У незнакомцев был такой странный и зловещий вид, что испуг доны Сакраменты был вполне оправданным.
Это были либо краснокожие, либо белые, замаскировавшиеся под краснокожих. Внешне они ничем не отличались от индейцев, но, если всмотреться повнимательнее, нетрудно было заметить, что лица у них были просто-напросто накрашены и даже довольно небрежно, а индейские костюмы, которые они напялили для полного эффекта, делали их походку неуклюжей и сидели на них, как мешок.
Дона Сакрамента, конечно, не могла заметить ничего подобного. Она была в таком состоянии, что ничего не видела и ни на что не обращала внимания. Она была даже уверена, что перед ней настоящие индейцы, и поэтому, поборов невольный страх, заговорила:
— Мои братья, по всей вероятности, воины-команчи? Мнимые индейцы обменялись насмешливыми взглядами, и тот из них, который был повыше ростом, ответил:
— Да, мы воины-команчи.
— Я рада, что встретила моих братьев, — продолжала девушка. — Я желаю отправиться в лагерь Красных Бизонов, мне надо поговорить с их начальником о важном деле, пусть мои братья проводят меня к Опоссуму.
Негодяи обменялись теперь уже более насмешливыми взглядами.
— Что хочет сказать моя сестра великому начальнику нашего племени?
— Я хочу сказать ему то, что может слышать только ухо начальника, — твердо отвечала девушка.
— Опоссум могущественный начальник, — напыщенно проговорил индеец или, лучше сказать, человек, переодетый индейцем, — его все уважают в племени Красных Бизонов, и женщины не могут проникать таким образом в лагерь индейских воинов.
— Мои братья нехорошо говорят, — возразила девушка, — разве им неизвестно, что команчские воины вообще уважительно относятся к женщинам, в том числе и тогда, когда они приходят к ним в хижину.
Незнакомцы несколько минут посовещались шепотом, видимо, о том, как им следует поступить, а потом, тот, который говорил и прежде, отрывисто ответил:
— Хорошо, мы проводим нашу сестру в лагерь храбрых команчских воинов к Опоссуму. Пусть наша сестра последует за нами.
Девушка окинула своих спутников подозрительным взглядом. Она чувствовала инстинктивное отвращение к этим людям, неловкие манеры и лживые слова которых внушали ей подозрение.
— Лагерь Красных Бизонов очень далеко, — колеблясь сказала Сакрамента. — Я не желала бы затруднять моих братьев; достаточно, чтобы они только указали мне дорогу.
— Здесь трудно держаться одной дороги, — отвечал один из незнакомцев. -Луга изрезаны тропинками диких зверей, не успеет моя сестра сделать и десяти шагов, как заблудится. Поэтому будет лучше, если мы проводим бледнолицую девушку до лагеря наших братьев Красных Бизонов. Опоссум накажет своих детей, если они не исполнят своей священной обязанности.
Несмотря на желание отделаться от этих людей, становившихся ей с каждой минутой все более и более подозрительными, Сакраменте в конце концов пришлось признать, что они правы, а поэтому упорствовать дальше было бессмысленно, к тому же это могло помешать осуществлению ее замысла. Итак, она согласилась идти вместе с ними.
Между тем незнакомцы при всех их грубых манерах и отрывистой речи, по-видимому, не имели никаких дурных замыслов в отношении Сакраменты, и когда она в конце концов доверилась их покровительству, они встали по обе стороны от нее и, свернув в сторону, углубились в заросли кустарника, ограничившись лаконичным замечанием:
— Эта дорога значительно сократит наш путь.
Поверила дона Сакрамента их словам или нет, но она не сочла возможным что-либо возразить и смело пошла вперед рядом со своими проводниками.
Незнакомцы шли быстро, раздвигая дулом винтовок ветви и траву, с беспокойством осматриваясь по сторонам и время от времени останавливаясь, чтобы перекинуться несколькими словами таким тихим голосом, что девушка не могла расслышать ни одного слова.
