Сахара — не только песок

Глава VIII «ГАФИНЕК»

Сахару я все-таки не возненавидел, и прежде всего благодаря Гафинку. Имя свое он получил позже, а сначала это был просто малюсенький фенечек, которого бедуины выкопали из норы где-то между оазисами Гардая: и Эль-Голеа. В сценарии фильма «Следы на песке» этой прелестной пустынной лисичке отводилась значительная роль, и мы купили ее в качестве киноактера за 15 динаров. Фенек берберский (Fennecus zereda) взрослый — необыкновенно красивый зверек, а детеныши просто очаровательны. И если не будут приняты надлежащие меры, это очарование очень скоро станет для них роковым. Уже сейчас редко удается фенекам вырастить свое потомство вблизи оазисов и оживленных трасс. («Вблизи» означает в Сахаре 30—100 километров.)

Когда детеныши фенека так малы, что не могут убежать, приходят бедуины, берут мотыги — и малышки оказываются в мешках. Их продают у дороги или прямо в оазисе. Богатые наивные американки и сентиментальные немки, само собой разумеется, не могут устоять. В приливе восторженного экстаза они покупают золотистый меховой комочек с огромными ушами, нежным носиком и бусинками-глазками. О их жизни на воле они знают так же мало, как и о том, что этот зверек будет вытворять в их доме. Если кто-либо из читателей захочет завести фенека, предупреждаю, что они роют норы в стенах и диванах, ночью скачут по столам и другой мебели, сбрасывают вещи на пол и играют, подбрасывая и катая их, поднимая невероятный шум. Если им повезет и они найдут сыпучие продукты (мука, соль), они с огромным восторгом, разгребут их и разнесут по всему дому. Электрические провода они с удовольствием разгрызут на части. И так далее. Бороться с этим, запирая фенека на ночь в какую-нибудь клетку, — отвратительная жестокость. Если эти игривые зверьки не будут иметь возможность проявлять свои природные склонности, наступит быстрое отчуждение в их отношениях с человеком, если вообще какие-либо отношения возникли; не каждый, купивший фенека, сумеет его приручить, как Маленький принц Сент-Экзюпери. Туристы, покупающие в Сахаре фенека, понимают это только тогда, когда бывает уже слишком поздно. Последствия самые плачевные, судьба этих зверушек достойна жалости. Мой фенечек был в лучшем положении, потому что я отдавал себе отчет в том, что меня ждет, и был готов взять на себя ответственность за все его действия, о которых я еще ничего не знал. Жаль, что того же нельзя было сказать о некоторых других членах нашей и всех других экспедиций, купивших этого зверька. В конце концов у нас оказалось три фенека.

Вопрос о том, чем мы будем их кормить, разрешили фенеки сами, сразу по приезде в Гардаю, когда мы зашли в кафе съесть мороженое. Они набросились на него и вылизали все без остатка. С той поры в вопросах питания мы полностью положились на них: когда у нас была еда, мы давали им попробовать ее, а то, что оставалось после них, съедали сами. Пустынные животные не могут быть слишком привередливы в еде, иначе в пустыне не выжить; молодые фенеки ели все: молоко и мясо, овощи и конфеты. Ели и то, что нам вовсе не казалось вкусным, например черных твердых колючих сахарских жуков Pimelia.

Путешествие с фенеками проходило в общем гладко, то есть с обычными трудностями. Более серьезные проблемы возникли лишь при возвращении домой через Сицилию. Мы с Владимиром уже с прошлого года были одержимы новой страстью — вулканологией, наблюдением за действующими вулканами; по дороге нас охватило непреодолимое желание проверить, что нового на Этне. Весь свой багаж, полный змей, скорпионов и других бывших киноактеров, мы оставили в камере хранения на вокзале в Катании. Только фенечков нельзя было запаковать так, чтобы не было видно, что это такое, и заодно обеспечить им все необходимое. Не оставалось ничего другого, как приобщить их к вулканологии.

