Самооборона

— Ну, — она улыбнулась, — это же простая логика, партнер. Если бы ты не любил рыбу, вряд ли поселился бы на необитаемом острове. Одними местными фруктами сыт не будешь, а возить еду каждый день с большой земли все-таки слишком хлопотно, даже при твоих деньгах.

— Так-то оно так, — согласился я, — но рыбу тоже можно готовить по-разному. Вареную, например, я не люблю.

— Тут ты не оригинален. Большинство людей предпочитают жареное или печеное. Угадать было нетрудно.

— Пожалуй. Но еще легче было просто спросить.

— Не хотела отвлекать тебя от работы. Послушай, мы будем есть, или мы будем играть в полицейского и подследственного?

— Ну ладно, я и в самом деле проголодался.

Рыба и впрямь оказалась превосходной — я подумал даже, что она приготовлена вручную или, как минимум, в полуавтоматическом режиме. Однако не покидали меня и куда менее приятные подозрения. Она не просто поняла, что мне нравится рыба — она приготовила мое любимое блюдо, и сделала это с уверенностью человека, хорошо знающего мои вкусы. Да, конечно, те, кто не верят в возможность совпадений и во всем ищут скрытый смысл, просто параноики. А те, кто впадают в противоположную крайность — дураки.

Итак, предположим, она собирала информацию обо мне еще до нашего официального знакомства. Как? Мощная оптика с дистанции в милю? Спутник? Таким образом не разглядишь, что именно у меня на тарелке, тем более что обедал я обычно в доме или под навесом. Хотя вполне можно было увидеть, как я рыбачу — но этого недостаточно. Правда, современная техника вполне позволяет создать робота-шпиона размером с муравья или же навесить микроскопическую камеру на настоящее насекомое и управлять им, посылая электрические импульсы в его примитивный мозг… Или же сведения обо мне были собраны более традиционно, опросом людей, знавших меня до переселения на остров? Кто из них мог знать о моих кулинарных пристрастиях? Мои родители умерли, жен и любовниц у меня никогда не было, с соседями я практически не общался, коллеги по прежней работе вряд ли знали обо мне такие подробности… Но, допустим, Миранда все же откуда-то это узнала. Это означает, что она собирала сведения обо мне давно и целенаправленно. И тут же сразу вспоминается и то, насколько вовремя она появилась на моем острове. Она уверяла, что опоздала на несколько минут, но появись она до начала атаки, я не стал бы ее слушать и вообще не подпустил бы к острову… Какой вывод отсюда напрашивается? Нетрудно догадаться, для чего я ей на самом деле нужен. Совсем не для того, чтобы драться с уличными ублюдками. Для этого куда логичнее было бы нанять профессионала. И финансового эксперта, способного проанализировать деятельность подозрительных компаний, обычно ищут в аудиторских фирмах, а не вытаскивают с риском для жизни с уединенных островов. А вот человека, готового тратить десятки миллионов долларов ради ее личных целей, так просто не найдешь. Значит, надо сделать так, чтобы эти цели стали и его целями. Не знаю, правдива ли душещипательная история о невольно подставленном мною брате, но у Миранды, очевидно, и в самом деле какие-то счеты к Альянзе. Что, однако, ничуть не мешало ей слить собранную обо мне информацию нашим общим врагам, дабы не оставить мне выбора…

Да и в курсе ли вообще Альянза? Может, гироджет наняла сама Миранда — а потом благополучно ликвидировала, заметя следы? Правда, она не могла заранее знать, что второго пилота перерубит лопастью — ну а что бы изменилось, если бы он успешно катапультировался? Она вполне могла расстрелять его в воздухе, и это выглядело бы вполне обоснованным.

Хотя, если меня на самом деле не ищут, зачем все эти хлопоты с чипом, гримом и прочим? Только для того, чтобы задурить мне мозги за мои же деньги? Правды я, похоже, не узнаю. Не в Альянзу же звонить с вопросом «извините, вы случайно меня не разыскиваете?» Гироджет, во всяком случае, куплен Оливейрой и к Альянзе, стало быть, отношение имеет. И эти ребята вряд ли оставят без последствий его исчезновение. Что им удастся выяснить — другой вопрос, но вероятность, что мне уже не удастся выйти из игры, все-таки слишком высока.

Миранда прокололась на сущей мелочи. Продемонстрировала, что знает обо мне больше, чем должна. Сработал стереотип «путь к сердцу мужчины лежит через его желудок». Как она сама говорила, вот на таких пустяках обычно и сыплются те, кто задумывает идеальное преступление…

Стоп. Кое-что все же не вяжется. Зачем ей, собственно, мое сердце и мой желудок? Ей нужен мой кошелек, а он уже к ее услугам. Глупо надеяться, что мое любимое блюдо привяжет меня к ней прочнее, чем необходимость спасать собственную жизнь… Да, но с чего я взял, что ею руководят исключительно рациональные мотивы? Вчерашняя попытка соблазнения наводит на мысль об обратном. Хотя и за этим могло скрываться расчетливое желание укрепить союз с нужным человеком…

И все-таки что-то не сходится. Уж если она узнала рецепт моего любимого блюда, как она могла не знать о моей асексуальности? Выяснить второе было куда легче, чем первое — я не заводил разговора об этом первым, но и никогда не скрывал, если меня спрашивали. Мои бывшие сослуживцы, по крайней мере, были в курсе. Впрочем, многие обыватели попросту не верят, что взрослый здоровый мужчина может не интересоваться сексом. Хотя Миранда не производит впечатления дуры, неспособной выйти за рамки общественных предрассудков. Но как раз в этой области даже весьма неглупым людям нередко отказывает рассудок…

Одно, по крайней мере, бесспорно: Миранда действительно враг Альянзы, а не ее агент. Иначе я был бы сейчас совсем в другом месте и совсем в другом состоянии. Значит, что бы там ни было, пока мы действительно союзники. И вполне возможно, что она еще окажется мне полезной, с ее доступом к конфиденциальным базам и контактами в криминальном мире. Будет лучше, если пока она не узнает о моих подозрениях. А я, разумеется, буду начеку.

Моя бурная сетевая деятельность продолжалась до позднего вечера — чем больше людей ведут бизнес не из офисов, а со своих личных компов, тем более условным становится понятие рабочего дня. Но результатом я был доволен. На следующее утро мы отправили Донахью еще более вежливое письмо, в котором настаивали на встрече. На этот раз глава «Старгайда» согласился принять нас в час дня. Нас это устраивало.

Обсудив тему с Мирандой, мы пришли к выводу, что мне лучше отправиться на переговоры в полной маскировке, то есть в качестве Корнфилда. В офисном здании, куда мы направлялись, наверняка были видеокамеры системы безопасности, и кто может получить доступ к их записям — вопрос весьма неоднозначный. К счастью, доктрина Стражей Апокалипсиса не накладывает никаких ограничений на занятия коммерческой деятельностью. Нельзя только обмениваться рукопожатиями с чипированными, то есть «принявшими на свою десницу печать Сатаны». Но это нам было только на руку.

— Ни за что не берись, — напутствовала меня Миранда. — Если там двери не автоматические, открывать их буду я. Твои пальцы, конечно, сейчас не оставляют отпечатков, но уже сам этот факт может вызвать подозрения. Не соглашайся на предложение выпить кофе или чаю. Во-первых, на чашке останутся твои клетки, из которых потом можно будет извлечь ДНК. Во-вторых, туда могут элементарно что-нибудь подмешать. Несмотря на то, что Донахью, скорее всего, не связан с Альянзой, перестраховаться не помешает. К тому же, даже если самому ему ничего подобного в голову не придет, в его компании может работать засланный Альянзой наблюдатель. Так что все время следи за собой, чтобы не дать им получить твою ДНК для анализа.

— И в туалет там не ходить? — усмехнулся я.

— Лучше не стоит, — серьезно ответила Миранда. — Надеюсь, переговоры не затянутся на целый день.

— Забавно, — констатировал я. — В древности люди верили, что нельзя позволить остриженным волосам, ногтям и тому подобным предметам, вплоть до пропитанной потом одежды, попасть в чужие руки, иначе вражеский колдун получит над тобой власть. И чего мы добились тысячелетиями прогресса? Того, что дали первобытным суевериям научную основу.

— История развивается по спирали, — пожала плечами Миранда. — Ну ладно, идем.

Автомобилем мы так и не обзавелись, да это и не имело смысла — в центральных районах Майами разрешен лишь общественный транспорт, и пользоваться им — здесь он, впрочем, намного комфортнее и дороже, чем на окраинах — приходится даже весьма солидным бизнесменам, иначе центр города превратится в сплошную пробку. Есть, правда, и те, кто приземляется на вертолетные площадки на крышах, но так форсить нам было ни к чему. Так что до офисного здания на Северо-Западной Двадцатой улице мы добрались на автобусе (можно было бы и пешком, благо недалеко, но в деловых костюмах при такой прогулке под летним солнцем Майами мудрено не вспотеть). Поднявшись на тридцать второй этаж, мы свернули от лифта направо и оказались перед дверью с логотипом «Старгайд Энтертэйнмент». Логотип был не лишен остроумия — лишь «guide» и «tainment» были написаны буквами, а вместо левых половин слов красовались, соответственно, белая пятиконечная звезда и изображение клавиши Enter. Сам офис оказался невелик — всего три небольших кабинета (и двери в них действительно открывались вручную); очевидно, разработчики игр, как это обычно и делается, работали дома, общаясь друг с другом и с начальством по сети.

Дональд Донахью — высокий, худощавый, в ковбойской рубахе без всяких там деловых пиджаков, с пышной гривой рано начавших седеть волос (в нынешние времена это, конечно, лечится без проблем, но ему, как видно, нравился этот пепельный оттенок) — вышел из-за стола навстречу нежеланным гостям, всячески демонстрируя радушие — а может, просто был улыбчив от природы. Мне стало даже жаль этого парня. Впрочем, Миранда права — ничего такого особо злодейского мы ему не готовили.

Моя спутница представилась и представила меня, как своего финансового директора. Донахью, продолжая улыбаться, протянул руку сперва ей, потом, забывшись, мне — но тут же вспомнил об обычаях Стражей Апокалипсиса и поспешно и смущенно опустил руку.

— Сожалею, но, как я уже сказал, я не могу быть вам полезен, — сказал он после первого обмена репликами. Он остался стоять, опираясь руками на край стола позади себя, мы тоже, несмотря на приглашающий жест, не стали садиться в глубокие кресла. — Если вы хотите приобрести именно компанию, занимающуюся играми, то на рынке достаточно…

— В силу ряда причин, нас интересует именно ваша, — улыбнулась Миранда.

— В силу ряда причин, меня тоже, — улыбка Донахью стала еще шире, но при этом явно натянутой.

— Я полагаю, что пятнадцать миллионов долларов за «Старгайд» — это хорошая цена, — вступил я. — Тем более учитывая, что ваша последняя игра встретила довольно прохладные отзывы критиков. Но мы готовы добавить еще миллион.

— Сэр, тут вопрос не только в деньгах. Я создал эту компанию с нуля, нас было трое программистов и один 3D-художник, у нас не было ни помещения, ни…

— Дело всей вашей жизни, — понимающе кивнул я.

— Да.

— Но, полагаю, не единственное.

— Что вы имеете в виду? — сдвинул брови он, все еще пытаясь сохранять улыбку.

— Я имею в виду вашу дочь Лизи, ныне ожидающую появления очаровательных близняшек в своем чудесном загородном доме. Дом, как это чаще всего бывает с молодыми семьями, приобретен в кредит, что стало возможным благодаря работе ее мужа Тима О'Донована в строительной компании «Краун Констракшин»…

— К чему вы все это говорите? — улыбка окончательно исчезла с лица Донахью.

— И какое вам вообще до этого дело?

— Такое, сэр, что в настоящее время в наших руках, напрямую или через подконтрольные фирмы, находится тридцать один процент акций «Краун». Контрольный пакет пока что у самой компании. Акции были скуплены аккуратно, чтобы не поколебать курс, но теперь, сбросив наш пакет, мы можем вызвать резкое падение котировок. Учитывая, что «Краун Констракшин» сейчас крупно вложилась в новый проект и обладает лишь минимальным резервом свободных средств, компания не сможет противостоять атаке и будет вынуждена выбросить на рынок часть своего контрольного пакета. Упомянутым проектом, кстати говоря, является строительство нового жилого комплекса на северо-западе округа Майами-Дэйд. Это бросовые заболоченные земли; компания приобрела их за сущие центы, хотя работы по их осушению обойдутся недешево. Проблема в том, что некогда эти территории принадлежали семинолам, и хотя большинство индейцев было депортировано в результате Семинольских войн, оставшимся в 1862 году штатом Флорида были предоставлены определенные гарантии в обмен на неучастие в войне на стороне Севера. Впоследствии эти гарантии были штатом нарушены, и мне удалось найти потомков семинолов, готовых отстаивать в суде свои права на данные земли. Что автоматически переводит последние в разряд спорных и приостанавливает действие заключенного «Краун» договора с последними владельцами земель до завершения тяжбы. Каковая, в свою очередь, обещает длиться много месяцев, особенно если найдется спонсор, готовый оплачивать семинолам хорошего адвоката — а интуиция подсказывает мне, что он найдется. Для «Краун» эта остановка будет означать катастрофические убытки, даже если семинолы в итоге проиграют. Да, кстати: за этот злополучный контракт отвечал не кто иной, как известный вам Тим О'Донован. Он даже получил неплохой бонус за то, что так дешево приобрел эти участки у нынешних, не осведомленных в тонкостях бизнеса владельцев… вот только он не принял во внимание возможность семинольской проблемы, сочтя, вероятно, что события позапрошлого века его не касаются. И боюсь, что эта роковая оплошность станет вполне достаточным основанием для его увольнения, ибо должен же кто-то нести ответственность за катастрофу? Как только информация о процессе распространится, акции «Краун» потеряют даже ту стоимость, что у них еще будет на тот момент. И вот тогда мы скупим их по символической цене и положим «Краун Констракшин» в карман. После чего семинолы, доселе упорно отвергавшие мировое соглашение и требующие вернуть им земли предков, неожиданно пойдут на попятный, и дела у компании начнут быстро поправляться. Вот только у мужа вашей дочери и отца ваших внуков не будет к этому времени ни денег, ни работы, ни, соответственно, дома. Вы все поняли, мистер Донахью? Мы можем приобрести «Краун», ни о чем вас не спрашивая и ничего не предлагая. Ведь это, на самом деле, вполне перспективная компания, просто ее менеджмент заигрался с рисками. Я все понимаю, это Майами, Магический Город перманентного жилищного бума, здесь надо ковать железо, пока горячо… но при этом можно и обжечься, верно? И вот вместо того, чтобы вложиться в такое многообещающее дело, мы практически дарим вам шестнадцать миллионов долларов — а вы еще сопротивляетесь.

