Саундер ждёт хозяина

VIII

— Кто позаботился о твоих ранах? — спросила мать, посмотрев на белые тряпочки, которыми были перевязаны пальцы мальчика.

Она сидела в качалке на крыльце, когда заметила освещённую лучами солнца движущуюся белую точку: мальчик на дороге казался сначала лишь маленьким пятнышком.

— Я даже не была уверена, что это ты. Почему ты шёл так быстро? Ты наконец нашёл его? У тебя поранена рука? Что это у тебя? Библия, которую кто-то испортил? — Она остановила взгляд на книге, которую сын держал в здоровой руке.

— Нет, это книга. Я нашёл её в мусорном ящике.

— Будь поосторожней, сынок, когда что-то берёшь. Из-за этого может выйти много неприятностей.

— Мне надо тебе что-то рассказать…

Мальчик сел на край крыльца, поглаживая перевязанными пальцами голову пса, который перестал прыгать и скулить, лёг у ног мальчика и повернул голову набок, устремив вверх единственный глаз. Малыши расположились рядом с мальчиком и приготовились слушать.

— Он себя плохо чувствует? — тихо спросила мать. — Он далеко отсюда?

После долгой паузы мальчик ответил:

— Я хотел рассказать о другом. Отца я всё ещё не нашёл.

Мальчик рассказал матери и малышам о том, как ночевал у учителя. Учитель хочет, чтобы мальчик вернулся к нему и начал учиться в школе. Учитель предложил мальчику жить в его доме и помогать по хозяйству. Дети широко раскрыли глаза, когда услышали о хижине с двумя лампами и двумя плитами, возле которой растёт трава, а двор окружён изгородью с калиткой. Он рассказал, как хорошо читает учитель, и о том, что в его доме все полки заставлены книгами.

— Может быть, если ты попросишь, он напишет письма в дорожные лагеря, а то ты так будешь занят уроками и уборкой школы, что не сможешь больше разыскивать отца.

— Возможно, время у меня будет, но он говорит так же, как и ты: «Лучше не ходить. Нужно быть терпеливым, и время пройдёт быстрее».

— Всё это так загадочно и тревожно, но, видно, это судьба.

Мальчик заметил, что мать перестала покачиваться в кресле — крыльцо уже не поскрипывало от его движения.

— Учитель сказал, что если ты не захочешь отпустить меня, он придёт к нам тебя уговаривать. Ты, конечно, против того, чтобы я ушёл, но я буду навещать вас как можно чаще. А может случиться, я как-нибудь и принесу вам весточку об отце.

— Это невероятно! Но так бывает! — Кресло опять начало покачиваться, и доски крыльца заскрипели под ним. — Иди, сынок!

Когда мальчик пришёл в хижину с книгами на полках, в которой жил седовласый добрый учитель, он принёс с собой лишь одну книгу без обложки — книгу, которую сам не понимал. В летнюю пору мальчик возвращался домой, чтобы вместо отца работать в поле: за свою хижину они должны были отрабатывать хозяину. Но зимой он бывал дома редко, потому что, как говорила мать, «на дорогу нужно больше одного дня ходьбы, с ночёвкой на голой земле, так что не стоит этого делать».

И каждый год, когда мальчик подходил к дому, где не был целую зиму, верный Саундер, ковыляя на трёх лапах, встречал его далеко на дороге. Замечательный пёс махал хвостом и повизгивал. Он так никогда и не лаял. Работая в поле, мальчик пел песни, и мать тоже пела, если сидела в кресле на крыльце. Иногда, если Саундер начинал возиться под крыльцом, мать бросала взгляд на охотничий фонарь и пустой мешок, висевшие на стене. Уже шесть раз созрели хурма и дикий виноград, и всё это время опоссумы и еноты собирали их, никого не опасаясь. К фонарю и мешку никто не притрагивался. «Никому они больше не нужны», — думала мать.

После дневной работы в поле мальчик читал книги брату и сестре. А мать занималась какой-нибудь работой и тоже с интересом слушала чтение.

Однажды в августе, под вечер, мальчик и мать сидели в тени на крыльце. Зной и засуха «собачьих дней»[6] иссушили землю, хлеба полегли. Мальчик рано вернулся домой, в поле не было никакой работы.

— Эти собачьи дни просто невыносимы, — сказала мать. — Их и называют так потому, что из-за сильной жары собаки часто бесятся.

Учитель рассказывал мальчику, что «собачьи дни» получили название от звезды Сириус,[7] которая в эти дни восходит и заходит вместе с Солнцем.Но мальчик решил не говорить матери об этом: «У неё своё отношение к природе, и не стоит её разубеждать». Он лишь ответил:

— Действительно, жарко. Мне повезло, что я рано вернулся с поля.

Он наблюдал, как тепло волнами поднималось над утренней землёй. Саундер вышел из-за угла хижины, ковыляя, добрел до дороги и повернул обратно, затем снова улёгся в своём любимом прохладном месте под крыльцом.

— Вот видишь, что я имела в виду, когда говорила о собачьих днях. Бедное животное уже три дня сходит с ума от жары. Нигде не находит себе покоя. Он два раза уходил сегодня по дороге так далеко, что я теряла его из виду. Сейчас он, наверное, вылез из кустов. Потом он всё время скулит. У бешеной собаки страшный вид: из пасти течёт слюна, она бежит, не разбирая дороги, потому что становится словно слепой. Бешеных собак приходится пристреливать, чтобы они не покусали детей. Это ужасно.

— Саундер не взбесится. По-моему, он ищет местечко попрохладнее.

На горизонте показалась одинокая фигура в виде маленькой точки, которая постепенно увеличивалась, её очертания колебались в потоке раскалённого воздуха.

— В такой день лучше не ходить далеко, а то изжаришься, — сказала мать, показав в сторону фигуры на дороге.

В кустах увядшей сирени возле дома запрыгал с ветки на ветку дрозд.

— Почему это птица беспокоится — ведь кошки поблизости нет? У старых людей есть примета, что когда дрозд беспокоится безо всякой причины, то жди беды. Это плохая примета.

— Наверное, там был Саундер, мама. Он только что проковылял мимо сирени, когда вышел из-за дома.

В ветках высокой акации с пожелтевшими от засухи листьями пересмешник передразнил дрозда, потом, наверное, решил, что сейчас петь слишком жарко, и улетел. Ритмичное дыхание Саундера доносилось из-под крыльца, но вдруг он вылез оттуда и заскулил.

Фигура на дороге приближалась, однако по-прежнему казалась расплывчатой в потоках воздуха. Иногда можно было подумать, что это человек, который тащит что-то за собой, потому что вслед ему с дороги поднимались фонтанчики красной пыли, взметавшиеся ввысь яркими облачками. А раз или два им почудилось, что это корова или мул с трудом вытаскивает из песка копыта и устало мотает головой вверх и вниз. Саундер задышал чаще, помахал хвостом, поскулил, залез под крыльцо, потом вылез назад.

Фигура увеличивалась. Теперь казалось, что это ребёнок, который что-то несёт на спине и прихрамывает.

— Что, малыши всё ещё на ручье? — спросила мать.

— Да, но только он почти совсем пересох.

Внезапно лай могучего охотничьего пса разорвал мёртвую тишину знойного августовского дня. Саундер мчался по дороге, оставляя после каждого прыжка по три облачка красной пыли, медленно оседавшие на землю. Его звонкий голос раскатился по долине, и эхо перебросило его по склонам холмов.

— Помилуй нас, боже! Он всё-таки взбесился из-за этой жары! — воскликнула мать.

Саундер вновь стал молодым. Его лай приобрёл прежнюю звонкость, которую ноябрьские ветры доносили из долины до окрестных холмов. Мальчик и мать взглянули друг на друга. Дрозд перестал копошиться в сирени. Саундер на трёх лапах мчался с той же молниеносной быстротой, с какой раньше бросался на упавшего с дерева енота.

Хозяин Саундера возвращался домой.

Он с трудом делал полшага, затем подтягивал безжизненную негнущуюся ногу, волочившуюся по пыли. Наконец он вошёл во двор. Саундер, казалось, понимал, что если он прыгнет и положит лапу на грудь хозяина, то свалит его в пыль, поэтому пёс только обнюхивал его, тихонько скулил, махал хвостом и лизал висевшую как плеть руку. Потом он с такой скоростью начал кружиться вокруг хозяина, что казалось, его морда и хвост слились в одно целое.

Голова отца скособочилась на ту же сторону, с которой безжизненно висела рука и волочилась в пыли вывернутая ступня. Плечо вздёрнулось вверх, образовав такой высокий горб, что голова как бы лежала на нем. Рот тоже был перекошен, и голос вырывался откуда-то из глубины, из-под иссохшей, безжизненной щеки.

Мать, неподвижно застывшая в кресле, воскликнула:

— Боже мой, боже мой! — и, потрясённая, не могла больше вымолвить ни слова.

— Саундер знал, что это ты. Он встретил тебя так, будто ты, как обычно, возвращаешься с работы, — отчётливо произнёс мальчик.

Голос отца звучал тоже только вполовину прежнего. Медленно, с остановками, заикаясь, он рассказал, как попал в динамитный взрыв, когда работал в каторжной каменоломне, как лавиной обвалившегося известняка ему раздробило всю правую половину тела и как целую ночь его не могли найти, когда подбирали убитых и раненых. Он рассказал, как ночью перестал чувствовать боль от заваливших его камней, как врачи выправляли онемевшую половину, а потом покрыли гипсом, сообщив при этом, в тоне сочувствия, что он, конечно, не выживет. Но он решил не умирать, даже если вся покалеченная сторона останется безжизненной, потому что обязательно хотел вернуться домой.

— Когда меня покалечило, они сократили срок заключения. По-моему, они были рады это сделать, ведь я уже не мог больше работать.

— Судьба привела тебя домой, — сказала мать.

Мальчик услышал где-то за хижиной слабый смех. Это малыши возвращались с ручья. Мальчик неторопливо обогнул дом, а потом побежал им навстречу.

— Папа вернулся, — сказал мальчик и тут же схватил сестрёнку, которая побежала было домой. — Подожди! Он сильно искалечен, поэтому смотри не подавай виду, что заметила это!

— А ходить он может? — спросил самый младший.

— Конечно. Только не задавайте ему лишних вопросов.

— Вы добрые дети, вы вели себя так, будто ничего не случилось, — сказала потом мать малышам, когда пошла к поленнице и позвала их с собой набрать щепок для растопки. Подымаясь по крыльцу в дом, мать добавила: — Я хотела из-за этой жарищи покормить вас всухомятку, но теперь думаю что-нибудь сварить.

После возвращения отца мальчику не раз приходила в голову мысль, что у них опять почти всё стало по-старому: они ели, спали, разговаривали о повседневных делах, занимались хозяйством. Один день, конечно, чем-то отличался от другого, но если взять все их вместе, то они протекали почти одинаково.

Иногда в хижине воцарялась тишина. В таких случаях мать обращалась к мальчику:

— Отец очень гордится, что ты учишься. Почитай что-нибудь нам вслух.

Но большей частью они просто разговаривали про жару и холод, про ветер и тучи и о том, что нужно сделать. Так проходили день за днем.

Наступил сентябрь. Он принёс с собой признаки надвигавшейся осени. Отец часто сидел на крыльце, прислонившись парализованной стороной тела к столбу, — лишь в таком положении ему было удобно. Старый пёс ложился рядом, устремив на хозяина единственный глаз и насторожив уцелевшее ухо. Временами он постукивал хвостом оземь. А иногда опускал ухо и закрывал глаз. Саундеру снилась охота, он напрягал могучие мышцы, из широкой груди вырывался едва слышный лай. Изредка хозяин и пёс вместе ковыляли до края поля или отправлялись побродить по сосновому лесу. Но они никогда не ходили по дороге. Возможно, они знали, какую странную пару составляют, когда плетутся вместе.

Примерно в середине сентября мальчик собрался в школу.

— Иди, ведь это самое важное, — сказала мать.

А отец добавил:

— Мы чувствуем себя хорошо. Нам ничего не понадобится.

— Я приду на несколько дней перед холодами, чтобы помочь запасти дрова и собрать грецкие орехи.

Исковерканное тело ссыхалось всё больше, но когда октябрь принёс запахи урожая и охоты, отца охватило воодушевление, походка сделалась живее. Однажды он протёр запылённое стекло фонаря, и старый пёс, вспомнив былое, запрыгал на трёх лапах и замахал хвостом, как бы говоря: «Я готов!» В тот день мальчик вернулся домой. Тем, кто работал в поле, хозяин разрешал собирать упавшие деревья, а также рубить деревья, засохшие на корню, — это входило в оплату за полевые работы. Мальчик целыми днями рубил и носил дрова домой.

Дома мальчик иногда с тоской поглядывал на фонарь и охотничий мешок, но что-то внутри него говорило: «Подожди. Пойдёшь потом, вместе с ними». Правда, мальчику не хотелось больше охотиться. И так как он не заводил разговора об охоте, отец сказал:

— Ты слишком устал, сынок. Мы пойдём недалеко, совсем недалеко.

В наступавших сумерках было видно, как фонарь то неуверенно покачивался, то останавливался, отмечая путь отца от поля к сосновому лесу в низине. Мальчик стоял на крыльце и наблюдал за огоньком, пока тот не исчез среди сосен. Тогда он вернулся домой и сел у плиты. Мать проворно работала, в подоле у неё росла горка очищенных орехов.

— Он сегодня в очень хорошем настроении. Надеюсь, он не упадёт в темноте. Может быть, теперь он повеселеет, раз опять может ходить на охоту.

И она запела прерванную песню:

Мальчик проснулся от того, что Саундер скрёбся в дверь. Была ещё ночь, но над сосновым бором уже начало краснеть слабое зарево рассвета.

— Саундер, видно, бежал слишком быстро, и отец не поспевал за ним, — сказала мать мальчику, когда они вышли на крыльцо и стали напряжённо вглядываться в темноту, стараясь разглядеть отца.

— За это время керосин в фонаре не мог сгореть весь, — заметил мальчик. — Но его света нигде не видно. Должно быть, отец упал или выбился из сил. Саундер отведёт меня к нему.

Саундер уже пересёк дорогу и бежал по полю. Он визжал, мотал головой и оглядывался назад, чтобы увериться, что мальчик идёт за ним.

Мальчик шёл за Саундером через поле в лес, над которым разгоралось зарево восхода. Обеспокоенный пёс замедлял свой бег.

— Он устал. Это от возраста. Если считать по собачьему веку, то Саундер уж давно должен был умереть, — тихонько сказал мальчик. Страх всегда заставлял его говорить вслух.

Пройдя вглубь леса по заброшенной дороге, мальчик и собака вышли на небольшую поляну. Первые лучи солнца только начали пробиваться между соснами, падая на стволы деревьев и на землю. Возле одного дерева сидел отец, рядом с ним всё ещё горел фонарь.

— Он так сильно устал, что заснул, — опять вслух сказал мальчик.

Но когда Саундер лизнул руку хозяина, тот не шелохнулся. Мальчик коснулся здорового плеча отца и легонько качнул его. Отец не поднял головы, его глаза не открылись навстречу мальчику, чтобы сказать: «Устал, ох как я устал…»

Мальчик вернулся домой и рассказал матери о постигшем их горе. Её губы побелели и вытянулись в тонкую полоску, но, когда она наконец заговорила, голос её звучал спокойно, хотя и очень печально.

— Когда жизнь так тяжела и мучительна, человек может найти себе покой только в могиле. Мы похороним его в гробу, который купим в лавке, потому что все эти годы я понемногу откладывала денег ему на похороны.

Они похоронили отца на неогороженном участке за молитвенным домом, среди кустов шиповника и сумаха.

— Дров я принёс достаточно, теперь мне нужно возвращаться в школу, — сказал мальчик матери через несколько дней после похорон. — У Саундера нет больше сил жить. Со дня смерти папы он ни разу не ходил со мной, когда я рубил в лесу дрова. Он даже не скулит. Он просто лежит на мешках под крыльцом. Я выкопал для него могилу под большим дубом, в поле, рядом с живой изгородью. Если он умрёт, когда земля замёрзнет, вам не придётся копать. Вы сможете отнести его прямо на мешках и похоронить. Когда я вернусь домой, его уже не будет.

И мальчик оказался прав. За две недели до рождественских каникул Саундер забрался под хижину и там умер.

Мальчик пришёл домой на каникулы в хорошем настроении. Он теперь уже лучше понимал свою книгу с оторванной обложкой. Он прочёл в ней: «Только неразумные считают изменившееся умершим». Он спросил учителя, как понимать эти слова. Учитель ответил так:

— Если цветок однажды расцвёл, то в чьей-то памяти он будет цвести всегда. Он вечно будет цвести для того, кто видел его.

Тогда мальчику эти слова были не совсем понятны, но теперь он их понял.

Много лет спустя, став взрослым, он будет снова и снова вспоминать всё это, и прошлое многократно повторится для него, подобно эху.

Сосны будут всегда смотреть вниз на фонарь, который горит, хотя керосин в нем кончился. Полная луна будет всегда освещать шагающего по убранному полю высокого, сильного мужчину, за которым скачет его пёс. И ночную тишину будет вновь и вновь оглашать низкий, раскатистый голос Саундера, могучей охотничьей собаки.