Во всех столицах как Старого, так и Нового Света немало домов, обитатели которых как бы наперекор всему городу бодрствуют по ночам. Эти дома, где ночью играют, пляшут и поют, служат притонами для отщепенцев цивилизации, подонков общества, которые в пьяном угаре расшвыривают здесь золото, серебро и прочие ценности, добытые, по большей части, путем грабежа, а то и убийства.
В Европе такие дома находятся под пристальным надзором полиции. Именно в таких притонах ей чаще всего удается выловить преступников, порой разыскиваемых несколько лет. Не будь этих мерзких притонов, быть может, они так никогда и не попали бы в руки закона.
В Мексике совсем иначе. Эти головорезы внушают такой, впрочем, вполне понятный, ужас низшим чинам муниципальной полиции, что они не только не смеют сунуть нос в такие дома, но даже обходят стороной улицы, где эти дома расположены. Вот почему эти своеобразные «дворцы чудес» существуют вполне легально, а их посетители ничего не боятся, так как знают, что никто никогда не осмелится их потревожить.
Отличительной чертой мексиканских притонов является то, что здесь можно встретить представителей не только всех слоев и классов общества, но и различных политических группировок, которые поочередно завладевают властью.
Вот в один из таких притонов дон Луис и повел дона Мигуэля.
Городские улицы постепенно пустели, и лишь изредка можно было встретить запоздалых прохожих, поспешно перебегавших на противоположную сторону улицы при виде двух молодых людей.
Пройдя около получаса по пустынному городу, молодые люди свернули в мрачный переулок, выходивший на один из каналов, и остановились перед домом более чем подозрительной наружности, над изъеденной червоточиной дверью которого горел фонарь.
— Здесь, — сказал дон Луис. — Ничему не удивляйтесь, но старайтесь незаметно для других постоянно держать одной рукой кошелек, а другой револьвер, чтобы в любую минуту быть готовым пустить его в дело.
— Куда же это вы меня привели?
— В главный притон столицы, незаменимое местечко для изучения местных нравов… Сейчас сами увидите, — добавил он улыбаясь.
Затем дон Луис как-то по-особому стукнул три раза в дверь дома рукояткой ножа.
На стук довольно долго не отвечали.
Потом, словно по волшебству, шум и веселье в доме внезапно смолкли и наступила полная тишина.
Послышались медленно приближающиеся тяжелые шаги, и дверь приотворилась с грохотом железа и звоном ключей, способными устыдить даже тюрьму.
Мы сказали, что дверь только приотворилась. Это потому, что в Мехико часты ночные грабежи, и горожане, дабы защититься от нежданных визитеров снабжают двери цепочкой, не позволяющей широко распахнуть дверь.
Показалась обмотанная рваным, засаленным клетчатым платком голова, и пьяный голос грубо спросил:
— Кто вы такие, черт вас побери?
— Друзья, — тотчас же отвечал дон Луис.
— Какого дьявола вам не спится! Таскаются по ночам, беспокоят честных людей, которые мирно беседуют с приятелями. Ступайте к черту!
И он сделал движение, как бы желая закрыть дверь.
— Подожди, скотина! — вскричал дон Луис. — Экое животное! Ты что, не узнал Пантеру?
— А-а! — снова показалось испуганное лицо. — Кто здесь Пантера?
— Я, болван!.. Или ты так упился, что у тебя отшибло память?
Ни слова не говоря, человек взял фонарь и направил свет в лицо француза.
— Смотри, смотри, да хорошенько. Ну, надеюсь, теперь ты меня узнал?
— Карай! Конечно, теперь я вас узнал, ваша милость, — отвечал привратник, внезапно перейдя на почтительный тон. — Ах! Вот удивятся-то там наверху!
— Ну, отворяй, да хватит болтать! Ты думаешь, приятно разговаривать из-за двери?
— Сию минуту, ваша милость, сию минуту, потерпите немножко, пожалуйста… Вот и готово, -добавил он, широко распахивая дверь. — Милости просим!
— Этот кабальеро со мной, — сказал дон Луис, указывая на дона Мигуэля, которому он сделал знак следовать за собой.
— Милости просим и его к нам, ваша милость, точно так же, как и всех ваших друзей, — отвечал привратник, кланяясь, — прошу пожаловать, кабальеро.
Снова загремели железные засовы, дверь была прочно заперта.
