Самооборона

Когда чудесным безоблачным утром, искупавшись в теплой прозрачной воде бирюзовой лагуны, вы полулежите в шезлонге на безукоризненно-белом пляже, подставляя каждую клеточку тела по-утреннему ласковому солнцу, любуясь лазурной панорамой, потягивая из высокого бокала ваш любимый вишневый коктейль и слушая, как спокойное Карибское море нежно вылизывает береговую кромку вашего личного острова, у вас есть все основания считать, что жизнь удалась. Есть, конечно, люди, полагающие, что все это ничего не стоит без власти, или мировой известности, или еще какой-нибудь глупости вроде страстной любви — но это, в конце концов, их проблемы. Суета сует и томленье духа, как сказал один древний мудрец, никогда не бывавший на Карибах, но верно ухвативший суть. Я поднял бокал, полный еще на две трети, и посмотрел на солнце сквозь прозрачную темно-красную жидкость, любуясь ее благородным оттенком. И вдруг мне показалось, что в бокале что-то плавает, как раз на фоне жидко колышущегося солнечного овала. Неужели какой-то наглый жук умудрился покончить с собой в моем коктейле?

В следующий миг бокал лопнул в моей руке, выплеснув содержимое мне на грудь.

На свою реакцию я никогда не жаловался. Вместо того, чтобы тупо пялиться на собственные пальцы, с которых капало что-то красное, я моментально кувырнулся влево, опрокидывая шезлонг на себя. Впрочем, его ткань и тонкие трубки — очень плохая защита и от пули, и от лазерного луча. Еще прежде, чем я успел растянуться на песке, мозг уже отбросил мысль замереть в такой позе, притворяясь, будто выстрел достиг цели. Профессионал, если у него есть время и возможность, никогда не ограничится одним выстрелом, если только тот не снес цели голову — он обязательно сделает контрольный выстрел, и, конечно, по неподвижной мишени стрелять гораздо удобнее. А в том, что я имею дело с профессионалом, сомневаться, увы, не приходилось. Исходя уже хотя бы из расстояния, с которого велась стрельба. Система безопасности предупредила бы меня, если бы кто-то приблизился к острову ближе чем на полмили.

Так что, перекатившись по песку еще пару раз, я вскочил и зигзагами помчался вглубь острова. Теперь я уже ясно слышал приближающийся гудяще-стрекочущий звук, шедший с неба. Звук, на который я мог бы обратить внимание и раньше, но тогда он был еще слишком тихим, а я — слишком благодушным. Вертолет. Заходил, стало быть, со стороны солнца. Ну правильно, профессионал. Откуда он только взялся на мою голову…

Возле моей левой ноги взметнулся фонтанчик песка. Нет, парень, по бегущей цели с воздуха попасть не так-то просто, несмотря на все твои приспособления. Почему он шарашит пулями? Лазером было бы вернее, прямая линия, как-никак… Считает, что много чести — тратить столько энергии? Только бы мне добраться до рощи! И почему этот пляж такой широкий…

Еще один промах — и, наконец, я влетаю под кроны пальм. Сердце колотится так, что, кажется, сейчас разнесет ребра. Промчавшись еще несколько ярдов, я снижаю темп, судорожно, до боли в груди, втягивая воздух, и оглядываюсь назад. Сквозь разлапистые листья пальм можно разглядеть, как сверкает на солнце корпус рокочущей машины, подобравшейся уже к береговой кромке. Так, система безопасности, конечно, уже активирована — спасибо имплантированному под кожу чипу, позволяющему сделать это в любой момент и из любого положения. Это значит, что при входе в полумильную зону бортовой комп вертолета получил сигнал, который, по идее, должен был заставить его повернуть прочь от частного владения. Если пилот упорствует и не позволяет машине это сделать, следующим шагом дистанционно отключается двигатель — включить его снова можно, лишь отдав управление компу. Но, разумеется, так ведет себя только техника законопослушных граждан. За определенную сумму в не афиширующей свои услуги частной мастерской можно заблокировать эти функции… Тогда в дело вступает последний барьер — ультразвуковой экран, уже включившийся по периметру острова. Его мощность не настолько велика, чтобы полностью разрушить проходящую через него машину — все-таки закон позволяет частным лицам лишь нелетальные системы защиты территории — но вибрация неизбежно вызовет множественные отказы бортовой аппаратуры, а люди в кабине почувствуют себя в высшей степени некомфортно. Такая нелетальность, конечно, весьма условна — шансы грохнуться в результате очень даже велики, но, в конце концов, и в обычный забор можно врезаться и разбиться насмерть, что еще не превращает забор в оружие…

Ага! Лезть под удар ультразвука он все-таки не хочет. Завис возле берега и, кажется, набирает высоту. Бесполезно — генераторы прикрывают остров и сверху, создавая над ним конус направленных ультразвуковых волн… Но все-таки ветви пальм — не слишком надежная защита от огня с воздуха. Надо скорее добраться до дома, а уж там ему меня не достать. Система безопасности уже опустила бронежалюзи на окнах, теперь моему скромному бунгало нипочем и огонь из крупнокалиберного пулемета…

Уфф, вот и он — дом, милый дом. Я оперся рукой о волосатый ствол пальмы, пытаясь отдышаться. Горло жгло, по всему телу противно тек пот. Когда все кончится, залезу в бассейн с пресной водой… Так, теперь осталось пробежать сотню футов по открытому пространству — и вот она, дверь. Я еще раз глубоко вздохнул и сорвался с места.

Со стороны, откуда стрекотал вертолет, что-то глухо фыркнуло, и в небе раздался шипящий свист. Я успел заметить мелькнувший в воздухе белый карандаш ракеты и резко затормозил босыми пятками на посыпанной песком дорожке. Огромный огненно-черный клуб швырнул вверх обломки крыши и, срывая жалюзи, выплеснулся языками пламени из окон. Оглушительно грохнуло, и одновременно упругая горячая волна ударила мне в грудь — не настолько, впрочем, сильно, чтобы опрокинуть: основной удар приняла на себя передняя стена дома, которая теперь медленно и величественно осыпа́лась. Кое-как развернувшись, я бросился обратно под защиту пальм.

Хотя какие они теперь, к дьяволу, защита! Это из винтовки прицелиться сквозь кроны трудно, но если по мне начнут шарашить ракетами… Гражданская система безопасности на такое не рассчитана. Ракета проскакивает ультразвуковую зону слишком быстро, можно сказать, не замечая. Что ж, выходит, за меня взялись всерьез. Сначала хотели по-тихому, но раз не вышло… Черт, я ведь хотел просто спокойно жить на одиноком острове! Неужели у них нет других забот? И главное — как им удалось меня найти?

Я снова несся во весь дух, виляя между пальмовыми стволами. С острова надо уносить ноги, это ясно. Даже без пересечения периметра — ракетами он простреливается из конца в конец. Да и пробить брешь в периметре ничего не стоит. Питание и управление у системы автономное, но можно грохнуть сами звукогенераторы… У меня есть быстроходный катер и гидроплан. Максимальная скорость первого — меньше половины от вертолетной, так что вся надежда на второй. Вопрос, успею ли…

Я, наконец, выскочил к северной стороне лагуны, где слегка покачивался у причала мой гидросамолет. Старая добрая винтомоторная модель — с тех пор, как я перебрался на остров, у меня не было желания гонять с реактивными скоростями. Но для того, чтобы уйти от вертолета, вполне сгодится. Повинуясь сигналу моего чипа, система отключила ультразвук на выходе из лагуны — вертолет рокотал где-то далеко, похоже, все-таки потерял меня, пока я петлял по лесу — и передала пусковой код бортовому компу гидроплана. Щелкнул дверной замок, узнавая хозяина, мотор фыркнул, и лопасти винта, сделав первый круг, слились в сверкающий диск — пока еще на малых оборотах. Теперь только добежать по мосткам до кабины и…

Жжах! На сей раз ракета была меньше первой — целью был не дом, а всего лишь одномоторный самолет, но ему хватило. Взрывом разнесло основание левого крыла и часть кабины. Гидроплан словно сложился пополам вдоль продольной оси. Фюзеляж опрокинулся, вздымая вверх красный блестящий поплавок; вращающийся винт с шумом врезался в воду, сорвался с оси, подлетел, крутясь, на несколько ярдов вверх, уже весь покореженный, и снова плюхнулся рядом с тонущими останками машины.

Не успел.

Признаться, я растерялся. Несколько драгоценных секунд я просто тупо стоял на берегу и глядел на погружающиеся в воду обломки. Я понимал, что меня вот-вот накроют, но просто не знал, что еще предпринять для своего спасения. Похоже было, что аппаратура убийц достаточно чувствительна, чтобы отслеживать каждый мой шаг, и, где бы я ни попытался спрятаться…

Из ступора меня вывел шум мотора. Но не вертолетного — этот взревел совсем рядом. Я резко обернулся влево. Со стороны моря мчался маленький белый спортивный экраноплан. Взмыв над песчаной косой, отделявшей лагуну от открытого моря, он тут же плюхнулся в воду, окатив меня брызгами, и яростно взвыл тормозящей в режиме реверса турбиной. Я бросился прочь, не дожидаясь, пока он окончательно остановится. Против меня что, проводят целую десантную операцию?!

— Да стой же ты!

Останавливаться, когда тебя зовет убийца, не слишком умно. Даже если у убийцы женский голос. Из женщин, кстати, получаются отличные киллеры. Однако и убийцы обычно не рассчитывают на добровольное содействие своих жертв. Да и вообще, судя по интонации, меня, похоже, окликали с другими целями. Короче, я и впрямь притормозил и обернулся.

Дверь кабины была уже поднята. Женщина, сидевшая в левом пилотском кресле двухместной кабины, перегибалась ко мне через свободное правое сиденье и делала зазывные знаки рукой.

— Запрыгивай скорее! — крикнула она, с трудом перекрикивая вой турбины. — Ждешь, пока он долбанет прямой наводкой?!

Я понятия не имел, кто она и откуда взялась. Если о мотивах убийц на вертолете я мог, по крайней мере, догадываться, то появление кого-то, желающего меня спасти, выглядело совершенно необъяснимым, и все это могло оказаться какой угодно ловушкой. Но времени на раздумья и расспросы действительно не было, и мое положение едва ли могло стать еще хуже. Я бросился к распахнутой двери. Пришлось вбежать по колено в воду, и мокрая нога чуть не сорвалась, когда я забирался в открытый проем, но не по-женски сильная рука уже ухватила меня за предплечье и втянула внутрь. Не успел я устроиться в кресле, как перегрузка придавила меня боком к спинке — двигатель взвыл на форсаже, и экраноплан, буквально с места выпрыгнув из воды, понесся над гладью лагуны, стремительно набирая скорость. Миг — и мы уже мчались в шести футах над синей рябью открытого моря. Я, наконец, сумел усесться по-нормальному и пристегнул ремень. Быстрый взгляд на экран радара продемонстрировал мне то, в чем я и не сомневался — вертолет гнался за нами, отставая где-то на три четверти мили, но почему-то не пытался атаковать ракетами.

— Постановщик активных помех? — догадался я.

— Комплекс ECM3000, — ответила она не без гордости. — Сейчас ни одна его электронная система не может на нас навестись. Но от визуального прицеливания это, понятно, не спасает.

— Далековато для визуального. Оторвемся, — я удовлетворенно посмотрел на растущие цифры нашей скорости. Уже триста узлов, вертолету не угнаться…

— Не знаю, — озабоченно качнула головой она, прикусив нижнюю губу. — У него тоже реактивный движок. Это автогир, а не геликоптер.

Ах вот что. Мне было как-то недосуг разглядывать атаковавшую мой остров машину. Автогир — это, действительно, хуже. Он способен зависать по-вертолетному, передавая усилие турбины на несущий винт, и разгоняться по-самолетному, когда винт лишь играет роль пассивного крыла, вращаясь от набегающего потока, а тягу создает горизонтальный двигатель. Впрочем, даже реактивный автогир может летать лишь на дозвуковых скоростях, иначе — срыв потока на лопастях. Но и экранопланы до сверхзвука не разгоняются… Ладно, не будем паниковать раньше времени. В конце концов, я все еще жив, хотя еще пару минут назад на это не было ни шанса.

Я, наконец, повнимательнее рассмотрел мою спасительницу. А она очень даже недурна собой — и лицо, и ладная фигурка, эффектно подчеркнутая облегающим комбинезоном. Живи мы в прошлом столетии, я бы сказал, что ей лет двадцать пять, но в наш век высоких технологий о возрасте женщины менее всего можно судить по ее внешности. Шатенка, если это ее естественный цвет; волосы подстрижены довольно коротко, но со вкусом. В ушах сережки с чипами памяти — их сейчас носят даже многие мужчины, но я, признаться, консервативен и предпочитаю то, что не вшивается под кожу, носить в кармане. Вот только с карманами сейчас проблема — я запоздало сообразил, что сижу рядом с ней в одних плавках, и я все еще потный. Хорошо еще, что я не имею обыкновения купаться и загорать нагишом — спасибо все тому же консерватизму.

Ее, впрочем, менее всего занимал мой внешний вид — или тот факт, что я, не таясь, ее рассматриваю, за что в иных обстоятельствах недолго схлопотать судебный иск. Она сосредоточилась на управлении экранопланом и наблюдении за нашими преследователями. Уверенность, с которой она обращалась с машиной (явно предпочитая в рискованной ситуации собственные навыки ориентированному исключительно на безопасный режим полета компу), не оставляла сомнений, что рядом со мной не какая-нибудь взбалмошная фифа, получившая в подарок дорогую спортивную игрушку и рванувшая на поиски приключений, а хладнокровный и опытный пилот.

И все же было в происходящем нечто, что мне не нравилось — помимо, разумеется, того факта, что мой остров разнесли ракетами, а за мной гонятся и хотят убить. Это внезапное явление прекрасной незнакомки, спасающей героя в последнюю секунду, выглядело слишком уж пошлым штампом из третьесортных боевиков. В жизни так не бывает. Вообще, я очень не люблю вещей, которых не понимаю. Что ей все-таки от меня надо?

