С первой леди так не поступают

Глава 19

Это называли «хронометражной таблицей тысячелетия».

Как правило, на процессах по уголовным делам хронометражные таблицы — документы, отражающие хронологию событий, — составляются с точностью до минуты. Таблица, над которой без устали трудились Бойс и его команда, была разбита на сотые доли секунды. Это вызвало ехидные замечания в прессе о том, что Бойс наверняка обнаружил в Белом доме бортовой самописец.

Согласно Бойсовой хронометражной таблице, некомпетентный, мстительный агент ФБР Уэпсон и обидчивый, туговатый на ухо агент Секретной службы Бернам находились одни возле остывающего трупа президента в течение тридцати семи секунд, то есть вполне могли успеть поставить клеймо Ривира на президентский лоб.

Заместительница генерального прокурора Клинтик, как рысь, сражалась за то, чтобы эту таблицу не приняли в качестве доказательства. После удивительного перекрестного допроса Бабетты Ван Анки, проведенного Бойсом, на нее оказывали возрастающее давление.

Президенту Гарольду Фаркли задавали все больше и больше вопросов об этом деле. Причем даже менее учтиво, чем обычно. Однажды, после того как он объявил об историческом техническом начинании, имеющем целью предотвратить разлив реки Миссури и затопление житницы Америки, а также выразил сожаление по поводу пережитков расизма — в штате Вирджиния полицейский опять остановил машину бывшего госсекретаря Колина Пауэлла и заставил его распластаться на капоте, — с ним в недопустимом тоне заговорили сопровождавшие его представители журналистского корпуса Белого дома, желавшие выяснить, не сыграл ли он «активную» роль в судебном преследовании своей знаменитой соперницы, миссис Макманн. Нет, абсолютно никакой, заявил он. Его пресс-секретарь сообщил ему, что Боб Вудвард, король журналистских расследований прошлого тысячелетия, «наводит справки». У Гарольда Фаркли пересохло во рту.

Прожив всю жизнь в тени собственной заурядности, он твердо решил бросить вызов своей карме и победить на предстоящем выдвижении кандидатов в президенты. Меньше всего ему нужна была статья на первой полосе «Вашингтон пост» («Первая из серии статей») под заголовком:

Фаркли велел своему пресс-секретарю сообщить журналистам — отнюдь не по секрету, — что к доказательствам виновности Бет он «всегда» относился «скептически».

В должное время появились статьи, отражавшие эту новую установку. Прямых ссылок на источники не было, но количества ДНК, содержавшейся в статьях, оказалось достаточно, чтобы встревожить генерального прокурора. Тот, в свою очередь, велел своему пресс-секретарю сообщить журналистам — во всеуслышание, — что он тоже «с самого начала» ставил эти доказательства «под сомнение», но заместительница генерального прокурора Клинтик «горела желанием» выступать в качестве обвинителя.

В должное время появились и эти статьи, отчего Сэнди Клинтик покрылась сыпью. Кого боги хотят погубить, на того они сперва насылают чесотку.

Алан Крадман с такой завистью следил за тем, как мастерски ведет дело Бойс, что, продолжая строить догадки в программе «Судейский молоток», постепенно превратился в общественного обвинителя. Это был довольно крутой поворот в карьере человека, который некогда хвастался, что смог бы добиться оправдания Адольфа Гитлера.

В разгар последней передачи его охватило неудержимое желание доказать, что агенты Уэпсон и Бернам просто не могли надеть перчатки из латекса, схватить плевательницу, оставить на президентском лбу отпечаток клейма, снять перчатки и положить плевательницу на место между 7:33:00 и 7:33:37 утра двадцать девятого сентября, пока Бет блевала в ванной. Чтобы разыграть этот сценарий в лицах, Крадман вскочил со стула, выдернув из гнезда провод прикрепленного к лацкану микрофона и опрокинув стакан с водой.

Отношение Перри к Бойсу стало откровенно враждебным. Бойс больше не приезжал на выходные домой. Даже у его команды Перри не смогла выведать ни слова о том, что происходит в кулуарах. Когда они все-таки созванивались, ей и от него ничего не удавалось добиться. Разговор он поддерживал так: «Угу, угу. Слушай, мне пора». Всё это было просто… бестактно. Разве Перри не вы́ходила Бойса, пережившего сильное нервное потрясение после своего тяжелого четвертого развода с альпинисткой, карабкавшейся в высшее общество, к тому же в период, когда ей следовало бы сосредоточиться на собственной карьере?

