— Проще всего знак у subteniente[17] — прямоугольная лычка, но вряд ли ему доверят такую важную технику… Но teniente, пожалуй, сойдет. Угловой шеврон углом вниз. Quieres ser el teniente?[18]
Не дожидаясь ответа кубинца, она принялась аккуратно вырезать нужные знаки из моих плавок. После всех ее подвигов в воздухе и под водой было как-то даже странно видеть ее за кройкой и шитьем, но и с этой задачей она справилась не хуже.
— Но ведь это, наверное, не летная, а пехотная форма, — заметил я, мысленно выругав себя за то, что не подумал об этом сразу.
— У мятежников это без разницы. У них не настолько велики запасы амуниции, чтобы выбирать. Многие воюют вообще без всякой формы, нашивают звезды на простые рубашки… Та-ак, хорош, — констатировала она, оглядев свою работу. — Теперь последний штрих.
Меня уже не очень удивило, когда очередным предметом, необходимым девушке в дороге, оказалась тонкая и прочная синтетическая веревка. Кубинцу было велено завести руки назад за дерево, после чего Миранда крепко связала ему запястья. Парню, похоже, происходящее нравилось все меньше, но, в конце концов, вид у пленника и должен быть несчастный и испуганный.
— Жаль, что ты не владеешь испанским, — сказала она мне. — Ну ничего, допрос проведу я, а потом обработаем мой голос дистортером. Профессиональная экспертиза, конечно, отличит его от настоящего мужского, но Пэйн, надеюсь, нет.
Затем она долго объясняла кубинцу, что тот должен говорить, и требовала повторить ответы. Я не выдержал и спросил, почему бы просто не написать ему текст на экране, который останется за кадром в процессе съемки — но по ответному взгляду Миранды понял, что сморозил глупость.
— Чтобы любой мало-мальски внимательный зритель увидел, как движутся его глаза, читая текст?
— Извини, не подумал.
— Вот на таких мелочах обычно и сыплются люди, задумывающие идеальное преступление, — проворчала Миранда. — Не говоря уже о том, что он может вообще не уметь читать.
Наконец она удовлетворилась уровнем подготовки «актера» и, включив фонную камеру в режиме видеосъемки, провела сам «допрос». Хотя я понял лишь первые вопросы — стандартные, про имя и звание — на мой взгляд, наш сбитый летчик получился вполне убедительным. Возможно, потому, что и в самом деле боялся, как бы вместо dolares ему не заплатили пулями.
— Bien, — кивнула Миранда, перегнав запись в комп и послушав, как звучит допрос после обработки дистортером. Спрятав свою технику, она поднялась и засунула в карман «летчика» — тот самый, с красной звездой — две сложенных купюры. Парень просиял лицом, но следующая испанская фраза Миранды заставила его гневно вытаращиться и возмущенно разинуть рот. Однако моя спутница произнесла еще несколько слов, и рот столь же резко захлопнулся, так и не издав ни звука.
— Идем, — повернулась Миранда ко мне.
— А он?
— Я затянула веревку не слишком туго. Через час-полтора он сможет освободиться.
— Именно это ты ему и сказала?
— Да, и добавила, чтоб не вздумал орать, ибо те, кто может в этих местах услышать его крики, вряд ли жалуют коммунистических офицеров, даже если те без штанов.
Мы вновь вернулись на дорогу и пошли к воротам базы. За то время, что мы снимали любительское кино, толпа беженцев еще выросла. Настолько, что обитатели рая решили все-таки заметить жмущихся к их вратам грешников. Как раз когда мы подходили к задним рядам толпы, над стеною загремел Голос. Репродуктор, гоняя по лесу испуганное эхо, вещал по-испански; я разобрал слова neutralidad и no acepta… refugiados, но, в общем, все и так было ясно. Толпа взорвалась возмущенными криками; тут и там мужские, реже — женские руки поднимали над головами маленьких детей, показывая их равнодушной глухой стене (на самом деле, конечно, камеры наблюдения демонстрировали надежно скрытому за стеной посту охраны обстановку снаружи).
Миранда ввинтилась в толпу первой и уверенно прокладывала себе дорогу локтями и окриками «Dejen pasar!»[19] Я, хотя и был на полголовы выше, двигался за ней следом, как сухогруз за ледоколом. Поначалу все взоры были устремлены в сторону базы, и беженцы, даже если и сердито толкались в ответ, не обращали на нас особого внимания, но, чем ближе мы пробивались к воротам и чем плотнее становилась толпа, тем больше взглядов обращалось в нашу сторону. Точнее говоря, в сторону Миранды, ибо она, в ее модном дорогом комбинезоне, выглядела в этой толпе белой вороной, и ее принадлежность к миру застенных небожителей не вызывала сомнения. Я же — полуголый, загорелый, в одних лишь штанах и ботинках местного военного образца — вполне походил на кубинца. Интересно, что я сообразил это не сразу — слишком уж чуждой мне была эта толпа, и мне не приходило в голову, что они, в свою очередь, могут воспринимать меня, как своего.
На Миранду меж тем смотрели без всякой симпатии. Какая-то немолодая женщина, к чьей длинной юбке жались двое босоногих детей, ухватила ее за руку, что-то громко требуя. Миранда высвободилась, но требования уже подхватывали другие беженцы по соседству. Те, что еще отделяли нас от ворот, развернулись в нашу сторону и плотно сомкнулись, не проявляя никакого желания дать американке дорогу. Не требовалось знать испанский, чтобы понять, чего они хотят — чтобы их провели внутрь. Ситуация быстро становилась угрожающей. И даже пистолеты, лежавшие в чемоданчике на поясе Миранды, не могли нам помочь — в такой тесноте и давке от них мало проку, скорее всего, их вырвали бы прежде, чем она успела бы их достать.
Миранда поняла, что твердость и напор тут уже не сработают, и попыталась сказать им что-то успокаивающее, но разгневанная толпа не желала слушать пустые слова. И тогда она обернулась ко мне и крепко схватила меня за руку, а затем снова решительно двинулась вперед, что-то громко говоря при этом. Толпа вновь зашумела, но на сей раз одобрительно; беженцы еще плотнее надвинулись на нас с боков и сзади, но при этом стали расступаться спереди, позволяя нам протиснуться к воротам. Я понял — принимая меня за кубинца, они решили, что Миранда проведет внутрь и других. Мы стали центром притяжения всей толпы, которая, уплотняясь, двинулась к воротам; кто-то уже карабкался на повозки и крыши автомобилей, не слушая возмущенных криков их владельцев, кто-то громко и испуганно орал от боли, зажатый телами, а возможно, и угодивший под ноги своих соплеменников. Меня тоже сдавило, и я задыхался от запаха пота и табака. В последний раз мне доводилось видеть, а точнее, нюхать курильщика, наверное, лет пятнадцать назад — нет, они, конечно, по-прежнему есть, и у нас, и в Союзе, но предаются своему пороку исключительно в своих закрытых клубах, подобно сексуальным извращенцам… К счастью, основное давление шло сзади, так что толпа не расплющила нас, а вынесла к воротам. Их, разумеется, открывать по-прежнему никто не собирался, но слева от огромной литой створки в стене имелась небольшая (хотя и столь же прочная) калитка, рядом с которой светился красный глазок переговорного устройства.
— Мы — граждане КША, — выдохнула Миранда в микрофон. — Пропустите нас.
— Вы — это кто и сколько вас? — холодно осведомился голос дежурного.
— Миранда Деннисон и Мартин Мейер. На нас должны быть заказаны пропуска.
— Минуту, мэм, — голос не то чтобы подобрел, но стал более деловым. — Вы чипированы? — спросил он после короткой паузы, должно быть, сверившись со списком.
— Конечно.
Да уж, надеюсь, на фанатиков, отказывающихся вживлять себе ид-чип, потому что это «печать Сатаны, о которой сказано в Апокалипсисе», мы не походили.
— Приложите ладонь к сканеру, пожалуйста.
Миранда прижала руку к соответствующему контуру под устройством. Красный глазок сменился зеленым.
— Теперь вы, сэр.
Я благополучно проделал то же самое.
— Хорошо. Вы сможете войти так, чтобы эти люди не попытались ворваться вместе с вами?
— Ммм… не могу этого гарантировать.
— Ладно. Если они это сделают, боюсь, нам придется применить спецсредства. На всякий случай задержите дыхание, когда будете входить.
Голос из мощного репродуктора вновь произнес что-то по-испански — кажется, потребовал ото всех отойти от ворот (точнее, попросил — я разобрал вежливое «por favor»). Без особого, впрочем, успеха.
— Входите, не задерживаясь, — напутствовал нас дежурный, и я услышал, как щелкнули автоматические замки калитки.
Миранда не заставила себя ждать и молниеносно юркнула внутрь; я устремился следом. А за нами, с секундной паузой — и остальные. «Atras, todo atras!»[20] — рявкнул репродуктор уже без церемоний, и сервомоторы калитки, уже оставшейся за моей спиной, взвыли, пытаясь ее закрыть, но кубинцы, навалившиеся снаружи, мешали это сделать. Тогда сквозь гул моторов донеслось шипение. Не дыша, я пробежал вслед за Мирандой по узкому короткому коридору и выскочил через вторую дверь уже внутри территории базы, сразу же оказавшись в другом мире — никаких зарослей со змеями, только аккуратно подстриженные газоны, сочно зеленеющие на солнце, цветочные клумбы и выложенные плиткой дорожки. Прямо пансионат отдыха, а не военный объект.
Сержант в новенькой серой форме вышел из зеркальной будки КПП встретить нас.
— Все в порядке? — спросил я.
— Да. Этот газ кого хочешь остановит, та еще дрянь — я как-то вдохнул на учениях… Извините за эти маленькие неудобства, — слегка улыбнулся он. — Сами видите, местные почему-то уверены, будто мы обязаны решать их проблемы. А почему вы пешком? Что с вашей техникой и, кстати, сэр, с вашей одеждой?
— О, небольшая авария, — улыбнулась в ответ Миранда. — Точнее, по правде сказать, большая. Наш катер перевернулся вблизи кубинского берега. Ужасно глупо получилось — все наши вещи… Хорошо на мне хоть был комбинезон, а вот на Мартине… Хорошо еще, встретили на берегу местного, который согласился продать ему хотя бы это. Мартин и меня все подбивал раздеться и позагорать, но я всегда говорю — безопасность прежде всего! Хороши бы мы были, если бы оба вылезли из моря в чем мать родила, представляете?
Судя по широкой сальной улыбке, сержант очень хорошо себе это представил. И явно сожалел, что сексапильная дамочка оказалась столь предусмотрительной по части безопасности. Впрочем, он тут же усилием воли вернул себя к деловому тону.
— Так вы прибыли на катере, не по воздуху? Да, здешние прибрежные воды довольно коварны, особенно в шторм.
— Миранда так просила дать ей поуправлять, ну я и не устоял, — развел руками я. Сержант одарил меня понимающе-сочувственным взглядом.
— Если ваш катер еще носит по волнам, мы можем его поискать, — предложил он вслух.
— Нет, мы видели, как его ударило о камни, и он затонул, — ответила Миранда.
— Сочувствую. Наверное, дорого стоил?
— Да ничего страшного, он был застрахован, — отмахнулась она. — Зато какое приключение! Настоящее кораблекрушение в южных морях!
В общем, типаж смазливой дурочки, столь, вероятно, характерный для местных жен, был ею отыгран превосходно. Я понял, зачем ей понадобилась версия с катером — очевидно, подобный инцидент воспринимался здесь как нечто куда менее серьезное, чем авиационное происшествие. А комбинезоны сейчас в моде, их носят не только пилоты, и аварийные чемоданчики тоже одинаковы что на морских, что на воздушных судах (экранопланы, кстати, относят к обеим категориям).
— У вас есть при себе оружие? — спросил сержант. Собственно, вопросительная интонация была лишь формой вежливости — как бы быстро мы ни бежали, автоматика в коридоре, конечно, успела нас просканировать.
— Да, — ответил я. — Сами понимаете, у вас тут неспокойно. Но у нас есть разрешения, — это он, впрочем, тоже должен был уже знать благодаря информации в наших ид-чипах.
— Как и у всякого законопослушного южанина, — широко улыбнулся сержант. — Просто я должен официально предупредить вас, что вы не должны доставать оружие на территории базы. У нас тут места много, далеко не все застроено, так некоторые, знаете ли, любят пострелять по консервным банкам или по птицам — так вот, не надо этого делать. В спортивном центре есть тир, куда пускают и гражданских.
— Мы сюда не стрелять приехали, — заверил его я, надеясь, что это и в самом деле так. — Миссис Магдален Пэйн нас, должно быть, уже заждалась. Вы не подскажете, как добраться до ее дома? Только сначала нам надо все-таки заскочить в магазин и купить более подходящую для визита одежду.
— Да, конечно, сэр. Я скажу рядовому Джилсу, чтобы он отвез вас.
Сержант передал свой приказ — как и у меня, у него был имплантированный в челюсть микрофон, для военных это обязательно — и через минуту подъехал обещанный Джилс на легком открытом электромобиле. Как я понял, это основной транспорт на базе — электричество здесь очень дешево, ибо климат благоприятствует и солнечным батареям, и ветродвигателям, а на площади в 45 квадратных миль их есть где разместить. Вскоре электромобиль остановился у магазина, где мы без всяких проблем, благо ид-чип позволяет управлять и собственными банковскими счетами, обзавелись подходящей одеждой, а заодно и большой походной сумкой, куда Миранда, переодевшись в примерочной, уложила свой комбинезон и чемоданчик. Ей не слишком хотелось снимать столь практичный комбинезон со всеми его карманами, тем более что такие сейчас носят и те, кто никогда не сидел ни за одним штурвалом — однако она согласилась, что для втирания в доверие к Магде лучше всего подойдет более традиционно-женское обличие. Итак, Миранда облачилась в шорты, свободную блузку и шлепанцы и даже купила какой-то дешевый пошленький кулон; я же, не имея в запасе комбинезона и не желая таскать с собой сумки с одеждой на разные случаи жизни, поборол искушение одеться столь же легко и, несмотря на послеполуденную жару, купил себе прочные брюки, носки, ботинки военного образца и рубашку с длинными рукавами (каковые, впрочем, тут же закатал). «Трофейные» штаны и ботинки я без сожаления отправил в мусорный контейнер. Выйдя из магазина, мы обнаружили дожидавшегося нас Джилса с машиной — как видно, более важных служебных дел у парня не было — и спустя еще пару минут распрощались с ним перед небольшим аккуратным домиком, где жили Пэйны.
