Сабля Багыра. Вооружение и военное искусство средневековых кыргызов

Кыргызы на берегах Енисея

Кыргызы оказались в далеком северном краю, в минусинских степях, не по своей воле. Небольшой кочевой народ, привыкший к жизни в условиях испепеляющей жары, пустынного ландшафта и скалистых гор, попал в благодатную Минусинскую котловину с мягким, теплым климатом, полноводными реками, обилием леса и зверья. Свидетельства китайских летописей о том, что кыргызы «следуют за скотом», разводят «хороших лошадей», а в их землях водится «много соболей», как нельзя лучше подходят именно к Минусинской котловине[39]. Однако на Енисее изобилие не только растительности и зверья. Здесь проживали многочисленные воинственные племена, у которых был огромный боевой опыт борьбы с кочевниками, совершавшими свои опустошительные походы из глубин Центральной Азии. Вероятно, в первые десятилетия пребывания на Енисее пришельцы-кыргызы должны были чувствовать себя очень неуютно. Вокруг них многочисленные и грозные враги, а жужаньский каган, переселивший их за тридевять земель с далекой родины, был не очень обеспокоен их безопасностью. На новом месте кыргызам пришлось рассчитывать только на свои силы. Для того, чтобы утвердить свое господство над племенами Минусинской котловины, кыргызским правителям пришлось действовать силой, ловкостью и жестокостью. Только благодаря самим себе кыргызы получили право считаться господствующим народом в Кыргызском государстве. Все остальные племена были низведены на положение рабов-кыштымов. Они должны были платить кыргызам дань мехами соболей, белок и других пушных зверей, поставлять в кыргызские хозяйства продукты земледелия и изделия кузнечного ремесла. Нередко кыргызские военные отряды совершали набеги на племена кыштымов, угоняли скот, захватывали людей и уводили их в рабство. В китайских источниках говорится, что кыргызы «ловят и употребляют в работу» людей из племен кыштымов[40]. Конечно, кыштымы не сдавались без боя, пытались оказывать сопротивление, но ничего не могли поделать с хорошо вооруженной армией кыргызов. Кыштымы состояли из разных племен, говоривших на разных языках. Между ними не было единства, каждое племя стремилось к господству над другими. Кыргызы искусно пользовались противоречиями и враждой между кыштымами для укрепления своего превосходства. Постепенно кыштымы свыклись со своей нелегкой участью, с тем, что освободиться от власти кыргызов своими силами не удастся.

В то же время кыргызы активно боролись за свое собственное освобождение от власти жужаньских каганов. И в этом им удалось привлечь кыштымские племена на свою сторону, В далеких походах на юг, через Саянские горы, они могли испытать свое счастье и удачу, внезапно обогатиться за счет грабежа побежденных. В памятниках енисейской рунической письменности, которая получила распространение среди кыргызов после древнетюркских военных походов, говорится о том, что кыргызские беги собирают войска и отправляются в походы по требованию простых кочевников, «чтобы добыть золота». Среди кыргызов выделялась родовая аристократия: князья, называвшиеся «бегами», знать — «эль» или «кок-эль» и простой народ — «кара-будун»[41]. Знатные люди владели большими стадами скота, которые пасли пастухи или рабы, имели свои военные дружины, могли самостоятельно совершать военные походы и набеги на соседние племена. Любимым занятием кочевых аристократов была загонная охота на оленей или косуль верхом на лошадях с собаками. Охотничьи подвиги на памятных стелах перечислялись наряду с военными победами. По случаю успешного завершения военного похода или удачной охоты предводитель племени или рода устраивал своим соплеменникам и сородичам грандиозное угощение, «пир на весь мир». На этих празднествах богатыри состязались в силе — в борьбе, в меткости — в стрельбе из лука, в скорости — в конных скачках.

Как сообщают источники, у кыргызов высоко ценилось искусство ездить верхом. Вольтижировка считалась одним из наиболее популярных зрелищ во время народных гуляний и праздников. Кроме этого, популярным зрелищем были дрессированные животные, «верблюд и лев обученные», а также ходьба по натянутому канату — «балансирование по веревке». Вероятно, такие зрелища, характерные для восточных базаров, были принесены кыргызами со своей прежней родины, с Восточного Тянь-Шаня. На больших праздниках исполнялась музыка. В китайских источниках называются духовые и ударные музыкальные инструменты — флейта и барабан. Еще два вида инструментов названы «неизвестными»: их не знали в Китае.

Китайцев очень привлекал внешний вид кыргызов, их европеоидные черты лица, рыжие волосы, голубые глаза. Интересно, что людей с карими глазами они считали потомками китайского полководца Ли Лина, который попал в плен к хуннам еще в 99 году до нашей эры, перешел на службу к хуннскому шаньюю и был поставлен правителем зависимого племени гяньгуней — древних кыргызов. По легенде, которой придерживались китайцы, кыргызский правящий род происходил от потомков Ли Лина. В источниках отмечено, что мужчин среди кыргызов было меньше, чем женщин, потому что мужчины погибали в многочисленных войнах, походах и набегах. По оценке чужеземцев кыргызы были «горды и стойки». Храбрейшие из них в знак отличия татуируют себе руки, а женщины при выходе замуж татуируют себе шею[42]. Нанесение татуировки на тело — это один из древних обычаев кочевников Центральной Азии. Татуировка на руках, а иногда и на ногах обнаружена на мумифицированных телах вождей, воинов и жриц древних кочевников Горного Алтая. Кыргызы сохранили этот древний обычай до средних веков. Они наносили татуировку на открытые участки тела, чтобы встречные видели в них знак особого боевого отличия или социального положения храбрых воинов, которые в бою не закрывали рук. Недаром существует поговорка: победить врага «голыми руками», то есть без оружия.