Я уже открыл было рот для вопроса, но она заговорила первой, продолжая предыдущую тему:

— Это «Мицубиси Гироджет V». Хорошая машина, но в стандартной конфигурации больше, чем 0,6 М[1], не делает. Однако у стандартной конфигурации и ракет нет. А на военных модификациях стоят форсированные движки и лопасти повышенной жесткости. Такое может разогнаться почти до скорости звука…

Словно услышав ее слова, число на радаре, обозначавшее расстояние до преследователей и некоторое время неуверенно колебавшееся в пределах плюс-минус полусотни футов, начало медленно, но верно уменьшаться.

— А у нас какой максимум? — осведомился я.

— По инструкции — 0,7 М[2]. Я разгонялась до ноль восьми.

Цифры на ИЛСе[3] уже подбирались к этому значению. Что ж, похоже, просто удрать не получится…

— У нас есть бортовое оружие? — осведомился я, не особо надеясь на положительный ответ. Вид у экраноплана, при всем стремительном изяществе его спортивных контуров, был сугубо гражданский. Бывает, конечно, что в тех же подпольных мастерских навешивают пушки и на гражданские машины — но подобная кустарщина, изначально не предусмотренная конструкцией, редко работает хорошо.

— Только эмпер, — не обманула моих ожиданий она. — Когда он подойдет поближе, попробуем. Но если это действительно военный гироджет, вряд ли поможет.

— Угу, — буркнул я. Излучатель электромагнитного импульса — это, конечно, лучше, чем ничего. Обычной машине он бы напрочь выжег всю электронику. Однако военные хорошо экранированы от таких сюрпризов. Даже на вихревые токи, индуцированные в лопастях, надеяться не приходиться — ибо лопасти, конечно, не металлические, а из непроводящих композитов. М-да, взялись за меня серьезно, ничего не скажешь. Частным лицам не так-то просто раздобыть армейскую боевую машину. Впрочем, что только в наше время не сделают за деньги… однако стоит ли один-единственный человек, мирно загорающий в плавках на пляже, таких усилий?

И действительно ли те, кто на меня охотится — частные лица?

— Тебе не кажется, что пора уже кое-что объяснить? — произнес я вслух.

— Кажется, — охотно откликнулась она. — Как тебе удалось остаться в живых?

— Ты появилась удивительно вовремя, — усмехнулся я. — Кстати, я еще не сказал тебе спасибо. Но все-таки…

— Нет, — перебила она, недовольно качнув головой, — я прибыла слишком поздно. Когда я увидела, что он бьет ракетами, то думала — всё… Но если бы они с этого начали, у тебя не было бы ни шанса.

Да уж, по загорающей в шезлонге цели пулей еще можно промазать, но ракетой вряд ли. Особенно такой, которая разнесла мой дом.

— Они начали со снайперской винтовки, — подтвердил я. — Стреляли наверняка с «умного» штатива, позволяющего захватить и удерживать цель с борта летящей в полумиле от нее машины… но все же это явно была винтовка в салоне, а не бортовое оружие самой машины.

— Как думаешь, почему?

— Ракета денег стоит, — пожал плечами я. — Куда больших, чем пуля. Опять же, взрывы видно со спутников, а тут все тихо-мирно…

— Возможно. Или это была небоевая пуля.

— Небоевая? — после всех стремительных событий последних минут я все еще туго соображал.

— Ампула с психотропами. Скорее всего — подавитель воли. Потом бы тебе просто позвонили и попросили отключить защиту.

— Не вышло бы, — довольно ухмыльнулся я. — Я не отвечаю на звонки. Вот уже два года как меня совершенно не интересует, что там творится во внешнем мире. Да и мной, по правде говоря, никто не интересуется…

— Как видишь, заинтересовались. Да и потом, разные есть способы. Например, тебе стало бы сильно жарко. И очень захотелось бы искупаться, причем не в лагуне, а в открытом море, где вода попрохладнее. Ну а оттуда, за пределами защитного периметра, выловить тебя уже никаких проблем…

— То есть я нужен им живым.

— Похоже, да. На какое-то время, конечно. И вряд ли это время было бы для тебя комфортным.

Я несколько секунд размышлял над этой идеей. Да, похоже на то. И мой дом, и мой самолет разнесли до того, как я туда добрался. В те мгновения я решил, что мои враги просто поторопились. Но если их целью действительно было не убить меня, а лишь лишить возможности прятаться или бежать…

— Значит, нас не будут взрывать ракетами, — сделал вывод я.

— Последний цент я бы на это не поставила, — возразила она. — Кто знает, какие у них инструкции на случай, если тебя не удастся взять живым. Но, полагаю, с тяжелой артиллерией будут тянуть до последнего.

— Первая хорошая новость.

— Есть и плохая. Я уже дважды активировала эмпер.

Не требовалось переспрашивать, с каким результатом. Я не хуже нее видел, что, несмотря на работу двигателя экраноплана в форсированном режиме (красный индикатор раздраженно мигал, предупреждая о перегреве), гироджет продолжает уверенно догонять нас. Нас уже разделяло немногим больше тысячи футов по прямой, даже с учетом того, что преследователь летел на высоте около шестисот футов, мы же, как экраноплану и положено, неслись над самой водой. Вообще это завораживающее ощущение — мчаться на околозвуковой скорости всего в семи футах над морем. Старая добрая поговорка про семь футов под килем на новый лад… Отдельные волны различить на такой скорости невозможно, море кажется гладкой, глянцево блестящей твердью. Да это и есть твердь — цепани мы сейчас ее крылом, эффект будет не хуже, чем от столкновения с гранитной скалой. Однако поток воздуха, туго отбрасываемый вниз широким брюхом и крыльями экраноплана, выдавливает в этой глянцевой глади канаву, тянущуюся за нами, словно кометный хвост. Этот след, кстати, хорошо заметен со спутников…

— Что будем делать? — сумрачно осведомился я. — С такого расстояния нас лазером…

— Знаю, — перебила моя спасительница сквозь зубы. — Надеюсь, ты не очень плотно позавтракал, — и с этими словами она потянула ручку на себя. Сине-золотая твердь провалилась вниз, а меня вжало в кресло так, что начало темнеть в глазах. 5 g минимум… никогда не любил перегрузки.

Многие считают, что экраноплан может летать не выше десятка футов — там, где еще чувствуется экранный эффект. На самом деле большинство экранопланов, и уж в особенности маленькие и легкие, способны летать, как самый обычный самолет. Для них такой режим является нештатным и неэкономичным, но на высотах до трех тысяч футов, иногда и больше, они держатся в воздухе вполне уверенно. Хотя, конечно, на чудеса пилотажа они не рассчитаны. Горизонтальный полет с небольшими кренами — да, но не маневренный воздушный бой. Да и какой бой, если у нас нет подходящего оружия…

Перегрузка схлынула так же резко, как и навалилась — на какой-то миг она даже сменилась отрицательной, заставив мой желудок подпрыгнуть поближе к горлу. Пелена, начавшая было сгущаться у меня перед глазами, развеялась, и я выцепил взглядом цифры на ИЛСе. Так, мы набрали 650 футов, естественно, потеряв при этом в скорости… а где же наши навязчивые друзья? Вперед нас не проскочили (в первый миг я подумал, что идея нашего резкого взмывания именно в этом) — мой взгляд метнулся к радару — да вот же они, прямо на хвосте! О чем она думает, она же подставила нас прямо под их пушку!

В следующий миг я уже смотрел на экран заднего вида. Сперва мне показалось, что он не работает, потом я понял, что его заволакивает густой черный дым у нас за кормой.

— В нас попали? — воскликнул я и тут же сообразил, что ляпнул глупость: приборы не сигнализировали ни о каких отказах.

— Нет. Это защитная завеса.

— А, дым рассеивает луч лазера, — понял я.

— Да, но не только. Это не просто дым, а нанозоль. Его частицы на воздухе слипаются и облепляют корпус летящей сквозь них машины. Сейчас он ослепнет, и к тому же у него ухудшится аэродинамика.

В подтверждение ее слов изображение гироджета на радаре расплылось, превратившись тоже во что-то кометообразное. Очевидно, нанозоль не пропускал не только видимый свет, но и радиосигналы. Только я подумал, как бы преследователи сослепу не врезались в нас, как мой желудок снова устремился к горлу — экраноплан нырнул в пике с одновременным отворотом влево. Я успел заметить, как гироджет, наоборот, рванул вверх, стремясь уйти из черного облака. Вид у некогда выкрашенной в цвет морской волны машины был неважный — теперь она походила на обугленную головешку. Если простая изморозь на крыльях способна уничтожить до 40 % подъемной силы, то наш противник наверняка потерял больше половины; не будь его скорость такой высокой, он бы просто провалился вниз.

Но радовались мы недолго. Едва мы выровнялись над самой водой почти перпендикулярно прежнему курсу, как гироджет повторил наш маневр, снова устремляясь в погоню. Правда, нам удалось оторваться на полторы мили, но ясно было, что это лишь временная отсрочка. Моя новая знакомая, имени которой я, впрочем, все еще не знал, поймала вражескую машину на задний экран и увеличила изображение. Было видно, как черная корка облетает на глазах, обнажая первозданную синеву корпуса. Лобовое стекло уже сверкало чистотой.

— Понятно, — констатировала она, — у него своя наносистема очистки поверхности. Недешевая штука. Обычно используется как противообледенительная, но, как видим, годится и для других целей… Ах, дерьмо.

Последнее, видимо, относилось к красной точке, пульсировавшей в районе кормы на схеме экраноплана, выведенной на левый МФД[4]. Под точкой горели слова «УТЕЧКА ИЗ ЛЕВОГО БАКА».

— Он все-таки успел выстрелить лазером, — понял я.

— Да.

— А разве у тебя баки не самозатягиваются?

— Самозатягиваются, конечно. Но не мгновенно. А нам сейчас любая потеря топлива критична — расход и так вдвое выше номинала, — и она прибрала РУД[5] до 70 %.

— Что ты делаешь? Догонит ведь!

— По-любому догонит. А движку надо дать остыть, иначе загнется.

Красная точка сменила цвет на желтый, затем исчезла вместе с надписью. Но гироджет, постепенно снижаясь, быстро настигал нас. Тем временем хозяйка экраноплана, оставив управление компу, быстро программировала какой-то маневр; ее длинные пальцы порхали по экрану, касаясь то схематических изображений нашей и вражеской машин, то нарисованных в нижней части дисплея кнопок. На экране возникали пунктирные траектории; одну из них, круто уходившую вверх от значка экраноплана, она подвинула пальцем, соединив со значком гироджета.

— Надеюсь, ты не собралась его таранить? — осведомился я, глядя через ее плечо на эти манипуляции. Она обернулась ко мне и деловым тоном потребовала:

— Садись ко мне на колени.

— Что? — опешил я.

— Быстро, у нас несколько секунд!

Бывают ситуации, когда лучше ни о чем не спрашивать. Я поспешно отщелкнул ремень и полез в ее кресло, стараясь не задеть ручку управления и не думать, как это все выглядит со стороны, особенно с учетом моего наряда. Едва я уселся, по возможности отклонившись влево, чтобы из-за моего плеча можно было рассмотреть приборы (гироджет был уже совсем рядом, почти нависнув над нами), как последовала новая команда:

— Заткни уши!

Я вновь поспешно повиновался, зажав уши пальцами — и вовремя. В следующий миг с грохотом сработали пиропатроны, отшвыривая секцию крыши над покинутым мной креслом, а затем, одновременно с ворвавшимся в кабину ревом турбины, само это кресло выстрелило вверх, обдав мою голую ногу жаром близкого реактивного выхлопа. В ту же секунду рука, протянувшаяся мимо моего бока, вновь вогнала РУД в красный сектор, возвращая турбине предельную мощность. Разгонная перегрузка прижала меня спиной к обтянутому комбинезоном женскому телу. Впрочем, куда больше меня волновало то, что происходило у нас за кормой.

Не знаю, какие были бы шансы попасть в преследователя катапультированным креслом «на глазок», но комп все рассчитал точно. Кресло взмыло прямо перед носом гироджета — слишком поздно и близко, чтобы пилот успел отвернуть. Удар пришелся прямо в лобовое стекло, а автоматически выстреливаемый парашют, стропы которого выдерживают рывок при раскрытии на сверхзвуковой скорости, угодил в лопасти — возможно, что и вместе с куском кресла. Обломки лопастей брызнули в разные стороны, и гироджет, реактивные двигатели которого все еще работали, стал падать в море, едва не протаранив нам корму (наш рывок вперед оказался исключительно своевременным). Практически в момент удара о воду автоматически отработала его собственная катапульта — почему-то только правая. Вероятно, левая заклинила из-за столкновения с нашим креслом, пробившим стекло — впрочем, пилота такое столкновение в любом случае должно было размазать в месиво. Но если в норме на любом винтокрыле при катапультировании сначала отстреливаются лопасти, то сейчас — очевидно, из-за полученных повреждений винта — этот механизм не сработал. Одна уцелевшая лопасть продолжала вращаться и ударила как раз по взлетавшему справа креслу, разрубив пополам сидевшего в нем человека. Не знаю, был ли в салоне кто-то еще — катапультными, во всяком случае, были лишь передние пилотские кресла. В следующий миг туча брызг взметнулась над местом падения гироджета.

Все это заняло какую-то пару секунд; лишь пересмотрев сделанную камерой заднего вида запись в замедленном темпе, я смог понять последовательность событий, а в первый момент лишь осознал, что с нашими преследователями покончено. Мгновение спустя наша машина вошла в крутой левый разворот, а поскольку экранопланы обычно делают это по-автомобильному, а не по-самолетному, то есть почти без компенсирующего крена, меня едва не выбросило на то место, где только что было мое кресло — а теперь лишь темнели на полу закопченные пятна да торчали остаток кронштейна и разъем кабеля. К счастью, благодаря форме крыши, в кабине, несмотря на образовавшуюся сверху дыру, не бушевал ураган — воздух в основном продолжал скользить по поверхности, но оглушительный рев двигателя бил по ушам (которые мне к тому же пришлось отпустить, чтобы ухватиться за пульт и удержать равновесие). Впрочем, рев быстро пошел на убыль — мы сбрасывали скорость.