Магда Пэйн оказалась именно такой особой, какую я и ожидал увидеть — ярко накрашенной, с прической в стиле «нека» (обработанные фиксатором волосы изображают острые кошачьи уши), которая к тому же циклически меняет цвет в течение суток (сейчас ее волосы были золотистыми, вечером станут медно-рыжими, а к ночи почернеют), увешанной светодиодной бижутерией и, разумеется, склонной всплескивать руками, таращить глаза, восторгаться и ужасаться по каждому поводу. Нас она встретила так, словно знала уже лет десять; в ответ на вопрос, как мы добрались, Миранда поведала сильно отредактированную версию наших приключений, и, разумеется, ахам и охам не было числа, а к тому времени, как мы сели пить чай в гостиной, Магда уже, похоже, числила Миранду в лучших подругах. Чай нам, кстати, подавала та самая «Тосиба 600», стилизованная под негритянку, что в последние годы стало модным в Конфедерации — особенно среди патриотов, чтящих традиции Юга. Черным, в особенности в Союзе, где и само слово «негр» по-прежнему под запретом, это не нравится, но поделать они, естественно, ничего не могут — разве что в пику нам покупать белых роботов-слуг, если, конечно, у них хватает на это денег. Официальная позиция фирмы «Тосиба» — «мы производим роботов всех рас, дабы наши клиенты любой национальности могли чувствовать себя наиболее комфортно»; изначально предполагалось, что люди будут заказывать роботов, похожих на них самих, но никто, разумеется, не может запретить им поступать иначе. Что характерно, сами японцы предпочитают стиль «хай-тек», то есть роботов, похожих именно на роботов, а не на людей какой бы то ни было расы.
Миранда не преминула восхититься дорогостоящей служанкой, и Магда мигом заглотила наживку, после чего в сплошной поток ее хвастовства различными дорогими приобретениями и подарками мужа оставалось лишь вставлять поощряющие реплики и наводящие вопросы. Нам была устроена экскурсия по дому с демонстрацией всех сувениров и безделушек; цену некоторых из них Магда называла сама в ответ на наш обмен фразами типа «ой, как я хочу такую же прелесть, милый! — Хмм… мне тоже очень нравится, но не знаю, дорогая, можем ли мы это себе позволить…»; о реальной стоимости других предметов миссис Пэйн, похоже, и сама не имела понятия, но Миранда, судя по охотничьему блеску в ее глазах, была куда более осведомлена на сей счет. Нельзя сказать, чтобы майор Пэйн был просто дурак, бездумно потакающий прихотям жены; в эпоху виртуальной экономики покупка драгоценностей и старинного фарфора остается одним из самых надежных вложений денег, да и парочка картин, представленных нам как «конечно, это репродукции, но от настоящих не отличишь, правда?», были, скорее всего, подлинниками.
Пару раз наша милая беседа с хозяйкой прерывалась голосом домашнего компа, извещавшего о пришедшей свежей почте, и я каждый раз чувствовал беспокойство, не от Сары ли это. Но та, к счастью, в этот день — или, по крайней мере, в эти часы — не вспоминала о своей подруге. Зато, когда Магда проверила почту во второй раз (это оказалась какая-то реклама — в вечной борьбе между мечом и щитом спамеры в очередной раз научились обходить антиспам-фильтры), Миранда решила взять быка за рога и попросила разрешения воспользоваться домашним компом Пэйнов — «а то наши утонули, а я жду один важный емэйл, ну и, кроме того, надо же связаться с нашей страховой компанией, сама понимаешь…»
— Конечно, дорогая, — кивнула Магда, запуская руку в карман короткой юбки, — возьми мой фон, он со встроенным компом.
— Ой, ужасно не люблю эти маленькие экранчики…
— Ну ладно, садись тогда за наш, — легко согласилась миссис Пэйн, и мы направились к терминалу в гостиной. Миранда довольно плюхнулась во вращающееся кресло, а я уже лихорадочно обдумывал, какими разговорами лучше отвлекать Магду, пока моя спутница будет заниматься взломом паролей (в том, что в ее сережках записан подходящий для этой цели софт, я не сомневался), как вдруг позади нас раздался голос:
— У нас гости, Магда? Почему ты меня не предупредила?
Мы, все трое, обернулись. В дверях стоял офицер с майорскими звездами на петлицах, и, судя по выражению его длинного лица, незнакомцы в его доме, и уж тем более за его компом, отнюдь не приводили его в восторг.
— Ты… ты сегодня так рано, Малькольм, — выдавила из себя Магда; впрочем, уверенность быстро к ней вернулась. — Знакомься, это Мартин и Миранда, родственники Сары Харрингтон. Она попросила не дать им скучать, пока она не вернется с морской прогулки…
— На море пятибальный шторм. Все прогулки отменены.
Вот не думал, что это тыловая крыса следит за погодными сводками. Вряд ли из окон его кабинета видно открытое море… А может, для него этот вопрос представляет как раз непраздный интерес? Кого поджидал сбивший нас баркас? Такая погода, когда легкие и прогулочные суда не выходят из бухты, хорошо подходит для обстряпывания не любящих случайных свидетелей дел…
Магда растеряно переводила взгляд с мужа на нас. У меня мелькнула мысль, что мы еще можем настаивать на прежней версии — в конце концов, Сара могла придумать версию о морской прогулке, чтобы скрыть какие-то собственные делишки — но Миранда уже решительно произнесла:
— Майор Пэйн, нам нужно с вами поговорить.
— Хорошо, — сказал Пэйн внешне спокойно, однако еще более темнея лицом. — Выйди, Магда.
— Но… — пролепетала его жена.
— Я сказал — выйди! А вы, леди, отойдите от моего компьютера.
После того, как Магда, пару раз обернувшись с жалким и испуганным видом, вышла за дверь, мы, трое оставшихся, сошлись посередине комнаты.
— Вы в полном дерьме, Пэйн, — сказала Миранда, и я подумал, что, при всей ее нелюбви к тупым боевикам, фраза явно взята оттуда. — Незаконная распродажа государственной собственности под видом списанного лома — сама по себе серьезное преступление. А уж когда речь идет о продаже оружия и боевой техники…
— Это обвинение? — майор, похоже, овладел собой и сумел придать своему голосу иронический оттенок.
— Это констатация факта. Ваша жена очень любезно показала нам ваш дом со всеми его милыми безделушками, которые вы, подозреваю, обычно не вынимаете из шкафов, когда к вам приходят сослуживцы. По моим самым скромным оценкам, стоимость находящегося здесь имущества эквивалентна вашему жалованию примерно за сто пятьдесят лет — при условии, что вы не тратили бы ни цента на еду и все прочее. И это еще без учета ваших банковских счетов.
— Магда, — фыркнул он. — Нашли, кого слушать. Ну да, признаюсь, иногда я заметно преувеличиваю реальную цену моих подарков. Немного пустить пыль в глаза собственной жене, чтобы ей же доставить удовольствие — это не преступление.
— Обманывать свою жену — не преступление, мистер Пэйн, — сочувственно кивнула Миранда. — Обманывать свою страну — это уже гораздо хуже. Если вы желаете официальную экспертизу с арестом имущества и оценкой его стоимости, это можно устроить. Но главное даже не это. Не то, что вы вор. Мало ли на государственной службе воров. Но вы продаете боевую технику армии КША коммунистическим бандитам, а это уже совсем скверно.
— Неправда! — воскликнул майор с такой горячностью, что я усомнился в ее наигранности.
— Правда. 8 августа прошлого года вы продали красным боеспособный, полностью укомплектованный гироджет «Мицубиси Сикорски» тип пять, бортовой номер NR-60841. Частью положенной вами в карман суммы вы поделились с пилотом Марком Рональдо, заплатив ему за молчание о том, что машина была полностью исправной на момент списания. Не далее как сегодня утром этот летательный аппарат был сбит правительственными войсками Кубы в бою за Гуантанамо, и его обломки с ясно читаемым бортовым номером найдены и сфотографированы. Показать?
— Я понятия не имею, о чем вы говорите, — он все еще хорошо держался. — Да, в прошлом году часть техники базы была списана и реализована, согласно правительственной программе… возможно, там были и гироджеты, я сейчас уже не помню, надо поднимать документы… но, естественно, они не были летнопригодными, и уж тем более оснащенными оружием. То, что какие-то детали проданной на лом техники в конце концов оказались у красных, ничего не доказывает. Знаете, в мире до сих пор есть летающие экземпляры самолетов Второй мировой войны. На самом деле оригинальных деталей в них — процентов десять, да и те от разных машин.
— Да, да. Но, на ваше несчастье, пилот гироджета успел катапультироваться и был взят в плен. На допросе он показал, что летал на данной машине с 11 августа прошлого года. Три дня — слишком маленький срок, чтобы в каких-то партизанских мастерских, в условиях тотального дефицита высокотехнологичных продуктов, инструментов и материалов, восстановить разукомплектованную рухлядь до полностью боеготовой машины современного уровня, вы не находите?
— Пока что я слышал только ваши голословные утверждения.
— Хорошо, — Миранда сходила к брошенной на диван сумке и вернулась со своим компом, на ходу разворачивая экран. — Вот запись. Вы понимаете по-испански?
— Вполне, — буркнул Пэйн, и Миранда запустила наш «фильм», растянув экран перед лицом майора. Надо отдать ей должное — она так удачно вмонтировала кадры спинки кресла с номером, что, не зная, трудно было понять, что они и «допрос» сняты совсем в разных местах.
Когда запись закончилась, Пэйн вздруг рванулся вперед. Я на миг растерялся, не зная, хватать его, защищать Миранду или бежать к сумке за пистолетами, но оказалось, что майор просто хотел как можно скорее оказаться за собственным компом. «Я должен проверить», — сказал он. Я понял, что он хочет перепроверить нашу информацию по независимым источникам. Я уже приготовился, что он прицепится к вертолету вместо гироджета, однако майор с торжествующим видом сообщил нам другое:
— Абанские источники сообщают, что пилот погиб!
Черт. Эта новость, очевидно, поступила за то время, пока мы болтали с Магдой.
Однако Миранду это совершенно не смутило.
— Естественно, — сказала она. — Они не хотят скандала, связанного с тем, что армия и флот КША поставляют оружие кубинским коммунистам. На самом деле этого скандала не хочет никто. Включая вас. Поэтому мы здесь. Впрочем, если вы настаиваете на официальном расследовании…
Пэйн вместе с креслом повернулся к нам.
— Полагаю, предлагать вам деньги бессмысленно, — сказал он.
— Правильно полагаете, — кивнула Миранда. — Нам нужны не деньги, а имя. Настоящее имя вашего покупателя.
— А если я назову его, что я получу взамен?
— Мне кажется, вы не в том положении, чтобы торговаться, — холодно заметила моя спутница. — Единственный ваш шанс доказать, что вы не торгуете с коммунистами — это назвать того, с кем вы действительно торгуете.
— Хорошо, — выдохнул Пэйн. — Я скажу. Я не знаю, кому он потом это перепродает, и это уже не мое дело. Но он не коммунист и вообще не кубинец. Согласно Акту о нейтралитете, мы не можем продавать кубинцам товары военного и двойного назначения, включая оружие, даже списанное…
— Имя, мистер Пэйн.
— Джефферсон Спайкс.
«Мой выход», — сказал себе я.
— Хорошая попытка, майор. А теперь правду.
— Я сказал вам правду, черт побери! — он впервые позволил себе сорваться, и я решил, что вот как раз эта вспышка наигранная. — Больше я ничего не знаю!
— Вы неглупый человек, Пэйн, — заметил я. — Кроме того, вы офицер, и знаете, что такое операция прикрытия или отвлекающий маневр. Полагаю, вы с вашим партнером — вашим настоящим партнером — анализировали и такую возможность, как сейчас, и предусмотрели посредника, подставное лицо, которое вы могли бы назвать в крайнем случае. Не думаю, что вас сильно заботит участь этого Спайкса, но, вероятно, до ареста бы он не дожил. И все нити на этом бы оборвались. Но вы знаете, кто стоит за этим посредником. В противном случае, имей вы дело только с ним, во всех этих приятных прибавках к жалованию, которые вам периодически выплачивают, не было бы нужды. Вам достаточно было бы заглотнуть крючок один раз — а дальше вас можно было бы просто спокойно шантажировать угрозой разоблачения, и вы вели бы себя, как шелковый, с каждым разом увязая все глубже. Но именно потому, что вы не дурак, вы просчитали такой вариант заранее. И согласились на сотрудничество под единственную гарантию, которая могла вас устроить — прямое знакомство с вашим настоящим контрагентом. Парни вроде вас могут доверять друг другу лишь тогда, когда взаимно держат друг друга за яйца.
Пэйн молчал.
— Меня убьют, если я скажу, — пробормотал он наконец.
— Вас убьют, если вы не скажете, — возразила Миранда. — Никто ведь не мешает пустить слух, что вы проболтались, или вот-вот проболтаетесь. И если люди, заинтересованные в вашем молчании, будут к этому времени на свободе и в безопасности…
— Ладно. Его зовут Рамон Оливейра.
— Он кубинец? — спросил я.
— Нет. Американец. Американский бизнесмен кубинского происхождения. Кажется, его отец эмигрировал еще при Кастро.
— Что значит «американец»? Дикси или янки?
— Дикси.
Признаться, я испытал легкое разочарование, помня, что наши главные враги, скорее всего, находятся в Союзе. Впрочем, наивно было надеяться, что ведущая к ним цепочка окажется такой короткой.