Судя по описаниям, кыргызы — и мужчины и женщины — носили в качестве украшений серьги, «кольца в ушах». Одеждой знатных лиц служили меховые, собольи и рысьи шубы. Кыргызский правитель зимой носил соболью шапку, а летом «шляпу с золотым ободочком, коническим верхом и загнутым низом». Остальные люди носили «белые валяные шляпы», рядовые кочевники зимой носили овчинные шубы, а летом ходили без головных уборов. Знатные женщины одевались в платья из шерстяных и шелковых импортных тканей, привезенных купцами с далекого Великого Шелкового пути, из городов Бешбалыка и Кучи, из земель, населенных таджиками. Мужская верхняя одежда подпоясывалась воинским наборным поясом, украшенным пряжкой, бляшками и накладками из золота, серебра и бронзы. К поясу подвешивались вещи, необходимые в обиходе, кинжал или нож, точило или мусат для заточки затупившегося лезвия, мешочек-каптаргак с железным кресалом, кремнем и трутом для высекания огня.

По своему внешнему виду, одежде, украшениям, бытовому укладу средневековые кыргызы Енисея были похожи на другие тюркские кочевые народы: древних тюрок, уйгуров, кимаков. Наибольшее сходство в языке и культуре у кыргызов наблюдалось с уйгурами, с которыми они считались «извечными врагами» в течение почти трехсот лет. Некоторые черты внешнего облика енисейских кыргызов роднят их с современными кыргызами Тянь-Шаня. Например, современные кыргызы сохранили приверженность к традиционному головному убору — белому войлочному колпаку, из-за чего их иногда называют «белоколпачные». Колпаки енисейских кыргызов имели острый конический верх, загнутые поля. Колпак, который носил кыргызский правитель Ажо, был оторочен золотом.

Ставка Ажо находилась у Черных гор. Вероятно, она располагалась в глубине Минусинской котловины, в долине реки Уйбат, где найдена знаменитая стела с надписью тюркского наместника минусинских степей и один из самых монументальных могильников VI–VIII веков, названных Чаатасом, по имени которого получили наименование и другие подобные памятники.

Под Черными горами китайцы могли понимать горную систему Западного Саяна и Кузнецкого Ала-Тау. Местопребывание Ажо имело оборонительную систему. Его стойбище «обнесено надолбами»; вероятно, это были валы и рвы, временные оборонительные сооружения. На Енисее такие равнинные городища встречаются довольно редко. Зато на плоских или наклонных вершинах гор местные племена сооружали каменные стены. Это были временные крепости-убежища, в которых никто не жил постоянно, но группы кочевников вместе со своими стадами могли укрыться в случае внезапной военной опасности.

В центре ставки кыргызского правителя Ажо располагалось его жилище. По описаниям китайцев, его «дом состоит из палатки, обтянутой войлоками, и называется Мидачжи». Вокруг были жилища его приближенных. «Начальники живут в малых платках»[43]. Жилища кыргызского правителя и знатных чиновников и приближенных представляли собой юрты или шатры из войлока. Они могли легко сниматься, разбираться и перевозиться с одного места на другое. Таким образом перекочевывали ставки правителей всех кочевых государств. Однако зимой кыргызы жили в рубленых бревенчатых избах, крытых корою. Такие многоугольные бревенчатые юрты или аилы, сохранились у скотоводческих тюркских народов до современности.

Кыргызы разводили лошадей, которые были «плотные и рослые». Лучшими из них считались те, которые «сильно дерутся». Возможно, для этого лошадей специально тренировали. Кроме лошадей они разводили верблюдов, коров и овец. Самыми многочисленными были стада богатых кыргызов, которые владели по нескольку тысяч голов скота. Чтобы пасти такие огромные стада в степях Минусинской котловины, где нет бескрайних пастбищ, нужны были пастухи или рабы, которые бы могли перегонять домашних животных с места на место. Как и все кочевники-скотоводы, кыргызы питались в основном мясом и кобыльим молоком. Только сам правитель Ажо имел право употреблять «хлебное вино». Впрочем, о кыргызах в целом говорится, что они «вино квасят из каши». Вероятно, они также любили выпить, как и их правители. Об одном из кыргызских правителей, эльтебере по имени Шибокюй Ачжань, в источниках говорится, что в 648 году он лично приехал во главе посольства ко двору китайского императора. На званом пиру во дворце императора Тайцзуна он так захмелел, что в состоянии опьянения согласился стать вассалом императора, за что был награжден военным чином. Кроме столь излюбленного вина, кумыса и мяса, кыргызы не могли обойтись и без хлеба. В кыргызских землях хлеб сеяли в апреле, а убирали в октябре. Сеяли просо, ячмень, пшеницу и гималайский ячмень, которые могли приносить урожаи в холодном, северном климате. Местные жители не умели выращивать овощи и фрукты. Зерно мололи в муку на ручных мельницах.

Чтобы жениться, мужчина должен был платить калым за невесту. Богачи отдавали за невесту по сто и тысяче голов скота, лошадей и овец.

Кыргызы были язычниками, общались с богами и духами с помощью шаманов, которых называли «камами». Камы освящали многие ритуалы, изгоняли злых духов, лечили, совершали погребальные церемонии. Если человек умирал, его тело обертывали в ткани в три ряда и совершали плач. Затем тело сжигали на погребальном костре, а собранные кости хоронили через год после смерти.

Законы в кыргызском государстве были очень строгими. За многие проступки полагалась смертная казнь; за замешательство перед сражением, за невыполнение посольского поручения, за «неблагоразумный совет» государю, за воровство виновным отрубали головы. Если у вора был жив отец, то ему на шею вешали отрубленную голову, и он до смерти обязан был носить ее.

Племена кыштымов занимались охотой и ловлей рыбы. Кроме пушнины они должны были платить дань кыргызам различными ремесленными изделиями, продуктами земледелия, поставлять лекарственные снадобья, древесину, «рог хуту», из которого делали рукоятки ножей и кинжалов. Часть этих товаров шла на продажу иноземным купцам.

Известно, что зимой кыштымы умели ездить на лыжах и санях, и даже воевали с кыргызами, совершая лыжные походы. Китайцы, никогда не видевшие лыж, называли их «деревянными конями», на которых кыштымы могли стремительно кататься с гор или скользить по льду. Кыштымы из таежных племен могли кататься, упираясь палками. «При каждом упоре подаются шагов на сто вперед чрезвычайно быстро». Кыштымы нередко грабили и угоняли стада кыргызов. «По ночам занимаются воровством и грабежом, а днем скрываются». Кыргызы совершали ответные набеги, держа в страхе вассальные племена[44].