Молодые люди оказались в прихожей, тускло освещенной догоравшей свечой, но это нисколько не смущало дона Луиса, который, по-видимому, хорошо знал этот дом и, взяв под руку дона Мигуэля, уверенно вел вперед.
Пройдя прихожую, француз и его спутник очутились во внутреннем дворе, где в углу находилась прислоненная к стене лестница, по которой предстояло подняться на верхний этаж. Засаленная веревка, закрепленная на вбитых в стену железных скобах, заменяла собою перила.
Большая лампада, или, лучше сказать, большой ночник под статуэткой Гваделупской Божьей матери, покровительницы Мехико, служила фонарем, который, по замыслу содержателя притона, должен был освещать и двор, и лестницу.
К счастью, ярко сиявшая луна — было как раз полнолуние — позволяла не только хорошо ориентироваться, но при этом еще и не рисковать сломать себе шею.
Дон Луис, желая, очевидно, показать дорогу другу, стал первым взбираться по лестнице, предусмотрительно держась за перила, потому что ступени лестницы заросли мохом и сделались скользкими, так что даже и завсегдатай рисковал порой не добраться доверху.
Взобравшись по лестнице, молодые люди остановились перед наглухо запертой дверью, на которой висела табличка с весьма остроумной надписью: «Филантропическое общество друзей мира».
Дон Луис наклонился к своему спутнику и еще раз шепотом предупредил:
— Будьте внимательны и ничему не удивляйтесь!
— Не беспокойтесь за меня.
«Друзья мира» изощрялись в веселье. За дверью слышались проклятья вперемежку с залихватским пением, заглушавшим музыку.
Француз толкнул дверь и в сопровождении дона Мигуэля шагнул через порог. Их взору предстало поистине редкое зрелище.
В конце залы возвышалась эстрада, где человек десять музыкантов немилосердно терзали слух присутствующих игрой на самых разнообразных инструментах. В центре залы стоял огромный овальный стол, покрытый зеленым сукном, с шестью намертво привинченными к нему подсвечниками, в которых горели свечи. За этим столом. шла азартная игра в монте. По обе стороны стола, вдоль стен, стояли еще столы, вокруг которых на скамьях сидели посетители, услаждая себя всевозможными напитками, начиная с местных пива и водки и кончая так называемым шампанским, изготовляемым в Нью-Йорке и уже только поэтому считавшимся самым что ни на есть настоящим.
Канделябры на стенах в известной степени усиливали скудное, в общем, освещение.
Потолка не было видно за густым облаком сероватого дыма, исходившего от множества трубок, сигар и сигарет.
Справа и слева от этой залы были еще две залы, гораздо меньшие по размеру, предназначавшиеся для привилегированных посетителей: в одной из них играли в лото, в другой — читали газеты и беседовали о делах.
Неожиданное появление двух новых посетителей вызвало настоящий переполох в зале, где собрались «друзья мира». Все вдруг смолкли и замерли, наступила мертвая тишина.
— Надеюсь, наше присутствие не будет стеснять вас, сеньоры, — вежливо проговорил дон Луис, снимая шляпу и кланяясь на все стороны.
— Милости просим к нам, сеньор француз, — сказал высокий тип мрачной наружности с лихо закрученными вверх густыми усами, одетый в рваный мундир с грозной рапирой на боку. — Не желаете ли сразиться в монте?
— Прошу извинить меня, дорогой капитан, — отвечал дон Луис, — но я сегодня, к сожалению, не могу играть.
— Тем хуже, клянусь честью, — отвечал вояка, покручивая усы. — Я совсем на мели и рассчитывал на вашу дружбу, чтобы снова пуститься в плавание.
— За этим дело не станет, дорогой дон Блаз, — любезно сказал француз, — хотя я и не богат, но все-таки, к счастью, могу ссудить вам пиастр.
— Вы незаменимый товарищ, дон Луис, — проговорил капитан в восхищении, — и я с удовольствием принимаю.
Француз вручил ему пиастр, затем раздал еще несколько мелких монет направо и налево и, обмениваясь дружескими репликами то с одним, то с другим, незаметно пробрался через всю залу и достиг читальни, куда поспешил войти.
Шум, смолкший было на минуту, снова возобновился с новой силой.
В читальне было всего шесть человек. При виде их дон Луис сделал жест, долженствующий означать удовлетворение, и, нагнувшись к уху дона Мигуэля, шепнул:
— Наше дело в шляпе. Я знаю этих людей давно, это — охотники пустыни, сбившиеся с пути в цивилизованном обществе… Они храбры, как демоны, верны своему слову, тверды, как сталь, не уступают перед опасностью и знают все ухищрения индейцев… Нам не мешало бы с ними потолковать.
