С каким презрением! Он, дескать, совсем не понимает, о чем речь. И продолжал кружить по комнате и напевать. Это было непереносимо. Сжав зубы, я стал терпеливо дожидаться того момента, когда наш беззаботный щегленок столкнется с разъяренным Бваной Кубвой. Однако — вопреки моим ожиданиям — до стычки дело не дошло. Павел совершенно нал духом из-за дождя. Вместо того чтобы устроить грандиозный скандал, он вдруг предложил пану Беганеку рассказать нам что-нибудь интересное об Эфиопии. Это было так не похоже на Павла, что референт в первую минуту даже испугался и заподозрил подвох. Но желание порисоваться своими познаниями было так сильно, что он колебался недолго.

— А что бы вы хотели услышать? — спросил референт недоверчиво.

— Прежде всего покажите эту книжку с конституцией Эфиопии. Проверим, есть ли там что-нибудь о царе Соломоне и царице Савской.

— Сию минуту — радостно воскликнул позабывший об осторожности и недоверчивости референт. — Сейчас вы увидите собственными глазами.

Пан Беганек порылся в чемодане, довольно быстро нашел английскую книжку, о которой шла речь, и, открыв ее на нужной странице, подсунул под нос Бване Кубве.

— Пожалуйста, взгляните, — вот текст конституции Эфиопии, а вот соответствующая статья. Может быть, вы соблаговолите перевести вслух, чтобы пан редактор тоже послушал?

И Павел торжественно прочитал статью II эфиопской конституции:

…Титул императора во все времена должен принадлежать членам династии, которая происходит по прямой и непрерывающейся линии от Менелика I — сына царицы Савской, владычицы Эфиопии, и царя Соломона из Иерусалима.

— И правда, — удивился наш шеф. — Черным по белому: царица Савская и царь Соломон, ничего не скажешь. А я был уверен, что все это ваши выдумки.

— Я никогда ничего не выдумываю, пан директор, — обиделся Великий первооткрыватель. — Если хотите, я могу рассказать, как все было, так как читал об этом легенду.

— Давайте! Давненько мы не слышали ваших библейских легенд.

— Только прошу потом не насмехаться, как тогда, из-за Эфиописа.

Настроение нашего вождя понемножку исправлялось.

— Что будет потом — увидим. Я никогда не покупаю кота в мешке.

— Дело было так, — начал свой рассказ пан Беганек. — Три тысячи лет назад в Эфиопии жила прекрасная царица Македа, правительница древней провинции Сава. Прекрасная царица Савская, или, как ее называют в Эфиопии, ныгыст Азэб, пожелала непременно познакомиться с иудейским царем Соломоном, о мудрости которого она много слышала от купцов, побывавших на противоположном берегу Красного моря. Царь Соломон слыл в то время самым мудрым человеком на земле. Со всего света приезжали к нему люди, чтобы он разрешил их споры или дал совет. Не было загадки, которую царь Соломон не мог бы разгадать.

— А воду толочь в ступе он умел? — ядовито заметил Павел.

— Ну вот, вы опять…

— Ну ладно, ладно, валяйте дальше!

— Итак… На чем я остановился?.. Да!.. Так вот, однажды царица Савская со всем своим двором отправилась в Иерусалим, чтобы собственными глазами увидеть мудрого царя. Соломон принял царицу с большими почестями. А затем они стали обмениваться разными мудреными загадками. И случилось то, что должно было случиться: прекрасная царица Савская полюбила мудрого царя Соломона, а мудрый царь Соломон полюбил прекрасную царицу Савскую. Не забудьте, что царь Соломон был не только мудрецом, но и величайшим поэтом. В честь своей любимой он сложил восхитительную любовную поэму, прославлявшую ее красоту. Эта поэма, известная под названием «Песнь песней», сохранилась до наших дней и до сих пор считается самым прекрасным произведением о любви всех времен и народов[18]. Но царица Савская была так горда и вместе с тем так скромна, что под разными предлогами избегала встреч наедине с влюбленным царем. И он не мог пропеть ей «Песнь песней». Доведенный до отчаяния Соломон решил добиться любви прекрасной царицы, прибегнув к хитрости. Что же он сделал? Он пригласил царицу на ужин, состоявший из одних селедок…

— Ну, это уж извините! — возмутился Павел. — Никогда не поверю, что царский ужин состоял из одних селедок!

— Ну, возможно и нет, — уступил референт, — во всяком случае, из большого количества селедок и других соленых блюд, потому что Соломону надо было, чтобы его гостье ночью захотелось пить.

— Интересно, — недоверчиво буркнул Павел, — а зачем это ему?

