Самый лучший фамилиар

Глава 10. Притон "Головастик"

Мы с Эдвином шли по одной из улиц старого города. Держали мы путь на окраину Кузнечки — жилого района, выросшего из бывшей кузнечной слободы.

— А кстати, как так вышло, что у тебя не стерлась память? — задал я давно назревший вопрос. Из-за него Лира уже третий день ходила задумчивая.

— Всё армейские амулеты, — пожал плечами волшебник. — Точнее, амулеты мои, но вот методики плетения армейские.

— Ни разу не видел амулетов.

— Их делать сложно. У меня их всего штуки четыре. Точнее, уже три. Надо будет сплести новый, от вмешательства в сознание и память.

— Большие преимущества дают?

— Смотря какой именно амулет, как сплетен и насколько качественно заговорен. Но я этим почти не интересуюсь. Что успел выучить в круге Обороны, тем и пользуюсь.

— А вот круг Обороны…

— Какой ты любознательный кот, я тебе поражаюсь, — улыбнулся Эдвин. — Круг Обороны — это одно из подразделений армии. Есть обычные солдаты, есть особые корпуса, а есть корпус для волшебников и ведьм — круг Обороны. Попасть туда непросто, нужен как минимум Черный сертификат класса не ниже «Рыцарь» или «Наваждение». Да, постоянно надо куда-то ходить и защищать интересы Бравии, но, с другой стороны, о тебе заботятся, и самые последние разработки используются в первую очередь на нас. Кстати, хотел задать тебе вопрос, Джас.

— Да, слушаю.

— А Лира знает, что ты именно кот, а не волшебник?

— В смысле?

— Ну ты не результат Обмена Кальнфаро.

Какой догадливый. С ним все же надо быть чуток поосторожнее…

— Конечно, Лира в курсе. Она меня купила на рынке, не забывай.

— Интересное ты существо. Никогда таких не видел.

Дальнейший путь у нас прошел в молчании.

Мы проследовали тихими улочками старого города, по касательной миновали торговый район с его дурманяще пахнущими лавками, потом мы прошли мимо череды жилых домов, миновали широкую стену, отгораживающую ткацкую фабрику, перешли через пешеходный мост через местную речку и, наконец, пришли в Кузнечку.

Кузнечка — район особенный. Он стоит несколько особняком от остального города — Асмин почти весь расположен на правом берегу одноименной реки, и только Кузнечка расположена на левой. Еще двадцать лет назад тут были только кузницы и избушки для местных рабочих. У мастеров же были свои дома чуть поодаль. Потом несколько предприимчивых дельцов поставили там пару лавок вместе со своими домами. Потом один фабрикант поставил там один из своих красильных цехов вместе с парой двухэтажных бараков для рабочих, и власти города наконец поставили небольшой мост для пешеходов. Так кузнечная слобода стала Кузнечкой.

Со временем бараков становилось все больше, красильный цех расширялся, появлялись питейные заведения для рабочих, появилась первая фабрика, потом вторая… Сейчас Кузнечка представляет собой несколько нелицеприятную смесь промышленного и спального районов. Унылые двух- и трехэтажные бараки с облупившейся штукатуркой, многочисленные пабы с их вечерним буйством, чадящие трубы трех фабрик — ткацкой, консервной и табачной. Конечно же, в вони химических реагентов, дешевого табака и рыбьего душка не могло родиться ничего нормального, так что Кузнечка была, так сказать, самым криминогенным районом города. (А поставщиком длинных и непонятных ни для кого, кроме меня, слов — головная боль. Головная боль — интересно, а ко мне вернется весь мой запас памяти?)

С чистеньких улочек основной части города мы сразу перешли к грязевому болоту, кое-где выстланному досками: где свежими, а где и прогнившими. Идти по ним было не сказать, что прям удовольствием для людей, но люди терпели. Мне было хуже — я же не мог надеть ботинки. Да и где б я их нашел еще… Пришлось чапать по полузатопленным доскам, надеясь, что мне не предстоит купание.

Вместо прилично выглядящих горожан тут были рабочие фабрик — обоих полов. Людей было немного — основная рабочая смена началась не так давно. Но мы все же имели удовольствие наблюдать усталые лица, запыленную одежду, от которой пахло то едкой химией, то табаком, то не самой свежей рыбой. Женские лица не знали косметики, а мужские слишком близко знали дно бутылки.

