На исходе лета вернулся Греттир, сын Асмунда. Он пристал у Белой Реки в Городищенском Фьорде, и жители тех мест пошли к кораблю. Тогда Греттир и узнал все разом: первое, что умер его отец, второе, что убили брата, и еще третье, что сам он объявлен вне закона по всей стране. Тогда Греттир сказал такую вису:
Суд неправый, утрата
Родичей — вести худые
Вдруг обступили героя,
Скальда в печаль повергли.
Но ратоборцы иные
Горше завтра заплачут,
О древо встречи валькирий,
От бед, уготованных Греттиру[55].
Говорят, Греттир ничуть не пал духом, узнав обо всем этом, и был весел, как и прежде. Он побыл еще немного на корабле, потому что все никак не мог сыскать себе коня по вкусу.
Свейном звали человека, жившего на хуторе Бережок повыше Мыса Тинга. Он был добрый хозяин и человек веселый, и любил сочинять всякие забавные стишки. У него была бурая кобылка, всех лошадей резвее. Свейн звал ее Седёлка. Однажды ночью Греттир ушел с полей у Белой Реки, тайком от торговых людей. Он раздобыл себе черный плащ и, чтобы скрыться от глаз людских, завернулся в него поверх одежды. Он пошел мимо Мыса Тинга и дальше к Бережку. Уже рассвело, и он увидел на лугу у дома бурую лошадь. Греттир накинул на нее уздечку, оседлал ее и поскакал вдоль Белой Реки, мимо хутора и так до Долины Реки Флоки, а там вверх, на дорогу над Телячьим Мысом. Работники из Бережка уже встали, и они рассказали хозяину, что какой-то человек ускакал на его лошади. Тот встал и сказал, посмеиваясь:
Вскачь на кобылке умчался
Ловчий волка приливов.
Возле самой усадьбы
Вор завладел Седёлкой.
Но на судьбу не сетуй:
Сеет повсюду беды
Тополь облака Одина.
Дешево ты отделался[56].
Потом он взял лошадь и поехал следом. Греттир же все скакал, пока не достиг хутора Горб. Там он повстречался с человеком по имени Халли, который сказал ему, что держит путь к кораблю у Полей. Греттир сказал вису:
Воин, спеши, отважный,
Всем соседям поведай,
Что — де видел у Горба
Только что ты Седёлку.
Скажи, что всадник угрюмый,
К стычкам с судьбою привычный,
Коня горячил, весь в черном.
Халли, скачи, не медли.
Они расстались, и Халли все ехал вниз по дороге, пока не встретился со Свейном. Они быстро разговорились, и Свейн сказал:
Ты не видел ли вора
Там за ближним тыном,
Лошадь мою оседлавшего?
Злобой киплю на плута.
Дай его только настигнуть,
Будет бродяге взбучка:
Люди за эти проделки
Бока ему обломают.
— Суди сам, — сказал Халли. — Я повстречал человека, сказавшего, что он едет на Седёлке, и просившего, чтобы я рассказывал об этом всем и каждому. Он был высок ростом и в черном плаще.
— Он, однако ж, много себе позволяет, — сказал Свейн. — И я дознаюсь, кто он такой. — И Свейн поехал дальше вдогонку за Греттиром.
А Греттир достиг тем временем Раздорного Междуречья. Там стояла одна женщина. Греттир заговорил с нею и сказал вису:
Знатная диса злата.
Эту веселую вису
Ты донеси до слуха
Стража костра морского.
Строк сплетатель речистый
Обзавелся кобылкой:
Значит, до Крутояра
К ночи как раз доскачет[57].
Женщина запомнила эту вису. Греттир поехал своею дорогой дальше.
Немного погодя подъехал туда Свейн. Женщина еще не ушла и, поравнявшись с нею, Свейн сказал:
Что за презренный Фрейр
Смерча мечей недавно,
Не глядя на непогоду,
Гнал коня вороного?
Но и Свейн сегодня
Семь потов с непутевого
Сгонит. Пускай негодник
Ноги от нас уносит[58]!
Она сказала так, как ее научили. Свейн поразмыслил над висой и сказал:
— Похоже, что с этим человеком мне не справиться. Все же я догоню его.
Он поехал мимо дворов, и они не теряли друг друга из виду. Было ветрено и дождливо. Греттир приехал к Крутояру засветло, и Грим, сын Торхалля, узнав об этом, радушно его встретил и позвал к себе в гости. Греттир согласился. Он разнуздал Седёлку и рассказал Гриму, как она ему досталась. Тут подъехал и Свейн. Он спешился и, увидев свою лошадь, сказал:
Кто скакал на Седёлке?
Как мне взыскать с татя?
Что за бесстыжий бродяга
Тут свои шутки шутит?
Греттир стащил с себя мокрую одежду и тут услышал этот стишок. Он сказал:
Я прискакал к Гриму.
Где тебе с ним сравниться!
Не помышляй о плате,
Лучше добром поладим.
— Теперь мы в расчете, — сказал Свейн. — Ты сполна заплатил за лошадь.
Потом они сказали друг другу свои висы, и Греттир сказал, что он вовсе за них не в обиде: ведь Свейн пекся о своем добре. Свейн пробыл там с Греттиром всю ночь, и оба много смеялись этим висам. Они назвали их Седёлкины Висы. Поутру Свейн поехал домой, и с Греттиром они расстались друзьями. Грим рассказал Греттиру о многом, что случилось за время его отсутствия на Среднем Фьорде. Рассказал и о том, что за Атли не было уплачено виры:
— И так велика была власть Торбьёрна Бычья Сила, что нельзя сказать наверное, сумеет ли Асдис хозяйка удержаться у себя в Скале, если так пойдет дальше.
Греттир недолго погостил у Грима: он не хотел, чтобы какие-нибудь слухи проникли на север, за перевал, раньше его самого.
Грим сказал, если что понадобится, пусть обращается к нему за помощью:
— Но я намерен соблюдать осторожность, дабы самому не оказаться вне закона, тебе помогая.
Греттир пожелал ему счастливо оставаться:
— И похоже на то, что мне понадобится твоя поддержка.
Греттир поехал на север, за Двухдневное Взгорье, а оттуда к Скале, и явился туда глухою ночью. Все спали, не спала одна его мать. Он обогнул дом и вошел в заднюю дверь, — он знал там все ходы и выходы, — и прямиком в покои, и нашел ощупью материну постель. Она спросила, кто там, и Греттир назвался. Она села на постели, обняла его и тяжко вздохнула:
— Добро пожаловать, родич, — сказала она, — но непрочно мое материнское счастье: убит тот, кто был мне всех нужнее, а ты объявлен вне закона, как преступник. Третий же еще мал, что он может!
— Есть старая пословица, — говорит Греттир, — большей беды дожидаючись, меньшую позабудешь. Но одним только выкупом горя не избудешь, и Атли, надо думать, не останется неотомщенным. А что до меня, так еще неизвестно, кому радоваться, если дело дойдет до стычки.
Она сказала, что всякое может быть. Греттир побыл там некоторое время, мало кому показываясь, и разведал, что делается в округе. Люди так и не узнали, что Греттир приехал на Средний Фьорд. Он же узнал, что Торбьёрн Бычья Сила дома, и с ним немного народу. Это было после сенокоса.