Тем временем Миранда, все еще державшая в руке экран, вводила в свой комп какой-то запрос — очевидно, о бизнесменах с таким именем.
— Который из них? — спросила она, поворачивая экран к Пэйну.
— Этот, — ткнул пальцем майор.
— Хорошо. Все, что вы сказали, записано. Полагаю, вы понимаете, что сообщать о нашем визите кому бы то ни было, и в первую очередь этому Оливейре, не в ваших интересах, — она сложила экран и направилась к выходу.
— Что со мной теперь будет? — воскликнул Пэйн.
Миранда обернулась.
— В былые времена офицер в вашем положении получал пистолет с одним патроном. Благодарите прогресс, который позволит вам отделаться отставкой по собственному желанию. И, полагаю, щедрыми пожертвованиями на благотворительность.
Она вышла за дверь. Я подхватил сумку с дивана и вышел следом.
— Неплохо сработано, партнер, — сказала Миранда, когда мы вновь оказались на улице коттеджного поселка офицеров.
— Да, агентов изобразили убедительно, — согласился я. — Он даже не посмел требовать наши удостоверения… Слушай, а ведь мы могли и его комп забрать!
— Не могли, — помрачнела Миранда, — тут мы лажанулись. Он не просто посмотрел новости, он успел ввести секретный код, активизирующий программу удаления информации. Я видела, как он набирает эту внешне бессмысленную комбинацию букв, но ничего не могла поделать — он сделал это очень быстро, буквально секунды за полторы. Тренировался, должно быть… Честно говоря, я думала, что ты не дашь ему сесть за комп.
— У меня была такая мысль, — признал я, — но, пока я думал, стоит ли это делать, он был уже там.
— Мартин, — вздохнула она, — мы не должны с ними церемониться. Вспомни, как бегал от их ракет несколько часов назад. Если мы будем стоять и сомневаться, нас прикончат. Просто позволь своим рефлексам действовать.
— Да… наверное, ты права. Хотя я привык больше доверять разуму, чем рефлексам.
— Всему свое место. Иногда для разума просто нет времени. Впрочем, сейчас оно у нас есть. Пойдем отыщем какой-нибудь тенек и посмотрим, какая информация есть в базах на этого Оливейру.
Покинув офицерский поселок, мы и в самом деле отыскали подходящую уединенную беседку на берегу одного из мысов, глубоко врезающихся в бухту Гуантанамо; там имелся столик, так что Миранде не пришлось в очередной раз разворачивать экран на коленях.
— Хммм, — промычала она после нескольких минут копания в инете, — а наш новый друг — довольно примечательная личность. Его отец и в самом деле покинул Кубу при Фиделе, получил статус беженца в США — тогда это были еще единые США — и обосновался во Флориде. В то время там была мощная диаспора кубинских эмигрантов. Однако что-то у него там не сложилось, и несколько лет спустя он был застрелен. По наиболее вероятной версии, он был агентом кубинских спецслужб, посланным шпионить за диссидентами, но был разоблачен и поплатился за это. Подтверждением этой версии служит то, что оставшаяся на родине семья «врага народа» не подверглась никаким притеснениям, а напротив — его единственный сын Рамон даже сделал со временем довольно успешную карьеру в кубинском экономическом ведомстве, причем — официально не числясь членом компартии. Вскоре после Банановой революции он перебрался к нам, и не с пустыми руками. Он вложил в нашу экономику десять миллионов долларов, что автоматически обеспечило ему получение «зеленой карты». Разумеется, его проверяли на принадлежность к спецслужбам и преступлениям кастровского режима, но никаких доказательств не нашли, а деньги были не лишние. То, что по всей очевидности это была часть денег, награбленных коммуняками у собственного народа — пресловутое «золото партии», от которого кубинцам удалось найти лишь жалкие крохи — тогда, как и сейчас, мало кого волновало. Формальных претензий к нему не было, и спустя пять лет он получил гражданство.
— То есть на самом деле красные готовили его к этой роли заранее на случай падения своего режима.
— Наверняка. Впрочем, никакой политикой он не занимается. Официально, разумеется. Только бизнес.
— И чем он занимается?
— Всем помаленьку. Грузоперевозки, чартерные рейсы, сеть кубинских ресторанов и ночных клубов во Флориде, биотопливные плантации в Бразилии, кое-какие операции на рынке карибской недвижимости, даже поставка фруктов в Европу.
— И все это вместе, конечно, стоит уже куда дороже десяти миллионов.
— Да, он быстро пошел в гору. Прямо-таки на удивление быстро.
— Что-то мне подсказывает, что в случае победы красных он не вернется на должность чиновника в их министерство. А вот для организации поставок наркотиков его нынешний бизнес — как раз отличное прикрытие.
— Зришь в корень, партнер.
— Но, полагаю, вломиться к нему и выбивать признание будет не самой верной идеей.
— Да, — серьезно ответила Миранда. — Мы могли бы добраться до него, но он — не вершина пирамиды. Если с ним что-то случится — вне зависимости от того, останется он в живых после нашей встречи или нет — это может поднять переполох раньше времени.
— Идеальным вариантом было бы отследить его связи, не привлекая его внимания.
— Тебе известен список компаний, связанных с мафией.
— Точнее, часть этого списка. И там много подставного — и по части фирм, и тем более по части имен.
— Но теперь мы знаем по крайней мере одно реальное имя.
— Да, ты права. Надо посмотреть, пересекается ли бизнес Оливейры с теми компаниями, о которых знаю я.
— Именно. Выписывай их названия, — она придвинула мне комп.
Мне пришлось напрячь память — как-никак, прошло два года. Но, наконец, список был готов. Первые же запросы по актуальным базам деловой информации показали, что за два года больше трети компаний в этом списке закрылись или сменили владельца, причем активнее всего этот процесс шел после провернутой мною операции — судя по всему, это не было случайным совпадением. Однако, увы, никаких связей с Оливейрой — во всяком случае, официальных — обнаружить не удалось.
— Еще идеи, партнер?
— Да, — кивнул я. — Видишь вот эти ликвидированные конторы? Какие-то из них напрямую пострадали от моих действий, какие-то, вероятно, прихлопнули в порядке перестраховки, когда мафия поняла, что ее секреты уплыли на сторону. Но это — среди тех, кого я знаю. Такие же могут быть и среди тех, кого я не знаю.
— Предлагаешь проанализировать все компании, закрывшиеся вскоре после твоей махинации?
— Не только закрывшиеся. Слияния, поглощения, смена собственника — словом, все резкие изменения статуса и все крупные финансовые трансферты, которые удастся отследить по доступным источникам.
— Такие вещи происходят ежедневно, и у нас, и в Союзе. Особенно с мелкими фирмами. И уверена, что юридически там все безупречно.
— Нас волнует не юридическая безупречность, а привязка к Оливейре. Хотя бы косвенная.
— Да, верно. Дай-ка сюда комп, я сформулирую запрос.
Я и сам мог бы это сделать, но ей, похоже, не нравилось, когда ее комп оставался в моих руках. Что ж — вполне разумная осмотрительность, тем более что мы даже и не друзья, всего лишь временные союзники. Обижаться тут не на что.
Некоторое время, пока запрос обрабатывался, Миранда с надеждой смотрела на экран. Но затем разочарованно покачала головой:
— Снова ничего.
— Погоди. Ты анализировала только коммерческие организации?
— Ну конечно, а… Черт, а ты прав! — ее пальцы вновь запорхали над нарисованными клавишами, вводя новый запрос.
— Есть! — она откинулась на спинку легкого стула и торжествующе посмотрела на меня. — Угадай, кто?
— Католическая церковь?
— Почти. Благотворительный фонд «Планета без наркотиков». Меньше, чем через месяц после твоего «мероприятия» проводил свое собственное. Марафон по сбору средств. Организованный на удивление быстро — обычно такие акции начинают рекламировать чуть ли не за полгода, чтобы подтянулись спонсоры, а тут первые упоминания о марафоне появляются за три недели до его проведения…
— И Оливейра сделал там крупный взнос?
— Лучше. Его компания «Кариббеан Доон» — один из учредителей фонда.
— М-даа… В чем-в чем, а в остроумии им не откажешь. Нет, конечно, напрямую причиненный мной ущерб за счет пожертвований на борьбу с наркотиками они не компенсировали. Масштаб не тот, реально все эти марафоны собирают сущую мелочь… Но под этим соусом кое-что кое-куда перелили без всяких проблем. Способ отмывания средств наркомафии, с попутным освобождением их от налогов, просто шикарный. И, конечно, юридически там все чисто.
— Деятельность фонда периодически проверяется, — сообщила Миранда, глядя на экран, — но…
— Вот именно что «но». Это, к примеру, строительную компанию легко проверять: вот проект, вот смета, вот построенное здание. Или не построенное, и тогда руководство компании идет под суд… А проконтролировать расходование средств на борьбу с чем-то неискоренимым, особенно когда эта борьба сводится преимущественно к агитации и пропаганде, да еще вместо четкой структуры держится на куче волонтеров, спонсоров и внештатных помощников…
— Угу. Я уже почти жалею, что велела Пэйну потратиться на благотворительность.
— Думаешь, он понял это, как намек?
— Нет, об этих делах он наверняка понятия не имеет. Просто в принципе — вдруг его деньги попадут в подобную структуру… уж лучше бы пылились в виде безделушек в гостиной Магды.
— Можешь вернуться и сказать ему это, — фыркнул я. — Мы боремся с мировым злом, или мы решаем личные проблемы?
— Ладно. Вернемся к делу. Отделения Фонда есть и у нас, и в Союзе, но штаб-квартира находится в Майами.
— Неплохо устроились.
— Да, особенно учитывая, что Майами — самый испаноязычный из крупных городов КША и самый крупный из испаноязычных. В свое время в городе и окрестностях жило около двух миллионов кубинцев. Потом, в связи со всеми событиями и в Америке, и на Кубе часть перебралась в Союз, часть вернулась на родину. Но и оставшихся тоже немало.
— Я в курсе. И отнюдь не все они в ладах с законом.
— Да, хотя таким как раз был самый прямой резон уезжать на Север. Там законы мягче, смертной казни нет, а с цветными вообще цацкаются.
— Большинство кубинцев все-таки белые.
— Вот такие в основном и оставались. Но это не значит, что они не сохранили связей с уехавшими соотечественниками. В том числе с входящими в Альянзу. Знаешь, что это?
— Никогда не вредно обновить воспоминания.
— Этнические преступные группировки всегда воевали друг с другом. Латиноамериканцы, негры, азиаты — все они были непримиримыми врагами. Но и внутри этих групп кипела такая же нешуточная вражда. Кубинцы — с мексиканцами, американские негры — с пришлыми, а также и между собой… Порой это порождало союзы, еще недавно казавшиеся невозможными — по принципу «враг моего врага — мой друг». Когда же после Второго Отделения власти южных штатов, избавившись от необходимости слушать политкорректных идиотов из Вошингтона, повели настоящую войну против цветной преступности, наиболее прагматичные из лидеров этих мафий приняли решение объединиться, забыв былые распри. Так возникла Альянза. Конечно, туда вошли далеко не все. С азиатами, к примеру, договориться так и не удалось, с большинством мексиканцев тоже. Изначально ядро Альянзы составляли кубинцы, гаитяне, американские и африканские негры. Но от расовой идеологии Альянза отказалась сразу — только бизнес; как я сказала, ее основатели были прагматиками. Поэтому ряды группировки начали пополняться и за счет чистокровных васпов[21], сперва на нижних, а потом и на верхних уровнях. Впрочем, на Юге верхушка Альянзы все же не усидела, перебралась в Союз. И оттуда продолжает руководить криминальной деятельностью на территории Конфедерации. Не вся кубинская оргпреступность входит в Альянзу, но это самая могущественная из группировок с заметным кубинским участием. И именно она стоит за проектом, о котором я тебе говорила — превращения Кубы в центр наркопроизводства под коммунистической крышей.
— Хочешь сказать, что я обчистил именно этих ребят?
— Похоже на то.
— А кто вторые? Которые за бордель под крышей демократии?
— Клан Спинелли. На самом деле, тоже результат объединительных процессов и прагматических реформ, только уже в классической итальянской мафии. Сейчас им руководит не Спинелли и, по слухам, даже не итальянец. Хотя, возможно, эти слухи распускаются конкурентами. Кстати, в Альянзе итальянцев нет — ну или почти нет, за исключением, быть может, каких-то изгоев. Для них работать на Альянзу, а не на свою родную мафию, считается «западло».
— Спинелли? Что-то я про них слышал. Они тоже орудуют на Севере?
— Орудуют-то они в основном на Севере, но управление процессом идет из Конфедерации.
— Ага. Значит, большие боссы обеих мафий предпочитают пакостничать в одной стране, а самим при этом отсиживаться в другой. Удобно.
— Да. Хотя одной лишь Америкой сфера их деятельности не ограничивается.
— Ясно. Вернемся к нашему Фонду. Мы точно уверены, что взяли верный след? Вдруг Оливейра вложился в это дело просто ради пиара и налоговых льгот и не более чем?
— Уверены. Я сейчас просмотрела данные по их прошлой деятельности. Открытые данные, естественно. Но и тут среди тех, кто спонсировал их мероприятия в разное время — три компании из твоего списка. Согласись, многовато для совпадения.
— Пожалуй.
— Если мы доберемся до их финансовой документации, наверняка отыщем связи и с другими.
— Вопрос в том, как до нее добраться. Изобразить очередных проверяющих?
— Не сработает, — качнула головой Миранда. — Такой блеф, как с Пэйном, с ними не пройдет. Пэйн — фактически дилетант в подобных вопросах, а это — профессионалы, специально посаженные прикрывать истинную деятельность Фонда и съевшие на всевозможных проверках не одну собаку. Готова держать пари, что единственный способ проникнуть в Фонд под видом государственных аудиторов — это действительно поступить на госслужбу и получить от начальства соответствующее поручение. Возможно, твоя финансовая квалификация и позволила бы такое осуществить, но у нас нет на это времени. А любой маскарад и подделку они разоблачат.