Так в войнах, походах и набегах минуло немало десятилетий. Кыргызское государство прочно укоренилось на Енисее. Обороняясь от внешних врагов и подчиняя местные племена, кыргызы смогли окрепнуть и укрепить свое государство, чтобы противостоять военной мощи крупнейших кочевых империй Центральной Азии.

В течение трех столетий кыргызы населяли степные районы долины Енисея, от северных предгорий Саянских гор до верхнего течения реки Чулым. Труднопроходимые Кегменские (или Саянские) горы как природная крепость закрывали их с юга от нашествий центральноазиатских кочевых орд. Но иногда не могли спасти и они. В VIII веке победоносные походы в Минусинскую котловину совершили войска восточных тюрок и уйгуров (рис. 3). Кыргызы терпели поражения. Но вновь и вновь, как феникс из пепла, возрождали свое государство.

«Оружие, крайне острое»

В бурном водовороте событий VI–VIII веков в Центральной Азии возникали, достигали небывалого могущества и уходили в небытие с исторической арены многие кочевые государства и народы, строились и разрушались города и крепости, возводились и предавались забвению величественные памятники в честь честолюбивых правителей и полководцев.

В калейдоскопической череде войн в течение трех столетий сменяли друг друга, достигая величия и славы, и рушились кочевые империи жужаней, древних тюрок, тюргешей, сейяньто, басмылов и уйгуров, оставляя после себя руины древних городов и крепостей, курганы и могилы, памятники древних культов, письменности и искусства. В течение этих наполненных войнами трех веков на северной периферии Центрально-Азиатского региона проживали и сохраняли свою государственность кыргызы, закрепившиеся в степной Минусинской котловине, защищенной своего рода естественной крепостью, труднопроходимыми Саянскими горами, Кузнецким Алатау и бескрайним морем сибирской тайги. Однако от гибели и порабощения кыргызов спасали не только удаленность от центров мировой политики и труднопреодолимые естественные горные преграды, но и умение воевать и в совершенстве владеть самым эффективным для своего времени оружием. Слава о выдающихся качествах кыргызского оружия намного опередила грандиозные военные успехи, которые пришли к кыргызам значительно позднее, в IX веке; оно высоко ценилось противниками и соперниками кыргызов в борьбе за гегемонию в Центральной Азии, и прежде всего древними тюрками.

Правители самого могущественного кочевого государства эпохи раннего средневековья — Первого Тюркского каганата наложили на своих непокорных противников тяжелую дань — поставлять железное оружие для своего войска. Кыргызские земли были превращены в базу оружейного производства для древних тюрок. Известия о знаменитом кыргызском вооружении достигли границ далекой восточноазиатской китайской империи Тан, попали на страницы китайских летописей и исторических хроник. По свидетельству китайских летописцев, кыргызы «делают оружие, крайне острое, постоянно вывозят» его в качестве дани древним тюркам[45]. Согласно записанным ими сведениям, своим высоким качеством кыргызское оружие обязано тому, что изготавливалось из «железа небесного дождя». По слухам, это железо на Енисее падает с неба во время дождя и его надо собирать в тех местах, где прошел дождь, сразу после его выпадения. Если это железо не собрать сразу после «небесного дождя», оно уходит в землю. По сведениям, дошедшим до китайцев, во время сбора такого железа среди людей «непременно бывает много убитых и раненых». Кыргызские мастера-оружейники старались скрыть тайну происхождения этого железа. Они подтверждают только то, что железо действительно необычайно твердое, изделия из него чрезвычайно острые, а работа по изготовлению оружия очень искусна[46]. Современные ученые предполагают, что в китайских летописях сообщается об использовании кыргызскими мастерами для изготовления оружия метеоритного железа.

Действительно, найденные при археологических раскопках в кыргызских курганах на Енисее различные железные предметы, особенно железное оружие, отличаются необычайно высоким качеством, искусны и обладают исключительными свойствами противостоять коррозии. Пролежав в земле до тысячи и более лет, кыргызские железные и стальные мечи, палаши, сабли, копья, кинжалы, наконечники стрел, панцирные пластины, стремена, удила и другие предметы почти лишены коррозии. Иногда они не имеют даже следов ржавчины, но покрыты окалиной, красноватым налетом, оставшимся после воздействия огня. Все эти вещи сохраняют свою первозданную форму и размеры. В то же время железные предметы из курганов тюрок, уйгуров, кыштымов, современников, противников и вассалов кыргызов, проржавели до неузнаваемости. Их первоначальную форму нужно восстанавливать по сохранившимся образцам. Интересно, что по составу металла кыргызские железные вещи не отличаются от тюркских или уйгурских предметов, но сохраняются несравненно лучше. Ученые объясняют великолепную сохранность железного оружия и других железных вещей в кыргызских курганах тем, что они побывали в огне погребальных костров, на которых сжигали тела умерших воинов с их оружием, доспехами и сбруей, в результате чего приобрели дополнительную закалку, прежде чем были погребены под каменной насыпью.

В этот период на вооружении у кыргызских воинов были дальнобойные сложносоставные луки. Они были склеены из отдельных деревянных деталей и усилены костяными накладками. С надетой тетивой такие луки имели выгнутые гибкие плечи и жесткие, негнущиеся середину и концы. Эти луки были в полтора раза дальнобойнее обычных, простых луков. Кыргызские лучники поражали противника стрелами с железными трехлопастными наконечниками, имевшими в сечении вид трехлучевой звезды. Благодаря расположению лопастей, расходящихся равномерно в три стороны от центрального стержня, такие наконечники вращались в полете вокруг своей оси, летели на большое расстояние и точно поражали цель. Форма наконечников была различной (рис. 4). Одни имели обособленный выступающий боек и расширяющиеся лопасти, другие — пятиугольную, шестиугольную, треугольную форму. У некоторых наконечников на плечиках были острые шипы. При попадании они застревали в пораженной поверхности и выводили противника из строя. Многие наконечники дополнялись костяными шариками с отверстиями. Такие шарики-свистунки надевались над древки стрел под наконечниками. Эти свистунки издавали в полете пронзительный свист, который пугал лошадей и угнетающе действовал на воинов противника. Чего не хватало в наборе стрел у кыргызских лучников, так это бронебойных наконечников. Без таких стрел, специально предназначенных для пробивания панцирей, брони и рассечения или раздвигания колец кольчуги, кыргызским воинам было очень трудно противостоять тяжеловооруженной панцирной кавалерии противника в дистанционном бою. Трехлопастные железные стрелы были достаточно сложны и трудоемки для изготовления; они требовали очень высокого уровня мастерства кузнецов-оружейников, точного соблюдения технологии, высокого качества металла.