При своих продюсерах она делала вид, будто Бойс постоянно сообщает ей пикантные новости. Тем временем, пока Перри устраивала ежевечернее обсуждение этого дела по телевидению для всё более многочисленной аудитории, ее начал терзать важнейший — для нее — вопрос процесса тысячелетия: спит ли Бойс с Бет?

Убедить судью Голландца принять хронометражную таблицу в качестве доказательства оказалось непросто, поскольку единственным человеком, который мог засвидетельствовать, что агенты Уэпсон и Бернам оставались наедине с трупом, была… клиентка Бойса, а он категорически запретил ей давать показания. Одним из достижений американской системы правосудия является то, что виновный — то есть обвиняемый — фактически не обязан защищаться. Он может спокойно сидеть и смотреть, как адвокаты стреляют шариками из жеваной бумаги в обвинителей, а потом их же и выставляют истинными злодеями.

— А теперь, — сказал ведущий вечернего выпуска новостей Питер Дженнингз, — слово нашему судебному корреспонденту. Джефф, как прошло сегодняшнее заседание?

— Питер, для обвинения и этот день выдался неудачным. Адвокат миссис Макманн, Бойс Бейлор, представил таблицу, отражающую хронологию событий того утра, когда умер президент, причем настолько детальную, настолько пространную, что остается лишь догадываться, способны ли эти — да и любые — присяжные разобраться во всем объективно. В таблице прослеживаются передвижения восемнадцати человек, входивших в президентскую спальню и выходивших оттуда в течение двух часов. В основе аргументации Бейлора лежит решающий тридцатисемисекундный промежуток времени, когда, по его утверждению, агент ФБР Джеррольд Уэпсон и агент Секретной службы Вуди Бернам находились одни рядом с телом президента. Бейлор утверждает, что, действуя из личной неприязни к миссис Макманн, они оставили на лбу президента отпечаток пробирного клейма Пола Ривира с серебряной плевательницы, чтобы выдать ее за орудие убийства. Защита настаивает на том, что президент умер ночью в результате случайного падения. В течение трех минувших дней Бейлор безжалостно обрабатывал Уэпсона и Бернама. В конце концов они перестали категорически отрицать, что находились рядом с телом одни, пока миссис Макманн была в ванной. Надо признаться, какими бы слабыми ни казались доводы в пользу того, что все это — некий правительственный заговор, эти перекрестные допросы были эффективными, особенно если учесть, что Бейлор провел их сразу после гибельного для обвинения перекрестного допроса Бабетты Ван Анки. В конце концов присяжные, возможно, придут к заключению, что, если миссис Макманн и не невинна, то уж во всяком случае невиновна. Питер?

— Я спрашивал себя, случится ли это, — сказал Бойс.

Бет положила голову ему на грудь.

— Ты знал, что случится.

Они лежали в постели, среди скомканных простыней. В коридоре, за двойными дверями, молча кипели от злости агенты Секретной службы. Был вечер пятницы, в субботу суд не заседал, и на Бойсовом командном пункте царила тишина.

— Где ты их раздобыла? — спросил Бойс, нащупывая под простынями пушистую, шелковистую вещь. Он поднял ее повыше, чтобы лучше рассмотреть.

— Правда, они ужасны? Я позвонила подруге в Лос-Анджелес и уговорила ее их купить. Не волнуйся. Она осторожна. Эта покупка не из тех, которые я стала бы афишировать, используя свою карточку «Американ экспресс». Так что теперь вопрос наконец решен.

— Не совсем. Теперь мы знаем, как ты выглядишь в открытых трусиках на норковом меху. Но так и не узнали, как бы ты выглядела в них тогда, когда училась на юрфаке.

— Еще более нелепо, чем сейчас.

— Даже не верится, что сегодня ты пришла в них в суд. А что, если бы тебе понадобилась срочная медицинская помощь, привезли бы тебя в больницу, положили на операционный стол — а на тебе эти штанишки? Какой заголовок в газете!

Бет прижалась к нему.

— Ты был бесподобен.

— Ты и сама не оплошала.

— В суде! Не обольщайся.

— А-а. Ну, а как тебе было со мной сейчас?

— Гм, ничего, терпимо.

— Твой счет только что вырос на миллион долларов.

— Ты был изумителен. Как бог.

— Скидка десять процентов.

— Совсем как в былые времена.