— Слезай! — услышал я, как только обрел способность слышать что-нибудь, кроме турбины. Я кое-как сполз на пол, стараясь держаться подальше от дыры в крыше и в то же время не пораниться о кронштейн. Двигатель вновь взвыл, теперь уже в реверсе. Еще несколько секунд — и я ощутил, как мы плюхнулись в воду.

Обе боковых двери откинулись вверх. Я выглянул наружу. Экраноплан продолжал неспешно плыть вперед на минимальной тяге среди болтавшихся в воде обломков крушения. Повинуясь своему пилоту, он слегка повернул влево, и я невольно вздрогнул: прямо мимо меня, в какой-то паре футов, проплыла верхняя часть второго пилота гироджета. Воротник спасательного жилета исправно надулся (спасжилеты последних моделей чертовски надежны — как их ни кромсай, всегда останутся секции, сохранившие герметичность) и старательно поддерживал над водой мертвую смуглолицую голову в шлеме. Если бы он, воротник, мог испытывать эмоции, он бы, наверное, радовался, что ему так легко выполнять свои обязанности — ведь вес, который приходилось держать на плаву, был намного меньше расчетного. Рот и нос были на безопасном от воды расстоянии — это было самым важным, а то, что ниже остались лишь шея, плечи, обрубки рук примерно по локоть и торс где-то по солнечное сплетение, не имело для воротника никакого значения. Ниже, хорошо различимая в прозрачной воде, колыхалась какая-то рваная бахрома, еще слабо курившаяся бурым дымком расплывающейся в воде крови, и расторопная золотистая рыбка уже нетерпеливо дергала ртом эту требуху.

— Видишь где-нибудь спинку его кресла? — раздался у меня над ухом уже знакомый решительный голос. — Кресло целиком тяжелее воды, за счет двигателя и всего прочего, но если спинку оторвало, она должна плавать.

Я заставил себя оторвать взгляд от плавающего в воде куска человека (скорее всего, именно он был снайпером, который пытался меня подстрелить, напомнил себе я) и принялся рассматривать другие остатки крушения. Все это была какая-то бесформенная мелочь — тут кусок пластика, там обрывок парашюта…

— Ага, кажется, вот! — увидев то, что хотела, со своей стороны экраноплана, она вновь развернула машину и повела ее к намеченной добыче. Я повернулся и тоже увидел едва выглядывавший из воды подголовник; впрочем, я не был уверен, что это обломок кресла гироджета, а не нашего собственного. Я уже открыл рот, чтобы высказать это соображение, как вдруг обломок, до которой оставалось еще добрых десять футов, начал погружаться. Должно быть, вода, пропитавшая обивку изнутри, нарушила равновесие.

— Ах, дерьмо! Держи управление! — и с этими словами моя спасительница сиганула в воду.

Мне ничего не оставалось, как вновь забраться в ее кресло, теперь уже в одиночестве. Я прибрал РУД на малый газ, дабы экраноплан не уплыл от своей хозяйки, и уставился на воду в ожидании ее возвращения. Увы, солнечные блики, игравшие на воде, мешали рассмотреть, что происходит в глубине. Секунды бежали одна за другой, а ныряльщицы все не было. Я посмотрел на часы на приборной панели, тут же пожалев, что не засек время ее прыжка, затем снова перевел взгляд на воду. Отсчитав еще двадцать секунд, я обеспокоенно встал, уперевшись руками в края проема люка. Что делать? Прыгать следом? Плаваю я неплохо, но нырять без всякого снаряжения… сумею ли я найти ее под водой, донырнуть до нее и вытащить? Если она уже погрузилась больше чем на пятнадцать футов, то едва ли… Опять же, в этой воде, куда вылилось несколько литров крови, запросто могут быть акулы, а у меня нет даже ножа… и не в этом ли, кстати, причина ее невозвращения?

Но, пока все эти неприятные мысли проносились в моей голове, и я, понимая, что время уходит, не знал, на что решиться, под водой замаячила гибкая тень, и в следующий миг облепленная мокрыми каштановыми волосами голова с громким плеском пробила жидкое зеркало, вырываясь на воздух. С полминуты она тяжело и шумно дышала, прежде чем почувствовала себя в силах для объяснений.

— Плохо видно без маски, — пояснила она извиняющимся тоном, — мутное все. Я в первый миг за каким-то обрывком ткани погналась… потом только спинку эту увидела… Уфф, еще секунда, и пришлось бы ее бросить.

Теперь я уже разглядел в ее руках желанный трофей. И зачем ей далась эта отрубленная спинка? Нового кресла взамен отстреленного из нее все равно не смастеришь.

— Плыви сюда скорее, — недовольно сказал я. — Здесь вот-вот будет полно акул.

Она перевернулась на спину и, по-прежнему удерживая добычу под водой, заработала ногами. Через несколько секунд я помог ей забраться в кабину, предварительно приняв и уложив на пол ее трофей. Капли шариками скатывались с ее водоотталкивающего комбинезона, не оставляя следов, и лишь волосы оставались все такими же мокрыми. Она нетерпеливым жестом отвела их со лба, собрала в короткий хвост на затылке и крепко сжала в кулаке, отжимая; затем, расстегнув один из карманов своего костюма, достала чистый сухой платок и обтерла лицо.

— Между прочим, — заметила она, проделав эти процедуры, — меньше надо читать тупые боевики. Реальный шанс нарваться на акулу в такой ситуации ничтожен. Крупных акул в этих водах не настолько много, чтобы, приводнившись в случайной точке, со сколь-нибудь серьезной вероятностью оказаться рядом с одной из них. Это как выиграть в лотерею.

— Только наоборот, — усмехнулся я.

— Ну да, но вероятность от этого больше не становится. А все эти истории про акул, чующих каплю крови в воде за милю — безграмотные байки. Сам подумай, для того, чтобы акула почуяла молекулы крови за милю, нужно, чтобы они сперва эту милю преодолели. А с какой скоростью расходится кровь в воде, ты видел.

— Благодарю за лекцию, — откликнулся я. — Может, заодно объяснишь, зачем тебе понадобилась эта хрень? И, кстати, ты уверена, что это их, а не наше?

— Вполне. Здесь как раз следы крови вполне заметны. Но главное вот что…

Я только тут заметил, что к ее левому бедру двумя короткими ремешками комбинезона пристегнут нож в ножнах. Сейчас она извлекла это оружие — широкое, зазубренное с одной стороны — и, присев на корточки в узком пространстве между пилотским креслом и задней стенкой кабины, взрезала с задней стороны обивку выловленной спинки.

— И что тут интересного? — поинтересовался я, глядя на обнажившийся ровный серый полипластолит.

— Вот это, — она вытащила из кармана маленький блестящий цилиндрик — в первый миг мне показалось, что это губная помада, но это был широкодиапазонный фонарик. Передвинув регулятор в положение «УФ», она провела невидимым лучом по спинке, и в ультрафиолетовом свете показались одна за другой две буквы и пять цифр. — Я так и знала, — довольно констатировала она, вытаскивая из того же кармана фон с камерой и делая снимки. — Корпус они, конечно, перекрасили, и номера новые нарисовали. Я это все засняла еще на подлете, но это наверняка липа, которая нам ничего не даст. Однако катапультные кресла менять не стали! А на них номера подлинные. По которым спасатели или комиссия по расследованию всегда могут сказать, какому борту принадлежало найденное кресло и какова, соответственно, предполагаемая судьба конкретной машины и экипажа. В то же время, если катапультирование произойдет на территории противника, не знающего про фокус с ультрафиолетом, он лишних сведений не получит… И что нам говорит этот номер?

— Не знаю, — честно ответил я.

Она посмотрела на меня, как мне показалось, с сожалением и снизошла до пояснений:

— Что данный гироджет еще не так давно состоял на вооружении военно-морского флота КША. Осталось пробить номер по базе, и мы узнаем конкретное подразделение…

— Не уверен, что такие подробности лежат в открытом доступе.

— В открытом не в открытом, а в полной базе Конфедеральной Авиационной Администрации лежат.

— И где ты намерена ее взять?

Вместо ответа она постучала ноготком по правой сережке.

— У тебя там полная база КАА? — не поверил я.

— Никогда не знаешь, что может понадобиться девушке в дороге, — улыбнулась она и вновь уселась в свое кресло. Ее пальцы перелистнули несколько меню на экране компа (мигнула надпись об успешно установленной связи с удаленным модулем памяти), затем ввели бортовой номер в строке поиска.

— Ага, вот он. Так, произведен на заводе «Мицубиси Сикорски» в Вёрджинии шесть лет назад… принят на вооружение… последнее место службы — база Гуантанамо, Куба. Списан в прошлом году. Утилизован в рамках программы распродажи армейского имущества.

— И кому он принадлежит теперь?

— Никому. Его уже год как не существует. Списан и утилизован — это значит, что его продали на лом. Нас преследовал призрак.

— Ага. Жаждущий обрести покой, который мы ему наконец-то подарили… Интересно, с чего это вдруг списали почти новую машину.

— Вот-вот. Не говоря уже о том, что его имели право продать только разукомплектованным. Даже без бортовой электроники, не говоря уже о вооружении.

— Вопросы, вопросы… Между прочим, я все еще не знаю, кто ты такая.

Она повернулась в кресле и вновь посмотрела на меня долгим внимательным взглядом — настолько долгим, что я не выдержал и раздраженно заметил, что не умею читать мысли.

— Я Миранда, — сказала она вслух, продолжая смотреть мне в глаза, и после некоторой паузы добавила: — Миранда Деннисон.

Мне это имя ничего не говорило.

— Мартин Мейер, — представился я в ответ и уселся на пол, скрестив ноги. — Впрочем, у меня такое чувство, что тебе это известно.

Она не подтвердила и не опровергла эти слова. Вместо этого она спросила:

— Ты знаешь, почему за тобой охотятся?

На сей раз я предпочел уклониться от прямого ответа. Кое-какие догадки у меня были, но я совсем не был уверен, что ими стоит делиться с человеком, которого я впервые увидел полчаса назад и о котором не знаю ничего, кроме имени (да и то может оказаться ненастоящим). Даже если этот человек меня и спас.

— Хорошо, поставим вопрос более прямо, — кивнула она в ответ на мое неопределенное пожимание плечами. — Откуда у тебя деньги на остров?

— Леди, — возмутился я, — вы слышали о таком понятии, как «прайваси»?

— Да, конечно. Еще я слышала о неприкосновенности частного владения. Я незаконно проникла на твой остров, не получив согласия. Как по-твоему, мне не следовало этого делать?

— Хорошо, хорошо. Я заработал игрой на бирже.

— Удачная, должно быть, была игра.

— Хорошим парням иногда везет. Намного реже, чем плохим, но тем не менее.

— А ты — хороший парень? — спросила она серьезно.

— Если ты предпочитаешь плохих, придется тебя разочаровать. Моя очередь задавать вопросы. Кто ты все-таки такая и почему ты меня спасла?

— Ну, предположим, я просто пролетала мимо и увидела парня без штанов, по которому долбят тяжелой артиллерией. Не могла же я бросить тебя на верную смерть.

— Хорошая попытка. А теперь правду.

Миранда снова уставилась в мои глаза так, словно надеялась прочитать там биржевую сводку за будущий месяц.

— Тебе что-нибудь говорит имя «Джон Деннисон»? — спросила она наконец.

— Ничего. Кроме того, что он, очевидно, твой… родственник?

— Подумай. Постарайся вспомнить.

Я честно попытался — и пытался, наверное, секунд сорок.

— Ну, я, конечно, не поставлю последний цент на то, что никогда за всю свою жизнь не встречал парня с таким именем, — констатировал я в итоге. — Но непохоже, чтобы он произвел на меня неизгладимое впечатление. Послушай, если ты уверена, что я должен его знать, почему бы тебе просто не напомнить, кто это?

— Ладно, проехали, — качнула головой Миранда. — Мне казалось, что ты должен знать Джона, но, видимо, я ошиблась.

— Так кто он?

— Он мой… брат, — ответила она, и от меня не укрылась крохотная заминка перед словом «брат». — Он пропал два года назад. Я искала его все это время… и надеюсь, что ты поможешь мне его найти.

— Значит, ты спасла меня только ради этого? Увы, Миранда, я хотел бы оказать тебе ответную услугу, но я уже сказал, что ничего не знаю о твоем брате. Почему бы тебе не обратиться в полицию?

— А тебе? Ты собираешься обращаться в полицию по поводу того, что произошло сегодня?

— Хммм… — смутился я.

— Вот именно. Полиция любит задавать вопросы и копать там, где ее не просят. Это ее работа. А мы оба знаем, что с этой «игрой на бирже» не все гладко, верно? Нет-нет, я не собираюсь тебя шантажировать! — поспешно воскликнула она, видя мой протестующий жест. — Просто у нас общие враги. Джон перешел дорогу тем же людям, что и ты. Поэтому я и думала, что вы могли знать друг друга.

— Не хочу тебя расстраивать, Миранда, но если о человеке два года нет никаких вестей — ни требований выкупа, ничего — то либо он сам не хочет, чтобы его нашли, либо… его нет в живых. Если за ним действительно охотились те же, кто послал этот гироджет, то, боюсь, верна вторая версия. Ты сама видела, эти ребята не шутят.

— Нет, он жив! — с чисто женской непреклонностью возразила Миранда. Я пожал плечами: бесполезно убеждать человека в том, во что он не хочет верить.

— Так чего ты хочешь от меня? — спросил я вслух.

— Помощи. Словом и делом.

Я тяжело вздохнул. Под «словом», конечно, имелось в виду вовсе не ободряющее напутствие. А уж под «делом» тем более.

