Убрав со стола посуду, Дарья Васильевна подошла к мужу, надевавшему калоши перед уходом на службу, и заявила ему решительным тоном:
— Филя, сегодня вечером мы идем в кино. «Встреча на Эльбе». Билеты куплены.
Филипп Семенович сдвинул очки на лоб.
— Сегодня не могу, Дашенька, — кротко сказал он, — сегодня вечером я должен написать статью в стенгазету… Пойди с Серафимой Ивановной.
В голосе жены послышались раскаты отдаленной грозы:
— Опять не можешь?! Ну, знаешь, мне это уже надоело! Что ты, редколлегия?
— Я не редколлегия, Дашенька. Но наш местком плохо готовится к отпускной кампании, и я должен это осветить.
Гроза разразилась:
— Кто ты такой, в конце концов: экономист или писатель?! Подумаешь, нашелся Анатоль Франс!
— Дашенька, Анатоль Франс в стенную газету не писал.
— Я знаю, что не писал. Ведь Анатоль Франс был умным человеком и занимался своими делами, чего нельзя сказать о некоторых экономистах. Мне надоело ходить в кино с Серафимой Ивановной. Замужем я в конце концов или не замужем?
Предоставив жене возможность на досуге разобраться в этом вопросе, муж ушел. Дарья Васильевна сунула в «авоську» банку для томата и отправилась за покупками.
Шагая по Пушкинскому бульвару, она с горечью размышляла о том, что муж ее вечно ввязывается не в свои дела: то в комиссию какую-нибудь влезет, то организует смотр рабочих предложений, то ему поручают провести экскурсию в музей…
Ее мысли прервал детский вопль. Оглянувшись, она увидела крохотную девчурку, которая упала на свою же игрушечную колясочку Не в состоянии подняться без посторонней помощи, она использовала единственное доступное для нее средство обратить на себя внимание — заливалась горькими слезами. Дарья Васильевна кинулась к ней, подняла, отряхнула пыль с пальтишка и с воинственным видом осмотрелась. К ней торопливо бежала женщина в сером платочке.
— Это ваш ребенок — спросила Дарья Васильевна. — Нечего сказать, хорошо же вы за ним смотрите! Разве так можно? Ведь она могла разбиться, покалечиться.
Отчитав женщину, виновато стоявшую перед ней, Дарья Васильевна отправилась в магазин.
Здесь она походила по отделам, окинула хозяйским взглядом прилавки, сделала кое-какие покупки. Но после этого ушла не сразу, а разыскала заведующего магазином и строго заявила ему:
— Иван Антипыч, вы знаете, я ваша постоянная покупательница, и магазин мне нравится. Но этого я от вас не ожидала. Посмотрите на витрину, сколько там пыли! Разве можно такие вещи допускать? Вы бы еще тараканов развели!
Заведующий испуганно ринулся к витрине, а Дарья Васильевна покинула магазин с чувством исполненного долга.
— Скажите, как пройти к Библиотеке Ленина? — обратился к ней пожилой мужчина с чемоданчиком
Дарья Васильевна начала объяснять, но решила, что мужчина ее не поймет.
— Вы, наверное, приезжий. Я сразу догадалась… Знаете, я иду как раз в ту сторону и могу вас проводить.
С удовольствием выслушав благодарность и комплименты чутким московским женщинам, наша хозяйка наконец сделала все, что было нужно.
Но, возвращаясь домой, Дарья Васильевна, уже порядком утомившаяся, увидела картину, от которой сразу пришла в плохое настроение: привязав к двум молодым тополям веревки, двое подростков устроили импровизированные качели; деревца жалобно скрипели.
— Что это вы делаете, сорванцы?! — грозно спросила Дарья Васильевна.
— А вам какое дело? — дерзко глядя на нее, ответил мальчишка.
Дарья Васильевна даже задохнулась от негодования:
— Как это какое мне дело? Люди сажают деревья, чтобы воздух чище был в Москве, чтобы она красивее была. Разве вам в школе ничего не говорили о «зеленом друге»?
Дарья Васильевна разошлась. Забыв, что нужно готовить обед, она прочла ребятам лекцию о древонасаждениях, о пользе лесов.
— Подумайте, как было бы плохо, — заключила она, — если бы вдруг исчезли все деревья!
Подростки смущенно молчали.
— Что это за тетенька? — спросил один другого, когда Дарья Васильевна, воинственно размахивая «авоськой», поспешила домой.
— А я откуда знаю? Депутат, наверно… Знаешь, что, Лешка? Давай отвязывай веревку…
…После обеда Филипп Семенович прилег отдохнуть. А жена, взяв лист бумаги, села за письменный стол и отчаянно заскрипела пером.
— Что это ты, Дашенька, пишешь?
— Во Всесоюзный радиокомитет, — торжественно заявила жена. — Письмо радиослушателя… Ты понимаешь, Филя, — возмущенно добавила она, — вчера по радио сказали, что конная статуя Петра в Ленинграде — творение Растрелли! А я точно знаю, что ее делал Фальконет. Нельзя таких ошибок допускать!
— Ну, пусть Фальконет. Но тебе какое до этого дело? Ты что, экскурсовод или составитель справочника?
Потрясенная такой косностью, Дарья Васильевна вскочила. Она хотела разразиться гневной тирадой, но вдруг заметила, что муж ее лукаво и многозначительно улыбается, словно поймал ее на какой-то шалости.
И она звонко захохотала вместе с ним.