Сатанель. Источник зла

39

Париж, 30 июня 2000 года

Этим утром Николь встала с постели с чувством безмятежного спокойствия. Ей ничего не приснилось, во всяком случае, она не запомнила своих снов. Ставшая уже привычной мигрень исчезла. Казалось, ее сознание парит в облаках, а команды телу подает иная часть ее Я, о которой девушка до сих пор ничего не знала.

Она машинально оделась, рассеянно и равнодушно взглянула на свое отражение в зеркале. Она позавтракала, не ощущая вкуса еды, и даже не выглянула в окно, чтобы узнать, какая сегодня погода, хотя обычно делала это каждое утро.

Готовая выйти из дома, Николь вдруг взглянула на часы и пошла вверх по лестнице, направляясь в свою квартиру. В спальне она открыла ящик комода, в котором хранился черный предмет, привезенный ею из Египта, достала его из шкатулки и переложила в свою сумку. Она не заметила исходящей от предмета вибрации — не обратила на это внимания. Николь не отдавала себе отчета в том, что держит его в руках.

Выйдя из дома, она подумала о Жане. Он должен был стоять рядом со своим красным автомобилем и мило улыбаться ей в предвкушении приятной совместной поездки в столицу. Однако накануне вечером он свалился с высокой температурой и был вынужден остаться в Париже.

— Я уверен, что завтра буду в полном порядке, — сказал он ей по телефону, — но сегодня я чувствую себя так, как будто по мне потопталось стадо слонов.

Образ архитектора исчез, как воспоминание о сне, и девушка зашагала в сторону станции. Было раннее утро, но хмурое небо и жара предвещали душный и пасмурный день.

— Нас никто не Должен беспокоить, — сообщил Пьер де Лайне своим секретаршам, беря Николь под руку и увлекая ее к своему кабинету. — И «никто» означает «совершенно никто».

Он попытался смягчить ледяной тон своих слов кривой улыбкой.

Утром, как только Николь пришла в музей, ей позвонила Сюзанна и сказала, что директор желает ее видеть, и немедленно.

— Мадемуазель Паскаль, — обратился к ней уже сам директор. — Я вас ожидал. В это трудно поверить, но сегодня я совершенно свободен и хотел бы вместе с вами ознакомиться с тем, как продвигается каталогизация коллекции Гарнье. Разумеется, если вы не возражаете, — натянуто улыбаясь, добавил он.

Николь полдня провела в кабинете шефа, но если бы кто-нибудь спросил ее, чем они все это время занимались, она затруднилась бы с ответом.

— Отдохнем немного, — предложил Лайне, когда подошло время перерыва. — Если позволите, я приглашаю вас пообедать. — Николь согласилась, почти не отдавая себе в этом отчета. — Полагаю, что наш кафетерий успел вам надоесть не меньше, чем мне. Тут поблизости есть один очень милый ресторанчик. Заодно и прогуляемся.

Они вернулись в музей около половины четвертого, и директор тут же повел Николь в хранилище, где они и провели остаток дня, разглядывая различные экспонаты из коллекции Гарнье. Николь даже не заметила, как шеф закрыл дверь изнутри на ключ.

Когда они вышли, было уже около восьми вечера. Николь ни за что не смогла бы объяснить, что именно они там делали, но ей показалось, что они занимались какой-то незначительной ерундой. В коридорах и кабинетах было пусто, и Николь догадалась, что уже очень поздно. Ей стало не по себе, когда она подумала, что за целый день ни разу не поговорила с Жаном. И даже не поинтересовалась, как он себя чувствует! Через мгновение она встретилась взглядом с Пьером де Лайне, и эта мысль улетучилась из ее сознания.

По пути к кабинету директора они прошли через библиотеку и комнату, которую занимали Сюзанна и Агнес. Де Лайне шел впереди, включая свет. Нигде не было ни души.

В своем кабинете директор расположился за столом и жестом пригласил Николь сесть на стул напротив.

