С первой леди так не поступают

Глава 31

Два дня спустя Бет с Сэнди Клинтик снова пришли в кабинет судьи Голландца.

— В последний раз прошу вас не употреблять больше выражения «чушь собачья», мисс Клинтик, — сказал судья Голландец. — Мы, конечно, не в суде, но и не в баре.

— Тогда я употреблю слово «подтасовка», — сказала Клинтик, кипя от злости. — Это же подтасовка. А вы ее допускаете.

— Пока еще я ничего не допускаю, мисс Клинтик. А вот подобных выражений я не допущу. Нигде.

— Она приходит сюда… — Клинтик показала пальцем на Бет, которая молча наслаждалась ее яростью, — …с письменным показанием беглого предателя…

— Я еще не вынес определения относительно этого показания, мисс Клинтик, — сказал он и бросил надменный взгляд на Бет. — Разве что признал его существование.

Он взял со стола листок бумаги с печатью нотариуса.

— Надо полагать, — сказал он, — этот нотариус понятия не имел, кто такой Уайли П. Синклер.

— Наверняка всё оформлено правильно, ваша честь. Мистера Синклера… по крайней мере, так проинформировал меня мистер Бейлор, который следил за тем, чтобы показание было нотариально засвидетельствовано, а подпись заверена… попросили предъявить два документа, удостоверяющих его личность, что он и сделал. Водительские права, очевидно, действительные до сих пор, и карточку социального обеспечения.

Судья Голландец хмыкнул:

— Это ужасно, миссис Макманн.

Бет пожала плечами.

— Признаю, судья, всё сделано наспех. Но статус лица, скрывающегося от правосудия, не влияет на правоспособность мистера Синклера давать письменные показания под присягой.

— Видимо, — со вздохом сказал судья Голландец, — нам следует на время отложить спор о его преступной деятельности. Бремя разрешения этого вопроса должен взять на себя мистер Бейлор. Ведь это он… — судья недоверчиво посмотрел на Бет, — …установил незаконный контакт с нашим беглецом, мистером Синклером. Разумеется, мистер Бейлор всегда может заявить, что имело место некое принуждение или что он был не в состоянии произвести арест мистера Синклера.

Бет подумала: уж не подсказка ли это?

— Как бы там ни было, — продолжал он, наклонившись вперед, — теперь нам предстоит вплотную заняться этой историей с «Бревенчатой хижиной».

— Защита вызывает Роско Фарканта.

Ну и переполох у судьи Юмина в зале судебных заседаний — гул, ропот, вытянулись шеи, заерзали седалища. Бойс, острее, чем когда-либо, сознававший свое сходство с кротом, сидящим в норе на заднем сиденье, в недрах подвального гаража, отдал бы одно яйцо и три решения Верховного суда за то, чтобы присутствовать там лично.

В прессу — как и следовало ожидать — уже просочилась информация о том, что Бет собирается вызвать главу Агентства национальной безопасности, единственного учреждения в Вашингтоне, которое еще хранило кое-какие секреты, заслуживающие внимания. Этот вызов в суд произвел сенсацию. Юристы АНБ заявили, что начальник в суд не явится. Судья Голландец ответил, что в таком случае прикажет взять генерала Фарканта под арест. АНБ сменило гнев на милость. Ничто так не способствует сосредоточенности, как мысли о наручниках.

Никто не знал, о чем именно она намеревается его расспрашивать. Умники с телевидения строили самые невероятные догадки.

Фаркант, как и большинство руководителей АНБ, раньше был военным. И выглядел соответственно: опрятный вид, короткие пушистые волосы, очки, глаза-бусинки, блестящие от больших-больших секретов. Он производил впечатление человека, который и Богу ничего не скажет, поскольку у Бога нет допуска к секретным материалам.

— Генерал Фаркант, — сказала Бет, обратившись к нему вежливо и почтительно, — я не стану отнимать у вас и у суда время на проверку ваших полномочий, которые не вызывают сомнений. Вы уже пять с половиной лет являетесь директором Агентства национальной безопасности. Данное учреждение собирает электронную информацию в интересах правительства США. Это точное описание его роли?

— Это описание функций агентства носит слишком общий характер, — ответил он.

— Вам о чем-нибудь говорит кодовое название операция «Бревенчатая хижина»?

Ничто так не волнует вашингтонскую публику, как слова «кодовое название», произнесенные при большом стечении народа. После них неизменно приводятся доказательства того, что правительство опять пошло на некий катастрофически опрометчивый — или по меньшей мере весьма рискованный — шаг.

Генерал Фаркант не мигая уставился на Бет, на публику, на всю страну, весь мир. Единственным признаком того, что в животе у него только что разорвалась зажигательная граната, снаряженная белым фосфором, было едва заметное подергивание в уголках глаз.

— Я не вправе это комментировать.

Бойс испустил радостный вопль, напугав агента Секретной службы, сидевшего на водительском месте. Ура! Этот коротко стриженный сукин сын не стал категорически всё отрицать!