— Возможно, я совершаю большую ошибку, — произнес я, — но, в конце концов, эти и так уже все знают, раз послали своих парней… В общем, я расскажу тебе, какова моя роль во всем этом — чтобы ты поняла, что мои знания вряд ли тебе что-то дадут. В прежней жизни я работал в финансовой сфере — нет, не банкиром, куда скромнее… и вот два года назад, благодаря этой работе, мне в руки попала информация, связанная с отмыванием денег мафией. Там была довольно хитрая схема, действительно завязанная на фондовый рынок, ну, неспециалисту это неинтересно… в общем, я понял, что могу этой схемой воспользоваться и «отмыть» эти деньги в свою пользу. Так, что найти концы будет чрезвычайно трудно. И я, конечно, понимал, что владельцы этих денег — впрочем, законных прав на таковые у них было не больше, чем у меня — не станут обращаться в полицию. Как, разумеется, понимал и что у них есть свои методы, даже более эффективные… но я был уверен, что меня не найдут. Им просто в голову не могло прийти, что искать надо именно меня…

— Как видишь, в конце концов все-таки пришло.

— М-да.

— Ты знаешь, кого именно ты обчистил?

— Я имел дело с финансовой документацией, а не с людьми. Ну, при желании я мог бы выяснить, кому принадлежит та или иная компания… но, во-первых, мне это было не нужно, а во-вторых, все равно это наверняка подставные лица.

— Да уж, отчуждение — символ нашей эпохи, — притворно вздохнула Миранда. — В прежние времена хотя бы мафия строилась по принципу семьи. Теперь и это — всего лишь еще одна безликая корпорация, где имеют значение лишь функции, а не личности…

— А твой брат? — перебил я. — Он-то какое отношение имеет ко всему этому?

— Работа Джона тоже была связана с той… корпорацией. Хотя сам он лично ничем противозаконным не занимался. По крайней мере, насколько я знала. Но, когда пропали те деньги, у начальства Джона возникли к нему… серьезные вопросы. По правде говоря, я думала, что вы с ним провернули эту операцию вместе.

— Это невозможно. Я ни за что не доверился бы в таком деле никакому компаньону… Прости, если я подставил твоего брата, — спохватился я. — Я не думал об этом. Да, но откуда ты узнала обо мне?

— Не я, — покачала головой Миранда. — Они. Я всего лишь искала Джона. Он не рассказывал мне об этом деле, но я знала, что у него есть какой-то приятель по работе по имени Мартин. Потом он исчез, и никаких следов этого приятеля я тоже не нашла. За два года мне удалось нарыть не так уж и мало… я поняла, что у Джона были веские причины исчезнуть, вне зависимости от того, был он причастен к исчезновению тех денег или нет… но, если бы он скрылся по доброй воле, он бы нашел способ известить меня. Просто о том, что он жив, и чтоб я не волновалась.

— Так ты считаешь, что они его все-таки сцапали — но до сих пор не убили? Какой им смысл держать его в плену?

— Не знаю. Но у меня есть верные сведения, что он все еще жив.

— Верные? — скептически хмыкнул я.

— Не менее верные, чем те, что привели меня на твой остров, — осадила меня Миранда.

— Да, так как ты все-таки меня нашла?

— Я же говорю — они тебя нашли. А я лишь вовремя узнала об этом. Ну, почти вовремя — на несколько минут я все же опоздала… Узнала, что они посылают своих карателей за человеком, скрывающимся на острове. Я не знала точно, что это за человек. Думала, что это может быть Джон. Ну или, на худой конец, его друг Мартин.

— А это оказался Мартин, да не тот. Вот ведь любопытное совпадение…

— Тем не менее, дороги назад для тебя нет. Ты ведь понимаешь, что не можешь просто вернуться к себе на остров.

— Да уж…

— И бежать и прятаться тебе тоже смысла нет. Раньше они, ты сам говоришь, просто не знали, кого искать. Теперь — знают.

— И что ты предлагаешь?

— Лучшая оборона — нападение, — пожала плечами Миранда.

— Предлагаешь мне в одиночку уничтожить мафию? — хмыкнул я.

— Ну, всю мафию как институт уничтожить, конечно, не получится. Но добраться до конкретного босса, имеющего счеты к тебе и Джону — вполне реально. И не в одиночку. Вдвоем.

— Слушай, девочка, ты, конечно, классно водишь экраноплан, плаваешь под водой по три минуты, таскаешь в ушах конфиденциальные базы данных и не удивлюсь, если обладаешь еще кучей достоинств. Твоему Джону определенно повезло с сестренкой. Но я, грубо говоря, простой бухгалтер. Не «морской котик» и не Джеймс Бонд.

— Ты в неплохой форме, — заметила она, окидывая оценивающим взглядом мое тело.

— Ну да. Даже наслаждаясь покоем на личном острове, не следует себя распускать. Ежедневное плавание, пробежки и все такое. Но, сдается мне, для охоты на боссов мафии этого недостаточно.

— И пилот ты тоже вполне приличный.

— Откуда ты… а, ну да, ты видела, что у меня есть… был гидросамолет. Но в наше компьютерное время летать может любая престарелая домохозяйка, не отличающая закрылка от руля направления…

— Я видела, как ты держался в кабине, как смотрел на приборы… Опытный глаз всегда отличит по поведению пилота от пассажира, только и умеющего, что указывать конечный пункт компу, — она вдруг посмотрела на свою левую руку, вытянув пальцы. — Черт, кажется, заусенец…

С этими словами Миранда вновь вытащила свой нож и принялась наводить маникюр лезвием длиной в шесть дюймов и шириной в два.

— И кроме того… — продолжила она, не глядя в мою сторону. И вдруг ее рука с ножом резким броском атакующей кобры метнулась прямо мне в грудь!

Мое тело среагировало даже быстрее, чем я понял, что происходит. Я перехватил ее руку в воздухе и быстрым сильным движением выкрутил запястье, вынудив бросить оружие.

— Кто тебя подослал?! Они?

— Спокойно, — она пыталась улыбнуться, хотя ее губы кривились от боли. — Да все уже, пусти, руку сломаешь! Просто хотела продемонстрировать, что с реакцией у тебя тоже все в порядке.

Я, все еще глядя на нее с подозрением, нехотя разжал пальцы. Миранда, морщась, гладила пострадавшее запястье второй рукой.

— А если бы оказалось не в порядке? — буркнул я.

— Тогда ты был бы мне бесполезен, так что в любом случае я бы ничего не потеряла… Шучу, шучу. Я бы успела остановить удар. Уж в своей-то реакции я уверена. Подай нож, пожалуйста.

— Если ты еще раз попытаешься выкинуть что-нибудь подобное…

— Больше не буду, обещаю. Мартин, ну извини. Это была не лучшая идея. Но теперь вы видите, что зря прибеднялись, мистер бухгалтер?

— Тем не менее, я не супергерой. И купил себе остров с пляжем вовсе не затем, чтобы разыгрывать такового.

— Объясни это тем ребятам, которые за тобой охотятся. В конце концов, никто ведь не заставлял тебя присваивать их деньги? Каким бы безумным ни казалось мое предложение, это, на самом деле, самая рациональная из оставшихся у тебя альтернатив. Ты можешь пуститься в бега по всему миру и каждую минуту дрожать за свою жизнь, а в каждом прохожем видеть киллера. И, весьма вероятно, это тебя все равно не спасет. Ты можешь сдаться полиции. Нет нужды объяснять, что в тюрьме тебя достанут еще быстрее. Или же — я помогаю тебе, ты помогаешь мне. И мы оба помогаем Джону.

— Мне надо подумать, — пробормотал я.

— Думай. Только лучше это делать в воздухе, — Миранда защелкнула свои ремни. — Мы и так слишком долго торчим на одном месте на виду у всех спутников, и я не уверена, что за первым гироджетом не прилетит второй или что еще похуже…

Турбина вновь начала набирать обороты. Я постарался поудобнее усесться на полу. На сей раз, оторвавшись от воды, экраноплан не стал разгоняться до максимальной скорости — как из-за нарушенной герметичности кабины, так и ради экономии топлива. Все же двигатель ревел изрядно, и Миранда протянула мне наушник. Я нацепил его на ухо; тот утвердительно пикнул, подтверждая, что установил контакт с вживленным в нижнюю челюсть микрофоном.

— Во-первых, мы даже не знаем, кто нам нужен, — начал я подводить итоги своих размышлений. — Во-вторых, у него наверняка целый полк охраны. В-третьих, его ликвидация может не решить проблему, если у него найдутся продолжатели. В-четвертых, не будем забывать и про полицию — убийство есть убийство, и закон тут не на нашей стороне. В-пятых, наконец, если они и в самом деле держат твоего Джона в заложниках, то его не отпустят только из-за того, что их главарь убит. Ты думаешь, мы вдвоем сможем еще и взять штурмом некую тайную тюрьму? Кто там говорил насчет вредности чтения тупых боевиков?

— Мафиозные боссы — такие же люди, как и любые другие, и их точно так же можно убить. По своему образу жизни они мало чем отличаются от обычных бизнесменов, а не прячутся в каких-нибудь подземных бункерах… Да, у них есть своя служба безопасности, но, как давно известно, даже самый хороший телохранитель может гарантированно защитить лишь от второго выстрела. А у нас будет преимущество внезапности. Такой наглости от «простого бухгалтера» и сестры другого клерка никто не ждет. И, кстати, убийство — не единственный возможный вариант. Может, нам удастся сторговаться с ними, если мы сможем заполучить сильные козыри… Но если даже и нет — обещаю, что не стану втягивать тебя ни в какие штурмовые операции по освобождению Джона, если к тому времени твои собственные проблемы уже будут решены. Да и как бы я могла тебя заставить? Может, как раз для этой операции можно будет привлечь полицию — раз Джон не брал этих денег… Так или иначе, для начала нам надо собрать побольше информации.

— Ты, как я понял, обзавелась своими информаторами в мафии?

— Да, но это мелкие сошки, знающие не слишком много. Впрочем, за два года мне удалось кое-что разнюхать. В частности — что нити ведут в Союз.

— Да, — признал я, — у меня тоже сложилось такое впечатление. Хотя в современной экономике чертовски трудно установить, где находится бенефициар компаний, которые могут быть зарегистрированы хоть в Занзибаре… Кстати, а куда мы летим? Надеюсь, не прямиком в Союз? — в том, что направление было северным, я уже давно убедился.

— Нет. Учитывая, что я гнала на форсаже практически всю дорогу, топлива нам не хватит даже до Флориды.

— Чудесные новости. И где ж ты собираешься заправляться?

— На Кубе.

— На Кубе? Там ведь уже пятнадцать лет идет гражданская война, или за последние два года я что-то пропустил?

— Нет, война все еще идет. С переменным успехом. Но ты не забыл, что у нас есть кое-какие вопросы к персоналу базы Гуантанамо?

— Думаешь, нас туда пустят?

— Надеюсь. Или нам придется добираться до Америки вплавь. А теперь мне надо найти кое-что в инете, — Миранда отдала управление компу.

— Что именно?

— Для начала — официальный сайт Гитмо[6]. Эх, до чего ж тут над морем связь паршивая… так, отдел поддержки покупателей… вот, за продажу списанного имущества отвечает майор Малькольм Пэйн. А сейчас посмотрим архивные копии сайта… да, и в прошлом году он же. Итак, мы знаем, что на базе под видом лома списывается и продается исправная боевая техника. И майор Пэйн, очевидно, к этому причастен. Нам нужно выяснить, кому был продан знакомый нам гироджет. Причем кому реально, а не подставную фамилию. Твои предложения?

— Ну, мы можем притвориться покупателями, интересующимися аналогичными машинами…

— У меня эта мысль тоже мелькнула, но майор Пэйн вряд ли настолько глуп, чтобы принять незаконное предложение от людей, ему неизвестных.

— Но у нас есть вещественное доказательство… впрочем, нет. Спинка кресла ничего не говорит о том, в каком состоянии был летательный аппарат на момент продажи. А запись наших видеокамер не позволяет доказать, что это был тот же самый гироджет.

— Именно.

— Интересно было бы изучить его банковские счета, но до них мы вряд ли сможем добраться…

— Увы.

— У него наверняка есть сообщники. Хотя бы потому, что боевой автогир — это не фляжка со спиртом, которую можно вынести за ворота в кармане. Кто-то составлял липовый акт о списании, кто-то отвечал за погрузку и транспортировку…

— Да, но со всеми этими людьми у нас будут те же проблемы, что и с Пэйном. Сами по себе они не разговорятся. Да и, кстати, едва ли кто-то, кроме Пэйна, знает покупателя. Остальные просто получили свою долю денег и не задавали лишних вопросов.

— Да, но если убедить каждого из них, что другие готовы дать показания, они заговорят. И потом предъявить это Пэйну.

— Проблема в том, что вряд ли их так легко взять на испуг. Скорее всего, они и разговаривать с нами не станут, как только поймут, к чему мы клоним.

— Хмм… если бы найти среди них слабое звено, можно развалить всю цепь. Проблема в том, как его найти, не вспугнув их раньше времени… — я замолк, тщетно пытаясь что-нибудь придумать.

— Ну? — поторопила Миранда. — Это все, что может предложить нам мужская логика? Тогда слушай меня. Насчет слабого звена мысль верная. Только ты не там ищешь, — она уже быстро вводила что-то в комп.

— И где же намерена искать ты? — уязвленным тоном осведомился я.

— В логе жены Пэйна.

— Если у него есть жена. И если она ведет свой инет-лог. К тому же она там наверняка не под своим именем, а под ником, — мстительно парировал я.

— Первое: согласно статистике, большинство мужчин, виновных в коррупции, женаты, причем, чем более высокое положение они занимают, тем выше вероятность, что это так. Как из-за возраста, так и потому, что необходимость «обеспечивать семью» — или просто выполнять женины капризы — часто становится одной из главных причин, по которой чиновники и военные сходят с пути истинного. Второе: жены военных, в особенности вынужденные жить на базе в чужой стране, в условиях осажденной крепости, почти все ведут инет-логи. Дефицит реального общения и скуку гарнизонной жизни они пытаются скомпенсировать виртуально. Третье: она может быть зарегистрирована под ником, но, думаю, по ключевым словам типа «Гитмо», «Малькольм», имена старших офицеров базы и тому подобным, употребляемым в соответствующем контексте, программа контент-анализа отыщет ее дневник. Дополнительный фильтр — среди постоянных посетителей ее дневника должен быть высокий процент жен других офицеров базы, чьи логи удовлетворяют аналогичным условиям. Классные штуки эти программы, лет двадцать назад пришлось бы просматривать тысячи страниц вручную… Ага, вот. Она зарегистрирована под ником sweety_kitty. Ну так я и знала, — добавила Миранда, перелистнув несколько страниц инет-дневника, — типичная глупая курица… И почему мужики вечно западают на таких?