Хотя их изготавливали в больших количествах, железных стрел все равно не хватало. Поэтому кыргызские лучники и воины из вассальных племен-кыштымов восполняли эту нехватку стрелами с костяными наконечниками. Такие наконечники не могли пробить металлическую защиту, но способны были поразить легковооруженного противника. Кыргызские воины носили луки в специальных чехлах-налучьях, сшитых из кожи, а стрелы — в берестяных колчанах. Чтобы поместить лук в налучье, с него снимали тетиву. Стрелы помещали внутрь колчана наконечниками вниз, оперением вверх. Такой колчан закрытого типа закрывался деревянной крышкой. Чтобы достать стрелу с таким наконечником, который был нужен для стрельбы в определенный момент, на древки стрел близ ушка наносились цветные пояски-метки черного, красного, зеленого цвета. Эти метки служили опознавательными знаками, по которым можно было определить форму и назначение наконечника перед тем, как достать стрелу из колчана. Колчан подвешивался ремнями в наклонном положении к поясу с левого бока воина. При этом положении он не мешал при ходьбе. Стрелы из колчана было удобно доставать правой рукой. Налучье подвешивалось с правого бока воина, и лук из налучья было удобно доставать левой рукой. При стрельбе воин держал лук за середину левой рукой, накладывал стрелу и натягивал тетиву правой рукой.

Кыргызские воины могли не только обстреливать противника с дистанции полета стрелы, но и атаковать его в ближнем бою. Кыргызское оружие ближнего боя включало тяжелые ударные копья с длинными железными наконечниками, мечи с длинными двулезвийными обоюдоострыми клинками, боевые топоры с узкими лезвиями и высокими обушками, прямые кинжалы с двулезвийным клинком, изогнутые кинжалы с однолезвийным клинком (рис. 5, 1–5, 10–14). В ближнем бою воины стремились атаковать противника копьями, а в рукопашной схватке рубились мечами и боевыми топорами. Короткие кинжалы могли использоваться в рукопашном бою для того, чтобы добивать раненых.

Для того, чтобы защитить себя от вражеских стрел, ударов копий, мечей и сабель, кыргызские воины носили железные шлемы сфероконической формы, с коническим навершием, и нагрудные панцири из горизонтально расположенных железных пластин, пришитых к подкладке (рис. 5, 6–9, 15; 6). Согласно китайским летописям, кыргызы использовали для защиты деревянные щиты, защищали ими голову и тело от ударов стрел и сабель (рис. 7). Как свидетельствуют источники, стрелы «не могут прорвать» такой щит[47].

По уровню развития наступательного и защитного вооружения кыргызские панцирные всадники если кому и уступали в кочевом мире в Центральной Азии, то только тяжеловооруженной кавалерии древних тюрок. Конечно, далеко не каждый кыргызский воин имел на вооружении полный набор оружия дистанционного, ближнего боя и защиты.

Мечи, шлемы и панцири ценились очень высоко. Их могли приобретать и иметь только знатные и состоятельные воины, представители родовой аристократии и профессиональные дружинники (рис. 8). Рядовые кочевники и воины из вассальных племен-кыштымов были вооружены луками и стрелами (рис. 9а). Они составляли в кыргызском войске отряды легковооруженной конницы (рис. 96).

Однако, несмотря на высокоразвитое оружейное производство, превосходные качества оружия и умение его эффективно применять, в течение VI–VIII веков кыргызы нередко терпели поражения в войнах с центральноазиатскими кочевыми империями древних тюрок, сейяньтосцев и уйгуров. В результате неудачных войн кыргызы попадали в вассальную зависимость от центральноазиатских каганатов, а кыргызские правители теряли право называть себя самостоятельными каганами.

В середине VI века кыргызское государство, находившееся «на севере» от бескрайних владений Первого Тюркского каганата, включавшего почти все просторы Степного пояса Евразии, было подчинено Мухан-каганом, одним из самых могущественных тюркских правителей. Хотя войскам древних тюрок не удалось преодолеть Саянский хребет и войти в Минусинскую котловину, кыргызский правитель согласился признать себя вассалом тюркского кагана. Это произошло ввиду неминуемой угрозы вторжения тюркского войска, во много раз превосходившего силы кыргызов.

Подчинившись, кыргызы были вынуждены платить дань тюркам, постоянно отправляя им произведенное на Енисее «крайне острое» оружие[48]. Кроме оружия они поставляли тюркам и рабов. Во время совершения посольства правитель западной части Тюркского каганата Истеми-хан подарил византийскому послу Земарху пленницу «из народа кыргыз». Но дарить могли не только отдельных невольниц и рабов, но и весь подвластный народ и его земли. Тюркский каган Арслан Тобо-хан выделил в качестве удела своему родственнику, хану Торэмэну, «северное ханство», включая кыргызские земли[49].

Лишь в конце VI века кыргызское государство смогло снова обрести независимость. Это произошло в результате междоусобных распрей в Первом Тюркском каганате и после его распада. В борьбе за власть кагана различным претендентам на престол было уже не до кыргызов. После освобождения кыргызские правители попытались вмешаться в события в Центральной Азии. Как образно говорится в китайском источнике, они «со скрежетом зубовным ожидают своей возможности отомстить». Однако напрасно они скрежетали зубами, их планам не суждено было осуществиться. На руинах Тюркского каганата в начале VII века образовался каганат телесских племен во главе с племенем, известным под китайским названием сейяньто. Эти племена, по мнению ученых, предки кыпчаков или половцев. Они смогли подчинить кыргызов и послали на Енисей своего наместника «для верховного надзора»[50]. Затем кыргызы попали под власть тюркского правителя Чеби-хана.