В середине моего монолога Донахью еще пытался гневно сверкать глазами, но теперь на него жалко было смотреть.

— Зачем? — только и пробормотал он. — Почему именно моя фирма?

— Считайте, что у нашей церкви проснулся интерес к компьютерным играм, — усмехнулся я. — Эту сферу надо очистить от порока и бесовщины, показать, что благочестивые игры тоже могут быть увлекательными.

На самом деле это, конечно, не объясняло, почему именно «Старгайд». Я успел посмотреть рецензии на его игры — нельзя сказать, что с точки зрения христианских ортодоксов они были греховнее прочих. Но Донахью, как видно, понял, что более честного ответа не дождется.

— Похоже, у меня нет выбора, — произнес он.

— Здесь текст договора купли-продажи, — Миранда протянула ему плоский квадратик с кристаллом памяти. — Прочитайте, если у вас есть какие-то поправки, мы готовы их обсудить. Если нет — подписывайте.

Донахью покорно приложил квадратик к компу на своем столе и обошел стол, возвращаясь в свое кресло. Затем, уже сделав движение сесть, замер, вновь подняв глаза на нас:

— Какие у меня гарантии, что вы оставите в покое «Краун»?

— У нас остаются взаимные интересы, мистер Донахью, — сказал я. — Мы оставим вас на посту директора «Старгайда». А вы никому — ни вашей дочери, ни вашим партнерам по покеру, ни, особо подчеркиваю, вашим сотрудникам — не расскажете о нашей сделке. Разумеется, она сейчас будет официально оформлена, и информацию о том, что вы больше не владеете фирмой, можно будет получить через государственный реестр. Но эта информация не должна исходить от вас. Если вы нарушите это правило, мы об этом узнаем. И тогда, боюсь… — я демонстративно подвесил в воздухе окончание фразы.

— Да чем вы собираетесь заниматься? То есть, я хочу сказать, — сразу стушевался он, — если я остаюсь директором, я должен знать…

— «Старгайд» будет, как и раньше, выпускать компьютерные игры, — успокаивающе заверила его Миранда. — Абсолютно ничего противозаконного.

— Похоже, лучше мне больше не задавать вопросов, — покачал головой Донахью.

— Мудрая мысль, сэр, — подтвердил я.

Он пробежал глазами текст. Я подошел к его компу и удостоверился, что изменений не внесено. Наши электронные подписи уже были в файле; Донахью добавил свою, а я перевел ему деньги. Затем текст был отослан для официальной регистрации, ради которой все и затевалось. Мы должны были нагрянуть в Фонд, имея на руках юридическое доказательство своих прав на доступ к его документации.

— Ты действительно нашел этих семинолов? — спросила Миранда, когда мы вновь вышли на улицу.

— Ну в принципе да, но я ни о чем с ними не говорил. Был уверен, что они не понадобятся, а запускать такой процесс без необходимости рискованно — может выйти из-под контроля…

— Но если бы нашей целью была именно «Краун», мы бы могли заполучить ее по описанной схеме?

— Конечно. Тридцатью одним процентом мы уже владеем, не забывай.

— И сколько бы нам принесла такая операция?

— Ну, с учетом всех начальных вложений, стоимости проекта и необходимости вынимать компанию из ямы, в которую мы бы сами ее загнали, по первому году, скорее всего, мы бы закрылись в минусе. Но на второй год прибыль от реализации жилья плюс рост капитализации компании, по самым осторожным прикидкам, дали бы нам не меньше пятидесяти миллионов.

— Вот так вот запросто? Пятьдесят миллионов долларов? Ты говоришь об этом так спокойно, как будто речь идет о пяти сотнях.

— Что, поняла, что выбрала в жизни не то занятие? — усмехнулся я. — Не забывай, однако, о начальных вложениях, где счет тоже идет на многие миллионы. Деньги идут к деньгам, а на пустом месте ничего не растет.

Из «Старгайда» мы направились прямиком в арендованный накануне офис, благо он располагался всего в шести зданиях дальше по Двадцатой, и близилось время интервью первых соискателей работы, которым мы разослали приглашения накануне. У нас с Мирандой не возникло никаких разногласий по поводу того, что этим лучше заниматься в свободном от любых посторонних помещении, а не в офисе «Старгайда». Как и по поводу того, что визит в Фонд следует наносить уже после сбора дополнительной информации.

В туалете офисного здания — месте, гарантированно защищенном от камер наблюдения — я отправил парик и бороду в приобретенный накануне кейс (гуантанамская сумка на плечо, куда более удобная и вместительная, не вписывалась в деловой стиль) и превратился, таким образом, из Корнфилда в Кэрригана, лишний раз подивившись перед зеркалом, насколько растительность на голове меняет внешность. С помощью грима ее, конечно, можно было изменить еще сильнее, но здесь Миранда уже не могла зайти в мужской туалет вместе со мной, в лифте наверняка имелась скрытая камера системы безопасности, а войти в свой офис мимо камеры в коридоре надо было уже в новом обличии.

В тот день, просидев допоздна, мы сумели принять одиннадцать человек. Среди наших соискателей были самые разные люди — от менеджеров низшего звена и айтишников до официанток и танцовщиц из ночных клубов Оливейры, так что, если бы этот поток анализировал кто-то со стороны, он бы остался в больших непонятках относительно профиля фирмы, нуждающейся в столь разнородном персонале. С теми из них, кто хорошо говорил по-английски (этот пункт указывался в резюме), беседу начинал я, а Миранда, слышавшая все благодаря системе внутренней трансляции, появлялась из заднего помещения несколько позже в облике секретарши, предлагающей гостю кофе или чай. Затем она, однако, выходила из секретарского образа и тоже присоединялась к расспросам, которые могли далеко отойти от темы непосредственных служебных обязанностей гостя по прежнему месту работы.

— Вспомните, какие поездки совершал ваш шеф в последнее время, — говорила, к примеру, Миранда.

— В позапрошлом месяце он летал в Сан-Франциско. Я как раз бронировала билеты.

— Назовите точные числа отлета и возвращения.

— Двадцать седьмое и двадцать девятое.

— Вспомните номера рейсов.

— Ммм… «Америкэн Эйрлайнз»… 756 и 757, да.

— Скажите, отель вы тоже бронировали? А также машину в аэропорт?

— Нет, такого указания мне не поступало.

— Скажите, как часто ваш шеф летал в Союз?

— Ну, я не очень долго там проработала… При мне — четыре раза.

— Перечислите, в какие города и сколько раз.

— Дважды в Сан-Франциско, один раз в Нью-Йорк и один раз в Питтсбург…

Дальше начиналось еще более интересное:

— Вспомните, в вашем присутствии шеф вводил какие-нибудь пароли на своем компе?

— Что-то он, конечно, вводил, но я не знаю, были ли там пароли.

— Припомните как следует, может быть, вы видели, как он нажимает клавиши, а на экране вместо букв и цифр появляются звездочки или точки.

— Я не смотрела на его экран, за такое сразу уволят… но… один раз вечером, на улице уже было темно, я случайно видела отражение его экрана в оконном стекле, когда он вводил что-то такое.

— Что было при этом на экране?

— Какой-то сайт.

— Назовите адрес или название сайта.

— Я его не разглядела. Там же мелкие буковки, а до окна несколько футов…

— Вспомните, какие клавиши нажимал ваш шеф, когда вводил пароль?

— Я не видела.

— Но вы видели, как двигались его руки? Вспомните как следует.

— Да.

— Вот здесь у нас есть зеркало. Представьте себе, что это — окно. Встаньте к нему и поверните его так, чтобы видеть мой комп и мои руки, как вы видели своего шефа. Теперь я буду по очереди касаться клавиш, а вы говорите «да» всякий раз, когда мое движение совпадет с движением вашего шефа…

С испаноязычными, понятно, Миранда заводила разговор сразу, но после первоначального обмена репликами непременно тоже предлагала им чай или кофе. Затем беседа продолжалась, принимая порою неожиданные формы — одна из претенденток даже улеглась у нас на столе в показательной позе, вспоминая, очевидно, о сексе на рабочем месте. Но Миранду, насколько я понял по отдельным словам, которые смог разобрать, интересовала не столько возможность привлечь партнера этой особы за сексуальное домогательство, сколько бумаги на столе, которые можно было разглядеть из такой позы (пусть даже и не отдавая в тот момент себе в этом отчет). Любвеобильный начальник, очевидно, был консервативен и все еще пользовался бумажными носителями.

— Что ты им подмешиваешь? — спросил я Миранду, когда у нас выдался перерыв.

— Ну, догадаться, конечно, нетрудно, — улыбнулась она. — В определенных кругах это называется «твайс спайс». Коктейль из двух компонентов — подавитель воли плюс стимулятор памяти.

— Вот почему ты формулируешь вопросы в повелительном наклонении.

— Да, это наиболее эффективная тактика допроса под подавителем воли.

— Это опасно?

— Для них или для нас?

— Для них. Что это незаконно для нас, я уже понял.

— Ну… при однократном применении, в принципе, нет. Придут домой, — я припомнил, что каждую беседу Миранда заканчивает словами «хорошо, возвращайтесь домой», а не просто «до свидания», — поспят подольше, на другой день будут мало что помнить из того, что здесь происходило. Единственная опасность, — она вновь улыбнулась, — это если по пути, пока действие препарата еще не прошло, кто-нибудь скажет им «иди в задницу».

— Пойдут?

— По крайней мере, попытаются.

— М-да. Не буду даже спрашивать, откуда у тебя эта штука.

— И правильно сделаешь, партнер.

— И чай себе отныне буду заваривать сам.

Я постарался, чтобы это прозвучало иронически, но Миранда, очевидно, уловила мое беспокойство — тоже, впрочем, изобразив голосом иронию:

— Ну тебе-то нечего бояться. Если бы мне был нужен не умный парень, а покорный зомби, я бы наняла какого-нибудь боксера. Хотя под подавителем даже у него реакция замедленная.

— Кстати, а если кто-нибудь из них откажется пить?

— Пока не отказывались, верно? Тут элементарная психология. Когда человек идет на собеседование, он почти всегда волнуется, даже если и держится уверенно внешне. Значит, у него пересыхает во рту, а предварительный разговор этому только способствует. Ну и опять-таки — подсознательная установка не перечить потенциальному работодателю без крайней необходимости.

Интервью продолжались и на следующий день. Несмотря на все ухищрения Миранды, пока что улов получался достаточно скромным. Среди айтишников не было сисадминов, которые могли бы знать пароли и тонкие места информационных систем компаний — только простые программисты, писавшие софт под вполне заурядные задачи и не имевшие доступа ни к каким конфиденциальным данным. Посетил нас даже сотрудник службы безопасности одной из фирм — но он был всего-навсего рядовым охранником, да и фирма его, скорее всего, была такой же «белой», как и «Старгайд», что подтверждали двое ее более высокопоставленных сотрудников. Мы наскребли информацию о некоторых мелких нарушениях в различных конторах, вроде оформления бумаг задним числом или работы сверх определенной соглашением с профсоюзами нормы. Самым серьезным грехом выглядели танцовщицы, которые не брезговали и проституцией с клиентами, что противоречило не только их контракту, но и законам Флориды — в отличие от Союза, проституция запрещена почти во всех штатах Конфедерации. Впрочем, они делали это не на территории своего клуба и не в свое рабочее время, а тот факт, что они делились выручкой с начальством, было бы весьма трудно доказать в суде. Но даже если бы это дело удалось раскрутить до конца, в лучшем случае это привело бы к закрытию пары ночных клубов, которые через несколько дней возникли бы на новом месте под новыми названиями. Никакой серьезной угрозы для Альянзы это не представляло. Куда больше Миранду интересовали личности клиентов, в частности, не было ли среди них высшего руководства фирм-учредителей Фонда и других высокопоставленных бизнесменов и политиков, а также не использовались ли сексуальные утехи для последующего шантажа, но увы — ничего определенного на сей счет наши посетительницы не знали. Вроде бы какие-то «особые» клиенты бывали, но с ними «работали» особо доверенные проститутки, а не те, которым теперь пришлось искать новую работу через сайты рекрутинговых агентств.

Самым оригинальным было ноу-хау еще в одном клубе, где часть зарплаты выдавали фишками казино: хочешь — играй на них (и честно забирай выигрыш, если вдруг повезет), не хочешь — оставь эти бесполезные кусочки пластмассы себе на память; контора, так или иначе, твои деньги уже получила. Официально, разумеется, все выглядело так, словно персонал получает зарплату в полном объеме, а потом покупает фишки и идет играть по доброй воле.