Из милого и чистенького Нового времени я попал в затхлое, провонявшее дымом Новое время. Да уж…

Мы быстро дошли до базарной площади. Унылое зрелище — воз с дешевым, явно не первой свежести мясом, несколько навесов, где торговали едой и одеждой, и палатка бродячего фокусника — последний как раз убирал ее в небольшую повозку. С базарной площади выходило четыре улицы. Эдвин поинтересовался у ближайшего прохожего, где же находится Пионовая улица. Рабочий, покосившись на резонатор, махнул рукой в сторону противоположного края площади. Поблагодарив рабочего, Эдвин двинулся в ту сторону, я же последовал за ним.

Пионовая улица, не смотря на свое красивое название, не могла похвастаться ничем особым. Мы быстро миновали два проулка и завернули в третий.

Пройдя мимо пирамиды из ящиков, мы очутились в довольно гнусно выглядящей подворотне. Бело-зеленые стены трех зданий сходились, чтобы образовать прямоугольник немного неправильной формы. Тут росла жиденькая трава, находились две лавки и, слева от входа в подворотню, в стене находилась небольшая каменная арка с яркой зеленой полосой над ней. В глубине арки находилась крепкая дверь, окованная железными полосами. У арки, на одной из лавочек, сидел парень в нехарактерной для этой местности одежде городского денди и курил сигарету, на нас он почти не посмотрел.

— Эй, добрый человек, это не «Головастик»? — обратился к курильщику Эдвин.

— А кто спрашивает? — ответно поинтересовался вихрастый юноша, покосившись на кинжал Эдвина, уже покоившийся в ножнах на бедре.

— У меня есть дело к Двум зубам.

— Два зуба недавно зашел. Он не слишком в хорошем настроении, так что, возможно, уже подумывает о Яркосне.

— О, а у вас и Яркосон продают? — чуть наигранно удивился Эдвин.

— Чистейшая настойка мягкосонника, сэр! Лучшая в городе! Молоко, если доплатить пару молотков, нальют неразбавленное. Спать можно днями, если есть горстка-другая!

— Спасибо за положительные отзывы. Я, пожалуй, пойду внутрь.

Эдвин направился было к арке, но курильщик его обогнал и сам направился к двери.

— Как вас представить Двум зубам?

Сказал он это, повернув голову чуть вполоборота. Не церемонясь, Эдвин с силой двинул его в висок. Охнув, курильщик осел на землю, где волшебник снова провернул с ним трюк по исчезновению памяти. Подняв непотушенную сигарету, Эдвин оторвал тот кончик, который старательно обсасывал юнец и сам сунул его себе в рот.

Мы подошли к двери. Выяснилось, что в верхней ее части есть небольшое окошко. Эдвин постучал в него. Через полминуты окошко открылось.

— Кто идет? — рыкнул пропитый голос.

Вместо ответа Эдвин выдохнул затяжку.

— Смоль, ну поганец, говорил же так не делать…

Разозленный стражник отворил дверь. Обрюзгший мужик в фартуке получил нечеловечески быстрый удар в горло. Шагнув в прокуренное помещение, Эдвин еще раз ударил его в лицо и, когда ослепленный болью мужик сполз по стене, повторил свой излюбленный фокус.

Мы очутились в начале недлинного, плохо освещенного коридора. Рядом с дверью был стул и стол, уставленный бутылками. Очевидно, тут сидел этот здоровяк.

— А ты явно не церемонишься, — заметил я, чуток морщась.

— А чего мне реверансы разводить? — удивился волшебник. — Во-первых, они поступили бы еще жестче. Во-вторых, мой сертификат не «Наваждение», не «Инфильтратор» и уж тем более не «Маскарад». Я «Клык» — пришел, вырезал всех, кого надо, и ушел. Меня готовили по этим схемам. Война, конечно, внесла свои коррективы…

Объясняя это, Эд успел обыскать толстяка.

— Дальше, Джас, будет только хуже. Приготовься. Если что, лучше используй те искры. Они у тебя почти как пистолетные пули.

Я кивнул, и мы пошли по коридору.

Заплесневелые стены, тусклые лампочки, запах гнили, застарелой мочи, пота, выпивки, крови, молока и странный, неприятный запах какой-то травы — все это составляло просто непередаваемую гамму. Добро пожаловать в «Головастик»…

В коридорных стенах виднелись ряды тонких, наспех сколоченных дверей. Сквозь широченные щели мы с Эдвином видели грязные матрасы и охапки соломы, в которых спали, тихо бормоча что-то, мужчины и женщины.