Странно было предаваться любви с некогда близкой партнершей после четвертьвекового перерыва. Бойс удовлетворенно перебирал в уме метафоры. Может, это все равно что выпить выдержанного вина из старых погребов? Или, скорее, — все равно что войти в сад, где виноград созрел и превратился в…

— Журналисты утверждают, что всё кончено, — сказала Бет.

— Журналисты не присяжные. Но ты же слышала, что сказал Влонко. По-моему, я еще никогда не видел его таким довольным.

— Влонко, — сказала Бет. — Ясновидец, читающий чужие мысли.

— По его словам, присяжные шесть, семь, десять и тринадцать то и дело кивали, когда я допрашивал Бернама.

— Тринадцатый — это…

— Детский нейрохирург-гомосексуалист немецкого происхождения. Субъекта более строгих правил просто нет в природе. И даже он кивал. — Бойс удовлетворенно вздохнул. — Не хотелось бы сглазить… боги круглые сутки начеку… но, по-моему, нам удастся закрепить успех. По-моему, дело идет к оправданию. Мало ли что, чем черт не шутит, но, по-моему, тебя признают невиновной.

Бет дотянулась до пачки сигарет и закурила.

— А потом я хочу снова начать строить свою жизнь, — сказала она. — Только не так, как прежде. Самостоятельно.

— Ты молода.

— Более или менее.

— Привлекательна.

— Более или менее.

— Умна.

— Будь я умна, не влипла бы в эту историю.

— У тебя хватило ума нанять хорошего адвоката.

Бет приподнялась на локте и повернулась к Бойсу. Она сияла от возбуждения.

— Бойс, я хочу дать показания.

— А?

— Хочу дать показания.

— Что ты куришь — сигарету или косяк? Ты спятила?

— Нет, я хочу дать показания.

— Я не намерен это обсуждать.

— Почему?

— Эта затея настолько безрассудна, что даже не поддается осмыслению. Выиграть это дело — задача непростая. Может, ты заметила? И если мы его выигрываем, это еще не значит, что можно забивать себе голову безумными идеями.

— Дело ты ведешь блестяще. Я первая это признаю. Знаю, ты всю душу вкладываешь в свою работу. Но люди по-прежнему считают меня убийцей. Слышал, что сказали сегодня по телевизору?

— Какая разница, что думает публика? Найми агента по связям с общественностью. Как его там? Нейлора, представителя Бабетты. Он и Саддама Хусейна смог бы выставить Санта-Клаусом.

— Спасибо. Деликатности тебе не занимать.

Перемени тему, быстрее!

— Надо попить водички. Ох уж эти гостиницы. У меня во рту просто пустыня Мохаве.

Бойс отправился на поиски воды. Голова у него шла крутом. Поразительно. За двадцать пять лет политической деятельности человек превращается… в политикана. С нее еще не сняли обвинение в убийстве, а она уже планирует возвращение в политику. О чем она только думает? Да она вообще ни о чем не думает, как и двадцать пять лет назад, когда вышла за Бога Войны. Мини-бар. Там должна быть вода. Охлажденная дорогая вода из какого-нибудь источника в Финляндии или Уэльсе, такая чистая, что в ней можно промывать контактные линзы.

Бойс вернулся с маленькой бутылочкой воды за девять долларов и снова лег. Он крепко прижался к Бет. Ее тело было уже не таким чутким и податливым, как минуту назад.

— На перекрестных допросах персонала, — сказала она, лежа спиной к нему, — ты выставил меня сущей стервой. Леди Бетмак.

— Ну и что? Главное — это поможет тебе избежать приговора за убийство.

Она повернулась к нему лицом.

— А что толку? Меня оправдают, а все по-прежнему будут считать, что я виновна. И что я — настоящая Джоан Кроуфорд среди первых леди.

— Что толку, если тебя оправдают? Не считая того, что ты не просидишь всю оставшуюся жизнь в федеральной тюрьме? Или избежишь смертной казни? Сложный вопрос. Надо подумать.

— После этого мне нужно будет как-то жить.

— М-да, тебе легко угодить.

— Если я дам показания, то смогу доказать, что я не только не убийца, но и не первая стерва.

— Послушай меня: присяжные, возможно, собираются признать тебя невиновной в убийстве. Уверяю тебя, это и есть наша главная цель. Единственная цель. Ведь оправдание значит, что ты никого не убивала.

— Нет, это не так. Оно всего лишь значит, что я избежала наказания. Я стану О-Джеем Симпсоном первых леди. И что тогда прикажешь делать — постоянно околачиваться на общедоступных полях для гольфа в поисках настоящих убийц?