— Хорошо, друг мой, — отвечал дон Мигуэль. Заметив молодых людей, шестеро охотников приветствовали их молчаливым поклоном, а затем снова углубились — нет, не в чтение, потому что читать, по всей видимости, никто из них не умел, — а в беседу.
Спустя некоторое время один из этой компании — могучий детина-канадец с умным и даже добродушным лицом — заговорил, обращаясь к дону Луису:
— Каким это ветром занесло вас сюда? Бог знает, с каких пор я не виделся с вами!
— Я путешествовал вдоль побережья, милейший мой Безрассудный, — отвечал дон Луис, протягивая ему руку.
— Какой вы счастливый, — проговорил канадец со вздохом.
— Разве вы скучаете?
— Я! — вскричал он. — То есть, если так будет продолжаться еще недели две, со мной наверняка случится несчастье… а всему виною этот скот Сент-Аманд!..
— Ну, хватит болтать, — сказал Сент-Аманд, делая шаг навстречу к дону Луису, — мы скоро уйдем отсюда.
Разговор этот происходил на французском языке, потому что оба канадца родились в Квебеке.
— О, да, — вступил в разговор еще один из шестерки, скроенный по той же мерке, что и первые двое, — мне до смерти надоели мексиканцы: они слишком глупы.
— Вот что, господа, — решительно заговорил дон Луис, — по-видимому, вам здесь изрядно надоело… Такая отважная троица — Сент-Аманд, Медвежонок и Безрассудный! Вместо того, чтобы заниматься серьезным делом, вы, словно женщины, жалуетесь на судьбу. Что вынуждает вас попусту тратить время?
— Простите, деньги. Эти проклятые мексиканцы начисто ограбили нас… мы остались без лошадей и без оружия.
— Это никуда не годится, — сказал дон Луис, сочувственно покачивая головой. — Позвольте предложить вам французского вина… За вином и побеседуем. Как знать, быть может, я смогу вам что-нибудь посоветовать.
— Мы не смеем оскорбить вас отказом, господин Морэн, — отвечали, кланяясь, трое приятелей.
— Прежде всего, господа, — продолжал дон Луис, — позвольте представить вам моего лучшего друга, сеньора дона Мигуэля де Сетина.
Канадцы и дон Мигуэль обменялись церемонными поклонами. С этой минуты разговор продолжался на кастильском наречии.
Дон Луис подал знак одному из прислуживавших здесь типов, и тотчас же на столе появились четыре бутылки вина и стаканы.
Трое остальных из находившейся в этой комнате шестерки скромно отодвинулись на дальний край стола.
Опорожнив несколько стаканов, дон Луис возобновил беседу.
— Итак, сеньоры, — сказал он, — если я правильно вас понял, вы не прочь были бы покинуть Мехико.
— Правильнее сказать, сеньор, что мы сделали бы это с величайшей радостью, — отвечал Медвежонок.
— Конечно, затем, чтобы вернуться на родину?
— Наша родина — пустыня, и в пустыне нам всюду хорошо, — отвечал Сент-Аманд.
— Я предлагал Медвежонку, — совершенно серьезно сказал Безрассудный, — продать его одному техасскому купцу, который приезжал сюда покупать метисов. Мы с Сент-Амандом получили бы за него хорошую цену, запаслись провизией и отправились бы в пустыню к одному из тайников, где у нас хранится золото, а затем, конечно, выкупили бы его, но он не захотел.
— Это очень дурно с его стороны, — улыбнулся дон Луис.
— Не правда ли? Он почему-то вообразил, что если сделается невольником, то его хозяин потом уже ни за какие блага не согласится расстаться с ним… А по-моему, он просто набивал себе цену. Ведь он ленив, как аллигатор, и человек; вздумавший его купить, был бы рад любой ценой избавиться от него и, само собой, с удовольствием бы его продал нам.
Все весело рассмеялись, в том числе и Медвежонок, которому, по-видимому, весьма польстила шутка приятеля.
— Послушайте, — сказал Сент-Аманд, — по-моему, мы тратим время на пустую болтовню вместо того, чтобы перейти к серьезному разговору. Мы слишком давно уже все знаем друг друга, дон Луис, и потому нам незачем хитрить… Вы ведь совсем не тот человек, который ни с того ни с сего, не имея на то серьезных причин, может появиться в подобном месте… Правильно я говорю?..