— Потому что мужчины, избирающие офицерскую карьеру, имеют определенный менталитет, — не упустил и я шанс блеснуть пониманием психологии. — Склонность командовать и подчиняться. В семейной жизни они, конечно, предпочитают командовать. И чересчур умная и самостоятельная жена им не нужна.

— Хм, наверное, ты прав, — согласилась Миранда. — Итак, гироджет был «утилизован» 8 августа, посмотрим, чем хвастается перед подругами наш котеночек в последующие недели… Ага! «Малькольм, наконец, купил мне новую служанку! Шестисотая Тосиба, умеет абсолютно все! 500 000 кулинарных рецептов в памяти, может гулять с собакой, ходить за покупками, даже машину сама водит!» Ну и так далее…

— Не думал, что на свете существует пятьсот тысяч разных блюд, — заметил я.

— Ой, да это рекламный трюк. Многие из этих рецептов отличаются друг от друга настолько мало, что редкий гурман заметит. Производители роботов просто не знают уже, как извратиться, чтобы заставить клиентов покупать новые модели… Ну вот зачем нужен робот, умеющий крутить руль и жать на педали, если можно просто доверить управление бортовому компу? Или зачем посылать робота в магазин, если можно заказать все с доставкой на дом через инет? Ну да, доставка обойдется на несколько долларов дороже, но в сравнении с ценой самого робота… Вот что как раз и имеет для нас значение. Согласно каталогу компании «Тосиба», цена такой модели равна примерно пяти месячным окладам майора Пэйна.

— Дорого, но не запредельно. Долго копил деньги, чтобы порадовать любимую жену, — усмехнулся я.

— Да, но думаю — это не единственный его дорогой подарок. Интересно было бы посмотреть его дом изнутри… — ее пальцы вновь забегали по экрану.

— А теперь что ты делаешь? — поинтересовался я.

— Надо написать ей личное сообщение от имени кого-нибудь из ее подруг.

— Для этого придется взломать аккаунт этой подруги. Сервис инет-дневников, насколько я знаю, очень надежно защищен. Не так хорошо, конечно, как военные сети самой базы, но все-таки…

— Самое слабое место любой системы — это человек, — наставительно изрекла Миранда. — Программисты могут придумывать сколь угодно сложные алгоритмы, которые не взломать и за тысячу лет — но все это не имеет значения, пока такие вот глупые курицы используют в качестве пароля имя мужа, ребенка или любимой собачки. Я запустила подбор по базе мужских имен… Ага, вот и наш улов. Сара Харрингтон — она даже не удосужилась придумать себе ник, так и зарегистрировалась под настоящим именем. А вот пароль у нее willy… еще одна игривая кошечка.[7] А теперь посмотрим, что сегодня днем предлагает MWR…[8] Отлично, большая морская прогулка под парусом. Итак: «Магда, дорогая! (У меня не возникло вопроса, откуда Миранда знает имя миссис Пэйн — очевидно, подруги в комментариях лога обращались к ней по имени, а не по нику.) У меня к тебе ма-асенькая просьбочка. Ко мне тут решила наведаться кузина с мужем, и представь — отзвонилась в последний момент, когда я уже отправилась на парусную прогулку. Ты можешь, во-первых, заказать им пропуск (знаешь ведь наших параноиков, им по фону нельзя, изволь явиться лично — вот прям щас кубинские шпионы выучились говорить моим голосом!), а во-вторых, немного их поразвлекать, пока я не вернусь? Миранда очень милая, и Мартин тоже!..» здесь смайлик… Мартин Мейер — это ведь твое настоящее имя? В смысле, документы у тебя на него?

— Да, — кивнул я. На мне могло не быть штанов, но уж идентификационный чип из-под кожи ладони никуда не денется.

— «Пропуска на имя Миранды Деннисон и Мартина Мейера. Да, у них правда разные фамилии, не перепутай! Ты меня очень выручишь! Целую, Сара». Убедительно?

— Вполне. Если только эта Сара не беседует с Магдой за чашечкой чая в ту самую минуту, когда придет письмо. Или сама Магда могла отправиться на эту прогулку.

— Что поделаешь, приходится рисковать. Так, теперь пропустим письмо через стилизатор…

— Это что?

— Никогда не пользовался? Полезная программа. Даешь на вход два текста — образец и исходник. На выходе получаешь исходник, переписанный под стиль образца. В качестве образца, естественно, пойдет инет-лог и комментарии Сары… Ага, готово. Представь, я хорошо угадала ее стиль. Стилизатор только заменил один смайлик на три, «целую» на «чмоки» и добавил три орфографических ошибки. Ну правильно, такие особы и спеллчекер не используют — их, видите ли, унижает, когда машина исправляет их ошибки… Отослано. Будем ждать ответа.

— Мы уже подлетаем к Кубе, — заметил я; экран навигатора мне было хорошо видно и с пола.

— Да, верно. Надо взять правее и подождать где-нибудь у берега восточнее базы. Там горы прикроют нас от ее радаров, дабы нами не заинтересовались раньше времени.

В скором времени неровные гористые очертания восточной части Кубы появились не только на экране, но и на горизонте.

— А погода-то портится, — недовольно заметила Миранда. — Барашки пошли по всему морю.

Я, сидя на полу, едва видел лишь вершины гор прямо по курсу; чтобы взглянуть на море, мне пришлось приподняться. На той скорости, что мы шли сейчас, вода уже не казалась твердой плоскостью, но дело было не только в скорости — легкая утренняя рябь и впрямь разгулялась.

— Похоже, будет шторм, — констатировал я, как уже опытный карибский житель. — Может, и не особо сильный, баллов на пять, но эту парусную прогулку наверняка отменят. Или вернут домой раньше времени.

— Хмм… будем надеяться, что Магда об этом не узнает. Если она и выглянет на улицу, то увидит спокойную воду бухты, а не то, что творится в открытом море. Меня больше волнует, что экраноплан не рассчитан на штормовую погоду. А добро на вход в бухту нам не дадут, пока на нас нет пропусков.

— Кстати, даже при наличии пропуска не думаю, что мне стоит идти в гости к Магде в таком виде. У тебя чисто случайно нет какой-нибудь подходящей одежды?

— Думаю, на набережной, где мы причалим, твой наряд не произведет фурора. А потом позагораешь немного, пока я доберусь до местного магазина и что-нибудь тебе куплю.

Горы приближались. Солнце по-прежнему ярко светило с ясного неба, но темно-синее, испещренное барашками море, насколько хватало глаз, было пусто — ни прогулочных катеров и яхт, ни военных кораблей. Наконец мы приводнились неподалеку от обрывистого угрюмого берега, кое-где поросшего сероватым кустарником, который выглядел пыльным и колючим даже с расстояния в несколько сот футов. Открывшаяся нам панорама никак не производила впечатления уютной; волны где выкатывались белыми языками на узкие полоски опасных каменистых пляжей, где с шумом разбивались, высоко взметывая пену, об отвесные каменные стены и торчащие из воды гигантские валуны. Нас сильно тряхнуло при приводнении, когда экраноплан зарылся носом в волну, и, естественно, продолжало качать и дальше. Миранда заглушила двигатель — топлива и в самом деле оставалось совсем мало. И хотя я понимал, что мы можем в любую минуту снова завестись и не позволим волнам вышвырнуть нас на скалы, ощущения комфорта это не прибавило. То есть, попросту говоря, хотелось убраться отсюда поскорее.

Миранда, похоже, разделяла мое настроение и бросала сердитые взгляды на экран, где по-прежнему не появлялось никакого ответа. Болтанка меж тем усиливалась. Других на нашем месте, вероятно, уже бы тошнило; те, кто любит летать, обычно имеют тренированный вестибулярный аппарат, но все же и нам качка удовольствия не доставляла.

— Надо спрятаться в спокойном месте, — потеряла терпение Миранда. — Иначе с такой волны мы просто не взлетим. Клюнем носом в воду на полной тяге и опрокинемся.

— И где здесь спокойное место для гидроплана, кроме бухты Гуантанамо, вход в которую охраняется?

— Вот, — она ткнула пальцем в карту на МФД. — За Punta Barlovento — это означает «наветренный мыс».

Я развел пальцы над дисплеем, увеличивая изображение. Действительно, мыс, протянувшийся на целую милю с востока на запад и выглядевший со стороны моря просто частью береговой линии, на самом деле прятал за собой бухту весьма причудливой формы; вода и суша в ней глубоко вгрызлись друг в друга по разным направлениям, образовав нечто вроде отпечатка чудовищной пятипалой лапы. Наверняка вода там оставалась спокойной даже в самый сильный шторм.

— Это ведь кубинская акватория? — уточнил я.

— Ну и что? — пожала плечами Миранда. — Мы и сейчас в кубинской акватории. Там никого нет. Заросшие берега и солончаки.

— А эти… герильос или как их там? Кто контролирует эту часть территории?

— Официально вроде бы правительственные войска, но их тут тоже нет. У них есть проблемы посерьезнее, чем сторожить какую-то лужу под боком у нашей базы. Это при коммуняках вокруг было полно солдат, а нынешние абанские[9] власти предпочитают проявлять по отношению к нам максимум деликатности. Хоть мы официально и храним нейтралитет, все-таки мы — все еще Америка… ну или, по крайней мере, ее часть.

Миранда запустила турбину и, развернув экраноплан на запад, вдоль волны, начала осторожный разгон. Взлететь на легкой машине при такой болтанке и в самом деле оказалось не слишком простым делом. Но наконец, несколько раз звучно шлепнув брюхом по волнам и взметнув тучи брызг, мы, натужно взвыв двигателем, подпрыгнули в воздух и каким-то чудом успели набрать нужную скорость прежде, чем упали обратно. Убедившись, что полет устойчив, Миранда плавно прибрала РУД до половины.

— Ты служила в армии? — спросил я.

— Как ты догадался? — хмыкнула она.

— О, это было очень трудно, — усмехнулся я. — Случайно не на этой самой базе?

— Нет. Но кое-что про нее знаю. У меня давно есть твердое подозрение, что тут творятся скверные дела.

— Какие именно?

— Ты представляешь себе кубинский расклад?

— После смерти последнего из клана Кастро красных свергла Банановая революция. Те, кого ликующий народ не успел повесить, попрятались по лесам, а через несколько лет подняли новый мятеж. С тех пор здесь идет война. Это все, что я знаю.

— Угу. А ты не задумывался, почему война идет так долго?

— Caedere humanum est, — пожал плечами я. — Людям свойственно убивать друг друга.

— Да, но, как ты сам справедливо заметил, ракеты стоят денег. И все прочее тоже. А Куба — очень бедная страна. Причем это страна, до которой никому нет дела. И мы, и янки, накушавшись войнами на Ближнем Востоке, сохраняем нейтралитет; любого политика, который заявит, что ради демократии на Кубе, где нет ничего, кроме сахарного тростника, должна проливаться кровь американских солдат, линчуют что у нас, что в Союзе. Китайцев Куба мало занимала даже в кастровские времена, а уж теперь, когда они занялись защитой своих граждан от русского геноцида и дозащищали уже до Урала, им тем более не до местных разборок. Русским, соответственно, тоже. У южноамериканцев своих проблем хватает. Даже каких-нибудь потешных миротворцев после распада ООН прислать сюда некому. Впрочем, речь не о миротворчестве, а о прямо наоборот…

Тем временем справа от нас мыс Барловенто круто загнулся к северу, и за этой огромной каменной загогулиной открылся проход в «пятипалый» залив.

Миранда заложила вираж, направляя экраноплан туда.

В этот момент комп наконец-то известил о новом личном сообщении. Я придвинулся ближе к экрану, чтобы прочесть его вместе с Мирандой.

Точки не было — вместо нее кокетливо помигивал длинными ресницами смайлик с губами сердечком, а за ним жмурился и потягивался пушистый котенок — очевидно, вместо подписи.

«Пасиб!!!» — отправила в ответ Миранда, другой рукой направляя экраноплан еще правее, на посадку в один из разделенных мысами заливчиков — «пальцев лапы», где вода и впрямь была гладкой, как зеркало. В ту же секунду комп предостерегающе пикнул, и я увидел прямо по курсу, в глубине «пальца», притулившийся к берегу в тени мыса ржавый баркас, помнящий, должно быть, еще времена Карибского кризиса. Его грязно-коричневый корпус сливался с мысом позади него, делая его почти неразличимым; уверен, что и со спутника он выглядел просто одним из торчащих возле берега камней. В первый момент я даже не был уверен, на плаву ли это корыто, или мы наблюдаем бренные останки, брошенные на мелководье в незапамятные времена. Но в тот момент, когда комп, заботясь о нашем безопасном приводнении, начал отворачивать вправо, на палубу морского ископаемого вылез смуглый полуголый тип, быстрым движением вскинувший на плечо какую-то зеленую трубу.

— Дерьмо! — воскликнули мы с Мирандой одновременно, осознав, что это такое. Моя спутница резко вдавила РУД от себя на максимум и потянула ручку, отрывая нас от воды за долю секунды до касания. Ракета наверняка была примитивная, с тепловым наведением, но при стрельбе нам в хвост с такого расстояния едва ли могла промазать, несмотря на всю навороченную защиту нашего аппарата. Заложив вираж с немыслимым для экраноплана креном и едва не вспоров воду крылом, машина, стремительно набирая скорость и не столь резко — высоту, рванулась через мыс. Идея была очевидной и единственно здравой — как только мы нырнем за мыс, ракета потеряет нас из вида. Мы пронеслись над землей так низко, что я услышал, как чиркнули по брюху кусты, и вот уже внизу снова блеснула вода — успели…

Почти.