Лишь в середине VII века кыргызы смогли освободиться от власти чужеземцев. Кыргызский правитель — эльтебер Шибокюй Ачжань совершил во главе большого посольства поездку в империю Тан, ко двору китайского императора. Император устроил в честь высокого гостя из столь отдаленной страны званый пир и в знак особого расположения пожаловал ему титул «генерал-губернатора области Цзянь-Кунь»[51]. Захмелевший гость согласился стать вассалом императора и уехал восвояси. Конечно, никакой реальной власти китайцы в кыргызских владениях не получили.

Это примечательное событие стало лишь одним из эпизодов в дипломатических контактах между кыргызским государством и Таиской империей.

Помимо тяжелых и опустошительных войн с центральноазиатскими государствами кочевников, кыргызам приходилось удерживать под своей властью силой оружия вассальные племена-кыштымов, воевать с лесными племенами бома или била, елочжи, милигэ, известными в китайских летописях под названием «лыжные тюрки». В тех же источниках говорится, что бома, обитавшие в землях к северу от кыргызских владений, «постоянно дрались» с кыргызами[52].

С возрождением в степях Центральной Азии Второго Восточного Тюркского каганата в конце VII века кыргызы стали соперниками тюрок в борьбе за господство над кочевым миром. «Кыргызский сильный каган» Барс-бег возглавил коалицию из кочевых племен, ставших противниками тюрок. После неудачного похода через Саяны тюркский каган Капаган попытался заключить мир с кыргызами, выдав замуж за Барс-бега свою племянницу и признав за ним право на каганский титул. Однако династийный брак не остановил кыргызов в борьбе за гегемонию в кочевом мире. Барс-бег заключил союз против тюрок с китайцами и тюргешами. Тюрки решили разбить своих врагов по одиночке. Зимой 710/11 года тюркское войско совершило внезапный, тщательно подготовленный поход на кыргызов и нанесло им жестокое поражение[53].

Последствия этого поражения были для кыргызов очень тяжелыми. Тюркские войска заняли всю страну. В наиболее важных стратегических пунктах были размещены тюркские военные отряды. На какой-то период кыргызская аристократия была оттеснена от власти. Во главе государства, тем не менее, был поставлен кыргызский правитель, поскольку он был родственником правящего тюркского каганского рода Ашина.

Спустя несколько лет ситуация коренным образом изменилась. Кыргызское государство возродилось, как феникс из пепла, а Тюркский каганат начал слабеть. Кыргызские посольства снова стали приезжать ко двору китайской империи Тан.

Однако вмешаться в борьбу за господство над Центральной Азией кыргызы смогли лишь после гибели Второго Восточного Тюркского каганата в середине VIII века. Новым опасным врагом для них стали уйгуры. Во главе уйгурского государства в это время стоял талантливый полководец каган Моюн-Чур. Разбив по очереди всех противников, он разгромил «летучие отряды» кыргызской конницы и вынудил кыргызского правителя признать себя вассалом, лишив его титула кагана. Воспользовавшись междоусобицами в Уйгурском каганате в конце VIII века, кыргызы восстали, но их вновь постигла неудача. Уйгурский каган Кутлуг совершил молниеносный поход на Енисей, разгромил кыргызское войско, захватил огромную добычу. «Коровы, лошади, хлеб и оружие», захваченные победителями, «были нагромождены горами». «Государственные дела» в кыргызском государстве временно прекратились, а на их земле «не осталось живых людей»[54]. Оставшиеся в живых были вынуждены скрываться в лесах и горных крепостях.

Последствия этого разгрома были очень тяжелыми для кыргызов. Они ощущались целых два десятилетия, в течение которых кыргызы не имели ни сил, ни возможностей для борьбы с уйгурами.

Почему кыргызы, обладавшие высокоэффективным военным производством и превосходным оружием, в VI–VIII веках часто терпели неудачи в войнах с кочевыми империями тюрок и уйгуров?

Возможности наступательного и защитного оружия не могли быть использованы в полной мере из-за недостаточной организованности военных сил кыргызов. Сведения о структуре военной организации кыргызов в VI–VIII веках в источниках очень фрагментарны. Главенствующее положение в войске и в государстве занимала родовая аристократия — беги, а само войско представляло собой ополчение, возглавляемое бегами родов и племен. Для успешного отражения вражеских завоевательных походов родовая аристократия объединялась вокруг правителя — эльтебера или ажо, принимавшего также титул кагана. Он стоял во главе войска. Отдельные отряды возглавляли беги. Отряды формировались из дружинников — огушей и огланов, свободных взрослых мужчин и кыштымов. Степень организованности и дисциплинированности такого войска была невелика[55].

Не случайно тюркам удалось напасть на кыргызский военный лагерь внезапно, что свидетельствует об отсутствии в кыргызском войске организованной сторожевой службы и разведки.

В VI–VIII веках основу кыргызского войска составляли отряды легкой конницы. Количество панцирных всадников было невелико. Главную роль в тактике боя играли рассыпной строй, стремление охватить построение противника по фронту и с флангов и метание стрел с дистанции полета стрелы. Основным оружием на поле боя в дистанционном бою являлись лук и стрелы. При формировании войска боевые единицы строились по родовому признаку. Разделения по родам войск не было. Войско было недостаточно управляемым, дисциплинированным и сплоченным. Его стойкость в бою во многом зависела от успешного начала сражения. Роль полководца сводилась к выбору времени и места для сражения, первоначальному построению войска на поле боя и отдаче приказа к атаке. Повлиять на дальнейший ход сражения он не мог.

Бой начинался атакой конных лучников, которые осыпали противника тучей стрел. В случае неудачи первого натиска наступавшие откатывались на определенную дистанцию и затем снова повторяли атаку. В случае замешательства или наступления противника кыргызское войско атаковало лавой и вступало в ближний бой. Воины наносили удары копьями и мечами, используя для защиты щиты, панцири и шлемы, Основные силы атакующих представляли отряды, составленные из самих кыргызов, лучше вооруженных и оснащенных, чем кыштымы. В случае неудачи воины бросались врассыпную, чтобы вновь собраться для построения и продолжения борьбы.