— Не беспокойтесь, — многозначительно улыбнулся пан Беганек, — Соломон знал, что делал. Единственный путь к дворцовому колодцу шел через его личные апартаменты. Поэтому царица, когда ей захочется пить, должна будет пройти через спальню Соломона.

Павлу это не понравилось:

— Джентльменом вашего Соломона никак не назовешь. Женщина приезжает в гости, а он сначала кормит ее селедками, а потом блокирует дорогу к колодцу…

Но пан Беганек горячо вступился за честь царя Соломона:

— Когда человек по-настоящему любит, он не останавливается ни перед чем!

Референт произнес эти слова с видом такого тонкого знатока предмета, что мы не решились спорить.

— Таким образом, царица Савская вынуждена была пройти ночью через покои царя Соломона. А царь ждал ее, притаившись за портьерой. Увидев любимую, он упал перед ней на колени и одним духом пропел свою «Песнь песней». Царица была покорена силой чувства, о котором рассказывалось в поэме. С этого момента ничто уже не мешало счастью двух влюбленных. А позднее от союза мудрого царя Соломона с прекрасной царицей Савской родился маленький мальчик…

— Маленький мальчик, — захохотал Павел. — Вы, наверное, хотели чтобы сразу родился старичок!

Увлекшись своим рассказом, пан Беганек не обратил внимания на колкость.

— … родился мальчик, которого назвали Менеликом. Ребенок воспитывался при дворе матери, в Эфиопии, а достигнув совершеннолетия, отправился в Иерусалим навестить своего могущественного отца. Старый царь Соломон очень обрадовался приезду сына. Он решил помочь ему приобрести власть над всей Эфиопией. Старик щедро одарил Менелика всякими сокровищами и приставил к нему в качестве помощников большую группу мудрых иудейских советников. Юноша Менелик был очень алчен. Покидая Иерусалим, он прихватил с собой величайшую реликвию иудейского культа — Ковчег завета[19]. С ковчегом, отцовскими сокровищами и целым штабом опытных советников Менелик вернулся в Эфиопию и за короткое время завоевал всю страну. После этого он стал именоваться Менеликом I, Львом-победителем из племени Иуды, а также Божьим избранником. Менелик и положил начало династии эфиопских императоров.

Закончив рассказ, пан Беганек обвел своих слушателей гордым взглядом.

— А что было дальше? — с деланным равнодушием спросил Павел.

— Как что дальше? Это все. На этом легенда кончается.

— Очень короткая легенда, — недовольно пробурчал наш шеф, встав с кресла и широко зевнув. — Льет и льет, — грустно добавил он, подойдя к окну. — Что делать? Я договорился с мосье Бернаром на двенадцать, а тут даже такси не достать.

— Если хотите, я расскажу историю подлиннее. Например, об императоре Федоре II.

Павел быстро взглянул на пана Беганека. Казалось, он вот-вот взорвется. Но нет, покорившийся судьбе вождь тяжело опустился на стул:

— Рассказывайте, куда деваться.

— Об императоре Федоре?

— Все равно. Надо же как-то переждать дождь.

Референт просиял. Он устроился поудобнее и откашлялся:

— Это уже не легенда, а самая правдивая история. Император Федор царствовал в Эфиопии сто с лишним лет назад. Его путь к престолу был весьма необычным…

В этот момент в дверь постучали, и рассыльный сообщил Павлу, что его ждут в холле два господина.

Наш шеф вмиг переродился.

— Наверняка это мосье Бернар! — радостно воскликнул он. — Догадался, что я не могу выйти из гостиницы, и сам приехал. Ну, братцы, закрываем университет.

На радостях он хорошенько двинул меня в плечо и как на крыльях вылетел из комнаты.

— Всегда с ним так, — пожаловался пан Беганек. — Прервет на полуслове, поднимет на смех, а потом целую неделю будет делать из тебя дурака.

Мне стало жаль бедного референта. Но чем было его порадовать? Я сказал, что охотно послушаю историю про императора Федора, которую так грубо прервал Павел. Однако уязвленный пан Беганек заупрямился и ни за что не захотел рассказывать дальше. Впрочем, ему бы это все равно не удалось, потому что через пять минут вернулся Павел в сопровождении двух гостей. Одним из них был уже известный нам мосье Бернар, зато другой, к нашей великой радости, оказался самым настоящим эфиопом.