— М-да. Ну а, допустим, мы заявим о желании сделать пожертвование. Это нам даст какие-нибудь права?
— Я как раз сейчас читаю устав Фонда. Но боюсь, что никаких — вежливо поблагодарят, примут деньги и в лучшем случае очень убедительно расскажут, как собираются их использовать… — Миранда замолчала, глядя на экран и покусывая нижнюю губу.
— У нас есть список учредителей Фонда, — напомнил я.
— Да, но это не значит, что все они причастны. В таких случаях считается хорошим тоном привлечь к делу несколько «честных лохов», которые сами не имеют понятия, во что оказались втянуты, и служат хорошим прикрытием для остальных… — внезапно выражение лица Миранды изменилось, и она уже другим, деловым тоном сообщила: — Есть идея. Я знаю, как нам проникнуть в Фонд. Согласно уставу, компании-учредители имеют право в любое время проводить аудит всех финансовых документов фонда.
— И что? Предлагаешь устроиться в одну из этих компаний? Это еще сложнее, чем на госслужбу.
— Все проще. Мы ее купим.
— Купим? — опешил я.
— Ну да. За два года пляжной жизни ты мог забыть об этом, но ведь ты весьма богатый человек, не так ли? После приобретения острова со всем, что на нем было, у тебя осталась еще куча денег.
— Откуда ты знаешь?
— Хотя бы исходя из количества фирм, которые, как ты выразился, изменили статус, дабы закрыть брешь, проделанную тобой в финансах Альянзы.
— Ну, вообще-то ты права. Но я… ммм… приобрел эти деньги не для того, чтобы ими вот так швыряться.
— За тобой охотятся, чтобы выбить из тебя эти деньги, а потом убить, если ты не забыл. И потом, кто говорит о швырянии? Ты можешь приобрести вполне ликвидный актив.
— Или загримированную пустышку, которую сольют в любой момент.
— Риск есть, — признала Миранда, — впрочем, думаю, что как раз учредителей Фонда никто сливать не собирается. Поскольку это ударит и по самому Фонду, а он для них важен. Тут проблема в другом: на кого мы нарвемся — на «честного лоха» или на фирму Альянзы. Во втором случае, боюсь, с ее покупкой будут большие трудности.
— Это верно. Конечно, уже само по себе противодействие сделке покажет, что с фирмой дело нечисто, но к документам Фонда нас это не приблизит. Впрочем, государственные проверяющие все эти документы не раз смотрели…
— У них другая задача, — возразила Миранда. — Сам же сказал, им важно найти юридические зацепки, а нам — фактические. Хоть какие-то намеки, пусть формально невинные.
— Тоже верно. Так как нам определить, кто из учредителей «честный лох»?
— Ты у нас эксперт по финансам, ты и думай. Исходя из той информации, что сможем нарыть на них в инете. Тут все имеет значение — от официально опубликованной отчетности до дневников уволенных сотрудников…
— Кстати, да. Наличие достаточно высокопоставленных сотрудников, ругающих свою контору, пусть даже бывшую — аргумент в пользу того, что фирма честная. Сдается мне, что люди, работающие на мафию, если и увольняются, то либо на таких условиях, что остаются всем довольны, либо молчат по другим причинам. Но, конечно, к мелкой шушере, которая не может знать никаких секретов, это не относится.
— Как знать. Порою самый последний курьер или секретарша, которых еще не заменили роботами, может что-то услышать краем уха или увидеть краем глаза…
— Или как раз заменили, что и стало причиной увольнения. Вообще, помимо дневников, надо будет проанализировать сайты с базами резюме. Если найдем бывших сотрудников интересующих нас компаний — пригласим их на собеседование.
— Верная идея!
— В общем, даже с учетом всех услуг контент-анализаторов, повозиться предстоит изрядно.
— Начнем прямо в пути.
— Пути куда?
— Ну не задерживаться же нам здесь? Мы летим в Майами.
— Почему именно в Майами? Там, конечно, находится штаб-квартира Фонда и множества других фирм, но не факт, что всех тех, которые нас интересуют.
— Думаю, что как раз эти фирмы там представлены. Ну и надо же нам где-то обосноваться. Причем в крупном городе, где меньше риск привлечь внимание.
— Да уж, очень я не привлеку внимания со своим испанским. Там еще по-английски-то кто-нибудь говорит?
— Говорят. По последней переписи, английский считают родным 14 % населения. Большинство прочих учили его в школе.
— При условии, что вообще там учились.
— Не брюзжи, партнер. Ты уже сегодня мог убедиться, что прекрасно сходишь за латиноса. Кроме того, у меня там имеются кое-какие контакты.
— Те самые твои информаторы из мафии?
— Да.
— Не уверен, что хочу с ними встречаться.
— Тебе и не придется. Ну что, идем?
— Как насчет того, чтобы сперва перекусить? Чай у Магды — это хорошо, но после всех приключений маловато. Здесь наверняка есть какие-нибудь забегаловки, помимо столовых для персонала…
— Здесь есть «Мак-Дональдс». Но мне казалось, ты достаточно заботишься о своем здоровье, чтобы не питаться в подобных местах. Да и не думаю, что нам стоит здесь задерживаться, — непреклонно заявила Миранда.
— Леди, вы беспощадны, — вздохнул я. — Ну ладно, идем.
Мы вышли на дорогу как раз вовремя, чтобы тормознуть открытый электробус, направлявшийся в порт. Салон был полон молодыми моряками, что-то весело обсуждавшими; когда мы вошли и проследовали на свободное заднее сиденье, они примолкли — как видно, тема шуток не очень подходила для женских ушей — и проводили Миранду примерно такими же взглядами, каким я бы в этот момент проводил официанта, несущего запеченую под майонезом семгу с картошкой фри. М-да, красивая женщина на военной базе будет привлекать внимание, даже если совсем в этом не заинтересована. Будем надеяться, что никто не станет расспрашивать о нас этих парней. Но лучше нам и впрямь поскорее убраться отсюда.
Конечная остановка электробуса находится напротив пристани парома, курсирующего между восточным и западным берегом бухты. Ждать пришлось недолго, и спустя каких-нибудь двадцать минут мы были уже на аэродроме Ливорд Пойнт. Над ангарами сиротливо торчала причальная мачта дирижаблей; в свое время, на пике нефтяного кризиса, армия начала массово использовать их вместо куда менее экономичных (хотя и куда более быстрых) тяжелых транспортных самолетов, однако дирижабль — очень уязвимая для атаки с земли и с воздуха цель, и с началом гражданской войны дирижабельное сообщение с Кубой было прервано. При аэродроме обнаружился маленький магазинчик, заполненный в основном сувенирами для посещающих базу гражданских, но было там и кое-что более полезное — а именно, я приобрел себе комп с гибким экраном, не самой продвинутой модели, но вполне пригодный в походных условиях. Можно было, конечно, взять комп из аварийного чемоданчика Миранды, но тот, хотя и выдерживает, по слухам, удар кувалды и прямое попадание молнии, слишком уж примитивный и тормозной. Имелось поблизости и кафе, но полноценных обедов там не водилось — в лучшем случае все тот же чай и кофе с пирожными. Информационный терминал в маленьком и пустом зале ожидания обрадовал нас известием, что регулярный рейс на континент будет только послезавтра, но Миранда заверила меня, что мы наверняка найдем какого-нибудь частника, готового доставить нас в Майами. «Надеюсь, — проворчал я, — а то я уже думал, что ты предложишь мне купить самолет». «Купить не купить, а зафрахтовать его по инету во Флориде, если никого не найдем здесь — это тоже выход, — ответила Миранда. — Только придется ждать, пока он прилетит сюда, и еще может быть задержка с оформлением разрешения — все-таки военная база». Однако дежурная, скучавшая в своем офисе, сообщила нам, что, «наверное, Джексон согласится вас отвезти». Позвонив по своему фону неведомому Джексону и изложив нашу просьбу, она выслушала ответ и утвердительно кивнула нам: «Пройдите на пятую стоянку, это, как выйдете, завернете налево, пройдете мимо большого ангара и дальше прямо».
Заблудиться на небольшом аэродроме с единственной ВПП, идущей почти строго с востока на запад, и параллельным ей единственным рядом стоянок было бы затруднительно даже при желании, так что вскоре мы были в указанной точке, где перед открытыми воротами маленького ангара скучала на солнце одномоторная бело-зеленая «Сессна» с шестилопастным пропеллером. Если бы не этот винт, издали ее можно было принять за старую добрую 172 модель, шагнувшую сюда прямиком из ХХ века, но вблизи было заметно, что это все же более современная модификация: более изяшные обводы, ни одной заклепки, нереально тонкие для материалов прошлого столетия стойки и подкосы, да и кабина побольше, с трехместным задним сиденьем, по-лимузинному отделяемым от пилотских кресел звуконепроницаемой прозрачной перегородкой. На легких самолетах прошлого в такой перегородке не было нужды — шум мотора и винта заглушал все звуки в кабине что спереди, что сзади… Все же сверкавшая глянцем машинка не была совсем новой — если мне не изменяет память на картинки в авиажурналах, двухсотый «Скайлайт», их сняли с производства еще в прошлом десятилетии. Хороший самолет, одна из последних настоящих «Сессн», собранных в Америке, а не в Китае. И пусть мне сколько угодно талдычат с таблицами и графиками в руках, что китайские «Сессны» бьются ничуть не чаще — это еще не значит, что они не хуже. Достаточно уже просто пощупать обивку сиденья, чтобы понять, чем китайское качество отличается от настоящего…
Хотя и на этом «Скайлайте» бортовой комп наверняка тайваньский. Ну и пусть.
Вокруг самолета прогуливался техник с ветошью в руке, смахивая воображаемые пылинки то с жалюзи радиатора, то с блестящего цилиндрика ПВД[22]. Больше ему, как видно, заняться было нечем. Я спросил его, как найти Джексона.
— Ники, к тебе пришли! — крикнул он в отверстое чрево ангара, казавшееся совсем темным по контрасту с залитой тропическим солнцем стоянкой. Через несколько секунд из мрачных глубин показалась совсем юная девушка — скорее всего, ей было не больше двадцати, и современные медицинско-косметические достижения были тут ни при чем — облаченная примерно в такой же комбинезон, как и тот, что недавно красовался на Миранде. Возможно, она была дочерью кого-то из офицеров базы.
— Вы — пилот Джексон? — уточнила моя спутница, впрочем, без тени недоверия в голосе.
— К вашим услугам, — кивнула Ники. — Это вам нужно в Майами?
Договорившись о цене — триста долларов за три часа полета, что было и дороже, и медленней, чем на рейсовом, но что поделаешь — я расплатился прямо через бортовой комп «Скайлайта», и мы заняли места на заднем сиденье. Ники вырулила на западный исполнительный старт и, умело парируя весьма существенный для легкой «Сессны» боковой ветер с моря, взлетела с курсом 100. От второго разворота она взяла курс на северо-запад, продолжая набирать высоту.
— Так и полетим прямо через Кубу? — осведомился я, нажав кнопку внутренней связи (звукоизолирующая перегородка была уже поднята).
— А вам охота нарезать лишние сто двадцать миль вокруг восточной оконечности? — откликнулась мисс Джексон.
— Да нет, но… у них тут вроде как война? Не шмальнут по нам? Правительственные, допустим, нет, а вот красные…
— Нет, — уверено покачала головой Ники, — они тоже видят, что это гражданский.
— Вы так уверены в их гуманизме? — скептически скривился я, уже имеющий опыт на сей счет.
— Гуманизм тут ни при чем. Просто из пулемета на такой высоте не достать, боевых лазеров у них нет, а ракету им будет жалко. Ракеты денег стоят, — повторила девушка мои собственные слова.
Все же нам пришлось пережить неприятный момент, когда уже недалеко от северного побережья острова мимо нас на большой скорости промчался реактивный истребитель — так близко, что «Сессну» аж тряхнуло в воздухе. Вероятно, пилот специально хотел нас напугать, хотя может быть и так, что он нас просто не заметил. Насколько я успел разглядеть, это был древний «Су-27» с красными звездами на килях, и неизвестно, какая электроника на этой рухляди еще работала; не могу исключить, что его достали прямо из музея и, наскоро переделав двигатели под новое топливо, отправили воевать. Гироджет, отправленный на охоту за мной в то самое утро, когда шел бой за Гуантанамо, выглядел на фоне этого монстра футуристическим чудом, и мне впору было гордиться, что спонсоры кубинского коммунизма сочли одного меня более важной целью, чем целый город.
Впрочем, за те деньги, что я у них увел, наверное, и впрямь можно было купить этот город с потрохами, и еще получить сдачу.
Наконец под нашими крыльями вновь засинело усеянное барашками море, и я, успокоившись, развернул экран свежеприобретенного компа. Миранда тоже нырнула в дебри инета, и всю оставшуюся часть полета мы провели, уткнувшись в свои экраны.
Затем мы благополучно приземлились — не в чересчур помпезном для нашей «Сессны» Международном аэропорту Майами (который примечателен тем, что расположен практически в центре города), а на Опа-Локском аэродроме в восьми милях к северу от него. Пожелав Ники счастливого пути домой, мы вышли на Северо-Западную 145-ю улицу, идущую прямо через аэропорт на восток, в городок Опа-Локу. Этот небольшой пригород Майами, как не преминула любезно пояснить мне Миранда, в начале века лидировал по насильственной преступности во всех тогда еще единых США, превосходя средненациональный удельный показатель по убийствам почти на порядок, да и по большинству других видов преступлений в разы. Что не очень удивительно, учитывая, что 70 % населения составляли негры, а остальное, за вычетом лишь нескольких процентов — латиносы. После Второго Отделения и последовавших жестких антикриминальных мер, вызывавших ультразвуковой визг правозащитников Союза, ситуация несколько улучшилась, но, как нетрудно догадаться, англоязычные белые в город с такой репутацией все равно не поехали, а если и поехали, то те, что и сами были подстать этому месту.