Гибель Барс-бега

Саянские горы с острыми заснеженными вершинами, крутыми лесистыми склонами, глубокими ущельями, бурными порожистыми реками, труднопроходимыми горными тропами многие века служили для кыргызов надежным щитом, защищавшим их земли с юга от вторжений полчищ многочисленных и грозных врагов. На узких горных тропах, при выходе из ущелий, на вершинах гор были сооружены крепости с каменными стенами и укрепленные пункты. Воинские дозоры зорко следили за появлением вражеских отрядов, чтобы загодя предупредить своих. Зимой горные перевалы становились и вовсе непроходимыми. Пробиться сквозь снежные завалы было невозможно и небольшой группе путников, а о том, чтобы провести через горы большое войско, нечего было и думать.

Однако такой поход свершился зимой 710/11 года. В Центральной Азии бушевала ожесточенная война. Против тюркского кагана ополчились его злейшие враги — могущественная китайская империя Тан, государства тюргешей в Семиречье и кыргызов на Енисее. По оценке самих тюрок «больше всего был нашим врагом кыргызский сильный каган». Союзники вынашивали замыслы совместного похода на Алтунскую чернь, где находилась ставка тюркского кагана Капагана. Тюркские военные вожди решили разбить своих противников по одиночке. Тюркское войско во главе с принцем из правящего рода Ашина, Могиляном, совершило поход в верховья Енисея, в Туву и разгромило военные отряды племен чиков и азов, союзников кыргызов, подготовив тем самым плацдарм для вторжения в Минусинскую котловину. Кыргызы не ожидали похода, считая, что зимой Кегменская чернь — Саянские горы непреодолимы. Тюрки тщательным образом подготовились к беспримерному походу. Во главе тюркского войска встали ближайший советник кагана полководец Тоньюкук и принцы Могилян и Кюль-тегин, отважные воины и военачальники. Молодой полководец Кюль-тегин был прославленным богатырем, лично принимал участие во многих сражениях и убил много врагов. Тюркским полководцам удалось обмануть бдительность кыргызов и совершить стратегический обходной маневр. Вместо основного пути по Енисею, тюркское войско двинулось в поход другой дорогой. Вот как описаны приготовления к этому походу на памятной стеле Тоньюкука: «Тогда я задумал, будем воевать против кыргызов. Когда я услышал, что дорога на Кегмен только одна и она завалена снегом, я сказал: не годится, если идти этим путем. Я искал знатока той местности и нашел человека из степных азов». Проводник из племени азов сказал: «Моя родная земля — Аз, я ее знаю. Там есть одна остановка, если отправиться по реке Аны, то до ночлега там останется ход одной лошади». Тоньюкук согласился с проводником: «Если ехать той дорогой, то это возможно». Он задумался и обратился к кагану. Получив согласие на выступление, Тоньюкук скомандовал: «Садись на коней!». Войско переправилось через Ак-Тэрмель и остановилось лагерем. После передышки направилось дальше. «Приказав сесть на лошадей, я пробил дорогу сквозь снег, я взошел с другими вверх горы, ведя лошадь на поводу, пешком, удерживаясь деревянными шестами. Передние люди протоптали снег, и мы перевалили через вершину с растениями». На памятной стеле Кюль-тегина сказано, что войску пришлось пробиться сквозь «снег, глубиною с копье». Вот как повествуется в памятнике Тоньюкука: «С большим трудом мы спустились, и в десять ночей мы прошли до склона горы, обойдя горный снежный завал. Местный путеводитель, сбившийся с пути, был заколот». Некоторые ученые предполагают, что проводник из племени азов, не «сбился с пути», а сознательно завел тюркское войско в непроходимую чащу, чтобы погибнуть вместе с ним. По словам Тоньюкука: «Когда испытывались лишения, каган говорил: "Попытайся быстро отправиться! Да отправимся мы по реке Аны!" Мы шли вниз по течению этой реки, Чтобы пересчитать свое войско, мы приказали остановиться, а лошадей привязали к деревьям. И ночью и днем мы быстро скакали»[56]. То, что казалось невозможным, свершилось. Отборное тюркское войско смогло преодолеть Саянские горы, «непроходимую Кегменскую чернь», зимой, по долине реки Аны, пробившись сквозь глубокие снежные завалы и лесные заросли, несмотря на предательство проводника.

Благодаря этому обходному маневру, тюркское войско обрушилось на стан кыргызов стремительно и внезапно, начав атаку в ночной темноте, когда ее никто не ждал. «На кыргызов мы напали во время их сна, проложили путь копьями». Незаметно подойдя к кыргызскому лагерю, тюрки обрушились на кыргызов мощной таранной атакой конных копейщиков. Не ожидавшие нападения кыргызские воины не смогли организовать сопротивление и были вынуждены спасаться бегством. Лишь спустя несколько дней они сумели собраться. «Хан их и войско собрались». И решили дать бой тюркам в местности под названием Чернь Сунга. О ходе боя красочно повествует памятная стела Кюль-тегина. «С их каганом мы сразились в Черни Сунга. Кюль-тегин сел на белого жеребца из Байырку, бросился в атаку, одного воина он поразил стрелою, двух воинов заколол копьем, одного после другого. При этой атаке он погубил белого жеребца из Байырку, сломал ему бедро. Кыргызского кагана мы убили и племенной союз его взяли». Тюрки атаковали кыргызское войско в конном строю, осыпая его тучей стрел. Затем Кюль-тегин повел за собой в атаку панцирную кавалерию. В ходе боя он убил несколько врагов, но в пылу атаки не уберег своего боевого коня, сломав ему бедро. В ожесточенном бою погиб кыргызский каган Барс-бег. «А народ его стал рабынями и рабами»[57].

Барс-бег был самым могущественным кыргызским каганом за три столетия их проживания на Енисее. Он был женат на тюркской принцессе, племяннице Капаган-кагана, сестре Кюль-тегина и Могиляна. Тюрки называли его «сильным кыргызским каганом» и опасались больше, нежели китайского императора. Несмотря на его поражение и гибель, тюрки разрешили похоронить его со всеми почестями. В память о нем на озере Алтын-кель, на кургане была установлена стела с описанием подвигов Барс-бега[58].

