Сатанель. Источник зла

13

Лион, 1314 год

Наступила ночь. Арман де Перигор находился в своей лаборатории, потому что это время суток он предпочитал любому другому. Он уже закончил составлять лекарства по полученным сегодня рецептам, включая те, которые принес из дома Сенешаля. Рано утром за ними придут те же ученики, которые их доставили накануне вечером. Выдавать лекарства будет его помощник Жан, а сам Арман в это время будет спать.

Ему нравилось работать в лаборатории до глубокой ночи, оставаться наедине с собственными мыслями, с головой уходя в эксперименты. Это были исполненные магии часы, когда город, шумный и многолюдный днем, затихал, и за стенами лаборатории лишь изредка раздавались шаги ночных сторожей или их шепот. Порой до его слуха доносился какой-то отдаленный звук, но и тот был приглушен, словно его обволакивал плотный, как вата, ночной воздух. В тишине Арман отчетливо слышал шорохи, с детства обретшие для него такое важное значение: потрескивание нагревающего тигли огня и бульканье жидкостей в перегонном кубе.

Его помощник Жан жил в этом же доме. Он не только выполнял все его поручения, но и поддерживал порядок в лаборатории, а порой и выходил за городские стены в поисках трав, необходимых для того или иного настоя или отвара. Это был молчаливый мужчина неопределенного возраста. Арман полагал, что ему уже за сорок. Еще в детстве тот стал подмастерьем аптекаря, но его первый хозяин умер много лет назад, и вскоре после возвращения из Парижа Перигор взял его к себе. Сейчас Арман находился на одном из приятнейших этапов своих экспериментов. Как и всем алхимикам, ему были хорошо известны и тупики, и разочарования, когда, несмотря на предпринятые усилия, он все дальше заходил на бесплодные земли, и очередной эксперимент заканчивался ничем. Но он знал, что скоро распахнутся новые двери к новым возможностям, которые — он свято в это верил! — выведут его на правильный путь.

Годами он проводил эксперименты, опираясь на данные Лульо, чья алхимическая база во многом совпадала со знаниями, полученными в Париже от Ги де Сен-Жермена. Мало-помалу он постигал безбрежность путей, уводящих в бесконечность, хотя знал о существовании непреложных принципов и неизменности основополагающих законов.

Как любой исследователь, он проводил и свои собственные эксперименты. Юношей он был уверен, что сделал гениальное открытие, и скоро его имя будет у всех на устах. Но шли годы, и он убеждался в том, что перед ним лишь очередная версия, нуждающаяся в дальнейших исследованиях. Время от времени ему казалось, что он наконец-то нашел новый путь, прежде остававшийся незамеченным. Его охватывало волнение, и он часами не выходил из лаборатории, забыв о времени. А утром на пороге появлялась экономка Марсель и отчитывала его, как мальчишку.

В последнее время Арман пребывал в состоянии предстоящего научного открытия. Новость, полученная от Клода Сенешаля, и вовсе привела его в приподнятое расположение духа. Перед смертью Жак де Моле отверг обвинения в свой адрес и в адрес ордена Храма, и это придало сил невыразимо и молчаливо страдавшей душе Перигора и вселило надежду.

Итак, глубокой ночью вдохновленный и воодушевленный радостным известием Арман де Перигор наблюдал за тем, как пары ртути (живого серебра алхимиков) поднимаются по реторте, нагреваемой углем на горелке. Он сам сконструировал эту реторту лишь два дня назад. Ее корпус имел привычную луковичную форму, а длинное, постепенно сужающееся горлышко сначала уходило в сторону, а затем вверх, но не строго вертикально, а слегка наклоненным наружу. Конец этой стеклянной трубки был вставлен в тигель, также стеклянный, у самого днища. Самым трудным оказалось запечатать место соединения таким образом, чтобы ни жидкость, ни пары не проникали наружу, но в конце концов Арману это удалось.

Тигель нагревала другая горелка, более слабая, чем та, что была под ретортой. Пока он был пуст, хотя Арман уже приготовился залить в него раствор из другого тигля, размером поменьше. Этот раствор тоже подогревался горелкой послабее.

Арман надел толстые кожаные перчатки и взял щипцы, чтобы с их помощью перелить содержимое подогретого сосуда в пустой тигель. Он выжидал момент, когда поднимающиеся по стеклянному горлышку пары ртути обретут достаточную плотность, и жидкость не перельется в реторту в месте ее соединения с тиглем.