— В Горелых землях можно найти одну травку, — тихо объяснил мне Эдвин. — Если сделать из нее настойку, то, выпитая буквально по капле, она дает долгий сон, насыщенный приятными, разноцветными видениями. В это время с безвольной тушкой можно делать все, что душе угодно. Такие дела, Джас. В таких притонах принято разводить настойку в молоке, получая так называемый Яркосон. Но, в любом случае, нам туда, — волшебник указал на дверь подобротнее, видневшуюся в конце коридора.

Перед ней Эдвин остановился и достал из кармана странную штучку — плетеный браслет, к которому была прикреплена непонятная фигурка. Присмотревшись, я увидел, что это была фигурка человечка, с большим мастерством причудливо сплетенная из трех тонких медных проволочек. Надев браслет на запястье, Эдвин без стука вошел в комнату. Я тенью шмыгнул за его сапогами.

В большом зале находился практически пустой бар. Круглые столы, высокие стулья, барная стойка — все было старым, обшарпанным и грязным. В воздухе носился запах грибов, кислого пива и этой странной травы. За одним из столов находились двое, еще один, жутко пьяный, валялся под ним. В самом углу заведения, за наиболее чистым столом, находилась группа из трех людей. Эдвин сразу же направился к ним.

Эти трое, в слегка потрепанной одежде горожан, сидели и вполголоса что-то обсуждали. Верховодил у них мужик с шрамом на лбу и отсутствующими передними зубами. Рядом с ним сидел еще один парень с «конским хвостом» и пожилой мужчина в синей широкополой шляпе и плаще.

— Добрый день, господин… — вежливо начал Эдвин.

— Мы тебе не обслуга, травоед, — отмахнулся от него Конский хвост, поправляя цветастые подтяжки. — Иди, сейчас тебе плеснут Яркосна.

— О нет, я пришел сюда не за настойкой, — Два зуба и Синяя шляпа бросили на него подозрительные взгляды. — Мне нужна информация.

Услышав это, двое пропоиц подхватили своего бесчувственного друга и удалились из кабака.

— Садись, — коротко махнул Два зуба.

Эдвин сел за столик. В то время, как основные трое оценивающе оглядывали друг друга, Конский хвост открыто пялился на меня. Ну и пусть пялится, главное, чтобы не видел, как волшебник сжал рукоять резонатора.

— Понимаете, господа, мне очень срочно нужна информация о местонахождении одного человека. Его зовут Дауд Шенн.

— Дауд Шенн с кем попало не встречается, — заметил Синяя шляпа.

— У меня совершенно точно найдется, чем его заинтересовать, — заверил его Эдвин.

— Как хоть зовут тебя?

— Я Эдуард Мольс.

— Не слышал о таком, — вставил ремарку Конский хвост.

— Я путешествую вслед за Шенном.

— Густав Два зуба, — кивнул Эду главарь.

— Альберт. Просто Альберт, — приподнял шляпу пожилой.

— Порох, — емко представился Конский хвост, откинувшись на жалобно скрипнувший стул.

— А что конкретно тебе есть предложить Шенну? — поинтересовался Два зуба.

— У него мои вещи. Хотел заключить обмен, — просто ответил Эдвин.

Два зуба и Альберт рассмеялись.

— Да Шенн тебя скорее убьет, чем вернет то, что его заинтересовало.

— И на этот аргумент найдутся свои контраргументы.

— А ты уверенный в себе донный ползун, я посмотрю, — заключил Альберт.

— У меня нет такого количества времени, чтобы препираться с вами, — в голосе Эда исчезла вежливость. Я услышал тончайший писк, когда он начал подготавливать кости к АРБ. Для людей этот писк неслышен. — Так или иначе, я получу информацию от вас. И лучше отдать ее по-хорошему.

Внезапно Порох встал, отодвинув стул, вынул револьвер — это совершенно точно был длинноствольный револьвер — и приставил ствол к виску Эда.

— Выбирай тон и выражения! — прикрикнул Порох.

— Джас, я все равно их не выпущу.

Я понял все сразу. Короткое усилие, и четыре искры насквозь прожигают ладонь Пороха. Он орет и роняет револьвер. Эдвин, не вынимая, взмахивает клинком. Грозно ревущее лезвие прорезает сначала ножны, а потом и стол как горячий нож масло. Безуспешно — удивительно проворный для старика, Альберт вскакивает, а Два зуба просто откидывается на стуле и падает на пол.

— Просто скажите, где Шенн! — орет Эдвин. В нем больше нет ничего от того дружелюбного парня лет двадцати пяти-тридцати. В голосе инфразвук, а недлинные русые волосы шевелятся от вибраций в костях черепа.