— Ну что ж, Николь, — заговорил он; при этом его глаза как магнит притягивали к себе ее взгляд. — Приближается момент, для которого вы и были избраны. Вы этого не знали, но, насколько я понимаю, начинаете догадываться. Вам предстоит достать для нас один предмет. Он всегда нам принадлежал, но некие силы мешали нам получить к нему доступ. Им это не удалось, и начиная с завтрашнего дня они вынуждены будут признать, что мы сильнее. Что касается вас, то с этого момента вы будете выполнять распоряжения, которые будут поступать в ваш мозг. И приготовьтесь стать свидетелем уникального события. Вы единственная из смертных увидите это. И убедитесь, что мы умеем быть благодарными. Мы не забудем о вашей помощи, пусть и против вашей воли, но со временем вы станете одной из нас. — Пьер де Лайне взглянул на часы. — Пойдемте, — произнес он, вставая. — Нам пора в путь.

Сотрудник отдела безопасности безразличным взглядом проводил эту пару — мужчину и женщину. Их шаги гулко разносились по пустому залу. Охранник сидел на стуле, придвинутом к стене. Отсюда просматривалось все помещение в форме буквы Г, которое музей отвел под выставку, посвященную испанскому Возрождению. Время работы музея и выставки давно закончилось, и основное освещение было выключено.

Поэтому все, что попадало в поле зрения, было погружено в мягкий полумрак. Картины, скульптуры и другие произведения искусства, похоже, наслаждались возможностью отдохнуть от многочасового внимания публики.

Когда гости поравнялись с охранником, он поднял голову и посмотрел на мужчину, которого отлично знал, и не только как одного из директоров музея. Мужчины едва заметно кивнули друг другу в знак приветствия. Женщина, напротив, его как будто не заметила и продолжала путь, устремив взгляд вперед, на одну из стен второго зала. Она не спешила, но в ее походке чувствовалась решимость.

Охранник знал, зачем пришли сюда эти поздние гости, он тоже ощущал необычайную энергию, исходящую от серебряной шкатулки. Люди не способны чувствовать это излучение, зато существа, подобные ему, остро его ощущали.

Он видел, как женщина замерла перед ларцом, а затем склонилась над ним.

Ее руки как будто знали, что нужно делать. Поднимая крышку ларца, Николь не испытывала никаких чувств. Спроси ее сейчас, что она здесь делает, она не нашлась бы, что ответить. Устремив равнодушный взгляд внутрь ларца, она несколько мгновений изучала темно-красную бархатную подкладку Затем ловко отделила ее от днища и от одной из стенок шкатулки, обнажив деревянный корпус. Пьер де Лайне стоял рядом и молча наблюдал за ее действиями. Однако по его застывшему лицу было видно, в каком напряжении он находится. В отличие от него женщина сохраняла абсолютное спокойствие. Она обернулась к своему спутнику и несколько секунд смотрела на него отрешенным взглядом, после чего вновь переключила все свое внимание на ларец.

Когда Николь нащупала пальцами освобожденную от подкладки стенку, перед ней возник образ черноволосого и чернобородого мужчины средних лет. Он сидел на табурете перед чем-то, напоминающим верстак, а перед ним стояла эта самая шкатулка. Правда, ее крышка была еще не закреплена и лежала рядом. Мужчина поднял глаза, встретился взглядом с Николь, улыбнулся себе в бороду и опять сосредоточился на работе.

Видение длилось несколько секунд, но взгляд этих проницательных глаз немного утешил Николь. Впрочем, ощущение облегчения быстро прошло, сменившись полным безразличием.

Тем временем ее пальцы действовали, словно обладали собственной волей и сознанием: нажали на маленькую панель, составлявшую часть стенки, и та приподнялась на несколько миллиметров; затем коснулись части днища, которая входила в освободившуюся нишу.

Часть корпуса сместилась, и Николь удалось вынуть внутреннюю часть боковой стенки, с удивительной легкостью скользнувшую по скрытым пазам.

Взгляду девушки предстала крошечная ниша, впрочем, достаточно вместительная для того, чтобы на протяжении многих веков скрывать нечто. Николь стояла и безучастно смотрела на притаившийся в глубине шкатулки предмет.

