С тобой. Навсегда (СИ)

Глава 7

Ей повезло, в билетные кассы очередей не было. Да и вообще, в огромнейшем здании сравнительно малолюдно — лишь небольшие группы пассажиров толпятся перед витринами буфетов, возле газетных киосков, и рядом с полупрозрачными моделями самолетов, установленными напротив центрального входа.

Странно даже. Отсюда, с аэровокзала, пассажиров развозят по всем московским аэропортам. Неужели настолько снизился пассажиропоток? Хотя, чего странного, сезон отпусков прошел, да и в целом не до поездок сейчас большинству населения. Тут бы концы с концами свести, какие поездки.

Протянула документы и деньги в окошко кассы.

— На ближайший рейс до Владивостока.

— Есть на послезавтра, ночной, вылет из Внуково, устроит? — будничным тоном уточнила женщина-кассир.

— Да-да, вполне устроит, скажите, у вас есть телефонные жетоны?

— Большое спасибо. На территории аэровокзала, таксофоны принимают монеты.

Убрала билет и документы в сумку, поспешно двинулась в противоположное крыло здания, к таксофонам.

Опустила монетку, набрала номер Лили.

— Слушаю! — через несколько длинных гудков, бодро прозвучало из трубки.

— Лиль, я билет купила, на послезавтра. Сейчас в телеграф забегу, отправлю папе телеграмму и сразу к вам.

— На послезавтра, значит. Да, ну тебя, я то, надеялась, что хотя бы еще денечка на три останетесь. У нас все нормально, Тань: пришли с прогулки, поели суп, сейчас будем пробовать "Киндер сюрприз"- это такое яйцо шоколадное с игрушкой внутри, прикупили в коммерческом отделе гастронома. Тебе взяли "Сникерс" и "Баунти", в общем, разжились сладостями и еще, орешки с вареной сгущенкой испечь собираемся.

Связь оборвалась — закончилось время разговора. Таня вышла из кабинки, покрутила головой, высматривая: нет ли в здании аэровокзала телеграфа. Ничего похожего не попалось на глаза… Да и ладно, полпути от метро к Лилиному дому, зайдет на почту.

Двинулась к выходу из здания аэровокзала.

Представила Темкину мордаху, перепачканную шоколадом, почувствовала, заулыбалась невольно. Деловые какие: сладостями разжились и орешки со сгущенкой испечь собираются. Как же хочется, тоже принести чего-нибудь вкусного. Эдакого чего-нибудь. Для сыночка и Лили. Да где ж это эдакое раздобудешь? А если… Сделать крюк небольшой? Заскочить на Арбат? В кулинарию ресторана "Прага"?

Коллега рассказывала, там в течении дня, что-нибудь да выкидывают на витрину. Вдруг еще разок сегодня повезет? Поучится купить витки из ветчины, или чешский слоеный сыр, или торт "Вацлавский", или даже пирожные "Птичье молоко"? Решено! Сделаю крюк!

— Красавица, косметика не нужна? Тушь французская, тени с блестками, губная помада? — будто из-под земли, перед ней возникла молодая цыганка в ярко-зеленом платке с бахромой, розовой кофте и длинной цветастой юбке.

— Нет, спасибо, — Таня мотнула головой, шагнула в сторону, пытаясь внезапно возникшую женщину обойти.

Женщина путь преградила, схватила за запястье:

— Спасибо, но и гадать мне тоже не нужно.

— Постой.

— Косметики и правда не надо.

— Давай, погадаю тебе.

— Я без денег.

— Будешь любимой и очень богатой. Любовь встретишь скоро, настоящую — на всю жизнь. Жить будешь долго, сыновьями своими гордиться. Но прежде придется тебе беду от любимого отвести…

— Извините, мне некогда! — Таня вырвала руку, обогнула назойливую, быстрым шагом пошагала к метро.

— Твои близкие родственницы, неправильно тебя поняли. Это хорошо. Пусть и дальше так думают. Не открывай им правды. Если правду узнают, больно могут сделать. Словами укусить… — долетело вдогонку.