Узнали мы также три с половиной пароля, один из которых оказался от порносайта, остальные — неизвестно от чего (во всяком случае, не от личной почты соответствующих руководящих работников — это мы проверили). Пожалуй, самыми интересными были сведения о разнообразных поездках и командировках. Отнюдь не все они содержали такие детали, как номер рейса и указание на наличие принимающей стороны, взявшей на себя проживание и трансфер; нередко это были лишь услышанные краем уха упоминания о том, что шеф (или кто-то еще) куда-то летит или откуда-то вернулся. Тем не менее, в нашу эпоху, когда большинство деловых вопросов решаются по сети, любое такое упоминание заслуживает внимания. Сетевые протоколы для видеоконференций и иного обмена конфиденциальной информацией считаются вполне надежными — и все же любое удлинение канала связи, как в чисто физическом смысле, так и в смысле количества вовлеченных в это систем, увеличивает риск утечки. И больше всего этих утечек боится тот, кто опасается внимания к своим делам не только со стороны конкурентов, но и со стороны государственных спецслужб. Конечно, желание слетать в другую страну вместо того, чтобы обсудить все, что надо, через комп — само по себе еще не признак принадлежности к мафии. Но когда имеются и другие основания для подозрений…

В общем, по итогам полутора дней интервью вырисовывалась уже вполне заметная закономерность. Боссы (иногда их заместители или иные топ-менеджеры) фирм-учредителей Фонда «Планета без наркотиков» — по крайней мере, части из них — периодически летали в Сан-Франциско. Случалось им наведываться и в другие города Союза, не говоря уже о Конфедерации, но именно во Фриско они летали чаще всего, и что самое главное — одновременно. Не всегда, и не обязательно все, однако по другим городам таких «совпадений» не наблюдалось вовсе. Конечно, в том, что руководители фирм, входящих в Фонд, периодически собираются для обсуждения текущих дел, нет ничего не только незаконного, но и подозрительного. Но почему не в Майами, где находятся штаб-квартиры как Фонда, так и большинства этих фирм, а в соседней стране, на противоположном краю континента?!

Отделение Фонда во Фриско, кстати, было. Но едва ли дело было только в этом.

Мы обсудили это с Мирандой за ужином (в очередной раз подтвердившим ее кулинарные таланты), после чего я решительно заявил, что заслужил отдых, Миранда же, напротив, сказала, что еще пороется в сети. Мы разошлись по своим комнатам, и я, с комфортом устроившись на диване, залез в базу фильмов и стал выбирать, что бы мне посмотреть. Решительно отвергнув как наши тупые блокбастеры, похожие друг на друга, как чипы компов, на которых они сгенерированы, так и псевдоинтеллектуальную бредятину европейцев, у которых в последнее время вошло в моду делать кино несмотрибельным уже не только с точки зрения сюжета, но и чисто физически — скажем, весь фильм идет в ядовито-красных тонах, а изображение при этом крупнозернистое и дергающееся — я остановил свой выбор на видовом документальном фильме о фауне Большого Барьерного Рифа. На своем острове я воздал должное дайвингу, а вот в Австралии никогда не был. Зазвучала приятная успокаивающая музыка, и видеообои на всех четырех стенах словно растворились в глубокой и чистой синеве подводного царства. Система климат-контроля повысила влажность и слегка, но не до дискомфорта, понизила температуру в комнате, создавая ощущение морской прохлады. Минута — и я уже чувствовал себя под водой, позабыв про все заботы и опасности; мимо проплыла стайка ярко-желтых рыбок с синими полосками, и колеблющиеся в жидкой толще солнечные лучи играли на их ярко окрашенных боках, рождая одно из самых красивых цветовых сочетаний на свете…

Но насладиться красотами подводного мира я не успел. Как раз посередине плывущей стайки распахнулась дверь, и в комнату хлынул искусственный свет из коридора, мгновенно разрушая иллюзию. На пороге стояла Миранда, и вид у нее был довольный до чрезвычайности — чего, очевидно, нельзя было сказать обо мне.

— Мы выиграли джек-пот, партнер!

— Что такое? Альянза коллективно сдалась полиции или ушла в монастырь?

— Угадай, кто завтра придет к нам на собеседование! Бухгалтер «Кариббеан Доон»!

— Ты же говорила, там одна мелкая шушера.

— Была. На тот момент, когда мы составляли список. Но любые списки полезно регулярно обновлять. С сегодняшнего дня эта Анна Дельгадо ищет работу. Кстати, ожидания по части зарплаты у нее — более чем. Возможно, именно поэтому она ушла от Оливейры, сочтя, что там ее недостаточно ценят. Я уже пригласила ее на собеседование и получила ответ. Люблю людей, которые проверяют почту не только в рабочее время!

— Хммм… как-то все это слишком хорошо звучит, чтобы быть правдой. Мафия позволит вот так открыто уйти на сторону человеку, знающему ее коммерческие секреты?

— Ну, вероятно, совсем уж страшных тайн она не знает. Она не главный и не единственный бухгалтер. Но косвенная информация может дать нам кучу зацепок. Тут я рассчитываю на тебя, как на профи…

— Как у нее с английским?

— Полный порядок. Еще и с французским заодно.

— Угу. Гаитяне ведь говорят на диалекте французского? Просто какая-то идеальная кандидатка для Альянзы. Но почему-то там ее перестали ценить. И как удивительно вовремя — стоило нам купить «Старгайд»…

— Что ты хочешь сказать?

— Что это может быть подстава. Мы пребываем в блаженной уверенности, что после гибели гироджета противник потерял нас из вида и не имеет понятия о нашей деятельности. А если это не так? Мы ведь уже достаточно наследили. Мог проболтаться Пэйн, мог Донахью. Я уж не говорю о твоих опа-локских дружках…

— Они ничего про тебя не знают. Как и Пэйн с Донахью. Которым, кстати, невыгодно…

— Невыгодно, да. Но против определенных методов допроса это не гарантия. Тот же твой «твайс спайс», замечательный тем, что никаких следов пыток и трупов после него не остается… Потом, ладно, пусть они не знают, что я — это тот, за кем они охотятся. Но они могли узнать, что кто-то копает под Альянзу. И принять меры. Если мы додумались до организации собеседований с бывшими сотрудниками их компаний, то почему они не могут додуматься до того же самого? То есть до того, что мы будем использовать этот прием? И подсунуть нам эту Дельгадо. Либо для того, чтобы слить нам дезу и пустить по ложному следу. Либо и вовсе в качестве киллера. Хотя они не знают, сколько нас и на кого мы работаем, так что ограничиться ликвидацией двоих для них опрометчиво…

— Хмм… — Миранда задумалась. — Легче всего, конечно, объявить твои подозрения паранойей, но… Теоретически они могли бы допросить тех, с кем мы контактировали. Но только в том случае, если сами уже что-то подозревают. А мы пока не давали им повода. Гироджет не в счет. Сам посуди — ты посылаешь пару боевиков за человеком на далеком острове, они не возвращаются. Повод ли это начать расспрашивать твоих партнеров по Фонду, не продавали ли они свой бизнес в последние дни? Кому придет в голову связать одно с другим?

— Тому, кто знает, что человек на острове имеет к бизнесу кое-какое отношение. Черт его знает. Лучше быть живым параноиком, чем мертвым скептиком.

— Жаль, что ты не думал об этом прежде, чем присвоить те деньги. Глядишь, и Джон был бы целее. Сейчас у нас в любом случае нет выбора. Мы не можем отказаться от встречи с Дельгадо. То есть формально, конечно, можем извиниться и сообщить, что вакансия уже занята. Но тем самым мы либо потеряем ценный источник информации, либо, если твои подозрения верны, покажем противнику, что испугались и что нам есть, чего бояться.

— М-да. Придется рискнуть. Как знать, может, нам даже удастся перевербовать эту Дельгадо. А если… на сколько, кстати, вы договорились о встрече?

— На полдень. Пришлось сдвинуть других, кто назначен у нас на завтра. А что?

— Да вот думаю, если она ни при чем, доживет ли она до завтрашнего утра.

— Ну, как говорится, надо надеяться на лучшее и быть готовым к худшему. Я посмотрю еще, какую информацию на нее удастся найти.

Поиски Миранды, впрочем, не принесли ничего примечательного. Никакого криминала, включая сомнительные и недоказанные случаи, за Анной Дельгадо не числилось. Кстати, Дельгадо она оказалась только по мужу — ее девичья фамилия была Стивенсон, и длинное худое лицо, обрамленное пышными светлыми кудряшками, было хотя и загорелым, как почти у всех в Майами, но лишенным характерных латиноамериканских черт. Муж, Эухеньо Дельгадо, был человеком вообще далеким от всякого рода деловых вопросов, числил себя свободным художником, работал по старинке — кистью и красками, а не на компе (хотя, разумеется, имел персональный сайт с репродукциями своих работ), пару раз выставлялся, но особого успеха не имел. Мне, кстати, его картины на сайте тоже не понравились. Было вполне очевидным, что непризнанный гений живет за счет деловой, энергичной и профессионально успешной жены, так что повышенные притязания Анны по поводу зарплаты предстали несколько в ином свете. Меня, кстати, всегда удивляла эта порода женщин, которые в одиночку могли бы свернуть горы, но предпочитают взваливать на себя и тащить подобную обузу. Могло ли такое положение дел подтолкнуть Анну на криминальный путь? Запросто — как, впрочем, и любое другое. Но, так или иначе, никаких свидетельств тому, кроме самого факта работы на Оливейру, мы не обнаружили.

Фильм я все-таки досмотрел, хотя спокойное созерцательное настроение было испорчено. Утром следующего дня я не удержался и полез в инет смотреть местные криминальные новости; за ночь в городе и области зарегистрировали два убийства, но обе жертвы были мужчины. Еще, правда, один мужчина погиб и четыре человека, включая двух женщин, пострадали в различных ДТП, причем не приходилось сомневаться, что к полудню эти числа вырастут. А случайность несчастных случаев на дорогах — вопрос весьма неоднозначный. Я по-прежнему не был уверен, что Анна доживет до встречи с нами.

Из тех, кого мы успели принять до полудня, наибольший интерес представлял бывший сотрудник фармацевтической компании, также входившей в число учредителей Фонда. То, что он работал с прекурсорами наркотиков, само по себе, конечно, ничего не значило — эти вещества вполне легально используются при производстве многих лекарств. Любопытнее было другое — как-то слышанное им упоминание о «кубинском проекте», суть которого якобы состояла в поставках лекарственного сырья с Кубы после окончания гражданской войны. Никаких прямых доказательств не было, но можно было догадаться, о каком «лекарственном сырье» речь. Сам наш гость, впрочем, ни о чем таком не догадывался и получил от Миранды классическое обещание «мы сами с вами свяжемся» и приказание идти домой и «как следует отдохнуть». Я не был в восторге от идеи использовать «твайс спайс» в этом случае — человек, сведущий в фармакологии, в отличие от прочих, мог постфактум понять, что с выпитым им кофе что-то было не так. Но Миранда настояла на том, чтобы действовать по общей схеме: к тому времени, как он сможет что-то сообразить (тем более хорошенько поспав во исполнение полученного приказания), препарата в его крови уже не останется, и что-либо доказать будет невозможно.

Без одной минуты двенадцать в нашем офисе появилась Анна Дельгадо.

Мы с Мирандой были готовы к любым неожиданностям, вплоть до того, что она выхватит оружие и начнет стрелять (мой пистолет, снятый с предохранителя, лежал в приоткрытом ящике стола прямо передо мной, Мирандин — в кобуре у нее под пиджаком, и я уже знал, что она умеет выдергивать его оттуда меньше чем за секунду). Но на киллера Анна никак не походила — просто молодая целеустремленная деловая женщина, каковой она и представлялась нам после знакомства с ее досье.

Впрочем, справедливости ради надо заметить, что киллеры обычно и не походят на киллеров. Иначе им было бы крайне трудно делать свою работу.

Мы начали беседу, все более убеждавшую меня, что Дельгадо едва ли заслана к нам специально и что она действительно та, за кого себя выдает. После серии типичных вопросов, какие задали бы соискателю бухгалтерской вакансии в любой приличной фирме, настал черед Миранды, которая поднялась с места и поинтересовалась, принести ли гостье кофе или чай. Тоже, кстати, психологическая тонкость — формулировать вопрос не в виде «хотите пить или нет», а «что именно вы будете пить». Есть, конечно, люди, которые все равно твердо скажут «спасибо, ничего», но большинство автоматически примет навязанный выбор одной из названных альтернатив. Вот и Анна не стала исключением.

— Чай, пожалуйста. И покрепче, если можно.

Миранда вышла в заднюю комнату и тут же вернулась с подносом, на котором стояли изящная зеленая чашка с золотой каймой, полная курившимся паром почти черным напитком, блюдечко с ломтиком лимона и щипчиками, еще одно с печеньем и маленькая сахарница. Анна кивком поблагодарила, положила в чашку одну ложку сахара, размешала и опустила туда же щипчиками лимон. Осторожно пригубила — не слишком ли горячо? — затем сделала небольшой глоток. Мы с Мирандой молча ждали, не мешая гостье спокойно выпить чай. Точнее, выжидали, пока придет черед задавать настоящие вопросы. Со слов Миранды я знал, что это примерно три минуты после первого глотка.

Внезапно Анна поперхнулась, да так, что чай брызнул у нее изо рта; одна капля обожгла мне руку. У меня мелькнула мысль, что это обычная неловкость, но уже в следующий миг стало ясно, что лицо нашей гостьи резко налилось кровью вовсе не от осознания своего конфуза. Женщина захрипела, вытаращив глаза, и выронила чашку, полную еще где-то на треть; та ударилась о край стола и опрокинулась, выплескивая горячее содержимое ей на колени. Анна попыталась вскочить, хватаясь за горло, но лишь приподнялась, выгибаясь дугой назад, и упала, боднув головой спинку кресла, покатившегося назад; она ударилась плечами о сиденье, а затем следующая судорога сбросила ее на пол.

Мы с Мирандой бросились к ней, обегая стол с двух сторон. Анна билась в агонии, тщетно силясь вдохнуть; ее лицо посинело, глаза закатились, изо рта текла пена, оставляя на подбородке бурые комочки пережеванного печенья.

— Что? — растерялся я, не зная, что делать. — Она подавилась? Или это эпилепсия?

Миранда уже стояла на коленях возле агонизирующей женщины и без всякой брезгливости раздвигала пальцами ее челюсти.

— Лампу дай! — крикнула она. — Посвети!