Глаза ее спутника, напротив, засверкали, а рот исказило подобие довольной ухмылки: в полумраке ларца показался фрагмент подвески Сатанеля. Он отчетливо выделялся в темноте, словно его чернота светилась на окружающем его черном фоне.

С трех сторон он был закреплен кромками, не позволявшими ему смещаться или двигаться в отведенном ему ограниченном пространстве.

Пьер де Лайне инстинктивно заложил руки за спину, борясь с соблазном коснуться фрагмента, а когда встретился взглядом с девушкой, многозначительно кивнул в сторону ларца.

Она кивнула в ответ, и ее пальцы вновь скользнули в тайник, прижали одну из кромок и отодвинули ее.

Директор опасливо попятился, но спустя мгновение с облегчением вздохнул: Николь бережно держала в руках черный фрагмент. Его опасения оказались напрасными. Так же, как и в Египте, девушка не встретила ни малейшего сопротивления со стороны охраняющих фрагмент сил.

Де Лайне посмотрел на нее с невольным уважением и встретил ее взгляд, напрочь лишенный какого-либо выражения.

— Молодчина, Николь, — похвалил он. — А теперь спрячь его. Нам пора ехать.

Николь подняла стоявшую у ног сумку, открыла ее и положила туда фрагмент. Он соприкоснулся с черным предметом, привезенным из Египта, и девушка услышала едва различимую вибрацию и увидела, как оба осколка подвески обрели красноватый цвет и засветились.

Эти странные явления ее нисколько не удивили. Она наблюдала за происходящим отстраненно, как будто это ее вовсе не касалось. Она спокойно закрыла сумку и посмотрела на Пьера де Лайне.

Тот увидел свечение в сумке и снова сделал шаг назад, но быстро взял себя в руки и улыбнулся.

— Два брата, встретившиеся после долгой разлуки, приветствуют друг друга, — с усмешкой заметил он. — Я уверен, Николь, что вы тоже взволнованы этим знаменательным событием. Но, как я уже сказал, пора отправляться в путь. Нам предстоит вызволить из заточения третьего брата.

Жана терзала тревога, к которой примешивалось раздражение. Он уже несколько раз пытался поговорить с Николь, но за целый день это ни разу не удалось.

— Она у директора, — ответила ему Сюзанна, когда он звонил в музей во второй раз. И добавила: — Да не волнуйтесь, я передам ей, что вы звонили.

Но ответного звонка он не дождался. Он позвонил ей и на мобильный, но лишь для того, чтобы убедиться в том, что ее телефон выключен.

В последний раз он говорил с ней накануне вечером, когда позвонил, чтобы предупредить о том, что остается в Париже. Вскоре после обеда ему пришлось уйти с работы. Он смог добраться только до дома родителей и свалился в постель. У него все болело, а измерив температуру, он с изумлением увидел цифру, которой она не достигала с раннего детства.

— Я уверен, что у меня не тропическая лихорадка, потому что я никогда не был в тропиках, — бодрясь изо всех сил, сказал он Николь. — Придется довольствоваться таким банальным диагнозом, как грипп. — И перейдя на шепот, добавил: — А я-то рассчитывал на очередную волшебную ночь. Ты и представить себе не можешь, как я разочарован.

Девушку его неожиданная болезнь встревожила, но ее голос звучал как-то безэмоционально. Молодые люди договорились созвониться на следующий день.

Но больше поговорить не удалось. Жан проснулся поздно, потому что под утро температура спала, и он наконец-то провалился в глубокий сон. Он чувствовал себя значительно лучше, но мама запретила ему подниматься с постели.

Его досада возрастала. Николь по-прежнему не отвечала на звонки. Не позвонила она даже для того, чтобы справиться о его состоянии. «Я мог бы уже умереть, — нервничал архитектор, — а ей и горя мало».

Но мало-помалу раздражение вытесняла обеспокоенность. Это было совершенно не похоже на нежную, заботливую Николь, каждый день по несколько раз звонившую ему в офис или на мобильный. Жан перебирал в памяти события последних дней в поисках того, что могло ее обидеть, но ничего не находил. Более того, с каждым днем они становились все ближе друг другу, а их отношения, как ему казалось, достигли абсолютной гармонии.

