Самая высокая лестница

Черника

Коля Луковкин лежал в пустом лагерном изоляторе и страдал. Страдал от насморка, который мешал дышать, спать, читать и всё время требовал, чтобы Коля чихал.

— Апчхи! Апчхи!

От этого чихания болел живот, в глазах стояли слёзы, а нос горел, как раскалённый. Но больше, чем от хвори, Коля Луковкин страдал от одиночества. Соседние койки были аккуратно заправлены, подушки белели свежими сугробами. Никто не хотел составить Коле компанию. Все были здоровы.

За стенами изолятора шла обычная лагерная жизнь, но Коле Луковкину она представлялась прекрасной и заманчивой. Ему казалось, что там сейчас происходит что-то очень важное, из ряда вон выходящее, а о нём все забыли. И лежит он на жёсткой, горячей койке. Один, как отставший от поезда.

Он чувствовал себя пленником, заточённым в глухую, высокую башню и прикованным цепью. И долетавший сюда звук горна казался ему не простым пионерским сигналом, а призывом к побегу. У мальчика возникало жгучее желание разорвать цепи и вернуться в отряд. Но это было почти неосуществимо. Не цепи и не башня удерживали Колю Луковкина, а отсутствие рубахи и штанов, которые медсестра Роза Яковлевна предусмотрительно закрыла на замок.

Роза Яковлевна была единственным человеком, который связывал затворника Колю с внешним миром. Она рассказывала лагерные новости, приносила обед, ставила градусник и закапывала в нос отвратительные капли, от которых нос горел еще сильней.

У Коли Луковкина пропал аппетит. Расхотелось читать. Он лежал на койке и смотрел в потолок. Серые трещинки, разбежавшиеся по потолку, напоминали реки Сибири. Коля разглядывал их. Одной трещинке он присвоил имя Иртыша, другой — Лены… И тут дверь скрипнула. Коля оторвал взгляд от сибирских рек и увидел Смирнову.

Смирнова была девчонкой из их отряда. Белобрысенькая, невидная, ничем не примечательная. Коля Луковкин удивлённо посмотрел на Смирнову, не зная, радоваться или шугануть её…

— Здравствуй, — сказала Смирнова.

— Здравствуй, — отозвался больной.

— Как твоё здоровье?

— Хорошо, — ответил Коля и два раза чихнул.

— Наш отряд передаёт тебе привет.

— Спасибо. Апчхи!

Смирнова говорила сухо, как по писаному. Она, видимо, получила задание: навестить больного товарища. И теперь выполняла поручение без всякого энтузиазма.

Но Коля Луковкин неожиданно почувствовал себя человеком значительным. О его здоровье справляются, ему передают привет. Словно он не просто простудился и чихает, а совершил какой-то подвиг. Ранен. Попал в госпиталь. И отряд передаёт ему привет.

— Вот тебе черника, — сказала Смирнова и поставила на тумбочку кружку, наполненную влажной черникой с мелкими зелёными листочками, прилипшими к ягодам. До этого она держала кружку за спиной, и Коля не видел, что она пришла с подарком.

— Спасибо! — сказал мальчик и, взяв из кружки ягодку, отправил её в рот. — Вкусно!

— Ешь на здоровье, — сказала Смирнова.

Коля Луковкин посмотрел на белобрысую девчонку и вдруг почувствовал прилив тепла. Ему захотелось сказать ей что-нибудь приятное. Но вместо этого (он не сообразил, что именно сказать!) Коля протянул Смирновой кружку с черникой:

— Ешь, пожалуйста.

— Спасибо, не хочу, — сдержанно сказала Смирнова, — тебе надо для здоровья.

— Я скоро поправлюсь, — пообещал мальчик и так некстати чихнул.

— Ну, пока, — сказала Смирнова и выскользнула за дверь.

Коля хотел сказать: «Куда ты? Посиди немного. Поговорим!» — но белая дверь изолятора закрылась.

Коля откинулся на подушку, посмотрел на реки Сибири и перевёл взгляд на белую кружку с чёрными ягодами.

Смирнова ушла, оставив радостное, счастливое чувство, как будто бы ему только что вручили не кружку с черникой, а какую-то большую награду.

Он приподнялся на локте и стал медленно отправлять в рот по ягодке. И обыкновенная кисло-сладкая черника таяла во рту.

Когда появилась Роза Яковлевна, Коля Луковкин радостно сообщил ей:

— Мне Смирнова принесла чернику!

Роза Яковлевна не придала словам мальчика большого значения, только спросила:

— Мытая?

Коля Луковкин не знал, помыла ли Смирнова ягоды, но он был так убеждён в чудесных свойствах подарка, что, не моргнув глазом, сказал:

— Мытая!

— Тогда ешь.

— Я ем…

Он ел не торопясь, растягивая удовольствие. И каждая ягодка отдавалась в нём радостью, словно это были не ягоды, а волшебные таблетки, которые вылечивали его от страшной человеческой болезни — от одиночества…

Через несколько дней Коля Луковкин поправился, и Роза Яковлевна выдала ему штаны, рубаху и ботинки. Мальчик в последний раз посмотрел на реки Сибири и побежал в отряд.

— Ну как ты? Жив? Здоров? Не чихаешь? — расспрашивали его товарищи.

— Не чихаю… Мне Смирнова принесла чернику!

Ему не терпелось сообщить ребятам эту необыкновенную новость, но друзья-товарищи как бы не расслышали его слов. Подумаешь — черника!

— Купаться тебе разрешили?

— А где Смирнова?

Ему не терпелось посмотреть на Смирнову — не на прежнюю белобрысую Смирнову, а на ту, особенную, которая принесла ему чернику, скрасила одиночество.

— Смирнова? Её нет, — отозвался кто-то из ребят. — За ней мать приехала.

— Что-нибудь случилось?

— Не знаю… Чего тебе сдалась эта Смирнова?

— Мне Смирнова принесла чернику, — повторил Коля и пошёл прочь.

Теперь Коля Луковкин всё чаще думал о Смирновой. Ему казалось, будь она рядом, вся лагерная жизнь была бы куда интересней. И сама Смирнова из невзрачной, ничем не выдающейся девчонки превратилась в Колином воображении в самую умную и красивую. Он вспоминал изолятор, и ему слышался её голос: «Здравствуй. Как твоё здоровье? Наш отряд передаёт тебе привет! Вот тебе черника…»

И Коля был готов ещё раз начать чихать и отправиться в ненавистный изолятор, лишь бы появилась Смирнова.

Прошло много времени. Коля Луковкин вернулся домой. Потом в классе писали сочинение на тему: «Как я провёл лето». Коля не долго думал — взял перо и решительно написал: «Лето я провёл хорошо. Мне Смирнова принесла чернику».