— Вам повезло, ребята! — загремел наш шеф. — Со мной не пропадешь! Вместо того чтобы брать интервью у чистильщика сапог, покупать разорванные шаммы и рассказывать библейские легенды, я занимаюсь делом. Вот вам эфиопский джентльмен, который говорит по-английски и по-французски гораздо лучше вас и знает Эфиопию лучше, чем об этом написано во всех книгах пана Беганека. Это господин ато Касса Амануэль, служащий здешнего банка и друг мосье Бернара.

После этого Павел церемонно представил нас по-английски:

— My polish friends[20] — мистер это Касса Амануэль.

Эфиоп пожал нам руки и с милой улыбкой объяснил на прекрасном английском языке:

— Меня зовут Касса Амануэль. Слово «ато» не относится к имени. Эфиопское «ато» соответствует английскому «мистер».

— Ну конечно, прошу прощения за lapsus linguae[21]. Я оговорился, — Павел шутил, но мы прекрасно понимали, что ему чертовски неприятно. — Итак, друзья, запомните хорошенько: эфиопское «ато» соответствует польскому «пан».

И тут же отыгрался на нас:

— А теперь вам придется на часок «отбыть» из номера. У нас будет совещание. Зато попозже мы прокатимся на автомобиле мосье Бернара по городу. Господин Касса, который прекрасно разбирается в здешнем климате, говорит, что вскоре будет хорошая погода.

После этого он обратился по-английски к эфиопу:

— Так вы полагаете, позднее погода улучшится?

Ато Касса Амануэль снова улыбнулся, но ответил очень серьезно;

— Около семи дождь должен прекратиться.

— Около семи? — ужаснулся пан Беганек. — О господи, но ведь сейчас только двенадцать! Что мы будем делать до семи?

— Господа, это недоразумение, — вмешался мосье Бернар. — Ато Касса считает время по-эфиопски. Семь часов по эфиопскому времени соответствует нашему часу пополудни.

Так вот оно что? Значит, время в Эфиопии отсчитывается иначе, чем в Европе! Не обращая внимания на протесты нашего шефа, мы уговорили господина Кассу Амануэля рассказать об этом интересном факте. И вот что оказалось. Отсчет времени в Эфиопии основывается на том, что солнце здесь — независимо от времени года — неизменно восходит в шесть утра, а заходит в шесть вечера. Время между восходом и закатом отсчитывается следующим образом: первый час после восхода солнца, то есть семь часов утра по европейскому времени, здесь называют один час, а дальше счет идет по порядку. Таким образом, когда наши часы показываю десять, в Эфиопии четыре часа пополудни, нашим четырем часам дня соответствуют эфиопские десять, двенадцатый час — последний час эфиопского дня — соответствует нашим шести вечера. После захода солнца начинаются ночные часы. Наши семь вечера — по-эфиопски час ночи, наши восемь часов — два часа и т. д.

Но сейчас все больше эфиопов пользуются европейским временем.

— Чертовски интересно! — захлебывался пан Беганек, торопливо записывая все это в свой зеленый блокнот.

Но здесь Бвана Кубва решительно выступил против продолжения нашей беседы. Он сказал, что, если мы немедленно не уйдем из комнаты, прогулка сорвется. Нам пришлось поскорее убраться. Однако пан Беганек успел прихватить с собой книжки об Эфиопии.

— Вы можете прогнать меня из комнаты, — сказал пи, выходя из номера, — но читать мне не запретите!

Мы отправились в холл и удобно расположились там в кожаных креслах. Пан Беганек, как человек с критическим складом ума, немедленно стал проверять по своим книжкам, не спутал ли чего-нибудь Касса Амануэль. Но книги полностью подтвердили объяснения нашего нового знакомого. Кроме того, мы нашли и них чрезвычайно интересные сведения об эфиопском календаре, который, как оказалось, тоже отличается от нашего. Эфиопский год складывается из двенадцати месяцев по тридцати дней в каждом и еще одного, тринадцатого, состоящего из пяти дней, а в високосный юл — из шести. Новый год, который считается в Эфиопии одним из самых больших праздников, приходится на 11 сентября. Его первый месяц — мэскэрэм — продолжается до 10 октября. Второй месяц — тыкымт — начинается 11 октября и кончается 9 ноября. Дальше идут: хыдар, тахсас, тыр, екатит, мэгабнт, миязья, гынбот, сание, хамлие, нэхасе и, наконец, — пятидневный довесок — пагуэмен.

Пан Беганек с большим удовольствием, громко и по нескольку раз произнес название каждого из эфиопских месяцев, потому что таким образом, как он объяснил, наши уши быстрее привыкнут к звучанию местной речи. После окончания декламации референт, с присущей ему скромностью, спросил:

— Вам не кажется, пан редактор, что я хорошо произношу эти амхарские слова?

