Сапфировая скрижаль

ГЛАВА 23

Над часовней Святой Варвары разносился колокольный звон, и в воздухе плыла многоголосая мелодия молитвы Пресвятой Богородице. Мужчины уселись по-турецки на газоне. Мануэла устроилась рядом. Эзра заговорил первым:

— Ну что же, сеньора. Как мне кажется, наступил момент истины. Мы приступаем к третьему главному Чертогу, ответ на который у вас, как вы сказали, есть. Мы вас слушаем.

Сердце молодой женщины бешено стучало. Впервые с тех пор, как она ввязалась в эту авантюру, Мануэла действительно испугалась.

— Хотите, я вам его прочту, чтобы напомнить? — любезно предложил Эзра.

Мануэла кивнула. Хоть какая-то отсрочка! Раввин принялся размеренно читать, четко выговаривая слова:

Мануэле не оставалось ничего другого, как кинуться головой в омут.

— Бургос.

— Это то, что вы вымарали внизу страницы?

— Совершенно верно.

На лице Эзры явственно отразилось сомнение, и молодая женщина запаниковала.

— В чем дело? Вы мне не верите? Но уверяю вас, что…

— Успокойтесь, сеньора. Дело не в том, верю я вам или нет. Знание нашего следующего пункта назначения не является решением всей проблемы. Полагаю, вы понимаете почему? — обратился он к своим компаньонам.

— Конечно, — ответил Варгас. — Даже если следующий город и впрямь Бургос, это не говорит нам, где спрятан следующий треугольник. — И спросил Мануэлу: — Вы не располагаете другими сведениями, которые могли бы нам помочь?

— Увы. Я сообщила вам все, что знаю.

— Следовательно, не остается ничего другого, как заняться расшифровкой Чертога.

— Рискуя огорчить сеньору Виверо, — вмешался Сарраг, — я не думаю, что это Бургос.

Побледневшей Мануэле показалось, что она балансирует на краю пропасти.

— Почему вы пришли к такому выводу?

— Сейчас объясню. Как видите, в отличие от предыдущих подсказок, которые вели нас к памятникам, зданиям или особенностям местности, здесь Баруэль совершенно четко делает акцент на каком-то персонаже. Персонаже отрицательном, раз он называет его драконом, дьяволом, сатаной, да еще и окаянным. И добавляет: стоит не больше раба. Далее Баруэль подсказывает, кто этот персонаж. Для этого он дает нам дополнительные детали и сообщает, что множество имен у него и в то же время одно. — Он помолчал. — Кто-нибудь из вас видит, из чего состоит это имя? Может быть, вы, сеньора?

Мануэла покачала головой.

— На первый взгляд, — заговорил Варгас, — это имя состоит из имени наложницы пророка и имени женщины, о которой Посланец сказал: Нет сына Адамова, коего не коснулась бы рука демона в миг рождения. Лишь она и сын ее — исключение. Не говоря уж об упоминании изверга.

— Совершенно верно. Приоткрою скобки, чтобы напомнить вам, что «Посланец» или «Посланец Аллаха» это прозвище, каким называл себя сам Мухаммед. А он весьма ценил женское общество, и наложниц у него было великое множество. По этой причине я и не стал это разбирать, а предпочел поразмыслить над следующим отрывком, где намек на другую женщину, о которой сказано: Лишь она и сын ее — исключение. — Машинально поправив покрывало на плече, продолжил араб. — При первом чтении я подумал, что мы имеем дело с сурой, но мое заблуждение было недолгим. Это не из Корана, а изречение, занесенное в хадисы одним из учеников Пророка. И тогда становится понятным, что женщина эта — не кто иная, как Мариам или Мария.

— Мария? Мать Христа?

— Именно.

— То есть, получается, наложницу Пророка тоже звали Марией?

— Да. Я вам только что сказал, что у Мухаммеда — да славится имя его — было много наложниц. И среди них были еврейка по имени Сафия Уяй и коптка, красотой которой Пророк весьма восторгался. Вот она-то нас и интересует. Ее действительно звали Марией. Таким образом, первая подсказка подтверждается второй.

— До этого момента все более-менее гладко, но потом? — возразил раввин.

