LXXIX

Так идет осень, и остаются три недели до начала зимы. Тогда старуха попросила отвезти ее к морю. Торбьёрн спросил, что ей там нужно.

— Дело-то маленькое, но, может статься, предвещает большие события, — говорит она.

Сделали, как она просила. И, выйдя к морю, она заковыляла вдоль берега, как будто ей кто показывал дорогу. На пути у нее лежала большая коряга — ноша как раз по плечу одному человеку. Она взглянула на нее и попросила перевернуть. Снизу коряга была как бы обуглена и обтерта. Она велела отколоть щепочку с гладкого места. Потом взяла нож, вырезала на корне руны, окрасила их своею кровью и сказала над ними заклинания. Она обошла корягу, пятясь задом, и нашептала над ней много колдовских слов[94]. После этого она велела столкнуть корягу в море и заговорила ее, чтобы плыла она к Скале Острову, Греттиру на погибель. Оттуда она направилась домой, в Лесной Залив. Торбьёрн сказал, что не возьмет в толк, к чему все это. Старуха сказала, что скоро, мол, узнает. Ветер дул с моря, но старухина коряга поплыла против ветра и быстрее, чем можно было ждать.

А Греттир, как рассказывалось, жил на Скале Острове со своими сотоварищами и ни о чем не тужил. На другой день после того, как старуха заколдовала корягу, Греттир и Иллуги спустились со скалы за дровами для костра. И, подойдя к западной стороне острова, они увидели, что прибило к берегу корягу. Тогда Иллуги сказал:

— Вот сколько сразу дров, родич. Отнесем-ка корягу домой.

Но Греттир толкнул ее ногой и сказал:

— Злая коряга и послана злым. Поищем лучше других дров. — И, отпихнув корягу в море, сказал, чтобы Иллуги остерегался брать ее домой, «ибо она послана нам на беду».

Потом они пошли к хижине и ничего не сказали об этом рабу. На другой день они снова наткнулись на эту корягу, и она была уже ближе к лестницам, чем накануне. Греттир отпихнул ее в море подальше, говоря, что никак нельзя брать ее домой. Прошла ночь. Тут поднялся сильный ветер, да еще с дождем. Им не захотелось выходить, и они велели Шумиле пойти за дровами. Тот был очень недоволен, говоря, что это сущее мученье — мерзнуть в такую непогоду. Он спустился с лестницы и нашел старухину корягу, и решил, что ему здорово повезло. Поднял он корягу, доволок ее еле-еле до дому и бросил с грохотом наземь. Греттир услышал:

— Шумила раздобыл что-то. Надо сходить посмотреть, что это такое. — Берет топор и выходит. А Шумила сказал:

— Ну-ка, разруби так же ловко, как я дотащил ее сюда. Греттир рассердился на раба и со всего маху ударил топором по коряге, не разглядев, что это такое. И топор, ударившись, в тот же миг повернулся плашмя, отскочил от дерева и прямо по правой ноге Греттиру, и разрубил ее до кости. Тут Греттир взглянул на корягу и сказал:

— Вот и пересилил тот, кто хотел зла. И на этом дело не кончится. Ведь это та самая коряга, которую я два дня подряд отпихивал в море. Два несчастья произошли из-за тебя, Шумила: первое, что у тебя потух наш огонь, и второе, что ты принес в дом эту злосчастную корягу. Смотри.

Иллуги подошел и перевязал рану Греттиру. Крови было мало, и Греттир хорошо спал ночью. Так миновали три ночи, и рана не болела. Когда они развязали ее, она уже затянулась и почти совсем зажила. Тогда Иллуги сказал:

— Надеюсь, эта рана недолго будет тебя беспокоить.

— Хорошо бы! — говорит Греттир. — Но странно все это, что бы дальше ни было. И у меня дурные предчувствия.

Загрузка...