Я без колебания ответил:

— Как прирожденный амхарец.

Референт зарделся от удовольствия:

— Вы знаете, мне легко даются иностранные языки. Очень приятно, что и вы это заметили.

И хотя ни пан Беганек, ни я не имели ни малейшего представления о том, как должна звучать амхарская речь, мы оба остались весьма довольны друг другом.

В размышлениях об эфиопском календаре незаметно пролетел час. Ато Касса Амануэль, по-видимому, был могущественным волшебником и опытным заклинателем дождя, потому что ровно в час дня — в семь часов по эфиопскому времени — из-за туч выглянуло бледное солнце. А вскоре закончилось и совещание в нашем номере; должно быть, деловым людям тоже не терпелось прогуляться по городу.

Перед отелем нас ждала машина мосье Бернара, роскошный шестиместный «пежо». Мы удобно расположились на мягких сиденьях, мосье Бернар запустил двигатель, фонтаны грязи взлетели по обеим сторонам машины… Началась наша вторая экскурсия по столице Эфиопии.

Насколько она была приятнее первой! Не нужно было карабкаться вверх и вниз по улицам, торопиться и выслушивать бесконечные понукания Павла. А главное — мы уже не брели наугад, без плана. В нашем распоряжении был автомобиль и прекрасные экскурсоводы. Аддис-Абеба лежала перед нами, как огромный пирог, от которого наши гиды отламывали для нас особенно лакомые кусочки.

Вначале мы немного поездили по торговому центру, осмотрели оживленную площадь, новое здание почты, восьмистенный кафедральный собор святого Георгия. Когда мы проезжали мимо улочки, на которой пан Беганек приобрел свою разорванную шамму, я сказал сидевшему рядом со мной мосье Бернару, что здесь мой друг берет уроки амхарского языка. Француз с похвалой отозвался об усердии референта и стал расспрашивать о подробностях. Тогда Укротитель леопардов, позабыв о правилах хорошего тона, ущипнул меня так, что я едва не перевернул автомобиль.

Осмотрев центр города, мы отправились на окраины, в район коттеджей, где увидели очаровательные розовые домики в итальянском стиле и большой современный отель. Этот прекрасный район, резко отличающийся от остальных частей города, построили для себя победители — фашистские захватчики. В прелестных домиках жили оккупационные чиновники и офицеры, а отель служил казармой для жандармерии.

Завоеватели выбрали для себя прекрасное место. Воздух здесь напоен сильным ароматом эвкалиптов. Повсюду, куда ни кинешь взгляд, переливается серебристо-синяя листва эвкалиптовых рощ. Местность заметно поднимается вверх, рощи взбираются все выше и выше, долина постепенно переходит в склон высокого холма.

Мосье Бернар остановил машину. Задрав головы, мы смотрели на вершину холма. Там возвышалось какое-то строение — очень величественное, хотя и деревянное. Над крышей поднимался небольшой серебристый купол. В глубоком молчании мы с наслаждением вдыхали аромат эвкалиптов. Было так хорошо, что мы совсем забыли о необходимости пополнять запас сведений об Эфиопии.

— Вы видите перед собой Дворцовую гору, — прервал наконец молчание Касса Амануэль. — Там находится древняя резиденция императоров. Серебряный купол — это мавзолей императора Менелика.

О боже, как чудовищно скомпрометировал себя в этот момент наш глубокоуважаемый шеф! Бвана Кубва, несомненно, был замечательным специалистом в области торговли, но историческая хронология для него как бы вовсе не существовала. Услышав знакомое слово «Менелик», он тут же не задумываясь выпалил:

— Как же, как же, знаю! Тот самый — сын царя Соломона и царицы Савской!

В ответ на эту неслыханную чушь ато Касса Амануэль и мосье Бернар лишь деликатно улыбнулись. Но пан Беганек, не простивший Павлу его недавние насмешки, не упустил случая отыграться:

— Господи, что вы говорите! Слушать стыдно! Библейский Менелик — это Менелик I, и царствовал он три тысячи лет назад — я ведь вам ясно говорил. А это император Менелик II, который умер недавно, каких-нибудь пятьдесят лет назад![22]

Бедный Павел! Его ли это вина, что всех императоров Менеликов, какими располагает история Эфиопии, ему представили в течение одного дня? Вполне понятно, что он не успел достаточно хорошо освоиться с ними и перепутал номера!

Из затруднительного положения нам помог выбраться обходительный ато Касса Амануэль. Он стал рассказывать о правителе, останки которого покоятся под серебряным куполом мавзолея. Рассказ о Менелике II был не менее интересен, чем легенда о его библейском предке.