— Правда ли, что осуществление операции «Бревенчатая хижина» началось примерно полтора года назад?

— Я не вправе комментировать.

— Само собой. Генерал Фаркант, правда ли, что операция «Бревенчатая хижина» представляла собой программу скрытого наблюдения, разработанную Агентством национальной безопасности, которое и оборудовало Линкольновскую спальню Белого дома электронными подслушивающими устройствами? Для того чтобы подслушивать все разговоры?

В зале послышался общий глубокий вздох.

— Я не вправе это комментировать.

Несмотря на всё свое хладнокровие, генерал Фаркант начинал походить на лягушку, сидящую в кастрюле с водой, которую медленно доводят до кипения.

— Возражаю, — сказала Сэнди Клинтик. — Свидетель уже ответил на вопрос — в меру своей осведомленности.

— Это отнюдь не так, — сказала Бет.

Судья Голландец задумчиво погладил себя пальцем по щеке:

— Отклоняется.

Бет продолжала:

— Правда ли, что цель операции «Бревенчатая хижина»… вероятно, названной так потому, что Авраам Линкольн вырос в бревенчатой хижине…

— Возражаю. Предположение.

— Но это бесспорный факт, — сказала Бет.

— Принимается.

— Правда ли, что цель операции «Бревенчатая хижина» состояла в том, чтобы добывать информацию о лицах, которые гостили у президента Макманна и первой леди?

— Я не вправе комментировать.

— Ночью двадцать восьмого сентября позапрошлого года в Линкольновской спальне гостила мисс Бабетта Ван Анка, актриса и общественный деятель. Было ли агенту или агентам АНБ приказано снабдить подобным устройством ее сотовый телефон или другие личные вещи?

— Я не вправе комментировать.

— Спасибо, генерал Фаркант, — вежливо сказала Бет. — Вы отвечали весьма охотно.

Бойс ударил кулаком по стеклу окошка и заорал:

— Ура-а-а!

— Сэр, — сказал агент Секретной службы, сидевший впереди, — осторожнее, пожалуйста.

Президент вызвал к себе начальника штаба.

— Что это за история с «Бревенчатой хижиной», черт подери?

— Вы и вправду хотите знать, сэр?

— Нет, не хочу. Но это черт знает что, Хендерсон!

— Так точно, сэр, совершенно согласен.

— Только не впутывайте меня в эту историю. Надо сделать так, чтобы меня она никаким боком не задевала.

— Я… мы… все это понимаем, сэр. В данный момент мы над этим работаем.

— Когда же это… нет, знать ничего не хочу. Соедините меня… кто несет ответственность за всю эту… эту чудовищную нервотрепку?

— Похоже, никто в АНБ не решается поставить это себе в заслугу, сэр. Мы…

— Головы. Мне нужны головы, Хендерсон. Головы, уложенные в ряд, как мячи для гольфа — в Розарии.

— Понятно.

— Завтра я уезжаю в Европу. Боже правый! Я встречаюсь с главами семи государств — и с королевой вдобавок. С королевой, Хендерсон! Английской! Кто-нибудь из них ночевал в Линкольновской спальне при макбетовской администрации?

— Как вам известно, сэр, главы государств обычно ночуют в Блэр-Хаусе или в Королевской спальне. — Хендерсон откашлялся. — Однако королева Англии действительно как-то раз ночевала в Линкольновской спальне. Она проявила интерес к этой комнате. Видимо, она большая поклонница Линкольна. Поэтому миссис Макманн предоставила спальню в ее распоряжение. Вот, у меня и дата записана…

Президент побледнел.

— А я буду ночевать в Виндзорском замке. В качестве ее гостя.

— Сэр, полагаю, мы сможем ясно дать понять, что эта операция «Бревенчатая хижина» ни в коей мере не была санкционирована нынешним Белым домом. Как знать, может, даже прежний Белый дом ее не санкционировал.

— Ну что ж, отлично, давайте сделаем официальное заявление на этот счет — и побыстрее.

— Слушаюсь, сэр. Сию минуту.

— Хендерсон!

— Сэр?

— Чего, скажите на милость, они хотели добиться?

Вероятно, было только к лучшему то, что Бабетта Ван Анка не сама вела машину, когда ехала в студию записывать свое ежегодное выступление в защиту мира, приуроченное к предстоящим христианско-еврейским пасхальным каникулам, иначе она скорее всего свернула бы с дороги и врезалась в королевскую пальму. Она уже давно перестала смотреть заседания суда, поскольку от них у нее шелушилась кожа. А тут зазвонил ее сотовый телефон: прозвучали первые восемь тактов мелодии из фильма «Дивная, дивная я», который упрочил ее звездный статус. Не успела она сказать «алло», как услышала голос Макса, обзывающего ее коровой на всех языках, на которых говорили он и его предки, а для пущей убедительности — и на нескольких дальневосточных. Потом он изложил суть утренних свидетельских показаний. И бросил трубку.

