На первой полосе «Нью-Йорк пост» появилась фотография заплаканной Бабетты — под заголовком, который вряд ли был бы крупнее, даже если бы в сообщении говорилось о скорой гибели человечества в результате падения метеорита:
ЭТО ЕЕ РУК ДЕЛО!
Выступая по телевидению, ученые комментаторы наперебой пытались откреститься от своих недавних широковещательных заявлений о несомненной виновности Бет.
— Кое-что в прежних показаниях Ван Анки всегда казалось мне неправдоподобным, — заявил репортер «Тайм».
— Я всегда был против того, чтобы пороть горячку с осуждением Бет Макманн, — сказал обозреватель «Вашингтон пост».
У Бет снова начал звонить телефон — теперь с ней хотели говорить агенты, кинопродюсеры и издатели.
— Только что звонила Тина Браун. Возможно, мне все-таки удастся оплатить твой счет, — сказала Бойсу Бет.
Ее приподнятое настроение было испорчено сообщением о том, что Алан Крадман подал ходатайство об аннулировании предсмертных показаний доктора Грейсона на том основании, что они не заслуживают доверия, поскольку при его лечении применялись такие медикаменты, как морфий. У такого ходатайства имелись прецеденты, однако, по словам Влонко, по-прежнему сидевшего в суде и поминутно фиксировавшего реакцию присяжных, показания доктора Грейсона произвели эффект «типа заебись»: большинство присяжных-женщин были растроганы до слез. Даже если судья Голландец отметет грейсоновские показания, чувства, которые они вызвали у присяжных, возможно, все равно повлияют на вердикт.
— И все же мы можем проиграть, — сказал Бойс. — Наверно, придется его выкапывать, Бет.
— Очень не хотелось бы.
Президент был похоронен на Арлингтонском кладбище как герой, с высшими почестями, которые может отдать государство. Под торжественный барабанный бой его тело провезли через Мемориальный мост на запряженном лошадьми орудийном лафете. А следом, по традиции, проскакал конь без всадника, с перевернутыми сапогами в стременах. У могилы был дан салют из двадцати одного орудия, над кладбищем, боевым порядком, в котором недоставало «без вести пропавшего бойца» — эхо «Погребального сигнала», исполненного на горне, — пролетела эскадрилья реактивных истребителей Военно-морских сил. Разумно ли было — с политической точки зрения — со стороны вдовы и ее любовника-адвоката, обвинявшегося в преступлении, отправлять на кладбище скрепер, чтобы разрыть могилу и выяснить, нет ли в венах президента смертельной дозы виагры?
— С другой стороны, — сказала Бет, — я рада, что его не набальзамировали: вдруг все-таки придется потребовать повторной токсикологической экспертизы. Просто не верится, что я так говорю о своем муже. Вся моя жизнь превратилась в какую-то абстракцию.
— Вся твоя жизнь… — Бойс похлопал ее по животу, — …вот здесь.
— Пощупай.
— Он хочет знать, купили ли мы ему билет на самолет до Лиссабона.
— Скажи ему, что папа над этим работает.
Бабетта заняла место для дачи показаний со зловеще спокойным видом. То ли ей дали успокоительного, то ли возросший риск способствовал сосредоточенности мыслей. Истерика уже прошла, сменившись ледяным высокомерием. Ей грозило привлечение к уголовной ответственности не только за лжесвидетельство, но и за убийство президента Соединенных Штатов чрезмерной дозой средства для эрекции. Правда, по крайней мере в одном мнения большинства судебных комментаторов совпадали: в убийстве без смягчающих обстоятельств ее не обвинят. Убийство по неосторожности? Неумышленное убийство при смягчающих вину обстоятельствах? Прецедентов не было.
— Мы плаваем, — сказал Эдгар Бертон Твимм, выступая в телепрограмме «Чарли Роуз», — в мутной воде, в тумане, ночью, без компаса.
У Бет имелся ноутбук с беспроводным доступом в Интернет. Он служил ей средством связи с Бойсом: рассерженный судья Голландец по-прежнему не впускал его в зал суда. Бойс смотрел судебное заседание по телевизору, сидя в гостиничном номере неподалеку, со своим собственным ноутбуком, подсоединенным к скоростной компьютерной линии. Связь с Бет он мог поддерживать, передавая сообщения на ее экран в режиме реального времени.
Бойс увидел по телевизору, что Бет готовится встать из-за стола и приступить к допросу. Он напечатал:
ТВОЙ ВЫХОД, МИЛАЯ.
Она встала и подошла к кафедре, взяв включенный ноутбук с собой.