Я схватил со стола лампу, изогнул ее гибкий «хобот» и, щелкнув выключателем, направил свет в мокрую пещеру продолжавшего толчками извергать жидкость рта. Миранда, убедившись, должно быть, что дело не в застрявшем в горле куске печенья, хлопнула себя по ноге, обтянутой брючиной делового костюма, затем раздраженно повернулась ко мне:

— Нож! Или бритву! Или что-то режущее!

Я бросил лампу (ее светодиоды продолжали светить) и метнулся обратно к столу, один за другим рывками выдвигая ящики.

— Что ты собираешься делать? — крикнул я Миранде.

— Коникотомию! У нее отек гортани! И еще трубку бы какую-нибудь…

Не скажу, что мне стало намного понятнее, но ситуация к расспросам не располагала[24]. Ножей нигде не было. Попались ножницы, но с тупыми скругленными концами (ну конечно, безопасность превыше всего — ножик в нашем чайно-кофейном наборе тоже был такой), картридж для принтера, древняя ручная точилка для карандашей, не менее древняя коробка канцелярских кнопок — их не выпускают уже, наверное, лет пятнадцать, с начала массового производства нанолипучки…

— Быстрее!!!

— Тут ничего подходящего! О, а осколки чашки?

— У нас вся посуда небьющаяся!

— Посмотри, вдруг у нее в карманах что есть!

— А, точно! — Миранда хлопнула по глубоким карманам брюк лежавшей — современные деловые женщины не носят сумочек — и извлекла из одного из них косметичку. У самой Миранды я, кстати, подобной вещицы не видел — должно быть, потому это и не пришло ей в голову сразу. Отшвырнув кривые маникюрные ножнички, она вооружилась пилкой для ногтей. А я тем временем продолжал вытряхивать ящики в поисках какой-нибудь трубки. Воображение рисовало гелевую ручку, но где ее возьмешь в наше время? Их еще выпускают и продают в магазинах для художников, но в практической жизни я не видел ручек и карандашей уже давно — даже какие-нибудь геологи и биологи в джунглях делают все записи на своих компах и используют снимки вместо зарисовок… Но в ящиках этого стола всякий канцелярский хлам, похоже, скапливался годами. Ага, вот! Цанговый карандаш — то, что надо!

— Лови!

— Некогда, беги сюда!

Миранда вонзает острый конец пилки — прямо скажем, не самый тонкий хирургический инструмент — прямо в горло Анны. Брызжет кровь, я слышу мерзкий сосуще-хлюпающий звук — но лишь однократный, а не ритмичный.

— А, д-дерьмо! Пульса нет!

Подбежав, я пытаюсь обломать узкий конец карандаша, чтобы диаметр трубки получился достаточным с обеих сторон. Миранда тем временем резкими движениями скрещенных ладоней делает Анне массаж сердца.

— Давай! Давай же! Давай, чтоб тебя!

Я не уверен, адресовано это ей или мне, но пластмассовая трубка, наконец, с хрустом ломается в соотношении где-то два к одному, и я сую длинную часть Миранде. Та вгоняет трубку в кровавую дыру в горле Анны (у меня мелькает неуместная аналогия с колом, вонзаемым в сердце вампира) и продолжает массаж грудной клетки. Я несколько секунд тупо смотрю на это, затем спохватываюсь, бегу обратно к лежащему на столе офисному компу, который, конечно, соединен с фоном, быстро тыкаю в иконку, изображающую старинный фон с дырчатым диском, жму три классические цифры…

— Мартин, не надо!

Миранда уже стоит. Ее руки в крови, и на лице несколько мелких капелек. Наверное, и на пиджаке есть, но на черной материи это незаметно.

— Я звоню 911.

— Не надо. Это бесполезно.

Я протянул палец к кнопке отмены, но все же задержал его:

— Ты уверена? Может, ее еще можно откачать?

— Нет. От этого нет противоядия.

Палец коснулся кнопки.

Связь «противоядие — яд» моментально выстроилась в моем мозгу, и я предостерегающе заметил Миранде:

— На тебе ее кровь!

— А, да. Это лучше смыть.

К счастью, туалет в нашем офисе отдельный, и ей не нужно выходить в таком виде в коридор. Да, но из коридора кто-нибудь может заглянуть к нам! До следующего соискателя еще минут двадцать, но мало ли… Я подбежал к наружной двери и запер ее, а затем, подхватив труп за руки, поволок его в заднее помещение.

— Угу, правильно, — одобрила Миранда, выходя из туалета. Я уже уложил тело и неприязненно смотрел на оставшиеся на полу следы. Впрочем, это можно смыть, хорошо, что у нас тут не ковровое покрытие…

— Что все-таки случилось? — спросил я. — Ты говоришь, это яд? Откуда он взялся?

— Хуже, — покачала головой Миранда. — Я слышала про эту штуку, но думала, что это просто байки. Во всяком случае, у государства такого нет. Я соприкасалась с этой темой, когда служила — если бы оно стояло на вооружении, я бы знала.

— Ну мы уже знаем, что на мафию работают свои собственные фармацевтические компании… Так что это?

— Генноинженерная технология, позволяющая сделать человека гиперсенсибильным к любому заданному раздражителю. В том числе, разумеется, к тем или иным психотропам. Результат — тяжелейший анафилактический шок, почти мгновенная кома и смерть. Мы бы не спасли ее, даже имея под рукой адреналин, глюкокортикоиды и прочие необходимые препараты. Слишком уж мощный эффект у этой дряни.

— Тогда зачем ты пыталась?

— Не была до конца уверена, что это именно оно. И уж лучше попытаться что-то сделать, чем просто стоять и смотреть, как она умирает, разве нет?

— Как по-твоему, она ни о чем не догадывалась?

— Нет, конечно. Получила инъекцию под видом какой-нибудь прививки. Небось, еще и радовалась соцпакету своей компании, включающему бесплатную медицинскую профилактику для важных сотрудников… Ладно, партнер, нам надо не болтать, а решать проблему! Ты понимаешь, что мы только что совершили убийство? Не они, сделавшие ее такой — что, кстати, недоказуемо — а мы, которые незаконно ввели ей смертельный для нее препарат.

— Так ты поэтому не велела мне звонить?

— Да. У нас семнадцать минут. Помоги мне ее раздеть, быстрее!

— Зачем? — спросил я, присаживаясь, однако, возле трупа и начиная расстегивать блузку Анны (верхние пуговицы уже были расстегнуты, когда моя партнерша пыталась оказать ей помощь), в то время как Миранда сдернула с трупа туфли и занялась брюками.

— Ну сам подумай! Камеры системы безопасности здания засекли, как она к нам вошла — значит, должны заснять и ее уход. Причем до того, как войдет следующий посетитель, ибо так было со всеми предыдущими гостями. К счастью, ее размеры не сильно отличаются от моих…

— Тут кровь на воротнике, — заметил я, кивая на блузку; пятна, впрочем, оказались меньше, чем можно было ожидать.

— Ничего, будет не видно под… Проклятье! — воскликнула вдруг Миранда. — Она обделалась!

— Точно, — принюхался и скривился я.

— Это не редкость при такой смерти… но теперь я не могу надеть ее брюки!

— А зачем? У тебя же тоже брюки.

Миранда посмотрела на меня с выражением «о, мужчины!» и снизошла до пояснения:

— Фасон другой. И цвет у нее чуть светлее.

— Думаешь, на камере заметны такие тонкости?

— Если запись подвергнут тщательному анализу… Ладно, придется рискнуть. Стирать и сушить нет времени.

Миранда быстро разделась до пояса, не утруждая себя лишней застенчивостью, и подхватила у меня блузку несчастной Анны. Я меланхолично подумал, что если запись будут анализировать не компы, а мужчины, то скорее заметят несоответствие не фасона брюк, а размера груди, который у Миранды на пару пунктов побольше. К сожалению, Дельгадо пришла к нам без пиджака или иной одежды поверх блузки, которая позволила бы замаскировать это обстоятельство. Миранда, должно быть, и сама это смекнула, постаравшись поддернуть блузку так, чтобы та висела как можно свободнее. Затем выбралась из своей удобной спортивной обуви и, недовольно морщась, влезла в узкие туфли на каблуках, которые, кажется, были ей еще и малы.

— Ты сможешь снять с нее скальп, пока я гримируюсь?

— Что?! — опешил я.

— Волосы. Светлые, кудрявые, вдвое длиннее моих. Что прикажешь с этим делать?

— Э… может, просто состричь и…

— И что? Приклеивать к моей голове по одному? На изготовление нормального парика, дублирующего ее прическу, нет времени.

— А как же кровь?

— Смою, прежде чем надевать, естественно. Там ее не так много. Ну, сможешь сделать так, чтобы не порвать кожу, где не надо?

— Ну… я, конечно, могу попытаться, но…

— Ну ладно, я сделаю начальный надрез вдоль корней волос, а дальше ты сам, там кожа уже довольно легко снимается, почти как с апельсина… Время, партнер, время! Мне еще гримироваться! Где пилка? Тащи сюда! — сама Миранда тем временем подхватила под мышки полураздетый труп и поволокла его в сторону туалета, очевидно, чтобы не плодить новых кровавых пятен на полу. — И закатай рукава, чтоб не запачкаться!

Вот уж никогда не думал, что мне придется смотреть, как одна женщина скальпирует другую пилкой для ногтей. И уж тем более не думал, что мне придется делать это самому.

К счастью, желудок у меня крепкий. Но звук, с которым пилка скребла по кости, я, наверное, долго не забуду.

Чтобы не мешать мне, Миранда убежала гримироваться не перед экраном над раковиной (наш туалет, в отличие от общего в коридоре, был оборудован не зеркалом, а экраном с камерой, дающим реальное, а не инвертированное изображение — что особенно ценно, когда пытаешься придать себе сходство с кем-то другим), а перед нашим офисным компом, естественно, тоже снабженном встроенной камерой. Предназначенная для видеоконференций, она давала не такое хорошее разрешение, как та, что в туалете, но, в общем, годилась. Фото Анны из ее резюме уже было загружено в комп.

— Готово! — крикнул я, наконец, выпрямлясь со скальпом в левой руке. Я держал его за волосы, и он и впрямь походил бы на просто парик, если бы не падавшие с внутренней стороны багровые капли. В правой руке у меня была пилка, липкая и почти черная от крови; я бросил ее в раковину. Труп полусидел у моих ног, запрокинув голую окровавленную голову в унитаз; белки закатившихся глаз и оскаленные зубы влажно блестели, и пластмассовая трубка по-прежнему торчала из горла. Зрелище было не из приятных, но запах фекалий, рвоты и крови был еще хуже.

— Ага, молодец, — подбежавшая Миранда осторожно, чтобы не испачкаться, взяла результат моих трудов. Она тоже выглядела жутко — черты лица Анны, более длинного и костистого, были пока еще грубыми мазками нанесены поверх ее собственных, производя впечатление не то маски из плоти, не то врожденного уродства типа предельного случая сиамских близнецов — с одной головой, но двумя лицами. — Я отмою, а ты пока приберись в комнатах. Выходи осторожно, чтобы ботинки не заляпать!

Я загнал обратно ящики стола и унес в заднюю комнату чашку (действительно небьющуюся, хотя выглядела она, как фарфоровая) вместе с остальными чайными принадлежностями. Миранда, вывернув скальп наизнанку, смывала кровь под сильной струей воды.

— Чем вымыть пол? — крикнул я ей. В нормальных условиях для этого вызывали киберуборщицу, но, хотя роботу все равно, вытирать обычную грязь или кровь с мочой и блевотиной, я не был уверен, что частицы всего этого стоит оставлять на его щетках. Если и в самом деле будет расследование… К тому же работает киберуборщица тщательно, но достаточно неспешно.

— Ну, твоими трусами мы жертвовали в прошлый раз, теперь, видимо, черед моей рубашки. Да, и надо что-то делать с этим запахом. Вот, пропрыскай там везде, — Миранда кинула мне туалетный дезодорант.

Конечно, на скорую руку ликвидировать все следы было невозможно, экспертиза с применением всех полицейских приспособлений нашла бы кучу улик. Но пока что нашей проблемой были не криминалисты, а всего лишь претенденты на рабочее место, озабоченные совсем другими вопросами. Пока я мыл пол, Миранда высушила скальп сушилкой над раковиной и побежала доделывать грим. Свои собственные волосы она, наоборот, намочила, чтобы плотно прилегли к голове. Я озабоченно посмотрел на часы. Семь минут, ей не успеть… Вот бы следующему посетителю опоздать! Хотя немного найдется раздолбаев, способных опоздать на собственное собеседование…

Увы, очередной соискатель не оказался раздолбаем. Он пришел даже на три минуты раньше.

Само по себе это не было катастрофой — у нас уже несколько раз бывало, что интервью затягивалось, и следующему кандидату приходилось ждать, пока выйдет предыдущий. Но Миранде не нравилось, что ей придется пройти мимо этого человека. Трудно сказать, что он может заметить или почуять на близком расстоянии; камеру обмануть куда проще…

Наконец Миранда закончила со своим лицом. Точнее, теперь это было уже не ее лицо, и смотреть на него, помня, что лежит у нас в туалете, было как-то диковато. Особенно после того, как она надела поверх своих волос скальп, аккуратно поправила его перед камерой и разложила длинные кудрявые волосы мертвой женщины по плечам так, чтобы они закрыли пятна крови на блузке. И все же что-то мешало полному сходству. Я посмотрел на экран с фото Дельгадо. Глаза. У Миранды они были синими, а у Анны — серыми.

— Знаю, партнер, — она словно прочитала мои мысли, хотя скорее просто проследила направление взгляда. — Еще она на два дюйма выше меня, и безымянный палец у нее одной длины со средним. (Я поразился ее наблюдательности — вот уж на пальцы мне бы точно не пришло в голову обратить внимание.) Но будем надеяться… проклятье, чуть не забыла! — она сунула в карман блузки свои сережки и метнулась в туалет. Оттуда она вернулась уже в сережках Анны — увы, они были самыми обыкновенными, без чипов памяти. Затем вновь посмотрелась в экран, направив на себя камеру.

— Волосы сзади нормально?

— Порядок.