Эту сцену Бабетта доиграла так, точно снималась в каком-нибудь фильме. Она опустила стекло окошка и вышвырнула свой сотовый из машины — мало ли, вдруг он тоже прослушивается. К счастью, дело было в Лос-Анджелесе, где нет пешеходов и потому некого зашибить.

Она велела Массимо, своему водителю, отвезти ее не в студию звукозаписи, а в аэропорт.

— Какая авиалиния, мадам?

— Любая! Международная!

Она кляла Макса на чем свет стоит: какое свинство — не прислать за ней самолет! Перемежая резкие выражения эпитетами, он сообщил ей, что хочет смотаться еще дальше от американского правосудия и поэтому самолет нужен ему самому.

Деньги. Ей понадобятся деньги. Как звезда она редко носила их с собой, ведь платили другие. А иногда, в случае необходимости, секретари снабжали ее новенькими банкнотами. Она заглянула в сумочку. Там было несколько сложенных пополам хрустящих стодолларовых купюр. Маловато. Однако вряд ли ей следовало показываться в банке. Впрочем, она даже не знала, какой банк управляет наличностью четы Граб–Ван Анка. И тут ей вспомнилось, что в телерекламе показывали людей, которые вставляли карточки в автоматы и получали наличные. Возликовав, она достала из сумочки кредитную карточку и велела Массимо остановиться у автомата.

Выскочив из машины, Бабетта вставила карточку. Через несколько минут она примчалась обратно.

— Он все время требует какой-то личный идентификационный номер! — заорала она на несчастного Массимо. — Что это за поебень такая, черт подери?

Массимо объяснил, заработав сильный удар в грудь.

— Откуда мне его знать? Позвони кому-нибудь! Нет… не надо! В машину. В машину! Поехали! Поехали, и всё!

У здания международного аэропорта она в спешке пробежала глазами названия авиакомпаний и, увидев одно, которое казалось более иностранным, чем остальные, велела Массимо остановиться.

Отобрав у Массимо все карманные деньги, она торопливо вошла в здание. При появлении кинозвезды с самой дурной репутацией в Америке люди принялись оборачиваться. Утренний допрос свидетеля на процессе показывали по всем телемониторам в аэропорту, поэтому все были в курсе дела.

Она направилась прямиком к билетной кассе с табличкой «Императорский класс». Там обслуживали какого-то коммерсанта вероятно, императора. Бабетта властно облокотилась на стойку. Человек обернулся, чтобы попросить нахальную бабенку не лезть без очереди. Узнав ее, он разинул рот от изумления.

— Мне нужно место, — сообщила она кассирше, миловидной молодой женщине в шелковом сари, сшитом у нее на родине. — Мне нужен весь салон первого класса. Вот…

Она вывалила на стойку полдюжины кредитных карточек.

— К сожалению, мисс Ван Анка, в императорский класс все билеты проданы.

— Придется вам пересадить всех в бизнес-класс. Я заплачу за их билеты. Мне нужно отрепетировать одну сцену, а это требует полного уединения.

— Так наймите самолет, — сказал человек, которого она оттолкнула локтем.

— Очень сожалею, мисс Ван Анка, но я не могу пересадить других пассажиров. Однако имеется одно свободное место в бизнес-классе.

Бабетта всплеснула руками.

— Ну ладно, так и быть. Я просто хотела вам помочь. Давайте билет.

— Ваш паспорт, пожалуйста.

— Я не ношу с собой паспорт.

— Паспорт нужен для въезда в страну.

— Не говорите глупости, — сказала Бабетта и показала на свое лицо. — Вот мой паспорт.

Кассирши за стойкой переглянулись. Позвали старшего кассира, воплощение любезности и компетентности в блейзере с множеством значков на лацкане, свидетельствовавших о давно приобретенном умении урегулировать кризисы, мелкие и крупные. Но в отношении паспорта он был учтиво непреклонен.

И тут Бабетта, которой уже много месяцев, несомненно, приходилось выдерживать сильное нервное напряжение, окончательно и бесповоротно вышла из себя.

Она бросилась к кассам других международных авиалиний и принялась скандалить у стоек первого класса, требуя если не все места в салоне, то хотя бы одно. Увы, отсутствие паспорта всюду оказывалось непреодолимым препятствием. Она так бурно протестовала, что вокруг нее собралась толпа. В конце концов, услышав выражения, которые она выбирала, насторожились охранники.

Знаменитая фотография, на которой полдюжины охранников чуть ли не силком выводят ее из здания — она пыталась укусить сотрудника охранного агентства «Ваккенхат», — точно участницу демонстрации протеста где-нибудь в Сиэтле, вскоре была показана по телевидению и опубликована на первых полосах газет, рядом с сообщением о том, что Макс уже наверняка подлетает к новому, чуть более далекому месту своего добровольного изгнания на Дальнем Востоке, — на собственном самолете, где салон первого класса целиком принадлежит ему.