Так они шли около двух часов, по-видимому, вовсе не держась какого-то определенного направления. Они просто шли напрямик, не обращая внимания на попадавшиеся им тропинки и, видимо, намеренно углублялись все дальше и дальше в наименее освоенную, а, следовательно, и наиболее таинственную часть саванны.
Мрак постепенно рассеивался, над горизонтом появилась алая полоса света; лес наполнился разноголосым пением птиц, то там, то здесь из высокой травы выглядывала мордочка лани, пугливо озиравшейся по сторонам и немедленно обращавшейся в бегство при виде людей.
Несмотря на внешне спокойный и решительный вид, внутренне дона Сакрамента содрогалась от ужаса. Это длительное странствие при том, что по словам Луи Морэна, лагерь индейцев находился, самое большее, в двух милях от их стоянки каравана, казалось ей более чем странным. Кроме того, она начинала чувствовать усталость и, несмотря на все свои старания, с трудом поспевала за своими спутниками.
Между тем незнакомцы продолжали идти, не сбавляя темпа. Наконец, побежденная усталостью, дона Сакрамента опустилась на землю под деревом, одиноко росшим среди прерии.
— Вы меня обманули, — твердым голосом заявила она, — я не пойду дальше до тех пор, пока вы мне не скажете, куда именно вы меня ведете.
Незнакомцы, видимо, были удивлены решимостью девушки. Они остановились и с нескрываемым беспокойством стали осматриваться по сторонам.
— Что это значит? — спросил, наконец, тот из незнакомцев, который с самого начала вел переговоры с Сакраментой. — Почему вы не хотите идти дальше?
— А потому, — отвечала так же твердо, как прежде, девушка, — что я страшно устала и, кроме того, я убеждена, что вы меня обманываете и хотите заманить в ловушку.
— Вы с ума сошли! Так хочет или нет моя сестра идти в лагерь Красных Бизонов?
— Да, хочу. Но только я убеждена, что вы с самого начала не имели намерения проводить меня в лагерь, иначе мы давным-давно были бы уже там.
— Так способны говорить только бледнолицые… Они воображают, что в пустыне можно ходить так же легко и быстро, как и по городским улицам.
Сакрамента устремила проницательный взор на своего собеседника и сказала:
— Вы не индейцы! Индейцы так не говорят… Теперь я это ясно вижу.
— Я не индеец?! — воскликнул незнакомец, досадливо кусая губы. — Кто же я в таком случае?
— Этого я не знаю, но только теперь я окончательно убедилась, что вы не индеец, а только маскируетесь под него… Больше вы меня не обманете…
— Это неправда! — возразил незнакомец. В эту минуту второй незнакомец, все это время хранивший молчание, положил руку на плечо товарища и сказал:
— Довольно! Теперь в этом уже нет больше надобности.
— А! — воскликнула Сакрамента. — Значит, вы, наконец, признались!
— Помилуйте! — отвечал насмешливо второй незнакомец. — Нам незачем больше хитрить. Вы ведь теперь все равно в наших руках.
— Моя судьба в руках всевышнего, который все видит и слышит. Он не покинет меня беззащитной. Бандиты весело расхохотались.
— Бог ничего здесь не увидит, — сказали они. — Ему помешают кусты и высокая трава.
Сакрамента молча опустила голову, и две слезы медленно покатились по ее щекам. Незнакомцы, все так же посмеиваясь, подошли к ней.
— И правда, — сказал один из них, — зачем нам идти дальше? Столковаться можно и здесь… тогда, по крайней мере, все будет ясно… Объясните, дружище Карнеро, сеньорите, чего мы хотим от нее.
— О! Это так просто и так легко, дорогой друг мой Педросо, — улыбаясь, отвечал Карнеро, — и я могу только удивляться, как молодая сеньорита до сих пор еще этого не поняла.