— Наш гость говорит по-английски, надеюсь, ты сумеешь его развлечь, пока я найду способ незаметно вернуться. А сейчас позвони ему на фон, — Миранда направилась к двери.

— И что я ему скажу?

— Ничего. Он не возьмет трубку, он же ждет, что его сейчас пригласят. Просто чтобы он отвлекся, пока я прохожу мимо.

Так мы и сделали. Миранда вышла в тот самый момент, когда наш посетитель отменял вызов (гудок оборвался автоматическим уведомлением, что мистер Трухильо сейчас не может говорить и просит перезвонить позже), а затем я через интерком пригласил его в кабинет.

Ничего интересного Трухильо не рассказал; он работал в рекламном отделе мелким креативщиком, имел дело, естественно, исключительно с легальной продукцией, а если когда-то и слышал что-то, не относящееся к его обязанностям, то расспрашивать его об этом без «твайс спайса» я не решился. Спровадив его достаточно быстро, я еще раз тщательно осмотрел наш офис во всех местах, где могли остаться следы, и остался удовлетворен. Но что нам, черт побери, делать с трупом в туалете? Разделать его на части и выносить в мешках для мусора? Меня передернуло. Да и не слишком надежен такой способ. Большое количество мешков, вынесенных из одного офиса, может привлечь внимание, особенно в наше время, когда почти весь документооборот идет в электронной форме, и бумажный мусор образуется крайне редко… Где же Миранда? Я не знал, как она собирается обмануть камеры, но вот-вот должен был заявиться следующий соискатель, и он, что самое скверное, не говорил по-английски. Он был барменом в ночном клубе и, возможно, мог бы рассказать нам о посетителях побольше, чем танцовщицы. Но настоящий бармен по доброй воле никогда не станет разбалтывать секреты клиентов, и уж тем более — потенциальному работодателю, демонстрируя ему таким образом свою профнепригодность.

Я позвонил с офисного компа на фон Миранды. Трубку сняли (до чего, однако, живучи в языке выражения, уже утратившие буквальный смысл!), но за прервавшимся гудком настала тишина. Однако спустя несколько секунд на экране компа появилось сообщение: «Можешь говорить вслух, но я буду отвечать текстом».

Ну понятно. Голос из наушника слышит, если не орать, только абонент, а вот то, что он говорит в ответ, могут услышать все вокруг. Я изложил Миранде суть проблемы.

«Пока еще не успеваю вернуться. Оставь фон включенным и увеличь громкость микрофона, я буду слышать, что он говорит, и подсказывать тебе ответы. Я оставила все для кофе в ящике стола, где чайник».

Я понял, что она еще не отказалась от идеи использовать «твайс спайс».

— Тебе мало одного… — «трупа», хотел сказать я, но вспомнил, что это фонный разговор, и закончил более нейтрально: — прокола?

«Скорее всего, он не обработан. Не такая шишка. Но что-то знать может».

— «Скорее всего» — это не аргумент. Я не хочу рисковать.

Я ожидал, что Миранда примется настаивать, но после короткой паузы на экране появились слова: «Ладно. Ты прав». Должно быть, она сообразила, что, какой бы маленькой ни была вероятность, в худшем случае я уже не смогу изобразить, что и второй покойник покинул наш офис на своих ногах. И загримироваться не сумею, и офис оставить больше не на кого.

А может, просто не захотела подвергать опасности жизнь невиновного человека?

В этот миг мелодичный сигнал возвестил о прибытии того, о ком мы говорили.

«Entren»[25], — подсказала мне Миранда. Я включил интерком и пригласил гостя в кабинет.

Далее состоялся странный диалог, в котором, за исключением отдельных слов, я не понимал не только того, что слышал, но и того, что говорил сам. В какой-то момент я даже почувствовал неловкость за свое явно жуткое произношение, но тут же сердито напомнил себе, что я тут — работодатель, а не проситель, и официальным языком большинства Конфедеративных штатов, включая Флориду, до сих пор остается английский и никакой иной.

Наконец я распрощался с барменом.

— Мы что-нибудь узнали? — спросил я Миранду без особой надежды.

«Ничего особенного. Попытки что-то выведать о клиентах он бдительно пресекал. Должно быть, думал, что это проверка, умеет ли он держать язык за зубами. За что его уволили, сказать затрудняется. Возможно, за незнание английского. Во всяком случае, в коктейлях он разбирается неплохо».

— Ты скоро? Тут следующий тоже в английском ни бум-бум.

«Стараюсь. Скоро грузчики доставят тебе сейф. Расплатись за доставку с анонимного счета и вели поставить его в задней комнате. Потом откроешь, код — 76254986».

— Хорошо, — ответил я, но, не успел я задать следующий вопрос, как на экране возникло красное окошко: «Обрыв связи». Черт.

К приходу очередного соискателя, полагающего знание государственного языка своей страны излишеством, ни Миранда, ни грузчики, ни связь так и не появились. Пришлось срочно искать сайт с программой онлайн-перевода. К сожалению, эти программы все еще очень плохо работают с голоса, так что возникавшая на экране тарабарщина давала мне лишь отдаленное представление о словах собеседника. Но труднее всего было не расхохотаться над особо забавными вариантами перевода, что, вероятно, повергло бы гостя в изрядное удивление, ибо он и не думал шутить. Впрочем, мы не в Союзе, где за подобный смех, как за «явное проявление неуважения к подчиненному или кандидату», работодатель может заработать судебный иск. Свои реплики — по большей части не связанные с услышанным, а просто очередные вопросы — я вводил уже текстом, а потом озвучивал появившийся перевод. Не знаю, понимал ли соискатель, зачем я в процессе разговора что-то регулярно ввожу в комп, или же считал, что я конспектирую его увлекательный рассказ о буднях механика-наладчика складских роботов. Он мог подолгу говорить о возможных неисправностях своих подопечных и сравнительных достоинствах разных моделей (причем по его словам выходило, что прежние были лучше нынешних — «надежнее и вообще»), но, увы, на самих складах никогда не бывал и о поступавших и убывавших оттуда грузах не имел понятия. Своего места, если мы с компом его верно поняли, он лишился потому, что был заменен ремонтным роботом нового поколения.

Лишь одна его реплика заставила меня вздрогнуть — когда он несколько смущенно спросил, можно ли воспользоваться нашим туалетом. Причем я не сразу понял значение слова excusado, сочтя, что он за что-то извиняется; когда же переводчик выдал мне в скобках все значения, я воскликнул «No trabaja!»[26], пожалуй, громче, чем следовало.

Уже к концу беседы, наконец, объявились грузчики, коих мой визави окинул профессиональным оценивающим взглядом. Тяжело ступая восемью суставчатыми ногами на двоих, они внесли сейф — не компактную коробку, какие чаще всего используются сейчас, когда большинство ценных вещей имеют размер не больше дюйма, а здоровенный металлический шкаф, словно явившийся прямиком из гангстерских фильмов столетней давности. Его замок, впрочем, все же был электронным. Расплатившись с роботами (счет оказался неожиданно большим — вероятно, не столько за массу заказа, кибергрузчики могут поднять и больше, сколько за срочность), я выдал ерзавшему механику стандартную фразу «мы с вами свяжемся», которую уже успел заучить по-испански, и указал грузчикам, куда поставить сейф. Когда все лишние покинули офис, я сверился с компом, где был записан код, и ввел комбинацию цифр.

— Уфф, — сказала Миранда, практически вываливаясь изнутри; ее лицо блестело от мелких капелек пота. Грима на ней уже не было, не говоря уже об окровавленной одежде и скальпе; за время своего отсутствия она успела приобрести не только сейф, но и новый костюм того же покроя, что и прежний. — Чуть не задохнулась в этом ящике.

— Могла бы взять негерметичный.

— Для трупа нужен именно герметичный.

— Надеюсь, ты не предлагаешь просто оставить ее здесь в сейфе следующим арендаторам помещения?

— Несколько дней постоит, потом пришлем за сейфом роботов, погрузим его в вертолет и выбросим в море.

— Несколько дней? Ее муж заявит в полицию уже сегодня вечером.

— Не заявит. Я отправила ему сообщение с ее фона, что у нее срочная деловая поездка в Луизиану. До конца недели.

— Он будет ей звонить.

— Да, и натыкаться на автоответчик. Рано или поздно он, конечно, забеспокоится. Но не сегодня и не завтра. А этого адреса он, держу пари, не знает. Скорее всего, она ему просто не сказала — «иду на собеседование», и все. А может, и просто «иду по делам». И даже если она назвала ему какие-то детали, он пропустил их мимо ушей. Поверь, я знаю, как складываются отношения в подобных браках.

— Из личного опыта? — не удержался я.

— Нет. Изучала психологию. Ладно, у нас там скоро следующий посетитель, а я еще не привела себя в порядок.

Оставшаяся часть этого дня прошла, по сути, впустую. Поскольку мы согласились, что использовать «твайс спайс» слишком опасно, то не получили от наших посетителей даже тех крох полезной информации, что собрали за предыдущие дни. После ухода последнего соискателя нам пришлось вновь заняться грязной работой — перетащить труп в сейф и убраться в туалете, где, разумеется, изрядно воняло.

— Чур я первая в душ, как придем домой, — сказала Миранда, когда все, наконец, было кончено.

— Ладно, — вздохнул я; ей действительно пришлось повозиться сегодня поболее моего. — Сколько там еще в нашем списке?

— Четверо. Но, полагаю, толку от них не будет.

Я кивнул, соглашаясь: Миранда, естественно, составляла список в порядке убывания потенциальной интересности кандидатов, и уж если от сегодняшних не было пользы, то от завтрашних ее тем более вряд ли стоило ожидать.

— Напишем им, что вакансии уже заняты? — предложил я.

— Посмотрим. Может, еще примем их завтра вечером. А с утра нанесем визит в штаб-квартиру Фонда. Думаю, уже пора.

И вот в десять утра следующего дня мы без всяких предварительных уведомлений нагрянули в Фонд (я, естественно, вновь был в обличии Корнфилда, и мы оба нанесли тонкий слой грима на пальцы, чтобы не оставлять отпечатков). Председателя правления мы на месте не застали, пришлось довольствоваться видеосвязью с ним. Теодор Винфред Ланчестер, явно разбуженный нашим вызовом (непричесанная копна седых волос неопрятно топорщилась), мало походил на всесильного мафиозного заправилу. Мы, разумеется, тщательно изучили все, что смогли о нем найти. Шестидесятичетырехлетний профессор-гуманитарий, автор работ по истории американской литературы. Единственные проблемы с законом имел в студенческой юности — пара задержаний за участие в акциях антиглобалистов. Впоследствии от политики отошел. Серьезным бизнесом никогда не занимался. Помимо Фонда «Планета без наркотиков», числился членом еще полудюжины гуманитарных и благотворительных организаций у нас и за границей. Вердикт Миранды был однозначен — подставное лицо для представительских функций. Я тогда осторожно заметил, что очевидность бывает обманчива, но теперь вынужден был с ней согласиться: Ланчестер даже и название «Старгайд Энтертэйнмент» вспомнил не сразу, а когда, наконец, понял, кто мы такие и чего хотим, поспешно заявил, что со всеми такими вопросами надо обращаться к финансовому директору Фонда, мистеру Игнасио Хернандесу.

— Нам нет нужды беспокоить мистера Хернандеса, — холодно улыбнулась Миранда. — Просто распорядитесь, чтобы нам дали доступ ко всем соответствующим документам. Вы имеете право отдать такое распоряжение напрямую.

— Ну… да, — пробормотал Ланчестер, явно теряясь от ее напора, — но, право же, лучше вам… я не занимаюсь такими вопросами, и…

— Зато мы ими занимаемся, — улыбка Миранды стала еще шире и еще холодней. — Мы деловые люди, и нам дорого наше время. Пожалуйста, сэр — от вас требуется только отдать распоряжение своим подчиненным. Согласно параграфу семь третьего раздела Устава Фонда, а также Закону об общественных организациях Штата Флорида от двадцать седьмого…

— Ну хорошо, хорошо… я сейчас позвоню… эээ…

— Мисс Лусии Бальдо, — Миранда, похоже, уже разбиралась в сотрудниках аппарата Фонда лучше, чем его председатель.

— Да, да…

Через несколько минут к нам спустилась та самая Бальдо — плотная невысокая дамочка со складками вечного недовольства над не лишенной растительности верхней губой — и, еще раз удостоверившись в непреклонности наших намерений приступить к проверке прямо сейчас, а также в подлинности документов, подтверждающих наши права, повела нас в бухгалтерский отдел. Нам пришлось подняться с ней на лифте на три этажа (всегда удивлялся этой манере офисных работников ждать лифта там, где проще было бы дойти пешком), проследовать по дважды свернувшему под прямым углом коридору — и, наконец, пройдя через дверь с кодовым замком, мы оказались в выделенном нам кабинете. Еще пару десятилетий назад стол в таком кабинете, а то и приставленные с боков стулья, были бы завалены папками с бумагами. Сейчас, разумеется, на столе лежал лишь комп с деблокированным доступом в определенные разделы внутренней сети и набор контрольных кристаллов памяти одноразовой прошивки.

Мы работали в полном молчании, понимая, что в кабинете почти наверняка имеются подслушивающие устройства. Первое, что я сделал — это заклеил непрозрачной липучкой глазок видеокамеры компа; впрочем, скрытая камера в этом помещении тоже была не исключена, возможно, и не одна. Однако жестами мы обменивались — впрочем, скупыми и едва ли особо информативными для посторонних, хотя друг друга мы отлично понимали. Пока я разбирался в финансовых хитросплетениях, Миранда для начала осторожно попробовала получить доступ к закрытым разделам сети при помощи хакерского софта в своих сережках — но, увы, не преуспела. Без дела она, однако, не осталась. Добравшись до зарплатных ведомостей, я сбросил ей для анализа списки штатных сотрудников Фонда; впрочем, выплаты внештатникам обещали еще более интересное чтение.