— Это был величайший из наших императоров, — рассказывал Касса Амануэль. — Правитель, заложивший основы современного эфиопского государства, и победоносный полководец, заставивший Европу уважать его страну.

По мнению нашего эфиопского знакомого, самым замечательным подвигом Менелика II была знаменитая победа под Адуа в 1896 году. В битве под Адуа был наголову разбит итальянский экспедиционный корпус, посланный для завоевания Эфиопии. Эта победа прославила имя императора Менелика во всем мире и стала грозным предостережением для всех европейских колонизаторов. С тех пор долгое время никто не осмеливался нападать на Эфиопию — вплоть до второго итальянского вторжения в 1935 году.

— Не буду утомлять вас историей наших войн, — сказал Касса Амануэль. — Гораздо больше должен заинтересовать вас тот факт, что император Менелик II был основателем Аддис-Абебы.

— Неужели? — удивился пан Беганек. — Значит, до Менелика Эфиопия не имела столицы?

— Можно сказать, что так, — согласился Касса Амануэль. — Хотя император Менелик давно уже стал могущественным правителем объединенной Эфиопии и принимал у себя послов и полномочных представителей из всех стран мира, его двор выглядел невероятно убого. Резиденция императора находилась в горах, в Энтото. Там не было даже приличных жилых домов. Двор и императорская семья жили в палатках. В сущности, столица представляла собой временный военный лагерь, кочевавший из одного княжества в другое. Большую часть времени Менелик проводил в разъездах. Он переезжал из одной провинции в другую, устанавливал новые порядки, решал споры, выслушивал жалобы и просьбы населения.

— Совсем как наши послы в сейме[23], — неожиданно вставил пан Беганек.

— Не дурачьтесь, — резко оборвал его Павел.

Касса Амануэль, оставивший без внимания мелкую стычку моих друзей, продолжал рассказ о возникновении столицы Эфиопии. С немалым удивлением мы узнали, что Аддис-Абеба обязана своим возникновением весьма романтическому обстоятельству. Этот город был просто-напросто подарком любимой женщине.

Сам император Менелик, если бы это зависело только от него, по-видимому, до конца жизни не отказался бы от своей кочующей столицы. Но бесконечные разъезды и отсутствие постоянного жилья очень не нравились любимой жене Менелика, прекрасной императрице Таиту. Молодая женщина чувствовала себя плохо в холодном Энтото. Она мечтала поселиться в солнечной долине, близ горячих серных источников, которые, как говорили, благотворно влияют на кожу.

Императрице пришлось приложить некоторые усилия, но в конце концов она настояла на своем. Император был решителен и бесстрашен на войне, дома же предпочитал сохранять мир. Он уступил просьбам жены. Гак началось строительство новой столицы.

— А то место, на котором мы сейчас находимся, напивается Фыльвуха?

Касса Амануэль утвердительно кивнул.

— Ну, что же, — обрадовался Великий первооткрыватель. — Я уверен, что императрицу Таиту привлек сюда дивный аромат эвкалиптов.

— Вы ошибаетесь, — улыбнулся Касса Амануэль, — и то время здесь еще не было эвкалиптов. Выжженная солнцем долина скорее напоминала пустыню: ни деревца, ни кустика. Намерение построить новую столицу. посреди голой, лишенной растительности пустыни показалось окружающим безумным, что вызвало немало шума.

Но влюбленный в императрицу Таиту Менелик решил исполнить ее желание во что бы то ни стало. По совету французского ученого-натуралиста он приказал привезти из Австралии несколько тысяч саженцев эвкалиптов, самых быстрорастущих деревьев на земле. Они были посажены вблизи строящегося города. Это стоило больших денег, зато через несколько лет голая равнина преобразилась в огромную эвкалиптовую рощу. Желая; подчеркнуть, что новая столица — подарок для любимой жены, Менелик назвал город Аддис-Абебой, что в переводе с амхарского означает «Новый Цветок».

— Вот это любовь! — растрогался пан Беганек. — На такое чувство способны только великие люди!

— Если они располагают соответствующими фондами за счет налоговых поступлений, — заметил я, желая несколько остудить пыл нашего романтичного референта.

А Бвана Кубва насмешливо добавил:

— Любовь любовью, а у меня предчувствие, что мы снова изрядно вымокнем — тучи уже собираются над головой.

Это прозаическое замечание отрезвило всех. По приглашению мосье Бернара мы заняли места в машине и поехали обратно по направлению к центру города.