— Надеюсь, ты не предлагаешь остановиться здесь? — осведомился я, озираясь в поисках стоянки такси, которое увезет нас отсюда подальше. Тем более что солнце уже садилось.
— Только до завтра, — ответила Миранда почти просительным тоном. — Мне надо здесь кое с кем встретиться, да и тебе следует появиться в самом Майами уже другим человеком.
— В каком смысле?
— В прямом. Не забывай, что теперь они тебя знают. Значит, нужно менять и твой чип, и твою внешность. Здесь это сделать проще всего, и к тому же в таком месте они едва ли додумаются тебя искать.
— Думаешь, мне может понадобиться пластическая операция? Сдается мне, здесь их делают бесплатно. Восьмидюймовыми обоюдоострыми скальпелями.
— Нет, полагаю, качественного грима будет достаточно, — ответила Миранда, не оценив моей иронии. — А вот с чипом возникает проблема. Сам знаешь, там, помимо прочего, записывается твой генетический код. Конечно, в обычных условиях никто не станет его сверять — ДНК-анализ штука сложная и дорогая. Но если нас захотят проверить всерьез… Тут один из двух вариантов: или в новом чипе будет чужой генокод, и это вскроется. Или туда будет записан твой собственный. В этом случае, имея доступ к закрытым полицейским базам данных, можно установить, что такой же генокод значится там за совсем другим человеком — и, стало быть, установить, кто ты на самом деле.
— Думаешь, у Альянзы есть такой доступ?
— Что только в наше время не сделают за деньги! Так что ты выбираешь?
— В первом случае им придется получить мои клетки для анализа, во втором — доступ к государственным базам. Не знаю, насколько сложно для них второе, но первое я, по крайней мере, могу контролировать.
— Есть еще вариант — изобразить отказника от чипирования.
— Одного из этих религиозных фанатиков? Я совершенно не разбираюсь в их учениях.
— Можешь почитать в инете. Да и те, кто станет нас проверять, тоже вряд ли эксперты в богословских тонкостях. Такой вариант, конечно, тоже имеет свои минусы: придется обзаводиться кучей бумаг, как в прошлом веке. Ну, точнее, пластиковых карточек. Понятное дело, на черном рынке и такая услуга имеется, это даже дешевле, но в быту неудобно. Опять же, представитель экзотического меньшинства привлекает повышенное внимание.
Меж тем никаких такси вокруг по-прежнему не наблюдалось. Мы прошли под широкой эстакадой («Дагласское шоссе», пояснила Миранда) и оказались на коротком бульваре. Темнеющие по бокам деревья не вызвали у меня никакой симпатии. Я расстегнул сумку, висевшую у меня на плече, и нашарил внутри аварийный чемоданчик, где по-прежнему лежало наше оружие (комбинезон Миранды, кстати, тоже оставался там — она шагала в том же легкомысленном наряде, что и на базе, и лишь сменила шлепанцы на свои прежние пилотские ботинки). Защелка упорно не хотела поддаваться наощупь.
— Мы так и будем идти пешком через всю Опа-Локу? — сквозь зубы осведомился я, борясь с непослушным замком.
— Нет, сейчас выйдем на Багдадскую авеню, а там ходит автобус до авеню Али-Бабы, где я забронировала нам гостиницу.
— Авеню Али-Бабы? Ты меня разыгрываешь?
— Нет. Тут большинство названий взято из восточных сказок. Есть авеню Синбада, бульвар Шахразады, улица Аладдина и так далее. Хотя арабов и вообще азиатов в городе почти нет. Не веришь, сам посмотри карту на своем компе.
— М-да. Это мы, значит, в сказку попали. С самым высоким уровнем убийств по стране.
— Сейчас уже нет. Только четвертое место. Да не волнуйся ты так. Четыре десятка убийств на сто тысяч человек в год, притом, что здесь все население вчетверо меньше — сам посуди, велика ли вероятность?
— Спасибо, ты меня очень успокоила, — усмехнулся я; чемоданчик, наконец, открылся. — Может, еще скажешь, что нападений, которые не кончаются трупами, здесь так же мало?
— Ну… точных цифр не помню, но раз в пятьдесят побольше, — признала Миранда. — Зарегистрированных.
— Тебе пистолет дать?
— Не надо. Что мне его, в руке нести? Так нас, чего доброго, еще пристрелит местная полиция. Говорю же тебе, расслабься. Слышал, что такое виктимное поведение?
Так или иначе, бульвар мы прошли без приключений, и я подумал, что и впрямь ожидать нападения из-за каждого дерева — это чересчур. Живут же здесь как-то люди, и отнюдь не одни только бандиты. Мы вышли к автобусной остановке. Там никого не было. Становилось все темнее, но фонари еще не зажгли.
— Ты уже пришел к каким-нибудь выводам? — негромко спросила Миранда, оглядевшись по сторонам и убедившись, что подслушать нас некому.
— По поводу чипа? Думаю, что стоит использовать и чип с чужим кодом, и закос под ортодокса, в зависимости от того, что больше подходит к ситуации.
— Пожалуй. Больше хлопот, но деньги на это у нас есть. Но я имела в виду информацию, которую мы смотрели в полете.
— Ну сама понимаешь — то, что можно найти в открытом доступе, годится только для гипотез. Что сразу бросается в глаза — учредители Фонда хорошо защищены от враждебного поглощения. Это компании с ограниченной ответственностью и закрытые акционерные общества, их акций нет в свободной продаже. Что касается того, кто из них не связан с мафией, то, на мой взгляд, наибольшая вероятность у «Старгайд Энтертэйнмент». Они занимаются играми.
— Игорным бизнесом? — удивилась моему выбору Миранда.
— Нет, компьютерными играми. Их желание участвовать в подобном проекте понятно, учитывая всю истерию на тему «компьютерные игры — тот же наркотик». Ну, слышала, наверное, про этих идиотов — Комитет озабоченных матерей, Общество против виртуального насилия и иже с ними. В Союзе уже вроде даже есть Ассоциация за этичное отношение к виртуальным персонажам, хотя это, возможно, все-таки шутка…
— Слышала, даже пикеты видела. Но почему ты думаешь, что они не могут быть связаны с мафией?
— Неинтересный для мафии актив. Затраты на производство современной компьютерной игры весьма высоки, уж больно выросли запросы пользователя. А конечный продукт слишком публичен и, следовательно, прозрачен, что сводит на нет все возможности мухлежа с величиной гонораров и числом скачиваний через инет. Ну допустим, компания отмывает деньги и заявляет, что заработала их, продав десять миллионов копий игры через свой сайт. Но почему игра с таким высоким рейтингом продаж никому не известна? Такого просто не может быть. Допустим, мы покупаем журналистов игровых изданий и людей, которые будут сутками напролет нахваливать игру на геймерских форумах, создавая впечатление, что это и в самом деле хит. Но тогда реальные пользователи и в самом деле начнут массово приобретать игру, и через неделю наш пиар утонет в их возмущенных воплях. А создать действительно реальный хит и при этом потратить на него так мало, чтобы оставался простор для махинаций — это, если угодно, требует гениальности. Мафия предпочитает куда более простые и прагматичные методы. Ну и нашему критерию «Старгайд» тоже соответствует — бывшие сотрудники несут его по всем кочкам. За ненормированный день, постоянные авралы и все такое прочее.
— А каково их положение на рынке?
— Достаточно стабильное. Не лидеры, но и не аутсайдеры. Я бы оценил их рыночную стоимость где-то в пятнадцать миллионов.
— Хорошо, что у нас есть такие деньги.
— Гм… не у нас, а у меня, если быть точным.
— Да, конечно. Но, учитывая, что меня Альянза уж точно не ищет, думаю, будет разумным оформить покупку на меня. Реально бенефициаром, конечно, будешь ты. Ты знаешь, как это организовать?
— Ну, это не особо сложно. Хотя определенного доверия к тебе все же потребует.
— А ты мне все еще не доверяешь?
Ответить я не успел, ибо напротив остановки вместо ожидаемого нами автобуса затормозил длинный черный автомобиль — явно не новый, кажется, еще американского производства. Обе дверцы с нашей стороны распахнулись, и оттуда с нарочитой ленцой выбрались двое смуглых коротко стриженных парней; им было, наверное, лет по восемнадцать. В проемах расстегнутых на груди цветастых рубах болтались какие-то блестящие амулеты — не иначе, фирменных знак уличной банды.
Я поспешно сунул руку в сумку, но Миранда быстро шепнула мне: «Постараемся без стрельбы». В общем-то она была права — стрельба, особенно результативная, привлекает внимание полиции, даже если это самооборона, а оно нам было ни к чему. И все же не могу сказать, что ее слова меня обрадовали, особенно учитывая, что в машине оставалось еще как минимум двое, а то и трое.
— Привет, киска, — сказал тот из юнцов, что вылез сзади. — Подвезти?
Я подумал было, что Миранда отошьет его, козырнув своими связями в местном криминальном мире. Но, как видно, те, с кем она собиралась встречаться, не пользовались авторитетом у носителей амулетов, поэтому она просто сказала:
— Отвали.
— Фу, как невежливо, — огорчился юнец. — Автобуса здесь долго ждать можно. Поехали, прокатимся.
— До Гаремной авеню, — поддержал его второй, и оба заржали. Видимо, такая авеню в этой «арабской сказке» и в самом деле была, и можно было догадаться, какие заведения там располагаются.
— Нам в другую сторону, — сказала Миранда, — а в вашей развалюхе нет свободных мест.
— А мы посадим тебя на коленки, — осклабился первый, и в это время хлопнули левые дверцы машины, из которых вылезли еще двое; у того, что сзади, была бейсбольная бита. Пока они огибали машину, последний, пятый член банды выбрался с заднего сиденья через правую дверь. Меня эта публика пока что демонстративно игнорировала, и я решил, что пора положить этому конец:
— Не слышал, что сказала леди? — обратился я к первому, который, похоже, был здесь за главного. — Садитесь в свою говновозку и проваливайте.
— А то что?
Надо признать, реакция у них, отточенная, должно быть, множеством уличных схваток, была отменная. Миг — и в лицо мне уже смотрел пистолет главаря, а второй юнец держал нож возле горла Миранды. Я тоже не сплоховал, выхватив из сумки свое оружие. Несколько мгновений мы с главарем целились друг в друга, в то время как трое других подбегали к нам с флангов. Я заметил, что у одного из них нунчаки, у другого тоже нож плюс кастет.
— Брось пушку, — потребовал тот, что угрожал Миранде, — а то порежу твою сучку.
Я метнул на нее короткий взгляд. Он и в самом деле легко мог это сделать, а я при всем желании, даже отбросив щепетильность насчет стрельбы, не успел бы разделаться одновременно с ним и с тем, кто целился в меня. Черт, говорил же ей — возьми пистолет…
— Мальчик, — спокойно сказала моя спутница парню с ножом, — у тебя ширинка расстегнута.
Тот невольно перевел взгляд вниз — и в следующий миг завопил от боли, когда рука Миранды с размаху вцепилась снизу в его промежность и тут же сжалась в кулак. Ни о каком махании ножом, и вообще о сопротивлении, он уже не мог и помыслить, ибо при малейшем намеке на движение хватка лишь усиливалась. Главарь отвлекся на этот крик, но, увы, я тоже бросил взгляд направо и недооценил опасность слева. Парень с битой был еще слишком далеко для удара, однако, совершенно неожиданно для меня, он попросту с силой швырнул свое орудие с явным намерением перебить мне руку. Я все же успел ее отдернуть, но недостаточно далеко: удар вращающейся в воздухе биты пришелся по пистолету и выбил мое оружие. Главарь тем временем опомнился от мгновенного замешательства и снова перевел взгляд и ствол в мою сторону.