Вместо ответа Альберт отскакивает назад и вздевает руки к низкому потолку, а Два зуба пытается забежать за стойку. Слышу, как тихо ругающийся Порох вынимает откуда-то нож. Что ж…

Поток пламени из пасти раскаляет лезвие, и воющий Порох роняет и нож. Вместо того, чтобы баюкать и эту руку, он делает ко мне рывок, и я ничего не успеваю сделать. Кожаный сапог вонзается в мой живот, и я кубарем лечу через всю комнату. Приземляюсь боком и, пока в крови кипит адреналин (короткий укол в голове), выпускаю в полет целую россыпь искр. Те вонзаются в руки, ноги и живот Пороха и тот, наконец, падает без чувств.

Тем временем Два зуба добежал до стойки, а из рукавов Альберта выплыли прямо в воздух… Что-то вроде рыб. Метровые оранжевые тела, несколько пар плавников, хищные глаза и загнутые вперед, топорщащиеся из пасти клыки. Семеро особей, резкие, дерганые движения — они словно пытаются удержаться в воздухе. Эд прокручивает в руках визжащий кинжал.

Выпускаю на свободу всю мощь гиль — белые и блестящие, как бриллианты на солнце, кусочки металла летят, вспарывают воздух и твердую чешую странных рыб, оставляют кратеры в беленой стене и вырывают куски из деревянной стойки. Оттуда слышится наполненный болью крик, а Альберт потерял двух рыб. Оставшиеся резко мечутся в сторону волшебника, но одна избрала своей целью меня.

Когда она подлетает, я резко ныряю вперед и гарой «коготь» вспарываю ей брюхо. Выпотрошенная рыба тяжело плюхается на дощатый пол. Успеваю заметить, как Эд уже разобрался с последней из рыб. Невероятная скорость. Пахнет холодной рыбьей кровью и требухой.

Лицо Альберта краснеет, из рукавов плаща широким потоком льется темная вода, но она не падает на пол, а застывает в воздухе послушным его воле щупальцем. Взмах, и Эдвин с грохотом переворачивает собой столик, за которым минуту назад сидел Два зуба.

В комнату, позади меня, врываются два охранника весьма подпитого вида, с окованными железом дубинками в руках. При виде хаоса, мертвых рыб и длинного водяного щупальца Альберта они застывают как вкопанные и становятся легкой мишенью для искр гиль. Кусочки металла оставляют длинные порезы, ожоги и насквозь пробивают тонкие места, вроде ладоней.

Охранники падают, матерясь и зажимая кровоточащие раны. Я метил только по конечностям, чтобы не убивать. Все же я еще к этому не готов.

Меня неожиданно скручивает судорога, и я отрыгиваю немного крови. Ублюдок Порох неплохо меня пнул.

Звучит выстрел, громкий, как хлопок по ушам. Я оборачиваюсь. Альберт согнулся, изо рта струится кровь, а над своим столиком стоит поседевший, морщинистый Эдвин с дымящимся револьвером. Сонитист подскакивает к Альберту и вопящим кинжалом начисто срубает ему голову. Кинжал даже не замедлился.

Сначала на пол проливается несколько сотен литров воды, потом в нее падает голова, а затем и тело. Просачивающаяся сквозь доски куда-то вниз вода быстро окрашивается красным.

Старик-Эдвин подскакивает к моим противникам и быстрыми тычками в туловище обрывает их страдания. В его глазах я не вижу никакой пощады. Становится действительно страшно — кажется, адреналин меня отпускает. Пока я об этом размышляю, Эд сует револьвер в карман и добивает стонущего Пороха.

Я, шлепая по мокрому полу, забегаю за стойку. Там, посеченный щепками и обломками, рычащий Два зуба пытается оторвать кусок рубашки. Старик-Эдвин уже подошел — я слышу это по тому, как он скрипит сапогами по хлюпающему полу.

— А теперь, дружок, ты понял, насколько я был серьезен? — Эд хватает Два зуба за грудки.

— Понял, — устало машет рукой Два зуба. — Сам я не пересекался с Шенном. Я пересекался с его правой рукой, Ульрихом. Он курсирует по городу и близлежащим областям, наставляя всех на правильный путь. Я только примерно знаю, где он.

— Тебя надо заставить говорить? — Эдвин теряет терпение.

— Да нет. Он через неделю хотел наведаться в твое заведение, насколько я слышал слухи. Точнее не скажу.

— Ясно. Благодарю за содействие.