— В ваших словах есть известная доля правды, милейший мой Сент-Аманд… но сначала я хотел бы узнать ваше мнение на этот счет, а потом уже сказать, что именно мне необходимо.
— Мое мнение я могу изложить в двух словах: вы нуждаетесь в наших услугах, а мы нуждаемся в вас, поэтому давайте-ка лучше договариваться, как подобает честным охотникам, не прибегая к разным индейским уловкам. Вы отлично знаете, кто мы такие и на что годимся, а мы так же хорошо знаем вас, поэтому, повторяю еще раз, давайте перейдем прямо к делу.
— Клянусь честью, вы говорите истинную правду, Сент-Аманд. К черту все эти предисловия! — весело проговорил дон Луис. — Я собираюсь отправиться в очень опасную экспедицию, и мне нужны смелые решительные люди.
— Мы готовы хоть сейчас, — дружно отозвались все трое.
— Отлично!.. А теперь вот вам мои условия: двадцать пять унций выдается каждому на приобретение всего необходимого для путешествия, то есть на покупку лошадей, оружия, пороху и т. п. Затем еще по пятьдесят унций, из которых двадцать пять унций сейчас, а двадцать пять по окончании экспедиции… Словом, каждый получит за работу по пятьдесят унций… Вас устраивают эти условия?.. Вы видите, я ничего не скрываю от вас и говорю все, как вы того требовали.
— Условия нам подходят, — ответил Сент-Аманд и за себя лично, и за своих товарищей. — А дело предстоит трудное?
— Очень.
— Тем лучше, по крайней мере будет какое-то развлечение, а то я, признаться, совсем затосковал.
— На этот счет не беспокойтесь, скучать не придется, и я обещаю вам развлечений даже больше, чем вы думаете… Итак, вы согласны?
— Согласны.
— Значит, я могу считать, что мы договорились? Что же касается обещанной платы…
— Извините, сударь, — вмешался в разговор один из трех типов, которые отсели на дальний конец стола. — Я невольно слышал ваш разговор и хочу спросить, не требуется ли вам еще один человек? Я хотел бы предложить себя.
Дон Луис поспешно обернулся к говорившему и быстро оглядел его с ног до головы.
Это был человек лет тридцати с тонкими чертами лица и изящными манерами.
— Кто вы такой, сеньор? — спросил он незнакомца.
— Это наш знакомый, славный малый, — сказал Сент-Аманд, — мы уже много лет охотимся вместе. Он принадлежит к богатой семье в Квебеке, которую покинул ради полной приключений жизни охотника. Его зовут Марсо… Мы за него ручаемся.
— Если так и если наши условия для вас подходят, милости просим.
— Благодарю вас, сударь, — вежливо поклонился молодой человек и вернулся на свое место за столом.
— Итак, я говорил, господа, — продолжал дон Луис, — что обещанное вознаграждение…
— Это, собственно, касается меня, друг мой, — перебил его дон Мигуэль, — и, если позволите, я сам решу этот вопрос.
— Как вам угодно, тем более, что это действительно касается вас.
— Здесь не место продолжать наш разговор. Если эти господа окажут нам честь и проводят нас на улицу Монтерилья, где мы живем, там, на месте, мы и завершим все дела — я вручу каждому из них обусловленную сумму.
Канадцы охотно согласились, и все встали, собираясь уходить.
В эту минуту в соседней зале возник невероятный шум, а вслед за тем в читальню, как ураган, влетел в изорванной одежде и с окровавленным лицом какой-то человек, преследуемый разъяренной толпой.
Дон Луис узнал в беглеце капитана дона Блаза, которому незадолго до этого он так любезно предложил взаймы пиастр.
Француз сделал несколько шагов вперед с явным намерением защитить преследуемого капитана, но тот мгновенно подскочил к окну, распахнул его и выскочил на улицу с проворством, которому могла бы позавидовать даже обезьяна, повергнув в изумление преследователей, как выяснилось, дочиста обобранных во время игры в монте.
Когда охвативший всех шок прошел, один из пострадавших обратился к присутствующим с такими словами:
— Сеньоры, капитан дон Блаз — негодяй, недостойный бывать в обществе кабальеро, и потому я требую, чтобы отныне ему был закрыт сюда доступ.
Все дружно поддержали это предложение. Дон Луис воспользовался возникшим переполохом, чтобы незаметно удалиться вместе с доном Мигуэлем и канадцами.