Я ударил его ногой по руке, одновременно резко откидываясь назад и падая на спину. Удар достиг цели — мне тоже удалось выбить пистолет врага. Но метатель биты уже подбежал вплотную и прыгнул, намереваясь приземлиться обоими ботинками мне на лицо. Я успел перекатиться по асфальту (это и в самом деле был асфальт — тротуары здесь, очевидно, не меняли с нефтяных времен) и подхватил то оружие, что оказалось ближе всего — это была бита. Прокрутившись на спине (моя рубашка была, естественно, нервущейся, а вот кожа очень даже чувствовала сквозь нее шершавый асфальт), я со всей силы вмазал битой по голени пытавшейся меня пнуть ноги. Раздался вопль; однако главарю с другой стороны все же удалось достать меня ногой по ребрам. Выпустив биту — интуитивно я понял, что он отскочит прежде, чем я успею замахнуться — я поймал его ногу в воздухе обеими руками и резко дернул, одновременно выкручивая. Главарь грохнулся наземь, чувствительно приложившись головой об асфальт. Я вновь откатился в сторону — черт, где же пистолеты? — одновременно пытаясь понять, как там дела у Миранды. Насколько я успел заметить, она на протяжении этих нескольких секунд прикрывалась своим «пленником», уже выронившим нож, от двух других бандитов, но теперь решила перейти к активной обороне и резко боднула его головой в лицо. Тот обмяк и повалился, обливаясь кровью из сломанного носа; следить за дальнейшим развитием событий мне было некогда, ибо я, наконец, увидел, куда упал один из пистолетов — в полумраке я не разобрал, чей именно, да это было и неважно. Я метнулся к нему — и почти успел, но один из еще остававшихся на ногах парней все же выбил его ногой у меня из-под носа. Я вскочил на ноги, готовый прыгнуть на него и помешать ему бежать за оружием; он, очевидно, понял, что я свалю его прежде, чем он успеет подхватить пистолет, и, развернувшись, бросился на меня. Я нырнул под его руку с ножом, поймал ее в захват и рывком выкрутил за спину. Парень взвыл, выгибаясь и вынужденно разжимая пальцы. Но в тот же миг боковым зрением я заметил кинувшегося ко мне любителя нунчаков, хотя Миранда, в руке у которой уже был нож, и пыталась ему помешать. Я никак не успевал закрыться от новой угрозы тем типом, которому заламывал руку, и вынужден был его выпустить. Правая рука парня была выведена из строя, но он попытался ударить Миранду кастетом на левой. Это была плохая идея: метнувшийся навстречу нож располосовал его предплечье. В следующий миг Миранда, помня, очевидно, о своем нежелании плодить трупы, врезала ему левой под дых, а когда парень согнулся, довершила дело, саданув его сверху вниз локтем правой в основание черепа. Мне же в это время приходилось танцевать сложный танец, уворачиваясь от нунчаков; я уже видел, где лежат оба пистолета, но не мог прорваться ни к одному из них. Но я знал то, чего не знал мой противник — а именно, что в сумке, оставшейся валяться на тротуаре, находится еще один. Пара прыжков — и я оказался возле сумки, подцепил ее ногой за лямку, подбросил и поймал в воздухе. Тем временем Миранда, разобравшаяся со своим последним врагом, уже бежала к ближайшему пистолету — но туда же полз и один из заваленных нами бандитов, кажется, тот, которого я угостил его собственной битой. На сей раз у Миранды не осталось другого выхода, кроме как отшвырнуть ногой оружие подальше — но тот парень изловчился схватить ее за ногу и повалить на землю. Они сцепились; я в тот же миг наставил ствол на бандита с нунчаками. «Бросай!» — рявкнул я. Тот с перекошенной от злобы рожей все же повиновался. Но я слишком поздно почувствовал движение сзади, и в ту же секунду удушающий захват локтем захлестнул мою шею. Черт, главарь все-таки очухался! Большинство людей, когда их душат, пытаются разжать руки врага или, скажем, оторвать от себя удавку; подобная пассивная тактика — верх глупости. Спастись можно, только атакуя в ответ — на это у вас есть минута-другая, прежде чем вы начнете терять сознание. Я ткнул пальцами левой руки назад, надеясь попасть главарю в глаз, но, к сожалению, лишь поцарапал его щеку. Тем временем лишившийся любимой игрушки нунчакомахатель, воспользовавшись моментом, вцепился обеими руками в мою руку с пистолетом, пытаясь его вырвать и не забывая направлять ствол в сторону от себя. Ну что ж, раз эти двое создали мне точки опоры, грех не воспользоваться! Я оттолкнулся обеими ногами, качнувшись назад и опираясь на правую руку, а затем ударил того, что спереди, ногами в грудь. А чтобы ему легче летелось, в последний момент все же выпустил оружие, за которое он цеплялся. Парень рухнул на спину — не исключено, что с трещинами в паре ребер, зато с пистолетом в руке (который он, правда, держал за ствол). Я вновь приземлился на ноги благодаря душившему меня главарю, который не дал мне упасть, и отблагодарил его за это, бросив через себя. Он приземлился как раз на своего сообщника, который уже перехватил пистолет, как надо, и без всяких колебаний жал на спуск — но оружие не стреляло. Оставив этих двоих барахтаться друг на друге, я бросился бежать к одному из оставшихся на земле пистолетов. Теперь оба «ствола» были отфутболены на несколько ярдов от первоначального места драки, и все зависело от того, успею ли я вооружиться прежде, чем любитель нунчаков сообразит, в чем дело. А дело было, разумеется, в том, что за долю секунды до того, как позволить ему завладеть оружием, я взвел предохранитель. Но мозгами он работал явно хуже, чем нунчаками, и потому отбросил пистолет, решив, должно быть, что там заело патрон или возникла еще какая неисправность, и вновь схватился за свое излюбленное оружие. «Дай сюда, дебил!» — рявкнул на него главарь, тоже еще не поднявшийся с земли, но я уже целился в них обоих. Краем глаза я заметил, как Миранда, сидя верхом на своем противнике, лупит его сверху вниз кулаком в челюсть, словно копер, вбивающий сваи. «У него пушка!» — взвизгнул нунчаковладелец и вскочил на ноги с явным намерением удирать. В это время Миранда, бросив поверженного врага, сделала спринтерский рывок ко второму пистолету. «Рвем когти!» — оценил ситуацию главарь, который тоже уже был на ногах, но явно не успел бы ей помешать — тем более что, нагнись он к брошенному сообщником пистолету, я пристрелил бы его, не задумываясь. Двое бандитов бросились наутек в разные стороны, даже не попытавшись запрыгнуть в свою машину. Еще трое остались лежать; один из них стонал и слабо шевелился, двое, вероятно, были без сознания.
Миранда, подобрав пистолет, окинула их подозрительным взглядом, а затем пошла ко мне. Ее лицо было перепачкано кровью (я не был уверен, чьей именно), но с каждым шагом она все шире расплывалась в улыбке.
— Неплохая работа для бухгалтера, — заметила она, подойдя.
— Сам не ожидал, честно говоря, — ответил я, переводя дух и вытирая пот со лба; все же эта победа потребовала от нас обоих изрядного напряжения сил.
— Я же говорила — в критической ситуации надо доверять рефлексам. Человек способен на многое такое, о чем и сам не догадывается. К сожалению, по большей части лишь тогда, когда под угрозой его задница.
— Надеюсь, это не была еще одна демонстрация, как тогда с ножом? — неприязненно осведомился я.
— Нет, конечно. Здесь все было по-настоящему. Я понимала, что шанс нарваться есть, но надеялась, что обойдется. Видишь ли, это какая-то новая банда, молодые отморозки… Ну ладно, нет худа без добра — зато теперь нам не надо ждать автобус, — она сделала приглашающий жест в сторону брошенной машины, все еще мягко урчавшей мотором; уж не знаю, не заглушили его бандиты от большой наглости или же допуская все-таки возможность поспешного бегства в случае появления на арене новых игроков. Но того, что бежать придется настолько поспешно, они явно не планировали.
— Предлагаешь подъехать на угнанной тачке прямо к гостинице? Чтобы через пару часов в дверь нашего номера ломились или копы, или, что более вероятно, друзья тех парней?
— Это же Опа-Лока, — усмехнулась Миранда. — Брошенная незапертой тачка вряд ли долго простоит на одном месте. И этих парней там, куда мы едем, едва ли жалуют. Это территория старых банд, там не любят новых выскочек.
— Звучит обнадеживающе, — ответил я, но моя ирония вновь была проигнорирована. Мы собрали разбросанные трофеи и забрались на переднее сиденье машины; Миранда села за руль. Здесь выяснилось, что хотя мотор и работает, управление заблокировано — естественно, как компьютерное, так и ручное. Видимо, водитель был все же чуть-чуть разумнее, чем мне показалось поначалу, и активировал блокировку прежде, чем вылезать.
— Так, который из них водила? — пробормотала Миранда, поворачивая голову направо. — Кажется, этот, с кастетом. Помоги мне дотащить его сюда. Только осторожно, он еще может очухаться. Вообще-то нам нужна только его рука, но, сам знаешь, без всего остального чип работать не будет.
Это верно. Все чипы-импланты, и идентификационный в том числе, работают от естественного электричества, вырабатываемого живым организмом. Побочным, но весьма полезным, с точки зрения законопослушных граждан, следствием является то, что нельзя использовать чужой чип, просто вытащив его из руки владельца или приложив к сканеру мертвую руку. И даже если вживить чип себе, это не поможет: после того, как питание прервалось, вновь активировать чип можно только в полицейском участке. Теоретически, разумеется.
Мы вылезли из машины и подошли к валявшемуся без движения бандиту, не упуская из виду и двух других. Миранда, нагнувшись, оттянула веки водителя, и, должно быть, увиденное ей не понравилось, потому что она приподняла его голову за волосы и дважды крепко ударила о мостовую. Потом мы ухватили его за руки, дотащили до левой передней дверцы и приложили его правую ладонь к рулю. Чип у парня почти наверняка был фальшивый, но главное, что комп узнал хозяина, и красная надпись «LOCKED» погасла.
Мы вновь уселись в кресла, бросив бывшего хозяина машины прямо на мостовой; возможно, в темноте кто-нибудь на него и наедет, но это будет уже не наша проблема, а лучшей доли он не заслужил. «У тебя кровь на лице», — заметил я, когда мы уже тронулись с места. «Да?» — Миранда, доверив управление компу, полезла в стоявшую у меня на коленях сумку — я думал, что за зеркалом (машина была не настолько старой, чтобы иметь зеркала вместо камер заднего вида), но, как оказалось, за влажной салфеткой, источавшей приятный запах. После того, как она обтерла лицо, следы драки, однако, не исчезли — на левой скуле осталась ссадина. На сей раз моя спутница и впрямь достала круглое зеркальце, словно самая обычная женщина, а заодно и какой-то крем телесного цвета, которым на удивление удачно замазала причиненный ущерб; сидя рядом с ней, я мог бы поклясться, что закрашенная область не просто имеет естественный цвет, но и повторяет фактуру кожи. Моя физиономия была в порядке, а вот глубокие вздохи отдавались болью в пострадавших ребрах. Будем надеяться, сказал я себе, что в ближайшее время у меня не будет причин глубоко вздыхать.
Если верить бортовому компу — а не верить ему оснований не было — мы уже ехали по бульвару Шахразады, полукругом огибающему городской центр, а затем свернули налево, на ту самую авеню Али-Бабы, наискосок пересекающую весь город. Здесь движение было куда более оживленным, чем на Багдадской. Слева и впрямь проплыл подсвеченный прожекторами дворец в псевдоарабском стиле, а затем потянулись уже более прозаические вывески и рекламы магазинов, сверкающие на разные лады. Город, как город, вовсе не выглядящий гнездом порока… а вот и полицейская машина навстречу — проехала спокойно, без мигалок и сирены… Затем, однако, пейзаж изменился — супермаркеты и длинные, залитые светом автостоянки исчезли, уступив место каким-то тесно жмущимся друг к другу домишкам, мелким забегаловкам и неоновым стрелкам над лестницами в полуподвалы. Преобладающим цветом световой рекламы стал красный, и содержание, насколько я мог понять — многие надписи были на испанском — было под стать: стриптиз-бары, массажные и тату-салоны, курительные клубы… Перед входами в некоторые заведения кучковались молодежные компании, решительно не вызывавшие желания свести с ними близкое знакомство.
Мы остановились на перекрестке перед светофором, чей красный глаз казался частью все той же иллюминации.
— Двадцать вторая авеню, — кивнула Миранда на широкую, в две проезжих части, улицу, преградившую нам путь.
— И что?
— Это западная граница так называемого Опа-Локского треугольника. Это небольшой район, протяженностью меньше мили, но он пользуется славой самого криминального во всей Опа-Локе — а стало быть, во времена Единства был таковым и во всей стране. Сейчас, правда, тут немного поспокойнее, но все равно…
— Только не говори, что ты сняла нам номера именно здесь!
— Хорошо, — серьезно ответила Миранда, — если ты настаиваешь, не скажу.
Я вздохнул и тут же пожалел об этом.
— Все равно у нас тут дела, — пояснила она с некоторым даже, как мне показалось, намеком на извинение в голосе.
— У нас?
— Тебе нужно поставить новый чип, не так ли?
— И что, больше нигде нельзя этого сделать?
— Можно. Но всякое дело предпочтительнее доверять тем, кто в нем лучший.
Зажегся зеленый свет, и мы въехали на территорию пресловутого треугольника. Подъезжать к самой гостинице на трофейной машине Миранда все же не стала, загнав автомобиль в боковую улицу слева; оттуда, бросив биту и нунчаки в салоне, мы вновь вышли на авеню Али-Бабы и минуту спустя подошли к двери под ядовито-оранжевой светящейся вывеской El Coyote. Перед дверью, периодически сплевывая на освещенный сквозь матовое стекло двери асфальт, ошивались трое бритоголовых темнокожих парней, которые нехорошо покосились на нас, но все же нехотя расступились, позволив войти внутрь.
Гостиница со столь гостеприимным названием оказалась примерно такой дырой, какую я себе и представлял — где сдают номера с почасовой оплатой и не спрашивают ни документов, ни хотя бы формальных имен, а на все вопросы о ком бы то ни было неприязненно отвечают, что такого здесь отродясь не было, хотя хрен его знает, всех не упомнишь. В прежние времена в таких заведениях плату принимали исключительно наличными (и, разумеется, вперед); сейчас по-прежнему берут вперед, но вынуждены были перейти на оплату через чип или карточками для тех, кто не чипирован или не верит официальным гарантиям, что расчетный автомат не может считать с ид-чипа никакие данные, кроме тех, что непосредственно относятся к переводу денег. Миранда, впрочем, расплатилась еще в самолете, когда заказывала номер через инет; назвав меланхолично жевавшему что-то портье код своего заказа, она получила карточку-ключ и обернулась ко мне:
— Идем, наш номер 23 на втором этаже.
— Ты взяла один номер на двоих? Впрочем, пожалуй, так безопаснее.
— Именно.
— Ресторан здесь есть? — спросил я, пока мы поднимались по лестнице.
— Только бар с дешевой крепкой выпивкой, — покачала головой она. — И еще кафе напротив, но тебе вряд ли понравится тамошняя публика.
— Ну так и какого черта мы не пошли в «Мак-Дональдс»? — возмутился я.
— Извини, Мартин. Совсем вылетел из головы вопрос кормежки. Понимаешь, когда я иду по следу, то забываю про всю эту физиологию. Могу два дня не есть и не спать, даже не задумываясь об этом, я серьезно.
— Рад за тебя. А я не могу.
— Я же сказала, извини. Можешь еще полчаса потерпеть? Я переговорю с нужными людьми, а потом что-нибудь куплю… пирожков каких-нибудь или пиццу…
Я своевременно напомнил себе, что глубокие вздохи мне пока противопоказаны.