Эдвин отпускает Густава, и тот шлепается обратно в лужу. Волшебник привычным жестом обхватывает голову бандита. Звучит не треск, а звук, настолько густой, что его можно намазывать на хлеб. Два зуба обмякает, а из его носа начинает струиться кровь.

Эд выпрямляется и устало облокачивается на остатки стойки.

— Что вообще случилось?

— Они вспылили.

— Кто это был? — я тыкаю лапой в сторону тела Альберта.

— Фастигиалист, волшебник Последнего океана. Полный профан. Силенок хватило только на то, чтобы призвать коралловых акул и облить меня из временно́го потока.

— А с тобой все норм будет? Выглядишь как печеное яблоко.

Эдвин фыркает, и вдруг от его тела доносится тихий, но всепроникающий звон невероятной чистоты. Я стоял рядом с Эдвином и не сумел сдержать мурлыканья — так хорошо стало от этого звона. Вообще не волновало то, что мы стоим посреди трупов в разгромленном притоне. Звук кончился резко, на полутоне — я глянул на Эдвина, и передо мной снова был двадцатипятилетний волшебник.

— Полечились, и хватит. Информацию я получил. Согласись, трудно переоценить ее значение.

Я молча кивнул. Ради информации о грядущем нападении стоило перевернуть вверх дном один гадюшник.

— Теперь немного подожди. Если хочешь, можешь пока обыскать остатки стойки. Я пока проверю карманы этой троицы и тех двух. Кстати, ты держался молодцом.

Я, стараясь не глядеть на тело Двух зубов, обыскал руины стойки. Мои искры пробивали все, что можно — бутылки с дешевым алкоголем были разбиты, кружки расколочены. Я сумел найти еще один, немного ржавый, револьвер, мешочек с грязными горстями и молотами и два пузырька с молочно-белой жидкостью. От пробок пахло той самой травой. О находках я доложил Эду, обиравшему Густава.

— Револьвер выкинь, поворотный механизм проржавел, я тебе как спец говорю. Мешочек оставь, деньги руки не красят. А вот Яркосон…

Я понял, что это были пузырьки с драгоценным наркотиком. Эд просто кинул их в стену, и сотни и сотни горстей, распространяя горький аромат, начали стекать по стене.

— У этих товарищей ничего толкового не было. Разве что патроны к «Ольгерду» этого Пороха, — Эдвин тронул рукой карман с револьвером. — Ну и у глубинщика паршивенький амулет на отвод глаз. Пойдет, в принципе.

Эдвин жестом попросил меня остаться и быстро проверил дверь, к которой так стремился Два зуба — там был запасной выход на улицу. Закрыв дверь и подперев ее одним из уцелевших стульев, волшебник бросил внимательный взгляд на кирпичный потолок и отдал мне указания:

— Я сейчас буду вытаскивать спящих травоедов из их сонных гнездышек. Прямо на улице штабелями буду класть. Твоя задача — чтобы все здесь горело. Сможешь?

Я покосился трупы, мокрый пол и неуверенно кивнул. А справлюсь?

— Я не слышу, Джас.

— Да, справлюсь, Эд. — ответил я, глядя прямо в глаза волшебнику.

Он ухмыльнулся. К нему возвращалось его обычное настроение.

— Отлично. Встречаемся на улице.

Когда он вышел, оставив дверь открытой, я еще раз с неудовольствием оглядел зону работы. Делать было нечего.

Пока я передвигал один из стульев к стене возле двери, Эд вытащил на улицу уже двух бесчувственных человек. Усевшись на стул и выпустив в плохо отшлифованную древесину когти, я выпустил поток ослепительного огня. Не прошло и мгновения, как зашипела, испаряясь, вода, и занялась одежда на Порохе.

Я выпускал огонь около трех минут. Очнулся, когда Эдвин тронул меня за спину.

— Пошли, я все! — он едва перекричал пожар.

Я оценил ревущий огненный ад, что устроил, кашлянул от обилия дыма и выскочил на улицу, обогнав Эда.

На жиденькой травке около лавочек лежало шесть человек, вяло двигающихся и пускающих слюни. Двоих из них мы знали — это был Смоль и безымянный привратник. Эд окинул их быстрым взглядом, посмотрел на меня и кивнул.

— Спасибо за помощь.

— Не за что. Но не скажу, что был прямо рад.

— К этому сложно привыкнуть, — вздохнул Эдвин. — Ну что, пошли?

И мы двинулись прочь от чадящего дымом притона. Мы шли домой, готовиться к осаде.