Бойс напечатал:
ДЕРЖИ СВИДЕТЕЛЬНИЦУ ПОД КОНТРОЛЕМ.
— Мисс Ван Анка, — начала Бет добродушным тоном, — вы знакомы с сутью показаний капитана Грейсона?
— Да он просто спятил от морфия, — сказала Бабетта. — Сам не понимал, что говорит.
Алан Крадман гордо выпрямился, дабы все догадались, что именно он вложил эти доходчивые слова в уста Бабетты.
— Возражаю. Свидетельница не вправе давать оценку достоверности этих показаний с точки зрения медицины.
Все удивленно повернули головы. Это была Сэнди Клинтик. На чьей же она стороне? По общему мнению ученых критиканов, без Бойса Бейлора заместительнице ГП недоставало противника, «действительно заслуживающего ненависти».
— Принимается, — сказал судья, — прошу вас ограничиваться ответами на заданные вам прямые вопросы, мисс Ван Анка.
Бет продолжала:
— Вы слышали, что заявил капитан Грейсон в своих показаниях?
— Да уж, слышала.
— Вы сообщили суду, что смазали виагрой, смешанной с увлажняющим кремом, свою… своё место, имеющее отношение к делу. Это верно?
— Да.
— И много виагры вы израсходовали?
— Я что, похожа на Ли Харви Освальда? Мне хотелось, чтобы мужчина был доволен. А не мертв.
Бойс напечатал:
НЕ ВАМ РЕШАТЬ.
PS: ВАШ ПОСЛЕДНИЙ ФИЛЬМ — ДРЯНЬ.
— Это не вам решать, мисс Ван Анка. Вопросы дозировки может решать только авторитетный медик.
— Авторитетный медик, который подделывает отчеты о вскрытии и дает показания, накачавшись наркотой? Я вас умоляю. Да этому типу я и вросший ноготь на пальце ноги не доверила бы. Царство ему небесное.
— Возражаю.
— Принимается. Мисс Ван Анка, вы должны отвечать на вопросы.
— Вот поэтому мой народ и покинул Европу.
— Еще один комментарий, и я обвиню вас в неуважении к суду.
Бойс напечатал:
ВМЕШАЙСЯ — БЫСТРЕЕ!! ОНИ ХИТРЯТ, ЧТОБЫ ДОБИТЬСЯ ПЕРЕСМОТРА ДЕЛА. НЕУВАЖЕНИЕ К СУДУ —> ВРАЖДЕБНО НАСТРОЕННОЕ ЖЮРИ —> РОСПУСК ПРИСЯЖНЫХ —> ДАВАЙ ВЫИГРАЕМ ЭТОТ ПРОЦЕСС, НЕ ДОЖИДАЯСЬ СЛЕДУЮЩЕГО.
— Бабетта… — сказала Бет.
Услышав, что Бет назвала ее по имени, Бабетта вздрогнула.
— Простите. Мисс Ван Анка. Мы… я… лишь хочу выяснить, много ли виагры вы израсходовали в ту ночь. Прошу вас, просто скажите суду — под присягой, — сколько пилюль вы измельчили и смешали с кремом.
— То есть честно?
Зал разразился смехом. Увы, ирония так и не дошла до Бабетты, которая слишком долго прожила среди людей, считающих лицемерие нормой.
— Честно. — Бабетта улыбнулась.
— Три. По пятьдесят миллиграммов. Я только хотела, чтобы мужчина проявил себя в постели, а не лежал бревном.
— Три пилюли? Синих?
— Вот таких. — Бабетта соединила большие и указательные пальцы в форме ромба. — Вообще-то можно давать половинку, но по мне — так это маловато.
— Я вас понимаю.
Внезапно две женщины стали похожи на старых подружек, увлеченно, со знанием дела беседующих о том, сколько виагры требуется их партнерам.
— От этого не умирают, — сказала Бабетта. — Конечно, можно и от бутерброда с ветчиной помереть, если им подавиться. Я прочла инструкцию по применению. Однажды ночью я дала Максу три. Он слегка разрумянился. Но не умер. А сейчас я могла бы дать ему и десять пилюль виагры.
— Своему мужу вы давали ее таким же способом, как моему?
— Нет. Я… ну, вы же знаете, как мужчины не любят признаваться?
— Еще бы не знать.
— Я измельчала пилюли и подсыпала ему в борщ.
— Понятно. И, наверно, последний вопрос, мисс Ван Анка. Как вам пришло в голову дать виагру моему… президенту таким способом?
— Я не могла подойти к его тарелке. Стоит агентам Секретной службы увидеть, что вы подсыпаете президенту в суп порошок, как они открывают огонь. У меня есть подруга, которая делает это таким способом, с увлажняющим кремом. Она сказала, что все получается. И все получилось. Ну, почти все.