— Опять в этот скучный отель! — вздохнул пан Беганек. — Все начинается отелем и кончается отелем.

Мосье Бернар уловил в этой польской фразе повторившееся несколько раз слово «отель» и отрицательно покачал головой.

— Мосье, мы не едем в отель. Я позволил себе пригласить вас на ужин. Мы уже договорились с мосье директором. Надеюсь, вы не откажетесь.

Мы, разумеется, не отказались. Пан Беганек, правда, тихонько шепнул мне, что предпочел бы получить приглашение от ато Кассы Амануэля — у него, мол, было бы интереснее, но не стоило обращать внимания на капризного, как императрица Таиту, референта.

Я принял приглашение от имени нас обоих, а пану Беганеку на всякий случай сказал:

— Пожалуйста, не берите слишком быстрого темпа за ужином. Очень вас об этом прошу.

Французский посредник жил в самом центре торговой части города в двухэтажном каменном доме. Его квартира была обставлена очень приятно, но совершенно по-европейски. В ней полностью отсутствовал местный колорит — ничего эфиопского, кроме открывшего нам дверь черного слуги, которого пан Беганек сразу окрестил «человеком из племени шанкалла».

Мосье Бернар ввел нас в небольшой салон и, извинившись, оставил одних, а сам ушел распорядиться насчет ужина. Вскоре вошел «человек из племени шанкалла». Он принес кувшин лимонада, полный поднос печенья и других сластей. Поставив все это на столик около окна, слуга молча удалился.

Нас не соблазнило сладкое — не хотелось портить аппетит перед ужином. Но пан Беганек был не из тех людей, которые в подобной ситуации в состоянии усидеть на месте. Он быстро подошел к столику, взял с подноса самую большую пачку печенья, внимательно осмотрел ее и вдруг бросил обратно, да так, словно в его руках оказался кусок раскаленного угля.

— Ну и ну! — воскликнул он с неподдельным возмущением. — Польское печенье! Вот, написано: «Е. Wedel — made in Poland».

Мы с Павлом тут же очутились у столика, и я начал хвастаться перед Кассой Амануэлем польскими кондитерскими изделиями, которые попадают даже в Эфиопию. Павел же, как специалист, полностью раскритиковал упаковку, якобы совершенно не соответствующую африканским условиям, и заявил, что наших экспортеров надо бить за такие дела. А пан Беганек подвел грустный итог:

— Стоило тащиться в Эфиопию, ломать язык при общении с иностранцами, три дня мокнуть под дождем, чтобы в конце концов получить на ужин польское печенье Ведля, которое можно купить в любом варшавском магазине!

Наше разочарование было велико, но преждевременно — мы еще не знали, что нас ждет приятный сюрприз: мосье Бернар приготовил в нашу честь настоящий эфиопский ужин! Когда хозяин дома сообщил эту замечательную новость, пан Беганек выразил такую бурную радость, что «человек из племени шанкалла», убиравший стаканы и тарелки со столика под окном вздрогнул и странно взглянул на него. Видимо, поведение референта напомнило ему родные джунгли.

В столовой, куда мы перешли по приглашению мосье Бернара, нас ожидал накрытый белой скатертью стол, заставленный деликатесами эфиопской кухни.

К великому неудовольствию пана Беганека, ужин оказался очень скромным. Он состоял из местного хлеба ынджеры[24] и большой миски коричневого мясного соуса под названием вот[25]. Кроме того, на столе стояли всевозможные салаты: из бананов, дыни и других фруктов и овощей. Эфиопское пиво тэлля[26] и вино из меда тедж[27] нам наливали из круглых глиняных кувшинов с длинными, узкими горлышками.

Эфиопский хлеб ынджера похож на испеченные на поду лепешки. По виду он напоминает большие, очень тонко нарезанные ломти пористой губки. Но по вкусу мало отличается от нашего ржаного хлеба. Зато соус вот… Но о соусе необходимо рассказать особо.

Ато Касса Амануэль, перечислив названия основных блюд, объяснил, как их едят. Оказывается, эфиопы не пользуются ложками, вилками и ножами. Куски ынджеры они отрывают пальцами от ломтя и окунают в общую миску с соусом вот. Такой метод показался нам несколько непривычным и неудобным, поэтому мы с Павлом не спешили приступать к ужину, ожидая, пока хозяин подаст нам пример. Иное дело пан Беганек. Для нашего друга за столом вообще не существовало никаких трудностей. Не долго думая, он оторвал довольно большой кусок ынджеры, обмакнул его в густой соус, стараясь захватить побольше мяса, свернул все это в аппетитный комочек и отправил в рот.