Наблюдая за процессом, Арман усмехнулся. В нем поистине было нечто дьявольское, и это зрелище вполне могло служить иллюстрацией представлений Церкви о преисподней. Толстые каменные стены, тускло освещенные дрожащим пламенем свечей, глухой треск и гудение трех горелок, а также тигли, реторты и перегонные кубы, образующие некое сооружение, сотворенное воображением безумного архитектора… И посреди всего этого похожая на зловещего левиафана фигура с черными щипцами в руках, облаченная в длинный рабочий халат, окрашенный в самые разнообразные и немыслимые цвета.

Все эти годы, осуществляя свои алхимические опыты, Арман неуклонно следовал общепринятым в его среде правилам. Он растворял, отфильтровывал, возгонял… по много раз, пока ему не удавалось разделить вещества, в своем единстве входящие в состав окружающего мира. Следующим этапом неизменно становилось очищение этих веществ от малейших примесей. Затем он вновь соединял элементы: устойчивые с летучими, горячие с холодными, влажные с сухими… Все это представляло собой нескончаемый процесс, конец или результаты которого никто не мог предвидеть или предсказать.

Долгие месяцы он посвятил развитию теории Лульо о том, что сера и живое серебро — два конца цепи, внутри которой находятся остальные металлы. Испанский ученый считал, что смешивая эти элементы и манипулируя смесями, можно получить любой из упомянутых металлов. В тексте книги не упоминалось золото, но нетрудно было предположить, что суть процесса заключалась в достижении цели всех алхимиков — получении философского камня.

Арман старательно развивал все изложенные в труде Лульо возможности. Однако либо что-то от него ускользнуло, либо испанец ошибался, потому что, несмотря на многообещающие промежуточные результаты, в конце пути все двери неизменно оказывались запертыми.

Наконец юный алхимик решил испробовать новый путь, слегка видоизменив теорию философа с Майорки. Лульо принимал во внимание лишь два из трех существующих в природе начал: серу и живое серебро, а Перигор решил дополнить их солью.

Согласно философии алхимиков сера и соль представляли собой противоположные начала, в то время как живое серебро служило связующим звеном между этими двумя элементами. Соль представляла собой сокращающую силу, ответственную за кристаллизацию, а сера наделялась расширяющими, растворяющими и испаряющими свойствами. Между этими элементами находилось живое серебро, которое олицетворяло равновесие и кругооборот. Арман рассчитывал на то, что ему удастся объединить все три основополагающих элемента.

Теперь вместо цепи с двумя концами Арман располагал треугольником с тремя вершинами, который, по его мнению, содержал весь спектр веществ материального мира. Он понимал, что переменных величин может быть бесконечно много и что успех, если удастся его достичь, все равно будет случайным.

В тигле, который он держал щипцами, находился слегка подогретый раствор соли и серы. Теперь ему предстояло быстро перелить эту жидкость, пока она не остыла, в другой тигель.

Арман ловко поднял тигель и точным, выработанным годами практики движением наклонил его над пустым сосудом. Раствор соли и серы полился в тигель, закрыв из виду отверстие, в которое была вставлена трубка реторты.

Перелив раствор полностью, Арман удовлетворенно отметил, что пары, поднимающиеся по длинному горлышку, не позволяют жидкости просачиваться в реторту через расположенное у днища тигля отверстие. Пары ртути скопились в узком конце трубки, и несколько мгновений сохранилось равновесие. Затем пары живого серебра оказались сильнее жидкости, и в растворе начали образовываться пузырьки, вначале по одному, как бы нехотя, затем все более активно.

Перигор знал о потенциальной опасности паров живого серебра, поэтому для их отвода использовал нечто вроде вытяжного колпака, соединенного с небольшим отверстием высоко в стене. Теперь он расположил тигель с пузырящимся раствором под этим отверстием.

Идея Армана заключалась в том, чтобы максимально насытить раствор соли и серы живым серебром и изучить полученный результат. Для этого он хотел сублимировать содержимое всей реторты. Бросив на нее взгляд, он подсчитал, что до окончания процесса нужно еще минут сорок пять. Чтобы как можно меньше времени вдыхать вредные для здоровья пары ртути, хотя была оборудована и вытяжка, он решил ненадолго покинуть лабораторию. Пусть раствор насыщается живым серебром самостоятельно. Позже он вернется и начнет осторожно покачивать тигель, чтобы облегчить и ускорить процесс насыщения.