— Даже если бы я неожиданно ей надоел, — рассуждал молодой человек, — она все равно позвонила бы, чтобы справиться о моем здоровье.

В семь часов вечера он не выдержал. Термометр показывал нормальную температуру, и за последние часы тревога Жана возрастала пропорционально улучшению его самочувствия. Очередная попытка дозвониться в музей не дала результатов.

— Она вам не звонила? — в голосе Сюзанны он уловил сочувствие. — Я сообщала ей о ваших звонках, но дело в том, что сегодня директор взял ее в заложницы. Они до сих пор не вернулись из хранилища. Я уже собираюсь домой, но обязательно оставлю у нее на столе записку Она скоро позвонит, вот увидите!

В этот миг Жан почувствовал уверенность, что должен отправляться на розыски подруги, причем как можно скорее, чтобы не разминуться с ней у музея. Скорость, с которой он принял это решение, удивила его самого. Отчасти потому, что в душе считал это сумасбродством. Гораздо разумнее было дождаться ее звонка. Должна же она когда-то ему позвонить!

Он прыгнул под душ, натянул на себя то, что попало под руку, и, направляясь к двери, поцеловал изумленную мать.

— Мама, я чувствую себя прекрасно. Температура давно упала, — добавил он, заметив тревогу в ее глазах. — Если позвонит Николь, попроси ее перезвонить мне на сотовый.

Чудом он припарковался неподалеку от Лувра и бросился бежать к музею. Девушка по-прежнему не давала о себе знать.

До двери, из которой обычно выходила Николь, оставалось совсем немного, когда он заметил у входа огромный темный автомобиль. В него садились какие-то люди, и среди них, несмотря на расстояние, Жан узнал Николь. Ее сопровождали двое мужчин. Одного он знал в лицо. Это был шеф Николь, Пьер де Лайне. Второго он видел впервые.

Он выкрикнул имя девушки, хотя понимал, что расстояние и шум машин поглотят его голос. Николь уже занесла ногу в салон авто, как вдруг подняла голову и посмотрела в его сторону. Должно быть, она его не заметила, потому что сразу исчезла из виду. Директор сел рядом с ней, а второй мужчина занял место водителя. Жан побежал к ним, отчаянно размахивая руками. Но напрасно. Автомобиль тронулся с места и скрылся из виду.

Жан подбежал к двери музея, испытывая смешанное чувство бессилия и удивления. Куда могла направиться Николь в такое время, да еще в компании Пьера де Лайне? Была пятница, а в музее обычно не задерживали сотрудников на работе перед выходными. Но самое главное: почему она не звонит?

У входа в Лувр стоял охранник. Жан направился к нему.

— Прошу прощения. Моя невеста… то есть, я хочу сказать, мадемуазель Паскаль, только что уехала в этом автомобиле, — он махнул рукой в сторону, в которую скрылся автомобиль. — Вы не знаете, куда они могли отправиться?

Охранник смерил его подозрительным взглядом и ничего не ответил.

— Послушайте, я говорю вам правду. Я жених мадемуазель Паскаль, Николь Паскаль. Она работает здесь, в музее, в отделе египтологии. Мы договорились с ней встретиться вот на этом самом месте, — солгал он, заговорщически улыбнувшись охраннику. — Должно быть, у нее возникли какие-то непредвиденные обстоятельства, о которых она не смогла меня предупредить, потому что у меня сел телефон, — снова солгал он.

Охранник слегка наклонил голову и пристально посмотрел на Жана.

— Вообще-то это не мое дело, куда и кто едет, выйдя из музея. Меня прежде всего интересуют те, кто в него входит. Но если то, что я услышал, может вам чем-то помочь, не вижу причин это скрывать. Директор сказал водителю: «В Лион».

— В Лион? В город Лион? — изумленно переспросил Жан.

— Понятия не имею. Я знаю только то, что услышал. Ах да, директор Лайне сказал еще кое-что. Он добавил: «В церковь тамплиеров». — Охранник смотрел на Жана, поглаживая тонкие усы. — Во всяком случае, это то, что я услышал.