Взрыв подбросил нас в воздухе, словно хороший пинок под зад. Миранду удержали ремни, а меня ударило о пульт, предварительно ободрав ногу о торчавший из пола кронштейн. Двигатель умер с агонизирующим стоном останавливающейся турбины, но, что хуже всего, крыло, похоже, тоже раскурочило.

— Держись! — крикнула Миранда, отчаянно, но безуспешно пытаясь выровнять кренившуюся вправо машину. В следующее мгновение мы врезались в воду.

На сей раз я был готов к удару и приложился не так сильно, хотя держаться было особенно не за что. Вода окатила лобовое стекло и плеснула мне на спину через дыру в крыше, но затем нос гибнущей машины все же приподнялся над поверхностью — зато стала быстро уходить под воду изувеченная корма. Я нажал кнопку открытия дверей, но поврежденная система не сработала. Я принялся дергать ручку, пытаясь открыть дверь со своей стороны вручную. Вода, хлынувшая сзади, уже бурлила вокруг моих лодыжек и подбиралась к коленям.

— Бесполезно! — крикнула Миранда, отстегивая ремни. — Их уже прижало давлением снаружи. Вылезай через верх! — она указала на дыру, оставшуюся после катапультирования.

Я ухватился за край дыры и поставил ногу на пульт. В этот момент кабина целиком погрузилась под воду, и сверху на меня хлынул поток. Я невольно отпрянул, поскользнулся и упал в воду.

— Подожди, пока кабина заполнится, и выплывешь! — Миранда вытащила комп из гнезда на пульте и засунула в карман, затем полезла под пульт, практически уйдя при этом под воду.

— А ты? — крикнул я, перекрывая шум льющего сверху соленого водопада и барахтаясь в бурлящей жидкости.

— Я потом, мне еще надо кое-что забрать! — выкрикнув это, она вновь окунулась, теперь уже с головой — кабину заливало очень быстро.

Мягкий толчок возвестил, что мы легли на дно, и я смог, наконец, обрести равновесие и подняться. Еще несколько секунд — и вода подступила к моему подбородку. Я в последний раз глубоко вдохнул и задержал дыхание; последний воздух вырвался пузырями вверх, и вода сверху и снизу сомкнулась окончательно. Теперь, вероятно, и дверь бы легко открылась, но в этом уже не было нужды — я оттолкнулся ногами и легко выплыл через крышу. Над нами было лишь несколько футов воды, так что еще мгновение — и я был на поверхности.

Стараясь производить поменьше шума, я поплыл к ближайшему берегу — это был тот самый мыс, через который мы перелетели и за которым остался враг. Я не был уверен, что эти парни — вряд ли стрелок был там один — не захотят высадиться и проверить, насколько хорошо они сделали свое дело, но в любом случае оказаться на твердой почве следовало как можно скорее. Там, по крайней мере, можно бегать и прятаться за камнями, а в воде я буду сидящей уткой[10]. Точнее, плывущей, но разница тут невелика.

Сделав несколько гребков, я оглянулся — Миранда все еще не вынырнула. Я уже знал, что она может торчать под водой подолгу, да и покинуть затопленную кабину вроде бы было нетрудно, и все же я почувствовал тревогу, заставившую меня сбавить темп. Я уже думал, не повернуть ли обратно, когда голова моей спутницы все-таки выскочила из-под воды. Я вновь поплыл к берегу и вскоре уже выбирался на обросшие водорослями камни; Миранда тоже не заставила себя долго ждать.

Когда она вылезла из воды, я увидел, ради чего она задержалась в затопленной машине — слева у нее на поясе висел оранжевый шар «черного ящика», справа — прямоугольный чемоданчик с аварийным набором. В подобный набор, помимо медикаментов, пищевых концентратов, аккумуляторов, примитивного (зато чертовски надежного) компа с GPS и доступом в инет и всего такого прочего обычно входит и ракетница. Но то, что, приоткрыв чемоданчик, на ходу бросила мне Миранда, отнюдь не было ракетницей. Это был «магнум» 38 калибра. Да, Миранда подготовилась к делу основательно, и мысль привлечь к своим поискам и меня наверняка пришла ей в голову не экспромтом — судя по второму «магнуму», который она достала вслед за первым. «Черный ящик» она отстегнула и бросила на землю (где он, немедленно выпустив ноги, вцепился в грунт), а сама, сделав мне знак пока оставаться на месте, с пистолетом в руке побежала вверх по склону. Мыс был невысок, так что уже через несколько шагов она пригнулась, а затем и вовсе упала на землю и преодолела еще несколько футов ползком, чтобы осторожно выглянуть из-за гребня. Несколько секунд она неподвижно изучала происходящее с той стороны, затем обернулась и призывно махнула мне рукой. Вид у нее был разочарованный.

— Они улепетывают на всех парах. А я так надеялась на содержательную беседу.

Я поднялся следом за ней на гребень — без особой спешки и глядя под ноги: склон был каменистый и мало подходил для прогулок босиком. Баркас действительно торопливо пыхтел к выходу в открытое море, густо дымя из закопченной трубы. Не исключено, что на всех парах в буквальном смысле — после того, как закончилась нефть, точнее говоря, рост цен на ту, что еще осталась, сделал ее использование в качестве топлива бессмысленным (уж для кубинцев-то точно), эту ржавую посудину местные кустари-умельцы вполне могли оснастить паровой машиной. Хотя черт их знает, эти древние дизели — говорят, они могут работать на чем угодно, хоть на прогорклом подсолнечном масле. Правда, подсолнечного масла на Кубе тоже едва ли много.

— Это не те, что охотились за мной на острове, — заключил я. — В первый момент у меня мелькнула мысль, что нас отследили со спутников, но те ребята не стали бы удирать, не убедившись, что доделали дело. Да и уровень технического оснащения не тот…

— Верно, — согласилась Миранда. — К тому же еще совсем недавно никто, включая нас самих, не знал, что мы свернем именно в эту бухту.

— Тогда кто это?

— Опознавательных знаков у них никаких. Ни названия, ни номера. Впрочем, неудивительно. Правда, рожу того, кто стрелял, наша камера должна была успеть заснять. Но командование Революционной красной армии вряд ли захочет нам его выдать.

— Думаешь, это коммуняки?

— Первое: они здесь кого-то ждали. Второе: они ждали явно не нас и были сильно напуганы нашим приближением. Настолько, что принялись палить по американскому воздушному судну неподалеку от американской базы. Станут ли вести себя так те, кто работает на официальные кубинские власти? Они, во-первых, имеют полное право здесь находиться, а во-вторых, менее всего заинтересованы злить Конфедеральное правительство.

— А не могут это быть какие-нибудь перегревшиеся на солнце погранцы? Все же мы вторглись… Впрочем, нет, — тут же оборвал я себя. — Любая официальная лохань, даже самая ржавая, обязана иметь флаг и прочую символику.

— Вот именно.

— Но бывают и просто бандиты. Аполитичные.

— В старые добрые времена бывали. А теперь не только политики используют бандитские средства, но и бандиты — политические. Я так и не дорассказала тебе про ситуацию на Кубе. Ладно, расскажу по дороге. Здесь ловить уже нечего, эти ребята наверняка связались со своими контрагентами, и те не прибудут. Эх, знать бы заранее, захватить бы этот баркас и дождаться…

— Постой, по какой дороге? — перебил я. — Разве за нами не прилетят спасатели?

— Нет.

— Но «черный ящик» должен был начать подавать сигналы бедствия, как только оказался на поверхности.

— Я отключила эту функцию.

— Ее же нельзя отключить! Чтобы, даже в случае захвата террористами…

— Все, что включено одним человеком, может быть отключено другим, — улыбнулась Миранда.

— Но зачем?

— Мы хотим стать сенсацией всей базы? Или мы хотим проникнуть туда без лишнего шума и кое с кем приватно побеседовать?

— Ну ладно, — вздохнул я. — И куда идти?

— Сейчас до основания мыса, потом через солончак на северо-восток, там выйдем на дорогу и по ней на северо-северо-запад до самых северо-восточных ворот базы.

— Это далеко?

— Где-то шесть-семь миль. За пару часов можно дойти. А за КПП попросим кого-нибудь подвезти нас до дома Пэйнов. Мы еще успеем на чай к Магде.

— Хмм… а ближе никак? По прямой на запад отсюда до базы всего пара миль… правда, придется огибать этот залив…

— С той стороны залива еще при Кастро насадили кактусы, а потом для верности добавили противопехотных мин. Правительство Санчеса обещало было это расчистить, но руки так и не дошли. Думаю, Санчесу наши же отсоветовали — им нелегальные иммигранты, пытающиеся пробраться на базу, тоже ни к чему. В общем, путь — только по дороге на север.

— Ну что ж, — я снова вздохнул, критически поглядев на свои ноги (а так хорошо начиналось это утро!) — Тогда не будем терять времени, пошли.

— Погоди еще минутку, — Миранда сбежала вниз, к оставленному нами «черному ящику», легко вскрыла его и извлекла опечатанный контейнер с кристаллами памяти. Эти кристаллы, числом три (троекратное резервирование данных), из-за предъявляемых к ним чрезвычайно свирепых требований по надежности имеют заметно меньшую плотность записи, чем обычные, и потому в несколько раз больше стандартных модулей памяти — но все равно контейнер с ними имеет всего полтора дюйма в длину. Практически весь остальной объем оранжевого шара, за исключением нескольких простых механизмов, помогающих ему закрепляться и передавать сигналы, нужен лишь для того, чтобы «черный ящик» было легче заметить; изнутри он заполняется инертным газом, служащим дополнительной защитой при пожаре.

— Думаю, мой комп и сам успел все записать, — сказала Миранда, вновь поднимаясь на мыс, — но страховая компания требует данных «черного ящика».

— Погоди, а разве крушение над Кубой — это страховой случай? Территорию боевых действий же не страхуют.

— Обычно нет, но у меня индивидуальные условия договора.

Больше она ничего не пояснила, и мы тронулись в путь. Пробираться в одних плавках через колючий кустарник — то еще удовольствие, и шагать босиком по мокрому и скользкому, но твердому солончаку тоже далеко не так приятно, как по мягкому песочку пляжа. Кристаллы соли, ослепительно сверкавшие на солнце, удивительно напоминали снег, вызывая на девяностоградусной жаре[11] ощущение почти шизофреническое. По крайней мере, утешал себя я, в эту соль уж точно никто не стал зарывать мины. Пистолет я все это время нес в руке — а куда бы я его дел?

Наконец мы выбрались на лесную дорогу, лишенную, естественно, всякого покрытия, если не считать таковым толстый слой пыли. При малейшем дуновении эта пыль лезла в глаза и рот, зато была мягкой.

— Так что ты хотела рассказать про кубинскую политику? — напомнил я.

— А, да. Видишь ли, после Банановой революции быстро выяснилось, что при демократии у Кубы не больше шансов выбраться из нищеты, чем при коммунизме. Здесь же ничего нет — ни ресурсов, ни высокотехнологичных производств. Одно только солнце и море, но этого добра и вокруг предостаточно. В качестве плантации по производству биотоплива у Кубы никаких шансов конкурировать с Бразилией, а превращение острова в туристический рай, на что пытался сделать ставку и Санчес, и даже красные в их последние годы, требует слишком больших инвестиций. Современный туризм — это прежде всего сервис, а не климат, и потому девять из десяти клиентов поедут не на Кубу, а в Финляндию и Норвегию, не говоря уже о нормальных тропических курортах, каковых тоже немало. Оставшийся один из десяти — это безбашенный студент-экстремал, у которого все равно денег — раз-два и обчелся. И инвесторы, естественно, предпочитают вкладываться в популярные курорты в странах с солидной, безопасной репутацией. Легальные инвесторы, я имею в виду. Ибо в итоге оказалось, что у Кубы только два способа зарабатывать на жизнь. Или игорный бизнес и проституция, свободные от ограничений более цивилизованных стран — или наркотики. Причем не легализованные легкие наркотики — тут у Кубы опять-таки нет шансов тягаться с Ямайкой — а самые что ни на есть тяжелые. И здесь именно или-или. Понимаешь, почему?

— Ставка на казино и секс-туризм требует максимальной открытости страны, — ответил я, подумав. — Бордель, но бордель респектабельный. Куда без опаски ездят солидные бизнесмены Юга и протестантские проповедники Севера, замученные правами проституток европейцы и уставшие от шариатских строгостей арабы. Превращение же Кубы в новую Колумбию — точнее, даже хуже, ибо в Колумбии власти борются с наркобизнесом, а не живут за счет него — это уже совсем другое дело. Легально такой гнойник ни мы, ни янки, ни другие государства терпеть не будем. ООН распалась, но Интерпол еще существует — и не только он. Значит, страна должна быть максимально закрытой, дабы минимизировать возможность иностранного вмешательства — и вообще понимания того, что здесь на самом деле происходит. Опять же, неизбежный при таком сценарии высокий уровень криминала отпугнет любых туристов, не вовлеченных в наркотрафик — да они и не нужны, сценарий ориентирован на экспорт. Очевидно, коммунистический строй — идеальное прикрытие для второго варианта.

— И даже с идеологическим обоснованием, — кивнула Миранда. — Нравственно то, что в интересах пролетариата, а наркотики как экспортный товар подрывают проклятых капиталистов изнутри, помогая им быстрее сгнить от собственных пороков… хотя официально, разумеется, любая причастность режима к наркотрафику отрицалась бы — как и сам факт его наличия, а все данные Интерпола объявлялись бы «провокациями против Острова Свободы». В свою очередь, первый сценарий, как ты сам сказал, требует демократии — хотя бы даже такой относительной, как та, что практиковал нынешний абанский режим до введения военного положения. Соответственно, у обоих проектов нашлись свои спонсоры. Идеология для них, понятно, значения не имеет — это всего лишь инструмент для продвижения своей бизнес-стратегии.

— И эти спонсоры…

— Два американских мафиозных клана, один из которых ты кинул на бабки.