Взяв с полки мехи, он слегка раздул горелку под ретортой и залил водой огонь, ранее подогревавший уже перелитый в соседний тигель раствор. Сняв перчатки и окинув взглядом лабораторию, он убедился, что все идет гладко, и вышел, плотно притворив за собой дверь.

Он направился на кухню, где Марсель всегда оставляла ему что-нибудь поесть. Хотя было еще рано и поужинал он всего три часа назад, Арман знал, что впереди его ждет долгая ночь, и вряд ли он сможет выкроить время для перерыва.

Его помощник Жан еще не ложился. Он работал в комнатушке возле кухни: приводил в порядок заказы, которые наутро ему предстояло раздавать посыльным врачей.

— Не засиживайся допоздна, Жан, ложись спать, — проходя мимо, сказал ему Перигор.

Тот кивнул, не оборачиваясь и не отводя глаз от записей.

На кухонном столе лежали хлеб, колбаса, сыр, в большой деревянной чашке было налито молоко, а в глиняном кувшинчике — вино. Зимой Арман часто располагался ужинать у очага, сохраняющего тепло до самого утра, и, как правило, запивал ужин вином. Но сейчас было тепло, и поэтому он предпочел стакан молока. К тому же молоко ему казалось более полезным для пищеварения.

Едва он расположился за столом и придвинул к себе чашку с молоком, как из лаборатории раздался грохот. Это был не взрыв (за годы алхимических опытов Арман узнал и такое), скорее, что-то лопнуло и осколками осыпалось на пол.

Он вскочил на ноги, опрокинув табурет, и бросился в лабораторию. Его сердце сжалось от тревоги и застучало в бешеном ритме — так бывало всегда, когда какой-то эксперимент выходил из-под контроля.

Жан его опередил: помощник неподвижно стоял перед закрытой дверью, словно ему не хватало решимости, чтобы ее распахнуть. Арман отодвинул Жана в сторону и приложил ухо к двери. Не услышав треска пламени, что означало отсутствие пожара, — а значит, его наихудшие опасения не подтвердились, — он приоткрыл дверь, сначала осторожно, а затем решительнее. Он не видел ничего, кроме дыма. Дыма было много, но юный алхимик понял, что тут произошло. Жидкость из лопнувших сосудов залила огонь. Арман уловил едкий и зловонный запах серы. Захлопывая дверь, он догадался, что это зловоние имеет ту же природу, что и дым при пожаре.

Несколько мгновений он собирался с мыслями, затем набрал полные легкие воздуха и ворвался в лабораторию. Пробираясь на ощупь, он споткнулся о валявшуюся на полу потухшую жаровню, вскарабкался на табурет и распахнул окно под потолком. Ему не хватало воздуха, он выскочил из лаборатории и захлопнул дверь.

И тогда он увидел Марсель. Набросив поверх ночной сорочки большую шаль, она с озабоченным видом спускалась по лестнице.

— Успокойся, Марсель. — Арман, пытаясь отдышаться, натянуто улыбнулся. — Ничего страшного не произошло. Просто разбился горшок. Это тебя и разбудило.

Женщина хотела было возразить, но не успела. От входной двери донеслись громкие удары. Кто-то колотил в дверь кулаком, причем делал это совершенно бесцеремонным образом. До них донесся крик:

— Открывайте!

Перигор утвердительно кивнул помощнику, и тот направился к арке, ведущей в прихожую. Спустя несколько секунд он вернулся в сопровождении двух мужчин.

— Это ночные сторожа, — представил мужчин Жан. — Они услышали шум…

— И увидели, как из окна валит дым, — добавил старший из мужчин. Оба сторожа были облачены в кожаные нагрудники и шляпы, на поясе у каждого висело по шпаге. — Можно узнать, что тут произошло? — поинтересовался он, обводя взглядом присутствующих, словно пытался оценить ситуацию.

— Слава Богу, ничего непоправимого, — ответил ему Арман. — Как вы наверняка знаете, я аптекарь. — (На людях он никогда не упоминал алхимию.) — В моей лаборатории произошел небольшой инцидент. Один из сосудов лопнул, и жидкость вылилась из него на раскаленные угли. Это и стало источником шума, который вы слышали, и дыма, который вы видели.