— Благодарю вас, мисс Ван Анка. В данный момент вопросов больше нет. Сохраняю за собой право вызвать свидетельницу еще раз.
Бет взглянула на экран своего ноутбука:
ПОДМЕШАЕШЬ ЕЕ МНЕ В СУП — ПРИСТРЕЛЮ.
— Стоит ли верить ее словам о том, что она измельчила только три пилюли? — спросила Бет. — Я бы не удивилась, если бы она высыпала в миксер все содержимое пузырька.
— Да, — сказал Бойс. — Кажется, в кои-то веки она действительно говорила правду. Но Грейсон сказал, что в организме содержалось количество, эквивалентное тремстам миллиграммам. Значит, откуда-то взялись еще три пилюли. У него был рецепт?
— Ты что, шутишь? Каждый раз, когда врачи Белого дома дают президенту тайленол, это становится сенсационной новостью. Он бы ни за что не стал покупать лекарство по рецепту.
— А ты ни разу не видела пилюль в его туалетном столике?
— Я ни разу не рылась в его туалетном столике.
— Неужели?
— После того как нашла там упаковку из двенадцати презервативов.
— Из двенадцати? И когда только он успевал руководить государством? Но если предположить, что у него были пилюли… кто их ему давал?
Бет задумалась.
— Это мог быть только человек, которому он доверял. Доверял полностью.
Она назвала имя.
— Мы должны убедиться. Если мы усадим его на свидетельское место, а он начнет все отрицать, сложится впечатление, что мы действуем наугад. А мы не можем вызвать в суд восемьдесят лучших друзей президента и спросить у них, не давали ли они ему тайком пилюли для сухостоя. Они все равно соврали бы, и кто сумел бы опровергнуть их слова?
— Преимущество этого свидетеля, — сказала Бет, — в том, что он не умеет лгать под присягой.
— Защита вызывает Деймона Блоуэлла.
Деймон Блоуэлл казался подавленным, что не было характерно. Обычно он смахивал на питбуля, которого три дня не кормили.
Бет попросила вновь привести его к присяге, хотя формально он был по-прежнему связан первой.
— Мистер Блоуэлл, вы являетесь новообращенным христианином, не так ли?
— Так.
— И вы только что принесли присягу, поклявшись перед Богом, что ваши показания будут правдивыми, я правильно понимаю?
— Я не лжец, если вы это имеете в виду.
СБАВЬ ОБОРОТЫ,
— напечатал Бойс, —
ДАЙ ЕМУ ОТДЫШАТЬСЯ.
— Я имею в виду нечто прямо противоположное, мистер Блоуэлл. Сегодня я хочу задать вам только один вопрос. Мой муж просил вас принести ему виагру?
Нижняя губа Блоуэлла скрылась под верхней. Всеми фибрами своего бренного тела он хотел сказать «нет», но душа, которую он вновь посвятил воскресшему Господу, нашептывала: правда дарует тебе свободу.
— Возможно… — Он осекся и, немного помолчав, добавил: — Да, просил. Просил.
Шум в зале.
— И много вы ему принесли?
— Один пузырек.
— Сколько в нем было пилюль, приблизительно?
— По-моему, сто.
— Вы сделали это один раз — или больше?
— Не один.
— Сколько раз, приблизительно?
— Раз шесть. Может, больше.
Шум в зале.
— Значит, вы принесли ему как минимум шестьсот пилюль?
— Совершенно верно.
— И когда вы в последний раз, так сказать, приготовили президенту лекарство согласно рецепту?
— Кажется, где-то в середине сентября.
— То есть за пару недель до его смерти?
— Верно.
На лице Блоуэлла — впервые на памяти людей, не раз видевших его при большом стечении народа, — отразилось непереносимое страдание. Никто не мог вспомнить, чтобы Деймон Блоуэлл когда-нибудь производил впечатление ранимого человека. Он совсем упал духом.
— Это был несчастный случай, Деймон, — мягко сказала Бет. — Не стоит себя винить.
— Возражаю, — сказала Сэнди Клинтик, чуть ли не с неохотой.
— Принимается. Миссис Макманн, — сказал судья Голландец, — если у вас есть вопрос к свидетелю, задавайте.
— Вопросов к свидетелю больше нет, ваша честь. Благодарю вас, мистер Блоуэлл.
— Да, мэм. Я… хочу кое-что добавить.
Судья Голландец сказал:
— Прошу вас, мистер Блоуэлл.
— Я хочу извиниться перед миссис Макманн.