При подъеме на безжизненные склоны, покрытые вулканическим пеплом, я решился на слишком смелый опыт — пустил фенека побегать. Он помчался вперед. Временами он отбегал в сторону, чтобы что-то посмотреть и обнюхать, но сразу же возвращался к нам и бежал во главе группы, побуждая нас к большей живости. Членов нашей группы он оценивал однозначно — по их проворству, а я хотел иметь в его глазах авторитет, и мне не оставалось ничего другого, как мчаться по склону впереди всех, хотя у меня был самый тяжелый рюкзак.

На высоте 2700 метров мы достигли снежного покрова; тут было уже совсем холодно. Однако фенечка это не остановило, он был по-прежнему весел; только душные вулканические испарения на высоте 3000 метров сморили его, и я взял его на плечо.

Мы переночевали на вершине в лавовой берлоге, вытопленной фумаролой, у подошвы стометрового конуса, из которого непрерывно выстреливали огненные гейзеры вулканических бомб. Фенечки смотрели на все это несколько удивленно, прижимались друг к другу, и глаза их отсвечивали красным светом в темноте, отражая сверкающую лаву. Я лег около них, чтобы им не было так страшно, и наконец уснул сам.

Утром мы начали решительное отступление на Прагу. При пересадке в Риме нам пришлось несколько часов ждать другого поезда. Мы бродили по ночному Риму, и во время этих прогулок фенечек прославился как страстный охотник за тараканами, которых предпочитал всем остальным лакомствам.

Дома в Праге он осмотрелся, все обнюхал и решил, что жить будет на кушетке, где демонстративно улегся, намереваясь поспать. Позволить такой зверушке выспаться днем — серьезный риск: чем лучше он выспится днем, тем больше набезобразничает ночью. Я понял, что он может превратить меня в ночное животное, которое весь день подремывает, жмурясь. Чтобы воспрепятствовать этому, я старался в течение дня утомить его, как только мог, например брал его повсюду с собой. Это позволило мне сделать множество интересных наблюдений, которые относятся, правда, к поведению людей при встрече с необычным явлением.

Основной чертой такого поведения является тенденция к сборищам, вызванная любопытством. И хотя непосредственной причиной сборищ вроде бы является животное, заинтересованные прежде всего успокаивают таким образом свое зрительное и осязательное любопытство. Любопытный сразу же заговорит, так что жертвой ситуации оказывается прежде всего хозяин животного.

Существовала, однако, немногочисленная категория людей, которым я не был нужен. Как, например, группа самостоятельно мыслящей молодежи, которая решила, что это транзисторный мини-пес, скорее всего купленный в валютном магазине. Моя точка зрения их вообще не интересовала. В другой раз нас встретила семья с коляской. В то время как папочка говорил супруге: «Посмотри, какая у него большая ласка», из коляски поднялся малыш и сказал: «Гав», чем значительно ближе подошел к истине. Фенек — хищник из семейства псовых, а ласка — ни в коем случае. Без сомнения, только на молодежь, не отягощенную предрассудками, наша надежда. С этого времени я называю фенека «Гафинек».

Жаль, что я не составил списка всех животных, за которых принимали фенека. Из обычных зверей вспоминаю африканского хорька, куницу, терьера, зайца, татранского пса, детеныша серны, белку, выдру, кенгуру, динго, но чаще всего его, конечно, принимали за лисицу, что ближе всего к истине. Иногда даже высказывалось предположение, что это похоже на фенека.

Интересной была встреча с иностранной группой узкоспециализированных профессионалов-естествоиспытателей. Один из них заявил, что это, конечно, опоссум, в то время как другой счел его похожим на дамана.

Иногда приходилось встречаться с мнениями просто невероятными — что это ушастая сова, черепаха, муравьиный лев и еще что-то, совершенно невероятное. Что касается муравьиного льва, тешу себя надеждой, что этот путаник, должно быть, имел в виду муравьеда.