Идиллическую картину совместной работы нарушила внезапно распахнувшаяся дверь и появившийся на пороге жгучий брюнет, компенсировавший недостаточный для истинного мачо рост воинственно встопорщенными усами.

— Кто вы такие? — спросил он, даже не пытаясь казаться вежливым. По-английски он говорил без всякого акцента.

— Во-первых, добрый день, — как ни в чем не бывало, откликнулась Миранда. — Мистер Хернандес, если я не ошибаюсь? Во-вторых, полагаю, вы уже получили ответ на ваш вопрос от ваших подчиненных.

— Мне сообщили, что вы — новые владельцы «Старгайд». Но я хорошо знаю, что Донахью никому не собирался продавать свою компанию.

— Видимо, вы были недостаточно хорошо информированы, — улыбнулась Миранда. — А разве мистер Донахью обязан отчитываться перед вами о своих намерениях? Устав Фонда не содержит подобных положений. Фонд представляет собой благотворительную организацию, действующую на добровольных началах, не так ли?

— Да, разумеется. Могу я взглянуть на ваши документы?

— Можете.

Не найдя, к чему придраться, Хернандес задал следующий вопрос:

— Почему вы не обратились прямо ко мне? Вопросы финансовой отчетности — в моем ведении.

— Не беспокойтесь, — Миранда одарила его еще одной обворожительной улыбкой. — Ваши подчиненные справились сами и предоставили нам все, что нужно. В полном соответствии с Уставом.

Хернандес почувствовал, что должен сдать назад.

— Как финансовый директор Фонда, — пробурчал он уже куда более миролюбивым и отчасти даже извиняющимся тоном, — я должен узнать намерения нового владельца компании. Как вы верно заметили, участие в Фонде является добровольным, и вы вправе в любой момент…

— Не беспокойтесь, — вновь повторила Миранда, — мы не собираемся покидать Фонд и намерены принимать активное участие в его деятельности.

Как раз это-то, очевидно, Хернандеса и беспокоило. Впрочем, он окончательно овладел собой и нашел в себе силы улыбнуться в ответ:

— Хорошо. Надеюсь, вы легко разберетесь со всеми этими формальностями, — он кивнул на комп на столе. — В принципе, вы могли бы сэкономить время, ознакомившись с отчетами государственных инспекций… но, разумеется, вы в полном праве во всем убедиться самим. Я распоряжусь, чтобы вам принесли кофе и бутерброды.

Разумеется, мы вежливо отказались от этого любезного предложения.

Когда Хернандес вышел, Миранда весело взглянула на меня. «Как думаешь, нас выпустят отсюда живыми?» — читалось в этом взгляде. «Прорвемся!» — ответил я столь же безмолвно. На самом деле, хоть мы и старались относиться к этому иронически, опасность была. Да, это не глухие трущобы ночью, а респектабельный офис среди бела дня, но кто сказал, что человек не может исчезнуть и в таких условиях? Анна Дельгадо тоже пришла в офис…

И, чем дольше я изучал документы, тем больше убеждался, что причины не выпустить нас отсюда у Хернандеса и иже с ним есть.

Среди прочих фактов меня порадовала одна фамилия, не связанная с крупными суммами и серьезными операциями; я указал на нее взглядом Миранде, и та подняла в ответ большой палец. На балансе Фонда не числилась собственная авиация; авиаперелеты сотрудников по служебным надобностям (во всяком случае, оформленные как таковые), конечно, оплачивались из средств Фонда, но не все сотрудники пользовались для этого рейсовыми самолетами авиакомпаний. В частности, Хернандесу Фонд оплачивал частного пилота. И этим пилотом был не кто иной, как Марк Рональдо. За каждый полет в бухгалтерию Фонда аккуратно предоставлялся отдельный счет, и хотя в этом счете не указывался пункт назначения, однако несколько дат совпадали с уже известными нам массовыми визитами во Фриско.

Мы просидели в Фонде целый день (четверым оставшимся искателям работы пришлось отправить сообщения, что мы пригласим их в другой день, если возникнет необходимость). Бальдо пару раз заглядывала спросить, все ли у нас в порядке и не нужна ли нам помощь; наконец мы сами связались с ней и сообщили, что закончили. Она проводила нас на выход. Никто не помешал нам покинуть Фонд.

Когда мы вышли на улицу, Миранда приложила палец к губам, показывая, что еще не время говорить свободно. Я понимающе кивнул. Мы дошли до автобусной остановки, к которой как раз подходил автобус — однако мы позволили ему уехать вместе со всеми столпившимися на остановке служащими. Сейчас, в конце рабочего дня, не приходилось сомневаться, что вскоре остановка заполнится вновь, так что времени у нас было мало. Миранда извлекла из кармана небольшой прибор, вытащила его раздвижную антенну-рамку и с разных сторон провела ею вдоль моего тела. Прибор несколько раз предостерегающе пискнул, реагируя на мои импланты, но не обнаружил ничего такого, о чем бы я не знал. Затем я оказал аналогичную услугу Миранде — с тем же результатом. Предосторожность, однако, была не лишней — сейчас, когда успехи микроэлектроники фактически вернули слову «жучок» его буквальное значение, никогда не знаешь, что может незаметно на тебя заползти. Впрочем, использование шпионских устройств — это всегда палка о двух концах: они хороши лишь до тех пор, пока их не обнаружат. Потому что, во-первых, их применение частными лицами незаконно, а во-вторых, что куда важнее, человек, убедившийся, что за ним следят, начинает делать выводы и поступки, в которых следящие меньше всего заинтересованы. Видимо, именно поэтому Альянза предпочла не подсаживать нам «блох». Второй вариант — что нас сочли «лохами», не стоящими внимания — выглядел менее вероятным: ни о чем не подозревающие «лохи» едва ли могли проработать вместе целый день, не обменявшись при этом ни словом.

Как мы ни торопились, первые двое посторонних подошли к остановке прежде, чем Миранда успела спрятать свой детектор; в принципе издали они могли заметить и понять, чем мы занимаемся. Впрочем, они, кажется, более интересовались друг другом, чем происходящим вокруг; это были две женщины, по виду — типичные офисные работницы и, скорее всего, лесбиянки. Хотя у нас, в отличие от Союза, гомосексуалисты обоего пола не выпячивают всем напоказ свою ориентацию, подчеркивая ее специальными значками и предметами одежды (в большинстве южных штатов ношение подобной атрибутики и вовсе приравнивается законом к непристойному поведению в общественном месте, правда, Флорида тут как раз исключение), эти двое, судя по взглядам и интонациям, едва ли были просто коллегами, беседующими по дороге домой. Миранда, однако, посмотрела на них недоверчиво и не упускала из виду позже, когда мы, вместе с другими подтянувшимися пассажирами, ехали в автобусе; однако парочка сошла через две остановки, ни разу не взглянув в нашу сторону и окончательно развеяв подозрения.

— Итак, твой вердикт? — спросила, наконец, Миранда, когда мы добрались до своей квартиры.

— Через Фонд прокачиваются крупные суммы, в этом нет никаких сомнений. Механизмы используются разные — тут и специфика, связанная с благотворительностью, о которой я уже говорил, и кредиты фирмам, которые потом оказываются банкротами, и манипуляции со страховкой, когда получателем страховой премии оказывается де факто дочерняя компания страхователя — причем эти варианты могут сочетаться, скажем, страхуется некий коммерческий риск, и деньги, таким образом, сперва берутся в кредит, затем вкачиваются в подставную фирму-банкрот, а потом возвращаются через страховку, и баланс Фонда оказывается чистым, а на самом деле таким образом просто легализуются части одной крупной суммы… есть и более сложные схемы с взаимным кредитованием по цепочке, игрой в поддавки на фондовом рынке и так далее. Но. Я говорю об этом так уверенно лишь потому, что примерно представляю себе, что можно прокрутить в тех или иных начальных условиях для получения определенного результата и вижу, что этот результат был получен. Однако юридически доказать, что он был получен именно таким путем, а не в результате стечения обстоятельств, практически невозможно, если только участники игры не сознаются сами. Простая аналогия: богатый дядюшка с больным сердцем умирает от инфаркта поздно вечером в обществе своего племянника-наследника. Следов яда нет, «скорая» была вызвана своевременно — наследник чист. А то, что он во мраке подкрался к дядюшке сзади и заорал ему нечто жуткое прямо в ухо — кто же это докажет?

— То есть государственные аудиторы, проводившие проверки в Фонде, ни при чем?

— Ну, вполне возможно, что кого-то из них и подмазали, чтобы они не рылись в некоторых примечательных совпадениях, но это опять-таки не докажешь. Формально они честно исполнили свои обязанности.

— Ясно. Ну а если мы поведем финансовую атаку на Фонд? Точнее говоря, на входящие в него компании. Какие у нас для этого возможности, с учетом твоих капиталов?

— Ограниченные, — усмехнулся я. — Это не «Старгайд» и даже не «Краун». Я все-таки увел не все деньги Альянзы, и к тому же за два года они неплохо поправили свои дела. Даже если я выложусь до последнего цента, разорить их я не смогу. Особенно учитывая, с кем мы имеем дело. Им ничего не стоит получить крупные средства в кратчайшие сроки. Вплоть до банальных ограблений банков.

— Я понимаю. Но напугать их мы можем? Создать иллюзию полномасштабной и реальной угрозы их бизнесу, как минимум — его легальной части.

— Ах вот ты что имеешь в виду. Стало быть, скрытная фаза операции закончилась?

— После нашего визита в Фонд — видимо, да. Пока, конечно, у них нет уверенности, что под них копают…

— Но ты хочешь создать таковую, чтобы заставить их дергаться и суетиться.

— Именно.

— И нас просто грохнут.

— Конечно — если дознаются, что это мы. Но в том-то и дело, чтобы создать у них ощущение могущественной угрозы, исходящей непонятно откуда. Нас после сегодняшнего визита, конечно, заприметили, но им и в голову не придет считать двух никому не известных человек, не побоявшихся явиться к ним лично, своими главными врагами. Мы в их представлении — просто пешки этой неведомой силы.

— Пешки обычно слетают с доски первыми.

— Или проходят в ферзи. Ладно, не будем углубляться в аналогии. Естественно, опасность для нас есть, если мы подставимся. Но им будет не так просто найти нас, чисто физически. Полагаю, в Майами мы не задержимся.

— Переберемся во Фриско?

— Схватываешь на лету. Так что реально мы можем им сделать?

— Ну, как я уже говорил, компании Фонда достаточно устойчивы против враждебных действий напрямую. Но сегодня я нарыл сведения об их партнерах, а там уже не все так однозначно. Атакуя партнеров, можно создать головную боль компаниям Фонда, во всяком случае, легальной составляющей их бизнеса. Но только головную боль, а не рак мозга.

— Но тот, кто страдает от сильной головной боли, вполне может заподозрить у себя рак мозга, — радостно подхватила аналогию Миранда. — Особенно если у него будут основания считать, что происходящее с ним не случайно.

— Мне придется весьма основательно вложиться в это дело, — продолжал я, не разделяя ее восторга. — Причем, скорее всего, экономически это будет совершенно не оправданно.

— Тем лучше — у них не останется сомнений, что не обычные деловые пертурбации, а целенаправленный удар могущественного врага.

— Ты что, не понимаешь? Речь о том, что я безвозвратно потеряю очень немаленькие деньги.

— Лучше деньги, чем жизнь, — пожала плечами Миранда.

— Не уверен, что это единственный способ.

— Сам подумай — если мы как следует их напугаем, обсуждать ситуацию соберется, скорее всего, вся верхушка. Мы уже знаем, что они предпочитают обсуждать важные вопросы лично. Тут-то ее и накрыть одним ударом! А если разгром руководства совпадет еще и с экономическими проблемами — Альянзе крышка. Бандиты второго-третьего звена, доселе выступавшие на подтанцовках у больших боссов, попросту перегрызутся между собой. Тем более что каждый будет подозревать других в организации заговора с целью захвата лидерства.

— Звучит красиво. Вопрос, что получится на практике.

— Пока не попробуем, не узнаем, — беспечно ответила Миранда. — Решайся, партнер.

— Рано или поздно они соберутся вместе и без моей помощи.

— Неизвестно, сколько этого ждать. Те визиты во Фриско, которые мы отследили, никогда не собирали всех вместе, не забывай. Тут нужен крупный повод. Думаю, последний такой был два года назад, и как раз не без твоей помощи… А за тобой, меж тем, охотятся. Да, на первый взгляд отыскать тебя под личиной Корнфилда или Кэрригана проблематично. Но вспомни — ты точно так же не верил, что они найдут тебя в качестве Мейера, а они справились.

— Или им кто-то помог, — ответил я, глядя в упор на Миранду.

— Что ты имеешь в виду? — встопорщилась она. Но от меня не укрылось, как дрогнул ее взгляд, когда прозвучало мое обвинение. От возмущения? Возможно. Хотя больше это походило на инстинктивное желание отвести глаза, подавленное волевым усилием, запоздавшим на ничтожную долю секунды.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. При всех твоих достоинствах, у тебя нет ничего, что я не мог бы купить за деньги. А у меня есть то, что тебе иным способом не достать — те самые деньги. Так кто из нас был заинтересован втянуть в это дело другого?

— Мартин, — она, казалось, с трудом подбирала слова, — я понимаю твою логику, но ты очень, очень ошибаешься. Я не сдавала тебя Альянзе. Клянусь всем, чем хочешь. Я бы не смогла, даже если б хотела — я ведь не знала, где ты. Но я, конечно, не хотела, я бы никогда не стала подвергать тебя такой опасности…

— Откуда вдруг такая щепетильность к незнакомцу? Тем более подставившему, пусть и невольно, твоего брата.

— Ну… ты ведь единственная ниточка, связывающая меня с Джоном. Если бы ты погиб…

— Альянзе я тоже был нужен живым, так что это не аргумент.

— Если бы они тебя схватили, это было бы все равно, что ты умер. Да так бы оно вскоре и случилось.

— Однако ты считаешь, что они схватили Джона, но он до сих пор жив.