В этот момент дорога вывела нас на вершину небольшой возвышенности, откуда открывалась панорама леса; впереди, за поворотом, я увидел клубящуюся над невысокими деревьями пыль — кто-то явно шел (и в этом случае, судя по количеству пыли, он был далеко не один) или ехал нам навстречу. Прикинув темп, я решил, что для пешехода он великоват — значит, все же машина, хотя и еле плетущаяся; впрочем, ни от местных развалюх, ни от местных дорог ожидать рекордов скорости и не приходилось.

— Лучше спрячемся, — сказала Миранда. Мы поспешно нырнули в придорожные заросли.

— Осторожно, здесь могут быть змеи, — заметила моя спутница, бросив взгляд на мои голые ноги, утопавшие в высокой траве.

— Очень своевременное предупреждение, — буркнул я в ответ.

Из-за поворота меж тем послышались какие-то скрипы и дребезжание, а затем показалось и то, от чего мы так предусмотрительно спрятались. Это действительно был автомобиль — древний грузовичок-пикап, наверное, практически тех же лет, что и баркас, и почти такой же ржавый; поверх ржавчины, впрочем, сохранились пятна выгоревшей голубой краски, что создавало впечатление камуфляжной расцветки, нарисованной дальтоником. Левая фара зияла пустой глазницей, боковых стекол тоже не было, но лобовое, хотя и треснутое и неимоверно грязное, сохранилось. Единственной вычищенной и сверкавшей на солнце деталью машины была эмблема «Форд» на радиаторе; похоже, хозяин очень ею гордился и вряд ли знал, что компания обанкротилась еще до Второго Отделения. Двигатель у этого раритета был, разумеется, бензиновый — а потому неудивительно, что в движение пикап приводился парой мулов. Водитель, он же возница, восседал с возжами в руках на крыше кабины, поставив ноги в драных сандалиях на капот; тощий, дочерна загорелый, в шляпе с большими обвислыми полями, расстегнутой крестьянской рубахе и обтрепанных понизу белых холщовых штанах, он выглядел лет на шестьдесят — значит, на самом деле ему было где-то около сорока.

— Вот кто отвезет нас на базу, — негромко констатировала Миранда.

— Но он едет в другую сторону.

— Это решаемая проблема.

— Только, пожалуйста, без разбоя, — я покосился на «магнум» в ее руке.

— Это ты у нас специалист по изъятию чужого, — ответила она, похоже, уязвленная моим предположением. — Я собираюсь договориться по-хорошему, — в подтверждение своих мирных намерений она сунула пистолет в один из своих карманов, где он, впрочем, не поместился целиком — рукоятка торчала наружу. Полагаю, Миранда оставила ее на виду вполне сознательно. — Но ты пока сиди здесь и будь начеку, — напутствовала она меня и шагнула из зарослей. — Oye, amigo!

Возница вздрогнул и собирался, кажется, подхлестнуть своих мулов, но Миранда столь решительно заступила им дорогу, что он обреченно натянул поводья. Она бойко заговорила с ним по-испански; я различил лишь слова base americana и dolares. Возница, однако, затряс головой, что-то возражая с упоминанием Гуантанамо. Миранда сердито настаивала, тот упирался, повторяя, что он el hombre mezquino[12]. Увы, это было все, что я мог разобрать; пока нормальные дети учили в школах испанский — что, надобно сказать, весьма разумно в стране, где в некоторых городах английскую речь уже можно услышать разве что в суде, да и там с акцентом — я зубрил латынь, ибо моя матушка вбила себе в голову, что из меня должен выйти адвокат или, на худой конец, врач. Часть слов, конечно, похожа, но не настолько, чтобы понимать беглую испанскую речь… Если бы мечта моей матери сбылась, я бы, наверное, не бедствовал, но и уж и не наслаждался бы жизнью на пляже своего личного острова.

Как, впрочем, и не пробирался бы в одних плавках через кубинские джунгли, кишащие коммунистами и змеями.

И стоило мне об этом подумать, как резкая острая боль пронзила мою лодыжку.

«Змея!» — с ужасом подумал я, рефлекторно отдергивая ногу. Наверное, это было не слишком правильное действие — резкое движение могло спровоцировать новый укус. Но, к счастью, никакой змеи не было. Вместо ожидаемой раны от ядовитых зубов я увидел на своей лодыжке лишь здоровенного рыжего муравья с непропорционально большой головой. Я еще раз дернул ногой, стряхивая зловредное насекомое о траву; укус все еще продолжал болеть. Черт побери, я уже сыт по горло этими приключениями! Не дожидаясь, пока мною приползет полакомиться кто-нибудь еще, я решительно вышел на дорогу.

Возница запнулся на полуслове — должно быть, даже когда ты живешь на Кубе во время гражданской войны, не каждый день на тебя из зарослей выходит почти голый, серый от облепившей потное тело пыли тип, со злобным выражением на физиономии и блестящим крупнокалиберным «магнумом» в руке.

— Base americana, — сказал я, махнув для убедительности стволом пистолета на север. — Rapide. Si?[13]

— Si, senor, — поспешно ответил владелец «Форда».

Развернуть упряжку на узкой дороге оказалось весьма непростым делом, потребовавшим активного участия всех присутствовавших, но четверть часа спустя мы с Мирандой уже спокойно сидели в кузове на каких-то коробках, и двигатель в две мулячих силы влек нас на северо-запад.

— И кто мне что-то говорил насчет разбоя? — промурлыкала моя спутница.

— Никакого разбоя, — возразил я. — Все его — при нем, он даже топлива на нас не тратит. А мулы потом бесплатной травки поедят. И я, заметь, не произносил никаких угроз в его адрес. Лучше скажи, почему тебе не удалось его уломать?

— Он не хочет на север. Говорит, красные взяли Гуантанамо, и он от них сматывается.

— Нашу базу?! — вытаращился я в полном шоке.

— Да нет, город Гуантанамо, он дальше к северу. Тут есть еще и река с таким названием, привыкай.

— Надеюсь, надолго привыкать не придется. А это правда, про красных? Если мы едем прямо к ним в лапы…

— Ну, от города до базы еще далеко… Сам он снялся с места, когда бои шли еще на окраинах. Он-то из пригорода, в городе мулов держать несподручно… Не знаю, чем там кончилось. Сейчас посмотрю в инете, рядом с базой связь должна быть хорошая…

Миранда вытащила из кармана квадратик своего компа, затем — сложенный в несколько раз гибкий экран. Расправив экран на коленях, она прилепила комп с задней стороны; в нижней части экрана тотчас нарисовалась клавиатура. Миранда занялась просмотром информационных сайтов; так как я сидел напротив нее и читать вверх ногами, да еще под большим углом, мне было неудобно, я и не пытался это делать, а ждал, что она скажет.

— В общем, как всегда на войне, — недовольно резюмировала она наконец. — Коммуняки говорят, что взяли, абанское правительство это отрицает, по картинке со спутника хрен что поймешь — дым пожаров вперемешку с облаками… Наши не комментируют, янки и бразильцы тем более. Это по местным масштабам взятие такого города — событие, а за пределами Кубы до этого мало кому есть дело. В последние дни красные успешно развивают наступление на востоке, зато их потеснили на западе… очередное заявление «Международной амнистии»… президент Франции выразил озабоченность поступающими сведениями о массовых казнях… в общем, это уже все неинтересная болтовня. Скоро сами увидим, что тут творится — по крайней мере, на подступах к базе.

Не то чтобы мне понравилось услышанное, но я решил сосредоточиться пока на текущих проблемах и попросил Миранду выяснить у возницы, нет ли в его коробках какой-нибудь одежды.

— Уже спрашивала, говорит, что он человек бедный и на продажу ничего нет. В любом случае, тебе его шмотки не подойдут. Он слишком тщедушный, и нога маленькая.

В самом деле, об этом я не подумал. Совсем уж карликом кубинец не выглядел, а я слишком привык, что, когда я захожу в примерочную, комп сам сканирует все мои параметры и тут же подбирает мне подходящую одежду. Я и размеров собственных не помню. Способен ли женский глаз заменить комп? В некоторых случаях, видимо, да.

— Раз ты сидишь в инете, поищи сообщников Пэйна, — посоветовал я. — Кто еще из офицерских жен хвастался дорогими подарками в это время?

— Верно мыслишь, партнер, — улыбнулась Миранда, — но я это сделала, еще когда мы качались на волнах у берега. К сожалению, ничего примечательного. То ли у этих типов все-таки нет жен, то ли они осторожнее по части подарков.

— А летчик? Ты нашла, кто летал на этом гироджете? Кстати, их должно быть даже двое…

— Скорее всего, один, — возразила Миранда. — Конструкция предусматривает место второго пилота и дублированное управление, но на военных машинах оно обычно не занято. В воздушных силах предпочитают доверять дублирующие функции компу, нежели рисковать жизнями сразу двух офицеров, особенно в таком неспокойном месте, как Куба. Или же правое кресло используют для обучения курсантов, но они, как ты понимаешь, не образуют постоянного экипажа.

— Ну все равно, этот один наверняка что-то знает. По меньшей мере — что машину списали в годном состоянии. Как он к этому относится, другой вопрос…

— Увы, — качнула головой она. — Пыталась найти по бортовому номеру, но в открытом доступе ничего не нашла. В архивах базы, конечно, эти данные есть, но из инета до них не добраться. Чисто физически. Это только в тупых фильмах можно хакнуть Пентагон с любого вокзального терминала. Нужен комп, подключенный к внутренней сети Гитмо. Может быть, из дома Магды…

— Погоди. Ты анализировала только текст? Как насчет фотографий?

— Хм, хорошая идея! Если номер не фигурирует в подписи, это еще не значит, что его нет на самом фото. А на борту военных машин часто пишут и имена экипажа. Правда, распознавалка изображений работает намного дольше текстового поиска… особенно если надпись мелкая и нечеткая… Ограничимся для начала поиском по сайту базы и архивам «Гуантанамо Бэй Газетт».

Несколько минут мы провели в молчании, нарушаемом лишь мягким постукиваньем копыт да скрипом дряхлых рессор пикапа. Наконец я увидел, как на экране появилось изображение залитого солнцем аэродрома со стоящими на нем винтокрылами.

— Нашлось?

— Не совсем, — закусила губу Миранда. — Это фото шестилетней давности, когда партия новых машин поступила на базу. На тот момент их еще не распределили по пилотам. Ладно, придется искать в инет-логах, хотя это куда больший объем…

На этот раз ждать пришлось заметно дольше, и все же усилия были вознаграждены — вновь благодаря женской нескромности. Некая Донн ризоны — именно так звучал ее ник — хвасталась перед подругами успехами своего жениха, лейтенанта ВВС, который служит на «этой кубинской базе» и недавно освоил новый тип самолета (разница между самолетом и винтокрылом была, как видно, Донне неведома). Сообщение иллюстрировала фотография, где этот самый жених был снят вместе со своим инструктором после первого самостоятельного вылета на фоне послужившей для обучения машины, обломки которой ныне покоились на дне Карибского моря. Бортовой номер читался весьма отчетливо, а имя пилота на двери, куда более мелкое, можно было разобрать с трудом. Не то Марк, не то Макс, то ли Дональдс, то ли Рональдс — а может, и что-нибудь более экзотичное. Правда, у нас было его фото, что заметно облегчало дело. Полтора года назад, когда был сделан снимок, он находился в звании капитана.

— Ну, где будем искать его дальше? — осведомился я.

— Я знаю пароль к одной базе… ограниченного доступа, но, тем не менее, выложенной в инет… — Миранда заерзала, меняя позу. Может быть, потому, что ей надоело сидеть в одной и той же, а может — хотела расположить экран так, чтобы мне было совсем не видно изображения. Я оперся локтем о край кабины и принялся демонстративно смотреть на тянущийся вдоль дороги лес, показывая, что мне нет дела до ее секретов.

— Нашла, — заслышав ее голос, я вновь обернулся к ней. — Марк А. Рональдо, последнее звание — капитан ВВС, последнее место службы — Гуантанамо Бэй…

— Он что, погиб?

— Нет, вышел в отставку в этом феврале.

— Хм, интересно, почему.

— Здесь не сказано. Возможно, возникла угроза некоего скандала, связанного с известными нам махинациями. Возможно, сам решил, что нахапал достаточно и не хочет больше риска. А может, это связано с какими-то совершенно другими причинами, не касающимися нашего дела… Так или иначе, на базе его нет.

— А его нынешний адрес? Электронный и физический?

— Здесь не указаны. Можно попробовать поискать, но это будет не очень просто. Особенно если он сам не хочет, чтобы его нашли.

— Попробовать по-любому стоит. Да и в логах заодно порыться на предмет упоминаний гипотетического скандала…

— Я вижу, ты втянулся в работу, партнер, — Миранда блеснула белыми зубами и вновь принялась что-то вводить в комп.

На сей раз, однако, инет не принес нам ничего определенного. Миранда нашла пилотскую и водительскую лицензии Рональдо, но это, естественно, ничего не говорило о его нынешнем месте проживания. Была еще куча сведений о разнообразных Марках А. Рональдо без фотографий; часть из них можно было отбросить сразу, другая не позволяла понять, о ком речь. В том числе удалось выцепить несколько адресов, электронных и физических, но мы рассудили, что без уверенности в желании адресата сотрудничать (а скорее мы могли подозревать обратное) писать ему — значит спугнуть его, и прижать его к стенке можно только при личном визите. Что обещало обширную географию поездок, даже если не рассматривать адреса в Союзе (а кто сказал, что Рональдо не мог перебраться туда?) В инет-дневниках удалось найти несколько упоминаний Рональдо, явно сделанных его сослуживцами с Гуантанамо, но они были вполне нейтральными, не сообщая ни о каких скандалах и подозрениях. Правда, в этих же логах имелись стертые записи, а также записи, закрытые от публичного просмотра, в том числе несколько относящихся к интересующим нас периодам времени. Но что это доказывало? Ничего — кроме разве что того, что с незнакомцами на темы этих сообщений, какими бы они ни были, без очень веских причин общаться не станут.