— Боже мой, — прошептала молодая девушка голосом тихим и прерывающимся от страха. — Господи, прости меня за то, что я не послушалась и сделала по-своему, и спаси меня от этих разбойников… О, как я раскаиваюсь, что не поверила моим друзьям и захотела доказать, что умнее их!..
Бандиты — а незнакомцы были именно бандитами, нарядившимися индейцами, чтобы легче добиться поставленной перед собой цели, — отнюдь не спешили излагать девушке свои намерения, и это заставляло всерьез осознать грозящую ей опасность.
Бандиты, как ни странно, были растроганы чисто христианской покорностью своей пленницы и, видимо, стеснялись раскрыть перед ней свой гнусный замысел.
Дона Сакрамента первая нарушила молчание.
— Говорите ради Бога! — вскричала она, складывая руки на груди, как для молитвы. — Не томите меня в неизвестности… Скажите, что вы намерены со мной делать?
— Сеньорита, — отвечал Педросо, — прежде всего успокойтесь, вам не грозит никакая опасность… Ваша судьба зависит только от вас… Мы временно обрядились в этот дурацкий костюм, в действительности же мы белые, как и вы, и настоящие кабальеро. К сожалению, по воле злого рока, который порой не щадит даже самых достойных людей, мы оказались в весьма трудном положении — мы бедны…
— Чего же вы не сказали Мне этого сразу? — перебила его молодая девушка. — Верните меня здоровой и невредимой моему отцу и, клянусь, он щедро наградит вас. Вы будете обладать таким богатством, о котором никогда даже не смели и мечтать.
— Ваше желание очень нетрудно исполнить, сеньорита, — продолжал Педросо, — и, по-моему, вам не следует пребывать в разлуке с теми, кто вам дорог… Мы вовсе и не собирались лишать вас такого удовольствия… Но, как истинные кабальеро, мы обязаны предварительно отвести вас к нашему начальнику.
— Значит, вы исполняли приказание своего начальника?
— Ну, да. Это настоящий кабальеро из очень знатной фамилии… Да вы его и сами прекрасно знаете.
— Я? — удивилась Сакрамента.
— Конечно!.. Я, по крайней мере, был убежден в этом, потому что он уже давно и упорно преследует вас.
— Как зовут вашего начальника?
— Дон Рамон Аремеро.
— Дон Рамон Аремеро! — ужаснулась Сакрамента. — О! Лучше умереть, чем попасть в руки этого негодяя!
— Гм! — Карнеро недоуменно развел руками. — Оказывается, нам будет не так легко столковаться, как я думал, потому что мы тоже, к сожалению, не можем не исполнить приказание нашего начальника.
— Послушайте меня ради самого Неба!.. Я несчастная девушка!.. Я совершенно случайно встретила вас, когда вы, наверное, совсем и не думали обо мне… Если вы меня отпустите, об этом никто не узнает.
— А наша честь, которая не может быть запятнана гнусной изменой, — с пафосом отвечал Карнеро, положив руку на сердце.
— Сжальтесь надо мной, умоляю вас!.. Пожалейте меня, — со слезами продолжала молить девушка. — Вы бедны, я сделаю вас богатыми!
— Конечно, все это так, — с напускной серьезностью возразил Педросо. — Но вот вопрос: каким образом вы могли бы это сделать, если, предположим, мы оказались бы такими безумцами и согласились исполнить вашу просьбу?
— Э, — добавил Карнеро, — лучше колибри в руках, чем коршун в небе, как гласит наша пословица. Как только вы окажетесь в своем лагере, вы тотчас же забудете о своем обещании, а если нам вздумается отправиться туда вместе с вами, или же явиться за деньгами потом, вы прикажете нас расстрелять, как собак.
— Вот вам, берите, — вскричала девушка, торопливо снимая с себя ожерелья и браслеты, — берите эти драгоценности, разделите их между собой и отведите меня к отцу или позвольте мне самой вернуться к нему!.. Клянусь вам Гваделупской Богоматерью, что вы получите сполна все, что я вам обещала.