Номер 23 оказался вполне классическим клоповником, состоявшим из маленькой прихожей, совмещенного санузла с душем без ванны и квадратной комнаты со столом, парой пластиковых стульев и двумя сдвинутыми вместе кроватями. Комната была оклеена не видеообоями, а самыми обыкновенными бумажными — бледно-зелеными, кое-где отстающими от стен; над изголовьями кроватей на обоях виднелось двойное засаленное пятно. Кондиционера тоже не наблюдалось. Да уж, стоило красть сотни миллионов долларов, чтобы наслаждаться подобным сервисом… Единственным благом цивилизации здесь была розетка подключения к инету с разъемами на два компа. Беспроводное здесь, видимо, работало плохо.
Миранда тут же скользнула в душ, прихватив свой комбинезон — очевидно, хотела сразу же и переодеться, а может, как пришло мне в голову, не желала оставлять меня наедине с его содержательными карманами. Десять минут спустя она вышла, уже готовая снова в путь — волосы, правда, еще влажно блестели: очевидно, в этой дыре даже полотенца были не из гидрофильных полимеров, вытягивающих воду откуда угодно, а из обычной махровой ткани. Пистолет был засунут в самый глубокий карман комбинезона, но, приглядевшись, можно было различить его очертания.
— Постараюсь поскорее, — пообещала она.
— Уверена, что управишься одна? — не то чтобы я жаждал поучаствовать в очередной драке, но все же не мог об этом не спросить. — Идешь на ночь глядя встречаться с какими-то бандитами в таком районе…
— Ничего. Я знаю кое-какие имена, которые достаточно назвать, если кто-нибудь в этом районе попытается создать мне проблемы.
— Ты же говорила, твои контакты — мелкие сошки?
— В масштабах мафии, ворочающей миллиардами — да, но не в масштабах уличной шпаны.
— Ну, тебе виднее.
— Запрись на всякий случай. Если кто-нибудь вздумает стучать — шли его подальше.
— Да уж догадаюсь.
После ухода Миранды я тоже принял душ, о чем мечтал уже давно, а после драки особенно, и подумал, что надо бы пока раздвинуть кровати, но короткий провод моего свежекупленного компа мог в таком случае не дотянуться до инет-розетки, и я решил, что с кроватями успеется — а пока что завалился с компом на постель (отдадим должное «Койоту», она все-таки пахла свежестью) и продолжил начатые в самолете изыскания. За этим делом я и не заметил, как пролетело время, и лишь когда электронный замок пикнул, узнавая карточку Миранды, я скосил глаза на часы в углу экрана и понял, что прошел почти час.
Моя недавняя — подумать только, не прошло и суток! — знакомая ввалилась с бумажными пакетами в руках, словно вернувшаяся из магазина домохозяйка. В довершение сходства в одном из пакетов оказалась коробка с пиццей. Зато содержимое другого мало походило на обычный ассортимент супермаркетов.
— С кого-то сняли скальп? — осведомился я.
— Это парик. Тут еще борода. Все волосы настоящие, между прочим — любой анализ покажет, что они принадлежат белому мужчине примерно твоего возраста… Ты посмотрел инфу по религиозникам?
— Не успел, меня больше интересовала финансовая информация.
— В общем, из всех противников чипирования нам лучше всего подходят Стражи Апокалипсиса. Они не отвергают технику как таковую, как амиши, и не отрицают переливание крови, как Свидетели Иеговы…
— Зачем мне переливание крови?!
— Ну мало ли. Кто знает, что может случиться. Зато мужчины у них носят бороды и длинные волосы, позволяющие полностью закрыть уши.
— Причем тут уши?
— Ты разве не знаешь, что по форме ушных раковин человека можно идентифицировать так же однозначно, как и по отпечаткам пальцев? Не бывает двух людей с абсолютно одинаковыми ушами. Так, а вот в этом тюбике гель для изменения лица. Можно сделать любые выпуклости — подбородок там нарастить или скулы, и когда гель застынет, неотличимо будет не только на вид, но и на ощупь. Сквозь него даже пот проступает, благодаря микрокапиллярам. Носить можно хоть сутками, раздражения не вызывает. Придумали эту штуку киношники, еще когда использовали натурные съемки и грим, а не чистую виртуалку — но, сам понимаешь, применять могут не только они. Кстати, тонкий слой этой штуки, нанесенный на кончики пальцев, позволяет не оставлять отпечатков.
— Грим еще надо уметь накладывать, — заметил я.
— Я умею. Насчет чипа тоже порядок. Я договорилась, завтра к утру твой чип будет. Поставишь его тут неподалеку, в тату-салоне на авеню Вошингтона.
— Во что мне это обойдется?
— Обычная цена — сто тысяч, плюс еще пятьдесят за срочность. Не слишком дешево, зато чип чистый. Паленый обошелся бы дешевле, но чужая история чревата неприятными сюрпризами…
— Что значит «паленый»?
— Извлеченный из трупа и реактивированный.
— Брр. Надеюсь, кого-то не убили бы специально, чтобы исполнить мой заказ?
— Клиенту обычно не говорят, откуда взялся чип — это не должно его волновать. Обычно у парней, промышляющих этим делом, есть некоторый запас, и источником служат не только криминальные трупы — среди работников моргов и похоронных бюро находятся желающие подзаработать. Но сам понимаешь, чип человека, который официально числится умершим, имеет лишь весьма ограниченную применимость, а неизменяемую часть личных данных перепрошить нельзя физически. Так что чаще всего в дело идут чипы тех, кто юридически все еще жив. И в случае срочного заказа наиболее вероятный способ, действительно…
— Ты страшный человек, — серьезно сказал я.
— Почему? Я же сказала, что не делала такого заказа! Я заказала чистый чип, из тех, что еще никому не имплантировались. В него будут прописаны данные реально не существовавшей личности. Их генерит комп, и о них не узнает никто, включая всех людей, задействованных в операции. Ты сам узнаешь, кем ты стал, лишь после чипирования.
— Я даже имени себе не могу выбрать?
— Это наиболее безопасный способ. Поскольку тебе не позволят напрямую получить доступ к устройству, которое прописывает неизменяемую информацию — оно государственное и находится в соответствующем учреждении — имя и любые другие данные, например, твой реальный генокод, если бы ты выбрал этот вариант, пришлось бы сообщить оператору. А это уже источник утечки.
— Ну ладно. Будем надеяться, это будет не Бенджамин. Терпеть не могу имя «Бен». Что насчет документов для нечипированного ортодокса?
— Это проще, я договорилась всего за сорок тысяч. Сейчас перешлем фото и прочие данные, утром нам сообщат, где забрать заказ. Плата вперед.
— Не кинут?
— Человека со связями вроде меня — нет. Садись ровно, сейчас будем делать из тебя несгибаемого борца с Антихристом.
Миранда открыла свой гель и занялась моим лицом. Процедура заняла около получаса и показалась мне довольно утомительной, но результат того стоил. Смотревший из зеркала тип с хищным горбатым носом, острыми скулами и выдающимся вперед раздвоенным подбородком не показался мне знакомым даже без парика и бороды.
— Даже жаль, что придется сейчас все это снова удалить, — сказала Миранда, засняв мой новый облик своей камерой в положенных ракурсах. — В этой гостинице тебя видели в прежнем обличии и не должны видеть в новом.
— А как это удаляется? — спросил я, трогая свое новое лицо. Нашлепки из геля держались крепко и на ощупь действительно производили впечатление настоящей кожи.
— Вот в этом баллончике аэрозоль-растворитель. Побрызгаешь, а потом просто смоешь водой, — она считала фото в комп, и ее пальцы вновь замерли в готовности над экраном. — Как тебе имя «Джереми Айзек Корнфилд»? По-моему, для религиозного ортодокса в самый раз.
— Ну… пусть будет, — тут, естественно, скрытничать не имело смысла, все равно на бумажных, точнее, пластиковых документах все видно невооруженным глазом.
— Окей, — она быстро ввела недостающие данные и протянула мне комп. — Теперь переведи деньги. Номер счета уже указан.
Я снял сорок тысяч с одного из своих счетов и нажал «Перевести».
— Ну вот, с делами на сегодня все, — констатировала Миранда. — Умывайся, и съедим пиццу.
Пицца оказалась неожиданно неплохой и даже еще теплой. После еды меня потянуло в сон, и, хотя не было еще и десяти вечера, после столь богатого событиями дня это было неудивительно. Я сообщил о своем желании Миранде, и она кивнула:
— Да, давай ложиться. Лучше завтра встанем пораньше.
Я поднялся и взялся снизу за бок одной из кроватей.
— Что ты собираешься делать? — спросила Миранда, берясь за застежку своего костюма.
— Раздвинуть кровати.
— В этом нет необходимости, — лукаво улыбнулась она, расстегивая комбинезон. Бюстгальтера под ним не было, их сейчас даже на Юге мало кто носит.
Я вздохнул (на сей раз неглубоко). Все же я не думал, что до этого дойдет, тем более так скоро.
— Миранда, — мягко сказал я, — ты, конечно, красивая женщина, и ты спасла мне жизнь, но…
— Не извиняйся, — ее улыбка погасла. — Это твое дело, я не собираюсь навязываться.
Все же я видел, что она расстроена, и счел необходимым пояснить:
— Дело не в тебе! Просто мне это не нужно. Вообще не нужно, понимаешь? На самом деле жизнь без этого гораздо разумнее, спокойнее, комфортнее и даже, как бы это кому ни показалось странным, приятнее — если говорить не об отдельных кратких моментах, а именно о жизни в целом. Многие понимают это только в старости, когда уже просто не могут. Мне повезло, я понял гораздо раньше.
— Ясно. Прости, если оскорбила твои принципы, — она каким-то зябким движением запахнула комбинезон, а потом ухватилась за край своей кровати и поволокла ее в противоположную от меня сторону. — Только не думай, — добавила она, повернувшись ко мне спиной, чтобы раздеться уже более целомудренным способом, — что я всегда прыгаю в постель к первому встречному. Просто мне показалось, что… ладно, забыли.
А похоже, думал я минуту спустя, уже лежа в темноте на своей кровати, что этот Джон Деннисон ей и в самом деле брат, а вовсе не то, что я подумал сначала. Или же она, вопреки собственным словам, все-таки придерживается не по-южному свободных взглядов и не считает грехом изменить мужу с его потенциальным спасителем, особенно если таким образом удастся сильнее привязать к себе союзника, что пойдет на пользу все тому же мужу? Впрочем, мне нет дела ни до ее моральных принципов, ни до ее отношений с Джоном, кем бы тот ни был.
С этой мыслью я заснул.
Когда я проснулся, Миранда, уже одетая, полулежала на кровати со своим компом, и вид у нее был самый деловой.
— Что нового? — осведомился я, потягиваясь.
— Твой чип еще не прибыл. Я пока закончила составлять базу на бывших сотрудников интересующих нас фирм, резюме которых удалось найти. В общем, на первый взгляд ничего интересного, мелкая шушера. Кое у кого из них случались неприятности с полицией, но в основном по поводу правил дорожного движения. Самое серьезное — два вождения в пьяном виде, три драки в баре, один арест за непристойное поведение, одна мелкая кража из магазина восемь лет назад и одно привлечение за наркотики в колледже семнадцать лет назад. Но все равно надо будет с ними со всеми побеседовать.
Я протянул руку к тумбочке и тоже развернул экран своего компа.
— Нам надо арендовать офис в Майами, — сказал я, — и пожалуй что зарегистрировать несколько фирм. Слава богу, точнее, нашему Конгрессу, у нас это просто, не то что у этих бюрократов из Союза.
— Зачем, если мы купим настоящую фирму?
— Как скоро мы ее купим, это еще вопрос. И кроме того, всегда полезно иметь в запасе несколько юридических лиц, формально не связанных между собой.
— Раз твой чип еще не готов, придется регистрировать их на меня.
— Конечно. Они все равно фиктивные.
— У меня потом не возникнет из-за этого проблем с законом?
— Не думал, что тебя это так волнует, — хохотнул я. — Нет, ничего противозаконного я не планирую. Нечестное — возможно, но не незаконное. Хотя в бизнесе честно все, что приносит прибыль и не попадает под статью, не так ли?
— Кстати, не забудь переоформить свои счета так, чтобы к ним можно было получать доступ без твоего нынешнего чипа.
— Плохо обо мне думаешь. Еще вчера.
Подходящий офис на Северо-Западной 27 авеню я нашел быстро, а заодно снял двухкомнатную квартиру неподалеку. Затем мы занялись оформлением заявок на регистрацию. Когда мы уже почти закончили, мелодичный звук возвестил о пришедшей Миранде свежей почте. Как я ожидал, это было сообщение, что мой чип готов. Доделав, что хотели, мы отправились в путь, навсегда (по крайней мере, я на это надеялся) покинув «Койот».
С утра Опа-Локский треугольник выглядел вполне обыкновенным районом небольшого городка, разве что несколько более безлюдным, чем бывает обычно. Однако на авеню Вошингтона мы отправились по той же улице, на которой накануне оставили автомобиль, и, как и предсказывала Миранда, убедились, что того там уже нет. Десять минут спустя мы уже нырнули с залитой солнцем улицы в полумрак тату-салона; Миранда что-то сказала вышедшему нам навстречу толстому бритоголовому типу в кожаной жилетке на голое тело, которая не могла скрыть многочисленных татуировок на жирной груди и мускулистых руках, и он повел нас в заднее помещение, а из него — в маленькую комнатку, укрытую за потайной дверью в стене. Обычное дело — если общеизвестным прикрытием для борделей являются массажные салоны, то незаконной имплантацией занимаются в салонах тату и пирсинга. Хотя и там, и там можно получить услуги и по официальному профилю заведения.