Окружающая местность у хакасов носит название «Хара-Хазы» — «Черная кровь», в память о знаменитой битве прошлого. Поскольку Минусой должны были в скором будущем управлять наследники Барс-бега, родственники тюркского каганского рода Ашина, тюрки не стали уничтожать кыргызскую государственность. «Говоря: пусть не останется без хозяина страна Кегменская, — мы завели порядок в немногочисленном народе кыргызов. Мы пришли, сразились и снова дали страну в управление кыргызу»[59]. Правда, по тюркскому обычаю, в честь этой победы на памятнике Капаган-кагана был поставлен каменный столбик-балбал, символизирующий убитого врага, Барс-бега. На территории Минусинской котловины были расселены древнетюркские воины, ветераны войн и походов под предводительством Тоньюкука, Кюль-тегина и Могиляна, а страна на какое-то время попала под надзор древнетюркского наместника[60]. С VIII века в Минусинской котловине появились поминальные комплексы древних тюрок: прямоугольные сооружения с насыпью в центре, окаймленные валами и рвами, каменные изваяния воинов, львов и баранов, стелы с руническими надписями, а также погребения древнетюркских воинов с конями, женщин и детей с баранами[61].

Господство тюрок на Енисее было недолгим. По мере ослабления Тюркского каганата кыргызский правитель снова обретал былую власть и силу. Он отправлял посольства ко двору китайского императора, на похороны Кюль-тегина, к правителям тюргешей и карлуков. Но последствия поражения в Черни Сунга еще давали о себе знать. Почти полвека кыргызы не могли вмешиваться в события в Центральной Азии. Лишь крушение Тюркского каганата под ударами уйгуров вывело их на политическую арену Центрально-Азиатского региона и сделало врагами уйгуров и союзниками тюрок.

В ходе ожесточенной войны в начале VIII века кыргызам противостояла на полях сражений одна из самых сильных армий кочевого мира. Войско восточных тюрок, закаленное в многочисленных войнах с уйгурами, тюргешами, китайцами, арабами и другими народами, включало ударную панцирную конницу (рис. 10) и отряды легковооруженных всадников (рис. 11). Во главе войска стояли выдающиеся полководцы, среди которых были знаменитый Кюль-тегин (рис. 12), опытнейший Тоньюкук и мудрый Могилян, ставший впоследствии каганом. Ударной мощи панцирной кавалерии восточных тюрок воины Барс-бега противостоять не смогли[62]. Однако они смогли выстоять и возродить свое государство и вооруженные силы.

Безмолвные «камни войны»

Степь, залитая солнцем, пологие безлесые холмы, речная долина, укрытая зеленью кустарников, изредка виднеющиеся кроны высоких тополей. Типичный для степной Хакасии ландшафт.

На речных террасах, у подножия или в распадках гор встречаются поросшие травой и кустарником причудливые скопления каменных насыпей, обставленных высокими, покосившимися от времени в разные стороны каменными плитами. У местных степняков-скотоводов бытует легенда, что это поля битв древних кыргызских богатырей-великанов, которые сражались друг с другом, выстреливая из гигантских

луков массивными стрелами. Стрелы, не попавшие в цель, пролетевшие мимо врагов, вонзились в землю под острым углом, да так и остались на поле боя. Со временем они окаменели и превратились в каменные стелы. На языке местного населения, которое в XX веке получило имя «хакасы», эти каменные плиты называются «чаатас», что означает «камни войны». Легенду о том, что эти памятники — «поля битв диких киргизов», записали у местных жителей ученые и путешественники, проезжавшие по минусинским степям в поисках древностей в XVIII–XIX веках.

Впрочем, эта легенда не остановила алчных грабителей, в течение XVIII столетия раскапывавших, расхищавших и опустошавших средневековые курганы. Эти грабители, которых называли «бугровщиками» или «курганщиками», разграбили многие чаатасы еще до того, как к ним прикоснулась лопата ученых-археологов. Как правило, грабителями становились «гулящие люди», не имевшие постоянного пристанища, морально разложившиеся, опустившиеся пьяницы и бродяги. Один из таких бугровщиков по прозвищу Селенга в течение многих лет грабил знаменитый, самый грандиозный в Минусинской котловине Копенский чаатас, находившийся на высоком левом берегу Енисея. Он соорудил себе хижину прямо на могильнике, раскапывал курганы один за другим, похищал из них золотые и серебряные вещи, украшения, посуду, продавал и пропивал в местном кабаке в ближайшей деревне Малые Копены. Ни увещевания, ни запугивания, ни предостережения, что духи умерших ему отомстят, не действовали на этого алкоголика.

Даже когда у него отсохла и перестала работать правая рука, Селенга продолжал делать свое черное дело. За годы, что он грабил Копенский чаатас, были уничтожены многие могилы кыргызских каганов. Лишь благодаря тому, что ученые, путешествовавшие по долине Енисея в XVIII веке (Даниэль Мессершмидт, Герхард Миллер, Иоганн Гмелин, Питер Паллас), смогли купить у бугровщиков некоторые вещи и записать в дневниках их рассказы о находках в могилах, сведения об этих ценнейших памятниках сохранились для науки [63].