— Обычное дело с инетом, — проворчала Миранда, — то данных нет, то их слишком много. Ладно, кое-какие ниточки это нам дает, но будем надеяться, что нам удастся расколоть Пэйна прямо сейчас, без поездок по всей Америке.

За всем этим лазаньем по сети мы и не заметили, как проделали бо́льшую часть пути. Еще несколько минут — и дорога вывела нас на перекресток, откуда налево уже просматривались северо-восточные ворота базы.

Но к самим воротам было не пробиться.

Возле них клубилась толпа. Там было, наверное, несколько сотен человек, в том числе много женщин и детей. Многие пришли пешком, с рюкзаками, сумками, узлами и даже какими-то плетеными корзинами, а то и вовсе налегке; кто-то привез свой скарб, впрягшись в двухколесную тележку, но были и повозки побольше, запряженные мулами, лошадьми и даже быками. С краю я разглядел и пару спешившихся велосипедистов — в гуще толпы их наверняка было больше. Ближе всех к воротам, почти неразличимые за многочисленными спинами и головами, стояли даже два автомобиля, прибывшие, очевидно, своим ходом — то есть оснащенные спиртовыми или биодизельными двигателями. Все это производило жуткий гвалт: кричали мужчины и женщины (кто-то, вероятно, переругивался друг с другом, кто-то взывал на испанском и скверном английском к охранникам базы), плакали дети, периодически взревывали животные, и лишь у владельцев автомобилей, очевидно, самых богатых в этой толпе, хватало ума не жать попусту на бесполезные клаксоны.

А над всем этим, над всеми надеждами и проклятиями, детьми и стариками, людьми и животными, величественно и неприступно высилась бетонная, увенчанная металлическими кольями и кольцами колючей проволоки стена с огромными серыми стальными воротами, запертыми наглухо, словно врата рая перед толпой грешников. Над воротами гордо и равнодушно развевалось красное полотнище, перечеркнутое косым звездно-синим крестом — флаг Конфедеративных Штатов Америки.

Давненько я не видел этой патриотической символики. Два года вдали от всякой политики — это ли не счастье? А с этими флагами в свое время вышла забавная история. Поначалу, правда, не у нас, а у янки. Они долго не желали признавать Второе Отделение и пользовались, соответственно, старым флагом с пятьюдесятью звездами. Но и гражданскую войну на этот раз им было развязать слабо́. Наверное, потому, что теперь это были уже не те янки, что полтораста лет назад — во всех смыслах, от расового до политического. Линкольн, как-никак, был республиканцем… Но в конце концов им все же пришлось согласиться с очевидным и подписать Ричмондские соглашения. Которые, помимо всего прочего, предусматривали и упорядочивание символики. Что поставило перед дизайнерами Союза серьезную проблему — каким образом красиво разместить на своем новом флаге 37 звезд. Самым простым было вернуться к флагу 1867 года — два ряда по восемь, а между ними три по семь, но такой вариант многим казался недостаточно симметричным, да и такое символическое возвращение на полтора века в прошлое навевало кое на кого чересчур мрачные ассоциации — едва ли не более мрачные, чем сам свершившийся факт Отделения. Более выигрышно выглядело чередование 7-8-7-8-7. Предлагался и более экзотичный вариант 4-7-4-7-4-7-4, позволявший сохранить на флаге больше рядов и тем хоть как-то приблизить его к утраченному привычному. Кто-то из дотошных историков раскопал и лоббировал флаг «Медальон» все того же 1867 года, где звезды располагались двумя кругами, наследуя первому американскому флагу Бетси Росс… В общем, споры продолжались до тех пор, пока неожиданный подарок спорщикам не преподнесла Аляска. Окончательно удостоверившись, что войны не будет и транспортная блокада с юга ей тоже не грозит, она объявила о присоединении к Конфедерации. Тем самым янки получили, наконец, идеально симметричный флаг 6×6 (к дизайну 1865 года решено было не возвращаться) и новую тему для шуток на географические темы, а проблема лишней звезды досталась уже нам. После нескольких неудачных попыток как-то пристроить ее, не нарушив общую композицию, к нашим тринадцати было принято соломоново решение: оставить исторический флаг, как есть, но центральную звезду, как принадлежащую сразу обеим линиям, считать двумя звездами, находящимися на одном месте.

Что мы будем делать, если к нам переметнется еще какой-нибудь штат — ума не приложу.

Строго говоря, остается еще проблема с национальным гимном Конфедерации «Боже, храни Юг», но ее заинтересованные стороны, еле-еле переведшие дух после жарких дебатов по поводу флага, мудро решили не замечать. В конце концов, если атеисты мирятся с «Боже», почему бы аляскинцам не примириться с «Югом»?

Да уж, воистину — история повторяется в виде фарса. То, что некогда стало причиной кровопролитной войны с многими тысячами жертв, теперь обернулось виртуальными баталиями в инете на тему того, куда прилепить лишнюю звездочку…

Нет, на самом деле я, конечно, рад, что на сей раз людям хватило если не ума, то хотя бы трусости, чтобы не развязывать новую гражданскую войну. А вот что бывает там, где недостает сразу обоих этих полезных качеств, я как раз мог наблюдать, сидя в кузове запряженного парой мулов «Форда».

— Это беженцы из Гуантанамо? — понял я.

— Очевидно, да, — откликнулась Миранда.

— Разве они не знают, что мы соблюдаем нейтралитет и не принимаем никаких беженцев?

— Может, и не знают. Некоторые из них и о радио-то имеют смутное представление, не то что об информационных сайтах. И потом, людям свойственно не только убивать друг друга, но и надеяться.

— Угу. Не будь второго — глядишь, куда меньше было бы и первого.

Нашу философскую дискуссию прервал возница, который остановил мулов и обернулся к нам с какой-то репликой.

— Что он говорит? — спросил я.

— Просит отпустить его здесь. Говорит, здесь ему будет легко развернуться, а из той толпы потом не выберешься.

— Он даже не надеется попасть вместе с нами на базу? — усмехнулся я.

— Он говорит, эти люди — дураки, если рассчитывают, что их пропустят.

— А он, выходит, не дурак. Ладно, пусть едет, — я поднялся, готовясь спрыгнуть на землю.

— Bien, — сказала фордовладельцу Миранда и в последний раз глянула на экран, прежде чем свернуть и убрать его. Вдруг ее взгляд на чем-то задержался. — Ээ… Espera, amigo.[14]

— Что там? — заинтересовался я.

— Последние новости! Правительственные войска сообщают, что выбили мятежников из центра Гуантанамо…

— Не так давно они вообще отрицали, что те туда вошли, — усмехнулся я.

— Ну, это обычное дело на войне. Но ты дослушай. Они утверждают, что сбили вертолет красных!

— Думаешь, он тоже с нашей базы?

— Не знаю. Подробности не приводятся. Может, какая-нибудь рухлядь, оставшаяся тут еще от русских. Все-таки если на базе слишком часто будут списывать новые боевые борты, это привлечет внимание… Но нам это неважно.

Вот теперь мы точно прижмем Пэйна!

Я сообразил, к чему она клонит.

— Но в сообщении говорится про вертолет, а не про автогир.

— Вертолет, автогир — какая разница? В горячке боя недолго перепутать. Ты сам спутал, помнишь?

— Боюсь, одних лишь фотографий спинки кресла недостаточно, чтобы доказать, что это тот самый.

— А кто сказал, что мы ими ограничимся? — Миранда решительно поднялась, складывая и убирая в карман экран вместе с прилепленным компом. Из другого кармана (всего на ее комбинезоне их было больше дюжины) она достала сложенную вдвое прямоугольную серо-зеленоватую бумажку и протянула ее выжидательно смотревшему на нас вознице. Тот широко заулыбался, демонстрируя существенную нехватку зубов.

— Это что, наличные доллары? — дал я волю своему удивлению, когда мы спрыгнули на землю.

— Да. Причем еще объединенных времен.

— Но они же изъяты из обращения. И у нас, и в Союзе.

— На Кубе ими до сих пор расплачиваются. И ценят их выше, чем местные песо. А что? В конце концов, деньги — всего лишь иллюзия в умах тех, кто верит, будто они чего-то стоят. Тебе ли, как финансисту, это не знать?

— Угу. Как и власть, как и любой государственный институт…

— Эти купюры, по крайней мере, стоят той бумаги, на которой напечатаны. А нолики и единички на наших с тобой электронных счетах — вообще чистая абстракция.

— Да я разве спорю? А ты всегда носишь с собой вышедшие из употребления банкноты?

— Никогда не знаешь, что может понадобиться девушке в дороге.

— Да-да. Это я уже слышал.

Мы подходили к волновавшейся толпе. Какая-то мулатка в черном платье и с черным платком на голове, обернувшись, визгливо вскрикнула, тыча в меня пальцем. Не знаю, что впечатлило ее больше — мой костюм или мой пистолет, но подозреваю, что все-таки второе. Ее смуглый кучерявый спутник сердито дернул ее за руку — мол, не твое дело, и вообще не пялься на полуголых мужиков.

— Пожалуй, оружие пока лучше убрать, — обратилась ко мне Миранда; свой пистолет она спрятала обратно в аварийный чемоданчик еще на «Форде». Я неохотно протянул ей «магнум» — наедине с толпой, тем более нервной и возбужденной, я никогда не чувствовал себя спокойно. И наличие совсем рядом десяти тысяч военных Конфедерации отнюдь не развеивало моего беспокойства. Они там, по ту сторону запертых ворот, а я и толпа — по эту.

Миранда меж тем смотрела на скопище кубинцев вовсе не как на нежелательное препятствие. Она явно выискивала кого-то взглядом — и, наконец, нашла. Решительно ввинтившись в толпу, спустя считанные секунды она уже волокла оттуда за руку какого-то смуглолицего парня в зеленой униформе без знаков различия и головного убора. Парень ничего не понимал, но покорно шел за ней, то ли привлеченный магическим словом dolares, то ли просто обескураженный ее напором.

— Идем, — сказала она и мне, направляясь прочь от ворот, и вновь обратилась к парню: — Es el uniforme comunista, no es as!?

— Soy no el comunista! — испуганно воскликнул парень, тараща карие глаза и прижимая свободную от мирандиной хватки руку к груди. От него сильно несло потом, его черные волосы липли на лоб некрасивыми прядями. — Es el trofeo![15]

Эти слова даже я понял, хотя и сомневался в их правдивости. Парень скорее походил на дезертира, чем на героя войны.

Навстречу нам по дороге с севера меж тем шли и ехали новые беженцы, и Миранда поспешила свернуть в лес, пока наша странная троица не стала объектом всеобщего внимания. Мы пробирались по зарослям прочь от базы и дороги минут десять — в моей голове все это время крутились муравьи, змеи и противопехотные мины — прежде чем моя решительная спутница, наконец, не уверилась, что никто посторонний нас не видит и не слышит. Мы как раз вышли на маленькую полянку; Миранда жестом велела парню сесть спиной к ближайшему дереву, а сама уселась на траву напротив и вновь развернула на коленях свой экран. Но прежде, чем она успела залезть на очередной сайт, кубинец сперва жалобным, но затем все более смелеющим голосом потребовал объяснений. Миранда, оторвавшись от компа, стала излагать ему свой план, не забывая упоминать про доллары. К моему удивлению, парень замотал головой, что-то возражая. Миранда продолжила его убеждать, и наконец, после пары недоверчивых вопросов, добилась уверенного «Bien».

— В чем проблема? — осведомился я.

— Сейчас мы заснимем небольшой спектакль с ним в главной роли. Но он боится говорить на камеру, что он красный офицер. Говорит, его расстреляют, а мертвецу доллары не нужны. Пришлось сказать ему, что это важная операция американской разведки, и в награду за помощь его пропустят на базу и дадут статус беженца.

— Нехорошо обманывать, — заметил я.

— Присваивать чужие деньги тоже, — Миранда вновь устремила взгляд на экран. — Так, у нас осталась одна проблема. Знаки различия. У мятежников они очень просты и не всегда используются, но все же с ними правдоподобнее… — на экране появились изображения каких-то лычек и шевронов. — Они используют ту же систему званий и эмблем, что и правительственные войска, но без погон, только нарукавные нашивки, причем — красного цвета. А на левый карман, чтобы уж совсем гарантированно отличаться от противника, нашивается пятиконечная красная звезда. Нам нужна красная материя, — ее взгляд выжидательно уставился на меня, словно я был дилером ткацкой фабрики. Не встретив понимания, она перевела взгляд мне ниже пояса.

Ах, ну да. Со всем этим кавардаком я и забыл, что плавки на мне — красного цвета.

— И что? Ты предлагаешь мне проследовать на базу мало того что в одних плавках, так еще и с пятиконечной дырой на заднице?

— Вообще-то с двумя дырами. Вторая — в форме шеврона. Но ты прав, конечно — надо добыть тебе хоть какую-то одежду… — Она перевела взгляд на кубинца. — А ведь он в форме нужен нам максимум по пояс. Все, что ниже, в кадр не попадет. Quita los pantalones.

— Que?![16]

Миранда, как видно, напомнила ему об обещанной награде, так что парень нехотя повиновался и стянул с себя брюки, а заодно и ботинки, хотя чувствовалось, что ему совсем не нравится проделывать это на глазах у молодой женщины. Ту, впрочем, меньше всего интересовали его волосатые ноги; она деловито извлекла из очередного кармана маленькие ножницы и швейную минимашинку, похожую на толстый фломастер с иглой на конце, а затем повернулась ко мне и требовательно протянула руку:

— Ну а ты чего ждешь? Давай сюда плавки!

— Гхм! Миранда, может, ты отвернешься?

— Ах, ну да. Извини, — она повернулась спиной ко мне, не выпуская в то же время из вида кубинца.

Я стащил с себя плавки и натянул на голое тело чужие не слишком чистые штаны — не скажу, чтобы я был от этого в восторге, но выбирать не приходилось. Затем обулся; ботинки были мне тесноваты, но, в конце концов, я не собирался совершать в них дальний марш-бросок. Меж тем Миранда выбирала подходящее звание: