Чего никогда не видел?
Чтоб зрячего вел слепец.
Чтоб сокола змей обидел
Чтоб сдался врагу боец.
Чего никогда не слышал?
Чтоб лебедем взвился рак.
Чтоб гусь на охоту вышел.
Чтоб сладил с народом враг.
Чего не бывало сроду?
Чему никогда не стать?
Не быть под ярмом народу.
Не тронуться Волге вспять.
А что непременно будет?
А быть картошке в золе.
А щуке быть на блюде.
А Гитлеру быть в земле!
В XII столетии Чингисхан прошел как смерч по земле.
Когда он брал города, он не оставлял камня на камне.
Историки пишут, что груда мусора оставалась там, где были цветущие города и поселения.
Мужчин поголовно истребляли. Женщин насиловали и уводили в плен, а детям разбивали головы о камни.
И когда я в юности читал эти строчки, мне делалось скучно и совестно, что это так было в истории людей.
Но я с облегчением вздыхал. Думал: это ж далекое прошлое. Заря человеческой жизни. Грубость нравов. Отсутствие культуры и цивилизации. Все это, я думал, прошло безвозвратно и больше никогда не повторится.
Но снова мусор от разрушенных городов, снова груды убитых детей, снова непомерная жестокость и лютая ненависть: фашистская армия повторяет то, что было восемь веков назад.
Вот великолепный самолет распластал свои крылья в поле. Изумительный самолет — детище современной техники — готов в далекий путь. Рядом с самолетом стоит летчик. На рукаве его куртки сатанинская свастика.
Может быть, этот летчик, я извиняюсь, летит в научную экспедицию?
Может быть, он держит курс в Арктику — изучать магнитные отклонения?
Ничего подобного! Под самолетом подвешены бомбы. Человек летит сеять смерть и разрушение.
Но, может быть, это патриот своего отечества, может быть, враги напали на его страну, и теперь надо защищать свою родину?
Нет! Он летит по приказу своего начальства завоевывать чужие земли.
Но, может быть, на душе у него нехорошо, может быть, его ум и сознание протестуют?
В его стране не велено думать. И тем более не велено думать солдату. «Сознание, — сказал «фюрер», — приносит людям неисчислимые беды». Стало быть, не надо думать, а надо без всяких мыслей исполнять то, что приказано.
Но если все-таки солдат задумался? Если, ворочаясь на койке, он подумал с содроганием, зачем и для чего он бросил сегодня тридцать бомб на крыши цветущего города, на головы жителей, которые ни в чем не повинны; они повинны только в том, что не хотят увидеть врага на своей земле.
Ну что ж, если солдат так подумал, к его утешению имеется научная фашистская литература, которая разъяснит сомнения.
Бомбы? Воздушные бомбардировки городов? О, это же весьма полезно! Это приносит облегчение людям.
«Коричневая книга» приводит статью, помещенную в фашистском журнале.
Одно заглавие этой статьи уже многое говорит. Статья называется:
«О пользе воздушных бомбардировок».
Только преступник или тупица мог написать такую статью. Там вот что сказано:
«Взрывы тяжелых снарядов весом в тонну и больше, помимо смерти, которую они сеют, вызывают случаи помешательства. Люди, нервная система которых недостаточно сильна, не смогут вынести такого удара. Таким образом, воздушные бомбардировки нам помогут обнаружить неврастеников и устранить их из социальной жизни».
Эту мракобесовскую статью тяжело и отвратительно читать.
Собственно говоря, неизвестно, на какую дубовую голову она рассчитана. Но она явно рассчитана на то, чтоб человек утешился, если в его голове шевельнется живая мысль.
Воздушные бомбардировки? Ничего. Это полезно. Слабые и старые люди не нужны. Что касается детей, то и «дети пусть лучше погибнут от бомбы, чем от скарлатины».
Вот дьявольская философия, которая могла возникнуть лишь в больной и дырявой голове.
В каком-то диком племени когда-то, говорят, существовал обычай устранять «из социальной жизни» слабых стариков.
Но как узнать, слабый ли старик? Возраст ничего не говорит: другой старик и в сто лет еще бодрится.
И вот вожди дикого племени придумали способ узнавать слабых.
Подопытному старику велят влезть на дерево. И потом это дерево что есть силы раскачивают. Если старик усидит, — его счастье. Значит, он еще может жить. А нет, — так извиняемся за опыт.
Так и тут. Чингисхан с самолетом изволит «переустраивать» социальную жизнь. Он пока что слабых и нервных стряхивает с дерева жизни.
Но сознание нельзя прекратить. Мысль работает, как бы ее ни подавляли.
Тысячи и тысячи немцев думают и страдают от того, что произошло. И они непременно скажут свое слово.
Сознание победит! Ум и справедливость восторжествуют! И философия мракобесов исчезнет, как страшный сон.
Победа будет за нами! Поражение врага, у которого такая философия, неизбежно.
Почесывая грудь
и прочее,
спиною грязной
вшей ворочая,
держа бинокль,
в немецкий штаб
восторженный
явился шваб.
Он каблуками
браво цокнул:
«Идемте
к ближнему леску,
берите, господа,
бинокли,
осмотрим, господа,
Москву!
Из восьмикратного
она уже близехонько видна!
Бинокль —
прекрасный аппарат,
и в линзах
дом, как на экране!
Что я увидел!
Как я рад
помыться
в Сандуновской бане.
Гостиницу
я видел близко,
на белом столике вино,
салат,
трофейная сосиска
увидена через окно!
Сокровищ там —
сойти с ума!
Прошу продолжить наступленье.
О, господа,
скорей в дома,
в Москву
с центральным отопленьем!
Глядишь
и словно входишь в дом,
становишься
живым и бодрым!
Идемте, господа,
осмотрим,
назначим время
и возьмем…»
Действительно,
в бинокль
Москва
видна
и в призмах отражается,
столица красная
близка
и даже больше —
приближается.
Но приближается она
к врагам
не теплыми углами,
а градом
стали и огня,
красноармейскими шагами!
Москва
приблизилась к врагу
так близко,
что стекло мутнеет,
что он сгибается в дугу
и отползает,
и немеет.
Враг отползает
от Москвы,
но приближенье
продолжается,
и, как железные тиски,
Москва
к фашистам приближается!
Враги
бегут во все концы,
от бега яростного взмокли…
И держат
красные бойцы
в числе трофеев
и бинокли!
Рис. Ю. ГАНФА
— Служба в танковых частях куда легче, чем в пехоте.
— Почему?
— Да разве на себе столько утащишь, сколько на танке.