Несмотря на антураж, сама процедура мало чем отличалась от официальной. Такой же автомат — явно не кустарно собранное подобие и уж тем более не имплантация вручную — и, соответственно, та же тонкая, с комариное жало, игла, вводящая анастетик, а затем вонзающаяся в ладонь трубочка потолще. Сам ид-чип размером с маковое зернышко, это только вне организма он хранится внутри плоского квадратика со стороной в полдюйма, иначе его было бы слишком трудно не потерять. Разве что в государственных заведениях перед имплантацией обычно не приходится доставать предыдущий чип, но автомат рассчитан и на такую операцию. Во-первых, любой гражданин вправе поменять свои верования и потребовать, чтобы, в соответствии с его новыми убеждениями, его чип удалили. Во-вторых, бывают люди, которые хотят не просто сменить имя (в этом случае новое прописывается в изменяемую область чипа, но старое остается в неизменяемой), а полностью избавиться от прошлого (но все же сделать это легально); чаще всего так поступают те, кто меняет пол или расу. Ну и, наконец, наиболее близкий законный аналог моей ситуации — программа защиты свидетелей.
Теоретически чип может еще и просто выйти из строя. Но о таком я никогда не слышал.
Минуту спустя все было кончено. Я получил квадратик со своим старым чипом (может быть, когда-то мне еще удастся вернуть себе прежнее имя — честно говоря, оно мне нравилось) и нашлепку на ладонь из искусственной кожи, с внешней стороны неотличимую от настоящей, а с внутренней пропитанную специальными энзимами, благодаря которым ранка заживет за несколько часов, не оставив следа. Ну а мой счет стал легче еще на полтораста тысяч конфедеративных долларов, и я понимал, что это не последняя и не самая крупная моя трата.
Когда мы вновь оказались на улице, Миранда указала мне на кабинку общественного туалета и без тени смущения зашла туда вместе со мной. Улица была пустынна, но если кто нас и видел, то едва ли удивился, подумав, что дешевая проститутка оказывает экспресс-услуги клиенту.
Внутри, несмотря на все старания очистной автоматики, было грязнее, чем обычно бывает в подобных заведениях — все же район оправдывал свою репутацию. Садиться на сиденье здешнего унитаза я бы не рискнул, но мы, разумеется, пришли не за этим. Я сразу же достал комп, приложил его к ладони и ткнул пальцем левой руки в иконку «Личная информация».
— Ну и как, не Бенджамин? — осведомилась Миранда.
— Харольд Джэйкоб Кэрриган, — ответил я. — «Джейкоб» тут не к месту… Ну а в остальном — симпатичное имя.
— Рада, что тебе нравится. Открой бачок.
— Что?
— Сливной бачок унитаза. Твои документы там.
Я, конечно, знаю, что вода в бачке чистая, и все же не без брезгливости засунул руку и вытащил пакет из гидрофобного материала. Вскрыв обертку, я быстро просмотрел пластиковые карточки, выглядевшие чертовски настоящими, со всеми положенными голограммами. Паспорт, водительская лицензия, разрешение на оружие, пилотская лицензия…
— Даже пилотское? — удивился я.
— А что? Стражи Апокалипсиса ничего не имеют против воздушного транспорта. Какая разница, водить автомобиль или самолет?
— Хорошо, — я спрятал документы в карман рубашки и застегнул его.
— Теперь стой спокойно, займемся твоим гримом.
Через двадцать минут я вышел на улицу другим человеком. Парик и борода пока остались в сумке — в Опа-Локе не следовало провоцировать уличную шпану выделяющейся внешностью. Мы дошли пешком до Северо-Западной 151-й улицы, ограничивающей с севера пресловутый треугольник (внутри него нет ни одной автобусной остановки), а оттуда уже было рукой подать до остановки на Северо-Западной 22-й авеню. На сей раз автобус подошел быстро (Двадцать Вторая — это не какая-то занюханная Багдадская в Опа-Локе, она тянется на пятнадцать миль с севера на юг через несколько городов Майамской городской области, от стадиона «Дольфинз» в Майами Гарденз до парка Кеннеди на берегу Бискэйнского залива). Сорок минут спустя, с двумя пересадками, мы добрались до нашего нового жилья — точнее, сошли на остановку раньше у магазина одежды, дабы основательно пополнить свой гардероб, и в первую очередь — приобрести деловые костюмы. Старый добрый пиджак не так удобен, как современные комбинезоны, но, помимо того, что придает солидности, хорош еще и тем, что под ним удобно скрытно носить пистолет в кобуре. Скрытно, конечно, от глаз, а не от приборов.
Наконец, после плотного завтрака в кафе при торговом центре, мы со всеми покупками поднялись в свое новое жилище на восемнадцатом этаже. Это уже была, конечно, не какая-то конура, а современная квартира с видеообоями, кухонной автоматикой, кроватями с регулировкой мягкости и температуры, видеокамерами и экранами вместо зеркал, унитазом с функцией экспресс-анализа и прочими достижениями цивилизации. Одна комната оказалась немного больше другой, и мы малость поиграли в вежливость («Ты оплачиваешь квартиру, так что забирай большую» — «Да мне в общем-то все равно, в какой» — «Да мне в общем-то тоже» — «Ну ладно…»), а затем уселись рядом на диван в большой комнате каждый со своим компом.
— Ну, — потер руки я, — приступаем к штурму на финансовом фронте, — два года отдыха на собственном острове доставили мне массу удовольствия, но сейчас я вдруг почувствовал забытый интерес к работе. — Нашего клиента зовут Дональд Донахью, он владелец и директор «Старгайд Энтертэйнмент». Мои вчерашние изыскания подтверждают первоначальный вывод, что он чист, но тем интереснее наша задача. Для начала, конечно, просто отправим ему наше официальное предложение.
— Думаешь, с ним возникнут какие-то проблемы?
— Его компания существует уже шестнадцать лет, и он — ее создатель. Если бы он хотел ее продать, у него уже не раз были возможности это сделать, и на неплохих условиях. Не знаю, чего тут больше — сентиментальных соображений или настойчивых рекомендаций наших друзей из Альянзы, но, так или иначе, не похоже, что он радостно ухватится за нашу идею.
— Поднимем цену, только и всего, — пожала плечами Миранда. — Если сам он с Альянзой не связан, рекомендации коллег по Фонду, если они и есть, не могут иметь решающей силы. Как-никак, он бизнесмен.
— Тебе легко говорить — деньги-то не твои… Но главное — продажа по явно завышенной цене может привлечь совершенно ненужное внимание сразу нескольких сторон.
— Ладно, давай сначала ему напишем и дождемся ответа.
Я составил от ее имени официальное письмо с обтекаемым предложением «встретиться и обсудить возможность», и оно, скрепленное электронной подписью со всеми реквизитами, отправилось на комп мистера Донахью. Разумеется, ответ на столь серьезное предложение мог последовать нескоро, возможно, и не в этот день, так что мы занялись рассылкой приглашений на собеседование для бывших сотрудников интересующих нас компаний. Сюда входили не только компании-учредители Фонда, но также те, о которых мне было известно уже два года. Людей из последних, впрочем, нашлось крайне мало — хотя тогда работу потеряли многие, за два года большинство из них вновь трудоустроилось, а кто-то, вероятно, попросту отчаялся и не обновлял свои сведения в базах резюме, откуда устаревшие удаляются автоматически. Были, правда, такие, кто, успешно решив проблему тогда, теперь искал работу снова.
Однако не успели мы закончить с этим делом, как в почтовый ящик Миранды свалилось письмо. Донахью выражал вежливое сожаление по поводу того, что наше предложение не может представлять для него интереса.
Ни я, ни моя союзница не выглядели сильно разочарованными. Напротив, глаза Миранды засветились азартом охотника, взявшего след. Она включила отображение полной технической информации в заголовке письма и показала мне одну из служебных строк:
— Отлично, теперь мы знаем сетевой адрес его компа. Поскольку он — солидный бизнесмен, скорее всего, сетевой адрес у него постоянный, а не динамический. А теперь поищем этот адрес в логах серверов и узнаем, на какие сайты любит захаживать наш непреклонный мистер Донахью…
— Надеешься нарыть компромат? — осведомился я.
— Вряд ли что-то слишком серьезное — если он посещает, к примеру, сайты с детской порнографией, то наверняка шифруется через анонимные прокси. Если он не полный идиот, конечно — но в противном случае он бы вряд ли продержался в бизнесе столько времени. Но вот что-нибудь, что он считает вполне безобидным… Люди так беспечны, они оставляют о себе в инете столько сведений… Так… погода… уличный трафик… один из крупнейших геймерских порталов — ну само собой… смотри-ка, у него даже на онлайн-игры время остается — там он под ником night_knight — и откуда у инет-пользователей эта тяга к примитивным каламбурам?
— Ночной рыцарь? Увлекается средневековьем?
— Скорее фэнтези. Мужику пятый десяток, солидный бизнес за плечами, а туда же — подростковая романтика. Играет в игру своей собственной конторы — вот если бы конкурентов, это было бы забавней. Кстати, не самый лучший игрок — ну понятно, все же он не может рубиться сутками напролет, как некоторые. Но играет, похоже, честно. Другие пользователи не знают, кто он, но едва ли его можно устрашить угрозой разоблачения. Ладно, что там дальше… ну разумеется, экономические новости… а тут у нас что?… ага… Донахью — заботливый папаша, регулярно наведывающийся в инет-лог своей дочери. Из чего можно сделать вывод, что живет она, скорее всего, отдельно. Хотя бывают и родственники, общающиеся по инету из соседних комнат…
— Так он ей пишет или просто заходит?
— Чаще просто заходит. Видимо, не хочет быть навязчивым.
— Что мы можем нарыть по этой дочери?
— Сейчас… Ее зовут Лиза, ей девятнадцать лет и она замужем за неким Тимми. Беременна, ждет двойню, мальчик и девочка, восьмой месяц. Сейчас глянем, что это за Тимми… Тимоти Дуглас О'Донован, двадцать восемь лет, диплом MBA…[23] Ага, вот это тебе будет интересно: работает в компании «Краун Констракшин» и значится в списке ее акционеров.
— Интересно. Скинь мне все про этого О'Донована. «Краун Констракшин», говоришь? — я ввел запрос. — Чудесно, просто чудесно…
— Что именно? Я проверила, она не значится в нашем списке.
— То, что это открытое акционерное общество. «Старгайд Энтертэйнмент» может быть сколько угодно защищена от захватов и поглощений, но как там сказано в Библии — «и враги человеку домашние его»…
Работа закипела за обоими компами. Спустя какое-то время, однако, Миранда разочарованно произнесла:
— Это просто какая-то ангельская семейка. Ни одного достаточно серьезного повода прицепиться. Правда, миссис Донахью погибла два года назад. Вертолет, на котором она летела, рухнул в море. Но судя по всему, это действительно был несчастный случай. Нет никаких оснований подозревать причастность мужа.
— Забавно, — усмехнулся я. — Мы с тобой боремся против мафии, так? И сокрушаемся, что кто-то слишком честный, и мы не можем его шантажировать.
— Ну… вопрос целей и средств — наверное, самый древний на этой планете. И потом, мы ведь не убить его собираемся. А всего лишь купить его бизнес по вполне справедливой цене.
— Во всяком случае, он ее справедливой не считает, раз не хочет продавать.
— Ну, в конце концов, можно будет продать ему «Старгайд» обратно, когда все будет кончено. И вообще, не ты ли говорил, что мы боремся не за всеобщее счастье, а за личные интересы? Ты за свои деньги, я за своего брата.
— А я от своих слов и не отрекаюсь. Просто констатирую парадоксальность ситуации. Это, знаешь ли, всегда полезно замечать.
— У тебя-то как дела? Что-нибудь вытанцовывается?
— Очень даже. Думаю, завтра Донахью будет у нас в руках, и без всякого компромата. Но сегодня придется плотно поработать.
— Через инет?
— Конечно. И это, знаешь ли, нравится мне куда больше, чем пробираться по джунглям и драться на улицах.
— Ладно, пойду пока куплю продуктов.
— Разве мы не пойдем обедать в ресторан?
— Думаю, чем меньше тебя будут видеть в публичных местах, тем лучше. Даже в гриме.
— Значит, ты и готовить умеешь?
— Что там уметь — засыпал продукты в кухонный автомат и выбрал программу из списка. Не нравится стандартный список — скачал обновления из инета. Это только гурманы выпендриваются, что-де пища, приготовленная вручную, имеет более изысканный вкус… Хотя, — добавила Миранда с ноткой нехарактерного для нее смущения, — вообще-то я и вручную имею. Бывают ведь ситуации, когда под рукой нет автомата, верно?
Я хотел было высказать комплимент ее многочисленным умениям, но вспомнил сцену накануне вечером и решил, что не стоит. Черт ее знает, как она воспримет комплименты и не подумает ли, что тема еще не закрыта. Поэтому я просто буркнул «угу» и снова нырнул в мир бизнеса и финансов.
Людям, далеким от всего этого, кажется, что деньги приятно лишь получать, а все прочие действия с ними — скучища смертная. На самом деле, хотя в наше время уже нет обширных биржевых залов с перекрикивающими друг друга брокерами и стреляющимися на глазах у всех разорившимися инвесторами и все эти страсти скрылись за сухими цифрами и графиками на экранах персональных компов, жизнь в финансовом мире бурлит не менее активно, чем в иных виртуальных играх жанра action. И состязаться приходится не только с человеческим интеллектом, но и с машинным — редкий менеджер сейчас не пользуется услугами аналитических программ. Естественно, на моем новом компе такие программы тоже были, я скачал их из сети еще в самолете. Но мало иметь хорошее оружие — надо еще уметь им пользоваться лучше противника… В общем, я покупал, продавал, формулировал поисковые и аналитические запросы, вел переговоры в нескольких экранных окнах одновременно, где-то прикидывался простым клиентом, где-то влезал на чаты и форумы, чтобы познакомиться с чужими слухами и вбросить парочку своих, успел подписать две декларации о намерениях, которые не собирался исполнять — и, наконец, обратил внимание на некий приятный сигнал, доносившийся до моих органов чувств из внешнего мира. Осознав, что этим сигналом был весьма аппетитный запах, я понял, что Миранда не только давно вернулась из магазина, но и приготовила обед. О чем она сама сообщила мне, появившись в дверях комнаты полминуты спустя.
— Запеченая рыба, — довольно мурлыкнул я, входя на кухню.
— То, что ты любишь.
— Откуда ты знаешь? — я удивленно уставился на Миранду.