Хотя я считаю себя более чем терпеливым человеком, я всегда с большим трудом подавляю приступ ярости, который охватывает меня при вопросе «Что это за порода?». Ничего не могу с собой поделать, у меня на этот вопрос просто аллергия. Однажды я был подвергнут особенно тяжелому испытанию. Мы ехали в трамвае. Вошла женщина с сыном. Они осадили меня. Прежде всего ко мне обратился дерзкий подросток, говоря… (смотри выше фразу о породе; мне отвратительно это даже повторять). «Иди к черту, глупец», — подумал я.

— Это не порода, это животное.

— А что это в таком случае за животное? — спросила раздраженно вышеупомянутая дама, прислушивающаяся к этому безобразию с породой.

— Это животное фенек, — ответил я стремительно полной фразой.

Мое сообщение ее, очевидно, не успокоило, потому что дама насупилась и проговорила гневно:

— Хорошо, а чей это фенек?

Я не сразу понял эти странные слова. Она думала, что фенек — это мужской род от слова «фена» (по-чешски «сука»), так что вопрос ее означал нечто вроде «…чей это кобель?». Я произнес несколько вольно, что это сучий кобель, в надежде, что дальше продолжать такой разговор будет невозможно. Оказалось — возможно. Следующий вопрос был такой:

— Вы поймали его?

— Нет, купил, — признался я честно и совершил ошибку, потому что на лице ее появилась торжествующая ухмылка.

— Так, все ясно, — сказала она презрительно, обращаясь скорее к зрителям, следящим за сценой, чем ко мне. — Он и сам не знает, что это, собственно говоря, такое, только и может изображать умного.

В трамвай вошли новые пассажиры, в том числе бодрая девушка.

— Ой-е-ей, какой красивый фенек, откуда он у вас?

В глазах пассажиров я стал снова из ничтожества человеком, с которым нужно считаться. Я проникся к девушке благодарной симпатией и дал ей поиграть с фенечком. Вернувшееся ко мне душевное равновесие нарушил лишь мужчина, обратившийся ко мне с вопросом:

— Вы содержите его как пса или как кошку?

Я ответил, как умел:

— Содержу как фенека, что считаю единственно возможным. Как содержат пса или кошку, я и понятия не имею, никогда не пробовал, и меня это не интересует; я занимаюсь только разведением мелких домашних ядовитых змей.

Опять ко мне перестали относиться всерьез, хотя, конечно, это было несправедливо. Я не должен был признаваться в этом. Все меня решительно отвергли, только девушка с фенеком весело захихикала.

Одним словом, начало было тяжелым, но со временем я научился справляться с этим со сноровкой, основанной на пониманий того, что правдой и честностью здесь ничего не добьешься.

Лучше всего сохраняет нервы и время метод поддакивания. Типичный разговор звучит примерно так: «Что это у вас, молодая лисичка?» — «Да, это молодая лисичка». Чаще всего вопрос разрешен к удовольствию обеих сторон. Лишь изредка разговор продолжается, например таким образом: «Но у лисицы не бывает таких больших ушей! Это больше похоже на фенека!» — «Да, это действительно фенек». — «Так почему же выговорите: лисица? Я сразу догадался, лисица ведь вовсе не так выглядит, и морда у нее другая, и хвост тоже!!!» — «Все в порядке, не удивляйтесь. Фенек — это сахарская пустынная лисица». — «Но это ведь не лисенок». — «Это лисенок, хотя уже почти взрослый, как вы верно заметили. Видите ли, слишком много недоразумений бывает, когда я говорю людям, что это фенек, потому что мало кому это название известно. Так уж лучше сказать, что это лисичка, и все будет в порядке». — «Не удивительно, люди ведь, простите, не отличают пса от землеройки! А вы еще с ними разговариваете. Так желаю вам, чтобы он зимой не простудился, желаю удачи!» — и мы прощаемся почти как родные.