Планомерные научные раскопки чаатасов ученые смогли начать с конца XIX века. Наиболее яркие находки: узорчатое золотое блюдо, кувшины с орнаментом и руническими надписями, золотые и серебряные бляхи для ремней от воинских поясов и конской сбруи — были обнаружены при раскопках курганов того самого Копейского чаатаса, который когда-то грабил Селенга, спустя двести лет после него, в 1930-х годах[64]. В ходе дальнейших раскопок было точно установлено, что чаатасы — это не поля сражений, а могильники, состоящие из многих курганов. Они имели сложную внутреннюю конструкцию и своеобразный внешний вид. В центре кургана вырывалась большая яма с ровным полом и стенками, которые укреплялись вертикальными жердями и центральным опорным столбом. Тела умерших сородичей кыргызы кремировали, а жженые кости и пепел погребального костра ссыпали в урны, специально изготовленные керамические сосуды, деревянные ящики, берестяные туеса. Такие урны помещались в яму, а вдоль стенок размещали жертвенную пищу — мясо баранов, вазы с вином или кумысом, горшки с кашей. Яму закрывали жердями, засыпали камнями, а вокруг складывали из каменных плит оградку-стенку, высотой около метра. Вдоль этой стенки снаружи устанавливались каменные столбы, стелы, плиты. Многие вещи, дорогую золотую и серебряную посуду, конскую сбрую, оружие прятали под насыпью в специальные тайники и закрывали камнями. Вокруг стены-ограды хоронили телохранителей-кыргызов и рабов-кыштымов, малолетних детей. Огонь погребального костра очищал от грехов души умерших и помогал им достичь загробного мира. Но сжигали далеко не всех. Считалось, что маленьких детей, не совершивших никаких грехов, незачем сжигать и очищать от грехов, а рабов убивали специально, чтобы на том свете они по-прежнему служили своим хозяевам[65].

С течением времени сгнивали и обрушивались в яму деревянные перекрытия, насыпи проседали внутрь ямы, образуя на поверхности пологие воронки. Каменные столбы вокруг наклонились в разные стороны, а то и вовсе упали. Могильное поле приобретало причудливый вид. Насыпи с воронками, каменные стелы, на поверхность которых наносились родовые знаки — тамги, обозначавшие принадлежность погребенных к определенному роду кыргызского племени, и надписи из рунических букв. В этих надписях от лица умершего знатного кыргыза писались его имя и титулы, перечислялись совершенные им воинские и охотничьи подвиги, высказывались слова сожаления, что он лишился всех земных благ.

Для наиболее знатных лиц — членов каганского рода, знаменитых бегов — сооружались монументальные курганы с мощной, сложенной из плит стеной и массивными, высотой в несколько метров каменными стелами. Для рядовых воинов, кочевников возводились небольшие каменные курганчики, соответствующие статусу погребенных. Знатность и богатство старались обособиться от простых соплеменников не только в жизни, но и после смерти.

При строительстве стен, возведении насыпей, установке каменных стел кыргызы стремились не только обеспечить умершим сородичам благополучие в вечной загробной жизни, но и сохранить память об их деяниях среди живущих соплеменников. Чем выше насыпь, чем мощнее стена, чем монументальнее стелы вокруг кургана, тем значительнее погребенная в кургане персона, тем дольше умершего должны помнить, совершать ритуалы в память о нем, ставить его дела в пример и назидание потомкам. В насыпях курганов и вокруг них встречаются следы обрядов и поминальных тризн. Сородичи собирались вокруг кургана в определенные дни поминок, разводили костры, сжигали на них жертвенную пищу, ели и пили, иногда часть поминальных подношений зарывали в насыпи кургана. В качестве жертвенного подношения могли оставить предкам голову, часть туши лошади или барана, предметы сбруи, оружие или орудия труда. Иногда в качестве строительной жертвы-апотропея убивали раба и его тело бросали под стену чаатаса.

Когда в бурном VIII веке минусинские степи были завоеваны войсками древних тюрок, некоторые кыргызские могильники стали местами погребения и для древнетюркских воинов: их хоронили под округлыми каменными насыпями вместе с боевыми, оседланными и взнузданными лошадьми, полным набором воинской амуниции и оружия. В память о своих героях древние тюрки сооружали мемориальную ограду со стелой, на которой была вырезана надпись с описанием подвигов, изваянной из камня скульптурой, изображавшей героя в полном боевом облачении с кубком в руках[66]. На поминках боевые соратники и родные собирались вокруг этого мемориала, приносили жертвы, пили и ели, воздавали хвалу умершему воину.

Обычаи победителей стали перенимать и знатные кыргызы. Именно в VIII веке они стали устанавливать стелы с руническими надписями, в которых описывались подвиги умерших сородичей. Одной из первых была поставлена стела в честь кагана Барс-бега, павшего в жестокой битве с тюркским войском в Черни Сунга[67]. Тело кагана было предано огню, а пепел по* гребен в кургане на озере Алтын-кель. Вероятно, о том чтобы подвиги Барс-бега были прославлены в письменах на вечном камне позаботилась его вдова, тюркская княжна. Судьба уготовила ей нелегкую долю стать женою кыргызского кагана, будучи племянницей его врага тюркского кагана Капагана и сестрой полководцев Кюль-тегина и Могиляна, разбивших в бою кыргызское войско и убивших ее мужа. Хотя господство древних тюрок было недолгим, мода на тюркские вещи, оружие, боевой пояс, сбрую, украшения быстро распространилась среди кыргызов.

С началом великой войны с уйгурами, продолжавшейся несколько долгих десятилетий, кыргызы постепенно перестали сооружать чаатасы и стали хоронить умерших под округлыми каменными курганами, возле которых устанавливали стелу с надписью и тамгой. В ходе многолетних боевых действий, далеких походов через Саяны в отрыве от своих родовых кочевий, в пылу кровопролитных сражений, в которых гибло много воинов, стало трудно соблюдать привычные обряды, рыть глубокие ямы, строить деревянные конструкции, возводить стены, устанавливать стелы. Война диктовала свои условия. Тела умерших сжигали на погребальных кострах. Жженые кости ссыпали в неглубокую ямку, зарывали оружие, доспехи, конскую сбрую и засыпали камнями[68]. Рядом с насыпью устанавливали стелу, на которой вырезали родовую тамгу и надпись.

На все это уходило гораздо меньше времени и сил, и вскоре можно было снова идти в бой. В боях и походах кыргызы распространились по всей бескрайней степной Азии. В долине Енисея, их метрополии, кыргызских кочевников осталось совсем немного. Некому стало поддерживать прежние традиции, сооружать грандиозные курганы, устанавливать знаменитые «камни войны». А когда спустя два столетия часть кыргызов под давлением кара-киданей и кайманов вернулась на Енисей, прежняя традиция была прочно забыта.

Кыргызский воин должен был остаться героем и образцом для подражания среди соплеменников и подрастающего поколения и после своей гибели. Для того, чтобы память о героях жила в веках, и проводились пышные траурные торжества и сооружались величественные мемориальные курганы.