— Посмотрите текст: На берегу, что между двумя колючками саадана — Джанной и Адом, — спрятал я 3.

— И что такое «джанна» и «саадан»?

— Джанна — это слово, которое часто встречается в Коране во множественном числе и означает «сад». Если речь идет о будущей жизни, то в значении «Рай». Что до «саадана», то это колючее растение, произрастающее на Аравийском полуострове и весьма любимое верблюдами. «И на том мосту будут крючки, подобные колючкам саадана». Хочу обратить ваше внимание, что слово «мост» повторяется дважды и подразумевает мост «Сират», который — опять же, согласно хадисам — позволяет пройти в рай над адом. Вот эту-то подсказку мы и должны были выудить.

— Если я правильно понял, — заметил Эзра, — вы выудили имя — Мария, и некий мост.

— Не так! Не некий мост, а два моста. — Шейх указал на отрывок. — Между двумя… спрятал я 3. Между двумя чем? Двумя… мостами, естественно. После беседы с преподавателем, у которого я спросил о Пифагоре, и, проконсультировавшись с картами, я выяснил, что на всем Полуострове есть только один-единственный монастырь, который носит имя Марии. Это Санта-Мария-де-Уэрта, что в провинции Сория, в нескольких лье от Медины Селли.

— Вы торопитесь, — критически высказался Эзра. — Выстраивать гипотезу на одном лишь имени Мария мне кажется несколько рискованным.

Мануэла, напряженно слушавшая, едва сдержалась, чтобы не кинуться раввину на шею. Совершенно необходимо, чтобы этот Чертог привел в Бургос.

Араб нахмурился:

— Не будьте столь скептичны и позвольте мне договорить. В тексте Баруэля упоминаются два моста. А именно в том месте через Дуэро проложено два моста. Знаете, как их называют? Ад и рай.

Варгас, немного подумав, заявил:

— Вы проделали большую работу! Но стоит ли мне говорить, что она не доведена до конца?

Мануэла начала потихоньку успокаиваться.

— Знаю, — неохотно признал араб. — Изверг, торговец власяницами. Кто это? Целое стоит не больше раба. Почему? И, наконец, что это за господин, его жена и сын?

Эзра вздохнул, сморщившись от боли в пораженных артритом пальцах.

Между колоннами промелькнул кот. Грациозно проскочив галерею, он исчез на другой стороне словно по волшебству. В наступавших сумерках раздавался голос водоноса. Казалось, время над монастырем остановилось.

— Изверг… — задумчиво пробормотал Варгас. — Баруэль четко указывает, что имен у персонажа множество и в то же время одно. Вы сумели расшифровать одну из составляющих: Мария. Но совершенно очевидно, что следующая часть скрыта за словом «изверг». Мы знаем, что власяницы делают из козьей шерсти. Но что может значить этот «изверг»?

Эзра тем временем бормотал себе под нос:

— Изверг… мертворожденный ребенок. Недоразвитое существо или растение… То есть неполноценное, хлипкое… карлик…

— Ребе, давайте не будем перечислять все синонимы, связанные со словом «изверг», очень вас прошу!

Сарраг раздраженно встал:

— Пойду пройдусь немного.

— По-моему, мы в тупике, — заявила Мануэла, провожая взглядом удаляющуюся спину араба.

Ответа не последовало. Варгас казался погруженным в свои мысли, а Эзра вытянулся на спине, сложив руки на груди.

Голоса, тянувшие молитву Пресвятой Богородице, смолкли, но никто этого не заметил. Снова воцарилась несколько ностальгическая атмосферами, в этот миг раздался приглушенный вопль — скорее вздох, чем жалоба. У Мануэлы кровь застыла в жилах. Варгас с Эзрой одновременно вскочили.

— Что это… — начал раввин.

— Сарраг!

Рафаэль бросился туда, откуда донесся крик.

— Будьте осторожны! — Мануэла, застыв на месте, смотрела, как монах мчится к западной галерее. — Будьте осторожны! — повторила она и тут же тихонько ахнула.