До этого момента все шло гладко и прекрасно. Но тут… Проглотив ынджеру и вот, референт страшно покраснел, закашлялся, глаза его наполнились слезами, рот широко открылся, и он начал спазматически хватать воздух, как человек, который вот-вот умрет от удушья. У него был до того несчастный вид, что мы с Павлом не на шутку испугались. Но Касса Амануэль не шелохнулся, а мосье Бернар лишь сочувственно улыбнулся и сказал:

— Простите, пожалуйста, я забыл предупредить, что соус острый. Для непривычного человека…

Пан Беганек был слишком горд, чтобы потерпеть чье-либо сочувствие. Гигантским усилием воли он овладел собой, вытер слезы и, словно Муций Сцевола[28], держащий руку над огнем, произнес:

— Острый? Пустяки. Мне случалось есть гораздо более острые блюда.

В подтверждение своих слов он отломил новый кусок ынджеры и еще более тщательно искупал его в коричневом соусе.

Тогда и мы решились отведать этот деликатес. Как ни осторожно это было сделано, эффект получился такой же, как у пана Беганека, — мы сидели и плакали. Когда немного полегчало, Павел сказал, что, съев миску вота, можно смело выступать в цирке фокусником-глотателем огня.

Однако третий кусок ынджеры с вотом прошел в наши желудки вполне спокойно. Каким невероятно вкусным было это блюдо! А пан Беганек так набросился на огнедышащее содержимое миски, что пришлось дважды одернуть его.

С немалым удивлением мы узнали, что основными компонентами этого великолепного соуса являются эфиопский красный перец и… старое масло.

Услышав про старое масло, пан Беганек тут же схватился за живот и сообщил, что чувствует себя «не слишком хорошо». Но Касса Амануэль успокоил его, заверив, что старое масло ему ни в коем случае не повредит. Позднее нам говорили, что эфиопы уже тысячу лет пользуются старым маслом как лечебным средством. Чем старше масло, тем лучше оно действует. Двухлетним маслом кормят даже грудных младенцев, чтобы предохранить их от различных заболеваний.

Очень возможно, что читателям этот эфиопский обычай покажется чуть ли не жестоким. Но не спешите, друзья! Если эфиопы на протяжении тысячи лет лечат своих детей старым маслом, наверняка за этим что-то скрывается. Путешествия по дальним странам убедили меня, что в любом древнем народном обычае есть крупица мудрости. И я бы ничуть не удивился, если бы в один прекрасный день европейские ученые вдруг нашли, что старое масло содержит в себе бактерицидные элементы. Ведь и чудодейственный пенициллин обнаружили в плесени и других неаппетитных вещах.

Покончив с ынджерой и потом. мы перешли к напиткам. И сразу узнали удивительную вещь — оказывается, эфиопское пиво тэлля готовят только женщины, тогда как производство вина — дело исключительно мужское.

Наш референт, как всегда, показал себя джентльменом.

— Из уважения к прекрасному полу, — сказал пан Беганек, — я начинаю с пива.

Преисполненный чувства собственного достоинства, он налил себе целый стакан очень темной жидкости. Однако после первого глотка поморщился и быстро отодвинул стакан:

— Чуть не забыл: врач запретил мне пиво. Вино, кажется, более полезно.

На всякий случай и мы не стали пить пиво, а сразу принялись за тедж.

Он был великолепен. Это — обычный мед, растворенный в воде и перебродивший с добавлением листьев какого-то дерева. Тедж по вкусу напоминает легкое белое вино и чудесно поднимает настроение.

Ужин пробудил у нас интерес к эфиопской кухне. Мы начали расспрашивать Кассу Амануэля о том, что охотнее всего едят его сородичи. Но наш собеседник не проявил особого желания распространяться на эту тему.

— Мои дорогие, — сказал он, — иностранцам в незнакомой стране все кажется или странным, или смешным. Когда я учился в Париже, первое время меня тоже многие вещи удивляли или смешили. Я вас понимаю: вам хочется побольше поудивляться и посмеяться. Но должен предупредить: эфиопы — гордый народ и очень не любят, когда европейцы высмеивают древние обычаи их страны.