Для полноты картины я должен привести пример великолепной системы обороны против убийственного и разрушительного интереса публики. Однако для этой системы необходима необыкновенная пробивная сила даже в самых тяжелых условиях. Жаль только, что она не подходит для такого голубиного характера, как мой. Вот как это было: сотрудник зоопарка должен был перевести в новый павильон броненосца или что-то в этом роде. Едва он появился на пешеходной дорожке, послышалось: «Ой, посмотрите!..» — и толпа превратилась в непроходимую стену тел, протягивающих жадно руки. Мне эта ситуация казалась неразрешимой, я бы, наверное, беспомощно отступил. Но решительный сотрудник зоопарка с броненосцем на руках, устремив взор на несуществующую цель, которую как бы видел ясно сквозь толпу посетителей, пошел вперед, беспрерывно повторяя сквозь зубы одно и то же мрачное заклинание, в котором вблизи можно было разобрать слова: «Пошли вы…» Толпа замерла в легком смятении и затихла, пытаясь уловить слова, тихо слетающие с его губ. Потом расступилась на две половины, между которыми сотрудник с животным прошел без труда.

Громкие и настоятельные призывы «Пожалуйста, освободите проход, не толпитесь, не напирайте!» в подобной ситуации просто не действуют. Наоборот, привлекают новых зрителей.

Когда я опубликовал статью о фенеке в журнале «Свет в образех», к моим впечатлениям добавилось еще одно. Выглядело это примерно так. «Посмотрите, видите вы того зверька? Мы ведь как-то читали о нем — где это было, кажется, во «Власте», — там и фотография была — подождите, что там писали, что это… мне кажется, чуньшила… да, теперь я точно вспомнила, это чуньшила. Это чуньшила?» — «Да, это чуньшила»[4].

Старания мои были напрасны, я не смог переделать Гафинка в дневное животное хотя бы потому, что брать его с собой на работу я не мог. В результате он целые дни был один и успевал отоспаться, а ночью откалывал номера. В многоквартирном доме все это не просто; я даже получил анонимное письмо с такими словами;; «Уберите эту тварь на ночь куда-нибудь, она всю ночь скребется». Однажды ему пришлось расплатиться самым неприятным образом за свою ночную деятельность и любопытство. Он сумел открыть террариум с рогатой гадюкой, и она выползла. Когда фенек увидел, что натворил, он попытался, видимо, снова водворить змею на место, но она укусила его в нижнюю челюсть и заползла, под холодильник. Когда мы поутру проснулись и вошли в кухню, там повсюду была кровь. Змейку мы легко нашли, с ней все было в порядке, а Гафинек был похож на умирающего. Губа у него отекла, с нее все время капала кровь. Он не мог ни есть, ни пить и грустно сидел в углу. Ему становилось все хуже, и поэтому в полдень после нескольких консультаций с Ф. Карналиком, руководителем лаборатории змеиных ядов Института патологической физиологии Карлова университета, мы решили сделать ему инъекцию вакцины Беринга для Северной Африки. Но зверек защищался с такой жизненной силой, что мы сдались и убрали шприц с вакциной в холодильник. Нам так и не пришлось им воспользоваться, поскольку после полудня перестала идти из раны кровь, а к вечеру ему удалось выпить немного молока. Через несколько дней отек спал. Мне кажется, что фенеки не слишком восприимчивы к яду сахарских змей, хотя и не совсем иммунны; однако неясно, нападают ли они на змей в природе. Когда мы показали в Сахаре молодому фенеку мертвую змею, он мгновенно бросился на нее как на лакомство.

Ночная жизнь Гафинка расходилась с нашей дневной, и он жил среди нас совсем одиноко. И я решил, что надо привезти ему подругу-фенечку.