Между колоннами появились две фигуры. Сначала Сарраг, спиной вперед, затем какой-то неизвестный, по внешнему виду — монах с надвинутым на лицо клобуком. Сжимая в руке нож, он наступал на Саррага. Потом выскочил третий тип и, обогнав своего напарника, перекрыл дорогу Варгасу.

— Еще шаг, и ты труп!

Францисканец тут же узнал негра, напавшего на него по дороге в Саламанку. У негра в руке тоже сверкал нож.

— Да вы с ума сошли! Что вам нужно?

— Не твое дело, христианин! — Он повторил еще грубее: — Еще шаг, и ты труп!

Мануэла, подавив страх, нашла в себе мужество присоединиться к францисканцу и с удивительным бесстыдством отчаянно повисла у него на руке.

— Варгас! — умоляюще пролепетала она. — Делайте, что он говорит!

— Женщина права! — пролаял негр. — Не вмешивайся не в свое дело!

И для пущего эффекта шагнул вперед, потрясая ножом.

Разворачивающееся за его спиной действо ускорилось. Лжемонах кинулся на Саррага. Лезвие ножа мелькнуло на свету и метнулось к груди шейха. Тот в последний момент увернулся с удивительной для человека его возраста и комплекции ловкостью. И мгновенно выхватил ханджар — грозный арабский обоюдоострый стальной клинок.

— Давай, Сулейман… Пес смердящий! Подходи! Я тебя жду…

Ни Мануэла, ни Варгас ничуть не удивились. Они сразу поняли, что этот юноша и есть тот самый таинственный убийца, виновник всех их бед.

Тот замер, явно пораженный видом ханджара в руке шейха. Он отлично знал, что этот клинок способен раскроить кирасу, как листок бумаги. Он яростно сорвал клобук и швырнул на землю.

— Ты заплатишь! В поединке! Зегрии не трусы в отличие от Банну Саррагов!

— Ничего не понимаю, что ты несешь… Но…

Он не договорил. Юноша начал кружить вокруг него, как хищный зверь, готовый к убийству. Все его жесты сочились ненавистью.

И начался смертельный танец, с выпадами, уклонениями, периодами выжидания и звоном клинков. Оба противника по очереди старались поразить друг друга. Сулейман первым достиг цели. Кончиком кинжала он прочертил полукруг на лбу шейха. Из раны тут же хлынула кровь, заливая глаза Саррага. Шейх, неожиданно активный в начале поединка, явно начал сдавать.

Примчавшийся на подмогу Эзра с некоторым разочарованием бросил:

— Поединок неравный. Юность против старости. Противник Саррага словно решил подтвердить правоту раввина. Чуть развернувшись, он ногой ударил шейха в грудь. Тот упал, выронив ханджар. Глаза молодого человека сверкнули хищной радостью.

— Сейчас ты сдохнешь… — выдохнул он, отшвырнув ногой оружие Саррага.

И тут Варгас не выдержал. Он прыгнул на преграждавшего ему путь негра. Прежде чем тот успел среагировать, монах схватил его за руку и начал выкручивать, вынуждая бросить нож. Но негр сопротивлялся. Тогда Варгас усилил давление, одновременно со всей силы ударив противника коленом в пах, а потом в живот. Негр в ярости заорал, но не сдавался. Тогда Варгас изменил тактику. На мгновение остановившись, он резко рванул негру руку, будто собирался вогнать нож в свой собственный живот. В тот миг, когда острие почти коснулось сутаны, монах крутанулся вокруг собственной оси, перевернув нож и дернув вверх. И практически сразу негр пошатнулся и завалился назад, увлекая Варгаса за собой на землю.

Мануэла подавила крик.

Варгас поднялся. А тяжело дышащий негр остался лежать. Под его правым боком растекалась красная лужа, увеличиваясь на глазах. Варгас зачарованно смотрел, как надвигается смерть, вызванная им самим. Не выведи его из ступора крик, он бы опустился на колени подле умирающего.

В тени колонн ситуация чудесным образом изменилась. Шейх ухитрился завладеть ножом своего слуги. И теперь уже тот был в его руках. Зажав шею юноши в замок, он намеревался перерезать ему глотку.

— Нет! — заорал Варгас. — Не делайте этого!