В конце концов Касса Амануэль все-таки поддался на наши уговоры и рассказал о любимом традиционном блюде эфиопов. Им оказалось сырое мясо. Пристрастие к нему вполне естественно для кочующих народов, но вот беда: частое его употребление вызывает очень неприятное заболевание — солитер, которое носит в Эфиопии массовый характер. Чуть ли не каждый житель страны время от времени заболевает этим тяжелым недугом. Единственное лекарство против него— отвар из листьев дерева коссо, очень сильное слабительное средство. На время лечения больному приходится бросать работу, в результате чего массовые заболевания солитером и лечение листьями коссо создают огромные трудности и тормозят работу всего государственного аппарата. Нередко случается, что, придя в какую-нибудь контору или учреждение, клиент находит на запертых дверях листок с лаконичной надписью: «Не работаем в связи с лечением коссо». Это задерживает решение многих частных и государственных вопросов, поэтому правительство все более решительно борется против употребления сырого мяса. Гурманы горюют по этому поводу, но интересы государства должны быть поставлены выше старых привычек.

Мы с большим интересом выслушали этот рассказ, а пан Беганек, со времени недавнего недомогания считавший себя специалистом по желудочно-кишечным заболеваниям, долго расспрашивал Кассу Амануэля о дереве коссо и приготовлении из него лечебного отвара. Напоследок, желая утешить своего собеседника, он сказал:

— У нас не едят сырого мяса, но дела в учреждениях тоже решаются очень медленно.

В конце ужина, после того как было выпито по нескольку стаканов теджа, пан Беганек пришел в отличное расположение духа и повел себя совсем непринужденно. Он постучал ножом по стакану и возвестил по-польски:

— А теперь я расскажу вам об императоре Федоре II! Директор помешал мне утром, поэтому сделаю это сейчас!

Услышав такое, Бвана Кубва, тоже изрядно выпивший, посмотрел на пана Беганека испепеляющим взглядом и сказал:

— Не согласен ни на какие рассказы об императоре Федоре! Хватит с меня вашего древнего вздора!

На сей раз и я поддержал Павла.

— Пан Альбин, — сказал я мягко, но решительно, — оставьте вашего Федора. Что вам вдруг взбрело на ум?

Пан Беганек укоризненно взглянул на меня. Такой вид, должно быть, имел Юлий Цезарь, когда, окруженный заговорщиками, увидел среди них Брута.

Да, сейчас я тоже был против пана Альбина. Тедж придал мне твердости и прояснил мысли. Я понял, что больше не хочу ничего слышать об императорах, и не просто так, а по принципиальным соображениям.

Когда мосье Бернар поинтересовался содержанием нашего спора, я перешел на английский язык и четко изложил свои аргументы.

— Наш друг собирается рассказывать об императоре Федоре II, а я не хочу слушать. Все время императоры и императоры. Как будто в Эфиопии, кроме императоров, нет никого и ничего. На завтрак — Менелик I, сын царя Соломона и царицы Савской, на обед — Менелик II, муж прекрасной и капризной Таиту, а теперь, на ужин, этот злосчастный Федор II, о котором говорят, что он взошел на престол каким-то странным образом. Надоело до крайности! Мне нужно написать очерк об Эфиопии, не буду же я писать об одних императорах!

Совершенно неожиданно я нашел союзника в лице Кассы Амануэля, который согласился со мной, что очерк об Эфиопии не может состоять из одних историй об императорах. В его стране, сказал он, есть много других интересных вещей, и он обязательно меня с ними ознакомит.

— Однако и от императоров не следует совсем отказываться, — прибавил он в заключение. — Судьбы некоторых правителей Эфиопии очень любопытны и многое объясняют в истории и обычаях нашего народа.

После ужина мы снова перешли в гостиную; «человек из племени шанкалла» принес прекрасный кофе и подал его по-эфиопски — в маленьких чашечках с двумя ушками.

Быстро опорожнив свою чашку, Касса Амануэль встал и поклонился хозяину.

— Когда в Эфиопии подают кофе, — объяснил он, — это знак того, что гостям пора заканчивать визит.

Пан Беганек изумился и быстро сделал пометки в своем зеленом блокноте.

— До чего удивительная страна Эфиопия! В Польше все начинается с кофе, а здесь, наоборот, — все им заканчивается, — сказал он на прощание.

Покинув гостеприимный дом мосье Бернара, мы вскоре расстались и с Кассой Амануэлем, еще раз повторившим обещание и впредь по мере сил посвящать нас в тайны своей родины.

Когда мы остались одни, пан Беганек вдруг утратил хорошее настроение. Он начал охать и жаловаться на плохое самочувствие — видимо, старое масло в соусе все-таки повредило.

— Не огорчайтесь, — утешил я его, — в Эфиопии много деревьев, из которых добывают касторовое масло, а кроме того, у вас ведь есть рецепт отвара из листьев коссо.

Референт ничего не ответил и лишь тяжело вздохнул. Этим и закончился третий день нашего пребывания в стране Льва-победителя из племени Иуды.