— В такое-то время? — голос сторожа прозвучал вызывающе.

— Да. Я всегда работаю по ночам. И не знаю ни одного закона, который бы мне это запрещал. Или я ошибаюсь? — парировал Арман.

Его эксперимент с треском провалился, тщательно созданная система из реторты и тигля разлетелась на тысячу осколков, усеяв пол лаборатории. Ко всему прочему он смертельно устал… Одним словом, Арман был совершенно не склонен выслушивать дерзости.

Сторож в упор встретил его взгляд и положил руку на рукоять шпаги. Он оценивающе посмотрел на Армана, когда же он заговорил, его голос звучал гораздо мягче.

— Можно нам взглянуть на лабораторию? — поинтересовался он. — Мы должны убедиться в том, что опасность миновала и вам не угрожают новые… инциденты.

Арман кивнул. Он тоже несколько успокоился.

— Думаю, да. Дым, который вы видели, уже вышел в окно. Я открыл его только что. Полагаю, лаборатория уже проветрилась, по крайней мере для того, чтобы мы смогли что-то там рассмотреть. Но, все же держитесь подальше, потому что пары могут оказаться опасными для здоровья.

Арман сделал несколько шагов, снова открыл дверь и, предварительно задержав дыхание, всмотрелся внутрь помещения. В воздухе висела смесь дыма и паров, но кое-что уже было видно. Как и ожидалось, угли были залиты и понемногу продолжали источать дым. Огромный рабочий стол занимал всю стену напротив двери. На нем и стояли жаровни, совсем недавно бывшие источником тепла, подогревавшего сосуды. От приспособления Армана не осталось ничего, кроме осколков стекла, усеявших как стол, так и пол вокруг стола. Арман понял, что тигель лопнул либо из-за дефекта, допущенного при его изготовлении, либо из-за неправильного расположения поддерживающей его треноги. В результате тренога могла упасть, свалив на пол и реторту. Донышко реторты уцелело и все еще было закреплено на треноге. В нем тускло поблескивало живое серебро. «Слава Богу, хоть этот беспокойный металл не разлетелся по всей лаборатории», — с облегчением вздохнул Арман.

Он пошире открыл дверь, жестом приглашая остальных подойти ближе.

— Все в порядке, — уже спокойнее произнес он, — но в лабораторию пока лучше не входить.

Конец фразы он произнес по инерции, потому что его взгляд, а с ним и его внимание были прикованы к тому, что происходило в воздухе у открытого окна. В ищущих выхода парах между рабочим столом и потолком, чуть повыше закрепленной на стене полки, возникло нечто.

Поначалу оно было едва различимо, но быстро обрело совершенно отчетливые очертания и насыщенный черный цвет. Предмет, а у Армана не было оснований сомневаться в том, что «это» имеет вполне определенные физические параметры, некоторое время сохранял неподвижность, как будто завис в воздухе в окружении клубов дыма.

Алхимик обратил внимание на его необычную форму: он походил на круг, который продолжался закругленным отростком. В длину предмет был не больше ладони.

Окончательно проявившись, он несколько секунд повисел в воздухе и вдруг упал, заставив Армана вздрогнуть. Падение было коротким, потому что предмет остановила полка, на которой стоял кубок с широким горлышком. Этот кубок много значил для Армана, и именно в него упал странный предмет, скрывшись от глаз наблюдателей. Если алхимик на какое-то мгновение и усомнился в реальности происходящего, то стук падения, отчетливо прозвучавший в воцарившейся тишине, рассеял все сомнения.

Сердце Армана де Перигора екнуло, когда он обернулся к людям, заглядывающим в распахнутую дверь лаборатории. Ни Жан, ни Марсель, ни второй сторож ничего не заметили, на их лицах не было ни удивления, ни испуга. Но когда Арман встретился взглядом со старшим сторожем, он понял, что этот человек, так же как и он, видел все от начала и до конца.

Он пристально смотрел на Армана, и в его глазах читалось изумление. Наконец он отвел взгляд в сторону, но только для того, чтобы устремить его на стоящий на полке кубок. Затем сторож снова впился взглядом в Армана. Теперь в его глазах не было удивления. Его сменила холодная угроза и железная решимость.