Он кинулся к ним, с яростью отчаяния схватил шейха за талию и оторвал от Сулеймана.

— Отпустите меня! — рявкнул Сарраг. — Иначе этот негодяй опять от нас уйдет!

Однако молодой человек, судя по всему, вовсе не собирался воспользоваться ситуацией. Его темные глаза заволокло пеленой. Владевшая им ярость утихла, сменившись неимоверной грустью. Он походил на брошенного ребенка.

— Не волнуйся, не убегу. Я — один из Зегриев. И предпочитаю смерть бесчестию. Конечно, Банну Саррагу этого не понять.

— Щенок! У Банну Саррага понятие о чести не меньше, чем у всех!

Молодой человек горько улыбнулся:

— И это ты говоришь? Когда твои родственники преспокойно вырезали невинных безоружных…

Сарраг нахмурился. Он ожидал услышать все что угодно, только не это.

— О чем это ты? Какие еще невинные?

— Не усугубляй трусость ложью.

— Кончай оскорблять! Либо выкладывай все, либо заткнись навсегда!

Варгас решил, что пора мешаться:

— Послушай, по твоей вине я убил человека. Воля твоя, отвечать на вопрос шейха или нет, но я требую — слышишь? — требую! — объяснений.

Чуть поколебавшись, Сулейман Абу Талеб поднялся на ноги и со спокойным высокомерием заявил:

— Я из семейства Зегриев…

Вот уже в третий раз он произнес это слово. Францисканец порылся в памяти. Многие годы клан Зегриев, уроженцев Полуострова, и Банну Сарраги, приехавшие из Африки, дрались между собой в Гранаде за власть. На протяжении истории и в том, и в другом клане сыновья лишали трона отцов, братья убивали братьев, в гаремах бурлили интриги, каждый разыгрывал собственную партию и вел войну ради себя, любимого. Буквально недавно эти братоубийственные войны возвели на трон султана Боабдила.

— Девять лет назад у нас было свое хозяйство неподалеку от Феса. Однажды утром, когда я был в поле, появились люди из рода Банну Саррагов. Они все разорили. Отец с братом пытались оказать сопротивление, но тщетно. Им перерезали горло. Сестру и мать изнасиловали, а дом подожгли. Увидев дым, я помчался домой, но опоздал. Да и что я мог, безоружный, против этих варваров? Вожди, ответственные за эту резню, уже уехали, и остались лишь те, кому поручили собрать и увести наши стада. Завидев меня, они накинулись на меня, намереваясь тоже убить. Но в последний момент передумали и отвезли в Фес. Сначала я не понял, почему мне сохранили жизнь, но потом, по дороге, слушая их разговор, догадался. Мне было всего восемнадцать лет, здоровый, все зубы на месте. На рынке рабов я шел на вес золота. Из Феса меня отволокли в Сеуту, из Сеуты в Кадис, а потом, наконец, в Гранаду. И там меня продали кади…

— Его звали Ибрагим эль Саби, — подхватил Сарраг. — Это мой друг.

Слуга, проигнорировав комментарий шейха, продолжил:

— Должен признать, он был хорошим хозяином, уважающим человеческое достоинство. Он научил меня читать и писать. Я жил у него около двух лет, пока однажды, должно, быть, предчувствуя конец Аль-Андалуса, он не решил вернуться в Магриб.

— И за неделю до отъезда он подарил тебя мне.

Молодой человек, снова приняв надменный вид, все же соизволил уточнить:

— Он не знал, что доверяет меня убийце.

— Если кто-то из Банну Саррагов повел себя как последний негодяй, это вовсе не значит, что у нас у всех руки в крови! — огрызнулся шейх. — К тому же ты изначально отлично знал, что я из этого рода. И в течение пяти лет ни разу не подал виду!

— Я действительно знал, кому эль Саби решил меня отдать. Но у меня не было выбора. К тому же, хоть вы и удивитесь, но, несмотря на кровоточащую рану на сердце, я тоже думал, что нельзя винить всех Банну Саррагов в преступлениях, совершенных их братьями. И то, что за все эти годы я ни разу ничего не предпринял ни против тебя, ни против твоих близких, тому доказательство. Разве я хотя бы когда-нибудь пытался тебе навредить?