Таня едва не оступилась…

Она не верила в гадания, в паранормальные явления, в экстрасенсов всевозможных расплодившихся в смутные времена Перестройки как грибы после дождя. Ей казалось странным, что ее мама, имеющая высшее образование, увлеклась теле сеансами некого деятеля, уверяющего, якобы он жидкости всевозможные заряжает, через экран телевизора. Чудодейственными становятся эти жидкости с его помощью. Не верила. Но тем не менее, брошенное в след цыганкой, изумило до глубины души. Ухватившись рукой за поручень, покачивалась в полупустом вагоне метро, раз за разом прокручивала в голове: "Твои ближайшие родственницы… неправильно поняли. Это хорошо. Пусть и дальше так думают. Не открывай им правды. Больно могут сделать, словами укусить…" Как? Как она могла узнать о родственницах, неправильно истолковавших…

Про настоящую любовь, что скоро встретится, и богатство несметное, сыновей, и какую-то беду, что придется отвести от любимого, это ладно — пальцем в небо. А вот с родственницами, стопроцентное попадание. Совпадение? Или всё же… Совпадение, не совпадение, но ведь и правда, будет лучше если мама и Ольга останутся в неведении. Да. Пусть и дальше думают, что Темочка ее родной сынок.

"Станция Арбатская…" — раздалось из динамика.

Таня спохватилась, поспешила к выходу. Остатки селедочного масла в уголке белой емкости и несколько кусочков бисквитного рулета "Влтава" — это все, что было на витрине магазина — кулинарии ресторана Прага. Унылая картина.

Рулет забрал солидный дядечка в строгом костюме.

Зря потеряла время.

Несколько женщин и мужчин подпирают противоположную стену. Ждут поступления какого либо товара, скорее всего. Или у моря погоды. Таня вздохнула, отошла от витрины, развернулась к дверям.

— Девушка, погодите не уходите, продавщица сказала: вот-вот кое-что вынесут. Точно будут витки и шпикачки, и что-то из сладкого, — торопливо проговорила, — торопливо проговорила стоявшая у подоконника женщина.

Таня взглянула на часы. Время в запасе есть, может и правда стоит дождаться, раз BOT-BОT…

— Подскажите, пожалуйста, кто крайний?

— Я. За мной будете, — ответил полный мужчина, вытирая носовым платком вспотевший лоб.

А спустя пять минут, две работницы в белых халатах прикатили тележку со свежей продукцией. Продавцы засуетились, и вскоре за витринным стеклом появились розовые витки из ветчины, сыр слоеный, шпикачки, уже готовые, румяные шницеля в панировке, тушеная свекла, отварная картошка, торт "Прага", порезанный на куски, и рулет, а главное — пирожные "Птичье молоко".

Помещение кулинарии вдруг как-то резко наполнилось людьми. Выстроилась плотная очередь до самых дверей.

— Ограничьте количество шницелей, в одни руки!

— Все ограничьте, а то первые расхватают, а последним кукиш с маслом достанется!

— Осторожнее, что вы толкаетесь?

— Меня толкают, и я толкаю! Нарочно, что ли!

— Скажите, а торт "Вацлавский" поднесут?

Неслось позади. Люди теснились, невольно подталкивали дуру друга. Нервничали. Можно понять. Предсказуемое поведение населения выживающего в эпоху сплошного дефицита.

Шесть поджаристых шницелей, пятнадцать витков из ветчины, четыре сдобных булки, восемь кусочков политого шоколадной глазурью рулета, восемь пирожных "Птичье молоко", полкилограмма слоеного сыра по-чешски. Полная сумка. Богатство несметное! Пообещала цыганка, что станет Татьяна богатой, вот и разбогатела…

С трудом среди взволнованных покупателей, протиснувшись, выбралась наружу. Пошагала к станции метро. Прошла приблизительно половину пути, ее обогнали дети…

Мальчики. Четверо. В грязной, оборванной одежде. Не домашняя детвора, явно. Беспризорники. Они вели себя развязно: громко смеялись, толкались, подшучивали друг над другом. Погружённые в свои мысли прохожие смотрели на мальчишек недовольно, опасливо. Так смотрят на стаю диких собак. Один из мальчишек, помладше, белобрысый и самый грязный из всей компании, достал из кармана монету, стал ее подбрасывать и ловить.

— Слышь, Толян, если пятак потеряешь, я тебе уши оторву! Денег впритык на батон, больше нету! — крикнул на паренька один из ребят.

— Я что ли, все деньги тому уроду отдал? Там несколько рублей было, — парирует младший.