В то время, когда мы ездили в Африку, в Алжире работало много наших специалистов — врачей, ветеринаров, инженеров, технических экспертов. Многие из них, возвращаясь домой, привозили с собой фенечков, так что наша пара не была единственной в Чехословакии.

(В нашей семье фенечков мы различали Гафинка и Гафинку, и они всегда точно знали, о ком из них идет речь, хотя имена их были очень близки по звучанию.)

В Пражском зоопарке уже десятки лет жила многочисленная группа фенеков. И когда у Гафинка появилась супруга, я начал интересоваться семейной жизнью этих зверушек. Однако мне мало что удалось узнать. Частные владельцы никогда всерьез не занимались разведением фенеков в неволе; у большинства из них фенеки быстро погибали, а еще чаще хозяева пытались от них отделаться любым способом, как только выясняли, что в городской квартире жить с фенечками вовсе не так просто, как они себе это представляли.

Конечно, в Пражском зоопарке фенечки не погибали раньше времени, но редко давали потомство, и мать всегда загрызала новорожденных. То же самое случилось и у нас, когда у Гафинки впервые появились щенки — ей тогда было три года. В следующем году один щенок прожил три дня, и все это время мать была занята беспрерывными поисками надежного укрытия для него; она в беспокойстве переносила его с места на место, старалась спрятать от нас и запихивала его во все щели под мебелью. Наконец она его загрызла, но нам показалось, что мы поняли, в чем дело. Годом позже мы решили провести в нашей небольшой однокомнатной квартире нелегкий эксперимент: в кухне, представляв-шей собой основное жизненное пространство фенеков, под диваном мы поместили прочный картонный ящик с отверстием для входа, обращенным к стене, и, когда там появились три Гафинечка, мы с матерью выселились из кухни на целую неделю и жили только в комнате. Пищу фенечкам мы подавали в щель приоткрытой двери, где ее брал Гафинек и относил семье в противоположный конец кухни. На наши робкие попытки проникнуть в кухню он реагировал решительной и самоотверженной атакой, но через неделю мы начали понемногу отстаивать свое право появляться там — сначала на короткое время, например к плите у двери, потом понемногу мы снова поселились на кухне, потому что решили, что критический период мы благополучно пережили. И действительно, трудности возникали теперь только при попытке сфотографировать малышей; родители были против (вероятно, под влиянием традиций мусульманского вероисповедания).

Все три детеныша благополучно пережили кризисы детского возраста (вы видите их на обложке книги, где отец учит их находить лакомства в песке) и пользовались всеобщим и заслуженным вниманием. Нас посетил даже главный зоолог Пражского зоопарка — пе иначе как хотел выведать, как это мне удалось то, что они безуспешно в течение долгого времени пытались осуществить. Он полагал, что я нашел какую-то исключительно удачную комбинацию витаминов, гормонов и других биофакторов, и был явно разочарован, когда я объяснил ему, в чем дело. Нам удалось еще раз вырастить потомство фенеков, жаль только, что в нашей маленькой Квартире мы не могли себе позволить оставить еще несколько молодых фенечков.

Гафинек прожил у нас в добром здравии тринадцать лет и умер от старости. Гафинка, на год моложе, пережила его только на два месяца. До последнего дня Гафинек оставался существом веселым и озорным — как и его хозяин. Конечно, с точки зрения охраны природы я совершил проступок — увоз его из Сахары был проступком, за который я сам часто осуждал других. Но думаю, что здесь существует все-таки небольшая разница, оправдывающая его похищение. Он был доволен жизнью у нас. Его потомство мы передали в зоопарк в Брно — и им не пришлось покупать отловленных на воле фенечков и тем самым обеднять природу. Он стал героем двух книг, трех фотовыставок, актером четырех телевизионных передач — я уж не говорю о статьях и снимках в журналах. А главное — он был всеобщим любимцем, и жизнь его, конечно же, не была скучной и однообразной. Он подарил много радости — особенно детям, с которыми больше всего любил играть. Мне очень не хватает его.