Совершенно растерявшийся шейх покачал головой:

— Но тогда…

— Помнишь тот день, когда еврей впервые пришел к тебе?

— Конечно.

Эзра навострил уши.

— Накануне была пятница. Я был в мечети, совершал омовение, прежде чем перейти к молитве. Рядом со мной находился пожилой мужчина. Я заметил, что он не сводит с меня глаз. Наконец он представился. Это был один из пастухов моего отца, избежавший резни. Он испытывал желание поговорить со мной о моей семье, о счастливых временах и подробно рассказал мне о том страшном дне. Я слушал его, тронутый до слез. И он назвал мне имя… Имя того, кто возглавлял отряд. — Он замолчал, сжав кулаки. — Ахмед ибн Сарраг.

— Ахмед? — Шейх позеленел. — Но это же мой брат… — растерянно проговорил он. — Мой брат…

— Я тебе говорю.

— Это невозможно…

Молодой человек вызывающе посмотрел на своего прежнего хозяина.

— Знал ты об этом или нет… мне все равно!

— Мне понятна твоя боль, — решил взять слово Варгас, — но во имя Господа, подумай сам! Разве не ты только что сказал: «… я тоже думал, что нельзя винить всех Банну Саррагов в преступлениях, совершенных их братьями?»

— Христианин… Я знаю, что написано в вашей Библии: если тебя ударили по левой щеке, подставь и правую. Нет! Зегрии никогда не были трусами! То, что я работал на этого человека, — уже само по себе было проявлением широты души. Но в тот день, когда я узнал об узах, связывающих его с убийцей моих родителей, я решил… — Он указал пальцем на Саррага. — Брат за брата.

Поведение шейха резко изменилось. На его лице появилось вызывающее выражение.

— В таком случае чего ты ждал? Ты мог убить меня в Гранаде. В тот же вечер.

— Это правда. Но твоей смерти мне было мало. Я хотел уничтожить все твое семейство.

— И поэтому ты украл бумаги?

Сулейман кивнул.

— Минуточку, — вмешался Эзра. — Я не очень понимаю, каким образом кража этих бумаг могла поспособствовать уничтожению семейства шейха?

— Вам лучше других должен быть известен ответ.

— Понятно. Инквизиция… Обвинив нас, ты рассчитывал, что Святая Инквизиция гораздо эффективней осуществит преступление, которое ты задумал… И к кому ты направился? Тебя приняли?

Мануэла, до этого момента пассивно слушавшая, ощутила, как по ее спине пробежал холодок.

— Да, — ответил юноша. — В первый раз меня прогнали. Не приняли всерьез. А во второй раз фамильяры сами пришли за мной.

— С какой целью?

— Хотели, чтобы я дал ваше описание. По неизвестным мне причинам они передумали и решили вас арестовать. Я хотел в этом убедиться. И довольно скоро понял, что слуги Инквизиции мне солгали. Вы по-прежнему были на свободе.

— И в Ла-Рабиде ты со своими сообщниками решил действовать. Отсюда и пожар. — И Варгас добавил, словно вслух продолжая свою мысль: — Им понадобилось наше описание. И, тем не менее, они нас не арестовали. — Он оглядел присутствующих: — А если они всегда были здесь…

Мануэла была уверена, что монах обращается к ней. Она провела рукой по волосам и с ужасом обнаружила, что не может совладать с дрожью в пальцах.

Небо начало окрашиваться розовыми и сиреневыми тонами, постепенно надвигались сумерки.

— Скоро стемнеет, — устало заметил Эзра. — Ну, что мы решаем? Отдаем этого человека в руки Святой Германдады?

— И речи быть не может! — быстро и решительно отрезал Сарраг. Он подошел к слуге: — Уходи, Сулейман из племени Зегриев. Уезжай как можно дальше отсюда, и да пребудет с тобой Всевышний и да залечит Он твои раны.

Он сделал еще один шаг и вдруг неожиданно для всех опустился на колено и поднес к губам руку молодого человека.

— Молю тебя о милосердии к моему брату.

Слуга не ответил. Он стоял, гордо подняв голову, но в глазах его мерцали слезы и прощение.