— Не ной, Толян. Сашка не виноват, он не отдавал, это козел из него вытряс. А чего мы купили хлеба в том магазине, ну мимо которого шли? Жрать охота, аж живот болит, — оглядываясь по сторонам, проговорил самый высокий из мальчишек.

— Кто тебя в тот магазин пустит? Он для людей, тот магазин, хлеба в палатке купим, — отозвался четвертый паренек.

— Для людей! А мы, по-твоему, кто? — возмутился высокий.

— Отребье. Тетка на рынке сказала, не слышал, что ли!

Господи боже. О чем говорят эти дети? Сострадание набросилось на её сердце и закололо иглами в носу. Они же голодные… Конец двадцатого века, столица страны!

— Мальчики! Постойте! — Татьяна прибавила шаг.

Ребята остановились, обернулись. Смотрели на нее настороженно, недоверчиво.

— Я вас накормлю, дам поесть, вот, попить, к сожалению, нечего, а еда найдется! — крикнула подходя.

Полноватый мужчина, с портфелем подмышкой, обходя стайку чумазых детей, покосился на них неприязненно, что-то неслышно проворчал.

— В сторонку, давайте отойдем в сторонку, и не будем никому мешать. Шницель мясной со сладкой булкой вприкуску, пробовали? Сейчас попробуете, будет вкусно… Возьмите мой платок, вытрите руки раз уж негде помыть.

— Испачкаем, он у вас белый, — сглотнув слюну, неуверенно произнес младший, принимая из ее рук носовой платок.

— Ничего страшного. Пачкайте на здоровье, — потрепала мальчишку по сальным, немытым волосам.

Мальчишка на мгновение замер. Не от испуга, нет, от удивления кажется. Удивился, что им не побрезговали, — догадалась Татьяна. Раздала сдобные булки, достала из сумки завернутые в бумагу шницеля. Чуть теплые еще. И их раздала. Каждому по большому поджаристому шницелю. Дети ели торопливо и жадно. Так же, как Тема, тогда в ее коммунальной комнате. Теперь у Темы все хорошо, а у этих ребят…

— Мальчики не спешите так и подавиться недолго. Еще витки из ветчины будут — всем по две штучки, и пирожными угощу, и дам вам денег на сок или газировку, сами решите.

Дети есть дети. Пирожные ели блаженно прищурившись. А ей хотелось плакать. От собственной беспомощности. И она плакала. Внутрь себя плакала, не показывая мальчикам, продолжая улыбаться. Она подсознанием чувствовала, что еду

принимают, а вот слезную жалость — не примут. И еще чувствовала: поступила правильно, не просто сунула поесть и ушла, а осталась с ними.

— Вы не отребье. Ребят. Никогда не говорите так про себя. Я спрошу, не захотите, можете не отвечать: почему вы оказались на улице?

— Я не вернусь домой. Там все пьют и жрать нечего, — не задумываясь ответил высокий мальчик. Я тоже. Отчим напивается и лупит меня, — поддержал самый младший.

— Я тоже. Отчим напивается и лупит меня, — поддержал самый младший.

— А у нас нет больше дома, совсем ничего нет. Мамка продала, а ее обманули. Она пошла жить к своему этому, мужику, а нас в детдом сбагрила. Там жесть, мы сбежали, уж лучше на улице.

Высокий мальчик напрягся вдруг, глядя куда-то за плечо Татьяны.

— Менты! — испуганно икнул младший.

— Валим! Встречаемся, где всегда! Спасибо вам…

Дети бросились врассыпную. Из приоткрытой двери остановившегося неподалеку милицейского пазика высунулся крупный, упитанный милиционер. Сплюнул со злостью.

— Шакалята. Сколько раз говорил по Арбату не шастать, тут иностранцы, незачем им с бродяжками сталкиваться, нет, они опять здесь. Позорят Москву, гуляют…

— Не они, а ты ее позоришь! Товарищ милиционер! — громко проговорила, и пошла вперед, к метрополитену.

Так не должно быть. За что этим детям такая участь? Так не должно быть… Настроение подавленное. За тридцать минут добралась до Лилиного дома. Маленький Тема, выбежал встречать в прихожую. Привычно обхватил за ноги, прижался. Сыночек любимый. Счастье мамино. Самый родной на Земле человечек. Теперь-то уж точно, нас с тобой никто никогда не разлучит…