— Это лучше, чем в течение ближайших сорока лет работать в тюремной прачечной. Не говоря уже о смертельной инъекции.

— А что, если мне захочется продолжить общественную деятельность? Что, если захочется самостоятельно баллотироваться на государственную должность? В Сенат.

Бойс уставился на нее, но таращить глаза в полутьме не имело смысла.

— Бет, я знаю, тебе приходится несладко, всё это чревато стрессом.

— Пожалуйста, не надо разговаривать со мной как с душевнобольной.

— Не буду, если ты перестанешь вести себя, как душевнобольная. Слушай, Ф. Скотт Фиццжеральд ошибался, считая, что в жизни американцев второго акта не бывает. Посмотри на Чарльза Мэнсона — у него есть собственный вебсайт. Когда всё это кончится, ты сможешь заниматься всем, чем заблагорассудится. Боже мой, да одна только именная продукция будет приносить достаточный доход, чтобы… оплатить мой счет!

— Я не намерена, — ледяным тоном сказала Бет, — давать разрешение на использование своего имени на этикетках. Это удел членов британской королевской семьи, страдающих избыточным весом, и практиканток из Белого дома, страдающих избыточной сексуальной озабоченностью.

— Как же ты собираешься оплатить мой счет? Ну ладно, что-нибудь придумаем. — Бойс принялся покусывать ее в ухо. — В крайнем случае возьму натурой.

— Перестань. Между прочим, согласно исследованиям Американской ассоциации адвокатов, три четверти населения считают, что подсудимый, который не дает показаний, либо виновен, либо что-то скрывает.

— В кои-то веки я согласен с тремя четвертями населения Америки. Знаешь, сколько раз я разрешил клиенту дать показания на процессе по уголовному делу? Два. Первым был семидесятивосьмилетний главарь мафии, больной застарелой эмфиземой. Его я посадил на место для дачи показаний, чтобы присяжные услышали, с каким присвистом он дышит. Им стало так жаль старика, что они отпустили его умирать домой. Вторым был католический кардинал, обвиненный в порочной связи с мальчиком-служкой. Дело было двадцать лет спустя, и служка уже страдал пристрастием к героину, крэку и алкоголю, а также еще тремя нехорошими болезнями. Вот он и решил вытрясти деньги из своего бывшего приходского монсеньора, который к тому времени стал одним из главных князей американской католической церкви. В данном конкретном случае кардинал оказался невиновным. Знаю, клиент, который и в самом деле невиновен, — большая редкость. Мне следовало бы заказать его чучело. Как бы там ни было, я посадил его на место для дачи показаний — ведь не так уж и часто тебе попадается невиновный клиент, который одевается в пурпурную мантию и носит на груди крест величиной с монтировку.

— И что же?

— Его признали виновным. И ты еще хочешь давать показания.

Бет погасила окурок.

— Все годы, прожитые с Кеном, все эти ужасные годы, я молча сносила оскорбления, подставляла другую щеку, на всё закрывала глаза, работала как вол. Мне уже за сорок. У меня нет ни денег, ни реальных средств к существованию, разве что именной антиквариат, которым сподручно убивать мужей. Я вдова… не перебивай, пожалуйста… и все считают меня вероломной убийцей, укокошившей героя войны плевательницей. Это несправедливо! И я не намерена с этим мириться. Я не намерена выходить из зала суда в общество людей, которые будут показывать на меня пальцами в аэропортах, как на некое ископаемое чудище, не решающееся включать телевизор, потому что Джей Лино и Леттерман, возможно, поливают меня дерьмом в своих монологах, да и то лишь ввиду отсутствия других сенсационных новостей. Откровенно говоря, по сравнению с этим стирка белья в тюрьме… да и капельница со смертельным раствором… представляются чуть ли не благом. Если бы я хотела добиться оправдания при помощи юридических тонкостей, я бы наняла Алана Крадмана, Плейто Качериса или какого-нибудь другого ловкача. Но мне необходимо выиграть, и поэтому я наняла тебя. Не «не проиграть». Выиграть. Ты сказал, что в первый день я должна войти в зал суда с таким видом, словно пришла принимать их извинения. Ну, а выйти я собираюсь так, словно их извинения уже приняла и теперь готова принять извинения всего мира.

Бойс задумался.

— По-моему, нам следует подготовить заявление о том, что ты намерена посвятить всю свою жизнь поискам настоящих убийц.

Бет огрела его подушкой. Сильно.

— Я начинаю понимать, — сказал Бойс, — за что ты получила это прозвище.