— Но Джон не брал этих денег. Если уж на то пошло, мне было бы проще предложить Альянзе обмен — я сдаю им тебя, а они отпускают Джона.

— Кстати, хороший вопрос, почему ты этого не сделала.

— Потому что это было бы подлое убийство!

— Как трогательно. Не заметил, чтобы смерть Дельгадо повергла тебя в большое горе. Ах, ну да, ты не знала, что так будет. Но и ты потом готова была использовать «твайс спайс», уже зная, чем это грозит! Что, молчишь? А может быть, никакого Джона и вовсе нет, а?

— Мартин… — ее плечи поникли. — Да, я понимаю, любой мой довод можно вывернуть наизнанку, объявить хитростью… но, пожалуйста, попробуй просто поверить мне. Иногда нужно просто верить, ведь правда? — ее синие глаза широко распахнулись, прямо-таки с мольбой глядя в мои. Среднестатистический мужчина, вероятно, дорого дал бы, чтобы красивая женщина так на него смотрела.

Но только не я.

— Только не говори, что влюбилась в меня с первого взгляда, — поморщился я.

Ее губы дрогнули. Затем она вновь придала лицу деловое выражение.

— Ладно, думай, что хочешь. Что я борюсь с мафией развлечения ради, что мне делать больше нечего, кроме как рисковать жизнью… Но у нас общие интересы. Иначе я уже сказала, что было бы с тобой.

— Это угроза? Если я не буду следовать твоему плану, ты заложишь меня Альянзе?

— Господи, ну почему мужики такие параноики!

— За всех не поручусь, а я — всего лишь логичен.

— Тебя никто не держит и не принуждает. Если не веришь мне, можешь уйти прямо сейчас. И бегать потом по всему миру, шарахаясь от каждой тени. Один раз я спасла твою задницу, но я не могу делать это против твоей воли.

Я молчал и думал, глядя на нее. Что здесь игра, а что правда? Действительно ли ей нужны от меня только деньги? А если это не так, то не гораздо ли это хуже?

— По-моему, до сих пор из нас получались очень неплохие партнеры, — заметила Миранда примирительно. — Ты обратил внимание, как мы сегодня понимали друг друга без слов?

— Угу. Скажи еще, что мы созданы друг для друга, — пробурчал я. — Ладно, я попробую продумать стратегию, обеспечивающую максимальный испуг противника при минимальных потерях с моей стороны. А ты подготовь мне полные данные на всех из верхушки, кого мы уже знаем, я тебе скидывал список. Компромат, родственные связи и все, что сможешь найти, вплоть до кулинарных пристрастий и любимых клубов. Знаешь, когда человек тридцать лет ходит в один и тот же ресторан и тот вдруг закрывается, это вроде бы не имеет прямого отношения к его бизнесу — но это выбивает из колеи. Особенно на фоне других неурядиц.

— Вот это другой разговор, партнер!

Следующий день я вновь провел в бурном финансовом море, в то время как мое тело сидело на диване нашей квартиры с компом на коленях. Миранда с утра тоже возилась в инете, периодически скидывая мне новые сведения по тем или иным фигурантам (забавно, но, как выяснилось, и кое-кому из не последних людей в мафии не чуждо ведение инет-логов — меня всегда удивляла эта манера, своего рода душевный эксгибиционизм); затем она, однако, приготовила обед раньше обычного и объявила, что должна уехать по делам.

— Куда? — осведомился я, не отрываясь от свежей биржевой сводки.

— Тебе вряд ли захочется меня сопровождать, — в ее голосе звучала улыбка.

— Что, опять к твоим опа-локским бандитам?

— В том числе.

— Ладно. Полагаю, ты знаешь, что делаешь.

Я проработал до вечера, пока деловая активность на американском континенте не угасла. Миранды все не было, и я начал беспокоиться. Можно было, конечно, позвонить на ее фон, но я не был уверен, что это стоит делать. Если с ней все в порядке, она и сама может отзвониться, а вот если не в порядке… тогда мой звонок могут отследить. Пока я пребывал в подобных сомнениях, электронный замок входной двери удовлетворенно пискнул, идентифицируя приложенную карточку. «Наконец-то!» — подумал я, но в тот же момент смекнул, что ключ Миранды еще не означает, что его держит сама Миранда. На всякий случай я потянулся за пистолетом. Света в комнате, как и во всей квартире, не было — я так и не зажег его, когда стемнело, что давало мне преимущество над входящим из освещенного коридора.

Хлопнула дверь, автоматически включился свет в прихожей, а затем распахнулась дверь в мою комнату. На пороге возник женский силуэт, спокойно протянувший руку к выключателю. Я уже открыл было рот для приветствия, но в следующий миг вспыхнувший свет озарил совершенно незнакомое лицо и соломенно-желтые волосы. Я мгновенно вскинул оружие.

— Спокойно, партнер. Это грим.

— Предупреждать надо… — проворчал я. — Вот пальнул бы сейчас…

— У тебя не настолько плохие нервы, чтобы палить, не разобравшись, — спокойно заявила Миранда. — Но вообще ты прав, надо было тебе звякнуть. С другой стороны, хороший тест на качество маскировки. А ты чего сидишь в потемках?

— Света от экрана более чем достаточно, — ответил я, пряча в кобуру оружие.

— Как успехи?

— Ну, за сегодняшний день я истратил около девяноста миллионов долларов, — произнес я подчеркнуто спокойным тоном, но на сей раз моя компаньонка уже не впечатлилась величием суммы. — В итоге как минимум пять компаний обречены на банкротство и еще дюжина поставлена на грань выживания. В ближайшие дни больше тысячи человек потеряют работу. Но это только первичный результат. На рынке все взаимосвязано, так что эффект домино или, если угодно, круги, расходящиеся по воде, затронут еще многих. Не удивлюсь, если через неделю-другую мои сегодняшние действия аукнутся на европейских и азиатских биржах. Все это, естественно, уже не будет иметь к Альянзе даже косвенного отношения.

— Намекаешь, что цена слишком высока?

— А иначе вряд ли получится, если мы хотим не просто шлепнуть отдельного босса, а нанести смертельный удар всей Альянзе. Беда в том, что мафия — давно уже не маргинальная кучка уличных головорезов. Она тесно интегрирована в мировую экономику. Не паразит, но симбионт.

— Все же вреда от этого «симбионта» гораздо больше, чем пользы.

— А я и не спорю. Просто констатирую. В конце концов, даже операция по удалению опухоли проходит небескровно и небезболезненно для остального организма. Ладно, твои-то как дела?

— Порядок, — Миранда скинула обувь и прошла в комнату. В левой руке у нее вновь был большой бумажный пакет с зеленым значком экологической безопасности, как у примерной домохозяйки; она поставила его на диван рядом со мной. Из пакета исходил довольно аппетитный, хотя и не самый оптимальный в плане здорового питания, запах.

— Извини, Мартин, ужинать придется гамбургерами, — подтвердила она мои подозрения. — У нас мало времени, а тебя еще и загримировать надо.

— И куда это мы торопимся на ночь глядя?

— Для начала наведаемся в наш офис. Нам еще надо избавиться от трупа, не забыл? Сюда мы уже не вернемся. Война началась, и нам лучше не задерживаться там, где нас могут найти.

— Охх… А я рассчитывал спокойно поспать после трудового дня.

— В армии говорят: «В могиле выспитесь».

— Ладно, намек понял… давай свои гамбургеры.

Гамбургеры, однако, лежали в пакете только сверху. Под ними, тщательно упакованные в непрозрачную пленку, покоились какие-то продолговатые предметы — параллелепипед и цилиндр. Довольно увесистые, как я убедился, приподняв пакет.

— Это что, взрывчатка? — иронически осведомился я.

— Почти угадал, — невозмутимо ответила Миранда. — Ешь быстрее.

— А ты?

— Я уже.

Я проглотил угощение, наскоро запив соком из холодильника, и Миранда занялась моим гримом; на сей раз она управилась быстрее, чем обычно, ибо не стремилась добиться сходства с определенным обликом — напротив, мое очередное «лицо» должно было оказаться непохожим на все прежние (при этом парик пошел в ход, а вот борода осталась в кейсе). Затем мы спустились на лифте и вышли в ночь.

Это, разумеется, только звучит так романтично — «вышли в ночь». На самом деле ночью в центральных кварталах Майами почти так же светло, как днем. Хотя это еще что — скоро, говорят, на орбиту выведут гигантские зеркала, отражающие солнечный свет на ночное полушарие. Тогда всякая разница между днем и ночью в зоне действия зеркал вообще исчезнет. Зеленые, как водятся, протестуют и кричат о вымирании ночных видов, а также о нарушении суточных ритмов самого человека. Но на сей раз, похоже, их никто не станет слушать не только у нас, но и в Союзе, и даже в Европе. Перед такой гигантской экономией электроэнергии меркнут любые аргументы.

Автобусы, кстати, тоже ходят по Майами всю ночь, разве что пореже, чем днем. А что — их бортовым компам не надо платить надбавки за ночную смену.

— Кстати, — осведомился я, окинув взглядом пустой автобусный салон, — а ты умеешь управлять вертолетом? Я, вообще-то, нет.

— Ну, курс компу, конечно, могу задать, а по-настоящему нет. Только на симуляторе пробовала.

— Отличные новости! Ну и кто, в таком случае, поведет машину? Комп, во-первых, не откроет нам люк во время полета, а во-вторых, в его памяти останется весь маршрут. Проще уж сразу позвонить в полицию и сообщить, что мы собираемся избавиться от трупа.

— Это я сделаю чуть позже, — спокойно сообщила Миранда.

— Что?!

— Партнер, ты не понял? Наша задача не в том, чтобы спрятать концы в воду, а в том, чтобы подставить Альянзу. Точнее говоря, «Кариббеан Доон». Они занимаются в том числе грузоперевозками, припоминаешь?

— Так ты наняла их собственный вертолет, чтобы… — я хохотнул, оценив остроумие этой идеи. — Но они же отмажутся. Мало ли кто для чего может нанять их вертолет.

— Конечно. Но когда на вертолете компании перевозят труп не последней сотрудницы компании, исчезнувшей сразу после своего увольнения — это уже, согласись, наводит на подозрения. Которые, как ты знаешь, небеспочвенны. А если учесть сопутствующие обстоятельства…

В этот момент автобус остановился напротив небоскреба, где располагался наш офис, и мы вышли. В огромном здании светились несколько окон на разных этажах. Кое-кто работает и по ночам.

— Какие обстоятельства? — спросил я. — И как ты все-таки намерена решить проблему с бортовым компом?

Но в этот миг перед нами уже открылись двери здания, и Миранда сделала быстрый предостерегающий жест, призывая к молчанию. Ну разумеется — камеры системы безопасности, как правило, не пишут звук, но изображения вполне достаточно, чтобы прочитать беседу по губам. Мы поднялись на лифте на сорок третий этаж и прошли в свой офис, затем — в заднюю комнату, где стоял сейф. Миранда вытащила из кармана свой комп (офисный она включать не стала), сверилась с экраном, затем — я заметил появившуюся карту — ткнула пальцем в один из домов, кажется, как раз в тот, где мы находились.

— Вертолет уже в пути, — констатировала она. — Там есть две формы аренды — на фиксированный маршрут и по времени. Во втором случае в памяти их офисных компов останется лишь факт аренды, но не план полета, на ходу определяемый клиентом.

— Да, но это лишь до тех пор, пока вертолет не вернется и не сбросит в базу отчет своего компа.

— Он не вернется, — Миранда быстро подошла к платяному шкафу у стены, которым мы, по причине хорошей летней погоды, не пользовались. Во всяком случае, не пользовался я. К моему удивлению, когда Миранда распахнула дверцы, внутри обнаружилась пара каких-то длинных полупрозрачных плащей с капюшонами… или даже шлемами?

— Надень на всякий случай, — скомандовала она, беря себе одно из этих одеяний.

— Это что — костюм химзащиты?

— Да, самый простой. Сегодня купила. Нам надо обработать труп.

— В каком смысле обработать? — я принялся натягивать костюм.

— Вот этим, — Миранда распаковала цилиндрический предмет из своего пакета, выглядевший вполне невинно — обычный аэрозольный баллончик, правда, с какими-то предупреждающими красными значками. — Это продукт нанотехнологий, обеспечивающий ускоренное разложение органики. Официальное предназначение у него, конечно, сугубо мирное — быстрая и экологически чистая утилизация отходов, они в результате превращаются в удобрение. Но годится он и для уничтожения трупов. Если попадет на кожу или, тем более, внутрь живому — тоже ничего хорошего…

— Но если ты хочешь подсунуть труп Анны полиции, зачем его уничтожать?

— В нынешнем состоянии тела можно установить причину смерти и то, что жертву пытались спасти с помощью коникотомии, чего убийцы уж точно бы делать не стали. Кроме того, экспертиза может найти какие-то наши следы на трупе. А при той дозе препарата, которую я использую, разложение будет неполным — фрагменты костей останутся, и из них еще можно будет извлечь ДНК для идентификации. Ну, ты застегнулся? Придерживай ее, пока я буду опрыскивать.

Миранда ввела код и открыла сейф. Я едва успел подхватить повалившееся оттуда тело. Смрад чувствовался даже сквозь респиратор; прошло лишь два с половиной дня, но лето во Флориде — не лучшие условия для хранения мертвецов без холодильника, тем более — в маленьком замкнутом объеме. Особенно учитывая, что этот труп смердел, еще будучи свежим. Но больше всего меня поразила не вонь, к которой я был готов, а вяло вывалившаяся наружу синюшно-бледная правая рука.

Ее запястье оканчивалось обрубком. Кисти не было.

— Что… кто это сделал? — воскликнул я.

— А ты как думаешь? — буркнула Миранда, придерживая труп со своей стороны и старательно опрыскивая его из баллончика какой-то желтоватой дрянью.

— Ты? Сегодня? Но зачем?

Миранда показала мне левую ладонь. Крохотный шрамик, если он еще и не зажил, не виден был сквозь перчатку, но я понял.