Бандиты жадно хватали драгоценности и торопливо прятали их в свои необъятные карманы.
— Но все эти безделушки, сеньорита, — заметил Педросо с насмешливой улыбкой, — и так принадлежат нам по законам прерий… Это не может войти в счет размера выкупа за вас, к тому же, если бы мы даже и захотели отвести вас обратно в лагерь, то это, повторяю, невозможно.
— А почему? Разве вы, стараясь завлечь меня в прерию, сами заблудились?
Бандиты молча покачали головами.
— Отвечайте же мне ради самого Неба! — воскликнула она в отчаянии.
— Ив самом деле, — заметил Педросо, — почему бы нам не сказать вам всей правды?.. Пожалуй, вам даже полезно будет знать всю правду… дело вот в чем. Мы, даже при всем нашем желании, не можем отвести вас в лагерь, потому что мы оба, т. е. мой спутник и я, уже состояли на службе у вашего кузена, дона Мигуэля. Но нам не понравилось служить у него, и мы решили покинуть его, конечно, тайком… Теперь вы понимаете?..
— Нет, — проговорила Сакрамента, — я потеряла способность соображать.
— А, между тем, это очень просто: дон Мигуэль и его друг дон Луис считают нас дезертирами и, если бы мы были настолько глупы и решили бы снова явиться в лагерь, они, не долго думая, приказали бы прострелить нам головы.
— О! Не бойтесь этого! — живо отозвалась Сакрамента, в отчаянии ломая пальцы.
— Нет, сеньорита, мы совершенно уверены, что они поступят именно так, и потому не хотим попасть к ним в руки.
— Вы можете проводить меня только до лагеря, — просительно проговорила она, — там вы меня оставите, и я пойду дальше одна.
— И этого будет совершенно достаточно. Дон Луис чутьем угадает о нашем присутствии, и тогда мы все равно пропали… Затем, кто может поручиться нам, что, вернувшись в лагерь к своим друзьям, вы не расскажете им о том, что с вами приключилось, и не выдадите нас.
— О! — лицо девушки исказила презрительная гримаса.
— Нет ничего невозможного! — назидательно заметил Педросо. — Осторожность-мать безопасности… Нет, все это нам не подходит.
— Но ради самого Неба, — вскричала она, выходя из себя. — Скажите же, чего вы от меня хотите?
Несколько минут бандиты шепотом совещались.
— Самый пустяк, сеньорита, — сказал, наконец, Карнеро. — Мы люди осторожные!.. Бог нам свидетель, что мы не желаем вам никакого зла, но, согласитесь, было бы очень глупо, если бы мы не воспользовались представляющимся нам случаем разбогатеть… Вот вам лист ликвидамбра и кусочек заостренного дерева. Напишите на этом листе, что вы наша пленница и что вы обещали нам выкуп в сумме двадцати тысяч пиастров, и что эти двадцать тысяч пиастров должны быть мне немедленно вручены… Я сейчас же отправлюсь в ваш лагерь, хотя и знаю, что это грозит мне серьезной опасностью, но я готов сделать это, чтобы только доставить вам удовольствие… вы же пока останетесь здесь, под охраной моего друга Педросо и, как только я получу обусловленную сумму, я подам моему другу сигнал, и вы получите полную свободу… Все, как видите, очень просто… Теперь скажите, что вы думаете по этому поводу… Согласны вы на мое предложение или нет?..
— Я ничего лучшего и не прошу, — отвечала она с плохо скрываемой радостью. — Давайте же скорее лист и палочку, я напишу записку.
Педросо срезал своим скальпировальным ножом лист ликвидамбра и подал его Сакраменте. Девушка стала писать, а бандиты, нависнув над ее плечом, внимательно смотрели, что она пишет.
Внезапно прозвучали два выстрела, и бандиты рухнули на землю, корчась в предсмертных судорогах.