— Чип? Так ты заказала и оплатила транспортировку ее трупа от ее же имени? — только теперь я оценил остроумие комбинации Миранды в полной мере. — Теперь понимаю, что ты имела в виду под «сопутствующими обстоятельствами». Но зачем было отрезать всю руку?

— Ну не выковыривать же крохотный чип вручную. Можно было, конечно, вырезать часть ладони, но автомат рассчитан на работу с рукой, а не с куском мяса. К счастью, в знакомом тебе салоне старая модель, которой все равно, живая рука или мертвая. Новые уже различают.

Бритоголовый хозяин заведения уж точно различает, подумал я. Но едва ли на его тяжеловесном лице отразились хоть какие-то эмоции.

— И ты так и ехала через весь Майами с отрезанной рукой в кармане? — произнес я вслух.

— В сумке. А что? Я ее упаковала в непрозрачную герметичную пленку. Кому придет в голову?

— Я читал, что какая-то защита не позволяет одному человеку поставить разные чипы в разные руки…

— Все, что включено одним человеком, может быть отключено другим.

— Ну да, ты говорила. Но откуда ты взяла деньги на реактивацию и имплантацию? Ведь ты не могла снять их со счетов наших фирм без моего ведома, — уж об этом я позаботился, защитив эти счета своим собственным паролем.

— Да со счета Дельгадо и сняла. Как я тебе говорила, такая процедура стоит не в пример дешевле, чем чистый чип.

— Но ты не могла получить доступ к ее счету до того, как тебе поставили чип. В таких заведениях верят в кредит?

— При наличии соответствующей рекомендации верят.

— А если бы ты не оправдала доверия?

— Меня бы убили, — спокойно ответила Миранда, поливая своим наноразложителем почерневшую скальпированную голову. На том, что некогда было Анной Дельгадо, все еще оставались ее обгаженные брюки — их Миранда обработала поверх, не снимая. Как видно, желтой дряни было все равно, что разъедать. — Ну ладно, пожалуй, хватит. Закрываем.

Едва электронный замок защелкнулся, как подал голос комп Миранды, оставленный на столе.

— Ага, — кивнула она, — вертолет уже на крыше, скоро к нам спустятся грузчики. Осталась пара штрихов, — Миранда распаковала второй предмет из своего пакета, оказавшийся чем-то вроде металлической коробочки, и откинула крышку. Крышка оказалась не крышкой, а панелью с маленьким экранчиком и цифровыми кнопками.

— Ты в самом деле собираешься взорвать вертолет? — осведомился я.

— Не взорвать. Это EMP-бомба. Вертолет, скорее всего, экранирован снаружи, но изнутри беззащитен. Когда она сработает, ему сожжет всю электронику, включая, разумеется, бортовой комп со всей его памятью. Сколько продержится в воздухе вертолет, которым никто не управляет, можешь прикинуть сам.

Я кивнул. Хорошо стриммированный самолет в такой ситуации мог бы пролететь еще десятки миль и рухнуть неизвестно где, но вертолет — машина, в принципе не имеющая положения равновесия. Он без постоянной коррекции пойдет вразнос и грохнется практически сразу. Поэтому и управлять им намного сложнее, чем самолетом и даже автогиром.

Выставив время импульса, Миранда прилепила бомбу под днище сейфа. Затем сняла защитный костюм и сунула его в освободившийся пакет.

— Ты тоже давай свой сюда, — обратилась она ко мне.

— Здесь уже можно дышать?

— Система климат-контроля старается вовсю. Еще чуть-чуть попахивает, но терпимо.

Едва я избавился от плаща и перчаток, явились двое роботов. Они выглядели не столь внушительно, как те, которые принесли сейф — это была компактная и легкая модель, специально предназначенная для воздушных судов, но транспортировка нашего груза им была по силам. На передних панелях сияли логотипы «Кариббеан Доон» — восходящее солнце над подковообразным атоллом. Эх, мой маленький славный остров…

Забрав указанный Мирандой груз, роботы вышли в коридор и тяжело затопали в сторону грузового лифта.

— Идем быстрее, — обернулась ко мне моя компаньонка. — Звонить я, конечно, буду через анонимные ретрансляторы, но все равно, на всякий случай, лучше это делать подальше от нашего офиса.

К счастью, ночью не приходится долго ждать лифта; через пару минут мы уже выскочили на улицу. Высоко вверху послышалось деловитое стрекотание: обреченный вертолет как раз взлетал с крыши.

— Куда он летит? — спросил я.

— Формально я указала адрес доставки на Майами Бич. Но грохнется он аккурат посреди Бискэйнского залива. Скорее, надо, чтобы полиция успела его засечь.

Мы почти бегом — нестись совсем уж сломя голову, привлекая внимание не исключенных и в этот поздний час свидетелей, все же не следовало — устремились вдоль по Двадцатой, затем свернули в какую-то из боковых авеню, затем повернули еще раз. Миранда вытащила фон — не тот, что я видел у нее раньше; ее комп, отсоединенный от оставшегося в кармане экрана, тут же занял свое место в гнезде фона, и я понял, зачем он ей понадобился — чтобы пропустить голос через дистортер, прежде чем тот попадет в уши и в кристалл памяти полицейского дежурного.

— Я хочу сообщить об убийстве. Анна Элизабет Дельгадо, бывший бухгалтер компании «Кариббеан Доон», убита по приказу своего начальства после того, как попыталась уволиться. Сейчас они вывозят ее труп на вертолете бортовой номер…

Быстро оттарабанив параметры полета, Миранда вытащила комп, отключила фон и сунула последний в пакет к защитным костюмам. Этот пакет со всем содержимым мы скормили ближайшему мусоросжигателю (вот тоже, кстати, переживший свое буквальное значение термин: мусор давно уже не сжигают, а разлагают каким-то там экологичным способом). Пройдя еще пару сотен ярдов, мы сели на первый попавшийся автобус. На переднем сиденье дремал одинокий толстый метис; мы на всякий случай прошли в самый хвост.

— Все, отлетался, — вполголоса заметила Миранда, поглядев на часы.

— Думаешь, они его достанут?

— Да, если успели засечь место падения. По времени должны были успеть.

— А вообще, не слишком сложная схема? Нам-то, понятно, нужно было избавиться от свидетеля в лице борткомпа, но если считать, что за всем стоит компания, то зачем им гробить собственный вертолет? Просто выкинуть сейф в море, как ты предлагала сначала.

— Произошедшее можно интерпретировать и как случайную аварию. EMP-бомба саморазрушается после использования, понять, что произошло, можно будет не сразу. Конечно, когда экспертиза покажет, что вся электроника разом вышла из строя, станет ясно, что это неспроста. Но опять-таки, тут простор для гипотез, какие следы заметали таким образом… В общем, вряд ли, конечно, полиция вскроет что-то реальное, но нервы подчиненным сеньора Оливейры помотает. А то и ему самому.

— Бедняга Эухеньо, — заметил я.

— Рамон?

— Нет, я про мужа Анны. Лишиться разом и жены, и нескольких десятков тысяч с ее счета. Не знаю, о чем он будет горевать сильнее.

— Он получит хорошие выплаты по страховке, — спокойно возразила Миранда, как видно, тоже не верившая в силу пылких чувств непризнанного гения.

— Я так понимаю, теперь нам нужно в аэропорт?

— Да, — Миранда развернула экран своего компа. — Ближайший рейс на Фриско через четыре часа, и в бизнес-классе еще есть места. Думаю, у нас будет достаточно времени, чтобы обосноваться там и ждать гостей.

— Как мы узнаем, когда они прибудут?

— Некоторые из них, как ты помнишь, летают рейсовыми, но у других свои самолеты. Я поискала их фамилии в базе КАА и нашла номера бортов. Остается только слушать эфир на частоте вышки SFO[27] и ждать, пока кто-то с соответствующим позывным запросит посадку.

— А потом проследить, куда поедет прибывший.

— Именно.

— Только сначала нужно оставить комп с соответствующей задачей здесь, чтобы слушал, как те же борты запрашивают взлет. Тогда у нас будет больше времени на подготовку.

— Верная мысль! Придется, правда, отслеживать четыре частоты — Майамского Международного, Форт-Лодердейл-Холливудского Международного, Опа-Локского и Кендалл-Тэмайами. Наверное, при соответствующем графике смены частот технически возможно навесить это на один комп…

— Но проще купить четыре компа, — перебил я. — А вот установить их, действительно, можно все в одном месте. Радиус действия бортовых радиостанций достаточен…

— Да, где-нибудь в аэропорту. Идем на выход, пока этот автобус не завез нас черт-те куда.

Мы пересели на нужный автобус, доставивший нас в Международный аэропорт Майами. Купить компы в местных торговых павильонах, было, естественно, делом пары минут. Необходимый софт для анализа эфира с помощью распознавалки речи у Миранды уже имелся; мы установили его на новые компы и настроили параметры. При обнаружении нужных позывных программа должна была отправить нам емэйл. Проблема была лишь в том, где установить компы: в принципе их можно было приклеить липучкой где угодно, например, под сиденьями в зале ожидания или с нижней стороны столика в кафе, но без подзарядки они проработали бы от силы двое суток, а мы не были уверены, что представители Альянзы отправятся во Фриско так быстро. Значит, нужно было где-то незаметно подключиться к электросети.

— Сушилка в туалете, — предложила Миранда.

— Ты сможешь вскрыть ее и установить их там без ущерба для основной функции?

— Да, у меня есть инструменты.

Вопрос был, однако, еще в том, чтобы сделать это, не привлекая внимания. Майамский Международный — один из самых загруженных аэропортов в Северной Америке, и ночью здесь тоже полно народу — а значит, и туалеты не остаются пустующими надолго. Хорошо было бы раздобыть униформу ремонтника, но увы — проникнуть в подсобные помещения без соответствующей электронной карточки невозможно. Оставался лишь вариант повесить на туалет табличку «Не работает».

В поисках такой таблички мы облазили чуть ли не весь аэропорт, и, когда я уже склонялся к мысли арендовать принтер и просто напечатать ее на бумаге (что для столь солидного аэропорта выглядело бы примерно так же достоверно, как и надпись от руки — хотя, наверное, законопослушных пассажиров все же отпугнуло бы), искомое все-таки обнаружилось на автомате по продаже колы в дальнем конце грузового терминала. С благополучно украденной табличкой пришлось еще ждать возле туалета того момента, когда все кабинки внутри окажутся свободными одновременно; но вот, наконец, я торжествующе прилепил табличку к двери прямо перед носом решительно направлявшейся к нам жирной негритянки, и когда она, возмущенно фыркнув, шумно потопала искать другое заведения аналогичного профиля, Миранда со всем необходимым проскользнула внутрь.

Через несколько минут она вышла.

— Порядок?

— Да. Заодно избавилась от чипа Анны.

— Что, прямо выковыряла ножом?

— А ты видишь где-нибудь здесь автомат-экстрактор? Пустяки, далеко не самая серьезная боль в моей жизни, — она показала ладонь, заклеенную квадратиком искусственной кожи.

Потом, разумеется, были обычные хлопоты с нашим оружием; на внутренних рейсах Конфедерации оно просто декларируется и сдается в багаж, но при полетах в Союз правила остаются почти такими же параноидальными, как во времена Единства. Ну, не совсем, конечно — тогда, помнится, даже охранники официальных делегаций, летевшие рейсовыми, а не собственными самолетами, не имели права проносить оружие на борт. Да что там оружие — бутылка колы или флакон солнцезащитного крема были под запретом из-за страха перед жидкой взрывчаткой. Потом появилась взрывчатка, которую можно перевозить в собственном мочевом пузыре без вреда для здоровья — до тех пор, конечно, пока она не будет использована по прямому назначению. Вершиной стал ее бинарный вариант, когда каждый из компонент в отдельности не опасен, но стоит двум террористам по очереди помочиться в одном бортовом сортире — и происходит взрыв. Тогда ввели было обязательную сдачу анализа мочи для всех пассажиров непосредственно перед вылетом, а на рейсах протяженностью менее трех часов вообще закрыли туалеты, но тут уже взбунтовались авиакомпании, которые начали массово терять клиентов не из-за страха перед терактами, а из-за нежелания терпеть подобные издевательства. А успехи нанотехнологий тем временем открывали перед террористами все новые интересные возможности. В конце концов даже до янки стало доходить, что проблема не в оружии, а в том, кто его использует, и единственный эффективный метод борьбы с терактами — это вылавливать террористов до того, как они попадут на борт, а не отбирать у пассажиров все вплоть до желудочного сока. Впрочем, хотя на рейсах в Союз оружие — в специальных опечатанных контейнерах — сдавать в багаж теперь все-таки можно, боеприпасы к нему по-прежнему под строгим запретом в любом виде, и патроны нам пришлось оставить на контроле. Ну да во Фриско тоже есть оружейные магазины. Нож Миранды залили особой пеной, которая сразу затвердела, превратив его в бесполезный кусок стекловидного материала. Через десять часов этот кокон рассыплется сам (если поместить его в чистый кислород, то несколько быстрее), но до тех пор очистить нож, не повредив его, будет почти невозможно.

Больше никаких препятствий не было; слава богу, а точнее, Ричмондским соглашениям, с Союзом у нас безвизовый режим, хотя горячие головы с обеих сторон и выступали против. Полет прошел без всяких приключений. Вскоре после взлета мы посмотрели в инете предложения по аренде жилья неподалеку от SFO и отыскали маленький одноэтажный домик в Миллбрее, на Сосновой улице к юго-западу от аэропорта; этот район до сих пор застроен такими домишками — как видно, близость постоянно взлетающих и садящихся самолетов делает его непривлекательным для серьезных риэлторов. Хозяин домика не принадлежал к тем консерваторам, что заключают договоры лишь после личного общения с арендаторами, и доверил эту процедуру своему компу — так что поздний час не помешал нам сразу же арендовать дом, внеся плату за первые две недели (таков был минимальный срок, указанный хозяином) и получив, соответственно, код от входного замка. Затем я, наконец, откинул спинку кресла и закрыл глаза. В ту же самую минуту, как мне показалось, Миранда потеребила меня за руку.